Пират моей мечты

Глава 10

— Что?! — Морган не верил своим ушам.

— Вы меня прекрасно слышали, капитан Дрейк, — ответила Серенити, отводя его руку. — Я никому не открою вашу тайну, но за это вы мне поможете взобраться в «воронье гнездо».

Морган, поняв, что она не шутит, оглушительно расхохотался:

— Но как вам такое в голову пришло?! И что же будет дальше? Того и гляди, вы потребуете, чтобы я уступил вам пост капитана. А еще чуть погодя объявите себя президентом колоний.

Серенити сощурилась и воинственно подняла подбородок:

— Надо ли мне напоминать вам, капитан, что некоторые женщины ходили под парусами наравне с мужчинами? Разве вам не известно, что Энн Бонни и Мэри Рид сражались как настоящие герои? Их арестовали вместе с Калико Джеком. И Энн Бонни, навещая его в тюрьме, сказала: «Ты сражался как лев, так разве пристало тебе умирать как собаке?»

Морган согнулся пополам от смеха и с трудом выдавил из себя:

— Боже, где вы наслушались такой чепухи?

— Я это вычитала в одной книге из библиотеки отца, — с достоинством ответила она.

Морган улыбнулся с видом превосходства, и ладони Серенити невольно сжались в кулаки, так ей стало досадно.

— Знаете, — все еще продолжая усмехаться, сказал он, — Бога ради, не рассказывайте этого жене Джейка, если вам доведется ее встретить. Она особа горячая и, того и гляди, перережет вам горло за такие слова.

Серенити растерянно пожала плечами:

— Но почему?

— Она, представьте, доводится им внучкой и терпеть не может, когда кто-либо пересказывает всякие небылицы о ее почтенных предках.

Тут он снова прыснул со смеху, но через миг лицо его стало серьезным. Кашлянув, он негромко произнес:

— Но я не могу не признать, что отчасти вы правы: некоторые женщины, переодевшись в мужское платье, служили на кораблях матросами.

Серенити торжествующе улыбнулась и собралась было что-то добавить, но он остановил ее властным взмахом руки и продолжил:

— Но все они не были леди из хороших семейств, получившими приличное образование. Отнюдь. Это сплошь проститутки из портовых борделей или служанки из таверн. Неужто вы возмечтали добавить и свое имя к списку этих «почтенных» особ?

Серенити со вздохом подошла к окну и посмотрела на волны. Она набрала полную грудь соленого воздуха и с тоской подумала, что, как и всегда, дала себя увлечь несбыточным мечтам.

Повернувшись к нему, она вдруг решительно высказала все то, что давно ее тяготило:

— Вы не представляете себе, капитан Дрейк, что значит быть женщиной. Представьте, каково это, когда вам всю жизнь повторяют, что любые ваши желания вздор, потому что вы существо совершенно бесполезное и годитесь только как инструмент для продолжения рода. Начиналось все с вещей самых что ни на есть простых. «Не лазай по деревьям. Ведь ты девочка. Стыдись! Леди так себя не ведут. Не бегай так быстро, это не приличествует леди». Потом запреты стали распространяться на чувства и мысли. «Не повышай голоса. Не будь столь откровенна в высказываниях, не произноси вслух то, о чем думаешь. Не смейся слишком громко, не ешь помногу, не смей стричь волосы, не носи этот цвет». — Глаза ее наполнились слезами. — Вся моя жизнь — сплошная череда запретов.

Морган с непритворным сочувствием смотрел на ее печально поникшую голову. Ветер шевелил завитки каштановых волос на ее шее. Она казалась ему в этот миг такой беззащитной, совершенно потерянной.

Нет, он с трудом себе представлял, каково это — все время жаждать чего-то недоступного, ежеминутно выслушивать замечания, подчиняться запретам. Совершив побег с британского военного судна, он стал хозяином собственной судьбы и с тех пор никому не давал отчета в своих действиях. Быть свободным стало для него столь же естественно, как дышать.

