Танец второй

Прошло ещё несколько дней. Я даже начала делать успехи в многосложных отношениях Дома и его обитателей. На моей стороне уже были Ума, малыш Андрей (его я записала в союзники по причине улыбок в мой адрес) и Марко, рыжий несносный мальчишка, которого я обучала ближнему бою. Пару раз он даже сказал мне что-то вроде «спасибо».

Против – большая часть семейства шерн Альяринн. Кроме Кайна.

Нейтралитет. Это означало, что наследник не пакостил, но и не предупреждал меня о проделках других.

Хотя бы так. А то, глядя на наследника, распоясались бы вовсю.

– Что дает вам вся эта возня? – задумчиво спросила как-то я невпопад, разглядывая распускающиеся чайные лепестки в прозрачном сосуде.

Обед.

Моя привычка пить чай раздражает их безумно. Чай для них – что-то ужасное, всё равно что горькая микстура у человеческих детей. Растения в пищу здесь употребляются редко, и только в виде незначительных приправ по вкусу.

За столом дети, няни и я.

– Ты не заслужила наше уважение. Ты – человек. Но совсем не такая, как ширрах Рао. Ты даже не красивая! – Фыркнула Веннэ, младшая из близнецов.

– Да, потому что ты человек и у тебя нелепые привычки. Ты ешь растения! – Поддержал её всезнайка Тор, как-то нехотя. Такое ощущение, что его пнули под столом ногой, чтобы поддержал.

– И что? В этом и есть необходимость моего присутствия здесь. Напоминать, что вы подобны мне, хотя и мутировали когда-то.

– Какая наглость! – вспыхнула Ангуин, няня Андрея. – Мы – геммы. Наше сознание изменено, в нас не осталось ничего человеческого, даже на клеточном уровне. Госпожа Рионн приняла каждого из нас в своё семейство. Все Столпы в Шим’Таа уважаемы и не позволяют себе таких необдуманных слов. Или ты хочешь сказать, что и она – всего лишь мутант?

Лицо Ангуин было неестественно бледное. Золотые радужки становились багровыми по краям.

Пурпур и золото. Завораживает.

– Госпожа Рионн знает о моём отношении ко всему. Вы чтите традиции гемм, Ангуин, но не чтите традиции древней Земли, откуда вы родом. Откуда родом Святейшая. Ваша Праматерь никогда не забывала, кто она и кто вы. – Спокойно отвешиваю я на гемми, играя переливами шипящих. Наслаждаясь каждым звуком.

Няня выпустила когти. Скверный знак. Надеюсь, что до смертоубийства дело не дойдёт.

Нависшую угрозу разогнал Кайн.

– Ул’Яна, – он почти правильно выговорил моё имя. – Тогда почему наша мать выбрала именно вас после Того, кто ушел? Ведь у неё был огромный выбор среди людей, живущих долгое время в других семействах. Но именно вас я привёз в наш дом.

Кайн и без меня знал лучше об истории моего назначения. О том, что Рао поставил льринни перед выбором и настоял именно на моей кандидатуре. Но сейчас сказанное им всего лишь для отвода глаз. Золотоглазый выводок шерн Альяринн почти успокоился и с неким интересом ждал моего ответа. Даже Стефан вышел из кухни и встал в дверном проеме, наблюдая за нами.

Стараясь избежать каких-либо встречных взглядов, я налила себе чай. Запах корицы и мёда из старых запасов гемм наполнил мою память воспоминаниями…

Я встрепенулась, поморщила носик и улыбнулась наконец детям:

– Во-первых, несмотря на то, что в Монастыре Золота Покрова Святейшей в основном проживают люди, по каким-либо причинам попавшие в Шим'Таа, мы обучаемся как будущие Столпы, независимо от того, станем мы ими или нет. Во-вторых, Тот, кто ушел… ширрах Рао три года вел со мной переписку и устроил мне такие выпускные экзамены, что после них выжить с вами – проще простого. Я физически сильна и могу противостоять вам. Так что шею вам мне не перегрызть, как не старайтесь.

– Да, она сильная! Синяки мне ставит такие, что не сразу проходят. – заметил Марко, показывая свежие боевые отметины.

– В-третьих, за десять лет, что я прожила в монастыре Золота Святейшей, я изучила пять Высших Действ Гемм, глубину языка гемми, восемь танцев Посвящения. Поверьте, это было нелегко и не сразу. Я знаю основы боевых искусств других домов. И в– четвертых, – мои глаза предательски загорелись, язык умчался вперед осознания сказанного, – Я знаю маленький секрет. То, о чём не знает ни один из…

Звон осколков отвлёк всех от моей речи. Ума разбила свою фарфоровую чашу в приступе и теперь билась на кресле, оголяя розоватые клыки.

Красное на белом.

