Автомобиль привез их в пустыню, представшую перед ними в знойном золотом сиянии.
Каро всегда видела пустыню лишь издали. Теперь Гамид показал ей все ее величие. Они были одни в золотом мареве, которое окружало их со всех сторон.
Гамид прервал молчание:
— Вот там, на севере, проходят большие караваны, — указал он ей.
«Большие караваны». В этих словах заключалось все очарование Востока, вся история его тысячелетий.
— Я хотела бы жить в пустыне, хоть ненадолго, — сказала Каро, — вернее, проехать по ней на верблюде, отдыхать в паланкине.
Гамид обернулся к ней с интересом. Его опущенные веки скрывали выражение его глаз.
— Почему же нет? — спросил он весело, закуривая папиросу. — Почему же нет? — повторил он. — Я легко могу устроить все. Вы можете поехать в сопровождении вашей горничной.
— Вы думаете? — спросила Каро, а затем рассмеялась: — Это было бы так чудесно! Словно сон. Но это невозможно.
— Почему же? — спросил Гамид.
Каро пожала плечами:
— К сожалению, это возможно лишь в книгах, герои которых не возвращаются. Они или остаются там, или гибнут, затерявшись в песках.
Она оглянулась со смехом:
— Они теряют даже своих проводников.
— С вами этого никогда не случится, — спокойно сказал Гамид. — Я все приготовлю и устрою.
— Такое путешествие было бы сном, — мягко сказала Каро, — чудным сном покоя и одиночества.
Гамид подошел к ней и остановился так близко от нее, что она почувствовала его горячее дыхание, его сдержанное волнение. В ней проснулось чувство невольного беспокойства, которое всегда испытывает женщина в присутствии мужчины, когда она знает, что он любит ее.
После паузы он спросил с тайным вызовом в тоне:
— Почему вы ищете покоя?
Его слова напомнили ей о Джоне, его любви к Виктории, его радости при мысли о предстоящей свободе. Она больше не видела Джона, но знала, что он должен был уехать, может быть, уже уехал.
— Почему вы ищете покоя? — повторил Гамид.
Она не ответила. Наступила пауза.
Затем он сказал, указывая хлыстом на восток:
— Слушайте!
В отдалении совершенно ясно раздавался звук возносящихся к небу вечерних молитв. Ясный свет проходящего дня падал на их лица, заливая багровыми полосами вечернее небо и золотую даль пустыни.
Гамид посмотрел на нее, и в его глазах отразилось чувство, наполнявшее его душу.
Было уже поздно, когда они вернулись в отель.
Каро отправилась в свою комнату, но по дороге, ей навстречу, поднялся Джон, сидевший в одном из удобных кресел большого вестибюля. Она подождала, чтобы он подошел к ней, и ей было странно встретиться с ним здесь как с чужим.
Он приблизился к ней, какой-то смущенный, и в голосе его звучала неловкость, когда он сказал:
— Послушай, Каро, я хотел сказать тебе… Надеюсь, ты не обидишься и правильно поймешь меня, но дело вот в чем. Ты не должна так часто встречаться с этим египтянином. Ходят слухи, которые я не могу передать тебе, но ты должна верить мне; я думал, что ты сама поймешь…
— Что? — спросила Каро с легкой улыбкой.
Джон покраснел:
— Ты знаешь, что я хочу сказать. Женщине, занимающей известное положение в обществе, не подобает так часто встречаться с египтянином, будь он даже принцем.
Под маской насмешливого безразличия Каро скрывала резкое раздражение и гнев.
— Твоя забота обо мне очень трогательна, но совершенно лишняя, — медленно произнесла она.
Джон сердито усмехнулся:
— Я мог предвидеть, какой ответ получу от тебя! Я хотел… О, я не знаю… Мне все равно. Я уезжаю завтра. Прощай!
Несмотря на гнев и раздражение, в сердце Каро слово «прощай» отозвалось болью. Прощаться с ним здесь, в отеле, таким образом, после всего, что было в прошлом!
— Прощай, — сказала она машинально.
Джон взял ее руку и смущенно произнес:
— Каро, я не хотел тебя обидеть, я хотел лишь предупредить тебя…
Он ушел и исчез в темноте звездной ночи, словно оставив позади себя все прошедшие годы и готовясь начать новую жизнь.
Каро увидела его стройную фигуру из окна своей комнаты и на короткое мгновение была готова позвать его, согласиться на примирение. Свет фонаря проехавшего мимо автомобиля упал на его лицо, и она знала, что он улыбается.
Ужасное чувство одиночества охватило ее.