Письма на воде (СИ)

К началу ручья дойду дорогой прямой,

Присяду, смотрю, как встают облака над горой{?}[1. Отрывок из стихотворения «Дом в горах Чжуннань» (пер. А. Штейнберга).].

Ван Вэй{?}[2. Ван Вэй (701–761) – китайский поэт, живописец, каллиграф.]

Чхве Чжи Мон появился, как всегда, бесшумно и долго стоял за кустами гибискуса, глядя на Кванджона, четвёртого правителя Корё.

Тот уже который час сидел в лодке у берега. Издалека его можно было принять за спящего, но звездочёт ясно видел, как император неотрывно смотрит на воду и тонким концом веточки сакуры водит по неспокойной поверхности. Его тёмная фигура с напряжённо прямой спиной и жёсткий профиль бесстрастного лица были абсолютно неподвижны, лишь рука скользила так, словно утешала озёрную рябь, подёрнутую вуалью утреннего тумана.

Посторонний решил бы, что перед ним мечтатель, ищущий в уединении вдохновение и покой. Но чужих людей во дворце не встречалось. А Чжи Мон посторонним не был. И ему было прекрасно известно, что императора окутывают отнюдь не расслабленность и светлые грёзы, а неизбывная, выгрызающая душу скорбь, холодные волны которой звездочёт ощущал всей кожей даже на расстоянии.

Подумав об этом, он вздрогнул и на миг закрыл глаза, переводя дыхание. Как же Кванджон может всё это выносить?

Только Чжи Мон знал, почему правитель Корё бывает здесь так часто.

Император не наслаждался рассветной тишиной. Не радовался утру. Не отдыхал от дворцовой суеты и забот. Он приходил сюда не за этим.

Взгляд звездочёта переместился с тёмной фигуры на воду, мягкую глянцевую поверхность которой вспарывала вишнёвая ветка. На его обычно невозмутимом лице появилось выражение внимательной заинтересованности.

Когда Кванджон выпрямился и шагнул на берег, Чжи Мон неслышно отступил в тень. Император медленно прошёл мимо в сторону дворца, ломая дрожащими пальцами ненужную ветку. Полы его одеяния, шурша, задели куст, за которым затаился звездочёт. Но даже если бы Чжи Мон и не скрывался, сейчас император его не заметил бы: перед его затуманенным взором стоял один-единственный человек, и это был не придворный астроном.

Тягучая, изматывающая тоска превратила лицо Кванджона в неподвижную маску. Как только он вернётся во дворец, её сменит другая – маска отчуждения и холодности. А дорожки слёз, которые поблёскивали сейчас на щеках императора, и вовсе никто никогда не увидит.

Кроме Чжи Мона.

Через пару минут звездочёт спустился к берегу. Он стоял на влажной от росы траве рядом с покачивающейся лодкой, пристально рассматривая воду возле борта, и взгляд его при этом скользил по поверхности, как будто Чжи Мон что-то читал.

Я больше не могу.

Я не могу так больше, Су!

Не могу жить, не слыша тебя, не видя твою тихую лунную улыбку, не чувствуя в ладони прохладу твоих пальцев.

Время без тебя тянется мучительно медленно и бесконечно. Не проходит ни дня, чтобы я не думал о тебе, ни одной ночи, когда бы ты мне не снилась, моя Су. И я готов выть от беспомощности, стоит мне только проснуться и с горечью осознать, что это был только сон: твои руки, твой смех, твой запах…

Как же я смог отпустить тебя? Как же ты смогла уйти?

Каждый день я прихожу сюда, чтобы вспоминать. Потому что только это и заставляет меня дышать. Я говорю с тобой, как если бы ты стояла рядом и держала меня за руку, смотрела на меня и улыбалась. И тогда мне становится легче. Если я не буду говорить с тобой, если не буду вспоминать, то просто сойду с ума. А вспоминая, буду корчиться от боли и слёз. Но иначе – никак.

Я бы писал тебе, когда бы не боялся, что эти письма увидят чужие глаза. У нас с тобой был один на двоих почерк, помнишь? Сейчас я понимаю почему.

Я бы писал тебе… Но я ни на миг не забываю о том, что нахожусь во дворце. И ни на мгновение не перестаю ощущать, что тебя здесь нет…

Поэтому я решил писать тебе на воде. Так я смогу не опасаться, что кто-то услышит, прочтёт и вновь прикоснётся к тебе даже в мыслях. А на это имею право только я.

Лето подходит к концу. И моё время тоже. Но я жалею не об этом, а о другом. О многом другом, что случилось и чего не было. Мне мучительно думать, как мало мы с тобой были вместе, как мало говорили. Не слишком ли поздно я очнулся? Не слишком ли поздно решил рассказать тебе обо всём?

Я не знаю. Я знаю только, что ты была моей. И остаёшься в моей жизни до сих пор – тёплым дождём, медовыми сладостями, мягким смехом маленькой девочки с твоими глазами и серебряным украшением в волосах.

Моим дыханием. Моим сердцебиением. Моей болью. Просто – моей…

Порыв ветра разорвал тонкую пелену тумана и качнул пустую лодку.

Чжи Мон поднял голову и, подставляя лицо мягким лучам восходящего солнца, едва заметно кивнул с печальным удовлетворением.

Да.

Всё так.

Всё так, как и должно быть.

Никому не дано обмануть судьбу. Её нельзя изменить по своему желанию. Только если умереть и снова возродиться.

Я буду писать тебе, слышишь?

И где бы ты ни была сейчас, я верю: ты прочтёшь и простишь меня. И однажды вернёшься ко мне в одном из тысяч миров, в одной из тысяч жизней…

Комментарий к Пролог. Ветка сакуры

========== Часть I. Алые сердца Корё – 1. Волчья луна ==========

Комментарий к Часть I. Алые сердца Корё – 1. Волчья луна

Иллюстрация к главе: https://yadi.sk/i/bJIIvD1rAvI80A.

Автор – Проигравший спор ♡

Настроение: Heo Sang Eun – The Prince (Moon Lovers: Scarlet Heart Ryeo – SCORE)

Был сослан на десять тысяч смертей,

Но всё ж возвращаюсь домой{?}[Отрывок из стихотворения «Под дождём гляжу на гору Цзюншань из беседки Юэян» (по книге С. А. Танцуры «Время цикад: Древневосточная поэзия»).].

Хуан Тин-цзянь{?}[Хуан Тин-цзянь (1045–1105) – китайский поэт, каллиграф, государственный деятель.]

Привал был недолгим.

Пока всадники, давая отдых лошадям, подкреплялись сами, сидя тесным кругом на поросших жёсткой травой и мхом валунах, Ван Со стоял в стороне, нетерпеливо постукивая себя по бедру навершием меча.

Он никогда и ни с кем не разделял трапезу, если только этого не требовали проклятые правила приличия и отказаться не представлялось возможным. Но подобные церемонии в его приёмной семье Кан случались редко, а сейчас ему было и вовсе наплевать на тех, кто буравил его спину настороженными взглядами, полными страха и неприязни.

Как вообще можно делить пищу с теми, кто ненавидит тебя и желает твоей смерти?

Четвёртый принц государства Корё спешил вернуться в столицу. Днём ранее ему доставили послание от короля, в котором тот требовал его присутствия на церемонии очищения наследного принца от злых духов. Письмо было кратким и сухим. Ван Со горько усмехнулся, подумав о том, что правитель Тхэджо Ван Гон, как всегда, был настолько занят государственными делами, что не мог потратить лишнюю минуту на несколько добрых слов для сына. Однако в послании обнаружилась записка от придворного звездочёта Чхве Чжи Мона, который более пространно и мягко, но не менее настоятельно просил принца вернуться в Сонгак{?}[Сонгак (Сонак) – столица древнего государства Корё, современный г. Кэсон на юге КНДР.] именно сегодня, и желательно до рассвета.

Ван Со посмотрел на пепельно-жёлтый диск солнца в зените и вновь усмехнулся: звездочёт будет недоволен, какой бы ни была таинственная причина его просьбы.

Они опоздали. Лошадь одного из сопровождавших его воинов на полпути поранила ногу, и ехать им пришлось медленнее, так как замены не нашлось. А тут ещё этот привал…

Сам Ван Со ограничился парой глотков воды и, как только его спутники начали подниматься с нагретых солнцем камней, вскочил в седло, подстёгивая коня.

Пусть догоняют, если хотят. И если смогут. Он и без того достаточно терпел их, всех их – чужих ему людей из враждебного клана, якобы взявших его на воспитание, а на самом деле державших его заложником хрупкого мира с королём Тхэджо. Будь на то его воля, Ван Со перерезал бы их всех прямо здесь, на дороге, подтвердив тем самым жуткие слухи о нём по всему Корё. Но он давил в себе это звериное желание ради достижения своей цели.

Он возвращается домой.

Его нагнали на последнем горном перевале. Испуганные крики заставили Ван Со обернуться.

– Господин Кан, смотрите!

– Дурной знак!

– Волчья луна!

За спинами всадников на невозможно огромное кроваво-огненное солнце, вдруг рухнувшее к горизонту в середине дня, хищно наползал чёрный диск, погружая землю во тьму.

Волчья луна.

Беспощадно пожирающая солнце. Предрекающая беды. Несущая смерть.

Остановившись на краю пропасти, Ван Со смотрел на раскинувшийся далеко внизу Сонгак, накрытый траурным плащом лунной тени, за которой пряталось робкое, вмиг ослабевшее светило.

Так вот почему Чжи Мон торопил его, умоляя приехать до рассвета! Наверняка звездочёт знал о затмении, не мог не знать. Только какое отношение всё это имеет к нему, к Ван Со?

Хотя… По большому счёту ему было всё равно.

Он дёрнул поводья, и тут вдруг что-то задержало его над обрывом в бездну, которую медленно и неотвратимо затягивало кроваво-угольным покрывалом.

Я не могу объяснить тебе, Су, что произошло со мной, потому что и сам до конца не понял. Но в тот момент, когда чёрный круг на небе сомкнулся с красным, меня словно обожгло внутри.

Я внезапно почувствовал, как что-то изменилось в моей судьбе и во мне самом, и осознал, что там, внизу, в долине, меня кто-то ждёт. Не король-отец, призывающий сына к себе лишь ради долга. Не мать, изгнавшая своего искалеченного ребёнка из дворца, только чтобы не видеть его уродство. Не братья, которые не знали и боялись меня.

Меня ждал кто-то, кого я ещё не встречал, но кому был нужен и в ком нуждался сам. Это ощущение было настолько сильным и ярким, что ослепило меня не меньше кровавого обода солнца.

Теперь я знаю, что это была ты, Су. В тот самый миг ты пришла в мой мир, чтобы стать моей.

И прав был Чжи Мон, который торопил меня к тебе…

Тень от луны, погрузившая Сонгак во тьму, исказила черты лица Ван Со, что были видны из-под отталкивающей, но искусно сделанной маски. Те из его спутников, кто оказался рядом и смотрел в тот момент на него, шарахнулись в стороны, заставляя и без того уставших и испуганных лошадей сбиться в кучу на опасно узкой и каменистой горной тропе.

Ван Со холодно оглядел всадников из-под капюшона и под их растерянное перешёптывание решительно развернул коня к спуску с перевала.

Пусть думают, что хотят, и как угодно толкуют небесную тень. Пусть обвиняют его во мраке, накрывшем долину с его возвращением. Ему не было до этого дела. Он видел их всех в последний раз.

Родной город встретил принца так же, как проводил тот, где он жил в изгнании долгие годы: паникой на рынке и криками «Волк! Принц Волк!». Страх и суеверия расчищали перед ним улицы. Ужас и омерзение заставляли отворачиваться от него любого, кто оказывался поблизости.

Волк. Зверь в человеческом обличье, явившийся в Сонгак в час проклятой луны. Это ли не предвестие бед, которые нёс с собой четвёртый принц?

Не глядя под копыта своего коня, Ван Со прошествовал по улицам, лишь на минуту задержавшись у лотка торговца украшениями.

Дворец оглушил его равнодушной пустотой. Никто не встречал его. Никто не был ему рад. Другого принц и не ждал. Однако весь непростой путь сюда где-то глубоко внутри, в самом тёмном уголке его очерствелой души теплилась надежда на иное. Надежда, погасшая при взгляде на неприветливый, некогда родной дом.

Тем больнее Ван Со было услышать слова наместника Кана, произнесённые с насмешливым высокомерием, словно тот бросал кость паршивому псу и приказывал побыстрее расправиться с ней, чтобы вернуть его на цепь:

– Я оставлю с вами слугу, принц. После церемонии не задерживайтесь и возвращайтесь в Шинчжу{?}[Шинчжу (Синчжу) — провинция Корё, находившаяся на территории современного уезда Шинчхон (Синчхон) в провинции Хванхэ-Намдо (Южная Хванхэ), КНДР.], – в тоне наместника звучали повелительные нотки, не допускавшие возражения. – Не забывайте, что вы были приняты в семью Кан. Держите себя достойно при короле.

Этому трусливому лизоблюду не стоило открывать рот! И тем более не стоило напоминать о том, что Ван Со здесь всего лишь гость. Нежеланный гость.

Волна клокочущей ненависти поднялась из самых глубин звериного существа четвёртого принца, затопив сознание и лишив способности здраво мыслить. Рука сама потянулась к мечу, притороченному к седлу, но тут открылись ворота, пропуская Ван Со во внутренний двор.

Ненависть сбросила его с коня, а меч неизвестно как оказался в руке.

Я не стану оправдываться перед тобой, Су. Не стану притворяться, что жалею о сделанном. Потому что я не жалею.

Я не намерен был возвращаться в Шинчжу, чтобы вновь превратиться в заложника чьих-то интересов, в подкидыша, пригретого из корысти вдали от дома.

Ни за что!

Я готов был зарубить не только коня, на котором прискакал сюда, но и всех тех, кто остался по ту сторону ворот, захлопнувшихся за моей спиной подобно дверям преисподней. Я готов был выжечь весь путь назад, чтобы никогда больше не проходить его, уничтожить любое напоминание о прошлом, малейшую возможность вернуться туда, в свою тюрьму.

Я оглох и ослеп от ярости, протеста и отчаянной решимости, охвативших меня при мысли, что мне придётся вновь терпеть всех этих людей, каждому из которых мне хотелось свернуть шею за один только взгляд презрения или жалости, за одно только упоминание о моём положении и увечье.

Меня не отрезвила ни кровь, капающая с меча на землю, ни крики вокруг. Наоборот, всё это только разбудило во мне безумного Волка, от которого шарахались даже бывалые воины, испуганно отводя глаза.