Не знаю, умышленно или нет, но ты права. Это только наш секрет, дорогая. Пока только наш… Рионн мне не простит этого, если узнает всё вот так.


***


– Смотри. Ноги на ширине плеч. Поворот, прогиб, удар. Запомнил?

Марко пластично повторяет все мои движения. Ничего детского в его поведении, в его движениях. Хищные ощерившиеся зубки, замутнённые глаза… Эй, да этот мальчик норовит мне прокусить шею!

Марко в боевом трансе.

– Нападай! – рычу я на манер гемм и ускользаю от смертельного удара.

Рывок, ложный выпад и аккуратный шлепок по спине.

Марко шипит и зло смотрит на меня.

– Я здесь для того, чтобы научить, а не быть тобой убитой. – Улыбаюсь я. – Умей предугадать мои действия и тогда ты сможешь нанести удар в необходимое место.

Мне непривычно жарко. Голову я не брею с тех пор, как покинула монастырь, и теперь тёмный ершик волос непривычно тяжел.

– Ну что, повторим? Смотри. Выпад, поворот.


***


Это случилось на следующий день после злополучного обеда. Кайн поймал меня почти у выхода из детских покоев. Вернее, попросил остановиться. Я уже было направилась в свои покои, и сделала бы это без промедления, если бы не его тон.

– Ул… Уль-я-на. – по слогам произнёс он. – Мне бы хотелось, чтобы ты ответила на некоторые вопросы.

Рукой он вцепился в мои одеяния, давая понять, что отказ невозможен. Да, весь в мать. Вежливая жестокость. Наверное, и придушит ради достижения цели.

Так я с вами и мазохисткой стану, дорогие мои.

– Уже поздно, Кайн. – Я посмотрела на табло в проеме. Оно было фиолетовым. – Скоро опустится завеса. Может, завтра поговорим?

Ткань захрустела под натиском, ещё чуть-чуть и лопнет. Наследник без эмоции вцепился второй рукой в горло и несколько придушил. Я захлебнулась воздухом и замерла. Отбиваться не имело смысла, так и повисла на руке.

Ну вот, я же говорила. Поэтому я предпочитала общаться с геммами старше двухста лет.

– Я спрашивал Ариан, когда она в последний раз поила Уму во время изменений. Ведь вчера, за обедом она отказалась от крови собственной няни. Ты видела.


Да, Ума билась в конвульсиях, но когда Ариан сбросила с себя маскирующие браслеты и подала ей запястье, на котором я заметила легкую сеточку шрамов, девочка оттолкнула её руку и не испила свежей крови. Даже когда Ариан надрезала кожу и попыталась влить, она только измазала её лицо. Ума не приняла ни капли. Я на её протест не отреагировала, даже попросила оставить ребёнка в покое.


– И знаешь, что Ариан мне ответила?

– Ума не приложу, – добродушно улыбаюсь я и тут же получаю пощёчину.

– Она сказала, что с недавних пор вы уединяетесь с моей сестрой. И во время приступов Ума теперь не пьёт кровь. Что ты вбила в голову малышке? Почему она отказывается?!

– Ну, наследник, успокойтесь. От этого она не станет вновь человеком. – Вторая пощёчина не заставила себя ждать. Щеки алеют от ударов, в глазах моих – всё та же ирония.

Ах, милый Кайн.

– Прекратите насмехаться! Отвечайте! – сквозь оскаленные клыки шипит он. Мне показалось, или его зрачки стали… полностью багровыми?! Когти стали больше и теперь резали мои запястья, впиваясь в кожу. Запахло кровью.

– И не думайте, что я забыл вашу фразу. Что вы знаете больше, чем кто-либо? Что вы скрываете?!

Заорали, оглушая, сенсоры, напомнив мне о времени. Кайн был за чертой, и потому завеса не могла закрыться… Хвала Святейшей, что он остановил меня в шаге от входа в шифф. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы оторвать от себя недавно спокойного наследника, а теперь взбесившегося монстра с пеной у рта.

Я откинула с силой его в сторону, за черту покоев. Взбесившиеся сенсоры ощутили, что все детки в клетке, и опустили завесу. Сквозь её серебристое поле я видела, как бился в конвульсиях наследник, заливая пол розоватой пеной. Изменения для него не закончились, до двадцати одного года продолжалась самая длительная по времени вторая фаза мутации. Насколько я знаю, в его возрасте происходит самое болезненное – заменяется костная ткань и во второй раз перекраивается нервная система. Бывшие клетки его позвоночника, спинного мозга шли на корм вирусу. Уничтожались и разрушались на корню ДНК, доставшееся от предков, заменяясь на новое, неизвестное.

Дикий от боли вой других детей за завесой заставил меня вспомнить об угрозе, прошедшей мимо. А что, если все семеро набросились на меня? Даже для взрослого геммы они опасны, не говоря о человеке.

