По волчьим законам 2. Искупление

Глава 4

Мне казалось, что я убежала так далеко, что буквально очутилась на другом конце света, но каких-то два дня пути по бездорожью, и вот я снова была… дома.

Волкодав не смог скрыть удивление, когда я сказала, что конечной точкой должна была быть резиденция Ангелова. Ну, что ж, если он думал, что вернуться домой означало не только вернуться в проклятый город, но и к нему в лофт, то он ошибался.

Нет места лучше дома… Что-то подобное мне говорил Борис, когда забирал меня из больницы, и ничего подобного я не почувствовала, когда мы проехали покареженные взрывом ворота его резиденции.

Банда волкодава разъехалась в разные стороны еще когда мы только выехали на ближайшую от коттеджа трассу. Колона мотоциклов привлекла бы слишком много внимания, и большую часть пути со всеми заправками и миллионами мыслей, что мы разобьемся за очередным поворотом, мы проехали вдвоем.

Колеса зашуршали по гравию, и мотоцикл остановился у центрального входа дома, погруженного, как и вся территория резиденции, в кромешную темноту.

Волкодав заглушил двигатель и, едва дождавшись, когда я слезу с мотоцикла, достал пистолеты с прикрученнымы к ним глушителями. Его слух был гораздо лучше моего, и он уловил что-то, что для меня было недоступным. Второй пистолет он протянул мне и, жестом приказав оставаться на месте, юркнул в дом.

Секунды тянулись нереально медленно, ладонь, державшая пистолет, вспотела. За долгую дорогу, лишенную всяческих удобств, меня прилично растрясло: каждая мышца в теле гудела, под ложечкой неприятно сосало, мысли немного путались, но все же я не сомневалась, что смогу выстрелить.

– Отбой, красавица! Там свои! – раздалось в темноте, и я вздрогнула.

Шершавая ладонь накрыла мою руку и мягко забрала пистолет, вернув его вместе с другим обратно в кобуру под мотоциклетную куртку.

До меня туго дошел смысл сказанного им, но я спотыкаясь прошла за ним в дом, где в свете одной единственной свечи меня с улыбкой встретило знакомое.

– Роза? – Я расстерянно застыла посреди холла.

Когда банда волкодава явилась в резиденцию, Алеша вывел Розу и горничную Наташу. У них был свой путь, и я не думала, что мы когда-нибудь еще встретимся, тем более здесь.

– Кирочка!

Старая кухарка передала свечу рыжеволосой девушке, стоявшей рядом с ней, и бросилась ко мне с объятиями.

По-прежнему расстерянно я обняла ее в ответ, пытаясь понять, как она здесь оказалась. Я сама до последнего сомневалась, стоило ли мне сюда возвращаться. Астахов тем более даже и не допускал, что я захочу вернуться в дом Бориса. Так откуда же здесь взялась Роза?

– Алеша просил передать тебе вот это, – шепнула она, незаметно для волкодава сунув что-то в задний карман моих джинсов. Отстранившись Роза многозначительно посмотрела мне в глаза.

Алеша… Мой "верный" предатель Алеша знал меня лучше, чем я сама себя, и предвидел, что именно в дом Бориса я и решу отправиться, а Розу прислал мне в помощь.

Я продавила комок, подстпивший к горлу. Где он сейчас с моим малышом? Все ли у Никки хорошо? Кушает ли он детскую смесь? Плачет ли по мне, как я по нему?

– Все будет хорошо, милая! – Будто прочитав мои мысли, Роза с чувством погладила меня по щеке. – Скоро вы будете вместе! – добавила она, скользнув недовольным взглядом по закурившему Астахову, зловещей тенью маячившего за моей спиной.

Я выдавила благодарную улыбку. Скоро… Это очень расстяжимое понятие, тем более, если принять во внимание, что за поездку сюда я составила весьма туманный план своих дальнеших действий.

– Утро вечера мудренее, – снова будто прочитав мои мысли, сказала Роза и мягко подтолкнула меня к лестнице. – Твоя комната готова. – Она кивнула на рыжеволосую девушку, топтавшуюся со свечой в руках. – Это моя племянница Марта. Она поможет тебе во всем, в чем ты нуждаешься.

