Глава 6

Глен Харни не замедлил воспользоваться сердечным приглашением Эдриэна Роумейна. Клэр поддержала его, предложив мистеру Харни поплавать с ними в их укромном местечке на дальней стороне острова. Глен понравился ей с первого взгляда так же, как и ее маленькой дочурке.

Таким образом, три дня, оставшиеся до прибытия парохода, на котором должен приехать Джон, этот совершенно посторонний человек провел многие часы в кругу семьи Роумейн. Утром он ходил с ними на пляж, а после ленча некоторое время сидел на балконе с Эдриэном. Молодой человек нравился отцу все больше и больше.

– У него подлинный интерес к истории, – говорил он. – Он согласен со мной, что бесполезно пытаться остановить поток так называемого прогресса, который рано или поздно обязательно ворвется в жизнь нашего идиллического острова. Но он надеется, что и в крушении может быть что-то положительное. Из хаоса возникает новая жизнь. – В голосе старика зазвучали мечтательные нотки. – Из смерти возникает возрождение, из зимы – весна. Феникс возрождается из пепла. Это болезненные и необратимые процессы эволюции, и Харни признает их.

– Я в этом уверена, – отсутствующим тоном ответила Дженни, не в первый раз удивляясь привязанности отца к этому человеку. И она не могла сказать, радуют ее или огорчают ежедневные визиты Харни.

– Я был счастлив поговорить с ним, – продолжал старик. – Он питает меня свежими идеями, открывает новые перспективы. Вероятно, в последние годы я превратился в затворника. Но Харни довольно настойчив. На днях мы даже говорили о моих мемуарах.

– О твоих мемуарах? – словно эхо, с опаской переспросила Дженни.

– Не мемуарах в общепринятом смысле, – объяснил Роумейн. – Я никогда не сяду за объемистый труд, которого ждут от каждого человека, достигшего в нашем беспокойном веке хоть какой-то известности. Слово, которое я оставлю, должно быть прочтено в моих картинах! Я сказал об этом Харни, и он, я чувствую, понял меня, как никто другой.

«Действительно ли это так, или Глен просто невероятно проницателен?» – задумалась Дженни. Но ей никак не удавалось поговорить с ним с глазу на глаз. Она редко оказывалась с ним наедине, разве что на несколько минут. Утренние походы на пляж были радостным семейным мероприятием. Время от времени они забегали в чистую воду, приглашая друг друга вместе поплавать и понырять.

Наблюдая, как мускулистое тело Глена прорезает голубую воду, Дженни испытывала какое-то странное чувство опустошения и одиночества, которое так часто накатывало на нее в эти дни ожидания. Как хорошо, что скоро приедет Джон! По крайней мере, жизненный уклад поменяется, но как именно, она не позволяла себе думать.


Стояло воскресенье. Во вторник придет пароход, а Дженни так и не рассказала о желании Джона пожениться осенью. Она оправдывалась перед собой, что всему виной болезнь отца. Перспектива грядущей свадьбы вызвала бы нежелательный переполох в доме Роумейнов. А сейчас Эдриэну может повредить даже приятное волнение.

Отдыхая после утомительного заплыва, лежа на горячем песке под лучами яркого солнца, Дженни предавалась этим нежелательным мыслям. Если бы ее жизнь оставалась такой же скучной и спокойной, как сейчас! Но вскоре здесь будет Джон. Она попыталась представить себе их встречу на причале ранним утром под суетливый шум рыночной площади. Дженни ясно видела ларьки, женщин, снующих вокруг них, пароход, подходящий к пристани, но Джон, как она ни старалась его представить, оставался тенью… призраком! Его лицо было неясным пятном. А вот Глена Харни, лежащего на песке меньше чем на расстоянии вытянутой руки, она ощущала каждым нервом! В любой момент она могла до него дотронуться, и, если бы они были одни, ей было бы трудно противостоять искушению.