— А теперь, — печально прибавила Серенити, — я слишком стара даже для того, чтобы стать родильной машиной.

Он едва расслышал ее негромкий шепот. И тотчас же подошел к ней и дотронулся до ее шелковистых волос.

Она взглянула на него через плечо с непередаваемым выражением печали и тихо вздохнула:

— Поймите, я хочу узнать наконец, какая она — свобода. Мне хочется взобраться вверх по реям и посмотреть на море из «вороньего гнезда».

— Вы сошли с ума.

— Этого нельзя исключать, — сухо проговорила она, снова становясь той невозмутимой и самоуверенной особой, какой он привык ее видеть. — Но таково мое условие. Ваше право принять его или отвергнуть.

Морган с улыбкой возразил:

— Вам ли ставить мне условия, мисс Джеймс? Ведь мы находимся в неравном положении. Я могу выбросить вас за борт на корм акулам, и ни одна живая душа об этом не узнает.

— Вообще-то да, — кивнула Серенити. — Но если бы вам самому не претила такая чудовищная расправа над беззащитной женщиной, вы давно бы уже это проделали. Позвольте напомнить вам собственные ваши слова: вы никогда не поднимали руку на безоружных.

— Черт побери! — усмехнулся Морган. — Хорошая у вас память, Серенити.

Она пожала плечами и деловито осведомилась:

— Ну так как же?

В этот миг у него мелькнула мысль, уж не спятил ли, чего доброго, и он сам. Возможно, ему пора на одну из коек в Бедламе.

— Ладно, ваша взяла. Но имейте в виду, я не дам вам никаких поблажек. Сами взберетесь на мачту, я только немного вас подстрахую.

— О большем я вас и не прошу.

— Никакого снисхождения.

Она гордо выпрямила спину и согласно кивнула:

— Ни малейшего.

Морган многозначительно улыбнулся. Вот он, шанс доказать ей, что женщины должны знать свое место, следовать природному предназначению — вести хозяйство, рожать и воспитывать детей. И он не собирался упускать такую возможность. Если подумать, как все оказывается просто: одна-единственная попытка подняться на мачту, и все вздорные мысли о женском равноправии и тому подобном разом вылетят из ее головы.

Ведь хочет она того или нет, но женщины — слабый пол. И она получит тому неоспоримое подтверждение.

— В таком случае, мисс Джеймс, соблаговолите облачиться в одежду вашего брата. А я подожду вас в коридоре.

Серенити потребовалось всего несколько минут, чтобы сбросить платье Лорелеи и натянуть панталоны Джонатана, его рубаху и жилет.

— Вот и я! — сияя улыбкой, воскликнула она, выходя из каюты. — В полной готовности подвергнуться величайшему риску в моей жизни.

— Вы вознамерились сломать шею, — буркнул он.

Она насмешливо-снисходительно покосилась на него.

— Я намерена взобраться наверх и посмотреть на бескрайний морской простор.

Морган развел руками:

— Воля ваша. Но если расшибетесь насмерть, вините в этом только себя. Я снимаю с себя всякую ответственность.

— Как бы не так! — усмехнулась она. — Я превращусь в привидение и стану преследовать вас до конца дней!

Улыбка на лице Моргана погасла. Ведь в словах ее содержалась изрядная доля правды. Мысли о ней и впрямь не оставляли его ни днем, ни ночью. И они никогда, никогда его не покинут, до самого последнего его часа! Да и в самом деле, разве может изгладиться из памяти ее образ? Вот такой он и запомнит ее навек — с улыбкой на очаровательном лице, с забранными в узел мягкими волосами, с озорными искорками, поблескивающими в глубине глаз. Панталоны брата ловко сидели на ней, обрисовывая развитые бедра. Она стянула поясом черную рубаху, а напряженные соски проглядывали в виде двух маленьких выпуклостей даже сквозь плотную ткань жилета. Такую женщину невозможно позабыть.

И нет сил не тянуться к ней, не стремиться обладать ею, когда она рядом.

