Письма на воде (СИ)

– Просим дождя!

– Пускай пойдёт дождь!

Однако стоило ему ступить из паланкина на дорогу, ведущую к воротам дворца, как всё стихло. И в наступившей тишине Ван Со отчаянно цеплялся за взгляд астронома, будто тот единственный мог помочь ему пройти через всё это.

Собственно, так оно и было, но Чжи Мон лишь молча заставил его взять в руки сосуд с водой и оливковую ветку, негласно приказывая: «Ваше Высочество, это нужно сделать. Именно вам!», а потом с поклоном отступил в сторону, давая ему дорогу.

Как бы ни было ему жалко Ван Со, как бы он ни сочувствовал его положению и ни желал помочь, через это испытание четвёртый принц должен был пройти сам, от начала и до конца.

Как в кузне мастера подвергают истязаниям невзрачный, уродливый кусок руды, чтобы создать и закалить сверкающий лёгкий клинок, так и он, Чжи Мон, должен был выковать из этого измученного нелюбовью, неуверенного в себе, напуганного толпой мальчишки в маске будущего великого императора Корё. Но для этого принцу предстояло пройти огонь, воду, грязь и поругание толпы, чтобы закалиться и приобрести уверенность в себе и собственных силах.

Всё это Ван Со должен был выдержать сам.

По воле Небес.

Я не могу сказать тебе, Су, что хуже: целую ночь в одиночку сражаться со стаей голодных волков в заснеженных горах или идти сквозь толпу, которая забрасывала меня камнями и комками мокрой глины, засыпа́ла меня проклятиями и криками: «Волк! Это же принц Волк! Почему именно он проводит ритуал? Как такое могло случиться? А вдруг он вызовет гнев Небес? Он же чудовище, а не человек!»

Они видели во мне не сына короля, а зверя в человеческом обличье, явившегося в Сонгак в час чёрной луны. Но если я и был когда-то чудовищем, то только не в тот день. В окружении бесполезных стражников, закрывая лицо руками, шёл не принц, а мальчик, израненный внутри и снаружи, страдающий и жалкий.

Я не помню, как оказался во дворце, но очнулся именно там, будто от кошмарного сна.

В спину мне неслись проклятия простого народа, а в лицо смотрели члены королевской семьи, министры и дворцовые слуги. Их взгляды навсегда остались выжженными отметинами у меня в душе. И пусть жалости в тот день я не видел, но зато с лихвой окунулся в презрение, злорадство и разочарование во мне – никчёмном выродке, не способном провести простой, но такой важный ритуал, и опозорившем короля.

Только ты и Бэк А взглянули на меня с участием и искренним состраданием. И от этого у меня в глазах закипели слёзы, но рыдал и бежал прочь не четвёртый принц Корё, а тот самый мальчик, которому ещё предстояло стать мужчиной.

Укрывшись в башне звездочёта, я сходил с ума, дав волю чувствам, жалея себя и проклиная Небеса за их жестокую насмешку. И если хотел видеть кого-то рядом, то только тебя, Су, несмотря на то, что сам же отталкивал все твои попытки сблизиться вновь после дня рождения Ван Ына.

Но я так нуждался в тебе, хоть и упорно отказывался это признавать! Потому что моим единственным утешением всегда была и остаёшься только ты…

Мог ли я предположить, что увижу тебя тем же вечером?

Я спрятался на озере, в лодке, покачивающейся у берега под старым платаном, чьи ветви касались воды. И пусть из головы у меня не шло моё унижение, а в ушах не стихали крики толпы, здесь мне было легче справиться с горечью, потому что воздух пах цветущими лотосами, напоминавшими о тебе.

Помнишь ли, как ты отыскала меня там, упав мне в руки, словно дар Небес, свидетельствующий о том, что они не отвернулись от меня? Ты говорила со мной, врачуя своим тихим ласковым голосом мои душевные раны.

Знаешь ли, что тогда ты спасла меня, как спасала много раз, одним своим присутствием придавая мне сил?

Тогда ты сказала, что хочешь сама решать, как тебе жить, чем снова изумила меня. А ещё ты сказала, что никому в этой жизни не бывает слишком легко. И я думал над твоими словами, вдыхая запах лотосов и всё меньше сожалея о произошедшем.

Никому не бывает слишком легко. Сколько раз потом я вспоминал эти твои слова, Су! И они вновь и вновь возвращали меня к жизни.

Вот и сейчас, когда я пишу тебе в этой же самой старой лодке, только они заставляют меня нести свою ношу…

***

Чжи Мон старательно имитировал панику, впрочем, она всегда удавалась ему довольно натурально. Но толстокожий четвёртый принц не понимал его намёков и сидел за столом, упорно не желая пойти навстречу. То есть на ритуал дождя.

– Ритуал скоро начнётся, а наследного принца всё ещё нет! А вдруг с ним что-то случилось? – вовсю истерил астроном и метался за спиной Ван Со, который с мрачным видом слепо листал какую-то книгу.

– Подожди ещё, – угрюмо изрёк четвёртый принц, даже не повернув голову.

– Люди начнут возмущаться, если ритуал дождя будет отложен! – продолжал гнуть своё Чжи Мон, проклиная упрямство Ван Со. – Я пойду и попробую поискать наследного принца.

Ну да, поискать! И где, интересно? На конюшнях?

Его блеф был настолько грубым, что астроном охнул и покосился на принца, который дураком не был и мог за эту очевидную глупость размазать Чжи Мона по стенке. Но Ван Со был не в том состоянии, чтобы напомнить зарвавшемуся звездочёту, что наследный принц задержался на границе и никаким образом не сможет появиться в столице к сегодняшнему ритуалу. Чжи Мон употребил все свои возможности, чтобы Ван Му торчал на севере как можно дольше и не мешал ему тут своим осточертевшим самоедством и бесконечными сомнениями.

Притомившись носиться по комнате и впустую сотрясать воздух, звездочёт шагнул к столу:

– Ваше Высочество, пожалуйста, сделайте что-нибудь, чтобы успокоить народ!

– Я не пойду, – даже не шелохнулся Ван Со. – С меня хватит и прошлого общения с народом.

Ну надо же, какой упёртый, а!

Что теперь, все карты перед ним раскрывать, что ли? Всё равно силой стащить по лестнице и выгнать его из башни не получится, хотя Чжи Мон никогда не жаловался на собственную немощь. Ещё ведь нужно заставить его переодеться, затолкать в паланкин и всучить эту несчастную ветку, чёрт бы её побрал вместе с принцем, рождённым в год Петуха!

Чжи Мон мысленно досчитал до пяти (до десяти не мог: поджимало время!) и пошёл в лобовую.

– Именно вы должны быть там вместо наследного принца! – выпалил он. – Вы уничтожили банду наёмников, но впадаете в уныние из-за такой мелочи?

Ван Со побелел так, что Чжи Мон испугался, а не перегнул ли он палку.

– Мелочи? – сощурился принц.

Голос его опасно упал.

– Вы чересчур уж переживаете из-за этого шрама! – вздохнул астроном. – Как вы будете наследным принцем, если не справляетесь даже с этим? Ваша обида на мать никогда не пройдёт.

Ну всё.

Он точно переступил черту: в открытую заявил, что Ван Со предстоит стать наследным принцем, несмотря на то, что следующий по счету за Ван Му принц Ван Ё здравствовал и метил на престол с немалым рвением, пусть и с подачи королевы Ю.

Более того, он и королеву приплёл! А откуда, спрашивается, он, простой звездочёт, мог всё это знать?

Чжи Мон нервно сглотнул.

Перебор.

Он не раз уже поражался интуиции и остроте ума четвёртого принца и сейчас сильно рисковал, говоря ему всё это. Но иначе Ван Со не сдвинется с места! Астроном это чувствовал и начинал переживать за успех предприятия.

Святые Небеса, за что ему всё это, а? Ох, не зря он оттачивал план, не зря дёргался из-за вероятной импровизации – вот, пожалуйста! Опять четвёртый принц заставляет его выкручиваться прямо на ходу.

А четвёртый принц тем временем поднялся из-за стола и с угрожающим видом наступал на Чжи Мона:

– Значит, вы специально выбрали меня, чтобы унизить? Зачем? Вы хотели посмотреть, как я с этим справлюсь? Так?

Вот теперь точно всё.

Ну почему Небеса наградили этого человека таким умом и прозорливостью? Ну почему ему предстояло управлять какой-то страной вместо того, чтобы стать проводником?

Как бы там ни было, а притворяться дальше смысла не имело. Не с четвёртым принцем.

– Ну вы же сами всё поняли, – глухо ответил Чжи Мон. Он помедлил, а потом подошёл вплотную к Ван Со. – Вам нужно обрести уверенность в себе. И тогда камней, летящих в вас, станет меньше.

– А тебя когда-нибудь закидывали камнями? – прошипел ему в лицо четвёртый принц, чьи глаза наполнялись гневными слезами. – Это что – воля Небес? Ты считаешь меня глупцом? К моим братьям относятся, как к принцам, а меня воспринимают, как сына мясника. И вы выбрали меня вести ритуал? Если вам нужен раб, который бы сидел там, так бы и сказали!

– Если дождь пойдёт от ритуала раба, он станет королём! – закричал, сорвавшись, Чжи Мон. – Это воля Небес! Вы должны устоять перед народом и доказать своё право на трон!

Увидев, как Ван Со поник под его напором, Чжи Мон смягчил тон:

– Я могу только подсказать, но не могу заставить вас произнести: «Я понимаю. Я справлюсь». Только вы сами можете решить, что вам делать.

Припечатав окаменевшего принца этими словами, Чжи Мон направился к лестнице. Ему действительно пора было уходить. Сейчас сюда должна была прийти Хэ Су, которой он вчера якобы от имени Ван Ука передал целую коробку редких порошков, масел и трав. И он знал, что всю ночь Хэ Су старательно смешивала ингредиенты и пробовала полученные смеси на коже. Он в ней не сомневался.

Равно как и в четвёртом принце.

***

Когда Чжи Мон ушёл, Ван Со упал обратно на стул и замер, глядя на белое одеяние, которое очистили от грязи и глины и принесли ему сегодня, чтобы он вновь провёл ритуал дождя.

Он был раздавлен словами звездочёта, их силой и правдивостью. Если он не сможет переступить через себя, побороть свой страх, то что тогда он может вообще? На что годится? Чего стоит?

Внезапно в его ушах прозвучал тихий голос Хэ Су: «Никому в этой жизни не бывает слишком легко. И каждый сам решает, как ему жить».

Ван Со глубоко вздохнул, а затем решительно поднялся, схватил одеяние и устремился к лестнице.

Будь что будет! Он не позволит издеваться над собой ни матери, ни братьям, ни кому бы то ни было. И пусть камни полетят в него вновь, народ Корё больше не увидит ни его слабости, ни его слёз.

Но не успел он шагнуть на лестницу, как перед ним появилась Хэ Су, которая, встретив его хмурый взгляд, радостно воскликнула:

– Ваше Высочество! Вот вы где! Вы должны пойти со мной!

– У меня сейчас нет времени, – попытался обойти её Ван Со. – Я иду на ритуал дождя.

– Я могу помочь вам снять маску.

По какой причине он вдруг послушался Хэ Су и пошёл за ней? Что он делает здесь, в просторной светлой комнате дворца Дамивон, у стола, заставленного баночками со странными порошками и мазями? Почему позволяет Хэ Су развязывать кожаные ремешки на его затылке, когда ещё совсем недавно угрожал ей смертью за то, что она видела его без маски?

Ван Со задавал себе эти вопросы, сидя напротив Хэ Су и впиваясь пальцами в колени, лишь бы не показать, что они дрожат от напряжения.

Ремешки ослабли и соскользнули вниз по шее. Он вздрогнул, когда Хэ Су отняла маску от его лица, но упавшая на лоб чёлка скрыла шрам, давая Ван Со возможность выдохнуть перед тем, как Су увидит его. Увидит таким, какой он есть – проклятым всеми уродом.

Хэ Су аккуратно убрала его волосы с лица, закрепив пряди, чтобы не мешали, и…

…и ничего не произошло.

Она не ахнула от изумления, не скривилась в презрительной усмешке, не зажмурилась от страха. Она смотрела на него, просто смотрела, как на обычного человека. А потом спокойно протянула руку и дотронулась до шрама.

Ван Со замер, смущённо моргая и изо всех сил заставляя себя сидеть на месте. Он был открыт перед нею и чувствовал себя при этом так странно, что не мог понять, что же испытывает на самом деле.

Тёплые пальцы цветочными лепестками касались старого рубца, изучая его: от середины лба к переносице, затем спустились ниже, на левую щёку, и чуть задели ресницы.

Не выдержав этого, Ван Со вцепился в запястье Хэ Су, пытаясь справиться с охватившим его смятением.

– Ты можешь спокойно смотреть на это уродливое лицо? – прерывисто проговорил он. – Тебе меня жаль?

– Как я могу жалеть того, кто постоянно угрожает мне смертью? – легко вздохнула Хэ Су, ничуть не испугавшись. – Есть у вас шрам или нет, неважно, что говорят люди. Для меня вы всегда будете хорошим человеком.

Ван Со растерялся от её задумчивого взгляда, мягкого голоса и простых, добрых слов и отпустил её руку.

Хэ Су вновь дотронулась до шрама:

– Он не очень и большой. Из-за этого так долго жить в тени? Это несправедливо, – она потянулась к столу и взяла кисточку.

– Почему я доверяю тебе? – обращаясь к ней, Ван Со на самом деле спрашивал себя, и уже не впервые. – Я всегда думал об этом и не мог понять.

Ответом ему был ещё один тихий вздох и светлая улыбка:

– Бывает, что, доверяя кому-то, вы совершаете огромную ошибку. Доверять другим всегда сложно. Я понимаю, что вы хотите сказать. Поэтому вы можете на меня положиться: я никогда вас не предам. Если вы доверитесь мне, я помогу вам сделать первый шаг.

– Ну если так, – отозвался Ван Со, ощущая, как от её невесомых прикосновений его обволакивает неожиданное и такое непривычное спокойствие, – тогда я отдам себя в твои руки. Делай со мной, что хочешь. Теперь я твой.

И он закрыл глаза.

Никто и никогда не находился так близко от него. Настолько близко, чтобы Ван Со чувствовал чьё-то дыхание на своём лице. Только те, кому он вспарывал мечом живот. Но от них пряно разило кровью, смертью и ненавистью. А эта хрупкая девушка с огромными глазами пахла лаской и доверием, чаем из свежих зелёных листьев и медовой выпечкой, ключевой водой и луговыми цветами.

