Плащ и мантилья

10

Уинна Мей пробыла в Каса дель Соль неделю и сразу же по приезде заставила почувствовать свое присутствие, отдавая приказы и ожидая беспрекословного их выполнения. К счастью, она достаточно хорошо говорила по-испански, чтобы высказывать свои пожелания Маргрете, которая охотно уступила ей уход за Рейчел.

Как-то утром, закончив заплетать волосы Рейчел, Уинна Мей обмахивала ее разноцветным складным веером.

– На будущей неделе ты уже достаточно окрепнешь, чтобы вернуться в «Сломанную шпору», – заявила она с присущей ей безапелляционностью.

– Я провела здесь двенадцать дней, – печально отозвалась Рейчел, – и мне не терпится снова оказаться дома.

Она могла бы добавить, что за все это время Ноубл посетил ее только дважды. Рейчел сама не знала, почему это имеет для нее такое значение. Конечно, Ноубл мог не приходить по многим причинам, но лишь одна из них казалась вероятной. Он не доверял ей, опасаясь повторения сцены на реке.

Господи, сможет ли она когда-нибудь пережить это унижение?..

Уинна Мей поправила простыни и обратилась к Рейчел с обычной прямотой:

– С тобой здесь прекрасно обращались. – В ее голосе послышались нотки упрека. – Не забывай, что ты жива только благодаря Ноублу Винсенте!

– Знаю, – кивнула Рейчел. – Мне вообще нужно о многом подумать. Я еще никогда не была в таком замешательстве.

– Если ты беспокоишься о своем здоровье, то доктор сказал, что об этой истории тебе будет напоминать только маленький шрам. И что, если бы не твердая рука Ноубла, шрам мог оказаться куда больше.

– Дело вовсе не в моем здоровье. Мне не нравится пользоваться гостеприимством человека, который убил моего отца.

– А тебе не кажется странным, что человек, который убил отца, спасает жизнь дочери?

– В последнее время я тоже начала сомневаться в виновности Ноубла, – нехотя призналась Рейчел. – Как ты думаешь, он сделал это?

Уинна Мей выпрямилась и взбила подушки Рейчел.

– Нет. Я никогда не верила, что Ноубл убил твоего отца, и знаю, что он не стрелял в тебя.

– В меня стрелять Ноубл не мог. Но я все еще не уверена, что он не убивал папу.

– Хотя возле тела твоего отца нашли оружие Ноубла Винсенте, я готова биться об заклад, что его нарочно оставили там, чтобы свалить вину на Ноубла.

– Это единственная причина, по которой ты считаешь его невиновным? Если так, то твои доводы звучат не слишком убедительно.

– Кроме всего прочего, у меня есть глаза и уши, – спокойно отозвалась Уинна Мей. – Благодаря им я кое-что вижу и слышу.

– Что именно?

– Например, то, что многие здесь завидовали семье Винсенте. Многим хотелось бы походить на Ноубла, но не всем это удается. Кое-кто не возражал бы затянуть петлю у него на шее. Хорошо еще, что наш шериф Гриншо – разумный человек.

Рейчел откинулась на подушки, на ее лице отразилось сомнение.

– Хотела бы я быть такой же уверенной в этом, как ты!

– По-твоему, Ноубл – полоумный? – осведомилась Уинна Мей, глядя Рейчел в глаза.

– Едва ли.

– Тогда как он мог совершить убийство и оставить возле трупа оружие, чтобы его там нашли?

Делия приводила тот же аргумент, и Рейчел отвергла его. Но в устах благоразумной Уинны Мей он звучал более убедительно.

– Возможно, Ноубл не собирался убивать моего отца, но, когда это случилось, он испугался и убежал, – неуверенно предположила она.

– Значит, Ноубл – трус?

Рейчел прижала пальцы к вискам:

– Конечно, нет! Но почему ты никогда не говорила мне этого раньше?

– Ты ни разу меня не спрашивала. А я не привыкла высказывать свое мнение, когда меня об этом не просят.

– Но если Ноубл невиновен, то почему он убежал? Где он провел все эти годы? Делия забеременела от него, а Ноубл оставил ее наедине с позором. Он ведь не мог знать, что Уит женится на ней.

Уинна Мей взяла графин и направилась к двери.

– Почему бы тебе не спросить у Ноубла, что у них произошло? – Она задержалась на пороге. – И почему бы не задать те же вопросы твоей сестре?