«Держи себя в руках».

Насколько же предпочтительнее было бы держать в руках ее!

Глубоко вздохнув, чтобы отогнать непрошеные мысли, он зашагал на палубу.

Морган подробно объяснил ей, как хвататься руками за веревки при подъеме на мачту. При этом он сам не переставал удивляться себе. Ему казалось даже, что слова, которые он выговаривал, произносил за него кто-то другой. Надо же было поддаться на ее сумасшедшую провокацию! А что, если она и впрямь сорвется вниз? Но Серенити уже начала подъем, ее соблазнительные формы виднелись над его головой в такой искусительной близости и в то же время столь недосягаемые для него…

Тело его напряглось, мужской плоти стало тесно в облегающих панталонах, и он пожалел, что приказал ей переодеться в платье брата.

«Можно подумать, вид ее подвязок и прочего не оказал бы на тебя никакого воздействия!»

— Прежде чем переставлять ногу, убедитесь, что рука ваша крепко ухватилась за веревку! — напутствовал он ее. Серенити между тем уверенно карабкалась вверх. Она оступилась лишь раз, но, к счастью, не потеряла при этом равновесия.

— Не смотри вниз, — послышался сверху ее шепот. Она вытянула руку вверх и схватилась за толстый канат. Только теперь Морган понял, до чего же ей страшно.

— Как вы, мисс Джеймс?

— Прекрасно.

— Если что, я вмиг помогу вам спуститься на палубу, и мы забудем…

— Нет-нет! — воскликнула она. — Об этом не может быть и речи!

Морган следовал за ней, выдерживая небольшую дистанцию.

— Не бойтесь, я не дам вам упасть.

Серенити с сомнением посмотрела на него сверху вниз.

— Вы и в самом деле смогли бы меня поймать?

— Спрашиваете! Тем более что Барни мне голову оторвет, если вы упадете и палуба окажется запачкана…

— О-о-о, в таком случае мне не о чем беспокоиться, — усмехнулась она. — Я рада, что галантность живет и процветает на морских просторах, как никогда прежде.

Этот веселый диалог придал ей сил, и через несколько секунд она была уже у «вороньего гнезда».

Серенити не знала, как забраться в некое подобие круглого гамака, но подоспевший Морган ей помог. Они стояли плечом к плечу в тесном пространстве, и Сере-нити ощущала бедром жар его тела.

Щеки ее окрасил румянец. Морган отодвинулся, и Серенити взглянула вниз, на палубу, которая показалась ей крошечной — не больше носового платка.

Корабль качнуло, и она судорожно ухватилась за поручень, который проходил по всей окружности «гнезда».

— Господи, и как это Лу находит силы проделывать такое каждый день? .

Морган в тон ей ответил:

— Посмотрел бы я, как бы у него хватило духу отказаться!

Серенити обратила взгляд к горизонту. Медленно опускавшееся солнце окрасило волны в багряно-оранжевые тона. В этот миг лишь им двоим была доступна эта волшебная картина. Серенити прерывисто вздохнула:

— Какая красота! — Ода!

Тон, каким он это произнес, показался ей несколько странным, и, лишь обратив взор на его взволнованное лицо, она поняла, что он имел в виду вовсе не раскинувшуюся перед ними картину.

Она смущенно потупилась, потом, вскинув голову, сделала вид, что любуется океаном, и при этом старалась не думать о том, как весело играет бриз его черными локонами, как пленителен его взгляд, обращенный к ней…

— Вы часто сюда поднимаетесь? — спросила она, только чтобы нарушить молчание.

— Нет, в последнее время редко, — сказал он, вынимая из-за пояса подзорную трубу. — Взгляните-ка.

Он отрегулировал трубу и протянул ей. И обнял ее за талию, чтобы не дать ей упасть, если у нее с непривычки закружится голова.

Серенити попыталась сосредоточить взгляд на океанских волнах, на линии горизонта, но перед глазами у нее стоял туман — все, что она способна была в этот миг ощутить, — это тепло его груди, вплотную прижавшейся к ее плечу, и восхитительный запах моря и бриза, который исходил от него.

