Пейзаж с незнакомцем

Глава 3

Словно пытаясь убежать от своих мыслей, она вела машину с головокружительной скоростью. Что заставило ее согласиться поехать в Урбино с незнакомым молодым человеком? Безумное обещание, данное в безотчетном порыве. Но она сдержит свое слово… встретится сегодня вечером с Гленом Харни на набережной, как они договорились. А потом? До деревни не так уж далеко. Клэр и Жак обнаружили Урбино несколько лет назад и подружились со Стефано, владельцем единственной гостиницы. С тех пор Роумейны и их друзья часто наведывались туда.

Показать Харни, как танцуют kolo, – это просто дань островному гостеприимству. Если бы не она, он, вероятно, никогда не услышал бы об Урбино, деревеньке, которая пока остается неизвестной иностранным гостям. Но туризм на Зелене развивается. Уже сейчас на пляже, на северной стороне острова, строится вторая гостиница. Дни уединения Урбино в любом случае сочтены. Жаль, конечно… но тем более ими надо наслаждаться, пока не поздно.

Припарковав машину и отнеся покупки на кухню, Дженни вышла на террасу и застала там Жерве, завтракающего в одиночестве. Обычно он не вставал так рано и поэтому лишь буркнул в ответ на ее веселое приветствие.

– Сегодня была моя очередь ехать на рынок, – с упреком напомнил он ей. – Ты обещала разбудить меня пораньше!

– Ах, прости, Жерве! Совершенно вылетело из головы! Я поздно встала, и мне пришлось поторопиться. – Дженни напрочь забыла о бедном Жерве.

– Ты всегда обо мне забываешь, – печально укорил он ее. – Ты забыла, что сегодня я здесь последний день?

Она и об этом забыла. Завтра рыбацкий траулер отвезет Жерве в ближайшую деревню на материке. Оттуда он доберется до аэропорта в Дубровнике, сядет на самолет и полетит на Французскую Ривьеру, где присоединится к родителям, совершающим с друзьями круиз на яхте по Средиземному морю. Отъезд Жерве нисколько не печалил Дженни, хотя ей было немного стыдно за себя. Бедный Жерве, она была довольно строга с ним в те две недели, что он жил на острове, и отталкивала все проявления его юношеской преданности! Надо быть поласковее с беднягой в его последние часы на острове.

Во второй половине дня, после традиционного купания и отдыха, Дженни надела новый брючный костюм абрикосового оттенка, под цвет ее загорелой кожи и бронзово-золотистых волос. С таким загаром косметики не требовалось, но она подкрасила ресницы и оттенила веки. Но конечно, уверяла себя Дженни, она накрасилась не ради Глена Харни.

За столом она размышляла, удастся ли ей после обеда улизнуть из дома, не вдаваясь в пространные объяснения. Тут и объяснять-то особенно нечего! В этом богемном доме каждый поступал по-своему и вопросы задавались редко. После обеда Эдриэн удалился к себе в мастерскую с Жаном Дюпре. Жак пригласил Жерве поиграть в бильярд, а Клэр сказала, что поднимется в детскую взглянуть на спящую Димплс, так как у няни сегодня свободный вечер.

– Можно я воспользуюсь твоей машиной? – выйдя вслед за ней в коридор, спросила Дженни.

– Конечно, бери, – разрешила Клэр. – А куда ты едешь?

– В Урбино. Один приезжий, с которым я познакомилась сегодня утром, хочет посмотреть танцы, – небрежным тоном ответила Дженни. – Писатель. Он сочиняет путевые заметки или что-то вроде этого об островах и хочет включить в эту серию наш Зелен. Его зовут Харни.

– Харни, – рассеянно повторила Клэр. – По-моему, я уже где-то слышала это имя. Его книги хорошо известны?

– Не уверена, – ответила Дженни. – Его книги публикует «Кингфишер Пресс».

