6

Адриан и сам задавал себе этот вопрос. Ни одного более-менее удовлетворительного ответа разум подбросить не спешил, самоуверения в том, что «Сьюзен попала в сложную ситуацию, и никто, кроме меня помочь ей не мог», почему-то не воспринимались всерьез. Анна как-то сказала, что человек всегда сам виноват во всех своих проблемах. Он кипятился и приводил в пример детей алкоголиков и больных раком, Анна возражала, что, во-первых, нужно разделять свои проблемы и не свои проблемы, а во-вторых, у всего на свете есть причина и болезнь тела часто лишь отражает болезнь духа… Он упрекнул ее в «метафизичности мышления» и подчеркнуто перевел тему на горячие напитки. По зрелом размышлении Адриан пришел к выводу, что Анна была недалека от истины. Ему, конечно, ничто не мешает обвинить Сьюзен и тетю Маргарет в том, что сейчас приходится мучиться с выбором галстука под подаренный Сьюзен ультрамодный пиджак, вместо того чтобы спокойно пить чай в Эшингтоне и слушать, как Анна мурлычет что-то под нос, перемывая посуду. Но снять с себя ответственность в этом конкретном случае было бы особенно унизительно.

Но Сьюзен так хотела, чтобы он пошел на эту вечеринку с ней. Разговор с отцом Сьюзен прошел на удивление гладко. Адриан к нему тщательно готовился. Ему тут как нельзя лучше пригодилось юридическое образование. Он представил мистеру Карловски несколько доводов, сводимых к одному: в Нью-Йорке у Сьюзен перспективы лучше и пусть работа будет напряженной, да и ритм жизни там заметно превосходит даже лондонский, но Сьюзен умница и со всем справится.

К его большому удивлению, мистер Карловски выслушал его не перебивая, потом долго жевал губу и в конце концов согласился. Адриан подумал, что напрасно не пошел в дипломатический корпус. Глядишь — принес бы стране ощутимую пользу…

Счастливая Сьюзен расплакалась от умиления и благодарности, торжественно помирились с отцом — Адриан бы даже сказал, что чересчур торжественно — и взяла с него обещание пойти с ней на богемную вечеринку, куда ее приглашали уже трое человек, но ей так хочется пойти с Эйдом, все равно он самый-самый умный и лучше всех…

Разве сложно раз в две недели оказать услугу хорошему другу?

Ну ладно, два раза в две недели. Две немаленькие услуги.

Но ведь Сьюзен его единственная подруга!

Была. До недавнего времени.

Несмотря на то что ни Анна, ни Сьюзен не были его любовницами, Адриан начал понимать мужчин, которые разрываются между двумя женщинами.

Обе они были его подругами, но Анна… С ней все не так, как со Сьюзен. Сьюзен никем, кроме младшей подруги, быть ему не могла. Он относился к ней, как мог бы относиться к сестре. А то, что Анна стала ему другом, — это словно взамен чего-то другого. Адриан теперь был уверен, что это только этап в их отношениях. Не последний.

На прикроватной тумбе испустил заливистую трель телефон. Адриан поднял трубку:

— Алло?

— Эйд, привет, ты в порядке? — Видимо, Сьюзен обеспокоило отсутствие какого-либо энтузиазма в его голосе.

— Да, конечно.

— А я уже готова, — проворковала Сьюзен. — Заедешь за мной? Только поторопись, пожалуйста, ты же знаешь, я не люблю опаздывать…

— Скоро буду.

Адриан воззрился на свое бледное, словно бы тусклое отражение. Нужно что-то менять. Он научится говорить «нет». Он научится не делать того, чего ему не хочется.

И решаться на то, чего желает, тоже.

А вечеринка была вполне сносной. По крайней мере, так ему показалось вначале. Гораздо лучше, чем «модная тусовка» в лондонской редакции всемирно известного журнала мод, на которую он сопровождал Сьюзен месяца полтора назад. О чем можно говорить с людьми, у которых на уме только лейблы и единственный талант которых состоит в том, что они могут со ста метров отличить туфли «Гуччи» от «Джимми Чу»? Сьюзен тогда, помнится, сказала, что нельзя зацикливаться на своей интеллектуальности и полезно время от времени погрузиться в мир людей, которые мыслят совершенно иными категориями, чем ты, — это расширяет кругозор. Адриан подумал, что если это категории «дизайнерская вещь — подделка», «фи, прошлый сезон — ого, последний писк», ему не только не полезно, а даже вредно, потому как может развиться мизантропия. Но вслух ничего не сказал — побоялся обидеть Сьюзен. Сьюзен была в минималистском платьице цвета морской волны, которое ей несказанно шло.

