По закону столичных джунглей

ЧАСТЬ 1

Москва, 2006 год

Год начался для журналистки Людмилы Малаховой — или попросту Люськи, как любя называли ее близкие, — весьма многообещающе.

Во-первых, любимый человек — кумир молодежи, знаменитый певец Дима Ангел — сделал ей предложение. Все было как в романтических фильмах: Венеция, ресторан, кольцо в бокале с шампанским (Люська едва не подавилась), свечи, музыканты и сам Дима, с торжественным видом вставший перед ней на одно колено… На Люськин взгляд, это было, пожалуй, чересчур уж кинематографично и напыщенно, но Дима выглядел так искренне в своем волнении, так трогательно, что у нее даже мысли не возникло ответить «нет». К тому же летом на свет должен был появиться их малыш. Даже в таком продвинутом модном мегаполисе, как Москва, до сих пор царили многовековые предрассудки: лучше, если у ребенка будет полная семья.

Во-вторых, Люська, наконец-то, уволилась из своей редакции. Работа под началом генерального директора (самодура) и главной редакторши (клуши и сплетницы) порядком изматывала ее в последние месяцы. Ей предложил место в своей пресс-службе продюсер Димы — Юрий Азимов, чье имя уже давно стало живой легендой шоу-бизнеса. Единственное, о чем Люська жалела после увольнения со старого места, так это о том, что теперь она будет реже видеться с фотографом Мишей, ее лучшим и верным другом.

Весной Дима Ангел должен был принять участие в международном песенном конкурсе «Евросонг». В преддверии конкурса и в промоцелях он отправился в большой гастрольный тур по городам России.

Люська на время гастролей переселилась в его квартиру на Новопесчаной. Собственно, Дима давно предлагал ей это сделать, и прежде она частенько оставалась у него с ночевкой, перевозила постепенно свои вещи, но все равно страшилась сделать окончательный шаг. Тем более, официально она продолжала снимать жилье на паях с подругой Жанной. Вернее, назвать их подругами можно было с большой натяжкой. От былой близости, с которой они вместе начинали покорять Москву, не осталось и следа — сейчас девушки с трудом терпели друг друга. Но Люська по привычке чувствовала свою ответственность перед Жанкой и не хотела бросать ее одну.

В Диминой квартире было спокойно и уютно, но все же в отсутствие хозяина Люська чувствовала себя немножечко одиноко. Хорошо, что ежедневно звонил ее верный рыцарь — фотограф Миша — и делился последними новостями.

— …В общем, в редакции глубокий траур, все рыдают кровавыми слезами из-за твоего увольнения, — похохатывая, рассказывал он. — Мария Викторовна решила сделать из меня парламентера и поручила позвонить тебе, чтобы разведать обстановку — мол, не передумала ли ты, не вернешься ли?.. Там половина материалов для газеты в подвешенном состоянии.

Люська тоже хихикнула в трубку, представив эту картину.

— А Артурка что? — полюбопытствовала она, усаживаясь с ногами в кресло и придвигая к себе поближе столик, на котором стояла чашка мятного чая.

— Тоже страдает, хоть особо виду не подает. Понятно, что он страшно уязвлен твоим поведением, но в то же время растерян, он реально ценил тебя как профессионала… Думаю, через пару дней не выдержит и сам позвонит.

— Не отвечу! — произнесла она таким же тоном, как великолепная Надюха в фильме «Любовь и голуби» говорила: «Не пойду!»

Отсмеявшись, Миша все-таки серьезно уточнил:

— Значит, ты ушла окончательно и бесповоротно?

— Конечно, — Люська счастливо улыбнулась. — Как подумаю, что больше не будет в моей жизни Артуркиных воплей, и этих идиотских пафосных мероприятий, которые необходимо было освещать, и лживых статей — сразу так легко на душе становится! К тому же Азимов берет меня в штат «Айдолз Мэйкер».

Миша понимающе присвистнул:

— Как удачно все складывается! И личная жизнь, так сказать, без отрыва от производства — прямо на рабочем месте…

— Да ну тебя, — фыркнула Люська, впрочем, нисколько не обидевшись, потому что уже успела привыкнуть к его постоянным беззлобным подколкам. — Работа тоже очень серьезная, не баклуши бить, а личная жизнь, как и положено, — вне стен офиса…

— С личным тоже все отлично? — полуутвердительно-полувопросительно уточнил Миша.

— Личная жизнь уже вторые сутки на гастролях, — вздохнула Люська, — вернется теперь только в конце марта. Я пока живу у него дома, так сказать — присматриваю, да и на работу отсюда удобнее ходить — спустился на первый этаж, и ты уже в студии!

— Что значит «пока»? — удивился Миша. — Вы же с ним вообще собирались, если память мне не изменяет, официально узаконить ваши отношения… Ты разве еще не обитаешь в Диминой хате на правах законной супруги?

— Пока нет, распишемся после его возвращения. В этот раз не успели, так завертелось все после Венеции, просто банально не было времени в ЗАГС съездить. Со съемной квартиры я еще не съехала, большая часть моих вещей там осталась. Беспокоюсь за Жанку, понимаешь, — неожиданно призналась она.

— С чего вдруг? — удивился Миша. — Вы же с ней, вроде бы, в последнее время не питаете нежных чувств друг к другу.

— Не знаю… — неопределенно отозвалась Люська, но тут же исправилась:

— Хотя нет, знаю! Боюсь, что затоскует, в депрессию впадет… Она же всегда была «звездой» в нашей компании.

Под «компанией» Люська подразумевала помимо себя и Жанки также их общую подругу Алину. Девушки снимали на троих скромную однушку возле Лосиноостровского парка, но некоторое время назад Алина их оставила — переехала в Стамбул, к своему жениху.

— Жанка постоянно играла на публике роль королевы, вокруг которой вращается мир, — продолжала Люська. — Врала про каких-то поклонников, которые якобы в штабеля укладываются возле ее ног… А на самом деле, я же знаю Жанку как облупленную, — нет у нее никого, да и друзей кроме нас с Алиной, по большому счету, тоже нет. Есть еще приятельница Эля, с которой они иногда тусуются вместе в клубах, но та — простушка, «ложит» и «зажгем», не Жанкин уровень… Ну и потом, за квартиру платить все-таки одной тяжеловато будет, мы и так сейчас вдвоем остались, Алина-то уехала…

— Жалко ее стало? — понимающе вздохнул Миша. — Она бы не пожалела. Если бы Ангел не с тобой, а с ней встречался — кинула бы тебя, даже не задумавшись.

— Может быть, — легко согласилась Люська. — Но речь-то ведь не о ней, а обо мне! Я так поступить с подругой… да, с подругой, — уверенно повторила она, — просто не могу. Как представлю, что она чувствует… Я с Димой встречаюсь, у нас все отлично… Даже Алина, которую Жанка вообще ни в грош не ставила, считала синим чулком и серой мышью — и та уехала с любимым человеком за границу! Ведь тошно ей сейчас, наверняка.

— Пожалуй, — проговорил Миша задумчиво. — Золотой ты человечек, Люсь…

Она невольно улыбнулась.

— Помнишь, что ты однажды сказал мне в ответ на такую же фразу? «Я далеко не райская лилия, не обольщайся».

— Удивительно, что ТЫ это помнишь, — слышно было, что Миша тоже улыбается. — Не думал, что тебе важно и ценно то, что я говорю.

— Очень важно и очень ценно, — сказала она. — Не прибедняйся. Ты же знаешь, как я дорожу тобой и нашей дружбой… И не начинай, пожалуйста. То, что я уволилась из редакции, еще не значит, что у меня будет меньше времени на общение с тобой.

— Хорошо, хорошо, ловлю на слове! — подхватил он иным тоном. — Как насчет того, чтобы встретиться с милым другом по старой памяти завтра где-нибудь в центре, испить кофейку? Или кофе тебе сейчас нельзя, — спохватился он, — ну тогда хотя бы какой-нибудь свежевыжатый сок?

— С удовольствием, — легко согласилась Люська, тем более, что завтра было воскресенье. — Надеюсь, Катя не будет ревновать?

Катей звали секретаршу редакции, которая давно была влюблена в Мишу, как кошка, и состояла с ним в странных отношениях. Периодически они занимались сексом, но при этом не называли себя парой. Сама Катя мрачно иронизировала по этому поводу: «Наши отношения напоминают мне бородатый анекдот: вот в школе было все понятно, поцеловались — значит, встречаетесь. А теперь трахаешься, трахаешься, а как это назвать, не знаешь!»

— Если Катя будет ревновать, то это ее проблемы, — отчеканил Миша. — Мы с ней окончательно разошлись. Все, точка. И тоже, пожалуйста, не начинай!