Восьмой, Андрей, через несколько дней присоединится к их хору. Обращение проведут втайне Старейшины гемм.

Те, кого обратила сама Святейшая и передала им заветы.


***


– Только не говорите, что вы это сами и нечаянно. – Протянула Рионн, разглядывая мои ссадины с синяками на шее и запястьях. Любимая голубая туника безнадежно порвана и залита пеной.

– Кто? Веннэ? Анна? Или кто-то другой из гемм? Кто первый позволил себе подобное? – вопрошала Рионн.

– Я сама, – фыркнула ей в ответ, упорно скрывая произошедшее.

Госпожа сжала и без того мои опухшие запястья, и прошипела:

– Кто?! Пена геммов на тебе. И пахнет… – она медленно принюхалась к пятну, словно пыталась узнать. – Не может быть!

По глазам видно, что догадалась. Запах пены уникален.

– Нет!

– Да!

– Нет, я сама виновата. Замешкалась, прощаясь с Умой. Вот и получилось…

– Излишняя привязанность до добра не доведет, Ульрианнаш. – Золотистые глаза её плавили меня, ища хоть малейший всплеск эмоций. – Ариан говорила, что в последнее время…

– Мы медитируем. – Оборвала я, не в силах выслушивать это и от неё. За что и поплатилась. Рионн опять вцепилась когтями в руку. Больно, до свежей крови.

– Будь внимательней, Ульрианна. – уже нейтрально – ласково обратилась она ко мне. – Я тебе доверяю.

Подожди, Рионн. Ещё не время… Я сама всё расскажу, почему Ума больше не пьёт кровь. Я сама. Но не сейчас, пока я не могу…

Госпожа задумчиво смотрит на меня и вдыхает запах крови на ее пальцах, такой теплый, металлический и будоражащий. Клыки немного оголены. По глазам видно, она играет мной, запугивает. Выдержу ли я, не вылетит ли слово испуганным зайцем? Она делает вид, что сдерживается, чтобы не напасть и не перекусить мне горло.

Я постараюсь не разочаровать льринни страхом. Но всё же внутри себя, очень глубоко, сворачиваюсь в комок.

– Мы же не варвары, пить человеческую, – улыбается она довольно и смывает кровь в небольшом фонтане около. Затем подает мне свой платок. С благодарностью принимаю и оборачиваю им свою кровоточащую руку. Белая его ткань покрывается причудливым алым узором.

Жжёт.

Больно.


«Руда, руда алая…

…Успокой моё сердце ретивое»


– Отправляйся спать. Сегодня ты слишком вымотана для беседы со мной. – Рионн нервно теребит рукава своего длинного бирюзового одеяния. Неужели волнуется? Отчего ей волноваться, моей ледяной статуи?

– Ничего, госпожа. Завтра будет новая ночь, – кланяюсь я ей, и с трудом дождавшись, когда она исчезнет из виду, бегу к себе.

Испорченная туника пахнет ужасно.


***


Геммы – замечательный народ, на мой взгляд. Их замечательность для меня заключается в их стабильности и консервативности. Благодаря тщательно охраняемым традициям и законам, быт не менялся со дня основания государства. За редким исключением. Шим’Таа, в прошлом известный как материк Австралия, был отдан новой расе взамен сохранения мира между людьми и мутантами. Говорят, Святейшая видела в бессмертии своих детей только отрицательные стороны. И хотела как можно быстрее оградить гемм от внешнего мира, пока вирус не поразил ещё больше людей.

Не всё было хорошо, нет. Райские сады появились не сразу. Тот мир, что вы видите, является плодом долгого и упорного труда, борьбы с человеческим я. Не сразу наступил мир в Шим’Таа. Бессмертие – слишком тяжелая ноша, считала родоначальница нового народа.

Многие геммы, выбранные Святейшей, не оправдали её доверие. Многих детей своих она отправила в Океан раньше времени. Слиться с Океаном – означало здесь умереть и агрессивно окрашенное произношение этой фразы до сих пор считается страшным проклятьем, за которое можно и на дуэль вызвать. Сейчас эти слова редки. Геммы не бессмертны, но пока трудно сказать о том, сколько же могут они прожить.

Что было причиной гибели многих, спросите вы. Говорят, кто-то посчитал себя богом и решил перекроить мир гемм на свой лад. Кто-то не переставал быть человеком и предавался похоти. Кто—то продавал вирус Высшим Чинам, желающих жить вечно. Причин было много, но исход один – Святейшая убивала их без сожаления.