– Ну да, это, конечно, вполне респектабельное издательство, – сказала Клэр. – Полагаю, нет ничего плохого в том, что ты поедешь в столь дикое место с этим незнакомым мужчиной.

– Разумеется, – многозначительно заявила Дженни. – Викторианская эпоха давно ушла в прошлое! Я не сказала папе, что уезжаю, – добавила она. – Ты же знаешь, как подозрительно он относится к незнакомцам, приезжающим на остров, особенно пишущим.

– Они с Жаном будут до полуночи самозабвенно обсуждать полотно с изображением собора, над которым работает папа. Он тебя не хватится. Поезжай со своим Харни, и желаю тебе приятно провести время, – сказала Клэр.

Все оказалось слишком легко. С чувством вины Дженни на шикарной открытой спортивной машине свернула с дорожки и направилась в гавань. Приятный вечерний ветерок мягко теребил ее бронзово-золотистые волосы. Она решила, что будет держаться с ним строго, официально… если это удастся. О господи, зачем она так безрассудно согласилась на эту поездку?!

Когда девушка выехала на набережную, солнце уже садилось за горизонт, озаряя море неземным сиянием. Дженни увидела Глена Харни, который, очевидно, поджидал ее. Вероятно, лучи заходящего солнца придавали ему необыкновенно счастливый, сияющий вид. Радость, казалось, сделала его моложе.

– Как хорошо, что вы приехали, – официально поприветствовал он ее. – Я уж думал, вы не приедете.

– Но я же обещала, – открывая правую дверь машины, напомнила Дженни.

– Какой вечер! – садясь рядом с ней, произнес он. – Совершенно невероятный свет. И вы кажетесь частью этого мира… золотистая девушка. Я действительно очень вам благодарен, – добавил Глен, – за то, что вы уделили мне время и согласились отвезти в Урбино.

Она не ответила, занятая сложными поворотами по крутому склону, где начиналась главная дорога, ведущая на восток острова. Садящееся солнце осталось позади, эффектно освещая скалы, деревья и цветы. Но по мере того как они приближались к скалистому хребту острова, пейзаж становился все более и более унылым.

– Печальное зрелище, – заметил Глен. – Даже удивительно после роскошного побережья.

– Побережье ограждено лесной полосой от ужасных ветров, дующих зимой с Адриатики, – объяснила Дженни.

– Вы и зимой живете здесь?

– Нет, что вы, – быстро ответила Дженни и заколебалась. Куда ее заведет дальнейшее развитие этой темы? Однако, чувствуя, что игра в секретность становится глупой, сказала: – Зимой мы живем в Лондоне.

– Мы? – спросил он.

– Да, – быстро подтвердила Дженни и замолчала.

– Просто Дженни, без фамилии, без адреса. Вы не удостоите меня чести более подробного знакомства? – В его голосе прозвучали насмешливые нотки.

Дженни еще острее почувствовала всю несуразность ситуации. Ну по какой такой веской причине она должна скрывать от этого человека, кто она такая? Не ворвется же он на виллу и не станет навязывать отцу свое знакомство? Он не из таких, в который раз убеждала она себя; он серьезный человек, можно сказать, историк, автор познавательных путевых заметок. Кроме того, он производит впечатление цивилизованного человека… иными словами, джентльмена.

– Урбино, – с облегчением сообщила Дженни.

Перед длинным низким зданием с вывеской «Котель-ресторан» она притормозила. Вдоль стены дома стояли деревянные столы и скамейки. За столами сидела деревенская молодежь, но свободные места еще были.

Глен, с интересом оглядевшись, вслед за Дженни прошел к гостинице. Молодые люди и девушки за столами смеялись и болтали, перед ними стояли кувшины с напитками и наполненные бокалы. Увидев вновь прибывших, все потеснились, освобождая места. Несколько девушек робко улыбнулись Дженни, словно приветствуя ее, и отовсюду раздавалось «Dobro vece!» – «Добрый вечер».