— Ну хорошо, — вздохнула Люська, — твоя жизнь. Делай как знаешь…

Закончив разговор с Мишей, она решила немного прибраться у Димы в квартире. Не то чтобы там было грязно, но ей хотелось чем-нибудь себя занять. Накануне она записала большое интервью с Юрием Азимовым, но оно уже было расшифровано и отправлено в пресс-службу Димы, дальше они должны были сами позаботиться о публикации. Телевизор смотреть было скучно, никакой интересной книжки с собой она тоже не захватила — Димина библиотека, не слишком-то обширная, оставила ее равнодушной, потому что все из представленного там было ею давно прочитано. «Очень кстати завтрашняя встреча с Мишей, — подумала она, — выберусь в центр и зайду в «Библио-Глобус», прикуплю себе литературки…»

Протирая пыль на этажерке, заваленной различным хламом, от компакт-дисков до журналов, она попутно пыталась навести там порядок. Среди вороха глянцевых изданий ей неожиданно попался маленький альбом с фотографиями. Дима давно уже не печатал фото, а хранил все в компьютере или на жестких дисках, поэтому Люська раскрыла альбом с любопытством. Это оказались снимки студенческого периода Димы — как она поняла, еще до встречи с Азимовым. Гнесинка, общага, компании друзей, девушки…

Девушки! Люська обратила внимание на одну особу в компании, которая как-то очень интимно прижималась к Диме на групповом фото. Полистав альбом дальше, она поняла, что не ошиблась в своих предположениях — чаще всего Дима и эта девушка держались вместе, словно демонстрируя всем, что они пара. Да и приобнимал ее Дима очень по-свойски, вовсе не как простой друг. Люська вглядывалась в ее черты с жадным интересом. По-мальчишески тоненькая фигурка, мальчишеская же стрижка — шапка волос цвета соломы… И между тем, назвать Димину подругу неженственной ни у кого бы язык не повернулся. Явной красавицей она не была, но в ней сразу было заметно то, что французы называют шармом. Пожалуй, именно на маленькую стильную француженку она и походила.

В памяти непрошенно всплыл старый разговор с Димой. Она тогда только что узнала, что беременна, и находилась в полном смятении.

— Я вижу, что ты расстроена, — сказал Дима печально, наблюдая за ее реакцией. Люська не выдержала и расплакалась.

— Я не расстроена, я в шоке! Дим, я даже не знаю, как реагировать, если это правда беременность. Я пока не готова взять на себя эту ответственность… Я очень люблю детей, но… это все очень неожиданно для меня.

— Хочешь сделать аборт? — жестко спросил он. Она растерянно покачала головой, одновременно пытаясь вытереть со щек льющиеся слезы:

— Я ничего пока не знаю… А почему ты спрашиваешь?

— Да потому, — резко отозвался он. — Люсь, просто предупреждаю… Если ты пойдешь на аборт, я тебя… я тебя убью, честное слово!

От его ледяного тона и от жесткости произнесенных слов Люська так растерялась, что даже перестала плакать.

— Что ты имеешь в виду? — пролепетала она.

— Что слышала, — бросил он. Затем, опомнившись, кинулся к ней, обнял и крепко прижал к себе.

— Прости… Я не хотел тебя обижать. Люсь, пожалуйста, давай оставим этого ребенка!

Она уставилась на него в изумлении.

— Это для тебя так важно?

— Важно… — он отстранился и взглянул ей в лицо. — Я тебе уже не раз рассказывал, что воспитывался в консервативной семье. У меня мама вообще грузинка, у нее традиционное строгое воспитание. Так вот, что бы там ни говорили, но аборт — это самое настоящее убийство. И еще… — на мгновение он запнулся, словно размышляя, стоит ли посвящать ее в такие подробности, но все-таки продолжил:

— Моя бывшая девушка однажды забеременела и тайком сделала аборт. Я так и не смог ей этого простить. Мы расстались.

Люська потрясенно уставилась на него.

— А когда… когда это случилось?

— Давно… Еще на втором курсе. Я тогда в общаге жил, с Юрием Васильевичем только-только начали работать, — Дима махнул рукой, словно отгоняя неприятные воспоминания.

— Ты сильно ее любил? — спросила Люська. Господи, как же она мало, оказывается, знает о нем, о его прошлых отношениях, о личной жизни… Ведь и он тоже любил кого-то, тоже страдал… Наивно было бы полагать, что она у него первая. Да ведь и у нее до Димы был многолетний непростой роман…

— Любил… — Дима пожал плечами. — Да, тогда казалось, что любил. Сейчас, конечно, все уже в прошлом. Прошу тебя, давай не будем. Мне неприятно об этом вспоминать.

— А если бы она не сделала аборт? — настойчиво продолжала выпытывать Люська, чувствуя, что ее охватывает ревность, вытесняя даже «беременные» переживания. — Вы были бы вместе до сих пор?

— Да чего гадать, если бы да кабы! — Дима покачал головой. — Это все неважно. Сейчас со мной рядом — ты. И скоро нас будет трое… Поверь, ни о чем другом мне даже мечтать не приходится! Обещай мне, что не станешь делать аборт.

— Обещаю, — она улыбнулась ему сквозь непросохшие блестки на ресницах.

— Вот и славненько, — он снова обнял ее. — И не бойся ответственности за ребенка, глупышка. Ответственность за вас обоих я беру на себя, тебе ни о чем не придется беспокоиться…

«Это, наверное, та самая, которая сделала аборт, — с внезапной тоской подумала Люська, рассматривая фотографии. — А если бы она решилась родить… скорее всего, они с Димой и сейчас были бы вместе». Размышлять об этом было неприятно, но запретить себе Люська не могла. Она в который раз поймала себя на мысли, что Димино прошлое, все его сердечные дела находятся для нее под семью замками, и он вовсе не жаждет с ней откровенничать. Не хочет бередить старую рану или просто не доверяет?..

«Однако я не я буду, если хоть что-нибудь об этой девице не раскопаю!» — пообещала себе Люська. Разумеется, информацию она собиралась добывать не у Димы, об этом не могло быть и речи. Но великолепная идея пришла в голову уже спустя несколько секунд — Интернет!.. Там сейчас можно найти абсолютно все. Да и ходить далеко не надо, нужно прямиком отправиться на Димин форум. Уж кто-кто, а его фанатки не отказывают себе в удовольствии перемыть косточки всем его подружкам. Наверняка, кто-нибудь располагает сведениями и об этой его большой любви…

Предположение оказалось верным — среди топиков форума была вожделенная многостраничная тема «Димины девушки: настоящие и мифические». Несмотря на то, что на душе у нее скребли кошки, Люська не смогла не улыбнуться такому заголовку.

Если бы она была мазохисткой, то назвала бы чтение этого топика увлекательнейшим занятием. Каких имен там только не встречалось!.. Кого только не прочили Диме в подруги!.. Она увидела в роли «невест» лично знакомых ей девушек — в частности, модель Юлианну Куравлеву и певицу Ирину Дубову. Была еще пара упоминаний о небольших романчиках с артистками, певичками и топ-моделями; несколько раз поклонницы даже пытались выдать себя за «тайную подругу» известного певца, но остальные форумчанки моментально выводили фантазерок на чистую воду. По поводу самой Люськи мнение девушек на форуме было однозначным: «Не похоже, что у Димы это всерьез и надолго». О ее беременности никто из поклонниц пока не знал, поэтому их отношения с Димой казались многим вещью преходящей. Она заставила себя не грузиться по этому поводу, прекрасно понимая, что они просто ей завидуют. В конце концов, она пришла сюда не затем, чтобы собирать сплетни о самой себе. Ей нужно было другое…

Пролистав тему назад практически до самого начала, Люська, наконец, обнаружила то, что искала. Поклонницами было собрано небольшое досье на Димину студенческую подругу.

«Ольга (Леля) Волошина, родилась в Санкт-Петербурге 2 августа 1979 года. После окончания школы переехала в Москву. До поступления в Гнесинское училище проучилась год во ВГИКе. Их с Димой роман продолжался со вступительных экзаменов в Гнесинку по второй курс. В интервью Дима до сих пор периодически упоминает Лелю как свою самую сильную и большую любовь. Почему они в конце концов разошлись, Ангел не распространяется. Есть предположение, что Димин продюсер Юрий Азимов не одобрял этого романа. Волошина бросила училище на третьем курсе. По некоторым данным, обучалась живописи; в настоящее время постоянно проживает в Тайланде со своим молодым человеком».

Вот и все. Люська перечитала эти скудные, но, в то же время, такие исчерпывающие сведения еще раз. «Творческая личность, — подумала она с непонятным раздражением. — И музыка, и живопись, и актерское мастерство…» Она обратила также внимание на то, что эта самая Леля была старше ее на год — и значит, на два с половиной года старше, чем Дима. «А это-то тут при чем? — сердито прервала она собственные размышления. — Не такая уж большая разница в возрасте… Я просто к ней придираюсь». Придираться?.. Да она готова была задушить эту Лелю собственными руками, разорвать на куски! Именно потому, что Дима так сильно ее любил когда-то… Люська и не подозревала, что способна так отчаянно, так безнадежно ревновать к прошлому. До Димы у самой Люськи был непростой длительный роман с женатым телеведущим Андреем Дроздовым. Но даже Алла, жена Андрея, никогда не вызывала у нее столь жгучей ненависти, как эта невыносимая Леля.

Дрожащими руками Люська вернула альбом на место, в кипу журналов. Она понимала, что, скорее всего, у Димы и в мыслях не было намеренно прятать эти фотографии от нее. Но… лучше будет, если он не узнает о ее находке. Она продолжит вести себя, как обычно… Она очень и очень постарается.