И Ван Со хотелось вдыхать её аромат и ощущать его ещё ближе…

Он сжал зубы, заставляя себя не открывать глаза, чтобы не напугать Су. Кисточка в её руке едва ощутимо щекотала его переносицу, а мягкое размеренное дыхание окутывало доселе неизведанным умиротворением и надеждой на что-то недосягаемое, несбыточное и оттого ещё более желанное.

Что это? Ван Со не знал. Он просто позволил себе успокоиться, впервые в жизни осознав, что может кому-то довериться.

– Взгляните на себя, – откуда-то издалека позвал его довольный голос Хэ Су, заставляя настороженно открыть глаза.

Но, подняв ресницы, он увидел не её, а своё собственное лицо без единого намёка на шрам, который был закрашен так искусно, что нельзя было и подумать, что безупречная кожа четвёртого принца не настолько совершенна, как убеждало зеркало.

– Вам пора идти, – вскочила со стула Хэ Су, оборачиваясь на призывный звук ритуальных барабанов в открытом окне.

Ван Со схватил её за плечи и притянул к себе.

– Помнишь, я уже говорил – ты принадлежишь мне? И тогда, и теперь, и когда ты дотронулась до моего лица, я всегда знал – ты моя. Так что ты должна быть готова – я никогда тебя не отпущу.

Хэ Су застыла в его руках, а принц склонился к её раскрытым от изумления губам, погружаясь в свежее рассветное дыхание, которое одаривало его ароматом цветущих лотосов и манило коснуться нежных лепестков. Однако почувствовав, как Хэ Су дрожит, в последний момент он поднял голову, улыбнулся и, разомкнув объятия, вышел из комнаты.

Пусть не сейчас. Но он знал наверняка: она принадлежит ему. И он никогда её не отпустит.

***

Барабаны надрывались, возвещая о начале ритуала дождя.

Наследный принц ожидаемо не явился. Избранный Небесами четвёртый принц куда-то пропал, что никого не удивило после произошедшего с ним в прошлый раз, и ушлый министр Пак Ён Гу, сговорившись с королевой Ю, настоял на том, чтобы подготовить к проведению ритуала Ван Ё, как следующего по возрасту за Ван Му. Нельзя же было упустить благоприятный момент!

За крепостной стеной в нетерпении шумели простолюдины, а внутри уже давно изнывали от жестокого солнца члены королевской семьи и придворные. На небе по-прежнему не было видно ни одного, даже самого крохотного облачка, и немощный ветер не обещал никаких перемен.

Паланкин ждал у ворот, а время катастрофически заканчивалось.

Чжи Мон ковылял, волоча ноги, и с показным кряхтением хватался за поясницу, как древний старик. А ритуальный сосуд нёс так, словно тот был наполнен не водой на жалкую треть, а кусками гранита по самое горлышко.

Его спектакль не обманул третьего принца, который только что не бил копытом, стремясь поскорее забраться в паланкин.

– Не старайся слишком сильно, – съязвил Ван Ё с ехидной усмешкой. – Наследный принц всё равно не явится.

– О чём это вы? – распрямился уличённый в симуляции недуга звездочёт.

– Мой брат обладает талантом вечно упускать хорошие возможности, – ядовито пояснил Ван Ё и решительно направился к паланкину.

Судя по всему, Ван Со после случившегося в расчёт он просто не брал.

«Чтоб тебя!» – думал звездочёт, имея в виду и бессовестного третьего, и пропавшего четвёртого, и всех принцев Корё в прямой и обратной последовательности, которые каждый по отдельности и всем своим табуном вознамерились, видимо, свести его с ума. А ум ему ещё ой как был нужен!

Однако стоило Ван Ё приблизиться к паланкину, как перед ним, преграждая дорогу, вдруг вырос Ван Со в белоснежном ритуальном одеянии и маске.

– Ты что себе позволяешь? – опешил третий принц, не веря своим глазам.

– Я пришёл занять своё место, – невозмутимо ответил Ван Со. – Только наследный принц и я имеем право находиться в этом паланкине.

– Ты слишком наглый для животного!

Удар Ван Ё сбил маску с четвёртого принца, но когда тот выпрямился, Чжи Мон с трудом удержался от торжествующего крика: открытое лицо Ван Со было холодно спокойным и абсолютно чистым, без единого намёка на шрам.

Хэ Су не подвела!

– Прошу вас сесть, – едва не лопаясь от грозящего вырваться наружу смеха, изрёк астроном.

Избранный Небесами принц шагнул в паланкин прямо перед окаменевшим Ван Ё и коротко приказал носильщикам:

– Идём.

Чжи Мон давно не испытывал такого всепоглощающего чувства триумфа, когда следовал за Ван Со по улицам Сонгака и видел, как люди подобострастно падают на колени перед четвёртым принцем, взывая к нему с просьбами о дожде, и превозносят того, кого вчера ещё проклинали и забрасывали камнями.

А Ван Со шёл, смело расправив плечи, с гордо поднятой головой, как и подобает будущему великому правителю.

Так же неспешно и уверенно он ступил во дворец, где ему предстояло завершить ритуал.

Чжи Мон откровенно развлекался, пополняя свою копилку забавных впечатлений изменившимися лицами обитателей дворца. И сколько бы ему ещё ни предстояло участвовать в ритуалах дождя, он точно знал, что никогда не забудет искреннее уважение короля Тхэджо, неприкрытую злобу королевы Ю и немое удивление молодых принцев.

Поднявшись на ступени храма, Ван Со обернулся, выискивая кого-то в толпе, и, найдя Хэ Су, смотрел теперь только на неё. Смотрел так, что Чжи Мон понял – всё получилось и в этой части его хитроумного плана.

Однако пора было включать дождь. Момент настал.

И поскольку всеобщее внимание было приковано к четвёртому принцу и его безупречно чистому лицу, никто не заметил, как безоблачный раскалённый Сонгак вдруг накрыла плотная пелена туч, проливаясь на землю щедрой долгожданной влагой.

Чжи Мон ликовал: как же он любил, когда его план удавался!

Подставляя лицо собственноручно пущенному ливню, он поглядывал на Ван Со и прекрасно видел, как радостно принц улыбался Хэ Су, какой ласковой признательностью светился его взгляд, который переставал быть волчьим, когда принц смотрел на неё.

Внезапно Чжи Мон заметил, как Хэ Су пошатнулась и теплота на её лице сменилась неприкрытым ужасом. Он вновь перевёл взгляд на Ван Со и вздрогнул, увидев то, что видела она: в пурпурно-чёрном зареве волчьей луны на ступенях храма стоял и пристально смотрел вниз Кванджон – кровавый четвёртый правитель государства Корё.

========== Часть I. Алые сердца Корё – 9. Только не ты! ==========

Настроение: Lee Hi – My Love (Moon Lovers: Scarlet Heart Ryeo – OST)

У нас с тобою была война.

Моя любовь приходила,

Не тихо и спокойно дыша.

Она с собой приносила

Тайфуны дьявольской силы.

С самого первого дня

Мои обугленные пламенем губы

Потрескались в огне войны{?}[Отрывок из стихотворения «Моя любовь» (по книге Мун Чонхи «Вслед за ветром», пер. М. В. Солдатовой, Е. А. Похолковой, И. Ю. Панкиной).].

Мун Чонхи

Дождь поил Сонгак целую неделю, словно Небеса просили прощения за долгие суровые месяцы засухи и воздавали людям за терпение и веру. Земля расцветала, полнилась силой и благодатью, омытая щедрыми потоками освежающей влаги, согретая виноватым солнцем, что выглянуло из-за туч на седьмой день и, каясь в прежней безжалостной мощи, своими тёплыми лучами приветствовало горы, сады и счастливых людей.

Четвёртый принц возвращался домой из южной долины, где в оживших заливных лугах объезжал молодого норовистого жеребца, которого ему подарил король после ритуала дождя.

Дождь принёс Ван Со столько радости! Принц не смел мечтать и об одной её крохотной капле. Но – всё сразу, настоящим ливнем удивительных, искрящихся чувств и новых надежд! Такой дар великодушных Небес не мог сравниться ни с чем.

Он сумел переступить через собственные страхи и справился с собой – это ли была не победа, к которой вёл его Чжи Мон?

Теперь он мог не носить маску: Хэ Су научила его, как иначе скрывать шрам и жить с открытым лицом.

Народ Сонгака принял его, благодаря и прославляя за содеянное благо. К нему изменилось отношение и членов королевской семьи.

Но самое главное произошло вечером после ритуала.

Наследный принц появился в столице аккурат после того, как церемония завершилась и все вернулись во дворец. В гулком тронном зале не было никого, кроме правителя Корё, двух принцев и Чжи Мона с первым министром.

Ван Му, не переодевшись с дороги, стоял перед королём в доспехах, а Ван Со – в ритуальном белом одеянии, которое он тоже не успел сменить. Вода капала с его мокрых волос, пропитала насквозь одежду, но все эти неудобства были сущей мелочью по сравнению с тем, что с ним творилось.

– Принц Ван Со, – торжественно произнёс король Тхэджо, подходя к нему, – ты совершил великий подвиг – ты спас свою страну!

– Я просто провёл ритуал вместо наследного принца, – с достоинством ответил Ван Со.

Он говорил спокойно и сдержанно, хотя внутри у него всё пело от гордости и восторга.

– Разве это не судьба? – повернулся к нему Ван Му. – Я был занят поимкой бандитов и не мог принять участие в ритуале.

– Благодарю вас, – Ван Со почтительно склонился перед старшим братом.

Уже не раз он доказывал ему свою преданность. И на церемонии изгнания злых духов, и в ритуале дождя он заменил Ван Му, защитил королевскую семью и принёс спасение своей земле.

И теперь его убеждение в собственной никчёмности и ничтожности рассыпалось в пыль, как комок сухой земли, сжатый в сильной руке – его руке! Он чувствовал себя совершенно иным человеком: уверенным, значимым и нужным. Королю, наследному принцу, народу. Он больше не был выродком и изгоем, позорным клеймом на белоснежном полотне государственной славы Корё. Сегодня он стал создателем и символом этой славы. Ради этого, ради того, что он ощущал сейчас внутри, стоило вытерпеть все эти горести, унижения, обиды и камни, летящие в лицо.

В себе он больше не сомневался.

Ван Со взглянул на Чжи Мона и благодарно улыбнулся ему: «Я всё понял. Я справился». А звездочёт едва заметно кивнул в ответ, возвращая улыбку: «Да, Ваше Высочество. Вы справились. Это так».

Однако настоящим потрясением для четвёртого принца стал тёплый взгляд короля Тхэджо и его слова:

– Сколько лет прошло с тех пор, как ты в последний раз показал лицо отцу? Ты так долго скрывал свой шрам!

– Я заставил вас беспокоиться… отец.

Отец!

Когда Ван Со нерешительно произнёс это слово, он готов был поклясться – не было на свете человека счастливее его. Разве что он сам минутой позже, когда услышал в ответ:

– Покажи своё лицо всему миру и будь уверен в себе! Помоги наследному принцу создать великую нацию. Стань для него источником силы. Твой отец доверяет тебе.

– Я выполню вашу волю, – Ван Со едва замечал, как дрожит его голос от волнения, а на глаза наворачиваются горячие слёзы счастья.

«Твой отец доверяет тебе!»

Король принял его! Признал своим сыном! Обласкал своим доверием! Обнял добрым взглядом!

Впервые в своей сознательной жизни Ван Со смотрел в лицо королю Корё и видел отца.

О чём ещё можно было мечтать?

Только о встрече с той, которая помогла ему пройти через невзгоды и вернуться домой, в семью, к отцу.

К себе самому.

Ван Со не торопил уставшего коня и наслаждался влажной прохладой утра, отпустив поводья. Ему очень хотелось отвезти на луг Хэ Су, показать ей травостой, затканный цветами. Чтобы она увидела это цветочное море, вдохнула пьянящий воздух свободы, которую так ценила. Чтобы она улыбнулась и стала краше любого цветка. Но ей, как служанке, запрещено было покидать дворец, и за его пределы она имела право выйти только в исключительном случае, иначе её ждало суровое наказание. А принц не хотел подвергать её риску.

Пока конь пощипывал сочную траву, переступая у края дороги, Ван Со соскользнул с седла и нарвал букет полевых цветов. Он не выбирал их и не старался сочетать по цвету и длине стеблей – просто складывал в охапку те, что ему нравились: колокольчики, ромашки, васильки, незабудки, луговые гвоздики. Все они были так похожи на Хэ Су в своей простоте, свежести и неброском очаровании, что принц не удержался и спрятал лицо в их дивном ароматном облаке, глубоко дыша. В отличие от тяжёлых, искусно составленных садовых букетов, украшавших помещения дворца, эти цветы были настоящими, искренними и трепетными, как его чувства к той, для кого они предназначались.

На тугой бутон колокольчика, поблёскивающий от росы, села маленькая синяя бабочка. Её крылья подрагивали и переливались нежным перламутром. Ван Со полюбовался ею, пока она не улетела, оглядел букет и добавил к нему ещё несколько солнечных ромашек.

Пусть хотя бы так, но он порадует Хэ Су. С ней что-то случилось, но что – понять он не мог. Озорная, бойкая девчонка, донимавшая его нравоучениями, куда-то исчезла, уступив место печальной осенней тени.

После ритуала дождя, на котором Хэ Су с такой добротой смотрела на него, её словно подменили. Она замкнулась в себе и как будто чего-то всё время боялась. Её улыбки были вымученными, а глаза – затравленными.

Ван Со не находил объяснения, почему Хэ Су вдруг стала так на него реагировать. Почему жутко испугалась, встретившись с ним после захода солнца в день ритуала. Он поймал её за руку на веранде, и, скользнув по мокрому дощатому полу, она не удержалась и упала ему в объятия. Всего миг Ван Со прижимал её к своей груди, а когда она узнала его, то тут же с криком вырвалась, будто увидела нечто ужасное.

Принц растерянно смотрел на неё, гадая, что сделал не так.

– Это я, – шагнул он к ней, неуверенно улыбаясь, но Хэ Су лишь отшатнулась прочь.

Она тяжело дышала, её маленькая фигурка сжалась от страха, а голос срывался, когда она начала бессвязно лепетать, оправдываясь перед ним за что-то:

– Как-то неожиданно… Вы появились так внезапно. Я ничего такого не имела в виду, просто… Просто очень удивилась, вот и всё. Простите меня.