Со временем материк и государство гемм было стёрто со всех карт и из памяти Великой Империи, а сами «вампиры» стали чудовищами в детских сказках… Да, что ни говори, а чудовищами со своей импульсивностью и садистскими наклонностями они точно могли стать. Хотя этим грешили только молодые особи. Ко второму столетию жизни вирус в организме стабилизировался, и вспышки агрессии проходили сами собой.

И да, наверное, не стоит больше сравнивать гемм с вампирами. Им приходится употреблять большое количество свежего мяса и крови животных, в гневе у них заостряются клыки и ногти, а для обращения новых гемм используется переливание небольшого количества зараженной крови, причем используется кровь Старейшин – Аорэ. Это истиннорожденные, в которых кровь их прародительницы, а следовательно, уровень вируса выше. Кровь туорэ – перворожденных (это все последующие поколения после основателя дома) немного слабее.


Так я провела в своих покоях трое суток, перечитывая старинные фолианты и умирая со скуки. Рионн приказала мне восстанавливать свои силы и запретила выходить к детям. Так я пропустила коронацию Андрея, не увидев в последний раз его голубые глаза. К тому моменту, как я возьму обращённого гемму на руки, его радужка станет золотой.

Утром на четвертый день, как ни в чём ни бывало, я спустилась к своим воспитанникам вниз. С трудом перебинтовав заживающие раны, я облачилась в свою старую рясу. Это было единственное мое одеяние, позволяющее полностью скрыть и горло, и повязки.

Но, по ходу дела, вся конспирация с треском провалилась в первые же минуты.

Весь дом уже знал о произошедшем.

Наивная я.

Думала, что это останется между нами тремя.

– Вот если бы мы были там, то от тебя точно ни-че-го не осталось. – Заверяют меня Анна с Веннэ. Мы сидим во дворе, у фонтана. Дети бегают по саду, Кайн до сих пор сидит взаперти у себя в покоях, а эти две девицы капают мне на мозг.

– Да, если бы нам представился такой шанс…

Не в силах больше выслушивать девичьи мечтания, я обливаю их холодной водой из фонтана. Мокрые близнецы еле сдерживали себя, чтобы не вцепиться мне в горло. Я подхожу к ним вплотную, скаля зубы:

– Ну, так и быть, нападайте вдвоем. Я даю вам полное разрешение на применение силы. Вы можете спокойно убить меня! Только потом все кусочки соберите и кремируйте, хорошо?

Принимаю боевую стойку. Левую руку дальше, правую чуть ниже и перед собой. Ноги на ширине плеч. Сёстры смотрят на меня, еле сдерживая слёзы.

– Ну, что медлим? Начинайте..

Анна и Веннэ испуганно шипят на меня, не в силах понять мою ярость. Для них я из непробиваемой гувернантки за считанные секунды стала берсерком. Зрачки расширились, верхняя губа нервно дёргается и по-звериному приоткрывает клыки. Я протяжно вдыхаю воздух, в предвкушении удара.

– Извините нас, – шепчет более спокойная Анна и, взяв сестру за руку, уходит с ней в шифф. – Мы не думали, что вас это так обидит.

– В следующий раз следите за своими слова. Рано или поздно вам придется за них отвечать. К вечеру прочесть «Введение в историю Семейства шерн Альяринн» и написать сочинение в тридцать листов на тему «Как я вижу свое будущее в клановой системе гемм».

– Хорошо, – поклонилась Анна. Веннэ продолжала молча сверлить меня взглядом.

– В стихах. – Добавила я, глядя на нее. Веннэ еле заметно дернулась. – Использовать только вольный разностопный ямб.

Анна зашипела на сестру и та поклонилась.

– Мне необходимо, чтобы вы поняли. Любые ваши слова должны подчеркиваться поступками. Только тогда вы сможете обрести внутренний покой. Если вы решили, что я вам не подхожу – устройте мне испытание, как я вам сейчас. Так как вы – геммы, у вас без труда получится выполнить мое задание. Госпожа Рионн будет оценивать их.

Девочки ушли к себе, переругиваясь шепотом. Ещё немного, и я на самом деле надавала бы им сама подзатыльников. Когда дело доходит до ближнего боя, мышцы и рефлексы живут своей жизнью.

Поодаль, наблюдая за нами, перешёптываются няни Ангуин и Ариан. Перемывают мне кости, как обычно. Опять я не так влияю на юных гемм. Не то, что Рао. По сравнению с Тем, кто ушел, я слишком импульсивна. А вот няни – совершенно другое. Их с детства определяют в кормилицы, после усиленных тестов их обучают многому, как и нас в Монастыре. Можно сказать, по знаниям это были бы наши прямые конкуренты, если бы не их принадлежность к геммам. Их кровь действительно уникальна, она подходит каждому обращенному и помогает пережить изменения. У них отличительные одежды, расшитые ритуальными символами. Для них выковывают специальные браслеты, которые год от года украшают новыми драгоценными камнями. Чем богаче россыпь минералов на металле, тем выше ценность кормилицы для семейства. Ведь каждый означает вскормленного нового гемму.