Внезапно раздавшийся в тишине квартиры звонок телефона заставил ее вздрогнуть. «Может, не отвечать? — промелькнуло у Люськи в голове. — Мало ли, кто может звонить ему на домашний…»

Пару мгновений поколебавшись, она все-таки подошла к трезвонившему аппарату и сняла трубку.

— Алло?

Поначалу ответом было молчание, но затем ее слух разобрал какой-то непонятный то ли свист, то ли скрип.

— Слушаю! — повторила она чуть громче, и в этот момент уловила еле различимые, похожие на шелест, слова:

— Помоги…

— Кто это? — вскрикнула Люська, не узнавая звонившего. Собеседник, однако же, явно обращался именно к ней. Собравшись с силами, он выдохнул:

— Люся… врача…

— Юрий Васильевич? — ахнула Люська, поняв, наконец, кому принадлежал этот сдавленный голос. — Что с вами? Вам плохо?

Продюсер не ответил.

— Я сейчас же… сию секунду… Юрий Васильевич, держитесь, бегу!!! — закричала Люська в трубку.

Азимов жил в том же подъезде двумя этажами выше. Люська вылетела из квартиры, в чем была — в легком шелковом халатике до колен и в тапочках. Забыв запереть дверь на ключ, она громадными скачками понеслась вверх по ступенькам — ждать лифта не было сил.

Дверь в квартиру продюсера была приоткрыта. Люська потянула за ручку и чуть не умерла от шока — Юрий Васильевич лежал ничком на полу в прихожей, а вокруг его головы расплывались кровавые пятна.

— Ой, мамочки… — только и выдохнула Люська. Присев на корточки перед Азимовым, она осторожно прикоснулась к его плечу.

— Вы меня слышите? Юрий Васильевич?..

Ответа не последовало. Очевидно, продюсер дополз из последних сил до двери, чтобы открыть ее, и отключился. Люська попробовала трясущимися руками нащупать у него пульс, но сердце ее колотилось так сильно и часто, что она не понимала, где ее собственное сердцебиение, а где — Азимова.

— «Скорую помощь»… Надо вызвать «скорую помощь»! — сообразила она наконец, вскакивая и разыскивая взглядом телефонный аппарат. Вот он — на зеркальном столике, трубка болтается, из нее выплескиваются тревожные короткие гудки… Как раз Люське продюсер и звонил, но не сумел закончить разговор.

В «скорой» было занято. Люська снова и снова набирала «ноль-три», но никак не могла прорваться. «Может быть, и Юрий Васильевич тоже пытался дозвониться, когда почувствовал себя плохо, но не смог… Поэтому пришлось просить помощи у меня — он же знал, что я сейчас обитаю в Диминой квартире…» — пронеслось у нее в голове. Периодически она бросала настороженные взгляды в сторону лежащего на полу Азимова — как он там, живой ли?..

Наконец ей ответили.

— Пожалуйста! Мужчине плохо! — сумбурно выкрикнула Люська в трубку.

— Возраст? — бесстрастно отозвалась диспетчерша. Люська растерялась:

— Я не знаю…

— Ну, примерно, — устало вздохнули на том конце провода. Люська вновь перевела взгляд на Юрия Васильевича.

— Примерно… лет пятьдесят, или пятьдесят пять, — неуверенно произнесла она.

— Что с ним?

— Не знаю! — воскликнула Люська почти в отчаянии. — Он без сознания, не приходит в себя, а еще, похоже, упал и расшибся во время падения…

— Адрес говорите, — невозмутимо продолжала диспетчерша. Люська продиктовала улицу, номер дома и квартиры, пояснив:

— Там домофон…

— Этаж какой? — перебила ее собеседница. Люська назвала.

— Кто вызывает? — последовал новый вопрос.

— Что, простите? — не поняла Люська. Ей в ответ был красноречивый утомленный вздох.

— Кто вызывает «скорую»? Себя назовите, — повторила диспетчерша.

— А-а-а… Людмила Малахова, — запинаясь, отозвалась Люська.

— Вы ему кто? Жена, сестра, дочь?

— Да я… в общем, соседка, — ответила она. Не вдаваться же сейчас в подробности их делового сотрудничества — господи, да кому это вообще нужно?!

— Оставьте свой номер телефона, — попросила женщина. — У бригады могут быть уточнения по мере выдвижения к вам.

— Если можно, побыстрее… — попросила Люська. — Я боюсь, что…

— Бригада прибудет так скоро, как это возможно, — суховато ответила та. В ее голосе явственно читалась обида: «У меня таких звонков — сотни, тысячи, и с каждым рассусоливать, только время тратить…»

Она повесила трубку.

«Скорая» приехала через полчаса. Все это время Юрий Васильевич был без сознания. Люська периодически приближалась к нему и трогала за руку — нет, уже не пытаясь нащупать пульс, а просто проверяя со страхом, не начал ли продюсер холодеть.

Приехавшая бригада констатировала инфаркт и принялась деятельно укладывать Азимова на носилки.

— Куда вы его везете? — дрожащим голосом спросила Люська. — Мне… мне нужно сообщить родным.

— В двадцатую больницу, — охотно отозвался один из членов бригады, молодой симпатичный паренек. — А вы, стало быть, не его родственница?

— Я соседка… — машинально повторила Люська то же, что говорила до этого диспетчерше. Другой член бригады, постарше и посуровее, недоверчиво хмыкнул, выразительно разглядывая Люськины коленки, которые не мог скрыть короткий халатик.

— Важные у вас соседи, — подмигнул первый с улыбкой. — Я, если честно, обалдел, когда вы его имя назвали.

Люська не понимала, как можно было спокойно разговаривать, улыбаться и даже шутить в такой напряженный момент, когда человек находился на грани жизни и смерти. Видимо, поняв ее смятение, парень заткнулся и молча подхватил носилки.

— Значит, в двадцатую… — повторила Люська задумчиво и, опомнившись, бросила им вслед:

— Спасибо!

После того, как унесли Юрия Васильевича, Люська несколько мгновений бестолково топталась в коридоре, не зная, что теперь делать. Нашла в ванной комнате тряпку и тщательно подтерла пол, чтобы уничтожить кровавые следы. Затем нерешительно вошла в гостиную, разыскивая взглядом мобильный телефон Азимова. Ей необходимо было позвонить его жене. И хотя она знала, что это нужно сделать, но все-таки чувствовала себя неловко при мысли о том, что придется хозяйничать в посторонней квартире, а затем рыться в чужом телефоне. К счастью, мобильный лежал на самом видном месте. Люська благоговейно полистала адресную книгу (каких имен и фамилий там только не было!..) и с облегчением обнаружила в списке «Света (жена)». Все оказалось слишком просто.

Светлана постоянно проживала в загородном доме, в то время как сам Азимов предпочитал столичный ритм и суету. Женщина не сразу сообразила, кто ей звонит с телефона супруга. Люське пришлось напомнить про совместную встречу Нового года. Услышав невеселые новости, Азимова сразу же засуетилась, заторопилась в больницу.

— Света, меня, наверное, не пустят к Юрию Васильевичу, я же не член семьи, а в реанимацию вход разрешен только для близких, — сказала Люська. — Разрешите, я вам позвоню через некоторое время, чтобы узнать о его самочувствии? Просто хотелось бы быть в курсе дела…

— Да-да, конечно, звоните… — отозвалась та расстроенно.

— Я запру дверь, — деликатно добавила Люська. — Когда вы решите приехать, и ключ, и мобильный телефон Юрия Васильевича можете забрать у меня. Я сейчас в Диминой квартире.

Едва договорив последние слова про ключ и про квартиру, Люська вдруг встрепенулась. Она же не закрыла Димину дверь, когда выбегала на зов Юрия Васильевича! Ее словно током ударило. Воображение тут же услужливо подсунуло несколько живописных картин разграбленного жилища…

Она самым тщательнейшим образом заперла оба имеющихся дверных замка и помчалась вниз по лестнице, успокаивая себя на ходу, что отсутствовала максимум час. За это время ни один вор — даже самый удачливый — не сумел бы проникнуть в охраняемый подъезд и совершенно случайно обнаружить открытую квартиру.

Забежав внутрь и окинув комнаты беглым взглядом, Люська с облегчением выдохнула — все было в порядке. «Слава Богу, — подумала она. — Знал бы Дима, какая я безответственная…»

И вдруг ее, как молния, шарахнула мысль: «Дима же еще не в курсе того, что случилось!» Позаботившись о том, чтобы известить о несчастье семью продюсера, она совершенно забыла про Диму. Он, конечно же, тоже должен узнать как можно скорее…

Бросив взгляд на часы, Люська поняла, что в данный момент Дима, скорее всего, находится на сцене или вот-вот выйдет на нее. Сегодня у него был концерт в Екатеринбурге. «Ладно, позвоню позже, — решила она, — так даже лучше, не стану волновать его перед выступлением».

Промаявшись еще часа два, не в силах заняться чем-то, что могло бы отвлечь ее от тревожных мыслей, Люська снова набрала номер жены Азимова.

— Юра умер, — выдохнула та в трубку.

Люська едва не задохнулась.

— Что?..