Она, наверное, сошла с ума! Что за увлечение фактически незнакомым человеком? Она должна думать только о Джоне и о том, что они скажут друг другу, когда он приедет! Очевидно, прежде всего они обсудят намеченную на осень свадьбу. Эта мысль отрезвляла ее, спуская с небес на землю. Ей предстоит свадьба с Джоном, которого она так давно любит!

Вероятно, когда она встретит его во вторник, все встанет на свои места. Странные чары, под которые она попала, развеются. В этот момент она услышала, как Клэр зовет всех на ленч.

– Вы позавтракаете с нами, правда, Глен? – пригласила Клэр, но тот не принял приглашения.

– Я и так злоупотребляю вашим гостеприимством, – ответил он Клэр. – Настало время отплатить вам. Я приглашаю всех вас сегодня вечером на обед в «Славонию»…

– Всех троих? – уточнила Клэр. – Но в «Славонии» очень дорогой ресторан!

– Пусть это вас не волнует, – улыбнулся Глен.

После недолгих споров они, наконец, договорились: в восемь часов Клэр, Дженни и Жак подъедут к «Славонии», где их будет ждать Глен.

Возвращаясь в Модиц, Дженни думала, что он специально не упомянул ее, приглашая всех на обед. Сейчас он сидел рядом с ней, а машину вел Жак. Дженни повернулась и увидела, как пристально и волнующе он смотрит на нее.

– Мне говорили, в «Славонии» хороший танцевальный оркестр, – сказал он. – Вы любите танцевать?

– Да, – ответила она, чувствуя, как краска приливает к ее щекам, – люблю.

– Вот и великолепно, – заключил он с довольным видом. – Я тоже.

Для него само собой разумеется, что они будут танцевать вместе… и они, конечно, будут. Зачем придавать этому такое значение? Но до вечера, когда они приедут в большой веселый отель, еще нужно как-то прожить почти весь день! Дженни хорошо знала это место. С тех пор как открыли отель, они несколько раз отмечали там семейные праздники. И они не раз бывали там с Джоном.

Тут ее мысли приняли более прозаическое направление: какое платье надеть сегодня вечером? Голубое, решила она, самое нарядное из всех ее платьев, с обтягивающим лифом, глубоким декольте и элегантной, струящейся юбкой.

Глен ждал их в утопающем в цветах холле, высокий, стройный, в подходящем случаю белом смокинге и черном галстуке. Очевидно, этот человек привык к шикарным отелям и ресторанам. Он провел их на мягко освещенную террасу, где им подали аперитив.

Пока они баловали себя напитками, наступили сумерки. В соседнем зале играл оркестр и многие танцевали. Позже, во время обеда, в перерыве между блюдами, Глен пригласил Клэр, и Дженни ничего не оставалось, как принять приглашение Жака, хотя тот танцевал с ней лишь из чувства долга, с отсутствующим видом, все время поглядывая на жену и ее роскошного партнера.

– Недешево ему обойдется этот вечер, – предположил Жак. – Для приходящих посетителей цены здесь довольно крутые. Должно быть, он успешный писатель, хорошо зарабатывающий своими книгами. Вот уж не думал, что поверхностные истории средиземноморских островов могут приносить такие доходы. – В голосе Жака чувствовалось сомнение. – Интересно, чем он занимается на самом деле?

Ответ на этот вопрос Дженни хотела бы найти до окончания этого вечера. Но прежде ей предстоит пережить момент, которого она отчасти боится, отчасти с нетерпением ждет: когда Глен пригласит ее на танцевальную площадку.

Доиграв вальс, оркестр начал музыкальное вступление к песне Энгельберта Хампердинка «Пожалуйста, отпусти меня… Отпусти меня!». Вероятно, это совпало с желанием Глена, потому что, когда они сделали два тура, Дженни почувствовала, что ее мягко увлекают к открытой двери на террасу.

– Пройдем к пляжу? – предложил Глен. – Хоть немного подышим воздухом. В такой жаркий вечер танцы утомляют… – Он многозначительно оттянул ворот рубашки.