У Ариан браслеты заполнены наполовину. Насколько мне известно, она старшая няня по традиции в доме шерн Альяринн и воспитывала когда-то саму Рионн. А вот у Ангуин это первое дитя, и её золотые узорчатые оковы пусты.

Малыш Андрей слабо растянулся на кресле и даже не агукает мне, как раньше, до коронации. Такой бледный и печальный… Вирус только начал перекраивать его клетки, и в любой момент он может забиться в конвульсиях.

У меня болезненно сжимается всё внутри. Но я знаю, что у Ангуин отменная кровь и ему будет легко перенести процесс становления. На семь лет она его няня.

– Ты не поможешь ему, льюти? – пищит кто-то у ног, и я вздрагиваю от неожиданности. Это Ума с букетиком цветов прибежала из сада, и теперь прижимается, игнорируя просьбы Ариан отойти от меня.

Вздыхаю огорчённо:

– Не могу, малышка. Он еще слишком слаб и может не пережить это.

– Но ему очень плохо! Ты же помогла мне, теперь нет больше этой ужасной боли, и Ариан меньше кормит, только когда мне не хватает сил для изменения! – золотые её глаза наполнены слезами, Ума не слышит ничего другого. Вернее, не хочет слышать. – Если мы расскажем им, то они поверят! И Андрей не будет так мучиться.

Ей жаль брата, ведь она знает, как это всё болезненно – день ото дня становиться геммой, теряя всё человеческое. Я нагибаюсь к ней и начинаю гладить по чёрным, как смоль, волосам:

– Милая, это наш секрет. Помнишь? Им пока не следует знать о моём знании. Я сама не уверена, что это поможет другим.

Ума кивает головой, как я научила её делать недавно, и… истошно начинает рыдать. Её няня подбегает к нам и, забирая девочку из моих объятий, начинает успокаивать её:

– Ну же, Ума! Не плачь! А ты! – это она уже мне. – Ты слишком жестока, чтобы быть Столпом! От тебя одни беды сегодня. Лучше бы тебя Кайн…

Она умолкает, понимая, что проявила излишнюю эмоциональность. Я понимаю Ариан – все мои действия идут против ее убеждений, против ее призвания быть няней. Я – слишком странный ширрах. Может быть, она где-то внутри ненавидит меня.

Усмехаюсь, опуская руки в прохладную воду фонтана. Что мне эта ненависть, Ариан? Меня ненавидели сильнее и не раз. Я настолько привыкла, что могу реагировать на это только иронией.

– Извините меня, я перешла границы дозволенного, – через некоторое время, усмиряя свой гнев, кланяется мне няня Умы. Второй раз за утро слышу от геммы эти слова.

Странное утро.


***


– Геммы никогда не вмешиваются в жизнь людей, ни прямо, ни косвенно. Единственно, Старейшинам и главам Вы не можете общаться с людьми за пределами – вас для них не существует. Вам запрещено без разрешения покидать Шим'Таа. Вы находитесь на собственном материке, на огромном расстоянии от Великой Империи. Вы подчиняетесь Совету, исполняете заветы Святейшей и молитесь только ей.

У нас урок Высших Действ. Присутствуют все, за исключением Андрея и Кайна.

Первый слишком мал, а со вторым всё сложнее.

На время урока мы почти друзья. Все распри за стенами покоев Становления. Здесь моё царство.

– А кому молятся люди? – вопрошает Тор, делая пометки у себя в криате. Это небольшое устройство позволяет записывать все данные стеклянным стилусом в капле крови. И всё остается в твоей памяти. Навсегда.

Остальные записывают мою речь тем же образом. Уме и Тамаре в этом помогают кормилицы. Они проводят информацию сначала через себя, облегчая понимание. Вот в этом и заключается главная сложность – важно подбирать на гемми слова так, чтобы через лет двадцать не было стыдно за сказанное. Многое я взяла из записей Рао, ведь даже интонация и паузы между словами были нормированы.

Но, как ни было трудно, со своей обязанностью я справляюсь. Или мне так кажется.

– Я прочёл в нашем архиве много книг о верованиях людей, но их настолько много, что голова разболелась, – продолжил Тор.

Остальные смеются. Я же выдерживаю паузу и отвечаю:

– Люди за всю свою историю существования молились разным богам. Когда умирала память об одних, люди создавали себе новых. Когда-то Великая Империя была соткана из множеств различных по форме правления государств, в каждом из которых молились собственным богам.

– Подождите, вы применили правильное слово? Их что, создавали? – непонимающе Анна смотрит на меня. – Разве человеческие боги были созданы кем-то? Ведь мы потому и молимся Святейшей, зная, что она где-то жива среди нас.