Принц Волк?

Что ж, пусть.

Волк вернулся во дворец, чтобы остаться в нём навсегда…

Чхве Чжи Мон видел всё.

Стоя на крепостной стене позади принца, он слышал разговор Ван Со с наместником Каном, наблюдал последние конвульсии хрипящей лошади, провожал взглядом чёрную фигуру, источающую ярость. В облике четвёртого принца в тот момент не было ничего человеческого.

Недаром сегодня над Сонгаком разлилось алое зарево затмения.

Чжи Мон коротко вздохнул: он не ошибся.

Да и Ван Со оказался прав в своих предположениях и мрачных ожиданиях.

Мать отказала ему во встрече под предлогом недомогания, хотя они не виделись два года.

Братья старательно избегали его, перешёптывались за спиной, обмениваясь нелепыми устрашающими слухами, и столбенели при его появлении, словно он был исчадием ада, а не одним из них.

А отец… Отец действительно позвал его лишь затем, чтобы из волка превратить в пса, приказав встать под руку наследного принца Ван Му и охранять его шаткое положение до коронации. Да и то правитель Тхэджо пока ещё сомневался, кем станет Ван Со для будущего короля – щитом или карающим мечом.

Первую ночь в родном доме я не мог заснуть, Су. Меня измучили кошмары, в которых я маленьким мальчиком заходился криком в руках матери, располосовавшей моё лицо ножом в безумном припадке ревности к мужу из-за того, что тот решил заключить ещё один брак ради укрепления государства.

Я вновь бился в её руках, а после истекал кровью, отброшенный в сторону, как мерзкое животное. И лишь Ван Му пожалел меня, поднял на руки и отнёс к придворному лекарю. Но что могли сделать травы и целебные порошки с глубоким шрамом, разделившим моё лицо на две половины, а мою жизнь – на до и после? Что могли сделать утешения старшего брата, наследного принца, если от меня отказалась родная мать, стоило ей увидеть моё увечье?

Она своими руками сделала меня таким! И этими же руками вышвырнула меня из дворца в чужую семью, не желая видеть уродливого сына, терпеть рядом с собой калеку, который одним своим видом напоминал ей о содеянном ею же, но больше всего – о том, что она проиграла, когда король предпочёл ей другую женщину.

Только Ван Му оставался добр ко мне. Только он провожал меня, рыдающего, в чужой дом. Только он изредка писал мне. Так мог ли я теперь отказать ему в помощи? Тем более что в обмен он предлагал мне великую милость – позволение жить в Сонгаке и не возвращаться в ненавистный Шинчжу.

А я предпочёл бы скорее умереть, чем вернуться туда…

С самого утра следующего дня Чхве Чжи Мон нещадно гонял принцев, готовя их к церемонии, где им предстояло исполнить танец с мечами. Солнце припекало, тёмная одежда намокла от пота, мечи то и дело выскальзывали из рук. Наконец десятый принц взбунтовался, и Чжи Мон, проявив милосердие, дал им передышку.

Ван Со на репетицию предсказуемо не явился. Но на этот раз братья напрасно ругали за чаем его мерзкий характер: четвёртый принц покинул дворец по заданию Чжи Мона и Ван Му. Ещё до рассвета он сел на коня и отбыл на север.

И вот теперь, стоило принцам в разговоре упомянуть наследника престола, Чжи Мон встрепенулся и под благовидным предлогом покинул воспитанников, а сам поспешил в город, на рыночную площадь.

Ему нужно было убедиться в том, что всё идет так, как надо, и Ван Со окажется в нужном месте в нужное время.

Ровно тогда, когда астроном приведёт за собой Хэ Су.

Накануне звезда четвёртого принца засияла на небосклоне особенно ярко. А после затмения рядом с ней появилась новая маленькая звёздочка. И сейчас они двигались навстречу друг другу, но им нужна была помощь.

И Чжи Мон торопился изо всех сил.

========== Часть I. Алые сердца Корё – 2. Нечто невообразимое ==========

Комментарий к Часть I. Алые сердца Корё – 2. Нечто невообразимое

Иллюстрация к главе: https://yadi.sk/i/iTTrdJZDpGKtWg.

Автор – Проигравший спор ♡

Настроение: EXO-CBX – For You (Moon Lovers: Scarlet Heart Ryeo – OST)

Хочу, из дальних странствий вернувшись,

Стряхнуть воспоминания, как росу,

Стоять среди зелени, в белом красуясь{?}[Отрывок из стихотворения «Дикая роза» (по книге Мун Чонхи «Вслед за ветром», пер. М. В. Солдатовой, Е. А. Похолковой, И. Ю. Панкиной).].

Мун Чонхи{?}[Мун Чонхи (р. 1947) – южнокорейская поэтесса.]

Дом мой родимый – всего лишь двор постоялый,

И я здесь как будто тот гость, что должен уехать{?}[Отрывок из стихотворения «Солнце с луною…» (пер. Л. Эйдлина).].

Тао Юань-мин{?}[Тао Юань-мин (365–427) – китайский поэт.]

Четвёртый принц возвращался в столицу в отвратительном расположении духа.

Мало того, что его всё ещё леденил вчерашний нерадушный приём во дворце! Отец, мать, братья – все избегали его, а при встрече отводили глаза, как от прокажённого. Морозная корка обиды до сих пор сковывала его внутри, не давая глубоко и чисто дышать.

Мало того, что ему уготовили роль жертвы возможного покушения на наследного принца! На церемонии изгнания злых духов Ван Со предстояло занять его место, чтобы уберечь от смерти ценой собственной жизни, если покушение удастся.

Мало того, что всю минувшую ночь его изводили кошмары о матери! Он словно наяву ощущал ненасытное лезвие ножа на своём лице, каждый взмах, каждый росчерк, каждый миг, когда нож вгрызался в его кожу. Он вырвался из сна в слезах, и его ещё долго трясло от жутких воспоминаний на крепостной стене, куда он выполз, не в силах находиться во дворце. Там его и нашёл Чжи Мон, чтобы отправить с поручением ещё до рассвета.

Мало того, что поездка его оказалась напрасной, потому что доверенный человек звездочёта, живший в приграничной деревне на севере Сонгака, таинственным образом скончался накануне! Теперь неоткуда было узнать, причастны ли к организации покушения на наследного принца северные кланы, которые давно уже выказывали недовольство Его Высочеством в качестве потенциального правителя Корё.

Неужели всего этого судьбе было мало, и она продолжала его испытывать?

Видимо, да, потому что на него вдобавок возложили тяжёлую миссию вестника смерти. Повесилась служанка, подававшая завтрак наследному принцу Ван Му в тот самый день, когда умерла птица, которой дали попробовать приготовленную для него еду. По словам Чжи Мона, самоубийство было инсценировано, во дворце искали виновного. А Ван Со, раз уж всё равно направлялся на север, должен был заехать к родителям этой девушки, принадлежавшей некогда знатному, но обедневшему роду, и сообщить несчастным о смерти единственной дочери, которую те с большим трудом устроили служить при дворе для поддержки семьи.

Четвёртый принц это поручение выполнил, но у него разрывалось сердце, а перед глазами до сих пор стояли лица стариков, получивших страшное известие. И от кого! От Волка, который сам был словно посланец преисподней в своих чёрных траурных одеждах и маске, скрывающей обезображенное лицо.

Ван Со глухо застонал, вспомнив, как от него шарахнулись мать и отец погибшей служанки, стоило ему зайти в дом, и со всей силы пришпорил коня, чтобы забыться в бешеной скачке.

Почему он? Почему и это тоже выпало ему?

Он влетел на улицы Сонгака не разбирая дороги. Люди бросались в стороны, едва его завидев.

– Волк! Это Волк! – разносилось по округе.

«Волк!» – колоколом билось в ушах Ван Со, заставляя его морщиться и скрипеть зубами в бессильной злобе. И если бы кому-то не посчастливилось попасть под копыта его коня, это ничуть не расстроило бы четвёртого принца.

С чего бы?

Ван Со и сам не понял, как всё случилось, когда возле моста перед ним вдруг мелькнуло, падая в реку, нечто яркое, розовое, словно сорванный с дерева ветром лёгкий бумажный фонарик. Не успев ничего подумать, принц на полном скаку подхватил это воздушное нечто на самом краю обрыва и вскинул на спину коня, к себе в седло. Простой инстинкт, реакция тела, ничего более.

Прошло ещё несколько бесконечно длинных мгновений, пока Ван Со не осознал, что крепко прижимает к себе маленькую девушку с перепачканными сажей щеками и огромными глазами, полными ужаса. Принц отражался в её расширенных зрачках, взбешённый, с холодной яростью на застывшем лице и растрёпанной гривой волос. Ясно, почему она так на него смотрела! Её хрупкое тело била крупная дрожь. Он ощущал это напряжённой ладонью, кончиками пальцев, слышал это в её неровном дыхании.

Сколько же можно, а?

Сколько можно смотреть людям в глаза, обжигаясь их страхом и отвращением?

Мало ему досталось в последнее время, ещё и она тут… Бестолочь чумазая! Дернуло же её попасться ему на пути! Только её и не хватало вдобавок ко всем прелестям этого отвратительного дня! Теперь наверняка примется рассказывать всем и каждому, как её, бедняжку, схватил свирепый Волк и едва не уволок в тёмный лес.

Да лучше бы он овцу спас, чем эту замарашку!

Вне себя от раздражения и разочарования четвёртый принц грубо швырнул спасённую девушку на землю, словно вместе с нею можно было так же легко сбросить всё, что его тяготило.

Но эта пигалица в дорогой слепяще-розовой одежде, от которой у Ван Со в глазах кружили яркие пятна, вдруг принялась отчитывать его на весь рынок, едва поднявшись на ноги:

– Стойте! Подождите-ка! Как вы могли так обойтись с человеком, словно это мешок? Как вы вообще можете мчаться по такой узкой дороге? Всем пришлось отбежать! Вам что, важнее ваша лошадка, чем люди?

Нет, вы только посмотрите на неё! Это же нечто невообразимое!

Только что чуть не искупалась перед смертью, а позволяет себе подобное! Ещё ни одна девушка не разговаривала с ним таким назидательным, напрочь лишённым почтения тоном. Однако её цыплячье возмущение не столько разозлило, сколько позабавило Ван Со.

Пожалуй, стоило бы её проучить.

Как только девчонка, выдохнув первую порцию негодования, накинулась на него вновь, принц поднял своего коня на дыбы прямо над ней, и все слова у неё разом куда-то пропали. Должно быть, проглотила вместе с пылью, так кстати набившейся ей в рот, когда она опять ткнулась носом в землю.

Поделом, хмыкнул Ван Со и, не оглядываясь, направился дальше.

Но когда, вернувшись во дворец, он спешился и неосознанным движением поднёс руку к груди, то с изумлением понял, что давящая ледяная корка внутри дала трещину и начала таять по какой-то необъяснимой причине.

«Вот мерзавец!» – искренне восхитился Чхве Чжи Мон, наблюдавший за всем этим безобразием из-за телеги с перезревшей капустой, от которой густо пахло тухлятиной.

Принц мог бы вести себя повежливее, хотя куда там, это же четвёртый, а не восьмой!

Но Чжи Мон улыбался. Самое главное – всё получилось! А ловко он подкинул кочерыжку под ноги зазевавшемуся крестьянину с огромной торбой за спиной, который и подтолкнул Хэ Су к обрыву. И как вовремя, а! Звездочёт потёр ладони, донельзя довольный собой.

Народ, взбудораженный произошедшим, потихоньку разбредался по рынку, возвращаясь к своим делам. Телега источала тошнотворный запах гнили и навоза. Изнемогавший от попрания эстетических чувств звездочёт морщился, однако не спешил покидать своё неудачное укрытие, пока прибежавшая служанка не потащила Хэ Су обратно во дворец. Размахивая руками и то и дело закатывая в ужасе глаза, она визгливо причитала на всю округу, что рисовый клей, за которым госпожа Хэ приглядывала по поручению принцессы Ён Хвы, подгорел, и теперь беды не миновать.

Наконец Чжи Мон выбрался на дорогу, шумно вдохнул стылый воздух, прочищая лёгкие, и неторопливо, с чувством исполненного долга направился за девушками, держась на безопасном расстоянии.

Дело сделано. Он – молодец!

Я часто потом пытался вспомнить и понять, Су, как же я не разглядел тебя при первой встрече. Однако единственное, что всплывало в памяти, – это запах лотоса, медовых сладостей и чего-то ещё, больше всего похожего на… рисовый клей. Забавно, но я почему-то так и не спросил тебя, откуда это взялось.

Хотя… Было ещё одно… Странное ощущение сродни тому, что я испытал тогда на перевале, глядя на луну, пожирающую солнце. Это ощущение длилось всего миг, но я вновь увидел вспышку света в красно-чёрных языках пламени и почувствовал, как что-то вдруг… успокоилось во мне. Успокоилось и затихло. Словно я всё делал правильно. Но что именно – понять я не мог.

Как мучительно жаль, что понимание пришло ко мне слишком поздно…

***

И под угрозой смерти Ван Со никому бы не признался, что завидует своим братьям.

Не прямой дороге на трон наследного принца Ван Му.

Не амбициям и талантам в управлении третьего принца Ван Ё.

Не признанному всеми уму и начитанности восьмого принца Ван Ука.

Не денежному везению вкупе с потрясающей глупостью и безнаказанностью девятого принца Ван Вона.

Не детской непосредственности и наивности десятого принца Ван Ына.

Не силе и задиристости, странным образом сочетающейся с добротой, четырнадцатого принца Ван Чжона.

Не тонкой творческой натуре и успехам у женщин тринадцатого принца Бэк А.

Нет, не это трогало его и заставляло жалеть о том, что он не принадлежит их кругу. Ван Со жадно смотрел, с какой непринуждённостью братья общаются между собой, пьют чай, дурачатся, копаются в книгах и занятных вещицах в башне звездочёта Чхве Чжи Мона, задирают друг друга и прощают тут же, да просто открыто и дружелюбно смотрят друг другу в глаза! А он… паршивая овца, нет, дикий, ощерившийся зверёныш, выброшенный из стаи, вынужден был наблюдать за всем этим со стороны, не смея присоединиться к ним из-за страха вновь оказаться отвергнутым.

Но избежать встреч с братьями во дворце он не мог хотя бы потому, что они должны были все вместе готовиться к церемонии изгнания злых духов.

Вот и в этот раз Ван Со, опоздав, забился в угол и, напустив на себя безразлично-холодный вид, тайно наслаждался тем, что ему непостижимым образом стало легче после того случая у моста. Не особо доискиваясь до причин, он слушал чужие разговоры, греясь в тепле и лёгкости общения других братьев. Они опять что-то не поделили, шутливо бранясь. И ему было почти хорошо.