— Скончался сорок минут назад, — повторила Светлана, давясь сдавленными рыданиями. — Сердце не выдержало…

Люська молчала, отказываясь принимать и переваривать информацию. Этого просто не может быть, стучало у нее в висках, этого не может быть, потому что не может быть никогда! Такие люди, как Юрий Васильевич, не умирают… Губы ее шевелились, говорили какие-то пустые слова соболезнования и утешения вдове (вдове!!!), но в голове была огромная черная дыра.

— Умер… — тихонько проговорила она вслух сама для себя, чтобы осознать эту мысль. — Скончался. Сорок минут назад. Сердце не выдержало…

Нужно было немедленно звонить Диме. Сейчас же, сию секунду, потому что она не могла допустить, чтобы он узнал это из новостей. Ей было страшно, очень страшно, ужас сковал все ее тело. Оттягивая неизбежное, она набрала прежде номер Диминого концертного директора — Бориса Бушмана.

— Здравствуй, Боря, — сказала она ровным голосом. — Концерт закончился?

Впрочем, можно было и не спрашивать: она услышала вдали заливистый Димин смех — он кому-то оживленно что-то рассказывал.

— Да, кончился недавно, полный аншлаг был, — подтвердил Борис. — Дать Димке трубку?

— Борь, погоди, — остановила его Люська, собираясь с духом. — Я звоню, потому что… Юрий Васильевич умер.

В телефоне повисла тягостная пауза.

— Как ты сказала? — переспросил Бушман в замешательстве.

— Азимов умер, Боря, — повторила она, и ее вдруг затрясло. — Как сказать Диме? Я не знаю… Я боюсь…

— Когда это случилось? — задушенным голосом уточнил Борис.

— С час назад. Инфаркт. Я вызвала «скорую», его увезли в больницу, но так и не смогли реанимировать…

Еще помолчали. Наконец Люська решилась:

— Ну ладно, передай ему телефон… Надо все-таки сказать.

Мучительно потянулись секунды — сколько их было? Две, три, пять? Затем она услышала в трубке веселый Димин голос.

— Да, Люсь, привет! Я как раз собирался тебе звонить…

— Дима, Азимов умер, — сразу же выпалила Люська. И снова ее оглушило ледяным молчанием. Она ровным голосом повторила те же подробности: сердце… «скорая»… больница… Дима все еще молчал.

— Ты слышишь меня? — испугалась Люська. Ей почудилось, что Дима, чего доброго, мог от волнения потерять сознание, или еще что-нибудь похуже.

— Да, — отозвался он тихо. — Я… вылетаю первым же самолетом.

Заснуть в ту ночь Люське так и не удалось.

Телефон Азимова разрывался от звонков. Она не отвечала. Да и что она могла сказать? Только два варианта: «Нет, это не Юрий Васильевич, он умер» или «Да, это правда». В конце концов она вовсе отключила звук мобильного, но уснуть по-прежнему не получалось. Она вдруг начала дико мерзнуть. Встала, проверила батареи — горячие… Однако ее колотило, как в ознобе. Люська достала из шкафа второе теплое одеяло, накинула поверх своего. Но руки и ноги ее по-прежнему были холодны, как лед. Разыскав в одном из ящиков шерстяные носки, Люська натянула их и снова нырнула в постель, пытаясь согреть пространство под одеялом своим дыханием.

Пустота в голове не рассеивалась, она по-прежнему не могла связно размышлять о смерти продюсера. Сердце словно тоже застыло, Люська даже заплакать не могла, хотя всегда искренне считала себя ревой.

Промаявшись до тех пор, пока в окно робко не начали пробиваться предвестники зари, Люська сдалась. Она пошла в кухню и принялась варить себе кофе. В ее положении, конечно, не стоило злоупотреблять этим напитком, но отказать себе в удовольствии выпить чашечку хорошего кофе раз в день она так и не смогла.

Стоя у окна с обжигающей чашкой в руках, она смотрела на простирающийся перед ней московский пейзаж. Над крышами многоэтажек полыхало рассветное зарево, неожиданно яркое для февраля. Люська отхлебывала ароматный напиток и все смотрела, смотрела, смотрела на эту картину…

Внезапно резкий звонок в дверь разорвал абсолютную тишину этого утра. Люська вздрогнула, и кофе выплеснулся из чашки прямо ей на пижаму — хорошо еще, что сама не обожглась…

«Наверное, Дима прилетел!» — подумала она и понеслась открывать.

За дверью обнаружился здоровенный бугай двухметрового роста, с бычьей шеей, коротко стриженый и суровый, типичный «браток».

— Ключи давай, — рявкнул он, не утруждая себя приветствием.

— Какие ключи? — ошеломленно переспросила Люська, невольно отступая под его напором. На секунду ей даже показалось, что это ограбление.

— Дуру-то из себя не строй, — отозвался тот, — ключи от квартиры!

— Где деньги лежат? — уточнила Люська. Конечно, время для шуток было неподходящим, и детина явно не оценил ее юмора. Возможно, он даже не понял, что это — цитата из классики отечественной литературы. Но фраза эта вырвалась у нее машинально, вероятно, как средство самозащиты.

Лицо незваного гостя побагровело, даже уши налились ярко-малиновым цветом.

— А ты какого хрена деньги в чужом кармане считаешь? — заорал он. — Тебя это касается, стерва? Ты-то тут при чем?

— Игорь, Игорь!.. — послышалось сверху. Люська перевела взгляд туда и увидела, что по лестнице торопливо спускается Светлана Азимова.

— Прекрати, — сказала она предостерегающе, обращаясь к этому самому бугаю. — Людмила не домработница, она — невеста Димы Ангела. Здравствуйте, Люда, — повернулась она к Люське, молча наблюдающей за происходящим. — Вы не обижайтесь на Игоря… Это мой старший брат, — добавила она.

Люська кивнула, но не стала говорить вежливое «очень приятно», потому что приятно ей совершенно не было. Тем более, что этот Игорь продолжал смотреть на нее, набычившись, и даже буркнул что-то вроде: «Невеста… Много вас таких, невест!.. А квартиру все равно нужно проверить».

Она сходила за ключами от квартиры продюсера и его мобильным телефоном, передала все это Светлане лично в руки и рискнула спросить:

— Как вы?

Та лишь покачала головой и попыталась улыбнуться. Улыбка вышла жалкой, губы затряслись.

— Держитесь, — сказала Люська робко и погладила ее по руке. Светлана смахнула набежавшие слезы и снова храбро улыбнулась ей. Люське было ее очень жаль. Даже удивительно, что у этой нежной, хрупкой и беззащитной Светланы есть такой братец-хам.

Закрыв за визитерами дверь, Люська вернулась в кухню. Уже окончательно рассвело, и тревожное зарево больше не плавало над крышами домов. Начинался обыкновенный хмурый день бесконечной зимы…

В дверь снова позвонили.

«Игорь явился предъявлять мне претензии по поводу состояния квартиры, что ли?» — с неудовольствием подумала она и поплелась открывать. Забиться бы в свою раковину, как улитка, и не видеть, не слышать сейчас никого…

На пороге стоял Дима.

Люська втайне боялась их встречи, боялась самых первых неловких мгновений — что говорить, как утешать? Вообще никогда не знала, как вести себя в подобных ситуациях. Однако, взглянув в его покрасневшие глаза, она поняла, что слова не понадобятся. Шагнув вперед, она крепко обняла Диму и прижалась лицом к его груди. Он затрясся в рыданиях, судорожно вцепившись в ее плечи и бормоча что-то неразборчивое:

— Люсь, как же так?.. Что я теперь буду делать?.. Как я буду жить без него?..

Она гладила его по волосам, шептала какие-то успокаивающие слова и неожиданно поняла, что тоже плачет. Словно прорвало плотину — слезы хлынули нескончаемым потоком, и Димино пальто, к которому она припала лицом, моментально промокло насквозь.

Не размыкая объятий, они опустились на пол и долго еще сидели в прихожей, прижавшись друг к другу и безутешно рыдая, оплакивая человека, которого больше не было в живых.

Прощание с Азимовым прошло в Доме Кино. Люська плохо помнила последовательность событий того печального дня, поскольку все ее мысли и стремления были направлены на одно — не дать Диме сорваться. На него было больно смотреть, Люська понимала, что он держится буквально на автопилоте. Он постоянно плакал, даже не мог связно поддерживать разговор. Люська держала его за руку, не отпуская ни на мгновение, боясь оставить одного. Да он и сам стискивал ее пальцы так крепко, что ей было больно, но она терпела…

Почтить память легенды российского шоу-бизнеса явился весь московский бомонд. Актеры, музыканты, модельеры, политики несли к гробу венки и букеты… Съемка внутри была запрещена, но это не помешало целой толпе папарацци с самого утра тусоваться возле входа. Они пытались улучить момент, чтобы сфотографировать расстроенное лицо той или иной знаменитости, когда та выходила из своего автомобиля.

— Стервятники слетелись, — горько прокомментировал певец Валерий Меладский, старый друг покойного.

Вдова Азимова все время держалась рядом со своим устрашающим братцем. К ней жался заплаканный Гриша, опасливо косясь на гроб с телом отца. Пришла также Лана — президент Диминого фан-клуба. Люська заметила, как испугалась она, едва взглянув на Диму. Он и в самом деле изменился за эти пару дней даже внешне. Если бы Люська практически насильно не впихивала в него хоть какую-нибудь еду, он, наверное, вообще забывал бы поесть. Видно было, что Лана очень хочет переговорить о чем-то важном с Люськой, но Дима постоянно находился рядом, поэтому она так и не решилась. Поняв ее терзания, Люська под каким-то предлогом оставила ей номер своего мобильного. Лана с крайней признательностью обещала позвонить на днях.