– Святейшая не богиня. И Святейшей называете ее только вы, на просторах Империи ее называют Матерью Ублюдков и Тварью Исхода. В памяти людей хранятся воспоминания о той, кто вас создал. Ведь и она когда-то была человеком, была смертной. Как возможно, и некоторые человеческие божества до нее – память несовершенна.

– Расскажите нам про неё, пожалуйста! – разводит пухлыми ручками Тамара, моя темнокожая маленькая гемма. Я, видя интерес остальных, продолжаю. Кто-то услышит сегодня эту историю впервые. Поэтому я тяжело вздохнула и решила действовать не по протоколу.

Святейшая когда-то была человеком. Всё, о чём рассказывают древние книги – это то, что она работала в психиатрической лечебнице и отстаивала права душевнобольных. Это были смутные времена, потому как это было время Создания Псиберспейса. То, что вы знаете под названием общего информационного внутреннего поля. Чтобы его создать, нужны были душевнобольные. Деперсонализация, дереализация – подобные отклонения помогали не разрушить личность и тестировать на таких больных виртуальную реальность долгое время. Здоровый человек, попадая в Псиберспейс впервые, мог погибнуть. Или покончить жизнь самоубийством.

Поэтому, когда пациентов Святейшей увозили в неизвестном направлении, то они больше не возвращались. Если вы откроете архивы, вы узнаете, что на них проводились не только опыты по созданию Псиберспейса, на них тестировали новые лекарства или наоборот, созданные штаммы вирусов.

Святейшая подозревала об этом и старалась предотвратить подобное, потому как выше всего ценила человеческую жизнь и свободу. И когда её действия начали серьезно мешать, решено было похитить её и заставить замолчать. Навсегда.

– Её похитили такие же люди? Но ведь наверняка у неё была семья?! – воскликнул Тор, – я читал дедушкины записи.

– Да, у неё была семья. Муж и две дочери. Но мужа лишили жены, а детей – матери. Для всего мира Святейшая тогда умерла.

– Но её же не убили… Она ведь как-то спаслась? – пропищала в слезах Ума. В первый раз слушая историю своей праматери, трудно не расплакаться. В протоколе указано лишь сообщать некоторую информацию. Подразумевалось, что полностью геммы должны узнавать в одиночестве, к тридцати годам. Даже у некоторых нянь удивление на лице, как им быть в подобной ситуации – записать мои слова или воспроизвести свой протокол.

– Вы должны записывать именно мои. – Я продолжила. – Ума, все, что я сейчас рассказываю – именно для того, чтобы ты знала, насколько могут быть жестоки люди. И насколько жестокость в мире гемм неприемлема, даже если брать во внимание вашу импульсивность во время становления. Её привезли в подобное закрытое учреждение, где отвели роль подопытного животного. Каждый день её кололи лекарствами и издевались. День сменялся новым днём, но никто не приходил на помощь. Все свыклись с её исчезновением. Тем более, что вскоре был найден обезображенный труп, в котором опознали пропавшую активистку.

Труп похоронили под её именем, но жизнь для неё не изменилась. День за днем она пыталась чего-то добиться, сбежать из лап врачей и сумасшедших учёных. Но она была слишком слаба. В её крови бушевал новый вирус, и все ждали результатов… Умрёт или выживет.

И тогда произошло неожиданное. Каким-то образом она создала связь через кровь с другими людьми. Стала свободно перемещаться по сознанию каждого, читая и управляя им. Вирус исказил её, преобразил в новое существо. Свёл с ума и одновременно подарил целостность.

И тогда она начала убивать.

Так я прочла и так мне рассказывали в монастыре.

Это истина.

Марко нахмурился и пробормотал исподлобья:

– Святейшая запретила нам убивать перед страхом смерти. Она не могла…

Мне пришлось умерить пыл и объяснить поведение их праматери:

– Тот мир был не такой, как сейчас. Не такой мирный и безоблачный, как тот, в котором вы живёте. В нём постоянно велись войны, свершались перевороты, и человеческая жизнь не ценилась. Сейчас вы видите, что всё это делалось ради захвата власти во всём мире. И ради становления Великой Империи.

Когда Святейшая обрела свой дар, она в гневе наказала всех, кто причинили ей боль. Она попросту заключила их сознание внутри тела так, чтобы они вечно жили и вечно страдали. Ощущали только её пережитую панику и агонию. Такие люди прожили долгую жизнь, мечтая о смерти. Каждую минуту они молились ей и просили простить.

– И?! – мой класс в ожидании замер.

– Она не умела прощать. В книге, которую написал ваш аорэ, истиннорожденный, Святослав шерн Альяринн, рассказывается о том времени, как Святейшая вернулась в свой город в самый разгар войны. Её муж и дети пропали, и даже через кровь она не могла найти их. Никто не помнил её имени, да и она забыла к тому времени, как её зовут.