Торжество было посвящено открытию выставки одной молодой и подающей большие надежды художницы по стеклу. Проходило оно прямо в авангардном выставочном зале, и Адриану поначалу показалось, что неразумно включать громкую музыку и позволять людям танцевать вокруг стеклянных артефактов большой художественной ценности, но потом он решил, что это лучший подарок лично ему от организаторов — если бы не возможность любоваться настоящими картинами, словно сплавленными из цветного стекла, вазами и тончайшими, выдутыми скульптурами, он бы умер от тоски. А так он бродил по залу, будто одновременно находясь на грани миров: в одном, полутемном, подсвеченном сполохами светомузыки, пахло дорогой парфюмерией и дымом хороших сигарет, толпились люди, с некоторыми из них приходилось здороваться за руку и перекидываться пустыми фразами. В другом, тоже полутемном, как сказочные водяные духи, застывали фигуры и образы из стекла, и на мгновение Адриану показалось, что он сейчас потеряет рассудок из-за этой раздвоенности.

Он остановился возле большой подсвеченной «картины»: между двумя стеклянными пластинами сплетались в прихотливый узор потоки акриловой краски тех цветов, которые бывают на павлиньих перьях — синего, зеленого, фиолетового.

— Нравится?

Адриан вздрогнул от неожиданности. За его плечом стояла невысокая хрупкая женщина с некрасивым, но запоминающимся лицом.

— Да. Очень, — кивнул он. — А вы и есть Мэри Гроув?

— Угадали. — Она протянула ему узкую ладонь.

Адриан представился.

— Как это называется? — Адриан взглядом указал на «стеклянный холст».

Она улыбнулась, как ему показалось, немного печально:

— «Размышления о невозможном».

— Красиво, хотя и странно. Почему так?

— Эти цвета напоминают мне о том, о чем я мечтала и что так и не сбылось.

— Тогда выходит, что это грустная картина.

— Да. Так и есть. Но ведь не всем это дано понять? — Она обвела зал глазами, в которых застыло странное выражение — то ли смех, то ли симпатия. — Многие здесь совершенно об этом не думают.

— А вас не расстраивает, что здесь полно людей, которые просто пришли на богемную вечеринку?

— А куда пришли вы? — улыбнулась она. Этой улыбкой она напомнила ему Анну — мудрую, немного насмешливую, искреннюю.

— Пожалуй, что на богемную вечеринку, — усмехнулся Адриан. Мэри нравилась ему.

— Вот именно. Но это не помешало вам увидеть что-то еще. Кажется, у вас к этому талант.

Адриан вспомнил, что Анна считала способность смотреть на мир незамутненным взором главным человеческим достоинством. Жалко, что ее здесь нет. Впервые он подумал не о возвращении в ее маленький уютный мирок, а о том, чтобы побывать с ней в другом — большом, удивительном мире.

— Знаете, мисс Гроув, у меня есть подруга, которая наверняка очень рада будет увидеть ваши работы. Как долго продлится выставка?

— Десять дней.

— Хорошо, я…

— О, Эйд, а я тебя почти потеряла! — Рука Сьюзен мгновенно обвилась вокруг его руки — похоже, она твердо вознамерилась больше его от себя не отпускать.

Адриан улыбнулся: совсем как маленькая. Все еще думает, что ее желания движут миром и людьми.

— Мисс Гроув? Спасибо за чудесную выставку! — защебетала Сьюзен. — И вечеринка удалась на славу… Я очень рада, очень. Кстати, я…

Мэри поддержала веселую болтовню Сьюзен, а потом кто-то увел ее. На прощание она бросила на Эйда долгий взгляд и подарила ему улыбку в уголке губ. Похоже, она что-то поняла о нем. Может, что-то, чего он сам еще до конца в себе не понимал.

Завтра он вернется в Эшингтон.

Эта мысль согрела его, и он тепло улыбнулся Сьюзен, погладив ее пальцы, которые лежали на сгибе его локтя. В зале было темно, поэтому он не успел удивиться тому, что она зарделась от удовольствия.

Позже он отвез Сьюзен домой. Она против обыкновения молчала и, откинувшись на сиденье, смотрела, как мелькают за окном ярко освещенные витрины, неоновые вывески и фонари.