Негромко играла музыка — самые знаменитые хиты всех «подопечных» Юрия Васильевича за последние четверть века. Пахло цветами, а не ладаном. Несмотря на то, что все присутствующие были одеты в разные оттенки черного, в целом обстановка не походила на те похороны, которые Люське раньше доводилось (слава Богу, не часто) видеть. Какие-то люди то и дело брали микрофон и произносили речи в память усопшего.

— Ты сам не хочешь выступить? — осторожно спросила Люська у Димы, хотя понимала, что это было бы глупой затеей. Он и двух слов сейчас внятно связать не мог. Дима лишь молча покачал головой.

По злой иронии судьбы, именно в эти дни в СМИ появилось интервью Юрия Васильевича, которое Люська взяла за сутки до его смерти. Разумеется, этот материал перепечатали все бумажные и Интернет-издания, с предсказуемым заголовком: «Последнее интервью великого продюсера». Один момент в их беседе Люська сейчас вспоминала с болью, он намертво врезался в сознание:

«…Я полон сил и планов, поэтому не стану подводить итоги, чтобы не сглазить! Разумеется, все еще впереди…»

Из Дома Кино траурная церемония должна была отправиться на Домодедовское кладбище. Вереница людей потянулась к микроавтобусам и машинам. Едва Дима с Люськой показались на глаза репортерам, как те ломанулись к ним со всех ног, тыча под нос диктофоны и щелкая фотоаппаратами.

— Дмитрий, можно услышать комментарии по поводу скоропостижной кончины вашего продюсера? — выкрикнула какая-то шустрая бабенка.

— Знаете, — резко отозвался он, сверкнув глазами, — сейчас не время и не место болтать. Я как-то не расположен давать комментарии…

Он сильнее сжал Люськину руку и решительно двинулся к автобусу.

— А это правда, что вы сорвали несколько десятков концертов? — выкрикнул ему в спину кто-то отчаянный. Дима остановился и быстро обернулся.

— Кто это сказал? — спросил он. От толпы отделился щуплый юнец в очках и с длинными патлами.

— Ну, я! — вызывающе бросил он. На секунду Люське даже показалось, что Дима сейчас его ударит. Она умоляюще вцепилась в рукав его пальто:

— Пойдем отсюда!

Дима мягко отвел ее руку и взглянул на журналиста. Люська поразилась, что он нашел в себе силы смотреть сейчас так мудро, так спокойно.

— Я действительно прервал свой гастрольный тур, — ровным голосом сообщил Дима. — Но не надо заниматься подменой понятий. Сорвать концерты можно по какой-то глупой прихоти. Если для вас не является уважительной та причина, что я приехал на похороны своего наставника, друга… практически отца, — голос его на мгновение дрогнул, но он быстро взял себя в руки, — если для вас это всего лишь блажь и дурь… то мне нечего вам больше сказать. Всего хорошего.

Он снова взял Люську за руку, развернулся и зашагал к микроавтобусу.

На кладбище Люська дико замерзла. Все-таки, зима в городе была не так ощутима, как здесь… К тому же, она словно заледенела изнутри, холод разливался где-то в животе, и она дико боялась за своего будущего ребенка. На сегодня еще было назначено очередное плановое УЗИ, и Люська не могла дождаться, чтобы ей сказали, что с беременностью все в порядке.

Когда гроб с телом Азимова стали опускать в промерзшую землю, Дима снова разрыдался, как ребенок. Момент и в самом деле был тягостный. Если до этого чей-то мозг еще отказывался принимать информацию, то сейчас все без исключения поверили, что Юрия Васильевича больше нет.

После кладбища должен был состояться поминальный обед в элитном клубе «Монро». При жизни Азимов много лет являлся его почетным членом. В автобусе Люська краем уха услышала, как люди обсуждают какие-то «списки» и гадают, кому удастся попасть в клуб, а кому нет. Она не придала этому значения. Как оказалось, зря.

Выяснилось, что вдова Азимова решила устроить скромные поминки для самых близких. В их круг входили она сама с сыном Гришей, ее брат Игорь, родители, а также с десяток друзей покойного, включая Диму. В списках не оказалось даже работников «Айдолз Мэйкер», которые трудились с Юрием Васильевичем бок о бок несколько лет.

Как и следовало ожидать, Люську в списки тоже не включили. Светлана Азимова, приехав в клуб раньше всех, уже растворилась в его недрах — очевидно, ей было неловко встречаться глазами со всеми, кого она «отсеяла». Растерянные люди топтались на морозе у входа и, не находя свою фамилию в списках, пожимали плечами и разъезжались по домам.

— Зря она так, — сокрушенно вздохнул один из коллег Азимова. — Не по-людски как-то…

— Люсь, тебя нет в списке приглашенных? Что за бред! — возмутился Дима. — Этого не может быть, сейчас я позвоню Светлане, возможно, она что-то напутала…

— Не надо, пожалуйста! — взмолилась она. — Неловко как-то… Не хочется напрашиваться. Уверена, что никакой путаницы нет, зачем ставить меня в дурацкое положение?

— Ну тогда… тогда я тоже туда не пойду! — заявил Дима.

— А вот это напрасно, — возразила Люська. — Юрий Васильевич тебя так любил и ценил, что…

— Да этот «междусобойчик» не имеет никакого отношения к Юрию Васильевичу! — воскликнул Дима в сердцах. — Что я там забыл? Люсь, там все — случайные люди. Я действительно не горю желанием туда идти.

— А в газетах потом напишут, что Ангел не соизволил явиться на поминки по своему продюсеру…

— Они так и так будут писать про меня еще много всякой чуши, так что терять мне практически нечего.

Люську осенила идея.

— В таком случае, предлагаю составить мне компанию!

— Куда это?

— К врачу на УЗИ. В конце концов, должен же и молодой отец проявлять интерес к будущему малышу!

Димино лицо просветлело.

— Замечательная мысль!

Люська порадовалась про себя, зная, что это отвлечет его от мрачных раздумий хотя бы ненадолго… На час, на два, на вечер… Это уже маленькая победа над депрессией, в пучину которой Дима вот-вот рисковал погрузиться.

Уже к вечеру в Интернете появилось множество репортажей с похорон Азимова. Большинство из заметок называлось примерно так: «Дима Ангел предал покойного продюсера». Далее в красках описывалось, как неблагодарный Ангел сорвал масштабные гастроли, за которые Юрий Васильевич якобы уже получил предоплату от организаторов. Упоминалось и то, что в Доме Кино Дима даже не сказал прощальной речи о своем продюсере. А уж отсутствие Ангела на поминках и вовсе преподносилось как самое страшное из всех преступлений, которые только может совершить человек. Люська не сомневалась, что завтрашним утром подобные статьи появятся и на страницах бумажных СМИ. К счастью, Дима не проявлял никакого интереса к новостям масс-медиа. Откровенно говоря, он не проявлял интереса практически ни к чему. Правда, на УЗИ он немного оживился, повеселел, задал Люськиной гинекологине множество вопросов о развитии плода и был очень нежен и заботлив с самой Люськой, но дома его снова захлестнула черная тоска, а глаза налились слезами. Люська напоила его валерьянкой и буквально силой уложила спать.

«Что же теперь делать? — размышляла она, сидя на кровати рядом с Димой и рассматривая его измученное лицо, напряженное даже во сне. — Что станет с Димой, с его карьерой, что будет со всеми нами?» За себя, положим, Люська беспокоилась меньше всего. Работу она найдет, если потребуется. Просто сейчас она несет ответственность не только за себя, но и за ребенка… Дима обещал, что поддержит, но ему сейчас и самому поддержка нужна, какая из него опора! Аборт делать уже поздно… «Да и нет, нет, какой еще аборт!» — спохватилась Люська и обругала себя за эти трусливые подлые мысли. Она должна родить этого ребенка. Она будет любить его и заботиться о нем. Так называемый материнский инстинкт пока еще не овладел ею, она не разговаривала со своим животом, как многие будущие мамочки, не пела ему колыбельные песенки — откровенно говоря, все это казалось ей диким бредом. Но Люська была уверена, что все изменится, как только она возьмет на руки своего малыша.

Зазвонил домашний телефон. Люська вздрогнула. Она стала бояться внезапных звонков с того страшного вечера, когда в квартире прозвучал точно такой же звонок и она услышала в трубке голос Юрия Васильевича.

— А где Дима? — спросили ее на том конце провода вместо «здрасьте». Люська моментально распознала Светлану Азимову, но не подала виду.

— Он сейчас не может подойти, а кто его спрашивает?

— Это… Азимова, — помявшись, представилась-таки вдова. Очевидно, ей было немного неловко за то, что она не пригласила Люську на поминальный обед. — А может, он все-таки возьмет трубку? Дело очень важное.

— Он спит, неважно себя чувствует, и его сейчас лучше не беспокоить.