Война. Я всегда представляла, как Святейшая шла по залитой кровью улице, среди умирающих и умерших. Каждого благословляя, и плача по каждому. Вокруг свистели пули, разрывались орудия…

Брат убивал брата. Во имя лживой свободы.


– А у мамы есть её портрет. – Марко задумчиво произнёс вслух, сбив меня с мысли.

– Портрет? – удивилась я. – Но в мире не осталось ни одного изображения. Так мне объяснили безликость всех статуй в монастыре.

– Наш аорэ написал его. Ведь он был её другом. Так говорит мама. – Гордо заявила Анна, сверкая золотыми глазами.

Я замешкалась. В горле пересохло от волнения.

– А вы… вы видели его?

Дети дружно коснулись каждый своей левой брови указательным пальцем. Жест гемм, означающий «да, клянемся своей прародительницей».

Видели.

– И… какая она? – кожа моя покрылась испариной. Я жаждала услышать.

Дети застрекотали наперебой.

– Тихо! По одному!

– Нуу, – затянула Анна. Право слова оставалось за ней, как старшей в комнате. – Там её толком и не видно. Очертания мутные… Лица почти не видно, но говорят, у неё были полностью чёрные белки, без радужки. А всё на картине закрыто крыльями. У неё были крылья, такие ажурные…

– И всё? – капризно сжалась я. Ничего нового. Это описание я слышала тысячу раз. Худая, полностью угольно-черная.

Марко, словно Чеширский Кот, улыбнулся во весь клыкасто-розоватый рот. Мол, слушай, юная Алиса.

– Не-ее-ет, – глаза его горят, словно сейчас он выдаст такое, что всех удивит. – Она была похожа на человека. Она была бледная! Аорэ говорил, что такой Праматерь была, когда запирала вирус внутри себя. Только когда она ушла от нас, то никто не мог вспомнить, как она выглядела…

Маленькая худая женщина, нечаянно выбранная судьбой на столь страшную и одинокую роль. А крылья? Наверное, это было так…


…тонкие ручейки крови стекают из ран убитых людей на грязный асфальт и тянутся ниточками к ней. Парят в воздухе единым потоком, а потом обвивают узорчатой сетью её хрупкое тельце и врастают в кожу.

…Руда, руда алая.

И она идёт дальше, не видя ничего перед собой. Боль испепелила её душу, боль потерь и ненависть.

Ядовитый коктейль.

Крылья её становятся больше, нарастают мощью и уходящим теплом из тел, нависают над ней и защищают от пуль. Видя её, люди разбегаются в ужасе, чувствуя, как что-то чужое и злое проникает в их души. И они слепо падают на землю, царапают жадно кожу, до глубоких царапин распахивая грудь, пытаясь выскрести то, что забралось в них.

А она кричит, распахивая ажурные багряные крылья.

И крик её беззвучен.

Он уходит в кровь, в её память, вечную и нетленную. Он становится всем для живущих. Каждый чувствует её агонию и плачет вместе с ней.

А крик идёт дальше и, видя зло, неисправимое и неискоренимое, приказывает умереть.

В тот день не было больше слышно стрельбы и паники. В тот день повсюду горели погребальные огни…

А потом она избрала себе спутников и сделала их глаза золотыми.

Навсегда.


Усмехаюсь. Может быть, всё было и не так. Свидетели тех времен давно мертвы. У гемм другая история, а у меня лишь хорошая фантазия и обрывки чужих воспоминаний, я всего лишь пересказываю Истории начала Времен.

Урок подходит к концу. Все расходятся, в какой-то мере под впечатлением рассказа, и лишь Ума теребит меня за рукав рясы.

– Льюти, простишь меня, что я так сильно плакала? – С серьезным лицом говорит она мне.

Киваю в ответ. Хорошо. Геммы, кстати, утвердительно не кивают совершенно.

– А Кайн сделал тебе очень больно?

Наклоняюсь к малышке, улыбаясь как можно добрее:

– Ничего страшного, не волнуйся. Хорошо?

Девочка кивает (это она переняла мою человеческую привычку), её рот расплывается в улыбке, но через секунду она снова печальна:

– А если это сделаю я? Нечаянно… Ты же знаешь, хотя приступы и проходят, я всё равно до конца не могу сдерживать себя. Иногда падаю. И Ариан кормит меня, но редко. Почему?

– Тебе ещё нужна кровь и свежее мясо. Именно они дают геммам больше сил для изменения.

– Мы пока молчим про твой секрет, да?

– Тссс, – накрываю рот ладонью. – Никто не должен знать о нём, Ума. Пойдём обедать?