Ван Со не понимал, за что она извиняется, отчего дрожит и прячет от него глаза.

– Почему ты извиняешься? Я ведь сам виноват.

Хэ Су подняла на него настороженный взгляд, и Ван Со вдруг захотелось поделиться с ней радостью, которая переполняла его, как проливной дождь – водостоки у них над головами, бурно, через край!

Он счастливо выдохнул:

– Ты знаешь, сегодня я впервые в жизни назвал короля отцом. А он впервые увидел моё лицо после долгих пятнадцати лет и сказал, чтобы я был более уверенным в себе, – он улыбнулся, глядя в ночное небо. – После таких слов вся моя боль куда-то испарилась.

Хэ Су молча смотрела на него и понемногу успокаивалась.

– Я буду защищать наследного принца и помогать ему, – продолжал Ван Со, чувствуя трепет от того, что доверяется, открывает свою душу, и не кому-нибудь, а именно этой девушке. А это, оказывается, очень приятно! – Так странно… Все благодарят меня. Никто не говорит мне, что я страшный, что я чудовище. Забавно… но мне начинает нравиться моя жизнь. И помогла мне ты, Су.

Он благодарно посмотрел на неё, потом протянул руку и, набрав пригоршню дождевой воды, выпил её, подумав, что в жизни не пил ничего вкуснее, разве что чай из свежих зелёных листьев, приготовленный Хэ Су.

И его очень удивили её неожиданные слова:

– Ваше Высочество, вы должны себя контролировать. Не убивайте никого, пожалуйста. Ведь с этих пор вы больше не будете страдать, а я стану восхищаться вами и уважать вас. Хорошо?

– Ох, опять эти твои наставления, – мягко упрекнул её Ван Со, решив, что волнение её было связано с этими странными мыслями. Значит, ничего страшного не произошло. Он закрыл глаза: – Хорошо-то как!

Ему действительно было хорошо. Так – едва ли не впервые в жизни. А Хэ Су грустить больше не будет: он сделает всё, чтобы этого не допустить.

Ван Со вспомнил зимний вечер, когда Хэ Су была рядом и с неба падал снег. А сейчас шёл тёплый летний дождь, и она снова была с ним. И на душе было спокойно и радостно, и мечталось, чтобы это никогда не кончалось…

Погрузившись в приятные воспоминания, Ван Со не заметил, как добрался до городских ворот. Там он спешился и повёл коня под уздцы, обходя встречных прохожих, играющих возле домов детей, телеги и лавки. Ему хотелось пройтись по улицам Сонгака, окунуться в утреннюю суету рынка и почувствовать себя ближе к людям, которые не шарахались при встрече с ним и не проклинали его, обвиняя во всех своих бедах.

Ван Со шёл спокойно и уверенно, с открытым лицом и прямым дружелюбным взглядом. Он больше не прятался, а люди его больше не боялись. Наоборот, они, как и тогда, после ритуала дождя, кланялись ему и благодарили:

– Ваше Высочество, да благословят вас Небеса!

– Вы наш великий спаситель, Ваше Высочество!

– Мы вам так благодарны!

А он приветливо кивал и улыбался им в ответ. Всё это произошло только благодаря Хэ Су, которой он вёз в седельной сумке луговые цветы, предвкушая новую встречу во дворце.

Проходя через рыночную площадь, Ван Со остановился возле лавки торговца украшениями. Он задумчиво рассматривал затейливые заколки для волос, отгоняя тени непрошенных печальных воспоминаний, а потом протянул руку к изящной серебряной шпильке, украшенной белоснежным цветком лотоса и ягодами барбариса в искусно вырезанных листьях, над которыми порхала маленькая синяя бабочка*.

***

Чжи Мон любил, когда его план удавался, а поставленные задачи были выполнены точно и в срок. Ну, если не кривляться, – а кто не любит? И пусть редко случалось так, что всё проходило идеально, согласно исходному замыслу, без авралов и импровизации, главное – итог. Главное, чтобы всё шло так, как нужно.

Больше всего хлопот ему доставлял, разумеется, четвёртый принц.

Чжи Мон никак не мог к этому привыкнуть, разрабатывал многоходовки, пытался предугадать шаги Ван Со, прочесть его мысли, повлиять на него, но это было не так-то просто. Четвёртый принц не был обычным человеком, и стандартные, обкатанные приёмы ему не подходили: он ужом выворачивался из, казалось бы, продуманных и проработанных в теории ситуаций. Он то и дело поступал по-своему, ставя звездочёту палки в колеса. Он сбоил там, где не должен был. Он шёл против течения. Ломал стереотипы и поступал не так, как ожидалось. Возражал, когда любой другой бы согласился.

Но он не был любым другим. Он был тем самым. И от этого задача звездочёта не упрощалась, а становилась кратно сложнее.

Чжи Мон медленно, терпеливо подводил Ван Со к главной идее, которая должна была расцвести у принца в голове и вобрать в себя все его стремления, таланты и успехи. Он должен был осознать свою будущую роль и идти к ней с уверенностью, упорством, силой и бескомпромиссностью, присущими только ему.

Его первый шаг к трону, который сам четвёртый принц ещё не осознал таковым, – участие в ритуале изгнания духов и защита наследного принца, куда так настойчиво звал его Чжи Мон. Ван Со сделал этот шаг, добиваясь другой цели, но ведь сделал! И дальше пошёл так, что иной судьбы, кроме трона Корё, для него уже не существовало. Просто он пока ещё этого не понял.

Нет, власть ему не нужна, но кто же, если не он? И Чжи Мон кропотливо возделывал плодородную почву его разума и души, роняя туда зёрна, которые непременно должны были дать щедрые всходы.

Для этого звездочёт и был здесь нужен, и всё, что он делал, было направлено на одну-единственную грандиозную цель. Все эти мелкие авантюры и задачи, которые он себе ставил, служили всего лишь ступенями ввысь, но четвёртый принц должен был все их пройти до конца. А вместе с ним и Чжи Мон.

Однако выполнить какую-либо задачу было ещё половиной дела: обычно после этого звездочёту приходилось уничтожать улики, сглаживать углы и разгребать последствия. Рутина. Но рутина порой весьма непредсказуемая, требующая не меньшего внимания и осторожности.

Взять, например, Хэ Су.

Она блестяще справилась, открыв лицо принца народу и подарив Ван Со триумф во время ритуала. И надо же было такому случиться, что под дождём её накрыло прозрение, которого Чжи Мон хоть и опасался, но не мог предотвратить. Значит, ему вновь придётся устранять последствия. Что ж, не в первый и не в последний раз.

Вот и сейчас он слышал, как по лестнице его башни стучат женские каблучки.

Пора приготовиться.

– Вы знаете, кто будет следующим королём? – запыхавшись от быстрого бега и волнения, Хэ Су подскочила к нему, забыв о приличиях и подобающих приветствиях.

Она смотрела на Чжи Мона в тревожном ожидании, а в её глазах он читал гораздо больше, чем она произнесла вслух.

«Кванджон. Безжалостный тиран, четвёртый правитель Корё, который жестоко убил своих братьев, племянников и близких родственников ради трона. Неужели это Ван Со? Неужели четвёртый принц станет королём из-за меня, из-за того, что я закрасила шрам? Но ведь его имя уже было вписано в историю! Даже если я ничего не сделала бы, он всё равно стал бы королём. А если… А если это всё-таки я и все умрут из-за меня?»

Хэ Су умоляюще смотрела на астронома, а тот лихорадочно раздумывал, как бы ей лучше ответить. Её нужно было отвлечь и успокоить, но так, чтобы не напугать и не дать пустые надежды. И не солгать, разумеется. Ложь Чжи Мон не приветствовал, относился с брезгливостью и прибегал к ней только в самых крайних случаях. А пока можно было применить свою обычную тактику – заговорить Хэ Су и попытаться увести её мысли в сторону от опасного предмета.

И при этом говорить правду.

– Думаю, это наследный принц, если с ним ничего не случится, – логично заметил он.

– Тогда… кто же следующий претендент на трон? – настаивала Хэ Су.

Видимо, она не уймётся. Что ж…

– Кванджон? – проговорил астроном. – Так вы сказали на церемонии? Я слышал вас.

– Что? – испуганно вздрогнула Хэ Су.

Чжи Мон помолчал и невозмутимо пояснил:

– Вы назвали принца Ван Со Кванджоном.

– Я сказала это, не осознавая, – принялась оправдываться Хэ Су. – Это имя само вырвалось из моих уст.

Ну да, конечно.

Чжи Мон почувствовал, как дёрнулась стрелка его личного барометра лжи, который безотказно срабатывал всякий раз, когда ему врали в лицо. Как сейчас, например.

Значит, придерживаемся прежней тактики: заговорить и отвлечь.

– Со мной тоже происходили странности, – успокаивающим тоном произнёс он, делая вид, что поверил. – Говорят, что я чуть не утонул. Вернее, я уже умер. Но я очнулся через день.

– Вы умерли, а потом вернулись к жизни? – ошеломлённо прошептала Хэ Су.

Так. Похоже, сработало.

И Чжи Мон с энтузиазмом продолжил свой рассказ, попутно измеряя уровень дождевой воды в бамбуковом сосуде, который он вытащил из-за оконной рамы. Возился с измерительными приборами на своём столе и при этом без умолку тарахтел.

Заговорить и отвлечь!

– Моя матушка не единожды рассказывала мне, что, когда я очнулся, то стал совсем другим, мудрым не по годам. Я никогда никому не признавался, но у меня перед глазами часто пролетают какие-то образы, я не пойму, сон это или реальность. Я видел огромную птицу, возносящую людей к небу. Я даже видел ступеньки и комнату, которые двигаются сами по себе, и здания до небес, где живёт много людей, – он повернулся к Хэ Су: – Я слышал, вы тоже умерли и очнулись? И думаю, вам довелось увидеть то же самое, что и мне.

Вот так. И не наврал, и сделал всё, что мог.

Он спрятал ненужную улыбку и спросил, пристально глядя на Хэ Су:

– А теперь задайте мне свой вопрос. Что на самом деле вы хотели узнать у меня?

Хэ Су шагнула к нему, и астронома оглушил её безмолвный крик: «Ван Со и есть король Кванджон? И он всех убьёт? А что насчёт Ван Ука? Какова его судьба?»

Чжи Мон терпеливо ждал. И Хэ Су наконец-то спросила вслух, правда, совсем не то, что собиралась:

– Что же мне делать?

Астроном почувствовал одновременно и облегчение, и разочарование. И ответил совершенно искренне, ни на грамм не кривя душой:

– Ничего. Вы ничего не должны делать. Что бы вам ни привиделось, вмешиваться нельзя.

Кому положено, тот и вмешается. Чтобы потом не пришлось бороться с самодеятельностью и зачищать последствия.

– А если я смогу что-то изменить? – не сдавалась Хэ Су. – Если я смогу предотвратить беду? Сделать что-нибудь хорошее?

Вот ведь, а… Не унимается! И эта её наивность – «что-то изменить». Прямо забавно! Если даже он, проводник, ничего изменить не может, то она-то куда? Конечно, память он ей не сотрёт и от пророческих озарений о будущем не избавит, но она и так играет свою роль во всей этой истории и делает всё, что требуется. А если что, он поможет, направит и намекнёт, толсто или тонко – это уже в зависимости от ситуации.

– Госпожа, – продолжал убеждать её Чжи Мон. – Вы уже прикоснулись к лицу Ван Со!

– Значит, – пробормотала Хэ Су с надеждой в глазах, – теперь судьба принца изменится?

– Я этого не знаю, – ответил Чжи Мон, чувствуя, как стрелка барометра лжи ухнула на максимум, неприятно царапнув душу. Но тут у него выбора не было – приходилось врать. А для успокоения совести можно и правды добавить, и даже не поскупиться. – То, что люди называют волею Небес, это же на самом деле судьба. Разве это не значит, что всё будет так, как суждено? Кто знает? Мы, люди, не можем избежать воли Небес. Пусть всё идёт своим чередом.

А уж он позаботится о том, чтобы это всё шло в нужном направлении, и, если потребуется, придаст необходимый вектор и ускорение.

Ещё бы ему не мешали, особенно сам Ван Со!

***

Хотя четвёртый принц и был хронической головной болью Чжи Мона, периодически переходящей то в стадию ремиссии, то в обострение до мигрени, у астронома имелось также немало и других забот, которые он стоически рассматривал как сопутствующий ущерб на пути к своей великой цели.

Взять хотя бы остальных принцев, этих ненасытных юных вампиров, постоянно пьющих его кровь. Или несносного генерала Пака… Или вообще – святые Небеса! – генерала Пака вместе с принцами. Хуже не придумаешь! То ещё испытание для нервной системы, даже самой закалённой, но куда деваться: наша служба и опасна, и трудна…

Это испытание было настолько невыносимым, что Чжи Мон нет-нет, а позволял-таки припадки жалости к себе, вопреки собственному призванию и мужеству.

Один из таких припадков случился с ним во время утренней прогулки короля Тхэджо после встречи с министрами. Астроном по своему обыкновению сопровождал правителя, но в этот раз к ним дёрнуло присоединиться и генерала Пака.

Если Чжи Мон и не переносил кого-то, так это его. Тонкую возвышенную натуру звездочёта коробил не только неопрятный внешний вид генерала, который, по мнению главного придворного эстета, никак не соответствовал красоте и утончённости королевского дворца и окружавших его пейзажей, но и вопиющая простота этого мужлана, его прямота и раздражающая детская наивность, приправленная отсутствием природного такта и должного воспитания, не отполированного духовными практиками и просветительской литературой.

Как можно всё время говорить то, что думаешь? Это не признак искренности, а свидетельство невероятной глупости, невежества и неосторожности. Как можно не принимать в расчёт устои и порядки, заведённые во дворце, и лезть со своим мнением, не стесняясь ни короля, ни его ближайшего советника?

Чжи Мон вспомнил, как генерал Пак явился к правителю Корё прямо после своего прибытия в Сонгак: не переодевшись, не приведя себя в порядок в купальнях после многодневного конного похода, не пропитавшись красотой дворцовых садов и цветников, настраивающей на благие мысли и изящные изречения. Вспомнил – и его передёрнуло.

И пусть сейчас, на прогулке, генерал выглядел более-менее пристойно, но вот мысли его и способ их выражения всё ещё не претерпели благодатную огранку придворным этикетом.

А речь шла ни много ни мало – о замужестве единственной дочери генерала Пак Сун Док. Её прочили в жёны одному из принцев Корё, которые, не подозревая о матримониальной дискуссии на их счёт, развлекались после занятий на открытой чайной веранде.