В дверях появился хозяин в белой рубашке и в фартуке.

– Gospodin, gospodjica! – обратился он к гостям и вдруг, узнав Дженни, перешел на английский. – А, мисс Дженни! Добро пожаловать!

– Добрый вечер, Стефано, – ответила Дженни, протянув руку, которую хозяин гостиницы вежливо пожал, вопросительно глядя на Глена Харни.

– Этот английский джентльмен хочет написать книгу о Зелене, – объяснила Дженни. – Он надеялся сегодня посмотреть какие-нибудь танцы… например, kolo.

– Писатель? – повторил изумленный Стефано и протянул руку. – Рад познакомиться с вами, сэр… а танцы мы устроим. А пока… – он показал им на свободные места за столом. – Что вы будете пить?

– Вашу великолепную ruzica, – сказала Дженни и объяснила Глену: – Это превосходное местное розовое вино.

Вскоре Стефано вернулся с кувшином вина и двумя бокалами. Как только он разлил вино по бокалам, молодые люди за их столом подняли свои бокалы и воскликнули: «Ziveli!» и «Sve najbole!», что значит «Будем здоровы!» и «За все лучшее!».

– Prosit! – подняв бокал, ответил Глен. – А вы не выпьете с нами? – спросил он хозяина. Тот ответил, что сочтет за честь, и принес еще один бокал.

– А что же не приехала мадам Лемэтр? – спросил он наконец Дженни.

– Ей пришлось остаться с ребенком, – объяснила та. – У няни сегодня выходной.

– А как поживает ваш почтенный батюшка?

– Прекрасно, спасибо, – ответила Дженни.

Теперь Стефано в любую минуту может произнести фамилию. Но хозяина позвали в дом, и он быстро ушел.

Меж тем вечернее небо потемнело, и площадь, освещаемая только светом из окон, погрузилась в сумерки. Высоко над горами показались первые звезды. Кто-то запел… сначала один голос, девичий, потом к нему присоединился другой, мужской, и вскоре целый хор молодых голосов наполнил тихий воздух необыкновенной мелодией. В ней были неистовая сила, страсть, ритм. Стефано снова появился в дверях гостиницы, а когда песня закончилась, сказал певцам что-то на сербскохорватском. Молодые люди одобрительно закивали, а мужчина постарше, сидевший на дальнем конце одного из столов, взял скрипку и провел смычком по струнам.

– Сейчас начнутся танцы! – прошептала Дженни Глену, предвкушая удовольствие.

Молодые люди вышли на площадь. В основном на них была повседневная рабочая одежда, очевидно, они пришли прямо после работы на ближайших полях и фермах, на большинстве девушек были узорчатые фартуки и пестрые платки вокруг головы. Стефано включил свет, и площадь, окруженная перечными деревьями, засверкала золотистым светом. Встав в круг, танцующие взялись за руки и, ускоряя темп, двинулись по кругу под звуки скрипки. Хоровод поворачивал то в одну сторону, то в другую, танцующие отбивали такт, притоптывая ногами. Это было невероятно, потрясающе. Свет придавал живость и привлекательность этим людям с высокими скулами, темными глазами, резковатыми славянскими чертами у мужчин и с более мягкими, почти итальянскими лицами у женщин. Они скользили через свет и тень, строгие и таинственные, как фигуры с византийской фрески.

Хотя в этот обычный вечер летнего рабочего дня никто не надел национальных костюмов, все зрелище дышало своеобразной притягательной красотой. Глен Харни наблюдал за ним, как завороженный.

– Какая красота! – воскликнул он, словно разговаривая сам с собой. – Какие движения, какой рисунок! Только представить это в красках! – И, повернувшись к ней, добавил: – Как вы думаете, удастся уговорить их как-нибудь проделать то же самое в национальных костюмах? Когда приедет мой фотограф.