— Сходим завтра в театр? — наконец спросила она. Неужели именно эту мысль она долго вертела в мозгу, как пару металлических шариков, которые так приятно катать в руке?

— Завтра я возвращаюсь в Эшингтон, Сью. Извини. В другой раз сходим, — ответил Адриан.

— А зачем? — невинно спросила Сьюзен.

— У меня такое чувство, будто мое место сейчас там, — честно ответил Адриан. Сьюзен умничка, она поймет.

Про Анну ему говорить ей не хотелось — что-то мешало, что-то глубоко зашитое, почти инстинкт. С чего бы это?

— М-да, — глубокомысленно прокомментировала Сьюзен.

Молчание затянулось до конца поездки — правда, по ночным улицам, не забитым транспортом, ехать было недолго. Адриан мягко затормозил у парадного подъезда элитного дома, в котором жила с отцом Сьюзен.

— Ну пока, — сказала она и, промахнувшись по неосторожности, поцеловала его не в щеку, а в уголок губ.

— Пока.

В такое смущение Адриана могли ввести только разговоры одноклассников о женщинах, когда ему было лет двенадцать.

День для Анны начался совершенно необычным образом — она проснулась по будильнику, подумала, что в комнате холодно, поплотнее завернулась в одеяло и снова заснула. Следующее пробуждение ее произошло около десяти утра. Об этом ненавязчиво напомнил жиденький осенний свет, просачивающийся сквозь не закрытые накануне жалюзи.

Анну обуял ужас — сильнейший страх, который знаком только людям, которым случалось проспать что-то очень важное.

Что подумают люди? Ведь ее некому, некому заменить, подстраховать…

Анна рывком села на постели — и поняла, что рывок получился какой-то неубедительный. Мышцы слушались плохо, точно восковые. В голове настойчиво гудела пустота.

Ой. Заболела?! Анна не болела несколько лет — по тем же причинам, по каким не брала отпуска. На этот счет у нее с собой была четкая договоренность. Некогда отвлекаться. Незаменимые — есть.

Спустя минуты полторы, не меньше, ей удалось добраться до ванной комнаты. К счастью, срок годности шипучего аспирина, завалявшегося в аптечке, не истек. Выпив стакан «медицинской содовой» с кисло-сладким апельсиновым вкусом, Анна обрела способность думать больше одной мысли в минуту и передвигаться с вполне приличной скоростью. Она принялась выбирать одежду и косметику, которые помогли бы отвлечь внимание от ее воспаленно блестящих глаз и нездоровой бледности.

Что могло произойти? Простыла на прогулке? Ерунда, быть не может. Сквозняков у нее в доме нет. Чихающих и кашляющих клиентов у нее вчера не было. Неужели из-за нервов?

Анна покачала головой. Да уж, если внезапно вспыхнувший и явно сексуального характера интерес к ее персоне способен вызвать в ней такую бурю чувств, которую придется в самом прямом смысле перебаливать, пора что-то в своей жизни менять.

Может, уехать куда-нибудь на Ближний Восток, выйти замуж за какого-нибудь симпатичного шейха и быстро выбиться в любимые жены за счет искусства варить кофе? Арабы, они темпераментные, с ними проблем не будет…

Мысль была настолько дикой, что Анна забеспокоилась — а не горячечный ли это бред? Хуже могла быть только идея выйти замуж за Клайва…

То ли аспирин был на самом деле волшебным, то ли у Анны был дар самовнушения, то ли болезнь на самом деле была не болезнью, а чем-то иным, науке неизвестным, но уже через час об утреннем недомогании напоминало лишь ощущение сухости в глазах и некоторая замедленность движений. Впрочем, посетителей почти не было, за утро Анна сварила только четыре чашки кофе, из которых одна предназначалась ей самой, и медлить она могла сколько душе угодно. Если кто-то и счел смертельным оскорблением закрытую в неположенный час дверь кофейни, то никак своего недовольства пока не выразил.

Она уже было расслабилась и взялась за Мильтона, которого ей не так давно захотелось перечитатать — разговаривали с Адрианом о традиции героизировать отступников и бунтарей, — но тут на пороге возник Джеймс.

Анна мысленно застонала.

— Доброе утро, — сказал он.

— Доброе, — приветливо-отстраненно улыбнулась Анна.

— А я вот проходил мимо и решил зайти на чашечку кофе.

— Превосходно, — равнодушно отозвалась Анна. — Какой предпочитаете сегодня?

— По-венски.

— У меня кончился шоколад, — солгала Анна в надежде, что он пойдет куда-нибудь в другое место пить свой любимый утренний кофе.