— Что ж… — с явной досадой протянула Светлана. — Тогда передай ему, чтобы срочно связался со мной, как проснется. Почему-то не могу ему дозвониться напрямую, — добавила она.

— Он отключил мобильный, — ответила Люська. — Это я ему посоветовала. Ему сейчас не до разговоров. Ни с кем. Но я передам, что вы звонили, не беспокойтесь.

— Спасибо, — буркнула Азимова и повесила трубку. Однако через минуту позвонила опять.

— Лучше, когда Дима проснется, пусть сразу спускается в студию, — попросила она. — Мы должны обсудить кое-какие планы… нашей будущей работы.

«Какие у вас с ним могут быть общие планы?» — растерянно подумала Люська, но вслух спросила:

— А что, если он проснется не очень скоро?

— Ничего страшного. Мы с Игорьком пробудем здесь допоздна. Дела разгребаем, понимаешь ли, — она хихикнула. — Юра же назначил меня наследницей своего дела. Теперь я должна… ммм… позаботиться о Диме.

«Однако, резвая вдовушка, — подумала Люська устало. — Тело мужа только сегодня предали земле, а она уже спешит принять на себя все его полномочия… Вот тебе и серая мышка, бессловесная и покорная…» — вспомнила она свое первое впечатление от Светланы на Новый год. Впрочем, Люська подозревала, что процессом, скорее всего, руководит не сама Светлана, а ее хамоватый братец. Видимо, с его подачи они и поехали в студию сразу после поминок. Чувствует, что дело пахнет большими бабками…

— Я передам, — кротко повторила Люська. — До свидания.

Она действительно честно пересказала Диме весь свой диалог со Светланой, едва тот поднялся с кровати. Однако Дима, как она и предполагала, также воспринял информацию без особого энтузиазма.

— Как она собирается обо мне заботиться? — хмуро спросил он. — Я ее вообще толком не знаю, а уж ее бандитообразного брата — тем более… Они чужие люди для меня.

— Но ты все-таки сходи на всякий случай, — попросила Люська. — Вдруг они сообщат тебе что-то важное?

— Схожу, — нехотя согласился Дима, — только ты пойдешь вместе со мной.

— А я-то там к чему?

— Мне с тобой будет спокойнее, — вздохнул он. «Пожалуй, мне тоже будет спокойнее, если ты все время будешь находиться под моим присмотром», — подумала она и согласилась.

В студию Люська входила с опаской, потому что это был ее первый визит туда после смерти Юрия Васильевича. И… она не узнала «Айдолз Мэйкер». Студия непередаваемо изменилась за считанные дни, несмотря на то, что фактически все осталось там на своих местах. Те же уютные диваны и кресла, те же роскошные портьеры и цветы, та же кухня, откуда доносился кофейный аромат… Но изменилось нечто большее. Появилось смутное чувство, что из этого помещения ушла ДУША… Было пусто, тихо, грустно и удручающе. На стене Люська заметила огромный портрет Юрия Васильевича с траурной лентой, которого раньше не было. Сердце кольнуло… Нет, к этой утрате еще нужно было привыкнуть. Она через силу ободряюще улыбнулась Диме, который стоял бледный, напряженный, со стиснутыми зубами, и обводил лихорадочным взглядом помещение.

— Сюда, Дима, входи! — Светлана приветливо махнула рукой из кабинета покойного супруга. Люська неприятно поразилась, увидев, что за столом Азимова по-хозяйски восседает Игорь и деловито тычет одним пальцем в клавиши компьютера.

— Она пусть за дверью подождет, — буркнул он, имея в виду Люську и явно недовольный ее присутствием. — У нас с тобой, Дмитрий, будет серьезный деловой разговор…

— У меня нет от Людмилы секретов, — вызывающе произнес Дима, уже готовый кинуться в драку. Его тоже задело, что Игорь занял место Юрия Васильевича, и нервы определенно были на взводе.

— Ничего страшного, — тихо сказала ему Люська. — Поговори с ним, я посижу в гостиной… Правда, никаких проблем. Я подожду.

Явно колеблясь, Дима беспомощно оглянулся на Люську и все-таки вошел в кабинет. Светлана тут же плотно прикрыла за ним дверь.

Люська прошла в гостиную и уселась на диван. Отчего-то вспомнился ее первый визит в эту студию, когда они вместе с Мишей явились брать интервью у начинающего певца Димы Ангела… Они с Михаилом тогда еще не успели хорошо узнать друг друга, и он представлялся ей довольно неприятным и приставучим нахалом. А Юрий Азимов в тот день показался ей злым, самовлюбленным и холодным типом. Сколько всего изменилось с тех пор!.. Скажи ей кто-нибудь тогда, что меньше чем через два года они с этим самым «нахалом» Мишей станут лучшими друзьями и что она будет рыдать на похоронах этого самого «железного продюсера», и что забеременеет от этого самого «начинающего певца» — ни за что бы не поверила.

Люська не знала, сколько просидела так, погруженная в воспоминания — пятнадцать минут?.. Полчаса?.. Час?.. Очнулась она от своего забытья, когда из кабинета послышались громкие раздраженные голоса, почти переходящие в крики. Встревожившись, Люська вскочила с дивана. В ту же секунду дверь кабинета с треском распахнулась. Оттуда вылетел взбешенный Дима, а вслед за ним — покрасневший Игорь, отдуваясь и угрожающе вопя:

— Да что ты себе позволяешь, пацан?! Я тебя засужу!!! Ты еще не знаешь, с кем связался!

— Кто вы такой, чтобы меня судить? Вы вообще посторонний человек, — резко отвечал ему Дима. — К моим делам с Юрием Васильевичем вы не имеете ни малейшего отношения! Я не хочу и не буду работать с вами… В вас нет и намека на творчество, вы далеки от музыки и думаете только о деньгах!

— Ты обязан отработать концерты, у тебя гастрольный тур! — орал Игорь. — За выступления уже получена предоплата… Светлана как наследница приняла на себя все дела студии «Айдолз Мэйкер», ты теперь должен работать с ней!

Люська, растерянная до оторопи, наблюдала эту сцену и только беззвучно глотала ртом воздух.

— Я никому ничего не должен, — Дима был непреклонен, — тем более каким-то «наследникам». Контракт я подписывал не со студией, а непосредственно с Азимовым. После смерти одной из сторон, насколько мне известно, контракт теряет юридическую силу.

— Ты должен продлить контракт со Светланой! Иначе ты пропадешь, не выкрутишься! У тебя даже прав на свой псевдоним нет… Я ведь знаю, что Ангел — это не настоящая твоя фамилия! — брызгал слюной Игорь.

— Я не буду продлевать контракт, слышите? — глаза Димы, и без того темные, стали совершенно черными от гнева. — Нам с вами не по пути…

— В таком случае, ты должен выплатить неустойку по всем сорванным концертам!

— Это я погашу, не волнуйтесь, — ответил Дима спокойным голосом. — Полагаю, наши взаимные обязательства на этом исчерпают себя?

— Щенок, — прорычал Игорь, наливаясь кровью еще больше. Люська даже испугалась, что его хватит апоплексический удар.

— И вам всего хорошего, — миролюбиво отозвался Дима и подхватил Люську под руку.

— Пойдем-ка из этого гостеприимного местечка…

Они незамедлительно покинули офис. Люська была так ошеломлена, что не произнесла ни слова, пока они не оказались в Диминой квартире. Там, наконец, она выдохнула и обессиленно рухнула в кресло.

— Дим… что это такое там сейчас было? — спросила она нерешительно. Дима, казалось, даже повеселел — во всяком случае, эта стычка его явно взбодрила.

— Чувак решил использовать меня как дойную корову, — объяснил он. — Собрался негласно занять место Юрия Васильевича… ну, официально Светлана являлась бы моим продюсером, но, разумеется, она лишь пешка. Все доходы от моих выступлений, от продаж альбомов и так далее получал бы этот самый Игорь. Он уже завтра готов был отправить меня продолжать гастроли, так ему не терпелось… Думал, видимо, что я в ножки ему упаду от признательности…

— Но… тебе же и в самом деле нельзя без продюсера, — осторожно заметила Люська. Дима воззрился на нее в изумлении.

— Что ты говоришь? Я работал с Азимовым не только на контрактной основе, он был для меня практически отцом! Люсь, я же тебе рассказывал… Он меня подкармливал в первое время, потому что я попал к нему прямо из общаги, вечно голодный нищий студент… Он мне звонил по сто раз на дню, даже если у меня был выходной, и интересовался, не забыл ли я съесть суп сегодня… А как я ему доверял! Его чутью, его музыкальному вкусу… Он был гением, и потеря эта для меня невосполнима. Да лучше я сдохну с голоду, чем буду предавать память Юрия Васильевича вот с этими любителями наживы… Нет, они не мои люди абсолютно.

— Но как насчет неустойки? — напомнила она. — Там, наверное, астрономическая сумма…

На Димино лицо набежала тень, но он тут же храбро тряхнул головой.

— Я что-нибудь придумаю, Люсь, ты не беспокойся. Этот должок я отдам им подчистую, а потом… В общем, дальше будет видно.

— Мы еще повоюем? — улыбнулась ему Люська. Он вдруг порывисто опустился перед ней на колени, схватил за руки и прижал ее ладони к своему лицу.