Я вяло кивнула ей, и она уже было направилась наверх, но волкодав опередил ее и, забрав свечу, в свете которой, в общем-то, не нуждался, уверенно начал подниматься.

Роза очень недоброжелательно посмотрела ему в спину, покачав при этом головой, я же покорно поплелась следом. Сильной буду завтра, а сейчас мне просто необходимо хоть немного поспать.

Усталость давала о себе знать с каждым шагом, и как в дурмане я дошла до дверей, которые открыл для меня Астахов. Я даже не взглянула на него и захлопнула дверь прямо перед его носом. Видеть его, тем более, в этом доме, было выше моих сил. Честно говоря, я не знала, как вообще выдержала дорогу с ним, до такой степени мне было неприятно… Все связанное с ним было неприятно.

Я ненавидела его за то, что он сделал: что посмел трогать моего ребенка в роддоме, что воспользовался моей слабостью и разлучил меня с ним. И я ненавидела себя за то, что после всего, через что я прошла, была наивной дурой и думала, что я что-то для него значила, что Никита будет что-то для него значить.

А еще я презирала себя за то, что позволила ему стать свидетелем моей истерики, что вообще истерила. Не то, чтобы моя реакция, как и реакция любой другой матери на факт исчезновения ребенка, была такой уж неожиданной или же вообще с точки зрения мужчины действительно истеричной, может даже вызывавшей отвращение и смех вместо жалости и сочувствия, но ни Астахов, ни кто-либо другой не должны были видеть меня слабой, разбитой, в горе и в океане беспомощных слез. Это было мое личное. Мое и только мое.

Из последних сил скинув обувь и курточку, я доползла до кровати и провалилась в сон в надежде не столько даже на отдых, а сколько на то, что мне приснится Никита, но усталость и напряжение задавили надежду в корне и, проснувшись около шести утра без сновидений, напоминание о сыне пришло в виде молока, которое некуда теперь было девать.

Я заставила себя встать и прошла в ванную. К моему удивлению в доме сохранилась подача воды и, смочив полотенце под холодным краном, я сняла футболку и бюстгальтер, и приложила его к груди. Облегчения это не принесло, и я неумело начала сцеживать молоко.

Во время остановок, я заходила в аптеки, если таковые попадались, и спрашивала про молокоотсос, но такой роскоши посреди захолустий, через которые гнал на мотоцикле волкодав, конечно же, не было, так что приходилось рассчитывать на собственные умения и надеяться, что их будет достаточно, чтобы не началось воспаление. Хотя я даже и не была уверена, что поступала правильно, сцеживая его, чем могла только стимулировать его выработку, а мне нужно было, чтобы оно пропало совсем, ведь иллюзий о том, что через неделю я снова буду с Никитой, у меня не было. Я вообще не могла что-либо загадывать и даже совсем уж в отчаянные минуты допускала, что мы… Что мы могли и не быть вместе в будущем.

От мыслей о сыне стало больно дышать, но от них меня отвлекло появление рыжеволосой девушки, которую я видела накануне, и чье имя я забыла.

– Вы рано встали, – отметила она звонким голосом и бодро принялась наполнять ванную горячей водой, будто и не заметив, чем я занималась над раковиной. – Тетя Роза уже готовит завтрак. – Она вылила в воду чуть ли не пол бутылки пены, и запах фрезии распространился по ванной, будоража воспоминания. – Я Марта, кстати, – между тем напомнила девушка, хлопая длинными ресницами.

Черт, Алешу она с первых секунд начала бы страшно раздражать, но уже через минуту, другую он бы наверняка влюбился в нее, но это было только мое мнение.

Вспомнив Алешу, я с грустью вздохнула, но тут же вспомнила, что Роза сунула мне что-то в джинсы и достала из заднего кармана сложенную бумагу.

Почерк, конечно же, был не Алешин. Видимо, Роза просто записывала под диктовку скромные знания моего верного друга, предвидевшего мои шаги и позаботившегося даже на расстоянии, чтобы у меня были все необходимые подсказки, информация и ресурсы.

