По следам мечты [СИ]

Глава 11

Это прекрасное время года: солнце, цветы, зелень, море. Так думает большая часть жителей северной страны, но не я. Для меня лето — это жара, вонь, тупые красномордые увальни, пот, пыль, духота, в общем, преддверие ада. А так как жить мне посчастливилось на последнем этаже под самой крышей, в не продуваемой квартире на одну сторону, рядом с раскаленной докрасна дорогой, то прочувствовать лето мне удалось во всем своем великолепии. Вот когда вспоминаешь, что у тебя есть местный друг, знающий места с тенью и, чем черт не шутит, недалеко от воды. Что писать в такое утро не получится, я даже не сомневался. Десять утра, а грело как в преисподней, поэтому я набрал номер своего крышного брата, с главным вопросом:

— Сокол, а на речки вы ходите?

— Сейчас идем, — легко ответил мой друг.

— И ты собирался меня позвать?

— Вообще-то, нет.

— Друг называется. А чего так?

— Ну… у нас своя компания.

— Круто, Сокол, круто. Просто замечательно. Как на пикники ходить, и скидываться на бухло так я — правильная компания. А как на речку, так — нет.

Я бросил трубку. Я был зол. Но, конечно, от тут же перезвонил.

— Ромыч, ну ты чего? Я же не знал…

— Не знал, что я тоже человек?

— Что ты любишь речки.

— Нелепо, Сокол, нелепо.

— Ладно, — Сокол шумно выдохнул, — мы через двадцать минут выходим. Встречаемся во дворе.

— Ты уверен? — решил я поерничать. — Может, не стоит?

— Хватит, Ром. Просто тебе не понравится. У нас свои привычки и традиции.

— Вот и приобщусь.

Ничего не обычного на первый взгляд не было. Был Лелик, Димон и Кир. Сокол был с гитарой и какой-то молодой фанаткой с синими волосами, которая смотрела на моего крышного брата открыв рот.

— Это Юля, — представил свою фанатку Сокол. — А это Роман, — представил он меня.

— Он тоже музыкант? — мерзко растягивая гласные, спросила Юля.

— Нет, — ответил Сокол. — Ромыч писатель.

— Вау, — сказала фанатка.

— Ух-ты, — сказал я.

— Вчера познакомились, — зачем-то объяснил мне Сокол.

— Я понял. Когда пойдем?

— Сейчас, еще одного человека дождемся.

К моей радости этим человеком оказалась Саша.

— Всем привет! — Саша приветственно махнула рукой, подходя к нашей компании. — О, ты тоже идешь? — это уже мне. — Я думала, ты не любишь ходить на пляж.

— Почему все так говорят? — немножко вспылил я. — Когда я говорил, что не люблю воду? Я обожаю купаться. Я плаваю как кит, увидишь.

— Только если с берега, — ухмыльнулась Саша. — Я сама-то не очень плаваю.

— Научу.

— Это вряд ли, — Саша поежилась. — Был у меня уже один учитель — чуть вместе не утонули. Не хочется повторять этот опыт.

Меня неприятно кольнуло упоминание какого-то давнего «учителя». Учил значит плавать? Чему еще?

— Может, уже пойдем? — сказал Кир. — Нам еще по жаре на трамвае пилить.

Кстати, да, отдельное удовольствие: душный аквариум из стекла и металла. Не было у вас клаустрофобии? Покатайтесь на трамвайчике ближе к июльскому полудню в выходной.

Но бывает, что везет. Пока стояли на остановке — жара убивала. Но приехал вожделенный рогач, и затянули облака. Стало как будто прохладнее. Добирались весело: Сокол пел Сплина, фанатка Юля нестройно подпевала, Кир и Лелик о чем-то спорили с Сашей. Я был немного в стороне, но не чувствовал себя выключенным из компании. Чего такого я мог не понять? Нет, ну бывает, занудствую, но это так — по привычке.