Однако тут произошло нечто более интересное, чем весёлая перепалка принцев.

Они не успели отдать должное чаю с пирожными, как со двора донеслись крики: похоже, неугомонный десятый принц с кем-то сцепился, и сцепился не на шутку.

– Эй, постойте! – требовал звонкий девичий голос. – Вы должны извиниться за то, что подглядывали за Чхэ Рён, когда она переодевалась!

– Отстань от меня! – огрызался Ван Ын, правда, не очень уверенно. – Где это видано, чтобы принц извинялся перед служанкой! Оставь меня в покое!

– Ах так! Вот вам!

За отчётливым звуком удара последовал обиженный вой:

– Ай! Ты осмелилась ударить принца? И думаешь, сможешь избежать наказания?

– Негодяй!

– А ты – глупая вздорная девка! Не трогай меня!

– Таких людей нужно хорошенько наказывать, чтобы выбить всю дурь!

Разумеется, на этот спектакль выбежали поглазеть все братья, включая Ван Ё и Ука.

Четвёртый принц вышел последним и замер на пороге.

Ну надо же!

То самое невообразимое нечто, с которым он столкнулся в полдень на рынке, восседало на вопящем Ван Ыне, щедро и довольно умело отвешивая ему тумаки. Эта сумасбродная девчонка каким-то чудом оказалась во дворце, возле библиотеки восьмого принца, и наводила тут свои порядки.

Уму непостижимо!

Шагнув вперёд, Ван Со перехватил тоненькую руку, занесённую для очередного удара, и одним движением сдёрнул вошедшую в раж девчонку с десятого принца, скорчившегося в пыли.

Не то чтобы он порывался защитить неразумного шалопая Ына, который, по его мнению, за свои вечные проделки заслуживал и не такой взбучки. Всё дело было в этой девчонке. Ван Со из чистого любопытства хотелось не просто поставить её на место, а проверить, как она отреагирует на этот раз.

И та не обманула его ожиданий. Вместо того чтобы каяться и просить прощения, она бросилась вслед за ним, очевидно, не растратив весь свой пыл на потрёпанного бедолагу Ына, который, причитая, с позором покинул поле боя.

– Стойте! Подождите! Да постойте же!

Ван Со остановился, однако и не подумал оборачиваться.

– Опять то же самое, – раздалось прямо за его плечом. – Я что для вас, мешок какой-то? Вы должны извиниться!

Да ну? И в честь чего это, интересно?

– А кто ты такая? – развернувшись на пятках, Ван Со едва не отпрянул, увидев совсем близко раскрасневшееся от недавнего сражения, а больше от негодования лицо девчонки.

– Я? Кто я такая? – смешалась та от его небрежного тона и неожиданного вопроса. – Я Хэ Су.

– Меня не интересует, как тебя зовут, – поморщился Ван Со. – Я спросил о твоём статусе.

– А при чём здесь мой статус? – озадаченно отступила на шаг девчонка. – Или вы извинитесь, только если я принцесса? Боже, что за странный человек!

Вот именно. Странный. И опасный. Неужели не очевидно? А эта бестолковая синица продолжала играть с огнём. И пусть она развлекала его своими выходками, её следовало поставить на место, а заодно оградить себя от дальнейших стычек с ней, которые ведь могут однажды и прискучить.

– Значит, ты хочешь услышать мои извинения? – вздёрнул одну бровь Ван Со.

Видимо, его обманчиво покладистый тон пришёлся этой нахалке по душе, потому что она тут же задрала нос.

– Да! И не только ваши! Тот юный принц тоже должен извиниться, и я добьюсь от него этого! – она просто полыхала жаждой справедливости. – Чем выше статус, тем больше нужно уважать законы. Не согласны?

Однако, это ново…

Ван Со шагнул к надоедливой склочной девчонке, которая вдруг вздумала читать ему нотации, и навис над ней холодной чёрной тенью:

– Ну ладно! Но как только ты услышишь мои извинения, сразу распрощаешься с жизнью. Устраивает это тебя? – и, не дожидаясь ответа, продолжил с открытой угрозой, намеренно растягивая слова: – Что ж… Я приношу…

Но в этот момент его почти что жертва встрепенулась и с возгласом «Сестра!» порхнула за спину невесть откуда взявшейся супруги восьмого принца, которая, едва поклонившись, тут же увела притихшую поборницу справедливости со двора.

Вот оно что!

Стало быть, у этого невообразимого нечто с рынка были все права находиться во дворце и путаться под ногами. И к тому же, у него (вернее, неё) было имя.

– Хэ Су, – проговорил четвёртый принц, задумчиво глядя вслед сёстрам и с удивлением ощущая, как внутри него разливается медовое тепло.

А ещё ему хотелось улыбаться. Впервые за долгое-долгое время.

Прежде я не встречал никого, похожего на тебя, Су. Никого, кто так же прямо и дерзко смотрел бы мне в лицо, не отводя взгляд, не пугаясь моей маски и грубого обращения. Тем более странно было видеть перед собой девушку, ведь с ними мне не доводилось разговаривать особенно часто, да и приятных воспоминаний эти встречи у меня не оставили. Немногочисленные служанки в Шинчжу, которых я почти не видел. Дрожащие от ужаса передо мной тени в доме кисэн{?}[Кисэн – профессиональная артистка, обученная танцам, пению, поэзии, игре на музыкальных инструментах, поддержанию разговора – всему, что необходимо для развлечения мужчин. Считается, что первые кисэн появились в Корее во времена государства Корё (X в.).], лиц которых я не помню. Нечастые в моей приёмной семье гостьи, с которыми у меня не было никакого желания общаться, да и у них со мной тоже.

Другое дело ты.

Та забавная встреча с тобой осветила мою душу настолько, что я решился повторно нанести визит матери. Мне вдруг стало легко и казалось, раз ты смотрела на меня так просто, то и королева Ю примет меня столь же открыто. Мы не виделись два года, я был её родным сыном, и я отчаянно жаждал её ласки или хотя бы одного доброго слова, но…

Когда я пришёл, мать пила чай с Чжоном и Ё, моими родными братьями. Мне хотелось улыбаться ей. Хотелось увидеть улыбку в ответ. Однако… ничего не изменилось. Ничего, Су!

Она по-прежнему отталкивала меня, то и дело упоминая мою приёмную мать, госпожу Кан Шинчжу, как будто та чужая женщина имела для меня какое-то значение! Несмотря на то, что я был родным сыном королевы Ю, я оставался её позором, её шрамом, который она пыталась спрятать в отдалении от дворца. А я имел наглость явиться и претендовать на её внимание и ласку! Это было моей ошибкой, но я так хотел увидеть мать, Су! Я так хотел коснуться её! Искалеченный изгой, никому не нужный, никем не любимый, я продолжал глупо верить, что уж для матери я всегда буду родным и желанным. Я ошибался.

И всё равно пытался улыбаться ей.

Ван Ё открыто насмехался надо мной, рассуждая о том, что волки хуже собак. Ну как же, конечно… Я был и его позором тоже. Хуже – я был для него угрозой. И, как показала жизнь, предчувствие третьего принца не обмануло.

А Чжон… Он единственный из всех был мне рад, ну или хотя бы не раздражён моим присутствием. Однако, сам того не зная, Чжон отнял у меня возможность порадовать мать подарком, так некстати вручив ей свой. Потом он ещё много чего отнял у меня, включая самое дорогое, и ты это знаешь, Су…

А в тот раз… Сейчас я думаю, что своим несвоевременным порывом он спас меня от ещё большего разочарования и обиды. Ведь королева Ю вряд ли приняла бы мой подарок – серебряную шпильку для волос, чем унизила бы меня в глазах братьев и моих собственных ещё больше. Так что я должен быть благодарен Чжону.

Я должен быть благодарен ему за многое, будь он проклят!

Чхве Чжи Мон благоразумно стоял в отдалении от своих воспитанников, беззастенчиво подслушивающих под дверью. Всем было интересно, чем закончится визит четвёртого принца к королеве Ю. А визит этот закончился довольно предсказуемо: Ван Со покинул мать в таком состоянии, что едва не вышиб дверь, а заодно и единственный здоровый глаз Ван Ына, пострадавшего в бою с Хэ Су.

Чжи Мон чуть не прыснул, заметив, с каким деловитым видом девятый принц Ван Вон принялся изучать бамбуковую тумбу и как смачно отлетевший в сторону тринадцатый принц Бэк А приложился к стене. Но Ван Со не обратил на это никакого внимания. Он молча прошёл мимо оторопевших братьев и застывших в поклоне слуг и скрылся за поворотом.

Надо думать, не в меру любопытным мальчишкам ещё очень повезло.

Звездочёт видел, что творилось с Ван Со, слышал его хриплое от обиды и невыплаканных слёз дыхание, чувствовал клокочущий бессильный гнев, и ему хотелось, вопреки данной себе клятве, утешить четвёртого принца, убедить его в том, что…

Да ничего этого он не мог! Просто не имел права!

И всё-таки Чжи Мон бросился вслед, окликая его. Однако все слова сочувствия и поддержки застряли у него в горле, стоило Ван Со обернуться. Он посмотрел на звездочёта такими больными глазами, что тот вмиг подавился всеми заготовленными фразами, которые всё равно не помогли бы, а быть может, ранили принца ещё сильнее…

Вместо этого Чжи Мон изобразил на лице улыбку и приветливо произнёс:

– Ваше Высочество, вам стоит принять ванну перед церемонией.

Впрочем, искусственная улыбка сползла с его лица, когда он смотрел в спину удаляющемуся Ван Со, раздавленному холодным приёмом матери и собственным ничтожеством.

Что ж… Астроном никак, никак не мог ему помочь, даже если бы у него было на это право! Небеса каждому определили свою ношу, и нести её во все времена приходится в одиночку, совсем по-волчьи.

По подсчётам Чхве Чжи Мона, Хэ Су должна была уже подходить к королевской купальне, пробираясь по тайному ходу в скале…

Я и сам не знаю, что меня заставило послушаться звездочёта, Су. Почему я безропотно отправился в купальню вместо того, чтобы вскочить на коня и гнать его прочь отсюда, от дворца, от этого места, где я никому не был нужен! Только – куда? Мне хотелось столкнуться со стаей волков и рвать их на части, как меня раздирала на части боль сына, которого в очередной раз отшвырнула родная мать!

Даже у волков детёныши доверчиво жмутся к волчице, и она оберегает их, зализывая любые раны, прижимая к тёплому боку, утешая и защищая до последнего, какими бы они ни были… А я… Я, будучи королевским сыном, не мог рассчитывать и на толику любви.

Но я отчего-то подчинился Чжи Мону. В его глазах было нечто необъяснимое, что заставило меня молча последовать его совету. Сейчас я думаю, что не совет это был вовсе, а приказ. И я не мог бы его ослушаться, даже если бы захотел.

Вместо этого я пришёл в купальню, но вовсе не за тем, чтобы соблюсти правила подготовки к церемонии, на которые мне было плевать. Мне нужно было смыть с себя всю обиду и грязь, все взгляды: презрительные, злые, жалостливые, неизвестно ещё, какие хуже… Это желание было детским, наивным, но во мне заходился слезами брошенный матерью волчонок, и я не слышал ничего, кроме его жалобного воя.

И надо же было такому случиться, что там я снова встретил… нет, ещё не тебя, моя Су. Стоя в воде, с обнажённой душой и лицом, не спрятанным за маской, я вдруг снова увидел ту самую взбалмошную девчонку, которая преследовала меня везде, где бы я ни оказался.

Как? Ну как такое было возможно? Каким образом эта девчонка очутилась в закрытой королевской купальне поздним вечером, когда там был я? Что она делала в воде, полностью одетая? Почему я вновь и вновь натыкался на неё, куда бы ни шёл? Что это было за наваждение?

В тот момент я не думал об этом, я вообще потерял способность здраво мыслить от потрясения. Волк во мне ощерился и вцепился в горло этой девчонке, а волчонок испуганно скулил, пытаясь спрятаться от чужого взгляда, полного ужаса. Я чувствовал себя перед этим взглядом уязвимо открытым, не защищённым ни одеждой, ни маской, ничем. Я просто не знал, что делать.

За это, за свою душевную наготу, за свой панический страх я бы легко задушил эту девчонку одной рукой, если бы вдруг не понял, что она боится вовсе не моего обезображенного лица.

Это озарение ошеломило меня и заставило разжать пальцы.

Я не помню, как вышел из купальни, как вернулся к себе, как заснул в ту ночь и заснул ли вообще. Но отчётливо помню это новое пугающее ощущение: непрестанно прислушиваясь к себе, я чувствовал, как нечто невообразимое, чуждое моей звериной натуре, прорастает во мне, согревая изнутри, оставляя во рту привкус мёда…

***

Между тем во дворце всё было готово к церемонии изгнания злых духов: наступил двенадцатый лунный месяц.

Слушая бой барабанов в сгущающихся сумерках, Ван Со смотрел на маску охотника, возглавляющего церемонию. Её должен был надеть наследный принц, ведь это его собирались очистить от скверны на празднике. Но на его месте, под этой маской, будет четвёртый принц, пожертвовать которым гораздо проще.

Его не в первый раз приносили в жертву. И уж точно не впервые могли убить – всё «на благо государства».

Рот Ван Со скривился в саркастической усмешке. Да он, оказывается, весьма нужная фигура на доске политических игрищ! А всё мучается своей никчёмностью, глупец!

Он коснулся безобразной маски, и ему вдруг пришло в голову, что, не появись нужды в подмене принцев, он легко бы справился с этой ролью и без подобных ухищрений: его обезображенное шрамом лицо надёжно отпугнёт всех злых духов, вздумай они и в самом деле явиться во дворец.

Но главным героем церемонии для всех должен выступать Ван Му. А он, четвёртый, останется в тени. Если вообще останется…

Когда-то в Шинчжу его как лучшего охотника отправили в кишащие волками горы под благовидным предлогом защиты селения. Ван Со ни минуты не сомневался, что наместник Кан таким образом надеялся избавиться от него, оказав тем самым услугу королеве Ю и выгодно выставив себя безутешным приёмным отцом. Однако к его великому разочарованию, четвёртый принц остался жив, истребив при этом всех волков в округе.

