Щиколотку у меня дергало от боли, когда Виктория и я изо всех сил жали на педали велосипедов, сначала поднимаясь на холм, потом спускаясь с него к церкви. По крайней мере мой велосипед был не таким, какие можно увидеть в музее – с одним большим передним колесом, но он был ужасно тяжелым и неудобным в управлении. Я поймала себя на том, что то и дело тянусь к переключению передач, которого там не было.
– И почему твой брат не изобрел его? – пробормотала я, когда мы с Викторией наконец подъехали к церкви.
Мы оставили наши велосипеды на ступенях церкви. Слезая с велосипеда, я заметила, что мой дорожный костюм заляпан грязью, хотя при езде я и поднимала юбку настолько высоко, насколько позволяли приличия. Жаль, что я не успела переодеться в брюки.
Виктория взбежала по ступенькам и вошла в тяжелые дубовые двери. Острая боль пронзила мне ногу, когда я с бешено колотящимся сердцем заковыляла за ней. Что если мы опоздали? Что если Натаниэль и Пруденс уже стали мужем и женой?
Церковь была набита битком; в ней собралось по меньшей мере человек триста. Десятки голов повернулись в нашу с Викторией сторону, когда мы ворвались внутрь. На лицах читалось неодобрение. Не обращая внимания на вызванный нами переполох, я полухромала, полупрыгала вслед за Викторией вдоль прохода, держась за спинки скамей, чтобы не упасть.
– Согласна ли ты, Пруденс Элизабет Пратвелл взять в мужья этого мужчину, любить и почитать его в горе и в радости, в здравии и в болезни? – звучал голос священника.
Виктория первой добралась до алтаря. Пруденс потрясенно вздохнула, увидев из-под своей изысканной белой кружевной фаты сестру Натаниэля.
– Да, – быстро проговорила она. Священник негодующе посмотрел на меня, ковыляющую к алтарю, но ничего не сказал, а повторил свой вопрос, обращаясь уже к жениху, который еще не заметил нашего вторжения.
Натаниэль медленно кивнул.
– Я…
– Ты не можешь! – выкрикнула Виктория, бросаясь к брату.
Он обернулся, челюсть у него отвисла.
– Виктория! Тейлор?! Что, черт возьми, вы…
– Я могу объяснить, – ответила я. – Феннивик…
– …Пытался убить Тейлор, столкнув ее с крыши, – перебила меня Виктория, становясь между женихом и невестой. – Я видела его, он сказал, что Пруденс его любит и что он собирается жениться на ней после того как убьет и тебя тоже.
– Да, это так, – подтвердила я. – Феннивик был человеком Руфа, получал от него деньги. Он отравил мой чай и поджег твой склад. Он признался в этом перед тем, как попытался столкнуть меня с «вдовьей дорожки».
Все краски сошли с лица Натаниэля. Он повернулся к своей без минуты жене и поднял ее фату.
– Пруденс, что тебе известно обо всем этом?
Пруденс вспыхнула как спелая клубника.
– Я ничего не знала про убийство. Квентин мне об этом и словом не обмолвился.
– Квентин, вот как? – Лицо Натаниэля приняло угрюмое выражение. – Значит, ты признаешь, что… встречалась с ним?
Она прикрыла рот рукой.
– Ох, Нетти, я никогда не хотела обидеть тебя. Ты должен этому верить, – тихо проговорила она. – Но я не могла не любить его, с самого начала я любила его. Но папа не одобрял этого. Он сказал, что Квентин мне не пара.
– И был прав, – проворчал Мортимер Пратвелл, сидевший в первом ряду. – Этот человек развратник и игрок, хотя он казался достаточно толковым служащим. Очевидно, и в этом отношении я неправильно судил о нем.
– Непохоже, чтобы вы так думали, когда говорили Руфу, что необходимо заняться моим кузеном, – возразила я, не обращая внимания на сдавленные рыдания Пруденс. – Вы ведь наняли Феннивика, чтобы устроить пожар на складе Натаниэля.
– Это была идея Руфа. Я понятия не имел, что он или Феннивик хотят кому-то причинить вред. Я до сих пор не могу понять, что толкнуло этого человека на подобную подлость.
Рот Натаниэля превратился в жесткую линию.