И лишь когда наш летний десант высадился на городском пляже, я понял, о чем говорил Сокол. Нет, сперва все было супер: искупались, все кроме Саши, чокнулись пластиковыми стаканчиками с сангрией, попели песни. Но вот потом… Я не сразу понял, чего собираются делать ребята. Но они дружно встали, взяли мяч и отошли на свободное место. Я пошел за ними.

— В стенку пойдешь? — спросил Сокол, буравя меня взглядом.

— В какую стенку?

— Мы в «вышибало» играем. Ты либо в стенке, либо выбивающий.

— Это как в детском саде? — не понял я.

— Я говорил, что ты не поймешь.

— Ну, почему… — я оглянулся на отдыхающих, которые от нечего делать глазели на нашу компанию. Что я помню про эту игру? Одни швыряют мяч, другие с визгом разбегаются. Да, так в детском саду мы и играли. А вот эти люди будут на нас смотреть. Смотреть как взрослые дяди и тети швыряют мячиком друг в друга. Мне хотелось побороть в себе это. Саша явно была в команде, и уже нетерпеливо подпрыгивала, ожидая начала игры. Но представить, что я тоже буду там… Вспомнился зарубежный фильм и слова из него: «мужики не танцуют. Арнольд вот не танцует, он даже двигается с трудом».

— Нет, не могу, — наконец ответил я. — Извини, Сокол.

— Да, ничего, — усмехнулся он с очень довольной миной и взглядом «я же говорил». Ненавижу такие взгляды.

Я ретировался на наше покрывало и закурил. Ребята разошлись в стороны и стали самозабвенно швыряться мячом. Девчонки прыгали, визжали. С удивлением я обнаружил, что к игрокам стали подходить другие отдыхающие. Они тоже включались в игру. Причем, там были и пузатые дядечки и степенные дамы, которых в резвости уж никак не заподозришь. Скоро в эту детскую забаву, казалось, уже играло полпляжа. А кто не играл, просто смотрели и смеялись. Ну, может, кроме серьезных мужчин в синих наколках, которые отдыхали чуть в стороне от всех.

Разглядывая эту идиллическую картину, стал думать, что единственный, придурок на этом пляже — я сам. Бирюк, закоплексованный, надутый чурбан. А я же себе стараюсь нравиться. А тут такое откровение. Пришлось уйти грустить в камыши, с сигаретой в зубах. И тут меня ждал сюрприз, на мои обожженный полуденным солнцем плечи легли прохладные руки Саши.

— Не грусти, — сказала она.

— Не грущу, — я повернулся к ней. — А чего ты ушла?

— Надоело, — Саша дотронулась тыльной стороной ладони до головы.

— Ты перегрелась, — догадался я. — Тебе срочно надо в воду, а то солнечный удар и головная боль до вечера.

— Да, — Саша сморщилась.

— Тогда пошли?

— Только, давай, неглубоко, — попросила она.

— Сама глубину выберешь, — ответил я, и уверенно взяв ее за руку, повел к воде.

— И без дурацких шуток, — попросила Саша, оказавшись по щиколотку в воде.

— Никаких шуток, — заверил я.

— И не брызгаться и не топить.

— Я на болвана похож? Ты явно боишься воды, и я не собираюсь ничего такого делать. Наоборот, я буду только для подстраховки, все время рядом.

Это, кажется, подействовало. Саша смело зашагала на глубину и остановилась, крепко сжав мою руку, когда вода ей уже доходила до плеч.

— Дальше не пойду, — испуганно сказала она.

— Ок, — ответил я. — Окунись, здорово же.

— С головой? — с сомнением спросила она.

— Я бы с головой окунулся.

— А если течение?

— Ну, только если Гольфстрим разбушуется, — усмехнулся я.

— Можно я буду держать тебя за руку? — спросила просто так, она уже держала.

— Конечно.

— Никуда не уходи.

— Никуда не уйду.

Она, наконец, нырнула.

— Круто!

Как же она была хороша. Ее волосы слиплись, повисли на плечах сосульками, глаза намокли, и от воды стали особенно выразительными. Наяда.

— Хочешь, я тебя покатаю?

— Как?

— Есть несколько вариантов, могу за руку вести, могу на плечах, в принципе, если не боишься, сможешь за меня держаться, и сплаваем на глубину.