— Спасибо тебе за то, что ты со мной, Люсь… — прошептал он. — Честное слово, не знаю, как бы я выжил в эти дни без тебя. Спасибо…

— Свои люди, — усмехнулась она. — Сочтемся…

Собрать необходимую для выплаты неустойки сумму Диме помогли друзья. Давали кто сколько может, без процентов и сроков: «Вернешь, когда захочешь… со временем, по частям. Мы же все понимаем…»

Дима полностью рассчитался со студией «Айдолз Мэйкер» и теперь имел право уйти в свободное плавание. Однако Игорь и Светлана не могли так легко смириться с тем, что потеряли лучшего исполнителя. Для студии Ангел был курицей, несущей золотые яйца. Поэтому вдова и ее брат всеми силами старались перекрыть Диме кислород для дальнейшего творчества.

В средствах массовой информации началась нешуточная травля. Журналисты вовсю спекулировали на теме певца-предателя и несчастной вдовы, которую подлый Ангел обобрал до нитки и оставил подыхать с голоду вместе с ребенком.

Игорь настоял на том, чтобы Светлана подала на Ангела в суд и отстаивала права на Димин псевдоним и его музыкальный материал.

— Все права на песни, записанные Ангелом ранее, принадлежат студии «Айдолз Мэйкер», — охотно объясняла «несчастная вдова» репортерам. — Он больше не может их исполнять, потому что эти песни ему не принадлежат…

— Даже те, которые сочинил он сам? — уточняли у нее.

— Конечно! Записаны-то они были на моей студии, и потому тоже являются объектом права… Кстати, выступать под именем «Дима Ангел» он также не может. Его настоящее имя — Дмитрий Архангельский, а под псевдонимом «Дима Ангел» я могу выпустить на сцену кого угодно, хоть лысую обезьяну! — и она смеялась, весьма довольная своей шуткой.

В СМИ, как грибы после дождя, плодились проплаченные статьи, одна лживее другой. Кем только ни объявляли Диму на своих страницах желтые газеты и журналы! И геем, и наркоманом, и дебоширом, и чуть ли не бандитом с большой дороги. В считанные недели он стал персоной нон-грата. Его больше не приглашали на радио и телевидение, не предлагали участвовать в концертах — да и как он смог бы там участвовать, если даже не имел права исполнять свои собственные песни?!

Нервы у Димы были на взводе, он психовал, переживал, метался, не зная, что ему теперь делать. Всюду был тупик. Как назло, именно в этот период (а впрочем, скорее всего, это не было случайностью) его стали особенно одолевать пранкеры — телефонные хулиганы. На его мобильный то и дело звонили неизвестные личности, которые, изменив голос, открыто хамили или провоцировали Диму на грубости. Он был всего лишь человек и иногда срывался, посылая своих обидчиков по известному адресу… А уже через несколько часов в Интернете выкладывалась аудиозапись со свободным доступом под многообещающим названием: «Обдолбанный Ангел матерится по телефону!» Люська убедила его вовсе не отвечать на звонки с неопределенных номеров, а затем предложила поменять сим-карту. Конечно, раздобыть новый номер знаменитости для тех, кто в этом заинтересован, не составляло особого труда, но, по крайней мере, это гарантировало Диме хотя бы пару недель тишины.

Валерий Меладский, сам недавно прошедший через горнило судейства, от души сочувствовал Диминому положению, но уговаривал не бояться идти в суд.

Люська вспомнила, как потрясла ее история с мнимым избиением Меладским какой-то журналистки. Юрий Васильевич незадолго до смерти выложил ей всю подноготную этого насквозь сфабрикованного дела.

— Не было никакого избиения! — с досадой рассказывал он, потирая виски. — Это была чистейшей воды провокация, наглая и бесцеремонная…

— Но как же свидетели, видеосъемка? — осторожно поинтересовалась Люська.

— Они все из одной связки, — махнул рукой тот. — Все было разыграно как по нотам… Валера ужинал в ресторане со своей дамой. Он только недавно развелся с женой, и поэтому не особо хотел афишировать свои новые отношения. Так эта… — он замялся, подбирая нужное слово, — журналистка буквально лезла за их стол со своей камерой. Откровенно снимала, как и что они едят, их лица крупным планом… В общем, нарывалась и вообще — мешала им насладиться вечером. Валера вежливо попросил ее не делать этого. Она никак не отреагировала. Когда Валера поцеловал свою спутницу, журналистка тоже бесцеремонно это сфотографировала. Он не выдержал, встал из-за стола и подошел к той девице, чтобы попросить ее удалить последние снимки. Она принялась убегать от него. Валера разнервничался, побежал следом, хотел схватить ее за руку — так журналистка неожиданно упала на пол и стала голосить на весь ресторан. Он протянул руку, чтобы помочь ей подняться, а она начала визжать так, словно ее режут. Вообще всячески инсценировала, будто Валера на нее напал. Там и видео так хитро снято, что видно только его спину, наклоненную к лежащей на полу девице, и слышны ее душераздирающие вопли. В общем, даже идиоту ясно, что Валерку подставили! — заключил он сердито.

Люська сейчас мысленно воспроизвела в памяти этот разговор, как наяву. Да уж, Меладскому пришлось немало побегать по судам, чтобы доказать свою невиновность…

— Главное — это хороший адвокат, — заявил Валерий с видом опытного бойца. — Правда на твоей стороне, Димон.

— У меня даже нет знакомых юристов… — растерянно отозвался Дима.

— Зато у меня есть, — подмигнул Валерий. — Оставлю тебе телефон своего адвоката. Берет, правда, недешево, но зато и проигрышных дел у него практически не бывает.

— Ну ладно, на счету у меня еще остались какие-то средства, — тяжело вздохнул Дима. — Но если их не хватит, тогда что? Продавать квартиру? Машину?

— Квартиру даже не вздумай, — осадил его Меладский. — Не пори горячку. Ты что, не понимаешь, что им это будет только на руку? Тебя же выдворяют из Москвы, выживают, ты в это врубаешься?

— Я не знаю, что делать… — Дима обхватил голову руками. — Концертов у меня сейчас нет, новых песен тоже… Доходов, соответственно, никаких. Я безработный и без пяти минут нищий!

— Но не вечно же будут продолжаться эти гонения, — справедливо возразил Валерий. — Да, сейчас тебя буквально приперли к стене, но я уверен, что скоро ты снова встанешь на ноги.

— Мне бы твою уверенность, — вздохнул Дима. Однако Люська была вполне солидарна с Меладским.

— Дима, ты талантище. Тебя нельзя просто так утопить, как слепого котенка, только потому, что кое-кому не удалось поживиться за твой счет. Публика тебя обожает. Ты выкарабкаешься. У тебя много друзей, которые просто не позволят тебе пропасть…

Несмотря на поддержку близких, поводов для энтузиазма у Димы с каждым днем становилось все меньше и меньше.

В марте международная комиссия конкурса «Евросонг» вынесла решение о Диминой дисквалификации. Он был исключен из состава участников на основании того, что не предоставил к указанному сроку клип на ту песню, которую собирался исполнять. Дима, собственно, даже ни разу не видел смонтированный ролик целиком — да и была ли завершена эта работа?.. Ни один музыкальный канал не взялся бы его показывать. Скорее всего, Светлана и Игорь просто отправили отснятое видео на полку и забыли о нем. Дима жалел больше даже не о том, что не сможет выступить от России на престижном конкурсе, а о том, что красивейший романтичный клип, вдохновенно создававшийся в Венеции, так и не увидел свет. А ведь в том ролике засветился и сам Юрий Васильевич — в крошечной роли пассажира речного трамвайчика «вапоретто».

По правилам конкурса, представлять Россию отправился участник, занявший на национальном отборе второе место. Им оказался Кирилл Фикоров, «король российской эстрады», как он сам скромно себя величал. Его супруга, Анна Пугач, вот уже несколько десятков лет считалась певицей номер один в России. Все трепетали перед этой монаршей четой, в четыре руки удерживающей бразды правления российским шоу-бизнесом. Впасть в немилость у Анны или Кирилла считалось концом света, ибо грозило полным карьерным крахом. Король с королевой не прощали врагов, сурово их карая.

Люська на дух не выносила экстравагантного Кирилла. Его творчество не было ей близко, да и сама его личность казалась отталкивающей, несмотря на то, что Кирилл считался писаным красавцем. Высоченный смуглый брюнет со смоляными волосами и карими бархатными очами, всегда в яркой модной одежде от знаменитейших мировых кутюрье — этакий оживший греческий бог. Кстати, его предки по отцовской линии были как раз греками, отсюда экзотическая внешность и буйный темперамент. О темпераменте же Кирилла ходили байки одна страшнее другой — то он с кулаками набросился на интервьюирующую его журналистку, еле оттащили; то устроил скандал во время гастролей и сорвал концерт из-за того, что поклонники вручили ему букет цветов, с которого капала вода… Благодаря влиянию Анны Борисовны шумиху в СМИ всегда удавалось довольно быстро замять, и народ относился к «королевским» замашкам скорее снисходительно — мол, чем бы дитя ни тешилось… Он действительно вел себя временами как ребенок, этакий обаятельный enfant terrible, привыкший, что ему прощают все капризы и дерзкие выходки. Люська подозревала, что без поддержки Анны Пугач самозванный король мигом слетел бы со своего трона. И все-таки они были эффектной и загадочной парой. Что удерживало их друг возле друга? Красивая пиар-история о том, как юный Кирилл влюбился в знаменитую певицу и тоже подался на эстраду, чтобы приблизиться к Анне? Якобы в конце концов она одарила начинающего артиста своим благосклонным вниманием — мега-популярная, на много лет старше его, уже трижды разведенная до этого… Или это и в самом деле была настоящая любовь?