– Подозреваю, что если вы проверите свои бухгалтерские книги, вы обнаружите, что ваш доверенный служащий манипулировал фондами, чтобы расплатиться с долгами. Ходят слухи, что он по уши в долгах.
Пруденс скатала в комок свой мокрый платок.
– Ах, Нетти, ты всегда так хорошо ко мне относился, был настоящим джентльменом. Я… я не достойна тебя…
Рыдая, она подхватила свой кружевной шлейф и выбежала из церкви. Грейс Пратвелл вскочила и бросилась за дочерью, а за ними последовал и отец Пруденс.
Натаниэль не удостоил их больше и взглядом, а вместо этого шагнул ко мне. На глазах у всех присутствующих в церкви, застывших в изумленном молчании, он взял мои руки в свои.
– Тейлор, я вел себя как дурак. Мне не следовало оставлять тебя одну, – тихо, так что только я могла его услышать, сказал он. – Ты пыталась предупредить меня, мне нужно было тебя слушать. Подумать только, я чуть было не потерял тебя…
Я взглянула на него и в его глазах увидела отражение собственных чувств. Необычное тепло разлилось по всему моему телу с головы до ног и до меня вдруг дошло – я же люблю Натаниэля.
– Все в порядке, – потрясенно прошептала я.
Я хотела было подойти ближе к нему, но нога у меня подвернулась, я споткнулась и чуть не упала.
– Ты ушиблась, – заметил он, поддержав меня. Вокруг глаз появились морщинки от беспокойства за меня, которое быстро перешло в гнев.
– Это всего лишь растяжение, – в смущении пробормотала я.
– Где этот негодяй Феннивик? Я дух из него вышибу.
– Виктория и я связали его, заткнули рот кляпом и заперли на чердаке. Сейчас, наверное, полиция уже увезла его в тюрьму.
Он высоко поднял брови.
– Ты и моя маленькая сестренка сделали это? Две женщины – одни?
Уголок рта у меня приподнялся в улыбке, означающей «я же тебе говорила».
– Как я говорила, женщины могут делать все то же самое, что и мужчины.
– Да, – протянул он и его темные глаза посмотрели на меня с уважением. – Это ты доказала. Хотя готов спорить, есть вещи, которые лучше делать вдвоем с мужчиной.
Кто-то из присутствующих в церкви кашлянул. Натаниэль повернулся лицом к присутствующим.
– Ну, что вы все уставились?
По толпе прошел удивленный шепоток. Возвысив голос, так чтобы его было слышно за общим шушуканьем, Натаниэль прокричал:
– Чего вы ждете? Идите все домой. Свадьбы не будет.
Полностью осознав смысл его слов, я испытала такое потрясение, словно на меня налетело цунами. Натаниэль отменил свадьбу, а значит Пруденс не сможет причинить ему боль, и Феннивик не будет представлять опасности, и Стюарт-хауз можно будет спасти.
Я изменила историю.
– Тебе вовсе не следует этого делать, мне уже гораздо лучше, – сказала я, когда во вторник утром Натаниэль подложил еще одну подушку под мою слегка опухшую щиколотку.
Все эти три дня, прошедшие после его несостоявшейся свадьбы, он ухаживал за мной, не отходя от меня ни на минуту и покидая мою комнату только на ночь. Мы говорили часами, поверяя друг другу свои мысли и чувства, хотя и не касаясь кое-каких вещей. Я уговорила Натаниэля позволить мне взять его камеру и сделать кое-какие снимки окрестных мест, по крайней мере тех из них, которые можно было сфотографировать с крыльца или с крыши, поскольку из-за распухшей щиколотки я не отходила от дома дальше чем на несколько ярдов. Мы очень сблизились, и я обнаружила, что меня угнетает перспектива залезть в среду на рассвете на чердак и… расстаться с Натаниэлем, конечно, при условии, что моя теория о возвращении в свое время в момент землетрясения окажется верной. Я почти мечтала, чтобы этого не произошло.
За это время он ни разу не заговорил со мной о моем отъезде, а я в свою очередь не пыталась убедить его в том, что скоро начнется настоящее светопреставление. В конце концов мне удалось изменить его судьбу, и сегодня же вечером я предприму что-нибудь в отношении Виктории.
Натаниэль поставил мне на колени поднос. На нем были тарелка с дымящимся куриным бульоном, булочка и пирожок.