Чжи Мон почтительно стоял за спиной короля Тхэджо и слушал рассуждения по поводу потенциального жениха для Пак Сун Док. На его прогрессивный взгляд, по абсурдности эта ситуация больше походила на выбор племенного жеребца, чем на устройство судьбы двух молодых людей. Но вспомнив, где (и главное – когда) он находится, астроном заставил себя сосредоточиться на происходящем, чтобы не проворонить что-нибудь важное.

И ведь чуть было не проворонил!

– Думаю, четырнадцатый принц просто идеально подойдёт госпоже Сун Док! – влез в диалог короля и генерала опомнившийся звездочёт. – Они оба любят боевые искусства, и их гороскопы подходят друг другу.

– А если они всё время будут драться? – пробурчал недовольный его предложением генерал. – Да они же просто разнесут свой дом!

– Тогда что насчёт тринадцатого? – поджал губы Чжи Мон. – Он самый красивый мужчина в Сонгаке. Ей будут завидовать все девушки Корё!

– Они забросают её камнями, – тут же выдал очередную нелепицу будущий тесть. – Я не хочу этого!

Нет, вы только посмотрите на него – и тот ему не так, и этот не этак! Ну, точно, королевские конюшни и племенные жеребцы!

С досадой глядя на привередливого заводчика (Святые Небеса! Разумеется, великого генерала!), астроном похолодел, услышав короля Тхэджо:

– Четвёртый принц! – задумчиво проговорил будущий свёкор, не замечая, как на него со священным ужасом уставились оба горе-советчика. – Не знаю, как насчёт других, а эти двое вместе тренировались. Возможно, между ними возникла симпатия.

От такого покушения на святое, даже чисто гипотетического, Чжи Мон поперхнулся и не успел ответить, а в это время генерал, сам того не зная, своим брюзжанием спас ситуацию.

– Одна всё время охотилась на медведей, другой гонялся за волками! Они ни разу не встречались после занятий, – как-то уж очень старательно хихикнул генерал.

– Тогда кого нам выбрать? – всплеснул руками Чжи Мон, демонстрируя нетерпение, чтобы поскорее свернуть этот спектакль. И, не сумев отказать себе в удовольствии лишний разочек поддеть генерала, с воодушевлением ответил на свой же собственный риторический вопрос: – Ах да! Восьмой принц! Он ведь должен повторно жениться. Но там совершенно разные уровни интеллекта, образования и общего развития…

Разумеется, толстокожий генерал пропустил его ехидный намёк, но уловил главное – номер восемь!

– Эй! – вознегодовал возмущённый совершенно не тем, чем следовало, папаша. – Почему это вы перечислили только этих принцев, а? Посмотрите, вы забыли назвать одного из них!

В довесок ко всем своим недостаткам генерал оказался ещё и на удивление жутким скромнягой, когда дело коснулось его личных чаяний, и почему-то не мог заставить себя прямо попросить у короля Тхэджо того, на кого положила глаз его дочь. Имя этого счастливца звездочёту было прекрасно известно. Он из одной только вредности не предложил десятого принца сразу, попутно приврав про звёзды и гороскоп, волю которых он мог подтасовать нужным образом безо всякого ущерба для государства и собственной совести.

А с чего бы ему помогать этому невежде? Его дочь – вот пусть сам и выкручивается!

Однако король Тхэджо оказался более сообразительным, чем его старый боевой товарищ.

– Ты серьёзно? – с искренним изумлением посмотрел он на генерала, который вмиг зарделся так, будто женили его, а не Ван Ына, ничего не подозревающего о крутом повороте в собственной судьбе.

Чжи Мон закатил глаза, но удержался от комментариев, заставляя себя быть благодарным. Главное – не тронули четвёртого принца.

По крайней мере, в данный момент.

***

Если четвёртый принц был для Чжи Мона головной болью, Хэ Су – лёгким переутомлением, а генерал Пак – занозой в… эстетических чувствах, то третий принц являл собой натуральный геморрой в острой стадии, ни игнорировать, ни свыкнуться, ни вылечить который астроном даже не надеялся.

И пусть сам по себе Ван Ё не был таким уж плохим человеком (высокомерие и мелочная недоброжелательность в личный реестр смертных грехов Чжи Мона не входили никогда), последнего мерзавца из него старательно лепила родная матушка, вбившая себе в голову, что непременно должна остаться в истории не только в качестве жены, но и матери правителя Корё.

Что ж, как говорится, бойтесь своих желаний, королева Ю!

Ван Ё был ей нужен только для укрепления власти, как когда-то Ван Со стал, пусть и безуспешно, орудием давления на короля. При всех очевидных недостатках королева Ю не могла не восхищать Чжи Мона своими зашкаливающими амбициями и патологической целеустремлённостью, которых пока ещё недоставало четвёртому принцу. Вспоминая все её пакости, уловки и преступления, на которые она шла со дня свадьбы со здравствующим королём, чтобы стать матерью короля будущего, Чжи Мон восторгался также и её преступной изобретательностью и изворотливостью, от которых не отказался бы и сам, в рамках закона и совести, разумеется.

И такая женщина дёргала ниточки, связывающие по рукам и ногам третьего принца, заставляя его алчно рваться к трону, но при этом плясать в качестве её личной нелепой марионетки.

Поэтому в случае с третьим принцем Чжи Мон действительно играл с огнём, но ставки были слишком высоки, и он продолжал свои стратегические манёвры, рискуя не только итогом всего этого, но и собственной жизнью.

Тем не менее он делал то, что считал нужным. В частности, изящно подкинул королю Тхэджо идею снять с третьего принца обязанности по обеспечению армии и передать их принцу четвёртому. А Ван Ё услать куда-нибудь подальше выпустить пар и не мешаться под ногами во дворце, пока тут вершатся великие дела. С учётом того, как повздорили братья у паланкина в день ритуала дождя, какую жгучую ревность испытывал третий принц, глядя на все милости, которыми король осыпал Ван Со, и какую чёрную обиду он затаил на младшего брата, подобное предприятие – это был даже не риск, а прямое объявление войны между принцами.

Но так было нужно, чтобы подготовить Ван Со к борьбе за трон, которая, собственно, уже началась, чтобы разбудить в нём стремление к власти, научить его понимать ей цену и уметь приносить жертвы. Чтобы он справился и не сломался, когда придёт время.

Ради достижения всего этого Чжи Мон был готов на многое, если не на всё, и его не смущало ни упорное нежелание четвёртого принца взглянуть на главный предмет мебели в тронном зале с собственническим интересом, ни внезапная прозорливость принца третьего, который раскусил хитроумную рокировку в исполнении государственных обязанностей в пользу Ван Со, что озлобило его ещё больше. Ему-то с подачи астронома король предложил объехать все склады зерна в стране, во время проверки которых в прошлом году был убит генерал.

Да, Чжи Мон серьёзно рисковал.

В этом он лишний раз убедился, наткнувшись на озверевшего Ван Ё в пустом тронном зале поздно вечером.

– Король отсылает меня? – проговорил третий принц, когда с ним поравнялся звездочёт.

– Не думаю, – с безмятежной улыбкой откликнулся Чжи Мон, проклиная и превознося догадливость и настырность Ван Ё. – Просто он назначил того, кому больше доверяет.

Ему бы прикусить язык и не подливать масла в огонь, но тогда он не добьётся того, что ему было нужно.

И он добился. Искра от его огнива вспыхнула в душе третьего принца жгучим пламенем ненависти.

– Что ты сказал королю, чтобы Ван Со занял моё место? – прошипел Ван Ё, приближаясь к нему. – Что, ради внимания отца два сына должны, как звери, порвать друг друга на куски? И это – воля Небес?

– Вы претендуете на то, что принадлежит другим по праву рождения, – жёстко осадил его Чжи Мон, засунув все свои улыбочки вместе с мягким почтительным тоном куда подальше. – Вам лучше найти своё собственное место в этом мире.

– Тогда наблюдай, – с неприкрытой угрозой ответил ему третий принц. – Смотри внимательно, где моё место.

Он бросил выразительный взгляд на пустой трон и вылетел из зала.

Чжи Мон долго смотрел на закрывшуюся за принцем дверь. Его барометр лжи молчал.

Ван Ё не притворялся.

***

Четвёртый принц стоял в тени сиреневых кустов и наблюдал, как лучи закатного солнца согревают ханок{?}[Ханок – дом, построенный в традиционном корейском стиле.] Хэ Су, окрашивая его стены в яркие причудливые краски. Ван Со казалось, что он смотрит на волшебный фонарь, полный сказок и тайн, и одна из них – самая большая и желанная тайна, которую ему ещё предстояло разгадать, – сейчас как раз там, внутри.

Его жизнь в эту пору была так же освещена солнцем, как этот яркий ханок. И у него всё было хорошо, кроме одного – его отношений с Хэ Су, разобраться в которых он не мог, как ни старался.

Щедрость отца не знала границ. Заглянув недавно на утреннее чаепитие принцев, король Тхэджо изъявил желание подарить четвёртому принцу земли в Сонгаке в награду за спасение страны от засухи. Неслыханный дар тому, кто ещё совсем недавно был жалким подкидышем в чужой семье и не имел права даже ступить на эти земли!

Однако теперь для Ван Со важнее всего на свете было совсем иное. И он, осмелев, обратился к королю:

– Благодарю вас, Ваше Величество. Но есть кое-что другое, что я желал бы попросить у вас.

– Говори, – милостиво позволил король, с интересом глядя на сына.

– Отдайте мне Хэ Су из дворца Дамивон. Пожалуйста, Ваше Величество, – попросил Ван Со и заметил, как испуганно вскинула на него глаза стоящая поодаль Хэ Су.

Но в тот момент для него не имела значения ни такая её реакция, ни вытянувшиеся лица братьев, особенно восьмого и десятого. Да и Бэк А почему-то подозрительно открыл рот…

Всё это было неважно. Он должен был получить Хэ Су. Она должна была принадлежать ему. И он просто сделал ещё один шаг к своей цели.

– Хорошо, – кивнул ему король, а затем обернулся к воплощению мечты своего сына: – В знак признания твоих усилий я назначаю тебя старшей придворной дамой. С этого момента ты будешь помогать четвёртому принцу и заботиться о нём.

Ван Со улыбнулся, вспомнив яркий румянец на щеках Хэ Су. А что он означал: смущение ли, страх или, может, радость, было для него тот момент несущественно. Разве он не предупреждал её, что она принадлежит ему? Разве не велел приготовиться?

И пусть он искренне сочувствовал Ыну, которому на той встрече король объявил о скорой его свадьбе с дочерью генерала Пака, собственная радость настолько захлестнула его, что перекрыла иные тревоги.

А ведь на этом благосклонность короля Тхэджо к нему не угасла! Правитель Корё переложил на него обязанности третьего принца по обеспечению армии, тем самым ещё больше возвысив его и приблизив к себе и государственным делам. Поистине, отцовское доверие было очень велико!

Ван Со так хотелось поговорить об этом с Хэ Су, поделиться с ней, поблагодарить её!

Дверь ханока едва слышно скрипнула, и он с надеждой взглянул в ту сторону – но нет, это просто выходила служанка, унося от придворной дамы Хэ корзинку с травами для заваривания чая.

Он мог бы подняться на веранду и постучать к Хэ Су. Мог бы выдумать какой-нибудь предлог, чтобы она вышла к нему, пусть ненадолго. Ведь теперь она была его личной придворной дамой, и ничто не мешало ему потребовать её к себе хоть и посреди ночи по любой прихоти.

Но так поступить с Хэ Су он не смел. И что-то не давало ему сейчас даже просто позвать её на прогулку по берегу озера, как раньше. Что останавливало его: боязнь ли её отказа, сама по себе немыслимая для придворной дамы, которую ему отдали в прямое услужение, или собственное необъяснимое смущение – он не знал.

И поэтому просто стоял неподалёку и смотрел в её окна, освещённые засыпающим солнцем.

Знала бы ты, Су, как часто в те дни я приходил к тебе! Как сильно хотел увидеть твои глаза!

Но я боялся потревожить и напугать тебя.

Стоял, смотрел и думал о тебе.

Думала ли ты обо мне, Су? И как думала? С добром или той самой непонятной печалью, омрачавшей мои мысли?

Быть может, в этот момент ты как раз готовилась ко сну. А может, с интересом склонилась над книгой о травах или увлечённо колдовала над ступкой с засушенными цветочными лепестками, перетирая их в порошок?

Я улыбался, представляя твоё сосредоточенное лицо: как ты хмуришься, разбирая записи в книге, как закусываешь губу, сжимая в ладошке каменный пестик…

Я представлял твои глаза, обращённые на меня с заботой и теплом, которого мне отчаянно не хватало, по которому я так скучал! Ведь несмотря на то, что ты стала моей личной придворной дамой, ты по-прежнему сторонилась меня, отмалчивалась и не поднимала взгляд, когда я обращался к тебе. Ты всё так же закрашивала по утрам мой шрам, но всё это теперь происходило быстро, в неуютной тишине, от которой мне было не по себе. И я тосковал по тому самому первому дню, по ритуалу дождя, когда ты скрывала мой шрам и мы говорили с тобой настолько просто и доверительно, что у меня щемило в груди от переполнявших меня чувств.

Помнишь, как однажды, не выдержав молчания, я попробовал заговорить с тобой, выяснить, в чём же причина твоего отчуждения и куда пропала та девчонка, что всё время спорила со мной и давала мне наставления. Я помню. Прекрасно помню, как и твой ответ, ошеломивший меня:

– Раньше я была неразумной. Впредь буду осторожнее.

Я смотрел в твои окна, вспоминая тот разговор, и в который раз пытался разгадать смысл твоих слов. Ты была неразумной? В чём? В том, что тепло относилась ко мне, помогала и поддерживала меня? В чём именно неосторожной ты была?

Эти вопросы мучили меня, я терялся в догадках и изводил себя предположениями.

Что же я сделал не так? Чем смог тебя напугать? Как обидел?

Я приносил тебе полевые цветы. И я никогда не забуду самый первый букет, который я собрал для тебя на лугу после дождей. Я не решился отдать его тебе и просто оставил на веранде у твоей двери. Твою растерянную улыбку в тот момент, когда ты взяла его в руки, я тоже никогда не забуду, Су. Я заставляю себя верить, что ты думала обо мне, хотя и знаю, что это было не так.