Ноубл шел по конюшне, заглядывая в стойло каждой из шести лошадей, составлявших весь его табун. Он не чурался тяжелой работы и этим утром уже успел вычистить стойла и принести лошадям свежего сена. Но как произвести ремонт, не имея ни денег, ни людей? Сколько времени продержится Каса дель Соль, если не будет дождей?

Он упрямо выпятил подбородок. Ничто не заставит его отказаться от отцовского наследства! Винсенте не отступают перед трудностями – они сражаются до победы.

Ноубл вытер рукавом пот со лба. Жара стала еще сильнее – даже в сооруженной из кирпича конюшне было невыносимо душно. Выйдя наружу, он подошел к высокому дубу и остановился в тени его ветвей. В Западном Техасе одно хорошо – если стоишь под деревом, когда дует ветер (а он дует всегда), в любую погоду становится прохладно. Ноубл устремил взгляд на безоблачное небо. Если бы только прошел ливень и покончил с жарой и засухой!

Щурясь на ярком солнце, Ноубл увидел, что на горизонте показалось облако пыли – к гасиенде приближалось несколько всадников. Его рука машинально потянулась к кобуре, но он вспомнил, что оставил револьвер в доме. С мрачной решимостью Ноубл ожидал непрошеных гостей. Он насчитал двадцать три человека.

Утром Алехандро уехал в город, а его сыновья поскакали к реке измерить ее глубину. Ноублу предстояло встретить неизвестных посетителей в одиночку и без оружия.

Он был озадачен, увидев, что всадники машут руками, и услышав, что они кричат по-испански. Но, разглядев их лица, облегченно вздохнул и улыбнулся. Алехандро скакал во главе вакерос, которые раньше жили в Каса дель Соль – очевидно, как и предсказывал старший пастух, они решили вернуться. Ноубл почувствовал ком в горле и не мог вымолвить ни слова.

– Ничто не могло удержать их, хозяин, когда они услышали, что вы возвратились! – крикнул Алехандро. – Они готовы приступить к работе. Их семьи прибудут позже.

Вакерос спешились, улыбаясь хозяину. Каждый по очереди пожимал руку Ноублу, а он расспрашивал их о женах и детях. Наконец все замолчали, ожидая его указаний.

Ноубл обратился к ним по-испански:

– Спасибо вам, друзья. Но должен предупредить: у меня нет денег, чтобы платить вам. Я не стану думать плохо о тех, кто захочет уехать, так как знаю, что у большинства из вас есть семьи. – Не дождавшись ответа, он продолжал: – Если вы решите остаться, нас ожидают нелегкие времена. Я считаю вас лучшими вакерос в Техасе; любой фермер, который вас наймет, никогда в этом не раскается. Пожалуйста, подумайте об этом, прежде чем принять решение. Преданность – хорошая штука, но она не накормит ваших детей.

Никто из вакерос не двинулся с места.

– Отлично, – кивнул Ноубл. – Каса дель Соль – ваш дом. Привозите сюда ваши семьи, и я обещаю, что никто не будет голодать.

Широкополые сомбреро взлетели в воздух, и послышались дружные крики:

– Да здравствует Винсенте! Да здравствует Каса дель Соль!

Алехандро улыбнулся:

– Вы должны только объяснить им, что нужно делать, и это будет сделано.

– Ну что ж, мы начнем с перестройки коралей, починки крыши конюшни и приведения дома в порядок. Карлос и Мигель, поезжайте к восточному холму, найдите побольше заблудившихся коров и пригоните их на западное пастбище, поближе к Брасос, где трава получше.

– Мы погоним их в Канзас-Сити, хозяин? – с надеждой спросил Карлос. – Я слышал, там хороший рынок скота.

– Не в этом году, приятель. Несколько голов, которые у нас остались, пойдут на то, чтобы накормить ваших детей. – Взгляд Ноубла скользил по знакомым лицам. – Если мы снова будем процветать, каждый из вас получит хорошие деньги. Но нет никаких гарантий, что это произойдет.

– Обязательно произойдет! – уверенно заявил Алехандро.

На лице Ноубла отразилось сомнение.

– Мне кажется, я должен дать вам еще один шанс подумать. Кто из вас уедет, а кто останется?

– Никто не уедет, хозяин, – ответил за всех Алехандро.

Ноубл снова почувствовал ком в горле.

– Спасибо, друзья. Я никогда не забуду этот день. – Он повернулся к старшему пастуху: – Алехандро, позаботься, чтобы у каждого было место для житья и чтобы все как можно скорее смогли привезти свои семьи. Скоро в Каса дель Соль вновь зазвучит детский смех!