Что с ним происходило в лесу, Ван Со предпочёл бы вытравить из памяти, но – увы! – это было невозможно, как и стереть все шрамы с его тела, все следы от волчьих когтей и клыков. Он предпочёл бы забыть, как в одиночку отбивался от стаи, сперва израсходовав все стрелы, потом сломав меч о хребет вожака и потеряв охотничий нож, застрявший в горле матёрой волчицы… Как полз по скалам к спуску в долину, оставляя за собой горячий, густо пахнущий кровью след на жухлой траве, стараясь не потерять сознание… Как в последнем отчаянном усилии выбрался на охотничью тропу и швырнул пылающий факел в тех, кто якобы искал его в лесу.

С тех пор не только его лицо, но и тело испещряли грубые шрамы. Но, в отличие от первого, их можно было спрятать под одеждой, равно как и растерзанную душу. Для этого не требовалась никакая маска.

Да, в тот раз он выжил, изгнав всех злых духов в волчьих шкурах из окрестностей Шинчжу. Выживет ли сегодня? Сможет ли, приняв удар за наследного принца, вернуться к жизни, чтобы провести её в Сонгаке?

Ответа на этот вопрос он не знал.

А тот, кто знал, с энтузиазмом руководил последними приготовлениями к церемонии во дворце, не забыв весьма прозрачно намекнуть Чхэ Рён, той самой голосистой служанке Хэ Су, что её госпоже наверняка понравится праздник на рынке. Так почему бы не провести вечер, развлекаясь за пределами дворца, вместо того чтобы скучать на церемонии?

Во мне не было ни сомнений, ни страха, Су. Всё, что я чувствовал, двигаясь под ритуальные барабаны, – это азарт на пути к своей цели. Если у меня всё получится, если я смогу пережить нападение и найти тех, кто задумал покушение на наследного принца, я останусь в Сонгаке. Больше ничто не имело значения.

Но я ошибался.

В самом конце церемонии, когда мне уже стало казаться, что сведения о нападении были неверными, а третий принц Ван Ё в костюме заклинателя злых духов расправился со всей нечистью, в церемониальный двор вдруг ворвались фигуры в чёрных одеждах и уродливых масках.

В бою, в который вступили и принцы, многие из нападавших остались лежать на земле, захлёбываясь кровью. Однако единственной целью убийц был я – и до меня добрались.

Мою руку обожгло лезвие меча, и в первые минуты, упав на землю, я просто не понял, что происходит вокруг. Но я предпочёл бы погибнуть от руки наёмника, чем увидеть лицо отца, который с криком «Ван Му!» бросился ко мне, а когда осознал, что ранен не наследный принц, а я, даже не попытался скрыть свою радость.

– А, это ты… – с облегчением выдохнул он и тут же, отвернувшись, принялся искать своего старшего сына: – Где наследный принц? Что с ним?

Я спас Ван Му. Я стоял на коленях перед отцом, чувствуя, как одежда моя набухает кровью. Я ждал от него хотя бы одного доброго слова, Су! Но напрасно. Главной заботой короля Тхэджо оставался наследник престола. А меня можно было принести в жертву.

Удар нападавшего пришёлся вскользь, задев меня, но не смертельно. Зато удар от слов отца попал прямо в сердце. И лучше бы я истекал кровью, чем слезами, которые предательски наворачивались мне на глаза.

Я всегда был никем для короля. И до сих пор оставался для него никем.

Всё, что я мог, – это до конца исполнить условия нашего соглашения с наследным принцем: найти убийцу в обмен на возможность остаться в Сонгаке.

Поэтому я поднялся с земли и поспешил в погоню, на самом деле убегая от собственной слабости и слёз…

Ван Со настиг одного из нападавших на горном склоне, поросшем редким бамбуковым лесом.

В его намерения не входило убивать этого человека, лицо которого хоть и скрывала маска, но неуверенные движения и дрожь в руках выдавали страх и готовность сдаться. Принц действительно не собирался лишать его жизни. Гораздо важнее было выяснить, кто нанял всех этих людей для убийства наследника престола Корё.

– Надеешься уйти отсюда живым? Тогда скажи, кто стоит за тобой, и я поговорю с королём о помиловании. Я – четвёртый принц Ван Со. Ты можешь верить моему слову.

Меч в руке нападавшего дрогнул и опустился.

Но в тот самый момент, когда он готов был назвать имя, на поляну выбежала Хэ Су. Та самая несносная девчонка, которая преследовала четвёртого принца с момента его возвращения в Сонгак.

Как, святые Небеса, ну как она могла оказаться в лесу в это время? Что за злой рок привёл её сюда за миг до того, как раскрылось бы имя убийцы? Будь она трижды проклята!

Воспользовавшись секундным замешательством принца, наёмник подскочил к Хэ Су и выставил её перед собой живым щитом.

Ван Со едва не засмеялся: это было смешно и глупо. Неужели этот недоумок и в самом деле полагал, что жизнь какой-то девчонки может стать препятствием к достижению цели четвёртого принца?

– Убей её! – холодно предложил Ван Со. – Меня не волнует, что ты с ней сделаешь. Это бесполезно. Лучше скажи, кто стоит за тобой?

Ещё миг, всего лишь миг отделял его от триумфа: принц явственно видел, как на вдохе поднимается грудь его противника, чтобы выдохнуть заветные слова! Но девчонка вдруг вывернулась у того из захвата, а в следующее мгновение наёмник уже лежал на земле с пробитым черепом: за спиной Ван Со стоял Ван Ук, опуская руку, в которой секунду назад был клинок.

Звериный рык ярости и разочарования вырвался из груди четвёртого принца. Он был в каком-то шаге от своей цели, всего лишь в шаге! И вот из-за этой поганой девчонки и братца его постигла неудача!

Если бы не восьмой принц, Ван Со уже знал бы имя человека, организовавшего покушение на наследника престола. Если бы не Ван Ук, в порыве слепого гнева он бы уже перерезал горло этой вездесущей маленькой дряни, лишившей его надежды на будущее…

Именно в тот момент, Су, я впервые возненавидел своего брата. И ненависть эта, подпитываясь разными причинами, росла и крепла во мне год от года, до самого конца.

Но хуже всего, тяжелее всего то, что я благодарен Уку. За то, что в ту ночь он не дал мне совершить самую страшную ошибку в моей жизни: потерять тебя, не успев обрести.

И это мучает меня до сих пор…

========== Часть I. Алые сердца Корё – 3. Огнём и мечом ==========

Комментарий к Часть I. Алые сердца Корё – 3. Огнём и мечом

Иллюстрация к главе: https://yadi.sk/i/F3bMkjciLCFRmQ.

Автор – Проигравший спор ♡

Настроение: Kim Ji Soo – Gesture of Resistance (Moon Lovers: Scarlet Heart Ryeo – SCORE)

Лежу, словно мёртвый,

И пережёвываю тишину,

Но всё равно в ушах – звук стынущей крови

И звук разлагающейся плоти{?}[Отрывок из стихотворения «Почему я воспеваю горы» (автор перевода неизвестен).].

Ли Кынбэ{?}[Ли Кынбэ (р. 1940) – южнокорейский поэт.]

Небо над Сонгаком было холодным и пустым. Без луны, без единой звезды, без облачка, словно в эту ночь кто-то набросил на него покрывало непроглядного мрака, на котором даже птицы не решались оставить белёсый росчерк крыльев.

Вечное, недосягаемое, оно казалось абсолютно равнодушным ко всему, что происходило под ним и тысячу лет назад, и сейчас, и что случится ещё через тысячу лет.

Но четвёртому принцу было всё равно.

Он редко смотрел на небо: там для него не было ни отклика на его надежды, ни ответов на его вопросы. Ему никогда не приходило в голову любоваться дождём, звёздами или снегом. Слишком много времени он провёл под плачущим небом, которое не замечало его собственные слёзы. Слишком свежи были воспоминания о зимних ночах в лесу, где его одиночество укрывал только летящий снег и волчий вой. Слишком тягостной была его бессонница в чужом доме, куда он отчаянно не хотел возвращаться.

Ван Со сидел на каменных ступеньках в маленьком дворике в поместье восьмого принца, куда они все вернулись после неудачной погони за наёмниками, и перебирал в памяти события минувшего дня.

– Ваше Высочество желает сегодня спать на улице?

Чхве Чжи Мон, казалось, вообще не касался земли: всякий раз он приближался настолько бесшумно и неожиданно, что даже великолепный слух Ван Со, присущий истинному охотнику и воину, не мог уловить звук шагов звездочёта. И как ему это удавалось?

Принц молча поднял на него взгляд.

– Осмелюсь предположить, что последствия такой неосмотрительной затеи могут быть весьма и весьма удручающими, – вкрадчиво заметил астроном.

– А если и так? Тебе что за печаль? – не очень любезно откликнулся Ван Со.

– Я – смиренный слуга Небес и проводник их воли, – Чжи Мон картинно поднял глаза к небу, но тут же вцепился в Ван Со пристальным взглядом: – А вы, Ваше Высочество?

– Что – я? – недоумённо вскинул брови принц.

– Кем видите себя вы? Кем мечтаете быть? – не дождавшись ответа, звездочёт продолжил: – Вы хотите остаться в Сонгаке? Хотите выяснить, кто спланировал покушение на Ван Му? Если так, вам стоит внимательнее относиться к собственной судьбе и не пренебрегать её знаками.

– Какими знаками?

– О которых я сообщаю вам благодаря воле Небес, – Чжи Мон пожевал губами и, вновь не дождавшись от недогадливого принца никакой реакции, со вздохом напомнил: – Я писал вам о том, что следует вернуться в Сонгак до затмения? Писал. А вы?

– Это не моя вина, – Ван Со никак не мог уяснить, куда клонит звездочёт.

– Да, но вы опоздали. А небесные светила не ждут. Вот вы и явились в столицу вместе с волчьей луной, под её зловещей тенью. Рассказать вам о том, что теперь о вас говорят люди?

Принц опустил голову.

– Я стремился избежать того, чтобы ваш приезд связывали с затмением, желал оградить вас от лишних слухов и пересудов, но… – Чжи Мон развёл руками. – Что ж, постарайтесь в дальнейшем не искушать судьбу, Ваше Высочество. Завтрашний день может преподнести много сюрпризов… Тем более что утром вас ожидает король.

– Отец? – от нахлынувшего волнения внутри у Ван Со всё перевернулось.

– Его Величество король Тхэджо Ван Гон желает видеть вас и наследного принца до встречи с министрами. Поэтому я бы посоветовал вам, принц Со, как следует выспаться и позаботиться о своём здоровье, – взгляд Чхве Чжи Мона выразительно скользнул по его левому рукаву, скрывающему повязку, после чего астроном как будто к чему-то прислушался, учтиво поклонился и скрылся за чайным домиком, по-прежнему не издав ни единого звука одеждой или подошвами сапог.

Ван Со оцепенело смотрел ему в спину.

Завтра отец и наследный принц будут ждать от него объяснений, а что он мог им рассказать? Как потерял след целой группы нападавших? Как не смог узнать имя организатора покушения у человека, который сдался ему и опустил меч? Как вернулся во дворец ни с чем?

Как он будет оправдываться перед королём за своё бессилие и никчёмность?

Ван Со в сердцах стукнул кулаком по каменному парапету и зашипел: из-за резкого движения взвилась болью раненая рука, и принц, морщась, небрежно поправил повязку.

Заботиться о здоровье, когда на кону стоит его жизнь?

Эта рана, полученная им на церемонии от наёмника, одна из многих, которые приняло и сохранило в шрамах его тело, была сущей мелочью по сравнению с раной душевной, что кровоточила, не заживая годами, и изводила его, со временем только ширясь.

Ван Со вспомнил, как сегодня вместо служанки его перевязывала принцесса Хванбо Ён Хва. Он не просил об этом, но она принесла лечебные травы, обработала рану и наложила повязку. Ён Хва смотрела ему в глаза, касалась его лица и единственная во дворце улыбалась ему, но принца не покидало ощущение, что всё это было каким-то ненастоящим. Ему казалось, что улыбка сестры была такой же фальшивой и бездушной, как новогоднее небо над его головой. Ён Хва очень старалась выглядеть милой и приветливо разговаривала с ним, но была будто сделана из фарфора, холодного на ощупь и пустого внутри.

Словно неживая.

Не то что эта неугомонная надоедливая девчонка. Как её там… Хэ Су!

При внезапной, как удар, мысли о родственнице Ван Ука четвёртый принц глухо застонал, возвращаясь к своим тревогам.

Эта вездесущая маленькая дрянь – вот кто сейчас был его настоящей проблемой. Если бы не она… Если бы её не было, всё могло бы обернуться иначе! Он бы уже сообщил королю имя человека, задумавшего убийство наследного принца, и получил бы позволение жить в Сонгаке. Остаться дома!

И зачем только он спас её у моста? Отчего не придушил в купальне? Почему не прирезал там, в лесу? Что его остановило?

Сейчас бы всё было по-другому!

Ван Со почувствовал, как в ответ на вспышку злой досады у него зажгло ладони, и с удивлением посмотрел на свои руки. Попадись ему эта девица сейчас, он бы раздумывать не стал – уж точно свернул бы её тонкую противную шею! Но сперва вытряс бы из неё всё, что она сможет вспомнить об увиденном в лесу. Каких-то людей в масках, главаря, исчезнувшие трупы – всё, что могло пригодиться ему в поисках убийц. А потом бы он без сожаления избавился от неё, чтобы она никогда больше не попадалась ему на глаза!

И равнодушные, холодные Небеса вдруг услышали его, подарив ему этот шанс, потому что та, о ком сейчас остервенело думал четвёртый принц, появилась из-за чайного домика, где несколькими минутами ранее скрылся звездочёт.

Хэ Су шла в сопровождении служанки и просто не могла миновать Ван Со: дорожка тянулась как раз к тому месту, где он сидел. Разумеется, девушки видели его, служанка даже неловко поклонилась, и они, испуганно семеня, поспешили прочь.

Не в этот раз.

– Стоять! – низкий рык пригвоздил обеих к месту, эхом отдаваясь в стылом ночном воздухе.

Одного красноречивого взгляда на служанку хватило, чтобы та убралась восвояси. А Хэ Су, сжавшись под безмолвным напором принца, затараторила, как никогда напоминая струсившего цыплёнка:

– Зачем? Что опять? Я правда рассказала вам всё, что знаю. Что я ещё могла там увидеть? Какие-то люди пронзали мечами людей в масках. Всё произошло быстро, словно… это было заранее спланировано.

Терпение Ван Со, запас которого и без того был невелик, сошло на нет. Он грубо схватил Хэ Су за горло, нимало не заботясь о том, что неизбежно тревожит свежий порез от меча наёмника на шее своей жертвы.