Я и теперь часто отправляюсь в те луга, где собирал их для тебя, моя Су, или прихожу сюда, к озеру, когда цветут лотосы.

Прихожу, чтобы дышать тобой…

***

Ван Со едва не падал, его спасала только деревянная опора веранды, за которую он хватался, как обречённый – за последнюю надежду.

Его плечи вздрагивали, но слёз не было: все они сгорали внутри, а горло раздирал комок разочарования и горечи.

– Глупец, чего же ты ожидал? – шептал он, слепо глядя себе под ноги и морщась от отвращения к самому себе.

Он сам виноват, что согласился пойти на семейный ужин к королеве Ю, просто опешив от изумления, когда Ван Чжон сообщил ему о приглашении матери. Они были там все, все три родных брата: Ё, Чжон и он. И их матушка, которая любезно разговаривала с ним, просила забыть прежние обиды, угощала его лучшими кусочками мяса и смотрела так ласково, что Ван Со… поверил ей. Ведь ему так этого хотелось – поверить в то, что мать приняла его, что этот семейный ужин с братьями – настоящий, что наконец-то погас ещё один очаг боли в его душе…

Он верил ровно до того момента, как Ё заговорил о Ван Му. Заговорил так, что сразу стало понятно: весь этот ужин, всё это представление было устроено лишь для того, чтобы заставить Ван Со убить наследного принца – человека, который доверял ему свою жизнь, которому он присягнул на верность, которого был готов защищать до последнего своего вздоха.

И кто просил его об этом! Родная мать!

Ван Со хрипло застонал, стоило ему вспомнить, как помертвело лицо королевы Ю, как заледенели её прекрасные глаза, когда он спокойно высказал всё, что он думает об очередной её попытке посадить на трон Ван Ё, и покинул её гостиную.

Он справился с собой и сумел не показать, насколько сильно его задело её притворство и лицемерие, ударившее по самому уязвимому – его глупой и бессмысленной надежде на материнскую любовь. Но сейчас, оставшись один, корчился от мучительной боли в груди. Как бы ему хотелось разрыдаться, чтобы стало легче, пусть так, по-детски, но хоть немного легче!

А слёзы не шли: в душе его зияла пустота, и не было ничего, что смогло бы заполнить её, кроме… Хэ Су.

Ван Со и сам не заметил, как оказался возле её ханока. В окнах горел тёплый свет, но принц вновь не решился войти.

Просто стоял и смотрел.

До тех пор, пока не открылась дверь и на веранде не показалась та, кого он так ждал и так хотел увидеть.

Хэ Су с фонарём в руке спускалась к озеру, то и дело спотыкаясь в темноте и вздрагивая от любого шороха. На берегу она опустила светильник в траву и выпрямилась, прижав руки к груди, и тяжело, надсадно дыша.

Ван Со не выдержал и, приблизившись к ней, тихо позвал по имени.

И вновь Хэ Су отшвырнуло прочь от него нечто необъяснимое, а глаза расширились от ужаса. Но принц больше не мог не видеть её, не касаться её, тем более сейчас. Он так давно мечтал её обнять! Мечтал пить её дыхание, как тёплый летний дождь, мечтал ощутить кончиками пальцев шёлк её волос, а губами – её тонкую фарфоровую кожу…

Ведь она сама однажды сказала, что нужно слушать своё сердце, поступать так, как считаешь нужным, и жить так, как хочешь. Не так ли он старался жить? А хотел он в этой жизни только одного – её. И пусть бы у него отняли всё, все его радости, только бы у него осталась Хэ Су и он с полным правом мог назвать её своей.

Он очень изменился, он менялся каждый день ради неё, но она не принимала его. И в чём была причина, что он делал не так, он не мог понять и изводил себя вопросами, на которые никто не мог ему ответить.

Вот и сейчас Ван Со бросился к ней, как к единственному утешению, притянул ближе, крепко обвивая руками, цепляясь за неё, словно она одна могла вытащить его из той бездны отчаяния, в которую он падал.

Да так оно и было на самом деле.

А Хэ Су окаменела в его руках и сбивчиво прошептала, давясь испугом:

– Прошу вас, отпустите меня.

– Только миг, – выдохнул он, сильнее прижимая её к себе. – Побудь со мной. Мне так плохо…

Но она рванулась из его объятий и отшатнулась в сторону:

– Я не хочу! Я боюсь вас, Ваше Высочество!

Пустота ширилась, стремительно поднимаясь из груди и заполняя его разум, вытесняя оттуда все мысли и чувства. Он смотрел на трясущиеся от страха губы Хэ Су, не в силах осознать, что она сказала.

Она его – что?

– Но ты же говорила, что не боишься меня…

Язык не слушался его, а сознание поглотила тьма.

– Я думала, что смогу изменить мир, – покачала головой Хэ Су. – Но ошибалась. В конце… вы всё разрушите!

Её прерывающийся от слёз голос взлетел до крика.

– Уйдите, оставьте меня! – умоляла она, а Ван Со вновь сковало жутким холодом безысходности, и стало страшно, так страшно…

Что она такое говорит?

Она что, гонит его? Гонит прочь? За что?

– Только не ты! – воскликнул он, не веря ей, отказываясь верить. – Не отталкивай меня. Не проси уйти. Не говори, что я животное и приношу только несчастья. Не поступай так со мной! – принц не говорил – стонал, подойдя к Хэ Су и схватив её за плечи в попытке удержать. – Ведь ты одна на моей стороне! Ты – мой человек! Ты принадлежишь мне! Ты моя!

Но Хэ Су закрылась от него, как цветок на закате. Плакала. Терпела. Смотрела затравленно. И отталкивала от себя всем своим существом.

– Я не ваша, Ваше Высочество, – всхлипнула она.

Ты моя! – надрывалась в крике его душа, а внутри вместо холода теперь всё пылало яростным пламенем, доводя Ван Со до безумия.

Этого не может быть!

Не. Может. Быть!

– Ты принадлежишь мне! – он не замечал, как безжалостно стискивает её худенькие плечи. – Ты не можешь покинуть меня, пока я не разрешу. Не можешь даже умереть! Ты – только моя!

Ван Со отказывался понимать, почему Хэ Су вдруг отвернулась от его. Ещё недавно она улыбалась ему. Ещё недавно, касаясь его лица, называла его хорошим человеком и говорила, что никогда его не предаст. Ещё недавно под дождём обещала восхищаться им.

Почему же теперь она так себя ведёт, ведь он ничем не обидел её, не сделал ничего плохого?

За что она с ним – так? За что?!

Ван Со смотрел ей в глаза, ощущая, что его захлёстывает такой безрассудный поток чувств, с которым ему просто не справиться. Страсть, которую он тщательно скрывал, прорвалась наружу. И на пике отчаяния он готов был силой взять то, в чём нуждался, действуя так, как привык всегда. Резко. Жёстко. Прямо.

Неспособный больше контролировать себя, он приник к её дрожащим губам. Хэ Су вырывалась из его объятий, протестующе стонала и извивалась всем телом. Но не было такой силы, которая могла оторвать от неё Ван Со. Слишком долго он этого ждал! Слишком мучительно хотел! Слишком обезумел, чтобы суметь сдержаться.

Он обещал ей, что без её разрешения этого не сделает. Но сейчас он был в таком состоянии, что просто не мог сопротивляться самому себе, и целовал Хэ Су, едва цепляясь за ошмётки разума, оглушённый накрывшей его дикой волной ощущений, которые испытывал впервые.

Это не было прикосновением цветочных лепестков, как он не раз представлял себе. Не было нежности и трепета, не было терпких запахов дождя, неба, трав, воды и цветущего лотоса. Это больше походило на то, как если бы он, страдая от жажды, потянулся за глотком воды, а вместо этого его захлестнул поток… и он им захлебнулся.

Ван Со исступлённо прижимал Хэ Су к себе и жадно пил эту воду, силой заставляя отвечать ему. Но, ощутив на губах горечь, обжёгся ею и… отстранился.

Что же он творит?

Хэ Су больше не сопротивлялась и не бежала от него. Она замерла, опустив глаза, и лишь тихо плакала. Слёзы заливали её лицо и капали на сжатые трясущиеся кулачки. Она прерывисто дышала, но больше не пыталась ни уйти, ни сказать что-то. Покорно стояла и ждала, когда кончится это истязание.

Ван Со молча смотрел на неё, потерянный и жалкий, словно раненый зверь. И вдруг осознал, что с Хэ Су так нельзя.

Этот цветок нельзя вырывать из земли, лишая корней и опоры, нельзя ломать хрупкий стебель, против воли притягивая к себе, нельзя обрывать лепестки, чтобы почувствовать их щемящую нежность.

Нужно стать для этого цветка солнцем в ненастный день, чтобы он потянулся к нему в поисках тепла. Стать живительным дождём, когда ему будет нужна влага. Стать прохладной тенью в зное.

Он должен стать для Хэ Су всем тем, без чего она просто не сможет жить. А силой он никогда её не получит, потому что сила рождает лишь покорность и страх.

А Ван Со хотел от Хэ Су иного.

Нужно было научиться ждать. И стать для неё всем в жизни. Нет – стать самой её жизнью.

Значит, он станет!

Комментарий к Часть I. Алые сердца Корё – 9. Только не ты!

* Если кому-то захочется эту самую заколку, то вот, пожалуйста, - ссылка на лавку торговца украшениями. ;)

https://www.kr-store.com/product/minwhee-art-jewelry-moon-lovers-tradition-flower-headpiece/

========== Часть I. Алые сердца Корё – 10. По тонкому льду ==========

Комментарий к Часть I. Алые сердца Корё – 10. По тонкому льду

Иллюстрация к главе: https://yadi.sk/i/kU6BAD6VZfusiw.

Автор – Проигравший спор ♡

Настроение: Choi Sung Kwon, Son Joo Kwang – Agonal Howl, Heo Sang Eun – Pastoral Morning (Moon Lovers: Scarlet Heart Ryeo – SCORE)

Гнётся, гнётся под ветром

тот бамбук, что растёт сиротою,

Укрепившись корнями

на уступе горы великой…{?}[Отрывок из восьмого стихотворения, входящего в сборник китайской классической поэзии I–II вв. «Девятнадцать древних стихотворений» (пер. Л. Эйдлина).]

Девятнадцать древних стихотворений,

8-е стихотворение

Недолгая летняя ночь подходила к концу, и персиковое молоко рассвета уже разливалось по кромке неба, там, где его касалась сонная водная гладь.

Море раскинулось перед ними серебряным плащом, как только они выехали из леса на поросшее травой плоскогорье. Приблизившись к опасно крутому спуску на побережье, принц крепче обхватил Хэ Су. В ответ она лишь тихо вздохнула.

Скачка через ночной лес навстречу западному ветру охладила и успокоила Ван Со. Да, он поцеловал Хэ Су вопреки её желанию. Да, он силой притащил её на конюшню и посадил на своего коня. Да, он заставил её покинуть дворец и привёз сюда против её воли.

Но сейчас он не испытывал ни капли смущения, его не одолевали сомнения и не угнетала вина. Ветер остудил его пылающие виски, пригладил растрёпанные чувства, и минутная слабость там, на берегу озера Донджи, вновь сменилась упрямой уверенностью – он поступает так, как считает нужным, как подсказывает ему сердце. И это правильно.

Пусть.

Пусть Хэ Су пока не любит его. Пусть отталкивает. Но он от неё ни за что не отступится и будет терпеливо ждать, когда однажды она примет его. А в том, что это случится, Ван Со не сомневался.

Разве он не сказал ей, что она принадлежит ему? Разве король не отдал её в его личное распоряжение и не велел заботиться о нём? Хэ Су была ему нужна, поэтому он мог взять её с собой туда, куда ему вздумается. Конечно, его безрассудный порыв грозил обернуться наказанием для них обоих, однако сейчас ему было всё равно. Сейчас Хэ Су была с ним, а всё остальное не имело никакого значения.

Он мечтал отвезти её на луг, но ночью цветы спали, и, покинув Сонгак, Ван Со направил коня на юго-запад, к побережью. Всего пара часов скачки через лес – и он подарит ей бескрайний простор, ощущение полёта между небом и водой. Пусть ненадолго, но Хэ Су сможет вздохнуть легко и почувствовать себя свободной, забыть печальную клетку дворца и улыбнуться.

Ван Со так этого хотел!

Всю дорогу к морю они молчали. Хэ Су сидела перед ним, напряжённо выпрямив спину и вцепившись в луку седла. Она больше не плакала, покорившись воле своего похитителя. И лишь когда под копытами коня зашуршали в прибое мелкие камешки, негромко произнесла:

– Нам обоим придётся отвечать за это.

– А может быть, просто сбежим с тобой? – неожиданно для самого себя предложил Ван Со. – Если ты хочешь, я могу это сделать.

Она не ответила, да он и не ждал. И просто зачарованно смотрел на морские волны и дышал запахом волос Хэ Су. Сейчас, сидя перед ним в седле, она была такой близкой, такой его, что Ван Со жадно ловил и впитывал эти мгновения, как пьянящий аромат её кожи, которой он мог коснуться губами: и бьющейся жилки на тонкой шее, и шелковистой пряди на виске, и маленькой мочки уха. Всего лишь одно движение!

Он так не сделал. Сдержался, чтобы не испугать Хэ Су, но сама эта возможность будоражила его и заставляла часто дышать. А воздух был приправлен морской солью, как мысли и чувства Ван Со – простым, трепетным счастьем близости с той, что была ему всего дороже.

Хэ Су – вода{?}[Одно из толкований имени Хэ Су – вода.]. Тихая, безмятежная гладь… Это имя так ей шло, как рассветная улыбка, с которой она любовалась морем, пока они брели по берегу.

Побег из дворца был равносилен смерти, неважно, кто покинул его – принц или служанка. Нарушение воли короля каралось одинаково сурово для всех. Статус наследника престола не позволял никому из принцев опускаться до отношений с прислугой, а неповиновение правителю означало позор правящей династии. Такое не прощалось.

Но если бы Хэ Су согласилась, он нарушил бы все правила и клятвы – только бы быть с ней!

– Пусть меня могут отослать из Сонгака, я так хотел привезти тебя сюда, – заговорил Ван Со, когда они остановились, глядя на волны, усыпанные солнечными блёстками. – Меня всегда вынуждали покинуть его, и я никак не мог понять почему. До сих пор не понимаю. Я никогда и никому не приносил несчастья, не убивал животных ради забавы. И я никогда просто так не убивал людей. Тогда за что меня гнали прочь?