Взяв тёплую ладошку малышки в свою, я вдруг почувствовала её необыкновенное, родное тепло.

И я сжала её сильнее, боясь потерять.


***

Вечером, когда дети уходили в шифф, в мою дверь коротко постучали. Когда я открыла, никого уже за ней не было, а на полу лежали две исписанные тетради.

– Могут ведь, – сказала я, пролистав.


***


Прошло ещё дня три. В целом, я не замечаю, сколько времени я провела среди них. Я вообще не воспринимаю время. Переняла эту привычку от гемм.

– Дети меняются, хоть вы это и не замечаете, – заявил как-то вечером Стефан. Мы сидели на кухне, и он готовил мясо со специями.

Для меня.

Я облизнулась, глядя хищными глазами на мой ужин.

– Не принимайте на свой счет. Мне просто интересно готовить человеческую пищу. Она более разнообразна. – Пояснил своё желание повар, мелодично отбивая пласт мяса керамическим молотом.

– Святейшая, видимо, была плохим поваром, потому и оставила вам так мало рецептов, – съязвила я и тут же извинилась жестом, видя недобрый огонёк в золотых глазах геммы.

Минуты три мы молчали и смотрели, как шипит мясо на энергоплите, исходит ароматным соком. Затем Стефан касается моей руки, привлекая внимание. Это тоже жест гемм, направляющий вас на серьезный разговор.

– Мои родители просто продали меня в семь лет, на органы. Им не хватало на свадьбу моей сестры, они хотели повысить ее статус, а вместе с ним и свой. Я пережил это. Я был достаточно взрослым, чтобы понять всю жертвенность. Я смирился с этим. Когда меня признали негодным на донорство, я не знал, плакать мне или радоваться. Меня перевели в низшие слои, вы должны сами знать, что меня могло ожидать в Общинах. Рионн рассказала мне о вашей жизни в них. – Стефан поморщил нос, не в силах выдержать запах горелого мяса, и включил вентиляцию на полную мощность. – Но моему владельцу нужно было заплатить налоги, и ему предложили отдать меня. Потому что пришли геммы и им нужны были дети… Нам рассказывали три дня всякие ужасы, что никто не возвращался, что таких детей ждут кошмары похуже донорства и продаж. А потом нас выстроили в ряд и… И когда льорт, мой будущий отец, Святослав коснулся меня, я укусил его сильно. От страха, как животное… Его кровь проникла в меня тогда.

– Стефан… – я смотрела на него огромными глазами, ярко представляя картину.

– Но льорт Святослав уже сделал выбор до укуса. Потом он пояснил, что геммы наблюдают за детьми прежде, чем выбрать. Что они ищут тех, чье сознание еще можно спасти, потому что они умеют врачевать все, кроме души. А тогда он сказал шёпотом: « Ты замечательный мальчик, умный и сильный. Не бойся» Он сказал это с улыбкой. Но тогда я не понял, испугался ещё больше, я хотел убежать прочь от этих непонятных золотоглазых существ, в которых превратился сам со временем, – Стефан перевернул мясо и посмотрел мне прямо в глаза. – Мы многого не понимаем в человеческом обличье.

– Извини, Стефан… Я не хотела, – начала, было, я, но повар уже вновь коснулся моей руки.

– Мы принимаем шутки и сами можем пошутить на тему праматери. Святейшая, может, и была плохим поваром, но человеком она была замечательным. Так рассказывал льорт… Дальше мясо жарьте сами, мне уже дурно от этого запаха.

Я отошла к энергоплите и поставила её на режим запекания. Я не люблю плохо прожаренное мясо.

– Ульрианна, – Стефан отошел подальше и спросил. – Ты же знаешь о том… что нам больше не дадут детей?

– Госпожа Рионн сказала лишь, что люди больше не верят в Святейшую. Страх иссяк.

Старый гемма взъерошил седые волосы и устало облокотился на стол:

– И мы ничего не сможем сделать. Праматерь запретила нам вмешиваться в решения Империи. Рионн даже не приняли, не объяснили причин, но и так все понятно. Стоит ли бояться ту, о которой не слышно уже лет триста, после Афэриканшу. Даже своему народу она не является больше, считая себя нечистой… Измаранной в чужих смертях. Так что мы связаны обетом.

Афэриканшу.

Африканская резня.

Это было ужасное и в то же время величественное зрелище, видела я эти файлы на грейфах в монастыре. Тысячи людей по воле Святейшей кремировали себя, от мала до велика. Это был последний раз, когда она пользовалась своим могуществом и окутывала человеческие души, желая истребить зло. Несмотря на договор с Императором, она была не в силах вынести человеческую двуличность.

– Мы будем молиться, – произнёс полушёпотом Стефан, передав мне ужин.

«Надеюсь, она не оставит их без ответа,» – подумала я.

Загрузка...