Но вот он убедился, что она способна сохранять равновесие, и слегка отстранился от нее. Серенити направила трубу на «Королеву смерти».

— Я вижу Джейка! И, похоже, команда шлюпа решительно ничего не имеет против такого предводителя. Честное слово! Они, кажется, вполне счастливы!

Морган с полунасмешливой улыбкой пояснил:

— Это наверняка из-за того, что Джейк швырнул за борт капитанскую дочку.

Серенити, не веря своим ушам, обернулась к нему:

— Что?! Кого он выбросил за борт?! Морган весело расхохотался:

— Не «кого», а «что»! Плеть! Он швырнул за борт плеть Хауэрса, стоило ему ступить на палубу «Королевы». Ведь наш старина Джейк не из тех, кто поддерживает дисциплину на корабле с помощью физических наказаний. Да простится мне эта расхожая фраза. Он всегда был против этого.

— Да неужто? — удивилась Серенити. Кровожадный пират вдруг предстал перед ней в неожиданном свете. — Знаете, мой брат однажды написал статью о том, как жестоки бывают некоторые капитаны с матросами. Он проинтервьюировал многих моряков и выяснил, что почти на каждом корабле физическая расправа над провинившимися — вещь вполне привычная.

— Джейк раз и навсегда научил меня, как обходиться без этого, — сказал Морган. — И уж коли ему приходилось назначить кому-то из ребят наказание, пропорциональное проступку, тут ему позавидовал бы и сам царь Соломон. Справедливость Черного Джека стала в определенных кругах, — многозначительно подмигнул он, — буквально притчей во языцех.

Серенити передернула плечом:

— Могу себе представить. Черный Джек наверняка не раздумывая кидает за борт всякого, кто осмелится ему перечить. Поэтому его все слушаются беспрекословно.

— Вы к нему несправедливы, Серенити. Ничего подобного он не делал и никогда не сделает. А между тем, даже если бы он и поступал таким манером, его вполне можно было бы понять. И отчасти даже оправдать.

— Вы серьезно?

Морган с тяжелым вздохом вспомнил рассказы Джейка и решил вкратце посвятить Серенити в историю его детства.

— Его собственная мать дважды пыталась его отравить, когда он был еще несмышленышем. А поскольку из этого ничего не вышло, она продала его за две кружки эля хозяину таверны. Там бедняга чистил нужники и плевательницы.

— Что?!

Морган кивнул. Лицо его словно окаменело. Сам он, рано осиротев, успел все же познать и материнскую ласку, и отцовскую заботу, что же до бедняги Джейка…

— Мать его была проституткой. Ребенок стал ей поперек дороги. Мешал предаваться разгульной жизни, зарабатывать на нее позорным ремеслом. Она такое с ним проделывала, чтобы только избавиться от него, сжить его со свету, что вам и в кошмарном сне не приснится. Поэтому, надеюсь, вас больше не станет удивлять некоторая… м-м-м… суровость его нрава.

Серенити новым взглядом окинула мощную фигуру Джейка, который отдавал распоряжения команде «Королевы смерти».

— А где все это время был его отец?

— Вы наивная душа, Серенити, — снисходительно проговорил Морган. — Никто, в том числе его достопочтенная мамаша, понятия не имел, чей он сын.

— И в конце концов он стал пиратом.

— Да. И долгое время бороздил моря с бравой командой.

Серенити вздохнула.

— А что заставило его бросить это занятие?

— Не «что», а «кто», — усмехнулся Морган. — Женщина.

— Его жена?

— Точно.

— Значит, он ради нее отказался от всего, что было ему дорого? — Голос ее зазвенел от волнения.

— Да. И был достойно за это вознагражден. Ведь Ло-релея подарила ему любовь, нежность, участие, сострадание. Все, чего он был лишен до встречи с ней. Она вернула ему его бессмертную душу.