— Все хочу!

И все было. Столько восторга я, пожалуй, не вызывал ни у одной девушки. И да, мы сплавали на глубину. Она называла меня большой черепахой, и прижимаясь всем телом, держалась за шею. А потом она попросила ее отпустить. Ну, как отпустить, я по-прежнему ее держал под руки, но она была более свободна, словно плыла сама. Под нами было не очень глубоко, я это понял, когда в очередной раз попытался перехватить ее удобнее — я чуть больше опустился под воду и почувствовал, как большой палец ноги коснулся дна. И все же, этого было достаточно, чтобы утонуть. Утонуть и в луже-то можно. И в какой-то момент Саша сама это поняла. Она вдруг испуганно дернула ногами и резко прижалась ко мне. Мы оказались лицом к лицу, я почувствовал своей кожей ее купальник, ее кожу, ее губы на своих губах.

— Эй, ихтиандры, долго плавать вредно.

Чертов Сокол.

— Пойдем? — чуть задыхаясь, спросила Саша.

— Пойдем, — немного расстроено, ответил я.

Мы выбрались на берег, держась за руки, словно в этом был смысл, словно пока мы были в воде, нам надо было чувствовать друг друга. И как только ступни коснулись песка, магия исчезла. Саша мягко, но непреклонно разрушила наше единение.

— Наигрались? — чуть злее, чем хотел, спросил я.

— Да, — ответил Сокол, не глядя мне в глаза. — К тому же, Юля ногу поранила.

— Сильно? — встревожилась Саша.

— Пустяки, — ответил Кир, обрабатывая щиколотку несчастной йодом.

— Запасливый, — сказал я, имея в виду антисептик и пластыри.

— Так не в первый раз, — ответил Кир.

— Он у нас врач, — зачем-то пояснил Лелик.

— Еще не врач, — уточник Кир и налепил пластырь девушке на ногу.

— Надо обеззаразить, — сказал Димон и протянул Оля стаканчик с сангрией.

— Может, и остальным нальешь, — заметил Сокол, — раз уж взял коробку.

— Конечно, — ответил Димон, и стал наполнять стаканчики.

Вдруг лицо Сокола изменилось. Оно стало напряженным и немного испуганным.

— Я извиняюсь, молодые люди, не хотел мешать.

Я сидел спиной к подошедшему, поэтому не сразу оценил, почему у всех так вытянулись лица. Но как только повернулся, сразу догадался — к нам подошел один из серьезных, которые отдыхали на пляже чуть в стороне от всех. И хоть он был вежлив, и не казался сильно пьяным, зоновские наколки, рассыпанные по всему телу, нагоняли жути.

— Я вижу, вы отдыхаете, а инструмент пока лежит без дела, — продолжил мужчина, безошибочно обращаясь к хозяину инструмента. — Я сыграю пару песен друзьям. — Это был вопрос, но прозвучал как утверждение. Хотя мужчина не делал никаких попыток самостоятельно забрать гитару, он именно интересовался, вроде как, по-приятельски.

Сокол явно растерялся, он переглянулся с Леликом и Димоном — видимо, с кем он привык советоваться, но Лелик опустил очи долу, ковыряя пластиковой вилкой кусок колбасы, а Димон лучше бы молчал.

— Мы сами сейчас играть будем, — сказал он, чуть дрожащим голосом.

— Но сейчас ведь не играете, — резонно заметил мужчина. — Да я всего на пару песен.

Сокол в отчаянии посмотрел на меня. Вот уж дудки, решай сам, раз такой инициативный. Я не мог ему еще простить, что он нас Сашей выгнал из воды. Я пожал плечами, мол, как решишь.

— Ну и отличненько, — приняв молчание как согласие, мужчина очень деликатно забрал гитару.

— Вот, блин, — засуетился Сокол, когда мужчина отошел к своим и стал что-то наигрывать, — я ее все утро настраивал.

— Так не отдавал бы, если жалко, — заметил я.

— Ага, не отдавал бы, — Сокол смутился и бросил взгляд на Сашу, — я как-то не очень боец.