– Поешь, это поможет тебе восстановить силы. – Он взял пирожок. – А это для Аполлона.
Пес выхватил пирожок из рук Натаниэля и с жадностью умял его.
– На здоровье, – насмешливо сказал Натаниэль и, пододвинув стул ближе к кровати, сел.
– Спасибо, – поблагодарила я Натаниэля за нас обоих, вдыхая запах куриного бульона, потом показала на газету, которую он держал под мышкой. – Итак, что нового в мире?
– Давай посмотрим, – начал он. – Рузвельт поднял шумиху вокруг макрейкеров. В Гранд Опера сегодня начинаются концерты Карузо, а в Италии…
– Произошло извержение Везувия, погибли сотни людей.
Брови у него поднялись.
– Откуда, черт возьми, ты об этом узнала? Новости только что дошли до Западного побережья.
– У меня свои способы, – ответила я с загадочным видом, предпочитая пока не заострять внимание на этом вопросе.
– Ты можешь себе представить, что целый город оказался стертым с лица земли в результате этого бедствия? Мне об этом даже думать страшно, – он покачал головой.
– Да, конечно, – нервно подтвердила я, зная, что скоро мне придется сказать ему о землетрясении. – Говоря о стихийных бедствиях…
– А вот это тебя наверное заинтересует, – перебил он. – На будущей неделе начнется суд над Феннивиком.
Если здание суда не сгорит к этому времени, подумала я, а вслух сказала:
– Что, по-твоему, с ним станет?
– Проведет остаток дней в тюрьме, если его не повесят.
Я кивнула.
– Он самая подходящая для этого кандидатура.
Наклонившись, он погладил меня по щеке тыльной стороной ладони, затем накрутил на пальцы прядь моих волос.
– Ты употребляешь очень любопытные обороты речи. Сначала мне это казалось странным, но теперь я нахожу эту твою привычку весьма привлекательной. Собственно говоря, все в тебе меня очаровывает.
От его слов и прикосновения огонь пробежал у меня по жилам.
– Правда?
– Да, правда, – ответил он, глядя мне прямо в глаза.
Я вспомнила другой случай, когда он произнес эти, или почти эти слова, и вздрогнула, осознав скрытый в них смысл.
– Тейлор, – продолжал он тем временем, беря меня за руки, – я вот спрашивал себя, достаточно ли хорошо ты себя чувствуешь для того, чтобы выйти в город.
– Выйти в город… с тобой?
– С кем же еще? – Улыбка тронула его губы, кончики усов поднялись вверх. – Сегодня дают «Кармен». Я надеюсь, ты окажешь мне честь, позволив сопровождать себя.
– Ты просишь меня о свидании?
Он сжал мне руки и стал медленно водить пальцем по ладони, отчего все у меня внутри словно вспыхнуло огнем.
– Можно и так сказать.
Мне стало радостно и горько одновременно. Именно об этом я мечтала. Сама мысль о том, чтобы провести вечер в городе с самым красивым из всех известных мне мужчин, была похожа на сказку. Но в то же время я понимала, что очень скоро должна буду расстаться с Натаниэлем навсегда – по крайней мере в том случае, если вообще возможно совершить во время землетрясения скачок в будущее. Самым правильным было бы не переходить той черты в наших отношениях, которой мы уже достигли.
– Да, – услышала я собственный голос. – Я бы хотела послушать с тобой оперу.
По правде говоря, осознала я, я бы пошла с Натаниэлем Стюартом на соревнования по свиному хрюканью, если бы он меня пригласил. К счастью для меня, его тянуло к культурным развлечениям, а не к свиньям.
Он взглянул в окно и нахмурился, увидев собиравшиеся на небе тучи.
– Надеюсь только, что не пойдет дождь.
– Не пойдет. Будет ясно и сухо, прекрасный весенний вечер, – сказала я, вспомнив описания погоды накануне землетрясения.
– Дай-то Бог. Ну, тогда до вечера. Подняв мою руку, он прижался губами к ладони, и по руке словно пробежал электрический ток.
– До вечера, – откликнулась я, и хотя до вечера было еще далеко, перед глазами у меня зажглись звезды.
Я одевалась, готовясь к походу в оперу, когда в дверь постучала Виктория.
– Тейлор, можно мне войти?
– Конечно, – я открыла дверь.