– Я уверена, они будут только рады! – ответила Дженни, довольная произведенным впечатлением.

На душе у нее потеплело: вечер прошел с таким успехом! Она испытывала гордость и глубокое удовлетворение, глядя на одухотворенное лицо Глена Харни, словно сама поставила эту сцену из сельской жизни специально для него. В этот теплый летний вечер под завораживающие звуки скрипки ее сердце наполнялось необычайным покоем и радостью.

Когда наконец одна из девушек разорвала цепочку хоровода и наклонилась к ним, протянув руку, Дженни, отвечая на приглашение, вскочила с места, схватила Глена за руку и увлекла в круг танцующих. Вслед за этим произошло настоящее чудо: быстрые, возбуждающие движения под заводную мелодию, повторяющуюся снова и снова и оказывающую гипнотическое действие.

Наконец выбившиеся из сил танцоры сели за стол, и Стефано принес кувшины превосходного прохладного вина и небольшие бокалы крепкого хереса. Но молодые люди отдыхали недолго. Звуки скрипки снова подняли их на ноги. На этот раз танец не был таким быстрым и, танцуя, все пели.

– Одному богу известно, откуда у них берутся дыхание… и энергия, – заметил Глен.

– И это после целого дня тяжелой работы на полях, – уточнил Стефано. – Здесь, в горах, живут крепкие люди, – с гордостью добавил он. – Нам приходится быть крепкими, нас закалили века борьбы с трудностями и вторжениями… Но ничто никогда не могло нас сломить. Даже бедность и сильные зимние ветры.

– Какое зерно на мою литературную мельницу! – воскликнул Глен, когда Стефано ушел за барную стойку. – Как мне отблагодарить вас за эту уникальную прогулку?

– Меня не надо благодарить. Мне здесь понравилось не меньше, чем вам.

– И все же, мне кажется, я должен отвезти вас домой. – Он посмотрел на часы. – Вы знаете, что уже далеко за полночь? Что подумает мадам Лемэтр? – Его темные брови насмешливо нахмурились, а в голосе звучало любопытство. – Это ваша мама? – осмелился спросить он.

– Моя замужняя сестра, – ответила Дженни.

– Значит, вы не Лемэтр? – спросил он, не скрывая любопытства.

Дженни, понимая, что не может больше уходить от ответа, заявила:

– Моя фамилия Роумейн.

– А! – односложно и многозначительно протянул Глен.

– Вам это о чем-нибудь говорит? – не могла не спросить Дженни.

Их глаза на мгновение встретились. Что читалось в его немигающем взгляде: торжество или какое-то странное удивление?

– Значит, вы знали, что он здесь?

– Да, я догадывался, что он может быть здесь.

– Но вы не знали, что я его дочь?

– Если бы я и связал вас с Роумейном, то, скорее, принял бы за его внучку.

– Я поздний ребенок, – поднимаясь, коротко ответила Дженни. – Нам пора в обратный путь, но сначала я должна попрощаться со Стефано!

Произнося слова благодарности, Глен Харни поинтересовался, есть ли у него шанс посмотреть, как танцуют kolo в национальных костюмах.

– Каждый воскресный вечер или по праздникам, – ответил Стефано. – Старинные традиции на Зелене не умирают.

– Мне кажется, ваш батюшка мог бы написать здесь восхитительную картину… я имею в виду танцы… – заметил Глен, когда они уже сидели в машине.

– Это не совсем то, – пробормотала Дженни. – В танцах нет ничего абстрактного, хотя, не сомневаюсь, он мог бы и это написать в абстрактной манере. – Сложный ответ. Ну, не глупо ли с ее стороны подозревать Глена Харни в том, что любой его вопрос имеет какой-то зловещий журналистский подтекст?

– Но он же наверняка пишет на Зелене?

– Разумеется. В живописи смысл всей его жизни… да еще в приятном времяпрепровождении с друзьями. Многие из них приезжают к нам погостить.