— Ты шутишь? — усмехнулся я. — Никто с тобой здесь не стал бы драться из-за гитары. Общественное место, полно людей, а эти, — я мотнул головой в сторону прозвучавшего шансона, — явно понимают, что из-за глупости влипать не стоит. Да и потом, нас здесь пятеро здоровых парней, при желании справились бы.

— А если у них ножи? — решила вступиться фанатка за свой объект обожания.

— А у нас есть вилки, — пошутил я, подняв с покрывала одноразовый прибор.

— Ладно, — наконец выдохнул Сокол, — не забирать же. Принесут.

А вот в этом я сомневался, уж очень очевидно все струсили, явно давая понять гражданину, что напрягаться и таскать гитару туда-сюда нет никакого смысла. Но я не стал расстраивать своего крышного брата раньше времени. Не хотелось портить настроение, после наших с Сашей заплывов, ну и зол я был еще на него.

Мы продолжили пить, общаться, а я все больше тонул, и сколько не подныривал, пальцы так и не могли нащупать дна. Саша вела себя словно ничего не произошло. Опять. Игра это такая? Она ведь меня не гонит, но и не зовет. На какое-то мгновение мне кажется, что мы пара, но как только начинаю утверждаться в этой мысли, так сразу натыкаюсь на ледяной взгляд непонимания. Кошки-мышки.

— Не хочешь еще раз сплавать? — предложил я Саше.

— Нет, — ответила она после небольшой паузы. — Я и так норму перевыполнила. Обычно я на речке максимум по колено.

— Обычно ты боишься утонуть, — заметил я.

— Я и сейчас боюсь, — ответила она, и отошла к Юле интересоваться про порезанную ногу.

— А я окунусь, — неизвестно кому сказал я, — надо остудиться.

Река, особенно чистая, а та река была чистой, дарит сил лучше любого моря. С пресной водой стоит подружиться, она не будет просто так тебя держать — ей нужны усилия, но если ты понял ее, никакие шальные волны не собьют твой настрой. В ширину река была не очень большой — метров сто двадцать примерно. Мне хотелось сделать чего-нибудь идиотского, и я ее переплыл. На другом берегу не было захода — одни коряги да камыши, но когда устаешь от воды готов выбраться на сушу хоть через терновый куст.

С другого берега все кажется немного иначе. Саша была в своей среде, она суетилась с подранком, параллельно раздавая рекомендации ребятам, что подать и как обращаться с пострадавшей. Пацаны слушались ее, шутили, смеялись. Это их игра в вышибалу — совершенно нормальное занятие, их дружба давно уже на полусловах и жестах, их мир замкнутая система, готовая лишь временно терпеть присутствие чужих. Чужих, вроде меня и этой Юли, которая вдруг, в свете нового открытия стала мне даже чуть-чуть симпатична.

