По следам мечты [СИ]

Глава 10

«Первая неделя тренировок далась тяжело, у Андрея болели ноги, руки, голова. В общем, можно сказать, что ныло все тело. Домой он приходил уставшим, но с хорошим чувством приобретения чего-то нового. Ко второй неделе боль стала стихать, уступив место неизвестно откуда взявшейся энергии и силе. „Сила“ — это было особое состояние, на котором настаивал их гуру. Сила бралась не из мышц или приемов, она шла в комплекте с уверенностью в собственных возможностях. Одноклассники тоже замечали это „силу“ и нередко приставали к Андрею с расспросами, чем это таким интересным он занимается со Шмелем. Андрею очень хотелось похвалиться, но это было против правил, а подводить коллектив, тем более такой странный как их лесная компания, ему совсем не хотелось. Андрей отмахивался от одноклассников, говоря, что они со Шмелем занимаются только английским. Многие даже верили. К слову, язык Андрей действительно подтянул. Шмель придумал интересную методику, он не заставлял Андрея учить какие-то слова, а предлагал их запоминать ассоциативно. Так его научили в школе, которую он посещал раньше. Когда мама Андрея увидела первую за четверть пятерку в дневнике, она сразу успокоилась по поводу новых тренировок и даже просила сына приглашать Шмеля, ну то есть Вадима, конечно, почаще домой. И это при том, что она терпеть не могла когда Андрей приводил домой хоть кого-то. В общем, по всем фронтам наступила благодать и счастье. И только предстоящая разборка с Гришей сидела острой занозой в душе Андрея. Он несколько раз заговаривал со Шмелем, думая, что тот передумает. Но Шмель был непреклонен — Гриша должен был понести наказание и точка. Андрею очень не нравилась такая категоричность нового друга, да и сам принцип расправы ему казался абсолютно варварским и нечестным. Одно время он думал, что такие принципы навязывают Шмелю на тренировках, но вскоре выяснил, что Лис категорически против каких-либо реальных боевых контактов вне клуба. Андрея так и подмывало рассказать их сенсею как Шмель, вопреки правилам, прочищает себе дорогу на школьный пьедестал. Впрочем, скоро Андрею стало не до подковерных игр.

Учительница по английскому языку — Надежда Викторовна была еще очень молодой и увлекающейся натурой. Она не просто учила детей, она действительно добивалась знаний. Казалось, что ей совсем не интересно было ставить оценки по уровню, заглядывая на четвертные и аттестационные итоги. Она всерьез ждала от учеников с пятого по одиннадцатый класс самоотдачи в постижении ее предмета, а потому не ставила других оценок кроме двоек и пятерок. Но чтобы получить у нее пятерку, надо было очень постараться. Не достаточно было просто пересказать текст на английском, надо было сделать это с выражением, а еще лучше с правильным произношением какого-нибудь штата США или на худой конец великой островной империи. Но путать произношения этих диалектов, а уж тем более используемые слова и обороты было категорически нельзя. Одним словом, пятерку у Надежды Викторовны заслуживал разве что студент Оксфорда или Кембриджа, что впрочем, для учеников средней общеобразовательной школы номер сорок один было не принципиально. И вот появился случай получить эту саму заветную пятерку. Но какой ценой! Как-то перед уроком, когда все стоя приветствовали учителя, Надежда Викторовна, вместо своих обычных „ху-из-он-дьюти-тудей“ начала с объявления, что собирается поставить пьесу на английском языке, для которой ей нужны восемь мальчиков и пять девочек. Добровольцы не освобождались от основных занятий, но могли получить бонусы при рассмотрении четвертной оценки. И добровольцев, конечно, не оказалось. Да и кто бы сам на такое пошел: мало того, что надо выполнять обычные задание установленные школьной программой и усердной учительницей, так еще пришлось бы зубрить дополнительные тексты на английском, и (о ужас!) выходить с ними на сцену. Андрей со своим произношением и знаниями лишь зевнул на такую перспективу. Зато Шмель неожиданно засуетился и стал доставать Андрея на следующем же уроке.

— Давай пойдем вместе, — настаивал он. — Одному стремно. Скажут, что как ботан сам вызвался. А вдвоем ничего не скажут.

— Да какой из меня англичанин! — возмущался Андрей. — Я и не запомню все это.

— Чепуха, запомнишь. Да и я тебе помогу. Соглашайся, пока она сама не стала набирать — все же к этому и идет.

— Ну и пусть, наверняка выберет самых способных. Да и тебя наверняка выберет, так что можешь не суетиться. И вроде сам не назывался, и поучаствуешь.

— Ты не понимаешь, — завелся Шмель. — Если она сама будет выбирать, то и роли будет раздавать. Достанется какой-нибудь ужас. А так мы выберем себе, что попроще, и окажемся в дамках.

Доводы Шмеля Андрею казались логичными, но все равно, напрягаться ужасно не хотелось.

— Зачем это тебе? — спросил Андрей.

— Хочу хорошую оценку в четверти.

— Ой, да ладно. Она у тебя и так будет. Говори. Я вслепую не пойду.