«Зачем?» – подумала она. Все и так ясно! Несмотря на любовь к танцам, Глен не хочет танцевать с ней! Дженни пронзила острая боль.

Но когда они остановились у воды, ей показалось, будто они попали в другой мир, где нет места бурным эмоциям и нет ничего, кроме тихого плеска волн под ногами. Позади них возвышались похожие на бастионы утесы, на которых располагался старинный город с залитыми лунным светом шпилями собора, устремленными к звездам.

Некоторое время они молчали, словно не желая нарушать очарование моря и неба. В этой тишине, под звездами, создавалось чувство интимности и покоя. Дженни взяла его за руку, и его пальцы, крепкие и сильные, сжали ее нежные пальчики.

– Здесь так прекрасно, – тихо произнесла она.

– Я всегда буду вспоминать, как мы ездили в Урбино и танцевали с местными жителями под аккомпанемент скрипки, – сказал он с печалью в голосе.

Похоже, она для него уже не более чем воспоминание… человек из прошлого.

– Ах, Глен! – прошептала она с отчаянной, невыразимой мольбой.

– Дорогая Дженни, это всего лишь сон в летнюю ночь… может быть, очень сладкий, но не более чем сон. Вы же это понимаете, не так ли? А сны имеют свойство развеиваться.

– Это и для вас сон? – спросила она.

Но он не ответил, а мгновение спустя твердо произнес:

– Пора возвращаться к остальным!

Клэр и Жак сидели на террасе, куда подали кофе с ликером.

– Куда вы оба пропали? – немного резко спросила Клэр.

– Вышли подышать воздухом, – спокойно ответил Глен. – В танцевальном зале очень душно!

Некоторое время между ними шла беззаботная беседа, в которой принимала участие и Дженни, любой ценой стараясь делать вид, будто ничего не произошло. Будет ужасно, если Клэр заподозрит, что она испытывает какие-то чувства к Глену Харни, и, как заботливая старшая сестра, начнет задавать неловкие вопросы.

Наконец из зала вышел официант и протянул Глену счет. Глен подписал его и, поблагодарив, отпустил официанта.

– У вас здесь счет? – удивилась Клэр.

– Да, – неохотно признался он. – Сегодня вечером, перед самым вашим приездом, я заказал две комнаты для своих операторов. Они приедут во вторник.

– Операторов? – словно эхо, переспросила Дженни.

Глен откашлялся, глотнул сливового бренди и с отчаянием оглядел своих спутников.

– Я должен вам кое-что объяснить, – начал он. – Вообще-то я не был до конца откровенен, рассказывая о своей работе на Зелене.

– Вы пишете серию книг или буклетов по истории различных средиземноморских островов, – напомнил ему Жак и, засмеявшись добавил: – Какие зловещие цели кроются за столь безобидным занятием?

– Кроется довольно много, – ответил Глен и, расправив плечи, решительно продолжил: – Это не столько книги, сколько… сценарии для серии телевизионных документальных фильмов, которые я пишу для лондонского телевидения.

Наступила тишина. Дюжина вопросов возникла в голове Дженни, но она не могла произнести ни слова. Первым заговорил Жак.

– Вы выбрали Зелен, потому что знали, что недоступный Эдриэн Роумейн живет здесь летом в полном одиночестве? – раздраженным тоном спросил он.

– Конечно, я знал, что мистер Роумейн скрывается здесь летом, и о том, что многочисленные журналисты и агенты издательств безуспешно пытались найти его, – признался Глен и, помолчав, добавил: – Поверьте, в мои намерения не входило вторгаться в личную жизнь мистера Роумейна!

– Но вы же познакомились с Дженни, – напомнила ему Клэр.