На другом берегу было сидеть одиноко. Пусть я чужой и пусть я не вписываюсь, кто мне помешает немного искупаться в чужой дружбе. Я полез обратно в воду, уже с меньшим желанием и даже с легкой опаской. Когда я плыл в эту сторону, то не думал о пути обратно. А вода уже не казалось такой теплой, а противоположный берег — близким. У меня даже мелькнула мысль найти ближайшую переправу на тот берег и перейти по ней, но единственный мост маячил где-то на краю горизонта и, похоже, не был пригоден для пешего перехода. Попасть под поезд, протащившись в плавках несколько километров тоже было бы не лучшим решением. Значит надо просто плыть. Как назло куда-то подевались смелые отдыхающие, заплывающие на середину реки, лодки, катающие влюбленных и пьяных, и пришлось вспахивать локтями водную гладь в полном одиночестве. Где-то на середине я остановился, чтобы перевести дух. Да, курение и безобразный образ жизни дают о себе знать. Мысленно пообещав себе начать думать о бросании вредной привычки, и хотя бы два раза в неделю выбираться поплавать, я приступил к последнему рывку до берега. В голове промелькнула мысль, что никто из ребят, и конечно же, Саша, про меня даже не вспоминали. Куда я делся? Что со мной? А вдруг я уже утонул. Что тогда — они пожмут плечами, вызовут полицию и спасателей, а потом поспорят, что делать с моими вещами. Сокол, благородно отнесет их ко мне домой, у него же есть вход через крышу. Интересно, я его закрыл? Но тут мне стало не до переживаний за сохранность вещей в квартире, моя правая нога неожиданно повела себя странно и перестала слушаться. Более того, как-то неестественно вывернувшись, она начала сильно болеть и словно набрала вес. Я понял, что совсем не могу сдвинуться с места. Паника. Я заставил себя глубоко дышать. Во-первых, я прислушался к ощущением и понял, что вторая нога у меня все еще функционирует нормально, во-вторых, я все еще плыву, только медленнее. В принципе, мне надо было просто продолжать грести и все, но нестерпимая боль в ноге сильно мешала, зажигая «аларм» в моем испуганном сознании при каждом движении. Я перевернулся на спину, к счастью, обладал таким навыком, и поплыл глядя на солнце, чуть приподняв сведенную ногу над водой. Да, я уже понял, что это было спасение, но так неприятно дрейфовать, не видя берега, когда тебе хочется уже быстрее выбраться на сушу.

— Извините, — сказал я какой-то женщине, встретившись макушкой с ее пятой точкой.

Я доплыл, вышел, сел на песок. Я так устал. Больше никогда не войду в воду. Больше никаких рисков для жизни.

— Ром, — рядом нарисовался мой крышный брат.

— Чего? — мне хотелось рассказать Соколу, что он только что пропустил грандиозное шоу — спасение утопающего самим собой, но что-то в его озадаченной смазливой морде заставило меня промолчать.

— Не сходишь со мной?

— Куда? — не понял я.

— К этим, — Сокол кивнул головой в сторону бывалых. — Надо же гитару забрать.

— А я тебе зачем?

— Но их же трое.

— А ты что, драться с ними собрался?

— Нет. Просто для поддержки.

— Ты понимаешь, как это глупо будет выглядеть? Представь, что ты идешь к соседке за солью и берешь с собой приятеля, для поддержки. Смешно же.

— Смотря какая соседка.

— У тебя и такие случаи бывали?

— Ну, сходи со мной.

— Ох, Сокол, — я поднялся. — Навязался ты на мою голову. Иди к ребятам и сиди, как ни в чем не бывало. И даже не думай глазеть в их сторону.

— А ты?

— А я принесу гитару.

— Ромыч, ты настоящий друг, — сказал мой приятель с таким выражением лица, словно собирался расплакаться.

— Иди уже.

Дождавшись пока Сокол вернется к ребятам, я двинулся в сторону бывших сидельцев. Впрочем, что я знаю, может у них хобби такое — тематические татуировки, а сами они инженеры и летчики испытатели.

— Я прошу прощения, — сказал я, подойдя. — Но нам нужна наша гитара.

Мужчины прервали свой разговор и посмотрели на того, кто добыл для их праздника инструмент. Но шансонье молчал, и я так же, как давеча и он, просто подошел и взял гитару. Вдруг певец остановил меня, схватившись за ремень гитары.

— А мы еще не все спели, — сказал он.

— Очень жаль, — ответил я, как можно ровнее. Хоть я и выпендривался перед Соколом, но подобных конфликтов боялся как огня. Страшно в какой-то момент почувствовать в себе отсутствие решимости. Почему-то именно этого страха я всегда боялся. Но бывалый не стал раздувать конфликт, он усмехнулся, словно услышал хорошую шутку и отпустил ремень. Не дожидаясь новых инсинуаций, я решил не искушать судьбу и быстренько ретировался.

— Ну как? — спросил обеспокоенных Сокол, забирая у меня гитару.

— Что «как»? Гитару отдали.

— А что он от тебя хотел?

Видимо мой крышный брат все-таки глазел в нашу сторону. Вот как с такими идти в разведку — ничего нельзя доверить.

— Ничего, сказал, что хотел бы еще сыграть.