Хэ Су слушала, подняв на него огромные печальные глаза. Во всех её жестах, в повороте головы чувствовалась покорность. Но она не отталкивала Ван Со, не плакала больше – и сейчас ему было этого достаточно.

– Ваше Высочество, вы же можете жить спокойно где-нибудь вдали от дворца, без страданий и кровопролития, – откликнулась Хэ Су на его слова. – Просто жить счастливо.

– А ты уедешь со мной?

– Я – всего лишь служанка, – уклончиво возразила она. – И должна оставаться во дворце.

Это не было ответом на вопрос Ван Со. Он спрашивал о другом, но требовать пояснений не стал.

– Ну тогда и я не уеду.

Однако Хэ Су не закончила.

– К тому же, – решительно повернулась она к нему, – у меня уже есть человек, которого я люблю.

А вот это было ответом. И причиной. Но, к собственному изумлению, Ван Со не почувствовал ни разочарования, ни горечи. И лишь спокойно уточнил:

– Это Бэк А?

– Нет, это не принц Бэк А.

– Тогда ничего. Хорошо, что не он. А любого другого я могу убить, – просто сказал Ван Со и отвернулся к морю.

Его даже не интересовало, о ком говорила Хэ Су. Главное – это не тринадцатый принц, единственный из всех братьев, кто был ему по-человечески дорог.

Он вспомнил, как Бэк А защищал перед ним Хэ Су, как дёргался, когда её выдавали замуж за короля, как частенько выпивал с ней во дворце восьмого принца, как опешил, услышав, что король позволил Ван Со взять её себе в качестве личной придворной дамы. Всё это могло навести на подозрения, но Хэ Су говорила так искренне, что принц поверил ей.

– Как вы можете… так? – поразилась она.

– Я же сказал, что ты моя, когда Ён Хва наказывала тебя, – пояснил Ван Со, невозмутимо глядя на неё. – С тех пор ты принадлежала только мне. Ты меня уже хорошо знаешь. И я не собираюсь извиняться или оправдываться.

Хэ Су смотрела на него, затаив дыхание.

– Ты сказала, что боишься меня, – продолжал он тем же ровным тоном. – Но я тебе не верю. Ведь ты мой единственный друг. И знаешь что? Я не считаю, что я в чём-то провинился перед тобой. Да, я поцеловал тебя и насильно привёз сюда. А ещё я запрещаю тебе любить другого человека и не чувствую себя виноватым.

Ван Со достал из складок одежды серебряную шпильку с лотосом и синей бабочкой.

– Возьми, – протянул он украшение Хэ Су. – Я давно хотел тебе это подарить.

Но она не взглянула на подарок и жалобно прошептала:

– Я просто хотела помочь вам и не ждала от вас каких-либо чувств…

– Тогда беги от меня, если сможешь, – Ван Со взял её руку и вложил шпильку в ладонь. – И выброси это, если хочешь.

Он направился к ожидавшему в стороне коню и не смотрел, что сделала с подарком Хэ Су, потому что был уверен: она его не выбросит.

Ну кто бы мог предположить, что, возвращаясь во дворец, они встретят Ука и Чжона!

Увидев братьев на лесной дороге, Ван Со глухо зарычал: только их не хватало! Ему осталось не так много времени обнимать Хэ Су, ведь обратный путь всегда короче. Он даже не торопил коня, чтобы растянуть это время, чтобы чувствовать её сердцебиение и дышать запахом её волос. Принц иногда склонялся к Хэ Су и будто бы случайно касался губами её виска или щеки при резком повороте или на взгорье. Она лишь вздрагивала, а у него внутри разливалось медовое тепло, и губы хранили сладость прикосновения.

Нет, он больше не станет извиняться. Не станет нерешительно смотреть в её окна. Не станет ждать.

Хэ Су принадлежит ему! Она только его! И он не намерен ни отдавать её кому бы то ни было, ни мучиться сомнениями, ни запрещать себе что-либо.

Она – только его, и ничья больше!

Поэтому, наблюдая, как спешивается Чжон, а за ним Ук, Ван Со изо всех сил давил в себе раздражение и рукой с поводьями закрывал Хэ Су, отгораживая её от братьев.

Как они разнюхали, что он увёз её из дворца?

– Су! – бросился к ним Чжон, в то время как Ук смотрел в глаза Со так, что четвёртому принцу вдруг вспомнилась зимняя ночь и волки, окружившие его на снегу. Они смотрели на него так же, как и восьмой принц сейчас: оценивая его намерения, не скрывая ни настороженную злобу, ни холодную угрозу, прикидывая, с какой стороны и как лучше напасть, чтобы легче и быстрее покончить с ним.

– Как вы здесь оказались? – ахнула Хэ Су. – Неужели во дворце меня уже ищут?

– К счастью, только Ук и я в курсе, – успокоил её четырнадцатый принц. – Но скоро другие заметят твоё отсутствие. Нам нужно поторопиться!

Он потянулся к Хэ Су, чтобы снять её с коня.

Плечи Ван Со тут же напряглись, а руки перехватили поводья, заставляя жеребца дёрнуться в сторону от брата.

Он её не отдаст!

И при этом Ван Со даже не смотрел на Чжона. Он всё так же впивался взглядом в бледное ненавидящее лицо Ука, который до сих пор не произнёс ни единого слова.

– Ты что делаешь? – удивился Чжон, в недоумении разводя руками.

– Это я увёз её из дворца, – соизволил посмотреть на него Ван Со. – И я верну её обратно.

– Если люди увидят вас вместе, начнут распускать слухи, – наконец-то открыл рот Ван Ук. – А это очень плохо, Су.

«Да неужели? – оскалился волк внутри четвёртого принца. – А если её увидят с тобой или Чжоном, то, можно подумать, слухов не будет, да? Что ты несёшь!»

Почувствовав, что Хэ Су колеблется, Ван Со выпрямился, прижимая её к себе локтями:

– Его Величество предоставил её мне. И я позабочусь о ней.

– Ты позаботишься? – вздёрнул брови Ук.

Его неприкрытый сарказм вызвал в душе Ван Со всплеск злой обиды.

Два брата смотрели друг на друга так, что даже Чжон, который ещё не растерял наивной веры в братскую любовь и уважение, ойкнул и отступил на шаг. Воздух между ними начал стремительно уплотняться и грозоветь, и кто знает, во что бы вылилось безмолвное противостояние их взглядов, если бы Хэ Су вдруг не сказала:

– Я поеду с принцем Ван Со.

Это неожиданное заявление поразило всех, включая четвёртого принца, который был внутренне готов к тому, что Хэ Су будет вновь просить отпустить её, особенно после всего, что между ними произошло в эту ночь.

Ван Со насторожился. Почему она вдруг решила поехать с ним, ведь совсем недавно умоляла оставить её в покое? Боялась, что он сорвётся и устроит драку с братьями? Поэтому она так сказала? Беспокоилась за Чжона и Ука, которых в схватке он смог бы победить без особых усилий? Или за кого-то одного из них в особенности?

– Не переживайте за меня, – между тем продолжала уговаривать Ван Ука Су. – Он же сказал, что позаботится обо мне. Всё будет в порядке.

Почему же она вдруг выбрала его?

– Ты отправишься с ним? – недоверчиво переспросил восьмой принц.

– Да.

Ван Ук с явным усилием перевёл взгляд на Ван Со:

– Сдержи своё слово. Она не должна пострадать.

– Я тоже этого не хочу, – четвёртый принц сказал это главным образом для Хэ Су, а не для брата, убеждать которого у него и в мыслях не было. Ему было важно успокоить её, а на Ван Ука – плевать.

Но, несмотря на это, весь оставшийся путь Ван Со думал только о нём.

Он вспоминал, как Ук смотрел на него там, в бамбуковом лесу, в ночь церемонии изгнания духов, требуя отпустить Хэ Су. Вновь слышал, как Ук говорил ему после того, как Ван Со спас её от наказания принцессы: «Ты сказал, что она твоя. Ты ошибаешься. Здесь ничего не принадлежит тебе. И Ён Хва, и Хэ Су – мои». Перед его глазами опять возникло лицо восьмого принца, когда он видел их с Хэ Су под снегом…

Ван Со приходили в голову и другие взгляды и слова Ван Ука, и это всё ужасно ему не нравилось. Он скрипел зубами, сильнее натягивал поводья и старался переключиться на что-нибудь другое. Но мысли о восьмом принце не покидали его даже тогда, когда они въехали в ворота дворца.

Когда я думаю, сколько времени мы с тобой потеряли, Су, мне хочется выть от сожаления и презрения к себе за собственную нерешительность и слабость. Сколько было упущено минут, часов и дней, когда мы могли бы быть счастливы вместе! Или всё-таки Чжи Мон прав, убеждая меня, что всему Небесами отпущено своё время и срок?

Изменилось бы что-нибудь, если бы уже тогда ты приняла меня? Если бы я вёл себя иначе? Если бы силой увёз из дворца, навсегда покинув Сонгак? Если бы давил на тебя, выясняя, кому ты отдала своё сердце? Если бы, выяснив, убил его, как и говорил тебе? Что бы это изменило?

Столько вопросов без ответов…

Отчаяние твердит мне, что всё было бы иначе, безысходность вслед за Чжи Моном повторяет: на всё воля Небес, а разум настаивает: тогда было ещё рано. А я разрываюсь между ними и не верю ни тому, ни другому, ни третьему.

Было рано? Для чего? Для того, чтобы любить тебя?

Но я уже тебя любил! И пусть ты отталкивала меня, понимал: ничего не выйдет. Поздно. Ничто не сможет вытравить тебя из меня, ничто не сможет заставить перестать думать о тебе и тянуться к твоему свету.

Ты уверяла меня, что я заблуждаюсь. Говорила, что обычно люди дорожат тем, кто помог им в трудные времена, и начинают думать, что это их единственный сторонник, называя его своим другом. Ты пыталась убедить меня в том, что я путаю любовь и дружбу, неверно истолковывая свою привязанность к тебе. Как же ты ошибалась, моя Су! Ведь ты всегда знала, что я не из тех людей, которые привыкли проявлять эмоции. Но я уже тогда понимал, что люблю тебя, как бы ты ни сопротивлялась, как бы ни пыталась иначе назвать мои чувства к тебе.

Я уже тебя любил!

Так неужели тогда, в то время, было ещё рано? Были ли те дни нашей с тобой потерей, одной из многих?

Найду ли я когда-нибудь ответы на все эти вопросы? Да и нужны ли они мне теперь…

***

Фестиваль Чуньян{?}[Фестиваль Чуньян (праздник Двойной девятки) – традиционный осенний праздник, который отмечается в девятый день девятого месяца по лунному календарю. Согласно обычаю, в этот день пьют вино из хризантем, угощаются пирожными, поднимаются в горы и носят с собой веточки кизила для избавления от бед и достижения долголетия.] в этом году собрал во дворце Корё всю королевскую семью, за исключением третьего принца, уехавшего по поручению короля проверять склады с зерном в дальних провинциях, да припозднившегося десятого, которому простили эту оплошность ввиду его недавней свадьбы.

Девятый день девятой луны выдался погожим и солнечным, и праздник устроили на большой открытой веранде, где с самого утра было шумно и весело: столы украшали затейливые пирожные, кругом благоухали хризантемы, все пили вино, настоянное на этих прекрасных поздних цветах, и развлекались играми и поэзией.

Но четвёртый принц даже не старался делать вид, что разделяет общее приподнятое настроение, не принимал участия в семейных забавах, ничего не ел и не пил. Он сидел неподвижно, как статуя Будды, смотрел прямо перед собой, на столик наследного принца, и думал только об одном: когда же это случится и как ему это предотвратить.

Все смеялись над удачной шуткой Бэк А, а Ван Со ощущал вокруг себя лишь фальшь и притворство. Ему казалось, что он попал в волчью стаю, где каждый готов перегрызть другому горло. Но нет, у волков всё иначе: проще, понятнее, яснее. И чувство стаи, и безоговорочное почитание вожака, и намерение убить – открытые, без мерзких интриг и лицемерия.

А он находился не в стае, а во дворце, где всё было гораздо запутаннее, сложнее и оттого намного страшнее.

И его изгоняли отсюда. Вновь.

Король приказал ему покинуть Сонгак и вернуться в Шинчжу сразу после праздника Двойной девятки.

Эта мысль просто убивала Ван Со! И если бы только она одна!

Бэк А пил вино из хризантем с упирающимся Ван Чжоном под весёлый смех присутствующих. Никому не было дела до терзаний четвёртого принца. Никто не смотрел на него.

Ван Со закрыл глаза – и вновь оказался на крепостной стене, где несколько дней назад стоял перед королём и наследным принцем. Он догадывался, о чём пойдёт речь. Дворец напоминал взбудораженный муравейник. Кругом творилось невообразимое: люди жаловались, что родственники Ван Му взимают двойной налог. Министр Пак Ён Гу обвинил наследника престола, что тот знал о преступлении, но не смог контролировать свою родню, а это непростительный недостаток для будущего правителя. И главы влиятельных семей обратились к королю с требованием сместить Ван Му.

Король Тхэджо должен был принять решение, и Ван Со собирался исполнить любой его приказ, чтобы помочь наследному принцу сохранить расположение совета министров, но оказался совершенно не готов к тому, что услышал.

– Думаю, тебе пора вернуться в Шинчжу, – тяжело проговорил король после долгих размышлений, во время которых и Ван Со, и Ван Му, не говоря уже о первом министре и Чжи Моне, молча ожидали за его спиной. – Уезжай сразу же после фестиваля Чуньян.

– Вы… гоните меня? – Ван Со не верил, что правильно расслышал и понял отца.

Но король Тхэджо не шутил. Такими вещами не шутят, а подобными словами не бросаются.

– Люди хотят, чтобы ты занял место наследного принца.

Что?

Ван Со потерял дар речи.

Он не знал о том, что министры предложили королю назначить его наследным принцем вместо Ван Му по настоянию Пак Ён Гу. Не знал, что его задумали рассорить со старшим братом, чтобы подорвать позиции последнего. Он ничего не знал, и поэтому новость раздавила его, и он ошеломлённо смотрел на отца. Нет, сейчас перед ним был не отец, а король Корё, который приказывал ему вновь вернуться в гибельную ссылку.

– Вы… действительно этого хотите, Ваше Величество? – еле выговорил принц, всё ещё отказываясь верить.

– За этим стоит клан твоей матери, – вздохнул король, поворачиваясь к нему. – Они используют тебя, чтобы укрепить свою власть.