– Ну-ка подумай! – он бесцеремонно тряхнул её, словно от этого движения мозги перепуганной насмерть девчонки могли встать на место и она тут же выдала бы ему всю нужную информацию. – Вспоминай! Давай!

Хэ Су сипло всхлипнула в тисках его пальцев. Ван Со наверняка бы придушил её, не рассчитав в ожесточении силы, но на его закаменевшее в хватке запястье легла чья-то рука.

Ну конечно! Защитник слабых и обиженных! Благородный восьмой принц Ван Ук! Ваше, чёрт бы вас побрал, Высочество! А у вас появилась та же поганая привычка, что и у вашей маленькой ручной синицы, – вечно путаться под ногами в самый неподходящий момент.

Четвёртый принц подавил раздражённое рычание и порыв свободной рукой выбить из Ука привычку влезать не в своё дело. Они с восьмым принцем родились в один год, поэтому Ван Со не мог просто так осадить его, как поступил бы с младшим братом, но и не обязан был безропотно слушаться и выказывать подчёркнутое уважение старшему.

– Думаю, уже достаточно, – спокойно и веско произнёс Ван Ук, ослабляя волчью хватку четвёртого принца на горле Хэ Су, отчего та плюхнулась на каменный парапет, не удержавшись на ногах.

Однако это падение, очевидно, каким-то образом прочистило её память, поскольку девчонка воскликнула:

– Мех! На всех были чёрные одежды! А у одного одежда была отделана мехом, он и приказал их убить.

Невероятная догадка озарила Ван Со.

– Ты видела его лицо? Как он выглядел? – от волнения он почти кричал, что явно не понравилось Уку, хотя на него четвёртому принцу было плевать.

– Нет, я не видела. Но он определённо был главным.

Ван Со изо всех сил старался не выдать ужаса, накрывшего его вслед за озарением.

– Кто ещё знает об этом?

– Кроме вас, меня этим больше никто не донимает, – обиженно надулась Хэ Су.

Жалкую попытку уколоть его четвёртый принц пропустил мимо ушей:

– Забудь всё, что ты видела в лесу. И забудь того человека, поняла?

– Да, Су, Ван Со прав, – неожиданно поддержал его Ук, правда, совсем по другой причине. – Только в этом случае ты избежишь смерти.

– А теперь я могу идти? – капризно поинтересовалась девчонка и, даже не поклонившись, направилась к себе.

– Ты! – неприязненно окликнул её Ван Со. – Не показывайся больше мне на глаза!

Он хотел припугнуть Хэ Су и рассчитывал, что его резкий пренебрежительный окрик, словно он обращался к прислуге, подстегнёт её и она побыстрее уберётся с глаз долой. Но та вдруг остановилась и, развернувшись к нему, с нажимом спросила:

– Да что такого я сделала? Вы предложили тому человеку в лесу убить меня, а ещё сказали, что сами меня убьёте. И что же мне было делать? Я что, должна была молча умереть?

Гневный голос Хэ Су сдвинул с места восьмого принца, и тот, успокаивая её, шагнул вперёд. А Ван Со с удивлением почувствовал, что у него внутри шевельнулось нечто, похожее на уважение к этой дерзкой и смелой девчонке. А она… молодец!

Он криво усмехнулся, чтобы скрыть смущение, и пошёл прочь, но замер, когда ему в спину донеслось:

– Это преступление – хотеть жить? Все хотят жить… За что вы так со мной?

Эти слова кинжалом прорезали загрубевшую оболочку души четвёртого принца и добрались до самого сокровенного.

И он тоже. Он тоже просто хотел жить. Под родным небом, каким бы чужим и недосягаемым оно ни выглядело.

На следующее утро я стоял перед отцом, слушая их беседу с наследным принцем и Чжи Моном. И я не могу описать тебе, Су, тот ворох чувств, что накрыл меня, когда король внезапно спросил, что с моей раной. Значит, он помнит! Значит, ему не всё равно! Значит, он беспокоится обо мне!

От смятения я не сразу нашёлся с ответом, но всё-таки смог заверить короля, что со мной всё в порядке и я буду счастлив найти организаторов покушения, если мне позволят остаться в Сонгаке.

И я получил это позволение, Су! Отец был настолько великодушен, что разрешил мне остаться!

Я не знал, что такое счастье, в ту пору ещё не знал. Но мне казалось, что горячая волна, откатившая меня при его словах, – это оно и было! И я не смог удержаться от улыбки, глядя на довольное лицо Чжи Мона.

Этот хитрый лис наверняка что-то знал! И радовался за меня – я это чувствовал…

***

Чхве Чжи Мон изнемогал от приступов тошноты, то и дело подступавших к горлу. Его не спасал ни пропитанный персиковым маслом платок, что он прижимал к лицу, ни колонна, к которой он привалился, чувствуя противную слабость в коленях. Он хватал ртом воздух, а глотал тяжёлый смрад, сдобренный привкусом персика.

И как только наследный принц и Ван Со могут находиться здесь, среди трупов наёмников, и изучать их с таким хладнокровным видом, словно это книги или звёздные карты? Вон как невозмутимо рассматривают эти посиневшие лица и распоротые животы! Они бы ещё при этом яблоки грызли!

Сам Чжи Мон, хоть и вызвался участвовать в расследовании, вовсе не предполагал, что ему придётся копаться в человеческих внутренностях, источающих невыносимое зловоние, от которого у него темнело в глазах, а желудок скручивался в тугой узел. Хвала Небесам, что он проспал и не успел позавтракать!

Однако когда Ван Со и Ван Му с потрясёнными лицами склонились над трупом наёмника, раскрыв его дурно пахнущий рот, звездочёт не удержался от любопытства и таки заглянул туда тоже, после чего с булькающим хрипом едва успел добежать до ближайшего отхожего ведра, провожая задержавшийся в желудке вчерашний ужин.

Спустя час наследный принц, Ван Со и вполне себе оправившийся Чжи Мон сидели в башне звездочёта, обсуждая увиденное, строя предположения и догадки. На самом деле сидел только Ван Му. Чжи Мон нервно расхаживал по комнате, рассуждая вслух и перебирая факты. А Ван Со замер в отдалении, неотрывно глядя на картину, где в языках пламени корчились жуткие лица.

Чжи Мон, не в силах изгнать из памяти безъязыкие трупы наёмников, бурно истерил, вспоминая банды, которые могли сотворить такое, и тщетно требовал, чтобы принц Со тоже участвовал в обсуждении, а не прикидывался там, в углу, каменным изваянием.

– Языки отрезают насильникам и убийцам, – вдруг произнёс, вставая, Ван Му. – А этих людей могли лишить языков, чтобы они молчали о покушении.

– Это ужасно! – воздел глаза к потолку звездочёт, но, в одно мгновение посерьёзнев, предположил: – А что если они уже были без языков? Я слышал о тёмных монахах, применяющих подобные наказания. Когда монаха наказывают, его исключают из святого ордена. Таких немых людей используют как убийц. Именно они, переодевшись артистами, могли проникнуть на церемонию во дворец.

Ван Со молча слушал их разговор. Он заставлял себя поверить, что в этом участвовал третий принц. А в том, что это был он, сомнений почти не осталось. Как только Хэ Су вспомнила меховую оторочку одежды главаря, четвёртый принц понял, кто это. На вчерашней церемонии Ван Ё был одет в костюм заклинателя духов, чей ворот был сделан из дорогого лоснящегося меха, который не мог носить никто из простолюдинов, и уж тем более монах.

Словно продолжая его мысли, Чжи Мон спросил:

– Тогда кто может стоять за всем этим?

– Тот, кто обладает неограниченной властью. Кто может встретиться с тёмным монахом, не привлекая внимания. Кто имеет право в любое время покинуть дворец, – убеждённо ответил Ван Му.

Ван Со похолодел: его самая страшная догадка обретала реальные формы, а красноречивый испуганный взгляд третьего принца, когда Со припёр его к стенке вечером того же дня, превратил догадку в истину – убийство наследника престола планировала королева Ю.

Это может показаться тебе странным, Су, но я не мог допустить, чтобы пострадала моя мать, какой бы она ни была и как бы ко мне ни относилась.

Я знаю всё, что ты можешь мне сказать, и ты будешь права. Только я не мог, просто не мог поступить иначе!

Осуждай меня, укоряй меня, не соглашайся со мной, только пойми!

Это была моя МАТЬ, и я должен был защитить её честь и её жизнь любой ценой. Я должен был найти укрытие монахов-убийц раньше Ван Му с солдатами и уничтожить любые доказательства причастности королевы Ю к покушению на наследного принца. Она не должна была пострадать!

Не стану скрывать от тебя, где-то глубоко в моей душе теплилась наивная надежда глупого волчонка на то, что, узнав обо всём, мать примет меня. Что благодарность раскроет мне её объятия. Я желал этого всем своим одиноким существом и ради этого готов был, если понадобится, проложить путь к сердцу матери огнём и мечом…

Осведомители не обманули: Ван Со, покинув дворец на рассвете, вскоре уже приближался к укрытию наёмных убийц в горах к востоку от Сонгака.

На высокой скале, словно орлиное гнездо, прилепилось к краю обрыва небольшое деревянное строение. Подходящее место для тех, кто стремится быть ближе к Небесам во искупление грехов, но вот вопрос – будет ли прощён за свои нынешние деяния, пусть и на благо королевы?

Четвёртого принца встретила вязкая тишина. Однако чутьём охотника он ощущал враждебное присутствие, испытующие взгляды, сгущающее воздух напряжение перед схваткой.

Ван Со закрыл глаза, весь обращаясь в слух. Сквозь шум ветра, скрипы голых ветвей деревьев, шорох соломы, устилавшей землю, треск пламени в жаровне он слышал биение собственного сердца и чужое дыхание, замершее перед броском.

Он успел отбить несколько кинжалов и увернуться от летящего в него копья, прежде чем узкий двор монастыря заполнили люди в масках, скрывающих безъязыкие рты.

– Кто здесь главный? Выйти! – потребовал Ван Со, не рассчитывая на ответ. Ему было ясно, что среди окруживших его насильников и убийц нет того, кто их обучает и командует ими. Но устраивать пустую резню в его планы не входило: ему нужно было убедиться, что за ними стоит королева Ю. – Никто из вас не может сказать ни слова? Кто создал это отвратительное место?

Люди в масках настороженно молчали, обнажив клинки.

Что ж…

Бой был коротким.

Вскоре на утоптанной земле двора лежала пара десятков трупов, языки которым точно уже не понадобятся. А блёкло-жёлтая солома покраснела от пролитой крови.

Кровь была повсюду: на стенах, бамбуковых ширмах, столбах и даже в жаровне. Она медленно стекала с меча Ван Со, капая на сапоги, пропитала плотную ткань одежды, жгла лицо.

Но это была чужая кровь.

Он убил всех наёмников, так и не узнав правду.

Однако это был ещё не конец. В опустевшем дворе, пропахшем кровью, страхом и ненавистью, появился монах. Его одежды были безупречно чистыми и дорогими, посох – боевым, а выражение лица не хранило и тени смирения.

– Эти люди несут тяжесть своих грехов. Они были наказаны вырезанием языков. Мне поручено приглядывать за ними.

Его язык явно был на месте.

– Значит, мне нужно избавиться лишь от тебя? – уточнил, тяжело дыша, четвёртый принц.

– А что именно вам нужно? – переспросил, осклабившись, монах. – Ваша матушка в курсе ваших деяний?

Большего Ван Со и не требовалось. Ответ на свой вопрос он получил.

Матушка. Королева Ю. Значит, он был прав.

– В этом месте все должны молчать. А ты слишком много болтаешь, – прохрипел он, сжимаясь для удара.

Последнее, что увидел в своей жизни монах, был багровый от крови клинок Ван Со и его перекошенное в исступлении лицо. Последнее, что он услышал, – приговор четвёртого принца:

– Вы жили для королевы. Теперь умрите для неё.

Мне невыносимо признаваться тебе в этом, Су. Но мы обещали не лгать друг другу. И ты знаешь меня лучше всех на этой несчастной земле и там, на бескрайних Небесах. Ты единственная знаешь меня настоящего.

Одно из моих первых детских воспоминаний, самых ярких и, к сожалению, незабываемых, – кровь. Липкая, солёная влага на моём лице, прожигающая глаза, затекающая в уши, заполняющая рот вместе с криками боли и непонимания – за что?

Живительная сила моей юности – кровь. Только благодаря ей я смог выжить там, в заснеженных горах, когда мои «благодетели» из семьи Кан бросили меня на растерзание волкам. Я пил её из разорванных мною волчьих тел, чтобы не потерять сознание, чтобы не умереть… Помнишь, ты спрашивала меня, Су: «Это преступление – хотеть жить? Все хотят жить…»? И я тоже хотел.

Мой путь на трон, моя жертва, которую я принёс, чтобы стать императором, – кровь. Ты знала это. Каким-то образом ты всё это знала заранее и предупреждала меня. Но может ли что-то изменить тот, кому самими Небесами было уготовано стать тираном? Чей путь прописан в Книге Судеб – кровью…

Я говорю тебе всё это прямо, Су, потому что перед тобой у меня нет нужды притворяться и скрываться за ложью. Ты – моё зеркало, зеркало моей души и жизни, могу ли я солгать тебе хоть в чём-то, тем более теперь?

В то утро я покидал убежище наёмников без раскаяния и сожалений с одной лишь мыслью – я успел! Я успел уничтожить их всех, все доказательства и само это отвратительное место до появления наследного принца с солдатами. Ничто больше не свидетельствовало о том, что покровителем насильников и убийц была моя мать. Никто не мог указать на неё.

Я уходил оттуда, ничего не видя перед собой, кроме серых камней под ногами. А за моей спиной пылало на скале гнездо смерти. Меня сводил с ума запах горящей плоти и вскипающей древесной смолы. Летевшие сверху искры и угли прожигали мою одежду, опаляя кожу и волосы, однако я не чувствовал боли. Запах гари и крови пропитывал меня насквозь: моё тело и мысли.

Но я повторял про себя только одно – я успел!

И теперь мне нужно было увидеть королеву Ю, чтобы попытаться вернуть себе мать…

========== Часть I. Алые сердца Корё – 4. Ничего своего ==========

Комментарий к Часть I. Алые сердца Корё – 4. Ничего своего

Иллюстрация к главе: https://yadi.sk/i/lrTQZGGWk-eE0A.

Автор – Проигравший спор ♡

Настроение: Park Min Ji, Choi Sung Kwon – The Sorrow of Prince (Moon Lovers: Scarlet Heart Ryeo – SCORE)

Нежные цветы, распустившиеся, где я рос,

Неведомо вам моё горе, которое не выплакать слезами{?}[Отрывок из стихотворения «Цветы пастушьей сумки» (автор перевода неизвестен).].