— Я ему больше не дам гитару, — резко ответил Сокол и стал прятать инструмент в чехол.

— И правильно, — согласился я с его решением. — Я тоже снова не хочу ее забирать.

— Да мы бы сами… — начал говорить что-то Димон, но вдруг прервался и стал испуганно смотреть мне за спину. — Смотри, снова идет.

— Я сказал, — Сокол был суров на показ, — гитару они больше не получат.

Но, как выяснилось, бывалый и не хотел гитару, он подошел к нашей компании и сказал, обращаясь только ко мне:

— Отойдем на пару слов.

И тоже, это не звучало вопросом.

Под взглядами всей собравшейся компании, я встал и поплелся за татуированным. Тот не стал далеко уходить, просто нашел место в тени деревьев, и сел, прислонившись к пожарному щитку. Пока я шел за ним, думал, что если что-то случится, никто из той компании даже не дернется. Я пойду ко дну, со сведенной ногой, или рухну в песок с ножевым в боку — ничего не изменится для них.

Я подошел и сел рядом с бывалым. Можно было не садиться, но разговаривать свысока — в основе невежливо.

— Я слушаю, — сказал я.

— Друзья твои, — в своей манере то ли спросил, то ли констатировал мужчина.

— Вроде, — пожал я плечами.

— Хреновые друзья, — сказал бывалый и посмотрел на меня, немого щурясь от солнца. — От таких друзей надо держаться подальше.

— Почему?

— Потому. Видел я такое не раз. Бесхребетные твари, живут как бабочки, облетают препятствия. Самое поганое, что облетают-то удачно. А вот такие как ты, — он ткнул в меня указательным пальцем, — для них вроде трамплина, с которого удобнее взлетать от любых проблем. Они улетят, а ты останешься. Ты сильный и ответственный, а это хреновое сочетание.

— Разве? — удивился я.

— Конечно, — кивнул бывалый. — Мне никто этого не объяснил, когда надо было, и видишь, что теперь. Они пользуются тобой, а ты лишь подставляешься. Небось за девчонкой вон той пытаешься ухаживать.

Я дернулся как от удара. Одно дело откровения подвыпившего сидельца, другое — вторжение на зыбкую территорию. Я не знал, как бы себя повел, если бы он стал говорить про Сашу гадости.

— Да успокойся, — сказал он, увидев мою реакцию. — Нормальная девчонка, симпатичная. Ничего против не имею. Просто она крючок, на котором тебя держит эта компашка. Но наступит момент, и они тебя сольют в два счета, а сами останутся все в белом. И девочка эта недолго будет тосковать, упорхнет вместе с ними. Смотри, — бывалый взглядом показал туда где расположилась наша компания, — они уже тебя сливают. Увидели опасного дядьку и решили свалить. А тебя, значит, бросили.

— Позовут, — неуверенно, сказал я.

— Может и позовут, — не стал спорить мой собеседник. — Но только не потому что за тебя переживают, а для очистки совести. Мол, мы позвали, а ты сам думай. Успел выкрутиться — молодец, не успел — ну что же, мы же тебя звали.

Ох, как созвучно это было моим мыслям. Как точно он бил. Но только в одном был не прав — мы не были друзьями. Я лишь недавно свалился на их голову. Впрочем, иногда мне хотелось назвать себя их другом. Но я видел, как Саша собирает в корзину остатки еды, как Сокол поправляет чехол гитары, похоже было, что и звать-то они меня не собирались.

— Ладно, — мужчина поднялся, — я сказал, а дальше сам думай. Только запомни, — он понизил голос, — соберешься что-нибудь делать, лучше никому не говори, и на этих не рассчитывай. В лучшем случае — не помогут, в худшем — утопят еще сильнее.

— Да я вроде не по этой части, — сказал я.

— Это правильно, — неожиданно серьезно ответил бывалый. — Но жизнь такая штука, бывает всякое. Сегодня ты беззаботно портвейн потягиваешь с девчонкой, а завтра захочешь грохнуть кого-то.

— Это вряд ли, — не согласился я.