Не тут-то было.

— Тогда любой другой на ваш вкус.

— Хорошо, в течение пяти минут заказ будет готов. Пожалуйста, займите место за столиком…

— Опасаетесь, что я на вас наброшусь?

— Нет, опасаюсь, что вас атакуют мои вирусы. Я приболела.

— Давайте повесим на дверь табличку «закрыто» и попробуем вас полечить? — невинно предложил Джеймс.

— Для этого вовсе не обязательно закрывать кофейню. — Анна с улыбкой продемонстрировала банку меда и положила себе в чашку с чаем две большие ложки.

Анну так и подмывало сварить ему какую-нибудь безвкусную дрянь, но, во-первых, она плохо представляла, как это можно сделать, имея на руках только лучшее кофейное зерно, а во-вторых, профессиональная гордость не позволяла портить репутацию своего заведения.

Она сварила ему банальный крепкий эспрессо в эспрессо-машине и для проформы добавила туда взбитых сливок. Если он и остался разочарован, то виду не подал, продолжал буравить ее взглядом.

— Как дела у миссис Хиггинс? — осведомилась Анна. На некоторых людей светская беседа действует сильнее, чем грубость.

— Все в порядке. Про Адриана и не спрашивайте, ничего не знаю. Хотя, может быть, знаете вы?

С какой бы это стати?! — возмутилась Анна, но вслух ничего не сказала и только равнодушно пожала плечами. Какой неприятный тип. В нем слишком много желчи. И как она вчера этого не разглядела?

Все шло не по плану. Джеймс злился. То нежное и чувственное, что вчера он своим безошибочным чутьем распознал в ней, сегодня будто заледенело. Осталась нервозность, немного замедленная пластика, а вот женскость, страстность — ушла. Может, и вправду дело в болезни? Или она так рассердилась на него за вчерашнее, что теперь отвергает даже на уровне инстинктов?

— Анна, я очень обидел вас вчера? — Он решился на ход конем. Не в правилах Джеймса извиниться.

Колкий взгляд из-под черных ресниц.

— Знаете, Джеймс, мне бы не хотелось вспоминать о том эпизоде. Интересно говорить про солнечные и лунные затмения, а не о затмениях сознания.

Джеймс ухмыльнулся. Никто не знал, что под этой нахальной гримасой скрывалось его поражение.

Сам Джеймс в свои поражения категорически не верил.

Это еще не последний ход, леди бариста. Он достал и с отвращением смял в пальцах сигару.

— Сюрприз! — счастливо провозгласила Сьюзен. Да уж, сюрприз. Кого Адриан никак не ожидал увидеть на пороге своей спальни в тетином вестминстерском доме, так это Сьюзен.

— Свежая пицца! Еще горячая! Я гнала машину, чтобы довезти ее, пока она такая! — Сьюзен чмокнула его в щеку. — Эй, ты чего? Войти хотя бы можно? Или ты там прячешь наложниц? — Она бесцеремонно заглянула через его плечо в спальню.

Хорошо, что он уже успел принять душ и одеться. Адриан покачал головой. Почему в последнее время она вызывает в нем раздражение? Наверное, не стоит так строго к малышке. Она ведь хотела сделать ему приятное. Только вот опять напутала: это она любит горячую пиццу на завтрак, а он любит тосты с мармеладом… Как часто мы путаем чужие пристрастия со своими.

— Хочешь завтракать в спальне? — удивился он.

— А почему бы и нет? Пикник на полу — очень необычно.

— Давай все-таки в столовой.

— Скучно.

— А я страшный ретроград. Ты еще не заметила?

— Я надеялась, что дружба со мной скажется на тебе положительно и ты почувствуешь вкус к новому! — обезоруживающе улыбнулась она. Безупречная улыбка.

Нет ничего страшнее безупречности. Хм, он это где-то слышал?

— Прости, но я не хотел бы здесь. Давай спустимся в столовую.

— Ну хорошо, хорошо… — Сьюзен развернулась и зашагала вниз.

Она была одета в синий джемпер и узкие светлые джинсы. Так как в последнее время Адриан привык наблюдать ее в платьях различной степени открытости, то этот нехитрый наряд его удивил. Однако потом ему в голову пришла мысль, что эта простота — одна лишь видимость и какой-нибудь именитый дизайнер голову сломал, пытаясь найти такое изящное решение какой-нибудь сложной художественной задачи.

— Кстати, а как тебе удалось встать так рано? — поинтересовался он.