Ли Кынбэ

Никто не осмелился остановить четвёртого принца, когда тот вернулся во дворец в тяжёлых зимних сумерках.

Он появился перед стражниками из туманного мрака истинным исчадием преисподней: его загнанный вороной хрипел, роняя на сбитые о скалы копыта хлопья розовой пены. А сам принц и вовсе походил на Смерть: в разорванной, перепачканной копотью чёрной одежде, с лицом, покрытым кровавыми слезами, с мечом наотлёт, на лезвии которого багряными каплями засыхали чужие грехи.

Никто не преградил ему путь в покои королевы Ю: это было просто немыслимо.

Ван Со соткался из тьмы у кровати матери, как её самый жуткий кошмар, и сперва королева даже не осознала, кто перед ней, а когда пелена сна наконец спала с её глаз, едва смогла удержаться от крика и только проговорила севшим от испуга голосом:

– Кто здесь?

– Это я, матушка.

Принц шагнул вперёд, в пятно приглушённого света ночников, и королева поняла, что смотрит на того, кого вообще никогда не желала бы видеть.

– Как ты посмел прийти? – воскликнула она, сжимаясь на постели и прикрываясь одеялом. – Зачем ты здесь?

– Вы знаете, что я сделал ради вас? – улыбнулся Со, хотя улыбка его вышла страшной. – Я сделал всё, чтобы вас не наказали. Уничтожил все следы.

– Что ты несёшь? Я тебя не понимаю.

– Я сжёг всё дотла. Ничто не будет указывать на вас.

Расширившиеся глаза королевы и её запинающийся голос подсказали Ван Со, что она обо всём догадалась.

– Неужели… ты их всех убил?

Он тихо и безжалостно рассмеялся:

– Эти люди жили только ради вас. Думаю, они не были против умереть за вас.

Королева ахнула, но тут же овладела собой:

– И ты думаешь, я похвалю тебя? Ждёшь, чтобы я позаботилась о твоих ранах? Да ты же самое настоящее животное!

Улыбка погасла на лице принца, как пламя свечи, которую задули за ненадобностью. Он просто не мог поверить тому, что слышал.

– Убирайся! От тебя несёт кровью. Я не смогу уснуть! – с омерзением выплюнула королева ему в лицо и отвернулась.

– Это же ради вас, матушка!

– Матушка, матушка, матушка! – голос королевы взвился от злости. – Когда слышу от тебя слово «матушка», сразу покрываюсь гусиной кожей. Убирайся прочь! Я не желаю тебя видеть.

Это был конец.

Всё оказалось напрасно, жертвы – бессмысленны, а надежды – пусты.

У Ван Со задрожали губы.

– Мне всегда было интересно, – выговорил он с трудом, – почему моя матушка никогда не жалеет меня. Другая мать переживала бы за своё дитя. Но почему моя матушка даже не взглянет на меня? Я так отчаянно ждал этого, но ни разу…

– Ты не мой сын, – холодно перебила его королева Ю. – Ты сын семьи Кан из Шинчжу.

Ван Со будто толкнули в грудь, и он падал куда-то, падал, падал…

На самом деле он просто начал отступать под ледяным взглядом королевы, не в силах больше выдержать, как она отворачивается в отвращении.

Как же так? За что?

– Это ведь из-за моего лица, да? – прошептал он, даже не пытаясь скрыть слёзы. Жгучая, горькая на вкус влага струилась по его щекам, смывая кровь и копоть. Если бы она так же легко могла смыть этот отвратительный шрам! – Вы отправили меня в чужую семью вместо моего старшего брата. И до сих пор отталкиваете меня. Всё это из-за моего лица!

То, что Ван Со сдерживал внутри, чему не давал прорваться во время всего этого невыносимого разговора с матерью, выплеснулось вдруг в одном замахе и одном коротком ударе, в который он вложил всю свою боль.

Расколотая ваза, где прежде стоял букет свежих цветов, усеяла осколками пол, и Ван Со рухнул вслед за ними, не чувствуя впивающиеся в ладони острые куски фарфора, ничего не чувствуя, кроме охватившего его отчаяния, которое приторно пахло пионами.

Это был конец.

Мать отказалась от него. Снова.

И в один момент свирепый волк исчез, уступив место маленькому несчастному волчонку, чей горестный вой переплетался со слезами и словами, таить которые в себе не было больше сил, да и смысла тоже не было. Разумом Ван Со понимал, что всё это бесполезно, что его никто не услышит, но душа его исходила кровью, и необоримо было простое желание по-детски пожаловаться матери, и не имело значения, что на неё же саму.

Кому ещё он мог открыться? Кому, если не ей?

На него неприязненно взирала с высоты королевской кровати чужая женщина, а он сидел на полу, среди осколков своей хрупкой надежды, и рассказывал этой женщине то, что не доверил бы ни единой живой душе.

Кому, если не матери? Даже если её у него и не было.

– Да вы хоть знаете, как мне жилось у этих Канов? – слова царапали ему горло, но Со говорил, больше не глядя на ту, которой было на него плевать. – Однажды они швырнули меня в огромное волчье логово. Я всю ночь боролся с дикими зверями, а потом устроил пожар. Убил и сжёг всех волков на той горе, а сам выжил. Моё тело было пропитано запахом горящей плоти…

Сейчас он тоже был пропитан этим запахом, только причиной была выжженная дотла душа.

Принц рассмеялся сквозь слёзы, словно безумец:

– А сумасшедшая наложница Кан всё время держала меня при себе, думая, что я её умерший сын. Однако когда она приходила в себя, то избивала и запирала меня, а потом начинала допрашивать, где её сын и почему вместо него рядом с ней какое-то чудовище. Это продолжалось по три-четыре дня. Мне не давали даже глотка воды, и никто не приходил ко мне…

– Ну и что? – у королевы Ю не дрогнула ни одна мышца на прекрасном лице, полном безразличия, словно она действительно не была его матерью. Не дрогнула душа, словно её и не было вовсе.

– И что? – переспросил принц, чувствуя, как его рот дёргается от накатившей обиды. Ему нужно было покончить со всем этим, вырвать из себя последним мучительным усилием, потому что нести это непосильное бремя он больше не мог.

Ван Со поднял взгляд на женщину, которой мешал жить. Странно, она наконец-то взглянула на него – но как!

– Мать признаёт только тех сыновей, кем можно гордиться. А ты – мой позор и моя ошибка. Поэтому я отправила тебя прочь, – королева цинично усмехнулась: – И всё же я отблагодарю тебя за преданность и подумаю, как это сделать.

Да, это был конец.

На смену горячим слезам, которые омывали лицо и душу Ван Со, вдруг пришёл могильный холод. Можно было больше ничего не делать и не объяснять: и без того всё было ясно.

Принц тяжело поднялся с пола и проговорил, заставляя себя смотреть в лицо той, что его родила, но так и не стала ему матерью:

– Обязательно запомните сегодняшний день. Вы вновь вышвырнули меня, но я больше не уйду. Запомните – настанет час, когда вам придётся смотреть только на меня.

А слёзы всё текли и текли, и не было им конца…

Он направился прочь из комнаты, едва понимая, куда идёт, а в спину его толкал злой испуганный крик:

– Что за бред! Если ты посмеешь что-нибудь сделать, навсегда покинешь Сонгак, наглец!

Однако уходить из дворца Ван Со не собирался.

Фонарики на старом персиковом дереве едва покачивались в танце с лёгким восточным ветром. В столь поздний час здесь не было ни души, и никто не видел, как четвёртый принц, пошатываясь, брёл из дворца королевы Ю, пока не наткнулся на каменные башенки, увенчанные горевшими свечами. Их было здесь несколько, таких рукотворных пирамид, под сильным и мудрым деревом. Их складывали матери, чтобы молиться за своих детей и посылать им добрые мысли вместе со своей любовью.

Ван Со пришёл сюда не нарочно, слепо глядя перед собой и так и не выпустив из рук окровавленный меч. Но стоило ему увидеть ясные огоньки свечей, которые, как материнские глаза, лучились теплом в темноте, – и он сорвался подобно случайной стреле с тетивы.

Отшвырнув меч, Ван Со принялся в исступлении крушить башенки, сбивая свечи и рыдая от одиночества и жалости к себе. Никто и никогда не собирал такую для него. Никто и никогда не молил Небеса о том, чтобы он был счастлив и здоров, хорошо ел, спокойно спал и думал о людях с добром. Так почему здесь должны выситься эти напоминания о том, что у него нет матери и некому помолиться за него в час скорби?

Почему?!

– Стойте! Остановитесь!

Ван Со ощутил, как сзади его обхватили чьи-то руки, силясь оттащить от рассыпавшейся пирамиды.

– Я уничтожу здесь всё! – надрывался не он, а хор его отчаяния, ревности, боли и нерастраченной любви, которая никому не была нужна. – Оставь меня!

Он кричал, пытаясь освободиться не только из слабых рук, но и из тисков всего того, что терзало его, не позволяя дышать. И если первое далось ему одним рывком, то второе было попросту невозможно, и, понимая это, принц свирепел ещё больше.

А за его спиной на земле сидела Хэ Су, которую он отшвырнул в неистовом порыве, и смотрела на свою руку, перепачканную в крови. Его крови.

– Кровь… – пролепетала она, поднимая на него огромные чистые глаза, полные ужаса.

– Да, – зашёлся безумным смехом Ван Со, наконец-то осознав, кто перед ним. – Это кровь. Кровь людей, которых я сегодня убил, – он указал на нетронутые каменные столбики, где ещё теплились свечи. – Матушка сложила эти камни для своих детей? Нет! Она должна просить о прощении меня. Меня! – его хрип перешёл в волчий вой, обильно сдобренный слезами. Принц остервенело набросился на ближайшую полуразрушенную башенку, но на его плечи вновь легли тонкие руки, упрямо оттаскивая его в сторону.

– Отпусти меня! Пусти, сказал!

Однако Хэ Су вцепилась в него из последних своих птичьих силёнок и умоляла, сама чуть не плача:

– Прошу вас, остановитесь!

У неё, видимо, вообще не было инстинкта самосохранения.

– Ты тоже хочешь умереть? – взъярился на неё Ван Со, замахиваясь для удара.

– Но вы же ранены! – в отчаянии воскликнула Хэ Су, не опуская рук, обнимавших его за судорожно сведённые плечи. – Вам, должно быть, очень плохо!

Кому плохо – ему?

Ван Со замер, не понимая, о чём она вообще говорит. Почему не боится его такого, потерявшего человеческий облик и разум? То, что всё его тело горит ещё и от ран, полученных в бою с наёмниками, до этого момента просто не приходило ему в голову: так было больно душе.

– Я же сказал тебе, что убил людей! – повторил он, хватая Хэ Су за горло, но вдруг ударился о взгляд… не отвращения, нет, – сострадания.

– Тогда скажите мне, – выдохнула в ответ девушка, – почему вы их убили? Ведь это было не просто так? Не ради забавы?

Что?

Хэ Су, эта маленькая пичужка, которой он мог свернуть шею одним движением руки, не осуждала, не проклинала и не гнала его. Несмотря на то, как он вёл себя с ней и сколько раз угрожал смертью. И внутри у него словно лопнула та самая тетива, что тонко звенела от натуги и неизбывного горя. Под кротким взглядом Су, в котором мягко, как свечи, мерцали понимание и печаль, Ван Со вдруг почувствовал, что всё его ожесточение куда-то исчезло, осталась только скорбь.

– Уходи, – с усилием выдавил он, чувствуя, что его вот-вот захлестнёт новая волна слёз. Но слёз не яростных, не безумных, а тех, что нужно просто выплакать – и станет легче.

Он отвернулся от Хэ Су, чтобы она не видела его таким, однако та не уходила и продолжала говорить:

– Но ведь такова жизнь, верно? Вам с раннего возраста пришлось взяться за меч. И вам приходится убивать, чтобы самому выжить, – она всхлипнула за его спиной. – Я понимаю вас. Я знаю, что вы сейчас чувствуете. Должно быть, вам так тяжело!

Дрожащий голос Хэ Су словно омывал принца тёплой водой, утешая, успокаивая и врачуя мелодичными звуками, которые ложились на раны чистыми повязками и обволакивали истерзанную душу нежным запахом лотоса. Она говорила, как будто читала его, все его чаяния, написанные на полотне души слезами и кровью.

И Ван Со вдруг ощутил себя не зверем, что способен только огрызаться и убивать в ответ на удары и обиды судьбы, а человеком, которому непостижимым образом становится легче от того, что кто-то понял его и не стал осуждать, а просто – пожалел.

Силы вдруг оставили его, и он упал на колени у разрушенной им башенки, цепляясь за камни раненой рукой. Осталось только изгнать из себя со слезами то, что его терзало. Но это уже было другое. Своими словами, своим добрым участием Хэ Су словно очистила его от скверны, сбросила с души тяжесть, отчего из глаз Ван Со теперь струились слёзы человека, которого вдруг согрели сочувствием вместо того, чтобы оттолкнуть с ненавистью, в которой тот захлёбывался.

Су, я никогда не благодарил тебя за ту ночь. А ведь ты уберегла меня. Я не знаю и не хочу думать, от чего. Просто – уберегла.

У меня никогда не было ничего своего. Своего – ничего! Ни дома, ни семьи, ни каких-то значимых вещей… Однако я свято верил, что раз живёт на свете женщина, которая меня родила, значит, у меня есть мать. И она – моя. Пусть не будет ничего, мне ничего и не нужно, лишь бы была она – матушка. Я так часто повторял это слово, что оно звучало для меня, как имя Небес.

Но оказалось, что я проклят Небесами. Хуже того – я проклят своей матерью.

Разве это справедливо, Су, ответь мне? Ответь, мне, умоляю…

В ту ночь я смотрел в её прекрасное каменное лицо, а сирота внутри меня давился слезами и жалобным криком: «Мама! Мама, ну посмотри же на меня! Посмотри! Это же я, твой сын! За что ты так со мной? Ведь ты сама искалечила меня, так почему не прижмёшь к себе, не утешишь, не примешь меня такого? Ты же знаешь, что ближе тебя, роднее тебя у меня никого нет! У меня вообще никого и ничего нет…»

Это была моя последняя попытка вернуть мать. Я думал так и поклялся себе, что больше никогда не позволю ей издеваться надо мной и видеть мои слёзы. А ещё я поклялся, что ей придётся смотреть на меня. И я стану единственным, кто будет рядом с ней, когда Небеса распахнутся для неё. Больше никого – только я!