Шмель задумался и чуть тише произнес:

— Я думаю потом поступать на театральное, — сказал и стал пристально смотреть на Андрея.

А Андрей и сам не знал, как реагировать. С одной стороны — какая разница кто кем хочет быть. А с другой, очень не вязался образ беспринципного, даже злого, Шмеля с миром Мельпомены. Андрей решил не озвучивать ответ, лишь кивнул, словно принимая.

— Так ты согласен? — спросил Шмель.

— Ну, давай попробуем, — неохотно ответил Андрей.

И это было одно из самых удачных его решений.

На следующей же перемене Шмель поволок Андрея к англичанке, озвучивать свое решение. Надо сказать, Надежда Викторовна почти не выказала сомнений по поводу участия Андрея, хотя пробормотала себе под нос непонятное: „horrible pronunciation“. И все же, она была рада, во-первых, она обретала первых актеров, а во-вторых, одним из этих актеров был ученик из школы с усиленным английским. Она тут же засуетилась, достала из своей объемной сумки две распечатки и показала мальчикам роли. Андрею достался дворецкий, как он потом узнал при помощи словаря, Шмелю же достался герцог. Что за герцог, что за дворецкий, и о чем вообще была пьеса — разобрать было сложно. Шмель предположил, что это творчество самой Надежды Викторовны, потому как ни в одной из известных пьес (а он, видимо, разбирался) такого набора персонажей быть не могло. Андрею, в сущности, были неважны детали, главное, что роль его ограничивалась всего пятью короткими предложениями, а зато он гарантированно получал хорошее отношение англичанки. Вскоре обнаружились и другие плюсы. В пьесы участвовали девочки из параллельных классов, причем, судя по ажиотажу на кастинге, засветиться в пьесе хотели самые симпатичные, ну или те, которые себя к ним причисляли. И вот тут уж Андрею было о чем нервничать. Если с пьесой сложилось все более менее гладко, то с девочками у Андрея еще не складывалось никак. Он, конечно, общался с одноклассницами, ходил на школьные дискотеки, где, в общем, не робел, но стоило девушке ему понравиться, Андрей тут же терял всю свою уверенность, начинал обильно потеть, заикаться и вообще, вести себя как полный имбецил. А тут грозило не просто оказаться среди красивейших девятиклассниц школы, но и как-то с ними общаться. Но самое страшное было, что одну из главных ролей получила Наташа Семякина — ангел из девятого „Б“. Семякина была не просто стройной красивой блондинкой, она была действительно интересной. Это была девочка из хорошей семьи, с умным взглядом и не по возрасту ответственным отношением к миру. Надо ли говорить, что она была на хорошем счету у педагогов, и очень уважаема в собственном классе. В отношениях, порочащих честь и достоинство замечена не была, да сложно было ее представить увлеченной какими-нибудь романтическими глупостями. Впрочем, это не мешало сохнуть по ней мужской половине школы, с седьмого по одиннадцатый класс. Что-то говорить про учителей в этом смысле, было сложно, но историк постоянно собирал походы, каждый раз интересуясь именно у Наташи, отпустят ли ее родители. Семякина в походы не ходила, и не потому, что была какой-то чопорной и закрытой для общественных мероприятий, у нее были резоны так поступать, и дело было точно не в родителях.

Наташе досталась герцогиня. Андрей сперва даже поревновал чуть-чуть, ведь герцогом был Шмель. Но потом выяснилось, что у Шмеля, оказывается, уже были какие-то „суперзерьезные“ отношения вне стен школы, а „глупые школьницы“ его совсем не интересовали. Более того, как это было не странно, но по воле творческой музы Надежды Викторовны, общалась герцогиня в основном с дворецким. Причем, монологи у нее были что надо — на полстраницы, а глупому дворецкому, у которого уже от этого открытия краснели уши, оставалось только односложно поддакивать и вставлять ничего незначащие фразы.

Первый день репетиций — это было самое неловкое, нелепое, скомканное, наполненное комплексами и переживаниями действие, когда-либо происходившее в актовом зале школы. Молодые актеры разбились по классам, интересам и полу. Надежда Викторовна пыталась разобраться с последовательностью сцен, сама себя чувствуя неловко в амплуа режиссера и, как догадывался Андрей, драматурга. Так и не разобравшись со своими обязанностями, англичанка решила, не мудрствуя лукаво, исполнять известную ей роль — педагога, и, пожалуй, это было самое правильное решение. Он усадила всех на первом ряду и стала вызывать на сцену, по ходу пьесы. И вот тут и наступил тот самый ужасный момент для Андрея, ведь в первой же сцене участвовал он и Наташа. И хоть знания текста наизусть от них пока никто не требовал, читать на английском с листа для Андрея тоже было проблемой. Нет, читать он мог, и, в общем, без запинок, но его произношение… Андрей знал, что со стороны, когда он старательно пытался выговорить межзубное „зэ“ или непроизносимое „эр“, он выглядел словно дебил, увидевший впервые азбуку. И вот теперь ему надо было продемонстрировать свое произношение перед самыми симпатичными девочками в школе, стоя на сцене, да еще и рядом с Семякиной.