Ноубл зашагал к дому. Больше ему не придется сражаться в одиночку. Впервые после возвращения в Техас у него в сердце затеплилась надежда.

Пока Рейчел поправлялась, у нее было много времени для размышлений. Сцена на реке неоднократно представала перед ее мысленным взором, и она все сильнее убеждалась, что пуля предназначалась Ноублу. Ведь у нее никогда не было врагов, а у него их было множество.

Странно, но Рейчел негодовала на неизвестного стрелка не столько из-за своего ранения, сколько потому, что он посягнул на ее право отомстить Ноублу. Это она должна была выстрелить в него, а не какой-то трус, прячущийся за деревьями! Рейчел знала, что Ноубл одинок и не имеет друзей. Она пыталась радоваться его бедам, но вместо удовлетворения чувствовала жалость.

Закрыв глаза, Рейчел опустила голову на подушку. Даже малейшее усилие утомляло ее. Внезапно во дворе послышались шум, какие-то крики. Рейчел не могла понять, что там происходит, да ее это и не заботило. Ее глаза опять закрылись, и она погрузилась в объятия сна.

В Каса дель Соль кипела бурная деятельность. По приказу Алехандро молодые вакерос отправились к холмам на поиски заблудившихся коров, а люди постарше занялись ремонтом гасиенды. Они заменяли недостающие камни в кладках и куски черепицы на крышах, подметали дворы и вычищали фонтаны, где все еще не было воды. Женщины под руководством Маргреты делали уборку в доме – чистили камины, полировали лестничные перила, выскребали каменный пол в кухне и начищали до блеска кастрюли и сковородки. Мебель и ковры возвращались из кладовых на прежние места.

Каса дель Соль возрождалась, но Ноубл прекрасно понимал, что изменения были чисто внешними. Мог наступить день, когда у него не останется никаких средств содержать гасиенду. Тем не менее его походка стала более легкой, а в глазах исчезла печаль. У него появилась цель, а значит, причина для того, чтобы продолжать жить. К тому же он был в долгу перед вакерос и их семьями, которые остались ему верны, когда большинство людей отвернулось от него. Ноубл не забывал, что обязан вознаградить их преданность.

Наступил вечер, но небо на западе все еще пламенело. Рейчел убедила Уинну Мей, что она достаточно окрепла, чтобы выйти в очаровательный внутренний дворик с фонтанами, который был виден из окна спальни. Девушка становилась беспокойной и нетерпеливой – верный признак того, что она поправляется.

Откинувшись на спинку стоящего во дворе плетеного кресла, Рейчел слушала звучащую вдалеке испанскую гитару – вечерний ритуал, к которому она уже привыкла. На небе светила луна, словно подвешенная среди звезд с единственной целью – купать сад в золотистом сиянии.

Рейчел посмотрела на большой фонтан в форме богини на колеснице, запряженной четырьмя жеребцами. Другая статуя изображала молодого греческого бога, стоящего с натянутым луком, как будто готовясь поразить неизвестного врага. «Жаль, что в фонтанах нет воды», – подумала Рейчел. Ей бы хотелось увидеть их такими, какими они были при жизни дона Рейнальдо.

– Я рад, что ты уже в состоянии выходить из дому, Рейчел.

Обернувшись, девушка встретилась взглядом с Ноублом.

– Завтра я уезжаю домой, – сказала она первое, что пришло ей в голову.

Ноубл придвинул еще одно плетеное кресло и сел рядом с ней.

– Мне уже сообщили.

Рейчел внезапно стало трудно дышать. Она ощущала робость в присутствии Ноубла, и ей это не нравилось.

– Я пыталась вообразить, как бы выглядел этот двор, если бы в фонтанах была вода. Наверное, это было великолепное зрелище!

– Ты никогда не видела фонтанов?

– Нет. Я впервые в этом дворе.

– Здесь три таких двора. Этот назывался Двором Богов. Когда-то здесь было очень красиво. – Ноубл глубоко вздохнул и устремил взгляд на мраморных жеребцов. – Но это было в другой жизни.

Наступила пауза. Казалось, оба не могут найти слов.

– Рядом с этим двором находился сад моей матери, – наконец сказал Ноубл. – Но теперь здесь не осталось цветов. Ничто не остается прежним…

Рейчел вдруг ощутила жгучее желание прижать голову Ноубла к своей груди и утешить его. Но она быстро опомнилась, представив себе его реакцию.