Да уж… Несмотря на то, что Алеша целый год в тайне от меня поддерживал связь с Астаховым и вступил с ним в сговор, забрав моего ребенка, волкодаву он не особо доверял, поэтому и передал мне то, что будучи при Борисе не один год, знал. В моем нынешнем положении его знания были для меня очень ценными, хотя и далеко не все мне понравились.

Как следует откиснув в горячей воде, которой мое тело сразу же сказала "да", "да", "да" и еще раз "да", я тщательно вымыла в душе из волос всю пыль, собранную в дороге, зачем-то побрила ноги и подмышки лезвием, когда-то оставленым здесь Борисом.

Намотав на голову полотенце, я пробежала взглядом по баночкам, расставленным в ванной, каждая из которых обещала красоту и молодость.

Надо же… Ни один продукт, купленный мною при Борисе, спустя год даже запаха не изменил. Вот, что значило качество, которое было выше цены.

Подумав, я сделала пятиминутную маску антистресс для лица и, смыв ее, нанесла увлажняющий лосьон на все тело, высушенное южным солнцем.

Вот так… Еще один шажочек к той Кире, которой я была в свое прошлое пребывание в этом проклятом доме, бывшем еще и моей тюрьмой.

А, может, и нет. В смысле, так ли уж я была другой, даже когда ничего не помнила? Тогда мне казалось, что я менялась, но не существовало ли это только в моей голове, в то время как в реальности я всегда была одной и той же Кирой?

Накинув халат, я охотно приняла предложение Марты накрасить мне ногти на руках и ногах единственный лаком нюдового оттенка, который я когда-то с тоски покупала, и пока он высыхал, а Марта ходила за завтраком, я внимательно осмотрела свою комнату.

Все в ней осталось именно таким, каким и было в тот роковой день, когда я ушла из нее с уверенностью, что больше никогда не вернусь.

Когда мы приехали я не особо осматривалась внизу, но под ногами точно не хрустели осколки и щепки, оставленные после побоища. На покареженных взрывом воротах, может, где-то и была приклеена ментовская печать, но на входе в дом не было желтых лент, а на полу я не видела очерченных белым контуров тел, что было странным. Не могла же Роза все это прибрать?

Осторожно, чтобы не зацепить еще не высохший лак, я приоткрыла один из ящиков туалетного столика: в бархатном чехле так и лежала оставленная мною парюра с голубыми бриллиантами, поверх которой я клала набор с красными бриллиантами, которые мне дарил Борис. Разве не чудеса, что они были на месте?

Неужели за домом кто-то присматривал целый год? Но кто? И зачем?

Борис занял его после того, как организовал убийство моего отца, но новый хозяин города в нем не жил.

Брезговал? Или же нового хозяина не было?

Я так многого не знала и вообще сильно рисковала, возвращаясь именно в этот дом. Если меня смогли найти на другом конце страны, то здесь тем более могли найти.

С другой стороны я не собиралась прятаться. Не то, чтобы я собиралась просто ждать, когда ко мне придут, что вообще в мои планы не входило, но если кому-то так нужна была вдова бывшего хозяина города… Что ж, он или они ее получат в лучшем виде.

Этот дом… Эта комната… Они хранили отголоски многих моих слов, обещаний, мыслей, и я не собиралась углубляться в них, анализировать, как и не собиралась бросаться новыми словами и обещаниями. Разве что мыслями… Они будут. Много, но в этот раз иные.

Тогда с Борисом я в чем-то играла, в чем-то подыгрывала, в чем-то была собой. Я за что-то боролась, чему-то сопротивлялась, чему-то уступала, но теперь все было иначе: мне было за кого бороться, было ради кого жить или умереть. Однако, как бы я не била себя в грудь и не говорила, что в этот раз не собиралась ни играть, ни тем более подыгрывать, все-таки я понимала, что сыграть придется, причем максимально жестко и с теми картами, что были у меня на руках и теми, что я собиралась получить.

До возвращения Марты я успела переложить из курточки выключенные телефоны, документы, пистолет и футляр с алмазами в ящик под чехол с парюрой, оставив себе только один камень.