— Начинайте, — поторопила англичанка Андрея, у которого была первая фраза.

Андрей бросил взгляд на Семякину, которая с очень серьезным видом, и даже, казалось, с придыханием, уже готова выпалить весь свой огромный текст. Ему надо было произнести всего лишь: „Вы звали меня, Ваша светлость“. И тут строки поплыли, звуки вылетели из головы, и получилось что-то страшное, с кучей твердых, с неправильными ударениями, с произнесенными непроизносимыми, и очень грозным тоном, словно дворецкий был не то чтобы не рад, что его позвали, а просто хотел убить за это. Андрей в ужасе поднял глаза на англичанку и увидел, как она сморщила нос, как если бы пыталась чихнуть. Увидев взгляд Андрея, она, не переставая морщиться, решила ободряюще улыбнуться, и с этой страной гримасой произнесла:

— Very good. Наталья, please, continue.

В зале раздались смешки, но Семякина начала читать, и вроде все затихли. Андрей выдохнул. У него была еще одна фраза в конце, но там было всего три слова, и он надеялся, что выпалит их быстрее, чем кто-то сможет что-то услышать. А Наташа читала прекрасно, она легко произносила сложные русскому уху звуки, жонглирую словами и интонациями, словно это был родной для нее язык. Андрей, еще красный от стыда, с восхищением смотрел на партнершу и удивлялся, насколько та органично смотрелась в этой роли. Он легко мог ее представить настоящей герцогиней, которая вот так же — с достоинством, с гордой осанкой сокрушалась о чем-то перед дворецким. Это было странное чувство: здесь, в средней полосе, в средней школе, посреди серости и уныния вдруг появился лучик грации, совершенно неестественный в местом колорите, как может быть неестественна сирень, вдруг решившая вырасти на свалке. Андрей так засмотрелся, что пропустил место, где он должен был добавить свою реплику, но после того как Семякина, прекратив читать, выразительно на него посмотрела, спохватился и, как и собирался, выпалил свои три слова.

Надежда Викторовна похвалила первых выступающих, сделала пару замечаний Наташе, и попросила поработать над произношением Андрея. Затем она пригласила на сцену следующую группу.

Неожиданно после выступления Семякина не пошла к своим одноклассницам, а, взяв за локоток Андрея, отвела его к дальнему от сцены окну.

— Ты сам согласился играть в пьесе? — спросила она.

— А что? — ответил чуть грубовато Андрей, решив, что Семякина хочет ему высказать претензии, за то, что он их подставляет.

— Нет, — Наташа пожала плечами, — просто странно. Ты вроде не очень любишь английский.

— Нам поблажки обещали в четверти.

— А, — погрустнела Наташа, — ясно. А тебе совсем-совсем не интересно в пьесе поучаствовать?

— Почему неинтересно, — стушевался Андрей. — Интересно. Хотя я понимаю, с моим произношением здесь делать нечего.

— На самом деле, произношение можно и поправить, тем более, тебе-то и нужно всего несколько слов правильно произнести.

— Ага, — без энтузиазма ответил Андрей. — Я попробую.

— Нет, ты не думай, — замялась Семякина, — я не хотела наезжать. Наоборот, я хотела помощь предложить.

— Какую? — удивился Андрей.

— Слышал про „Ешко“?

— По телеку крутили, — ответил Андрей, — лохотрон какой-то.

— Ничего не лохотрон, — сказала Наташа. — Там отличные уроки, книги интересные. А еще они присылают диски, на которых озвучены все слова. Хочешь, я подберу тебе твои слова, и запишу их.

— А на кассету можешь? — Андрею было неловко говорить, что диски ему слушать не на чем.

— Конечно, — ответила Наташа. — Я тогда постараюсь сегодня же заняться твоим текстом. А ты завтра кассету принеси чистую.

— Договорились, — согласился Андрей.

Пьеса продолжалась, на сцене уже во всю блистал Шмель, но взгляды многих были направлены не на сцену. Школьная среда она такая, стоит мальчику и девочке о чем-то пошептаться — сразу же идут сплетни. И вот, кажется, одна из сплетен рождалась прямо здесь и сейчас. Андрей видел эти взгляды, но не особо по их поводу переживал. Наоборот, быть нанесенным на карту школы, попасть в хорошую сплетню, а отношения с одной из самых красивых девочек в школе это хорошая сплетня, было даже приятно. Да и вообще, идея поучаствовать в пьесе уже не казалось такой ужасной. Андрей посмотрел на сцену, где переигрывал Шмель и подумал, что благодаря этому новенькому в его жизни что-то уж очень быстро все переменилось: какие-то интриги, закрытые тренировки, пьесы, драки, предстоящая казнь. И хоть последнее все еще угнетало, в целом, стоило признать, что эти перемены были к лучшему.

Андрей еще не знал, что в гармоничной и сбалансированном мире новые возможности просто так не даются. И если что-то приходит „на шару“, то за это обязательно надо будет позже платить. И может даже больше чем по предоплате».