В ту ночь ты спасла меня, Су, мой свет, моё единственное утешение. Ты вернула меня себе самому.

И когда я, очистившись слезами, поднялся с колен, я твёрдо знал одну вещь – матери у меня нет и никогда не было…

***

Далеко внизу, в долине, грелся под неожиданно тёплым зимним солнцем Сонгак. А прямо под скалой, на которой замер в размышлениях четвёртый принц, раскинулся дворцовый комплекс. Отсюда, с вышины, люди виделись принцу маленькими ничтожными букашками, суетливо снующими в своих пустых бесконечных делах.

Глядя на мир, простиравшийся у его ног, Ван Со думал об утренней встрече королевской семьи в приёмном зале правителя Тхэджо. Он не жалел о том, что ему пришлось признаться в уничтожении укрытия наёмников. Он не собирался выдавать мятежную королеву Ю или своего старшего брата Ван Ё. Но его терзала мысль о том, что он снова остался один, ведь все отвернулись от него, узнав, что он в одиночку расправился с бандой натренированных безъязыких убийц. Это что, преступление или грех? Почему ни у кого не нашлось даже слова в ответ на его признание – лишь потрясённые взгляды и тяжёлое молчание?

Хорошо, что всё обошлось, но Ван Со покинул тронный зал и вернулся сюда, в своё убежище на скале, в полном одиночестве. Никто не подошёл к нему, никто не захотел говорить с ним.

Сколько всё это будет продолжаться? И что ему нужно сделать, чтобы его наконец приняли в Сонгаке? Приняли в… семью?

Его тягостные размышления прервало чьё-то жалобное кряхтение и последовавшие за этим возмущённые слова:

– Нет, ну почему он выбрал это место, а? Он так издевается над людьми? Боже! И без того меня достал, а тут ещё и это… Как же он мне надоел!

Знакомый мелодичный голос заставил принца вздрогнуть, но он не пошевелился.

А Хэ Су, выдыхая усталость от нелёгкого подъёма на гору, продолжала, не подозревая, что Ван Со слышит всё до последнего слова. С его слухом охотника она всё равно что кричала ему в ухо:

– Боже! Вчера он такое устроил! А со спины кажется таким невинным. И выглядит очень одиноким. Ха!

Услышав саркастический смешок, принц не удержался и обернулся, смерив незваную гостью холодным взглядом, который мигом стёр ухмылку с её хорошенького утомлённого личика.

Странно, но сейчас Ван Со вовсе не был против встречи с ней. И это после всего того, что произошло!

Бесстрашно подойдя к нему вплотную по скользкой покатой кромке скалы, Хэ Су плюхнула перед ним большую корзину:

– Я принесла вашу еду.

Интересно, с каких это пор еду принцам-отшельникам носят не служанки, а родственницы королевских особ? Или все настолько боятся его, что предпочитают поступиться обязанностями, только бы не встречаться с ним с глазу на глаз?

Родители, братья… А теперь ещё и слуги.

– Оставь там, – стараясь выглядеть невозмутимым, обронил Ван Со.

– Хотите поесть в одиночестве? – ехидно поинтересовалась нахальная девчонка и добавила: – Счастливо оставаться!

Принц искоса наблюдал, как она спускается по обледеневшему скосу, то и дело ойкая и вздыхая явно напоказ.

Ушла – и ладно.

Он старательно игнорировал скребущееся у него в душе сожаление.

Каково же было его изумление, когда Хэ Су вдруг вновь выросла перед ним ярким жёлтым цветком на серых, покрытых снегом скалах. И Ван Со быстро отвернулся, чтобы она не заметила его внезапную радость.

– Мне нужно будет забрать посуду! – надув губы, капризно заявила эта невероятная девчонка. – Приступайте к трапезе.

Мало того, что она не выказывала и толики почтения, мало того, что не боялась его и командовала, она ещё и уселась рядом, заставляя его подвинуться и давая понять, что не уйдёт, пока он не поест.

Но Ван Со всё это ужасно нравилось!

Он посмотрел на её уложенные в изящную девичью причёску волосы и сам не понял, как произнёс:

– Вчера ты ничего не видела. И впредь следи за языком!

За этими резкими словами принц бессознательно прятал своё смущение и желание, чтобы Хэ Су подольше побыла тут, с ним. Он откуда-то знал, был уверен, что его предупреждение было напрасным: она и так никому ничего не расскажет. И это согревало его едва ли не больше, чем её открытый взгляд, который, впрочем, тут же потемнел от обиды:

– Да я и не собиралась болтать! – Хэ Су возмущённо фыркнула. – Не могу в это поверить! У меня и своих проблем немало. Мне некогда сплетничать о других. Ну что это такое – каждый раз вы мне угрожаете!

Она умолкла, а минуту спустя с удивлением спросила:

– А вам что, нравится здесь обедать? Любуетесь видом дворца? Конечно, это же ваш дом… Но зачем смотреть на него во время еды?

Она так забавно щебетала, сидя рядом с ним, что Ван Со и сам не заметил, как ответил ей, и ответил то, что волновало его в этот момент сильнее всего:

– Дом там, где семья.

Он чувствовал, что может вот так просто, по-человечески говорить с этой девчонкой и что она не станет насмехаться над его словами. Ведь она видела его в таком состоянии, за которое другие бы открыто высмеяли его или же стали презирать.

А Хэ Су подняла на него свой тёплый ореховый взгляд и задумчиво протянула:

– Но ведь ваши родители и братья все живут во дворце… – она вдруг встрепенулась: – Кстати, пока я вспомнила… Что это было, в купальне?

Да как она… Неужели ей… Это же…

От изумления принц растерял все слова и сумел только ошарашено выпалить:

– А ты… Как ты вообще туда попала?

Теперь пришла очередь Хэ Су краснеть и оправдываться.

– А? Что? Ну… Это… – она смутилась и полезла в корзинку с едой. – Чхэ Рён говорила, что эта курица отменная…

А потом они вместе ели ещё тёплую курицу с рисом и засахаренные фрукты, сидя на самом краю нагретого солнцем гладкого лба скалы в дружелюбном молчании, лишь изредка обмениваясь короткими мирными фразами, и Ван Со было так хорошо, как никогда прежде. Он и не знал, что можно делить с кем-то трапезу и получать от этого простое и такое искреннее удовольствие. Неужели подобное возможно?

Хэ Су больше не боялась, не отворачивалась и улыбалась, протягивая ему на крохотной ладошке кусочки персиков, яблок и мандаринов. И делала она это настолько непринуждённо и доверчиво, что Ван Со хотелось смеяться. Просто от того, что она сидит так близко, изредка касается его плечом, передавая еду, что на щеках её сладкий фруктовый сироп, что вокруг – только небо и никого, кроме них.

Рядом с Хэ Су ему было тепло и пахло весной. И не хотелось, чтобы это заканчивалось…

Но на Сонгак незаметно опустились серые зимние сумерки, и пора было возвращаться во дворец. Ещё не хватало, чтобы сестру жены Ван Ука начали разыскивать по всей округе, беспокоясь, не сделал ли что-нибудь с ней ненормальный четвёртый принц!

А четвёртый принц шёл позади Хэ Су и всерьёз изводился вопросом: помочь ей нести корзину или нет. С одной стороны, сыну правителя Корё не пристало подносить вещи кому бы то ни было ниже по статусу, а с другой – Су так забавно кряхтела и вздыхала, то и дело запинаясь за подол и временами волоча корзинку по земле, что Ван Со становилось её жалко. Однако он опасался, что с этой строптивой девчонки станется огреть его корзиной – и что тогда? Ещё, чего доброго, их кто-нибудь заметит, ведь Хэ Су только-только каким-то чудом избежала наказания за взбучку десятому принцу, а уже колотит корзиной четвёртого…

Даже засыпая, Ван Со улыбался. Впервые за долгое время его не провожали в сон безрадостные мысли. И причиной тому была похожая на озорную синицу маленькая бойкая девчонка, которая всё сильнее нравилась ему.

На следующее утро четвёртый принц отправился бродить по поместью восьмого. Ему не было дела до красоты и уюта садов Ван Ука: он искал Хэ Су. Он не знал зачем, просто для того, чтобы увидеть.

И он увидел.

Увидел, как принцесса Ён Хва бьёт палкой привязанную за руки Хэ Су, словно провинившуюся служанку. И за этим истязанием наблюдают его братья, как за представлением заезжих циркачей.

Ван Со успел перехватить лишь третий удар сестры:

– Достаточно, – он спокойно и твёрдо смотрел в глаза принцессы, игнорируя её негодование и неуверенный окрик Ван Ука, который слишком припозднился в своём порыве защиты: от ударов Хэ Су сжалась, ожидая продолжения наказания.

Только этого он не допустит.

– Здесь я слежу за порядком, – попробовала возразить ему Ён Хва, оправившись от изумления. – Отпусти.

Ван Со перевёл взгляд на Хэ Су, которая смотрела на него распахнутыми от боли и унижения глазами и безмолвно умоляла о помощи.

– Она принадлежит мне, – проговорил Со, неотрывно глядя на неё.

Его слова повергли всех присутствующих в такой шок, что в упавшей им на головы тишине было слышно, как в соседнем дворе бьётся о камни ручей, а на крепостной стене дворца о чём-то переговариваются стражники.

– Что… ты сейчас сказал? – переспросила принцесса, придя в себя раньше других.

– Я сказал, – не поворачиваясь к ней, повторил Ван Со раздельно и чётко – так, чтобы это услышали и уяснили себе все, кто ещё не понял, – что она моя.

Боль в глазах Хэ Су смешалась с изумлением. Она смотрела на Ван Со так, словно он… Словно он прилюдно назвал её своей. А он так и сделал. Он так решил ещё вчера, а что подумают об этом остальные, ему было глубоко наплевать.

Ван Со даже нравился испуг Хэ Су в ответ на его возмутительное заявление. Зато её хрупкого тела больше не касалась палка, пригодная только для нерадивых служанок и шкодливых собак.

Ему не нужно было ничего объяснять: он и без того понял причину происходящего, увидев в руке Ён Хвы шпильку для волос, которую собирался подарить матери, но где-то обронил несколько дней назад, не особо сожалея о потере. Видимо, Хэ Су нашла эту шпильку и велела Чхэ Рён незаметно вернуть её в его покои, но служанку застала принцесса, скорая на расправу и, что скрывать, охочая до неё.

Ван Со нехорошо улыбнулся и, отпустив руку Ён Хвы, добавил:

– И шпилька эта тоже моя, – он специально вновь выделил слово «моя». Эффект, который произвела его первая фраза, неверно истолкованная присутствующими, позабавил его, поэтому он не отказал себе в маленьком удовольствии подразнить их ещё. – И только мне решать, что делать с этой девушкой, разве нет?

Дальнейшее его интересовало мало. И то, как за Су вступился вдруг оживший Ук, почему-то молчавший всё это время и позволивший принцессе избивать свою родственницу. И то, как подскочил Ван Ын, начав что-то лепетать в защиту Хэ Су, всё явно выдумывая на ходу. И то, как скрипела зубами Ён Хва, не в силах достойно снести подобное унижение на глазах братьев и служанок.

Ван Со достаточно было видеть, как Хэ Су освободили и она ушла, придерживая под руку свою служанку, которой досталось гораздо больше. Дождавшись, когда разойдутся все остальные зрители этого гадкого представления, он молча протянул руку, требуя у принцессы свою шпильку.

– Неужели тебе жалко эту девку? – негодующе выдохнула Ён Хва. – Ты ведь не из тех, кто стал бы останавливать меня без причины. Неужели у тебя появились какие-то чувства к ней?

В ответ на это Ван Со скривился в скупой фальшивой улыбке:

– Ён Хва, прости, что я вмешался.

Никакого чувства вины, разумеется, он не испытывал, объяснять принцессе ничего не собирался и жалел лишь о том, что появился здесь слишком поздно.

Но на этом неприятные утренние встречи и разговоры для него ещё не закончились. Когда чуть позже он задумчиво шёл по саду, разглядывая шпильку, вернувшуюся к нему столь необычным образом, путь ему неожиданно преградил Ван Ук, который явно не просто так наслаждался свежим воздухом неподалёку.

– Ты сказал, что она твоя, – холодно проговорил восьмой принц, глядя на Ван Со с открытой неприязнью. – Я ждал тебя, чтобы заверить, что ты ошибаешься. Здесь ничего не принадлежит тебе.

Каждое слово последней фразы Ван Ук отчеканил, намеренно повторив интонацию четвёртого принца, когда тот говорил о Хэ Су.

Ван Со словно ударили по лицу: он побледнел и отступил на шаг. А восьмой принц, довольный его реакцией, с подчёркнутым превосходством в голосе и во всём облике продолжил:

– И Ён Хва, и Хэ Су – мои. Не смей вести себя так по отношению к моей сестре и сестре моей жены.

Сказав это, Ван Ук ушёл, явно чувствуя победу за собой.

Однако, проглотив комок обиды, Ван Со упрямо сжал губы, не замечая, как шпилька впивается в его ладонь.

Ну нет, братец. Не в этот раз.

Да, Су, отчасти Ван Ук был прав. У меня не было ничего своего. Но только до этого дня.

Я назвал тебя своей ненамеренно, однако эта мысль настолько обогрела меня, что я действительно почувствовал – ты принадлежишь мне.

А ведь так оно и было на самом деле: ты стала моей, когда исчез твой страх, когда ты открыто взглянула на меня, когда сдержала меня, раненого и рыдающего, у молитвенных башен, когда протянула мне на ладони первый кусочек персика там, на горе. С каждым этим моментом ты всё больше становилась моей, прорастая изнутри, чтобы остаться во мне навсегда.

Ты – моя. Моя!

Я повторял это снова и снова и верил в это, весь наполняясь каким-то новым чувством, названия которому в ту пору я ещё не знал.

Но ты уже была моей. И ничьей больше, слышишь?

И днём позже Ван Со всё так же искал встречи с Хэ Су, нимало не заботясь о том, что об этом подумают другие и даже она сама. Ему просто необходимо было видеть её. Что тут сложного и непонятного?

Он подстерёг её, когда она гуляла одна в саду. Глядя себе под ноги, Хэ Су случайно налетела на него, ударившись лбом о его грудь. Признаться, принц и сам специально не стал уклоняться, но что в этом было такого?

– Ай! Боже мой! – картинно взвыла Хэ Су, хватаясь за голову, и Со едва не расхохотался. До чего же она была смешной и милой!

– Ты сама в меня врезалась, – заявил он ей, уже по привычке пряча радость за нелюбезностью.