– Нас свела судьба и неуклюжий крановщик! С тех пор ситуация развивалась сама собой. Как это ни поразительно, я был приглашен на виллу встретиться с вашим отцом. Меня впустили в мастерскую, показали его великолепную картину с изображением собора, и, пожалуйста, поверьте мне, я бы ему уже тогда рассказал, кто я такой, но Дженни предупредила меня, что отец болен. Я решил, что присутствие на острове телевизионного репортера может его расстроить.

– Конечно, это расстроило бы его, – сухо согласилась Клэр. – И расстроит, если он об этом узнает!

– Придется идти на поводу у обстоятельств, – предположил он и умоляюще взглянул на Клэр. – Может быть, не стоит говорить ему, кто я на самом деле? Я себя не выдам, можете положиться на меня! Теперь, когда он оказал мне честь своим необыкновенным гостеприимством и… дружбой, если это не слишком громко звучит… я считаю себя обязанным уважать его чувства!

– Если вы действительно уважаете его чувства, самое лучшее, что вы можете сделать, – это отменить проект, касающийся Зелена, и найти для своей серии другой остров в Адриатическом море, – предложила Клэр.

– Боюсь, я не смогу отменить проект, касающийся Зелена, – бросив на нее виноватый взгляд, ответил Глен. – В моем контракте особо оговорен фильм об острове.

– Потому что здесь живет Эдриэн Роумейн? – резко спросила Клэр.

– Может быть, – согласился Глен. – Хотя возможность взять у него интервью оставалась очень неопределенной, а надоедать ему не входило в мои намерения.

Клэр скептически молчала.

– А теперь, как я вам и говорил, во вторник сюда прибудут мои операторы, и мы примемся за работу.

Шокированная Дженни раскрыла рот от удивления. Ей казалось, что Глен окончательно добил ее. Как он мог так нечестно поступить с ней, скрыв истинную цель своего пребывания на острове? Не потому ли он предостерегал ее и сам всячески сопротивлялся возникшей между ними симпатии?

– Почему в первый же день знакомства с моей сестрой вы не сказали ей, что работаете на телевидении? – спросила Клэр, словно угадав мысли Дженни.

– Я счел за лучшее не делать этого, – уклончиво ответил он. – А она ни словом не обмолвилась о родстве с великим Эдриэном Роумейном.

– И все же я не могу понять причины вашей скрытности, – покачала головой Клэр.

– Прибытие на остров телевизионной съемочной группы вызвало бы нежелательный интерес. Пребывание на острове инкогнито помогло мне в работе гораздо больше.

– Но, узнав, что Дженни член семьи Роумейн, вы могли рассказать ей о своей причастности к телевидению, – настаивала Клэр. – Я до сих пор не могу понять, почему вы этого не сделали… лучше бы вы не приглашали нас на этот роскошный обед!

– Безусловно, вами двигало отнюдь не желание отплатить нам за гостеприимство! – усмехнулся Жак.

– Это ставит нас в очень неловкое положение, – продолжала Клэр. – Не знаю, как отреагирует отец, узнав, что вы приехали сюда, чтобы рассказать всему миру о его любимом летнем пристанище. Нужно постараться скрыть это от него. В сложившихся обстоятельствах, мистер Харни, вам следует прекратить визиты на виллу!

– Не слишком ли это сурово? – виновато взглянув на хозяина вечера, вставил Жак. – В конце концов, вся каша заварилась без участия Харни. Он дал слово не упоминать о твоем отце в фильме. И не будет ли Эдриэн несколько удивлен, а может быть, и огорчен, если Глен вдруг исчезнет без всяких объяснений? – Он повернулся к Глену: – Старик, кажется, к вам очень привязался. Только сегодня утром он сказал мне, что ваша оценка его картины с изображением собора сильно ободрила его.

– Он ждет меня завтра, – признался Глен. – Чтобы продолжить нашу дискуссию о соборе. Я оставил ему записки со своими впечатлениями о Зелене и соборе, покорившем его сердце.