— А как насчет вас? — зардевшись, спросила Серенити. — Смогла ли бы женщина вернуть вам вашу душу?

«Смогла ли бы я стать этой женщиной?» Он тяжело вздохнул. Что же до Серенити, то она едва удержалась, чтобы не зажать рот ладонью, — ее испугало выражение его глаз. Казалось, он услышал ее тайные мысли, как если бы она высказала их вслух.

— Нет, я слеплен из другого теста. Однажды я попытался осесть на берегу. Женился. Но то была ошибка. И я поплатился за нее.

— Так вы были женаты? — воскликнула она. Внутри у нее все оборвалось.

Морган молча кивнул.

— Она умерла?

Взгляд его будто подернулся пеленой тумана.

— Да. Когда я был в море.

— Простите. Мне не следовало проявлять любопытство. Я чувствую себя такой виноватой.

— Нет-нет. Откуда вам было знать? Но я винил в этом себя. Мне казалось, я смогу быть как все: жить в собственном доме, мирно трудиться, любить жену и воспитывать детей. Но страсть к морю оказалась сильнее. Она безраздельно владеет моей душой.

Заметив, какое грустное выражение приняло ее милое лицо, Морган тотчас же пожалел о своих словах. Он, сам того не желая, возвел между собой и Серенити стену, которую нелегко будет разрушить.

«Нет, это только к лучшему».

Да, возможно, что и к лучшему. Он ведь уже достаточно хорошо себя знал. Его единственной страстью было море. Его дом родной.

— Не пора ли нам спуститься на палубу? Вы, боюсь, продрогнете на ветру.

Серенити кивнула.

Стоило им спуститься с мачты, как к Моргану подошел Барни:

— Капитан, можно вас на пару слов? Простите, барышня.

Серенити ласково кивнула старику и заторопилась в каюту. Моргану мучительно захотелось последовать за ней, чтобы разрушить, смести ту преграду, что встала между ними. Но ведь он сам только что уверил себя, что это к лучшему…

— Что тебе, Барни? — спросил он с улыбкой.

— Да вот, хотел узнать, отчего это вы столько всего от меня скрывали. Почему никогда не сознались, что были Мародером.

Ну вот. Сначала Серенити, теперь еще Барни. Просто какой-то день допросов. Морган порядком устал давать объяснения всем и каждому и потому с некоторым неудовольствием произнес:

— Потому что я далек от того, чтобы этим гордиться, друг Барни.

— Но мне-то, мне вы же могли довериться. Мы с вами вдвоем через многое прошли, такое, что теперь и вспомнить страшно. И вы дозволяли мне шутить все это время, что мы, мол, пираты, а внутри у вас, поди, все переворачивалось. И хоть бы намекнули-то… — Барни горько вздохнул. — Я ж, получается, мог подвести вас под виселицу глупыми прибаутками…

Морган похлопал его по плечу и с непритворной нежностью возразил:

— Разве в этом дело, Барни? Ты ведь мне не чужой. Я к тебе отношусь, как к родному отцу, а потому и скрывал от тебя прежние грехи, как постарался бы скрыть их от настоящего родителя с единственной целью — чтобы не растравлять ему душу.

Барни растроганно кивнул.

— Вы, капитан, парень что надо. Пират или еще кто — мне без разницы. Сердце у вас золотое. Само собой, я больше не стану балагурить на этот счет. Зато теперь хоть до меня дошло, отчего у вас вид становился такой кислый, стоило мне заикнуться о «Веселом Роджере» и всяком прочем…

Ну, слава Богу, хоть Барни не держит на него обиды.

Если бы можно было сказать то же самое и о Серенити. Но похоже, он навсегда утратил право на ее уважение.

Он оглянулся на «Королеву смерти», корпус которой виднелся вдалеке. И улыбнулся при мысли, что сказал бы на это Джейк, будь он здесь. Морган не мог с ним не согласиться.

Да, он затащит ее в постель. Так или иначе он этого добьется.