– Каса дель Соль… Я знаю, что это означает Дом Солнца. Какая трагедия, что он пришел в запустение!

– Немногим семьям в Западном Техасе удалось избежать последствий войны.

– Да, для Техаса наступили печальные времена, – согласилась Рейчел. – Многих людей, которых я любила, уже нет в живых.

– Мы не можем вернуться в прошлое, Зеленые Глаза. Иначе все мужчины, женщины и дети исправили бы свои ошибки и мир стал бы идеальным.

– Не сомневаюсь, что безупречному Ноублу Винсенте было бы нечего исправлять. Ты когда-нибудь признавал свои ошибки?

– Ах, Рейчел, если бы все мои ошибки взгромоздить друг на друга, то выросла бы гора до самых звезд. У меня столько же недостатков, сколько у других людей – возможно, даже больше, чем у многих.

Почувствовав на себе пристальный взгляд Ноубла, Рейчел быстро переменила тему:

– Я слышала, что твоя сестра Сабер гостит у родственников в Джорджии. Ты привезешь ее домой?

– Я уже послал за ней. Она вернется до начала зимы.

– Мне очень нравилась Сабер, хотя она на несколько лет младше меня.

– Ты тоже ей нравилась. Впрочем, тогда все Винсенте любили тебя.

Ноубл отвернулся, и Рейчел, глядя на его чеканный профиль, подумала, что он мог бы послужить моделью для статуи бога с луком.

– Когда Сабер вернется, это место станет наконец настоящим домом. – Ноубл снова посмотрел на Рейчел. – Человеку нужна семья – теперь я это хорошо понимаю.

– У меня больше нет отца…

– И у меня тоже. Мы оба знаем, как трудно пережить утрату.

Почувствовав острую жалость к Ноублу, Рейчел до боли сжала кулаки. Она не должна жалеть его!

– Что ты знаешь о трудностях и утратах, Ноубл? Разве ты когда-нибудь страдал? Испытывал голод? Варил вместо кофе жареные пшеничные зерна? Где ты был, когда наши мужчины сражались и умирали на Севере?

В глазах Ноубла внезапно вспыхнул гнев.

– Хочешь знать, где я был? На берегу Энтитама. Я помню, как держал на коленях голову семнадцатилетнего сына Джесса Мак-Ви, чтобы из его раздробленного черепа не вытек мозг! Я оставался с ним, пока он не умер. Этот мальчик был слишком юным, чтобы сражаться на войне, которую мы не могли выиграть. Мне хотелось умереть вместо него, но судьба не была так милосердна.

– Какой ужас, Ноубл! Ты рассказал об этом Джессу и Мэри?

Взгляд Ноубла стал ледяным. Он покачал головой:

– Нет. Я был в их лавке – хотел им рассказать, но… Ладно, это не имеет значения. Мне жаль парня. Он был хорошим солдатом и погиб смертью храбрых. Кто-то должен им сообщить.

– Ты мог бы написать им.

– О таком лучше сообщать лично.

– А где еще ты сражался, Ноубл? – На сердце у Рейчел было тяжело. Она понимала, что этому гордому человеку нелегко делиться с ней своими чувствами.

– В Геттисберге – стрелял в безликого врага и видел, как мои товарищи падают один за другим. Видел, как Юг проигрывает войну. – В его голосе не слышалось никаких эмоций. – Ты спросила, голодал ли я? Мне три недели пришлось жить на диете из овса, который я делил со своей лошадью. Конечно, лошади я отдавал львиную долю, так как конфедератская кавалерия хороша только в седле.

Рейчел с трудом сдерживала слезы. Ей и в голову не приходило, что Ноубл мог отправиться на войну. Только бы не заплакать в его присутствии! Она обвинила Ноубла, что он никогда не испытывал трудностей, а на его долю выпало такое, что она и вообразить не могла.

Ноубл поднялся и щелкнул каблуками:

– Капитан Ноубл Винсенте из техасской бригады легкой кавалерии – к вашим услугам, мэм.

– Я думала, ты убежал после убийства моего отца.

Он подошел к фонтану и положил руку на одного из мраморных жеребцов.

– Рейчел, я получил приказ явиться с рапортом в Гэлвестон за неделю до смерти твоего отца. Я не убежал, а отправился воевать за Техас. – Ноубл смотрел поверх головы Рейчел. – Но каждый раз, стреляя во время сражения, я знал, что убиваю не врага, а соотечественника… Если бы мы выиграли эту войну, то погубили бы наши души. Она была несправедливой с самого начала.