– Вы избрали очень умную линию поведения со стариком, – язвительно произнесла Клэр. – Остается только надеяться, что он не очень расстроится, если вы прекратите бывать у нас. Ему категорически нельзя волноваться. От отца надо каким-то образом скрыть, что вы связаны с миром ненавистной ему прессы. Да, неприятная вышла история, и я еще раз должна сказать, что, по-моему, вы поступили с нами нечестно! – Она встала из-за стола. – А теперь, простите, думаю, нам лучше уйти!

Дженни бросило в жар от смущения.

– Не волнуйтесь, приятель, – беззаботно произнес Жак. – Все утрясется. Или, как говорят у нас во Франции, «Tout s'arrange!» [2]. – Он протянул руку. – Спасибо за чудесный обед! Поймите мою жену, она беспокоится за отца! Ей не хочется надолго оставлять его!

Но Клэр не потрудилась помочь мужу сгладить ситуацию.

– До свидания, мистер Харни, – холодно произнесла она и направилась к выходу.

– Клэр! Если не возражаешь, я вернусь попозже! – крикнула Дженни ей вслед.

Она сама удивилась своим словам, но не могла уйти, не выяснив все до конца. Ей хотелось задать Глену много вопросов, и в глубине души у нее теплилась надежда, что ответы на некоторые из них разрешат загадку его противоречивого поведения.

Клэр, оглянувшись, бросила на нее ледяной взгляд.

– Поступай как хочешь! – сердито бросила она через плечо.

Глядя ей вслед, Глен пожал плечами и вернулся на свое место за столиком.

– Вам не следовало оставаться со мной, милая Дженни! Это только все испортит.

– Я надеялась облегчить им ситуацию, – сказала Дженни. – Для меня многое осталось неясным.

– Например? – От его пристального взгляда ей стало не по себе.

– Почему вы появились у нас в доме под ложным предлогом? Почему в первый день, когда мы с вами встретились, не сказали мне, что работаете на телевидении?

– Вероятно, я решил, что произведу на вас большее впечатление как историк, за которого вы меня приняли, чем телевизионщик, разъезжающий по всему миру по заданию моих боссов.

Она помотала головой:

– Настоящая причина не в этом!

– Хорошо, если хотите, я все назову своими именами: пока я никому не рассказывал о цели моего приезда на Зелен. Когда позже вы признались, что принадлежите к семье Роумейн, я счел совершенно необходимым хранить молчание… боясь, что вы откажетесь даже разговаривать со мной! – Упавшим голосом он добавил: – Я мог больше никогда не увидеть вас!

– Но потом вы же решили, что так будет разумнее всего, – напомнила Дженни. – Вы сказали мне об этом в тот вечер, когда ждали меня на горе и хотели, чтобы я пришла.

– Тогда вы передали мне невероятное приглашение вашего отца и попросили меня навестить его.

– Значит, возможность встретиться с отцом была для вас важнее встреч со мной?

В темно-голубых глазах Глена мелькнуло отчаяние.

– Не вынуждайте меня произносить слова, о которых я пожалею, Дженни! Давайте оставим все так, как есть. Я сложный тип и не стою вашего интереса. – Он встал. – А теперь я посажу вас в такси и отправлю домой!

Она почувствовала резкую боль разочарования. А чего она ожидала? Что он проводит ее домой по темным, заросшим тимьяном тропинкам, продолжая обсуждать сложную ситуацию, в которой они оказались?

– Как насчет танцевального оркестра, который вам понравился? – напомнила Дженни.

Еще не договорив эти слова, она тотчас же пожалела о них. Что с ней сегодня? Но его присутствие, как всегда, лишало ее здравого смысла.

Лицо его стало суровым.

– На сегодня достаточно, Дженни! Приберегите танцы для вашего жениха!

А не намек ли это на ревность? Но если он ревнует, значит, она не безразлична ему? Дженни быстро отогнала от себя эти бесплодные размышления. Для нее не должно иметь никакого значения, что чувствует или не чувствует к ней Глен Харни!

Загрузка...