— А я не ложилась, Бобби принес такой интересный фильм, что я начала его смотреть и не смогла остановиться.

— Любопытно. И что за фильм?

— «Элизе завтра восемнадцать».

Адриану это название ни о чем не говорило. Он старался не думать о том, как некстати приехала Сьюзен и что теперь завтрак затянется, а ему очень хочется поскорее уехать…

Сьюзен бессовестно ему наврала. Но не говорить же Адриану, что случайный почти поцелуй в машине начисто лишил ее покоя и что она до утра маялась в своей большой кровати, буквально бредя им, и твердо решила, что никуда его не отпустит. Никакого Эшингтона. Никаких эшингтонских барышень. Он создан только для нее и скоро сам об этом догадается. Непременно.

Пиццу Сьюзен отдала на кухню, чтобы там ее разогрели и порезали на кусочки.

Адриан старался есть не торопясь, но все равно обжигался пиццей.

— Сью, ты извини, я немного нервничаю перед поездкой, поэтому по-человечески пообщаться не получится, — предупредил он ее.

— Ничего страшного, в дороге пообщаемся. Или уже на месте. — Она блеснула улыбкой.

Адриан замер с ножом и вилкой, занесенными над куском пиццы.

— Подожди. Ты имеешь в виду, что…

Она хлопала ресницами.

— …что ты тоже хочешь поехать в Эшингтон? — закончил свою мысль Адриан.

— Ну да. Миссис Хиггинс меня пригласила, и я решила, что перед отъездом в Штаты неплохо было бы немного расслабиться, насладиться староанглийской атмосферой, посмотреть, в конце концов, провинцию родной страны, а то я, кроме Лондона, ничего не видела.

Адриан переваривал новость.

Сьюзен следила за его лицом, и то, что она видела, нравилось ей все меньше и меньше. Никакого энтузиазма. Похоже, он вообще не рад. Мог бы хоть изобразить некое воодушевление — из вежливости. Неужели он потерял к ней всякий интерес?

На глаза Сьюзен моментально навернулись слезы злости и обиды. Она поспешно опустила голову, сделав вид, что распределение начинки по тесту — крайне важный и занимательный вопрос.

Адриан мгновенно обрисовал себе перспективу своего дальнейшего пребывания в Эшингтоне. Тетя Маргарет, конечно, ее пригласила (интересно, когда?), но вот только Сьюзен, как ни крути, подруга Адриана, а не тети Маргарет, поэтому она почти все время будет проводить рядом с ним.

Маленький кофейный рай с Анной, прощай!

Почему-то он не мог себе представить, что Сьюзен и Анна подружатся и будут мило беседовать за чашкой чая или кофе.

Сказать, что он ее с собой не возьмет, нельзя — это будет смертельная обида на всю жизнь. Они, конечно, через какое-то время помирятся, но даже когда Адриан станет стареньким-стареньким, Сьюзен будет ему время от времени напоминать об этом грубом отказе, как до сих пор время от времени припоминает, что еще в первый год знакомства не взял ее с собой в Португалию.

К тому же Адриан чувствовал, что со Сьюзен что-то не так. И в отношениях их что-то не так. Нельзя сейчас быть резким, правда нельзя…

— Сью, а тебе там не будет скучно? — осторожно спросил Адриан. — Все-таки там не так много развлечений, как здесь. Совсем не так много.

— Но ты же не умираешь там с тоски, наоборот, тебя туда как магнитом тянет! — не сдержалась Сьюзен.

— У меня есть занятие, которое я вожу с собой. Я пишу книгу.

— Отлично. Буду рисовать пасторали.

— Ну не дуйся…

— Я не дуюсь. Мне, может быть, обидно, что ты на корню губишь мою творческую карьеру. Может, у меня талант к пасторалькам!

— Ага. А ты его зарываешь в землю. Ничего, откапывай поскорее, а то в Нью-Йорке он умрет в страшных муках.

Она улыбнулась.

— Ну вот, снова солнышко выглянуло, — с облегчением констатировал Адриан. — Ладно, есть еще одна проблема. Я собирался ехать прямо сейчас. Но тебе нужно собрать вещи, правильно я понимаю?

— А я уже собрала. В моей машине три чемодана.

Эшингтон вряд ли переживет эту модную атаку. Ну ничего. Это еще не самая большая неприятность из всех возможных.

Адриан и не знал, как походит иногда на свою тетю Маргарет, мучимую мигренями.

Загрузка...