– Но почему же я должен уехать, если я ни при чём? – попытался возразить ему Ван Со, немного придя в себя. – Это же несправедливо!

Он вспомнил, как ещё совсем недавно на берегу моря говорил Хэ Су о том, что его постоянно выгоняют из Сонгака, хотя он не понимает за что. И вот это происходит с ним вновь.

– Люди непостоянны. Сейчас ты об этом не думаешь. Но когда на тебя начнут давить и подталкивать к трону, ты не сможешь устоять перед искушением, – покачал головой Тхэджо.

– Кажется, моя преданность совсем ничего не значит для вас… – принц и сам не заметил, как у него вырвались эти непочтительные горькие слова.

– Я хочу, чтобы ты был рядом со мной. Но что я могу поделать? Сорняки нужно выдергивать с корнями. Это дворец. И так здесь обстоят дела.

Было ясно, что решение принято, и что бы Ван Со ни говорил сейчас, это ни на что не повлияет и его заставят вернуться туда, откуда он вырвался с боем и кровью.

Только как же всё, что он обрёл здесь? Как же Хэ Су? Ему что, придётся смириться с потерей?

Он в отчаянии взглянул на наследного принца, но тот молча смотрел в сторону, не делая попыток защитить его перед королём. От прежнего расположения Ван Му к младшему брату не осталось и следа.

Ван Со перевёл взгляд на Чжи Мона, однако в глазах звездочёта была стена. И принц бился об эту стену, не находя поддержки.

«Скажи что-нибудь!» – безмолвно умолял он звездочёта. – «Сделай что-нибудь, ведь ты же можешь! Помоги мне!»

Но Чжи Мон смотрел сквозь него и молчал.

И Ван Со понял, что ему преподают ещё один урок. Жестокий урок власти от отца, от брата и наставника. Только на сей раз учебным пособием по выживанию во дворце был он сам.

Вне себя от злости он бросился к королеве Ю. Он не хотел её видеть, не мог смотреть в это каменное лицо, но его потрясение было настолько велико, что чувствам, переполнявшим его, нужен был выход: в виде обвинений, криков, упрёков – чего угодно, просто внутри у него не умещалось всё то, что он испытывал после приговора короля.

Ему подарили солнечный свет, дали миг, чтобы насладиться им, – и тут же швырнули обратно во мрак, ослепив и отобрав всё, что у него было, всё, чем он дорожил и дышал… Что ему было терять?

– Разве вы недостаточно поиздевались надо мной? – с порога набросился на мать Ван Со. – Когда же вы оставите меня в покое?

Королева наслаждалась вечерним чаем в своей личной купальне и даже не обернулась на звук его срывающегося голоса.

– Я как мать забочусь о своём сыне, – невозмутимо проговорила она, глядя в чашку. – Если всё пойдёт по плану, ты взойдёшь на трон.

Как будто это было ему нужно! Как будто он мог поверить хоть одному слову из этих красивых лживых уст!

– Хватит лгать, что это всё ради меня! Я не знаю, что вы задумали, но у вас ничего не выйдет.

– Наследный принц умрёт во время фестиваля Чуньян. Чашка чая с ядом уже подготовлена. Ван Му выпьет чай в последний раз, – королева довольно усмехнулась и вылила остатки жидкости из своей чашки в купальню.

– Думаете, я буду просто наблюдать? – Ван Со не мог понять, зачем она всё это ему рассказывает, почему именно он, а не Ван Ё стал вдруг объектом её властных вожделений.

– И что ты скажешь о том, откуда ты узнал? – насмешливо вздёрнула брови королева. – От своей матушки? А я тогда скажу, что всё это устроено, чтобы сделать тебя королём. Что ради тебя наша семья решила отравить наследного принца. Тебя поддержат и другие влиятельные кланы, – в её спокойном голосе проступил металл. – Такова жизнь во дворце. Мы носимся по кругу, пытаясь укусить друг друга за хвост. Можешь попытаться это остановить. Но всё закончится тем, что ты затянешь верёвку вокруг собственной шеи.

«Попробуй! – говорил её ледяной взгляд. – Попробуй помешать этому – и ты увидишь, что будет, щенок! Это дворец! И ты можешь сколько угодно тявкать и огрызаться, но против стаи ты бессилен».

Ван Со и правда ощутил, как вокруг его шеи, медленно скользя и царапая кожу, затягивается петля. Но он не мог просто стоять и слушать это. Не хотел принимать участия во всём этом безумии! Не желал, чтобы им управляли и использовали, как пешку в грязных политических играх!

– У вас ничего не выйдет, – пригрозил он, совершенно не понимая, что сделает, чтобы этого не допустить.

Королева вдруг потянулась к нему и принялась убеждать, видя, что он никак не поддается на её уговоры. Её голос сочился таким непривычным для принца теплом:

– Король ведь приказал тебе покинуть дворец. Ты же понимаешь, что тебя ждёт. Так почему не хочешь использовать шанс остаться? Не вмешивайся. Просто не мешай! Пострадает только служанка, которая подаст чай и отравит принца. А ты получишь всё.

– А почему я должен вам доверять? – не сдавался Ван Со, всё ещё пытаясь найти разумное зерно во всём этом абсурде, нащупать твёрдую землю под ногами и понять, как же ему следует поступить.

– Я верю, что, став королём, ты сохранишь жизнь своим родным братьям, Чжону и Ё. Верю, потому и помогаю…

И вот теперь Ван Со сидел на фестивале, перебирая в памяти все эти минувшие события, поступки и слова, подталкивающие его к роковому краю, и всё ещё не мог прийти к решению. К своему решению, не чужому, принятому за него кем-то жестоким и жадным до власти, кто желал манипулировать им по своему усмотрению.

Он отчаянно сопротивлялся этому и не знал, что ему делать.

Что же ему делать, святые Небеса?

Он чувствовал себя так, словно шёл по тонкому льду, не ведая, что принесёт ему следующий шаг: гибель или спасение.

Если он откажется действовать по чужой указке, если помешает покушению на принца, его в любом случае вышлют из Сонгака, как и приказывал король. И пусть Ван Му выживет, но его доверие к Ван Со будет утрачено навсегда, ведь королева Ю, как и грозилась, скажет, что делала всё, чтобы наследником престола стал четвёртый принц Корё, её сын. Попытку убийства Ван Му раскроют. Кого-то накажут, кого-то помилуют, но его, Ван Со, навсегда бросят в клетку Шинчжу, чтобы забыть там, как мятежника и центральную фигуру политического заговора. Ему никогда и ни за что не позволят вернуться. А стало быть, для него всё будет потеряно: его новая жизнь, дом, семья, братья и… Хэ Су.

При мысли о ней Ван Со вынырнул из оцепенения и огляделся, в очередной раз удивляясь, почему её нет среди придворных дам, прислуживающих королевской семье на фестивале. Где она? Что с ней?

Неужели он лишится и её тоже, если попытается остановить отравителей наследного принца? Он же тогда просто умрёт там, в Шинчжу, совсем один. Без неё.

Ну почему она отказалась сбежать с ним из дворца? Почему?!

Его руки, лежавшие на коленях, комкали одежду, в то время как он из последних сил старался не выдать охватившего его смятения.

Между тем собравшиеся на празднике оживились, затеяв поэтическое состязание. Начиная с короля, все по цепочке передавали друг другу право произнести витиеватые строки, сопровождая своё выступление глотком вина из хризантем, которым посвящался фестиваль. Но Ван Со даже не обратил на это внимания и не думал, что будет, если на него укажет предыдущий игрок. Его взгляд был прикован к чаше с вином на столе у наследного принца, которое тот ещё ни разу не пригубил.

«А вдруг это будет вино, а не чай?» – промелькнуло у Ван Со в голове.

А если… А если он промолчит, не вмешается и просто позволит случиться задуманному? Вот сейчас, всего лишь бездействуя, увидит, как Ван Му выпьет приготовленную ему чашку отравленного чая, потом согласится занять его место и сам станет наследным принцем. Взойдёт на трон и… превратится в марионетку влиятельных кланов, организовавших это покушение, и прежде всего – клана его матери.

Это – дворец, будь он проклят! Разве не говорил ему Чжи Мон, что империи строятся на крови? Разве не внушал, что нужно уметь приносить жертвы ради великих целей? Но… неужели трон – это его цель? Неужели он готов поступиться всем ради власти: собственной совестью и честью, расположением отца, привязанностью Бэк А – всем, что у него сейчас было?

А самое главное – Хэ Су?

Сможет ли он после всего этого смотреть ей в глаза, чистые и непорочные, как первый снег?

Ван Со сходил с ума и остатки самообладания тратил только на то, чтобы не выдать своего состояния. Он следил за Чжи Моном, но тот вовсю развлекал принцев и упорно избегал встречаться с ним взглядом.

«Что же делать?» – билось у него в висках до тех пор, пока ушей не достиг приказ:

– Пусть наследному принцу принесут чай!

Ван Со почувствовал, как у него мгновенно пересохло во рту, и взглянул на королеву Ю. Та смотрела на него в упор, а её губы подрагивали, кривясь в язвительной усмешке, которую она даже не прятала. Её взгляд насмехался над ним, спрашивая: «Что будешь делать теперь? Выбор за тобой!»

И он его сделал.

Поднявшись из-за стола, Ван Со поклонился королю:

– Я бы хотел обратиться к наследному принцу.

– Можешь говорить, – позволил Ван Му, впервые за все эти смутные дни посмотрев ему прямо в глаза.

– Дело в том… – начал Ван Со и задохнулся: наследному принцу принесли чай, и несла его Хэ Су.

Хэ Су!

«Пострадает только служанка, которая подаст наследному принцу отравленный чай!» – прозвучал в его голове холодный голос матери.

Ван Со метнул испуганный взгляд на королеву и поймал её ответный – насмешливый и мстительный взгляд превосходства. Так смотрит человек в шаге от триумфа, тем более такого чёрного и жестокого, как тот, которого жаждала его мать.

Больше Ван Со не колебался. Ни секунды. Решение, которое он так долго панически искал, пришло само. И вмиг всё встало на свои места. Так просто…

– Что ты хотел сказать? – вывел его из оцепенения голос наследного принца.

– Я доставил тебе немало неприятностей, – заговорил Ван Со, и с каждым словом голос его звучал увереннее и громче. – Но я хотел бы, чтобы ты угостил меня тремя чашками вина для укрепления наших отношений.

– Хорошо, – кивнул Ван Му. – Правда, это чай, а не вино.

Ван Со с признательностью улыбнулся:

– В такой день, как этот, даже чай опьянит меня.

– Отдай ему чашку, – приказал наследный принц.

– Слушаюсь, – тут же откликнулась Хэ Су и, шагнув к Ван Со, с поклоном протянула ему чай, который только что налила для Ван Му.

Ван Со взял из её рук тёплую чашку и… разжал пальцы.

Его учили, как поступать в подобных ситуациях. Генерал Пак тренировал не только его боевые навыки, но и развивал в нём способность сопротивляться ядам. Принц не знал, что было отравлено – напиток в чайнике или сама чашка, поэтому воспользовался возможностью уменьшить риск: разбил сосуд.

– Пожалуйста, простите меня! – ахнула Хэ Су.

– Это моя вина! – обойдя её, обратился Ван Со к королю. – Я не смог удержать чашку.

От него не укрылась презрительная усмешка королевы Ю. Но это уже не имело никакого значения.

– Принеси другую чашку, – велел наследный принц растерявшейся Хэ Су и сам налил в чистый сосуд чай из хризантем.

– Первая чаша, – улыбнулся ему Ван Со, принимая из рук Хэ Су то, что могло перечеркнуть его жизнь, – за то, чтобы ты жил очень долго.

И он выпил всё, что было в чашке, ощутив на языке горьковатый терпкий вкус лепестков осенних цветов – ничего более.

– Вторая чаша, – поднял он свежую порцию чая в почтительном приветственном жесте. – Ты будешь участвовать в битвах за Корё, и я желаю тебе… – и тут его желудок опалило огнём. Такого быстрого действия яда он не ожидал! Но он лишь улыбнулся наследному принцу и продолжил: – Я желаю тебе, чтобы удача была на твоей стороне.

И выпил вторую чашку, в этот раз ощущая, как жидкое пламя стекает по его горлу, выжигая всё на своем пути.

«Это была не просто одна чашка! – смотрел Ван Со в глаза королеве Ю, пока Хэ Су наливала ему в третий раз. – Вы отравили весь чай».

«А ты, – перевёл он взгляд на ту, кого любил больше жизни, – собственноручно подаёшь мне яд».

Его руки дрожали, когда он потянулся за третьей чашкой. Но не от страха – от боли, которая ядовитыми жалящими змеями расползалась у него внутри и не давала контролировать движения.

– И последняя чаша, – проговорил он, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно и ровно. Ему нужно было договорить! – Как бы ни пытались посеять между нами раздор, я клянусь, что всегда буду предан тебе.

Огонь у него на губах и во рту слился с огнём, охватившим всё его тело. А он пил и смотрел на Хэ Су. Быть может, в последний раз.

Яд был ему незнаком. И хотя генерал Пак с детства приучал его к различным зельям, с такой стремительной и бурной реакцией организма на отравление Ван Со ещё не сталкивался. И, возвращая Хэ Су чашку трясущимися руками, думал только о том, чтобы успеть уйти отсюда до того, как потеряет сознание.

– Я благодарен тебе за твою искренность, – сказал Ван Му и обратился к королю: – Ваше Величество, вы же слышали это? Как я могу потерять такого брата, как он? Пожалуйста, отмените своё решение вернуть его в Шинчжу.

Мысль о том, что наследный принц не держит на него зла, согрела сердце Ван Со и тут же затерялась в паническом ожидании развязки. Яд действовал очень быстро. Или он был слишком сильным, или три чашки были критической дозой. В любом случае время струилось сквозь пальцы и пора было уходить отсюда, чтобы спрятаться, скрыться от всех, не дать увидеть, что с ним произошло, не позволить кому-либо связать его недомогание и смерть с чаем, а через него – с Хэ Су.

Нужно было отвести от неё подозрения и неминуемую расправу.

Между тем Хэ Су поклонилась наследному принцу:

– Чай почти закончился. Я принесу вам ещё.

И она удалилась, прихватив с собой пустой поднос.

Ван Со провожал её тоскливым взглядом, чувствуя, как его всего колотит от жуткой боли, лавой поднимавшейся изнутри и грозящей выдать его.

Сжимая предательски дрожащие руки, он обратился к королю, моля Небеса только о том, чтобы они позволили ему договорить и уйти:

– Прошу простить меня, но мне нужно покинуть вас.