Позавтракав и выпив крепкий кофе, который пришелся, как нельзя кстати, я нанесла макияж с акцентом на глаза, вновь с удовлетворением отметив про себя качество всего, что я покупала при Борисе.

Волосы укладывать я не стала. Они так отросли, что требовали больше времени и сил, чем я готова была отдать, поэтому я просто расчесала их и, побрызгав средством для блеска, прошла к гардеробной.

Черт! Как же я усиралась когда-то за эти тряпки, за всю эту роскошь! Прямо противно!

– Сколько у вас красивых вещей! – присвистнула Марта, заглядывая в битком набитую гардеробную.

– Если бы я еще смогла хоть в одну из них влезть, – пробормотала я, прикидывая про себя, сколько у меня уйдет времени, чтобы подобрать… Кого я обманывала?! Я поправилась хоть и немного, но в вещи той девушки, что была тростинкой в свои двадцать пять, я вряд ли могла поместиться.

– Вы на себя наговариваете! – возразила Марта. – Я вас, конечно, раньше не знала, но не похоже, что вы стали в два раза больше! Ну… – Она спустила взгляд на мою грудь. – Разве что в некоторых местах, – хихикнула она.

– Ты меня утешила! – с наигранным облегчением вздохнула я и шагнула вглубь гардеробной.

Первые числа июня в городе были теплыми, но совсем не жаркими. Температура при солнечном дне едва превышала двадцать градусов, а ветерок охлаждал градуса на четыре, и, надев черные кружевные трусики, я сняла с тремпеля черные зауженные брюки с высокой талией и карманами, стильно, но незамысловато отороченные кожаными вставками.

Надо же… Чудеса продолжались: я не только смогла в них влезть, да еще и не выглядеть коровой, но и даже смогла в них двигаться. Если не придется прибегать к приемам кикбоксинга, то до конца дня брюки должны были продержаться.

А вот насчет черной шелковой блузы я так уверена не была. Несмотря на то, что мне все-таки удалось сцедить не мало молока и даже втиснуться в кружевной бюстгальтер, грудь торчала, как две дыни, готовые в любой момент лопнуть. Даже вены проступили, бегая синими узорами от загорелого участка кожи до более бледного. Кошмар!

Застегнув босоножки, я оставила Марту любоваться тряпками и взяла со столика духи. Их тонкий аромат фрезии острейшим лезвием прошелся по мне где-то на уровне подсознания, вызвав дрожь во внутренних органах, но лучше было пахнуть принадлежностью к мертвецу, чем везде оставлять запах грудного молока, которым от меня обычно пахло.

Задержавшись у столика, я осмелилась посмотреть на свое отражение в зеркале, на котором старалась не задерживаться в ванной, полностью покрытой зеркалами.

Не знаю, что я хотела в нем увидеть…

Я сказала, что больше не собиралась играть или подыгрывать, но, глядя в зеркало, мне снова хотелось спросить свое отражение: а была ли я не собой тогда с Борисом?

Я играла, я подыгрывала, но… Но никогда не была такой уж другой, и все то, что помогло мне выжить, не было высосано из пальца, а было во мне в той или иной степени. Может, от рождения я была хамелеоном – созданием в принципе не способным быть однозначным?

Я отвела взгляд от зеркала и, достав из ящика кольцо с красным бриллиантом, задумчиво покрутила его в руке.

По х*й, какой я родилась, какой стала, какой могла быть и так далее. В моем мире подобным рассуждениям не было места. Реально существовали лишь сила действия и сила противодействия, жизнь и смерть, любовь и ненависть.

– Марта, а волкодав еще здесь? – спросила я, надевая кольцо на левую руку. Все-таки я теперь была вдовой.

– Григорий Георгиевич никуда не уходил. Кажется, даже спать не ложился, – ответила Марта, высунувшись из гардеробной.

– Даже так! – цинично отметила я, поправив волосы с выгоревшими на солнце прядями.

Пока я спала волкодав успел расжиться отчеством. Не дурно.

– Что ж… Не будем заставлять Григория Георгиевича более ждать!