При звуке голоса Виктории Аполлон навострил уши и радостно потрусил к двери.
Виктория широко раскрыла глаза, увидев на мне платье персикового цвета, которое Натаниэль купил мне для свадебного вечера, но которое у меня так и не было случая надеть.
– О Боже, Тейлор, ты просто красавица! – воскликнула она.
– Думаешь, оно подойдет? – спросила я, смущенно теребя кружево, обрамлявшее низкий вырез платья. – Боюсь, оно слишком легкое и слишком нарядное для оперы, но ничего более подходящего у меня нет.
– Оно безупречно, – Виктория решительно кивнула. – Попомни мои слова, все эти старые курицы в темных платьях позеленеют от зависти. – Она вытянула руку – на ладони лежали таблетки. – Пока они мне не понадобятся. Знаешь, эти твои таблетки – настоящее чудодейственное средство. Большое тебе спасибо.
– Пожалуйста, – я положила таблетки на прикроватный столик.
Виктория почесала Аполлона за ушами и пес довольно заворчал.
– Ну, – сказала она, понимающе взглянув на меня, – я, пожалуй, пойду, не буду тебе мешать. Заканчивай спокойно свои сборы. Имей в виду, мой брат не любит ждать.
– Учту, – ответила я, и она выскользнула в холл, сопровождаемая Аполлоном.
После ее ухода я высыпала таблетки в пузырек и хотела было убрать его в сумку, но вгляд мой упал на дату, обозначающую срок годности таблеток: 31 июля 199О года. Это было доказательство, которое я искала. Теперь я могла убедить Натаниэля в том, что я действительно из будущего.
Но почему я не испытала при этом никакой радости? Я бы должна была почувствовать волнение, возбуждение, подъем, ну по крайней мере облегчение. Я же вместо этого почувствовала странную подавленность.
Да потому, с удивлением осознала я, что мне вдруг расхотелось рассказывать Натаниэлю и о том, откуда я, и о том, что скоро я исчезну.
Я была не готова порвать чудесную связь между нами. Я не могла этого сделать. Пока не могла. Землетрясение произойдет не раньше пяти завтрашнего утра. У меня оставалось еще много времени на то, чтобы спрятать свечи Виктории и тем самым спасти ее. Но сначала я хотела насладиться вечером в обществе Натаниэля. Сегодня.
Всего один вечер, подумала я, а потом Золушка вернется к своим лохмотьям, или, как в моем случае – спортивному костюму. И где-то на рассвете мне придется сказать моему только что обретенному принцу правду о том, откуда я появилась.
Зал оперного театра был полон. Погасли огни и сидевший рядом со мной Натаниэль в темноте взял меня за руку, отчего мне сразу же стало тепло.
– Говорят, у Карузо ангельский голос, – тихо проговорил он.
– Ангел, который никогда больше сюда не вернется, – откликнулась я, вспоминая прочитанные мной в свое время истории о том, как Карузо, до смерти напуганный землетрясением, подбежал к окну своего номера в гостинице и запел во весь голос, желая удостовериться, что пережитый им ужас на нем не отразился.
Натаниэль усмехнулся.
– Ну, для того, чтобы удержать человека со славой Карузо – не говоря уж о его самомнении – от выступлений в этом городе, потребуется божественное вмешательство.
– Это ты верно говоришь, – я внезапно занервничала. Сейчас было не время говорить Натаниэлю, что оперный театр, также как и все другие театры Сан-Франциско, скоро сгорит до основания.
Карузо вдохновенно интерпретировал роль дона Хозе. Меня захватила история проститутки Кармен. Я обнаружила некое ироническое сходство между героиней Бизе и собой. В какой-то момент переживания Кармен и душераздирающие – в трактовке Карузо – страдания дона Хозе тронули меня настолько, что на глазах выступили слезы.
– Не надо, – прошептал Натаниэль, смахивая слезы кончиками пальцев. – Я больше не хочу видеть тебя печальной.
От его слов на душе у меня стало тепло, и я внутренне вздрогнула при мысли о том, что на рассвете мне предстоит расстаться с ним. Как он прореагирует, задалась я вопросом, когда я скажу ему правду, поверит ли мне на этот раз.
И, что еще более важно, подумала я, когда занавес опустится, захочет ли он, чтобы я ушла.