Договорить и уйти – большего ему и не требовалось.

Согласный кивок короля он уже видел сквозь горячий туман, застилавший глаза.

Поклониться – и не упасть.

Развернуться – и не упасть.

Дойти до конца веранды – и не упасть…

Ван Со твердил себе это, с трудом передвигая ноги. Тело его уже не слушалось. А пол под ним качался и проваливался, превратившись в болотную трясину.

Шаг.

Ещё один.

И ещё.

Спускаясь с веранды, Ван Со ощутил, как рот его наполняется кровью. Как же быстро! Как быстро…

В галерее он споткнулся и едва не упал, удержавшись на ногах лишь потому, что схватился за столб. Впереди в кровавом тумане от него удалялась Хэ Су, или это было только видение – принц уже не осознавал. В глазах у него всё плыло, голова кружилась, а сжигающая адским пламенем боль рвала на части его тело.

Ван Со не осознавал, он ещё двигается или это ему только мерещится, и в последнем усилии протягивал руку к зыбкой фигуре той, что уводила его отсюда, уводила из жизни, сама о том не подозревая…

Он всё-таки шагнул вслед за ней, оторвавшись от опоры, но на следующем шаге боль исторглась из него фонтаном крови, и, падая, он успел увидеть, как Хэ Су обернулась и с криком бросилась к нему.

Кажется, она приподняла его и положила его голову себе на колени, отчаянно призывая кого-нибудь на помощь. Кажется, он пытался сказать ей, чтобы она ушла, ведь ей нельзя было находиться рядом с ним, когда их обнаружат…

Но кровь нескончаемым густым потоком хлестала из горла. Воздуха не хватало. И времени тоже.

А ведь он так и не успел сказать ей, что любит… Как же так?..

Последнее, что мелькнуло в охваченном пламенем сознании Ван Со, – это бездонные глаза Хэ Су, в которых отражалась покидающая его жизнь…

========== Часть I. Алые сердца Корё – 11. Не покидай ==========

Комментарий к Часть I. Алые сердца Корё – 11. Не покидай

Иллюстрация к главе: https://yadi.sk/i/t8HwExicZ1P2Qw.

Автор – Проигравший спор ♡

Настроение: Davichi – Forgetting You (Moon Lovers: Scarlet Heart Ryeo – OST)

Меж нами лежат

бессчётные тысячи ли{?}[Ли – китайская единица измерения расстояния, в древности составляла 300 (360) шагов (около 500 м). Расстояние в «тысячи ли» в китайских идиоматических выражениях означает очень долгий путь.],

И каждый из нас

у самого края небес{?}[Отрывок из первого стихотворения, входящего в сборник китайской классической поэзии I– II вв. «Девятнадцать древних стихотворений» (пер. Л. Эйдлина).].

Девятнадцать древних стихотворений,

1-е стихотворение

Ван Со плавал в болезненном забытьи, лишь изредка ненадолго приходя в себя, а затем вновь утопая в тумане, обволакивающем его непроглядным коконом.

Он не понимал, сколько времени прошло, кто находится рядом и что вообще происходит. С ним что-то делали, давали ему какое-то питьё, меняли одежду, но кто и зачем – всё это от него ускользало. Единственное, что он осознавал в полной мере, – это выгрызающую его изнутри боль, которая снова и снова исторгалась из него кровавой рвотой, но никак не желала покидать его измученное тело.

Ему становилось всё хуже. Он слабел, и сил не оставалось даже на мысли, которые растворялись в беспамятстве и смутно уловимых образах. И зацепиться было не за что, кроме боли, а она не оставляла просвета для того, чтобы хоть как-то воспринимать себя и окружающую действительность.

Однажды ночью, когда Ван Со было особенно плохо, ему привиделся Чжи Мон.

Астроном возник у его кровати с глубокой чашей в руках, заставляя выпить её содержимое. Принц отворачивался и сжимал губы. Ему было страшно глотать ещё что-то, он боялся, что его вновь начнёт тошнить кровью и режущей болью, которая при этом продирала его всего, от желудка до немеющего рта.

– Выпейте, Ваше Высочество, – настаивал Чжи Мон. – Вам станет легче.

– Нет… – прохрипел Ван Со, с ужасом глядя на чашу. – Я… сам… смогу.

– Не сможете, – печально покачал головой звездочёт. Ему было известно, что генерал Пак с детства приучал своего подопечного к ядам: давал небольшие дозы, чтобы тот смог сопротивляться в случае серьёзного отравления. – В этот раз вы не справитесь. Принц Со, я уверяю вас, что ваш организм уже сдаётся. И вы это понимаете, не так ли? Да, придворный лекарь даёт вам противоядие. Однако этот яд вам ещё не встречался, а вы к тому же выпили три чашки. Поэтому вам не выжить. Если не хотите умереть в этой постели, заливая её собственной кровью, пейте!

С этими словами Чжи Мон, больше не церемонясь, поднёс чашу к губам Ван Со, другой рукой приподнимая его голову: и пить будет легче, и отвернуться не получится.

Вкуса принц не понял, но жидкость была густой и тёплой. И когда он её проглотил, едва не подавившись, то почувствовал, как по его горлу в желудок словно заструилось ласковое молоко, тихонько уговаривающее боль.

Ван Со зажмурился, прислушиваясь к ощущениям и опасливо ожидая, что его сейчас опять начнёт тошнить, но ничего этого не произошло. Наоборот, он даже расслабился и бессознательно убрал с живота судорожно сцепленные руки: ему действительно стало легче.

А когда он вновь открыл глаза, Чжи Мона рядом уже не было.

В ту ночь Ван Со впервые не просыпался и его не выворачивало наизнанку. Утром же он так и не смог для себя решить, был ли это сон или Чжи Мон действительно приходил к нему. Сам астроном на все вопросы упорно отмалчивался или уводил разговор в сторону. И принц скоро перестал его спрашивать.

С тех пор он пошёл на поправку, но был ещё настолько слаб и так медленно выбирался из болезни, что весь извёлся, вынужденно находясь в постели, принимая помощь посторонних в самых простых действиях и чувствуя себя при этом отвратительно беспомощным. Он злился и срывался на придворного лекаря, рычал на служанок и швырял посуду, которой пытался пользоваться сам, однако то и дело проливал на постель чай или рисовый отвар. Его призывали к благоразумию, от него шарахались, с ним боялись разговаривать. И ещё неизвестно было, кто сильнее молил Небеса о его выздоровлении: он сам или те, кто обречён был выносить его невозможный характер, усугубившийся в болезни.

Единственный, кого рядом с собой, кроме астронома, терпел Ван Со, был тринадцатый принц, который находился в комнате постоянно, насколько это было возможно. Когда Ван Со открывал глаза, то видел его у своей кровати на одном и том же месте – в изножье, у стены. Бэк А то спал, роняя голову на грудь, то читал, то рисовал в блокноте, то смотрел на него с тревогой и что-то шептал.

Когда Ван Со впервые узнал его и понял, что может говорить, то разлепил пересохшие губы и просипел:

– Су… где?

Бэк А придвинулся и низко наклонился к нему, не поняв вопроса, и Ван Со пришлось повторить ещё раз, давясь и кашляя.

– Она под стражей, – нехотя и не сразу ответил тринадцатый принц.

– Что с ней?

Бэк А отвёл взгляд, но Ван Со схватил его за руку, заставляя смотреть на него и отвечать. Перед глазами всё ещё колыхалась розовая пелена, и лицо брата виделось ему размытым отражением в мутной воде.

– Её пытали, – через силу произнёс Бэк А, и Ван Со от внезапного прострела в висках провалился во мрак.

Когда он очнулся в следующий раз, было темно. Бэк А спал, устроившись на полу и положив под голову руку.

Ван Со сполз с кровати, стараясь не потревожить его, и, поминутно морщась от боли, стягивающей живот шипастым обручем, натянул на себя одежду.

– Брат! – вскинулся Бэк А, когда Ван Со, неловко повернувшись, уронил со стола подсвечник. – Ты куда? Тебе нельзя вставать!

– Мне нужно… к ней… – Ван Со силился проморгаться сквозь плотный туман перед глазами, чтобы определить, где дверь.

– Не надо, пожалуйста! Ты ещё очень слаб, – уговаривал его Бэк А, пытаясь вернуть в постель.

– Оставь… меня, – Ван Со сбросил руку брата со своего плеча и пошатываясь направился к выходу, который наконец-то обнаружил по двум приметным светильникам. Но стоило ему взяться за ручку и дёрнуть дверь на себя, как от этого незначительного усилия его перерезала пополам жгучая боль, и он потерял сознание.

День сменяла ночь, за ночью расцветал новый день, а выздоровление шло слишком медленно, и Ван Со не находил себе места, продолжая остервенело рваться из тюрьмы своего недуга к Хэ Су, которой наверняка было неизмеримо тяжелее и хуже, чем ему, и о чьей судьбе он ничего не знал.

***

Чхве Чжи Мон приходил к четвёртому принцу каждый вечер, чтобы дать Бэк А возможность отдохнуть. Он всех выпроваживал из спальни Ван Со и оставался там, пока упрямый младший брат больного не возвращался, чтобы занять своё привычное место у кровати. Никого другого рядом Ван Со просто не выносил, особенно по ночам.

В комнате было свежо и сумрачно: молодая луна только народилась, и робкого, блёклого сияния её тонкого серпа не хватало, чтобы осветить всю спальню. Днём придворный лекарь зажигал ароматические свечи, но Чжи Мон, приходя, убирал все душные благовония и открывал окна: гораздо важнее и полезнее для принца был свежий воздух и прохлада.

Проделав все свои привычные манипуляции и в этот раз, он встал у изголовья, наблюдая за больным. Ван Со дышал ровно и спокойно, лишь незначительные хрипы выдавали его нездоровое состояние. Но его больше не рвало кровью, он начал спать, мог принимать жидкую пищу, говорить, садиться на постели и постепенно приходил в себя – это обнадёживало.

Чжи Мон вовремя успел дать ему своё противоядие. Ещё несколько часов – и Ван Со не выдержал бы, просто сгорев изнутри. Теперь оставалось только ждать и молиться.

Осторожно, чтобы не разбудить больного, Чжи Мон проверил его пульс, легко прикоснулся ко лбу и пергаментным щекам, после чего со вздохом облегчения выпрямился и устало потёр переносицу. Неужели опасность миновала?

Что он там себе думал о непредсказуемости четвёртого принца и о выматывающей необходимости постоянно быть с ним начеку? Видимо, расслабляться не стоило ни на грамм, иначе это могло обернуться катастрофой в любой момент. Как на фестивале Двойной девятки, например, оплошность на котором астроном никак не мог себе простить.

Сейчас, когда угрозы жизни Ван Со больше не было, а вокруг искрилась цикадами ночная тишина, такая мирная и полная обманчивой безмятежности, Чжи Мон мог признаться себе, что запаниковал. Тогда, на празднике, увидев, как Ван Со хлещет отравленный чай чашку за чашкой…

Астроном крайне редко мог позволить себе поддаться этому недостойному и весьма непродуктивному чувству – панике, однако в тот раз и в самом деле ощущал себя, как паук, который пытается плести паутину на ураганном ветру. Сравнение ему не нравилось, но иного он не находил и, пользуясь передышкой от дневных забот, вновь и вновь перебирал в памяти цепочку событий, которые привели к такому плачевному исходу. Самобичевание нравилось ему ничуть не больше паники, но он называл это самоанализом и кропотливо сопоставлял факты и случайности, маркируя каждую из них знаком «плюс» или «минус» и делая выводы.

Разумеется, Чжи Мон знал о заговоре против Ван Му, равно как обо всех других заговорах, без которых дворец просто не мог просуществовать ни дня. Это было так же естественно, как свежие пионы поутру во всех его залах. Кстати, у принца Ван Со в комнате их не наблюдалось – и слава Небесам! Только этого тут не хватало!

Звездочёт непроизвольно хмыкнул, вспомнив, как принц что-то плёл ему про небо, когда нахально вторгся в его владения и захватил балкон в единоличное пользование. Ему, видите ли, остро приспичило полюбоваться звёздами, «которые есть только в Корё»! Ну да, конечно! А пионы с их удушливо-приторным запахом горя и агрессивной психосоматикой Ван Со были совершенно ни при чём…

Ладно, это всё дело прошлого. Сейчас бы разобраться с настоящим. И желательно так, чтобы минимально зацепить уже предопределённое будущее.

Чжи Мон был в курсе шаткого положения наследного принца, его неизлечимой болезни и в особенности – его острого нежелания садиться на трон после отца. Ван Му не был плохим человеком: справедливый, честный и великодушный, он умел быть благодарным и ценил доверие и преданность. Он искренне любил отца и братьев. Но в нём не находилось того сурового стержня, той жёсткости и бескомпромиссности, которые требовались для правителя молодого государства, чьи опоры постоянно подтачивали водовороты смуты и мятежей.

И Ван Му это прекрасно понимал, поскольку глупцом он тоже не был. Если бы ему дали право выбора, он бы предпочёл спокойно жить со своей семьёй в родной провинции покойной матери, вдали от дворца, не пачкаясь в грязи его интриг и вечных подковёрных игрищ влиятельных кланов и придворных. Но такого выбора у него не было, поскольку его угораздило родиться первенцем.

У короля Тхэджо было много сыновей, а у Ван Гона – он один. И, сам того не желая, Ван Му стал надеждой первого правителя Корё и – в его отцовских глазах – единственным достойным претендентом на трон. Как бы ни возражал сам наследный принц, как бы ни уговаривал короля Чжи Мон (впрочем, без особого усердия), тот упёрся в желании видеть на своём месте именно старшего сына, с которым бок о бок воевал при становлении государства. Несмотря на слабый клан матери Ван Му, на его неизлечимый недуг, на его сопротивление, на все намёки окружающих о том, что наследный принц категорически не подходит на уготованную ему роль, Тхэджо слепо вёл его к престолу и не желал говорить ни о какой замене.

Стоило ли удивляться, что Ван Му постоянно пытались убрать всеми возможными способами: от отравления до официального низложения?

Особенно усердствовала в этом королева Ю.

В этот раз ей пришло в голову рассорить короля, наследного принца и Ван Со, который не раз уже доказывал свою преданность старшему брату, с момента появления во дворце служа непреодолимой помехой для устранения Ван Му. И дошёл до такой наглости, что отказался сам убить наследного принца, хотя его просила об этом она, родная мать! Значит, от Ван Со тоже следовало избавиться.