– Ты говоришь, как Сэм Хьюстон.

– Надеюсь.

– И тем не менее ты сражался за Юг. – Рейчел пыталась понять логику его поступков.

– Я сражался за Техас, а не за Юг и не за порочные идеалы конфедератов. – Ноубл умолк, словно подыскивая слова, потом устремил на нее пронизывающий взгляд. – А тебе приходилось голодать, Зеленые Глаза?

– Нет, но я знаю тех, кто голодал. И я ненавижу войну за то, что она сделала с Техасом. Было бы куда лучше, если бы мы оставались отдельной страной, как хотел Сэм Хьюстон.

– Я чувствовал то же самое, Рейчел. Я не верил в войну, но верил в Техас. И если Техас участвовал в войне, то я должен был сражаться, как его верный сын.

– Значит, ты воевал не за дело Юга, а ради родной земли?

– Не могу сказать, что я это понял сразу. Сначала я был введен в заблуждение, как и многие другие. Но, так или иначе, я техасец и ни у кого не прошу прощения за то, что сделал.

Сердце Рейчел бешено колотилось. Она пыталась представить себе Ноубла в серо-желтом офицерском мундире, который наверняка был ему к лицу. Но внезапно ей пришла в голову мысль, что и его могла сразить пуля янки.

– Будь я мужчиной, – медленно произнесла Рейчел, – то обязательно пошла бы на войну.

Ноубл усмехнулся:

– Удивительно, что тебя остановила такая мелочь, как женский пол. Если бы ты отправилась воевать, у янки не осталось бы ни единого шанса на победу.

– Ты не имеешь права… – сердито начала Рейчел.

Ноубл остановил ее, подняв руку:

– Прости, это я неудачно пошутил. Так как ты завтра уезжаешь домой, я хотел попрощаться с тобой, потому что во время твоего отъезда меня здесь не будет. – Он протянул руку, но тут же опустил ее. – Если тебе что-нибудь понадобится сейчас или в будущем, говори, не стесняясь.

– Ноубл, я… – Рейчел пыталась подобрать слова, но ей было очень трудно выразить переполняющие ее чувства. – Я больше не ненавижу тебя! – выпалила она наконец.

Лицо Ноубла стало печальным.

– El amor vence al odio, – сказал он по-испански и двинулся прочь.

Рейчел, глядя ему вслед, проклинала себя за то, что не выучила испанский. Мысленно она повторяла его слова, чтобы не забыть их, и прислушивалась к ночным шорохам. В саду Ноубла было так красиво! Здесь должны были бы играть дети с блестящими черными глазами отца. Она покачала головой. Лучше не думать о детях Ноубла, так как сразу приходят на ум Делия и ее ребенок.

Если бы их соседи знали, что Ноубл побывал на войне, то, может быть, они бы отнеслись к нему более терпимо. Но гордость не позволяла ему рассказать о том, что он сражался за Конфедерацию. Рейчел почти физически ощущала его одиночество, сама не понимая, почему это ее беспокоит.

Она начинала верить в невиновность Ноубла, но напоминала себе, что он всегда умел манипулировать людьми и внушать им доверие к себе. Почему же ей так хотелось положить голову ему на плечо и выплакать все свои горести? Почему она чувствовала, будто внутри у нее все разрывается на куски?..

Поднявшись, Рейчел нетвердым шагом двинулась к дому. По лестнице она поднималась с трудом, тяжело дыша и цепляясь за перила. Добравшись до своей спальни, она бросилась на кровать, истощенная физически и душевно, и закрыла лицо руками, не желая думать ни о чем. Она понимала, что Ноубла ждут новые беды, и не сомневалась, что он тоже это знает.

– Я хочу домой, – прошептала Рейчел, когда Уинна Мей вошла в комнату, держа поднос с едой.

– Завтра, – невозмутимо произнесла Уинна Мей. – А сейчас ты должна поесть и отдохнуть, чтобы набраться сил перед поездкой.

Рейчел приподнялась на локте.

– Что означает «Еl amor vence al odio»?

Уинна Мей наморщила лоб и поставила поднос на кровать.

– Что-то вроде «Любовь побеждает ненависть».

По телу Рейчел словно разлилось тепло. «Любовь побеждает ненависть». Неужели это правда?..