– Знаменитые и успешные, – несколько задумчиво проговорил Глен.

– Отца не интересуют слава и успех, – отрезала она. – Среди его друзей много бедных художников и писателей из Челси и с левого берега Сены, которым приходится бороться за существование. Он не делит людей на ранги. Он любит их как таковых. – Девушка настороженно взглянула на Глена Харни и не смогла удержаться от искушения добавить: – Единственные, кого он терпеть не может, – это любители публичности и вездесущие, бесцеремонные газетчики и журналисты. Этих он избегает, как чумы. А в последнее время его донимают еще и издатели, требующие написать мемуары. Он отказывается, потому что ненавидит писать. Говорит, что все сказано в его картинах.

– Я уверен, он прав, – серьезно произнес Глен Харни и еще более серьезно добавил: – Вы считаете, он не позволит мне посмотреть работу, над которой здесь трудится? А вдруг он сжалится надо мной, как над одним из писателей, борющихся за существование, если узнает, что я восхищаюсь его творчеством?

– Если только вы не напишете о нем в ваших путевых заметках, – неуверенно произнесла Дженни. – Ему будет очень неприятно оказаться в числе «достопримечательностей» Зелена ради жаждущих сенсации туристов.

– Боже правый! – воскликнул Глен. – Мне такое и в голову не придет! За кого вы меня принимаете? За одного из газетных хищников?

– Я… я просто подумала, – запинаясь, произнесла Дженни.

– Не беспокойтесь! Я лишь бедный путешественник, честно зарабатывающий на жизнь описанием достопримечательностей.

Они поднялись на вершину горы и начали спуск по крутой дороге. Вдалеке блестели огни Модица, а воды бухты сверкали серебристым блеском в таинственном свете луны.

Дженни почувствовала, как Глен Харни коснулся ее руки.

– Давайте ненадолго остановимся, – предложил он. – Посмотрите, какая красота!

В наступившей тишине их обволокла атмосфера полного покоя. Откинувшись на сиденье, Дженни смотрела на бесконечное темно-синее небо, усыпанное звездами. Потом она повернулась и взглянула на Глена. В таинственном полумраке его лицо казалось серьезным и спокойным, а взгляд, устремленный на нее, полным какой-то странной печали. Под этим долгим взглядом она почувствовала, как ее сердце замерло в груди. Потом он мягко, но решительно наклонился к ней и поцеловал. Звезды закружились вокруг. Она больше ни о чем не думала, погружаясь в глубину наслаждения. Поцелуй был недолгим и не слишком страстным, но она одна знала: ее жизнь уже никогда не будет прежней. Когда Глен отодвинулся, она смущенно взглянула на него, словно пробуждаясь от крепкого сна.

– Вы ведь хотели, чтобы я вас поцеловал, не так ли? – тихо спросил он.

– Да, – глубоко вздохнув, произнесла она.

Глен улыбнулся и положил руку ей на плечо.

– Дорогая Дженни, вы так красивы… так молоды! – Его голос стал печальным. – Я должен отвезти вас домой. Вы устали. Я поведу машину. Думаете, я справлюсь с ней на этой дороге?

Дженни взяла себя в руки и довольно резко ответила, что она в полном порядке и вполне способна вести машину сама.

– Я могу подбросить вас до kafana, – решительно заявила она.

– Но вам это не по пути, – заметил он. – Высадите меня у вашей виллы, а к гавани я уж как-нибудь спущусь сам.

После недолгих споров ему удалось убедить ее. У ворот виллы он вышел из машины, и Дженни проводила его по тропинке, ведущей через рощицу прямо в гавань.

– Когда я снова увижу вас? – прощаясь, спросил он.

– Не знаю! Не знаю! – страстно воскликнула она и, резким движением заведя машину, проехала по дорожке к воротам виллы.

Глен еще долго смотрел ей вслед.