— Да, — мужчина оглянулся на нашу компанию, а потом снова обратился ко мне, — минутка вроде есть, пока твои не сбежали. Расскажу тебе одну историю. Жил такой чел, правильный и ответственный, вроде тебя. Военным мозгоправом работал. Жена у него была красавица, блондинка. И вот у них все хорошо, хату взяли в кредит, ребенка заделали, второго ждали. Но со вторым не получилось, какие-то бакланы с дуру или под хмурым жену его резанули. Не знаю, зачем, вроде колечко обручальное понравилось. Короче, мусора этих бакланов взяли, а те сразу того, кто ножом бил дружно сдали. Ну, улики, там, кровь на одежде, отпечатки. Короче, поехал мокрушник домой. А муж этот свихнулся. И вроде ребенок еще есть, и жить есть где, а жить не может. Сдал дите старикам, с работы ушел и поехал искать зону, где этот сидит. Договорился на свиданку с мокрушником.

— Зачем? — не понял я.

— Отомстить, — ответил мой собеседник.

— Это я понимаю. Зачем убийца согласился с ним встречаться?

— Знаешь, в каменном мешке посидишь, любой движухе будешь рад. Но тот вроде пообещал что-то. Не знаю. Короче встретились они. Муж ему типа, вот посмотри кого ты загубил. Фотку ему показывает. Ну, а тот, в несознанку, чего ты брат, я себя не помнил в таком состоянии не то, что эту телку. А муж ему, мол, не могу спать. Хочу чтобы ты знал, каким замечательным человеком она была. Предложил мокрушнику встречаться раз в неделю, ну и посулил, там, чай и курево за встречи. А тот баклан совсем без мозгов, согласился. Ну и короче, стал муж приходить, фотки жены приносить, рассказывать про нее. А мокрушника это не особенно парило, даже куражился потом перед корешами, что, мол, на халяву посылки получает, вместе с фотками классной телки.

— Ром, — окликнул меня Сокол, — мы собираемся. Ты идешь?

— Сейчас, — отозвался я.

— Смотри как разбегаются, — усмехнулся бывалый. — Я тебе говорю — гнилое племя.

— Что там дальше с этим мокрушником стало? — во мне проснулся сочинитель, который не мог пропустить такую историю.

— Ну, что. Муж, короче, стал приходить каждую неделю, приносил фотки, личные вещи жены, показывал узи не рожденного ребенка. Через несколько таких встреч мокрушник поскучнел. Уже не в кайф ему стал и чай, и табак, что приносил муж. Он стал просить, чтобы тот больше не приходил. Но муж не соглашался, а на следующую встречу еще и конфет принес, чтоб, значит, тому больше было интереса приходить. Ну, мокрушник пришел еще два раза, а потом перестал. Муж этот еще постучался пару раз в хату, но тот больше не хотел с ним общаться. Муж вернулся к своей жизни, стал ребенка воспитывать, жену новую нашел, на работу, говорят, устроился лучше прежней.

— А убийца?

— А сам как думаешь? Вздернулся. Когда у тебя нет особо других дел, ты начинаешь в башке прокручивать последние важные события. Это от мусоров можно сбежать, а от мыслей в голове не сбежишь. Он сперва все фотки порвал и сжег, потом сигареты и чай раздал, чтоб ничего не напоминало. Но тема уже проникла в его душонку, и он не мог от нее избавиться. Говорят, даже выл, как при отходняке. А потом, видимо, не выдержал, и на собственных штанах повесился. Ладно, короче. Это я к тому, что всегда надо быть готовым, к тому, что жизнь может выкинуть. Жизнь она — девка злая, счастья не любит.

Бывалый, не прощаясь, пошел обратно к своим собутыльникам, а я пошел к своим. Выдумал он, наверное, нагнал жути.

— Чего он хотел? — спросил Сокол, когда я вернулся.

— Поговорить, — пожал я плечами.

— О чем?

— О друзьях. С друзьями, сказал, что мне повезло. И с девушкой.

— Нам с тобой тоже очень повезло, — зачем-то сказал Сокол. — Собрался? Полетели.