– «Она принадлежит мне»? – тут же бросилась в наступление Хэ Су, позабыв об ушибе. – Зачем вы так сказали? Нас могут не так понять!

А пусть понимают как хотят.

– Ты что, не умеешь говорить спасибо? – вскинул брови принц. – Я спас тебя от побоев. Чем спорить, лучше бы поблагодарила за спасение.

Хэ Су тут же насупилась:

– Вы всегда вели себя так, будто убить меня хотели. Даже любопытно, что же произошло, – она неловко кашлянула и, немного помявшись, добавила: – Спасибо.

Знала бы она, что произошло!

И кто бы объяснил это ему самому.

– Зачем тебе понадобилась эта шпилька? Где ты её взяла? – спросил Ван Со, чтобы хоть что-то сказать и удержать Хэ Су рядом.

– Вы обронили её в королевской купальне, когда мы с вами встретились там ночью, – пояснила Хэ Су, нимало не смутившись. – И я ничего не сказала об этом принцессе, потому что не могла открыть, что видела ваше лицо. Я сдержала своё обещание!

И подверглась наказанию. Но не выдала его!

– Ты вообще меня не боишься? – Ван Со изо всех сил старался скрыть трепет от услышанного. – Каждый раз напоминаешь мне об этом.

– Вы – человек, которого стоит воспринимать всерьёз, – рассудительно откликнулась она. – Но я больше вас не боюсь. И всё-таки впредь не говорите, что я принадлежу вам!

Воинственный настрой, с которым она произнесла свою просьбу, больше похожую на приказ, позабавил Ван Со.

– А почему нет? – заинтересованно посмотрел он на свою собеседницу.

Она его не боится! Возможно ли это? До сих пор все шарахались от него, отводили взгляд, старались отвернуться, а эта странная девчонка вдруг такое заявляет.

– Я человек, а не предмет мебели или зверюшка! – с вызовом вздёрнула подбородок Хэ Су. – Как я могу кому-то принадлежать?

Действительно…

Ван Со шагнул к ней вплотную и склонился так низко, что видел крапинки в её ореховых глазах, настороженных, но не испуганных.

– Как тогда мне тебя называть? – произнёс он, поневоле ощущая, как его затягивает в эту бархатную глубину. – Если ты «не предмет мебели и не зверюшка»? Своим человеком? Или своей женщиной?

– Боже! Конечно же, нет! – воскликнула Хэ Су, покраснев так очаровательно, что Ван Со тут же захотелось её обнять, и он крепче сжал руки за спиной. – Не обязательно всё называть такими громкими словами. Можно придумать что-нибудь другое.

Она окончательно смутилась, коротко поклонилась ему и убежала.

А принц ещё долго стоял на мостике через говорливый зимний ручей, греясь в тепле их занятного разговора.

Можно придумать.

Только – зачем?

***

Ты изумляла меня с первой встречи, Су, – такая необыкновенная, такая живая и настоящая среди всех обитателей дворца, начиная со служанок, больше напоминающих тени, и заканчивая королём Тхэджо. Хотя и тот, впрочем, скорее походил на тень, недосягаемую в своём величии, пусть он и был моим отцом.

Но ты…

Казалось, тебя ничто не сковывает и ты свободна в своих изречениях и поступках. Чего стоила одна драка с десятым принцем! Или твоя наивная попытка спасения четырнадцатого принца Ван Чжона, который по своей глупости не только умудрился попасть в передрягу с уличными бандитами, едва не лишившись при этом руки, но и подверг опасности тебя!

Су, ты всегда меня удивляла и восхищала. Сколько же в тебе было силы, отваги и безрассудства! В отличие от моего младшего братца Чжона, последнее в котором явно преобладало. Я ведь был готов убить его за то, что он втянул тебя в то происшествие, из которого рисковали не выйти живыми ни Чжон, ни ты, ни Ван Ук.

Я даже думать не хочу, что могло бы случиться, если бы я не успел тогда… Если бы напавшие на вас не испугались дурной славы Волка или разделались с вами до моего появления. Едва ли не впервые в жизни я порадовался своей репутации и проклятому прозвищу, которое само по себе отпугнуло бандитов и спасло вас без того, чтобы я вновь замарал свой меч чьей-то грязной кровью, тем более у тебя на глазах!

Когда всё благополучно закончилось, я не знал, что мне делать: то ли броситься к тебе и прижать к груди, не веря, что ты цела, то ли схватить тебя за плечи и трясти, чтобы ты, наконец, перестала ввязываться в авантюры, грозящие тебе смертью.

А ты представляешь себе, Су, что я испытал, когда после бегства бандитов ты принялась обнимать не меня, а Чжона, который назвал тебя своей сестрой и поклялся защищать и беречь тебя всю жизнь!

Тебя, которую я уже самонадеянно считал своей!

Мне так горько осознавать, что Чжон сдержал своё слово, хотя и называл тебя уже не сестрой…

Четырнадцатый принц Ван Чжон, постанывая, натягивал на себя одежду. Впрочем, минутой ранее он не без самодовольства рассматривал свои раны в зеркале под тяжёлым, осуждающим взглядом Ван Со.

Да, ему чудом повезло остаться в живых и при этом сохранить обе руки. Но откуда он мог знать, что на рынке появится этот однорукий со своими прихвостнями, затащит его в лес и начнёт обвинять в своём увечье и прочих бедах, к которым он, Чжон, не имел никакого отношения? Ну, или почти не имел. Не он же отрубил ему руку за поражение в той давней драке! Не он поджёг его лачугу на окраине Сонгака! За него отомстила королева Ю, приказав своим солдатам расправиться с наглецом, посмевшим унизить её младшего сына.

Если бы за ними не увязалась эта удивительная сумасшедшая девчонка!

Ван Чжон вспомнил, как Хэ Су самоотверженно и наивно защищала его, с визгом размахивая палкой, как он прикрывал её своим телом от ударов и как потом она, позабыв о приличиях, обнимала его под потрясёнными взглядами Ука и Со, подоспевших на помощь.

Вспомнил – и не сдержался от улыбки. Какая же она всё-таки…

Но в следующий раз нужно осмотрительнее выбираться из дворца, чтобы размять кулаки!

Наблюдавший за ним исподлобья Ван Со словно прочёл его мысли и мрачно поинтересовался:

– Ты хочешь опять переодеться простолюдином и выйти драться на рынок? А если матушка узнает?

– Спасибо, что так заботишься обо мне, – тон четырнадцатого принца не допускал никаких сомнений в том, что он так и поступит при первой же возможности.

– Не стоит устраивать подобные вылазки в одиночку.

– Да мне просто случайно не повезло!

– Не повезло? – язвительно передразнил его четвёртый принц. – Из-за тебя человек потерял руку и дом. «Не повезло»! Ты сможешь позаботиться о нём?

– Я же тебе сказал, что не знаю! – не выдержал нотаций Ван Чжон. – Я не делал этого!

Ван Со оторвался от стены и приблизился к нему:

– Не знаешь и поэтому не виноват? Ты – принц! Чем больше силы и власти, тем больше ответственности – это ты знаешь?

– Очень смешно, – хмыкнул Чжон. – Да у тебя самого-то была хоть когда-нибудь сила и власть? А? Ты так себя ведёшь, потому что матушка к тебе холодна? Или ты хочешь унизить младшего брата?

«Остановись! – кричали ему опасно сузившиеся глаза Ван Со. – Остановись!»

Но Чжон не умел читать по глазам, и его несло:

– Ван Ё был прав насчёт тебя. Он столько раз жалел, что матушка вообще тебя родила!

Удар наотмашь был полной неожиданностью не только для зарвавшегося Чжона, но и для самого Ван Со, однако дольше себя сдерживать он не смог.

– Глупец! – прорычал он, не замечая в дверях королеву Ю, которая с криком отшвырнула его от Ван Чжона.

– Ты! Вон отсюда!

И хотя четырнадцатый принц начал защищать брата, пытаясь объяснить матери, что тот сегодня спас ему жизнь, королева с ненавистью смотрела на Со и не желала ничего слушать и слышать.

– Ты ошибаешься, Чжон, – сквозь зубы процедила она. – Остерегайся его! Он приносит всем одни несчастья. Я уже прошла через это. Ты не должен ему доверять! Не связывайся с ним!

Ван Со слушал всё это с каменным лицом и не двигался.

– Матушка, но он спас меня! – продолжал настаивать четырнадцатый принц, по-щенячьи заглядывая матери в лицо.

Однако все его уговоры оказались бессмысленны. Королева Ю злобно набросилась на Ван Со:

– Поклянись, что ты никогда и пальцем не тронешь Чжона! Сейчас же!

Четвёртый принц коротко усмехнулся:

– Если вы так хотите.

Выходя из комнаты, он презрительно бросил в сторону младшего брата:

– И как долго ты будешь держаться за мамину юбку?

Пусть.

Пусть королева делает с Чжоном всё что хочет, пусть нянчится с ним, зализывает его раны, жалеет его – в следующий раз Ван Со не полезет его спасать.

А ревность мерзким червём разъедала душу. И поздно вечером, когда принц, глотая слёзы, в одиночестве складывал новую каменную башенку у персикового дерева, он усердно, хоть и безуспешно, гнал из памяти улыбку Хэ Су, с которой та смотрела на Чжона, и полное тревожной заботы лицо королевы Ю, когда та обнимала любимого младшего сына, беспокоясь о его ранах.

Там, между камнями, в самом основании пирамиды, была погребена шпилька, которую Ван Со так и не подарил той, кому она предназначалась.

Пусть.

Её больше нет.

***

Здесь, у своей незаконченной башенки, он встретился с Хэ Су вновь неделю спустя.

Этот день с самого начала был каким-то необыкновенным, и Ван Со казалось, что прав был Чжи Мон, когда заявил на приёме у короля Тхэджо, что звезда четвёртого принца взошла над Сонгаком и ярко светит рядом со звездой наследника престола. Это ли или что-то иное повлияло на решение правителя Корё, но он позволил Ван Со окончательно обосноваться в столице и жить в королевском дворце.

И сейчас, складывая камень к камню, четвёртый принц мысленно благодарил Небеса за великую милость. Он поднял голову, улыбнулся ночному небу, которое сегодня не казалось ему безучастным, и положил на вершину пирамиды ещё один кусочек гранита.

– Вы снова её сломали!

При звуках знакомого голоса рука Ван Со дрогнула, и камень, не удержавшись, упал на землю.

Хэ Су.

– Я не ломаю, а складываю, – пояснил ей Ван Со, отходя в сторону и усаживаясь на стылый парапет.

– Это неожиданно, – приблизившись, Хэ Су с любопытством заглянула ему в лицо. – Что вы задумали?

– Теперь тебе нужно знать желания людей? – беззлобно поддел её принц, но заметив, как она поникла, тут же исправился, смягчив голос: – Я уезжаю отсюда. Буду жить во дворце.

Ему вдруг захотелось поделиться с ней своей радостью. Он чувствовал – Хэ Су разделит её. Хотя кое-что и омрачало эту добрую новость.

– Мы будем видеться реже, – озвучил свою тревогу принц и замер, ожидая, как отреагирует Хэ Су.

– Что ж… – пожала она плечами в ответ. – Значит, мне больше не придётся носить вам еду на ту высокую гору? Так ведь это прекрасно!

Заметив в улыбающихся девичьих глазах озорные искорки, Ван Со поддержал её игривый тон:

– Это было всего пару раз. Не строй из себя жертву.

Он думал, Хэ Су продолжит шутить, но она вдруг погрустнела и заговорила тише:

– Пожалуйста, ведите себя спокойно во дворце. Не угрожайте людям и никого не убивайте. Не ссорьтесь с теми, кто с вами не согласен. Будьте осторожны и не деритесь по пустякам. А ещё не ломайте то, что другие старались построить, – она на миг замялась. – Что же ещё?..

– Хватит уже! – возмутился принц, но его негодование было притворным.

Подумать только – эта девчонка взялась его воспитывать и давать ему наставления! Но ему это очень нравилось, будто… Будто ей было не всё равно, и она заботилась о нём, как о ком-то близком.

– Хорошо кушайте, – вторя его мыслям, мягко продолжала Хэ Су, не обратив внимания на предостережение. – И спокойно спите. Постарайтесь не видеть плохие сны.

Ван Со смотрел на неё, потеряв дар речи. Никто никогда не говорил с ним так, как с… родным человеком. Ни разу ни от кого он не слышал таких добрых слов и даже в мыслях не допускал, что однажды услышит.

– Почему вы так смотрите на меня?

Принц моргнул, стряхивая оцепенение, вызванное искренней заботой о нём.

– Просто вспомнил, что ты меня не боишься, – он смущённо усмехнулся. – И почему это ты меня не боишься?

– Иногда я боюсь саму себя, – задумчиво откликнулась Хэ Су. – Но не вас, Ваше Высочество. Временами мне сложно уследить за потоком своих мыслей, и, как бы я ни старалась изменить их направление, ничего не выходит.

Ван Со чувствовал, что она говорит о чём-то большем, о чём-то важном, что в самом деле беспокоит её. И ему вдруг стало тепло на душе от того, что эта девушка так доверчиво делится с ним своими переживаниями, с ним – Волком, с которым и разговаривать-то никто не хочет.

Хэ Су подняла печальные глаза к небу, на котором мерцали звёзды:

– А вот они не беспокоятся о таких мелочах.

Она улыбнулась и добавила:

– А в Корё, оказывается, так много звёзд!

– Что значит – в Корё? – в недоумении уставился на неё Ван Со. – Ты что, видела звёзды где-то ещё? – И, не дождавшись ответа, с усмешкой пробормотал: – Чжи Мон в обморок грохнется от зависти.

Он сперва не понял, что произошло, просто как-то вдруг всё изменилось вокруг, и запахло… снегом.

Снег пошёл так неожиданно и густо, словно кто-то над ними вытряхнул его из огромной небесной корзины.

– Снег! – восхищённо прошептала Хэ Су, подставляя лицо белым ласковым хлопьям. – Как красиво!

Снежинки ложились на её гладкие волосы, цеплялись за кончики ресниц, обрамляли её маленькую фигурку мягким прозрачным облаком. А Ван Со, не отрываясь, смотрел на неё и мысленно соглашался: «Как красиво…»

Он впервые в жизни радовался снегу.

А ведь пока ты любовалась снегом, а я – тобой, Су, за нами наблюдал восьмой принц, и я весьма сомневаюсь в том, что это доставляло ему удовольствие. Я не стал говорить тебе, но он стоял неподалёку. Его неподвижная фигура на веранде библиотеки походила в сумерках на бледно-лиловый призрак.