Люська вспомнила, что, когда Дима обошел Фикорова на национальном отборе, тот был страшно уязвлен. Какой удар по самолюбию! Он никак не ожидал, что зрители путем СМС-голосования выберут какого-то юнца, а не его, «короля российской эстрады». После Диминой дисквалификации Фикоров, надо полагать, был абсолютно счастлив…

У Кирилла, конечно же, давно был готов клип к песне — он вообще будто бы даже не удивился своему участию, а ждал его как нечто само собой разумеющееся.

В итоге, поехав на вожделенный «Евросонг», Фикоров опозорился там по полной программе, заняв семнадцатое место из двадцати возможных. На Европу не произвели впечатления ни его павлиньи перья, ни стразы, ни полуголый кордебалет. Абсолютное неумение петь вживую было очевидно. Европейские комментаторы в прямом эфире не могли сдержать здорового ржача, когда Кирилл вышел на сцену.

Впрочем, российские СМИ не сильно издевались над проигравшим. Новость о провале на «Евросонг» была быстро вытеснена с первых полос другой сенсацией — выяснилось, что Анна Пугач развелась с Фикоровым незадолго до конкурса! Из лузера Фикоров моментально перевоплотился в несчастного отвергнутого возлюбленного, был всячески обласкан прессой, и сердобольная российская публика стала с готовностью выражать ему свое сочувствие. Кирилл отлично играл страдальца на людях — смахивал влагу с томных очей и держал ручку на сердце. Черт его знает, может, и правда страдал — все же с Анной Пугач их связывало много лет счастливого супружества… Однако Люське он был так неприятен чисто по-человечески, что никакой жалости к нему она не испытывала.

— Они с Анной Борисовной неважно жили последние пару лет, — сказал Дима, узнав новость. — Все так и так шло к разводу, и это было известно всей музыкальной тусовке.

— Не понимаю, почему нужно было разводиться прямо перед конкурсом, — пожала плечами Люська. — Не могли подождать немного, что ли…

— Дорогая, это шоу-бизнес, — горько улыбнулся Дима. — Здесь ничего не происходит просто так… даже разводы. Само собой, Анна Пугач — мудрая женщина, и она не могла не предвидеть, что ее супруг облажается по полной на «Евросонг». Вот и решила помочь ему — ты заметь, после развода Кирилл стал едва ли не национальным героем, все и думать забыли о его позоре на конкурсе. Даже проигрыш можно теперь списать на то, что Фикоров пребывал в расстроенных чувствах…

Люська была вынуждена признать, что он прав. Впрочем, ей не было большого дела до Кирилла Фикорова — лишь бы он не трогал Диму. После поездки на конкурс им стало нечего делить.

Сидя в кофейне недалеко от Чистых прудов и смакуя горячий шоколад, Люська вдруг поймала себя на мысли, что волнуется перед предстоящей встречей. Обругав себя идиоткой, она попробовала задуматься о чем-нибудь другом, но у нее все равно продолжало неприятно сосать под ложечкой. Конечно, игра стоила свеч, и это все только ради Димы, но… все-таки она отчаянно трусила.

— Привет, — раздался над ее ухом знакомый голос, и Люська вздрогнула. Ну надо же, упустила момент, когда он появился!

— Извини, я тебя напугал? — Андрей Дроздов виновато улыбнулся, присаживаясь напротив нее за столик.

— Да нет, все в порядке, — быстро справившись с собой, отозвалась она. — Здравствуй.

С момента их последней встречи минуло более полугода. Расстались они тогда практически врагами — вернее, это Люська объявила его своим врагом, и поэтому сейчас Андрей был крайне сдержан в словах и поступках, не зная, чего от нее можно ожидать. Люська заставила себя смотреть ему в лицо как ни в чем не бывало. А он совсем не изменился, отметила она машинально. Так же хорош собой, обаятелен и уверен в себе.

…Она познакомилась с Андреем Дроздовым, ведущим популярного телевизионного канала, когда он приезжал в ее родной городок по делам. Имя Андрея было известно, физиономия раскрученная и растиражированная — в общем, народ валил в местный Дом Журналиста поглазеть на кумира, где он устроил что-то вроде творческого вечера. Люська в ту пору была студенткой журфака и активно подрабатывала по специальности то тут, то там. Одна местная газетенка доверила ей, ни много ни мало, сделать интервью со звездой. Андрей пригласил молоденькую симпатичную провинциалочку в ресторан — так сказать, интервью в неформальной обстановке. Ну, а затем все банально — «продолжение банкета» в гостиничном номере, после чего Люська втрескалась по уши, а Андрей, к своему собственному удивлению, сам как-то расчувствовался и — какая неосмотрительность! — оставил ей на прощание номер мобильного. «Будешь в Москве, звони…»

Надо ли говорить, что все оставшееся время до получения диплома Люська жила мечтой о Москве — городе, где есть ОН, его шальные зеленые глаза, обаятельная улыбка, светлые непослушные волосы, хрипловатый голос… И она уехала. Уехала в никуда, не имея в столице ни родственников, ни связей, ни работы, ни жилья — ни-че-го. Она не хотела и думать о том, чтобы воспользоваться помощью Андрея, хотя он, возможно, и не отказал бы. Она и позвонила-то ему впервые (долго набиралась храбрости) только после того, как нашла себе постоянное место в редакции молодежной газеты. Боялась, что он ее не узнает, что сменил номер телефона, что его чувства к ней испарились… Оказалось, зря трусила. Андрей ее сразу вспомнил, да он и не забывал ее, эту трогательную девочку из провинции, просто старался об этом не думать, чтобы не затягивало. И все-таки затянуло…

Для обоих началась нелегкая жизнь. Для Андрея — врать жене, изворачиваться, выкраивать время на встречи, ловчить, испытывать постоянные угрызения совести по отношению к жене и к любовнице… Для Люськи — привыкать к унизительности своего положения (иногда приходилось встречаться в отелях, и это было отвратительно, несмотря на то, что все-таки прекрасно), все время ждать звонка, заставлять себя не надеяться и не мечтать (а вдруг он все-таки разведется?..). Оба знали, что он не разведется никогда. Жена Андрея приходилась единственной дочерью генеральному директору телеканала, на котором он работал. Этим, пожалуй, все и было сказано.

Но все-таки Люська была счастлива. Пусть урывками, пусть не перманентно — но по-настоящему счастлива. Она вообще полностью отдавалась своей любви, жила только ею. Без любви у нее не получалось ни работать, ни есть, ни спать. Ей необходимы были чувства Андрея, как двигательная энергия, как постоянная подпитка. И он действительно любил ее. Но… карьеру любил еще больше.

А затем, как в банальных слезливых мелодрамах, жена Андрея забеременела и подарила ему наследника, отрезав тем самым мужу — окончательно и бесповоротно — все пути к отступлению. Люська осталась у разбитого корыта. Она очень тяжело переживала их разрыв, и только знакомство с Димой Ангелом помогло ей со временем окончательно залечить раны. Впрочем, Андрей долго еще трепал ей нервы, не оставляя окончательно в покое, подобно собаке на сене. Он даже стал причиной сильнейшей ссоры между Димой и Люськой, и она до сих пор не могла ему этого простить.

— Тебя, наверное, удивил мой звонок, — проговорила Люська. Андрей кивнул:

— Это еще мягко сказано…

— Мне нужна твоя помощь, — Люська не собиралась разводить сантименты и потому перешла прямо к делу. Андрей снова сдержанно кивнул:

— Я весь внимание.

— Ты, наверное, в курсе, что сейчас происходит с Димой?

— Ну, в общих чертах наслышан, — осторожно отозвался он.

— Так вот. Мне нужен эфир — твое ток-шоу, посвященное Диме… Необходимо реабилитировать его в глазах общественности.

Андрей, задумавшись, некоторое время барабанил пальцами по столу.

— Боюсь, это невозможно, — с искренним сожалением произнес он наконец. — Генеральный зарубит идею на корню. Ангел же сейчас — изгой, не мне тебе объяснять… Никто не захочет с ним связываться.

— Не принимается, — спокойно отозвалась Люська. — Андрей, я не спрашивала тебя, возможно это или нет. Я сказала, что мне НУЖЕН эфир. И ты мне его устроишь…

— Ты пойми… — начал было Андрей, но, наткнувшись на ее взгляд, запнулся и не стал продолжать фразу.

— За шкуру свою испугался? — холодно спросила Люська.

— Ну зачем ты так… — он покачал головой. — Я не за себя боюсь, а за то, что эту передачу изначально не допустят к выходу в эфир. Я же все темы своих программ отдаю на предварительное рассмотрение… Их обсуждают… Выносят решение…

— У тебя передо мной должок, Андрей, — тихо напомнила ему Люська. — Забыл? Так вот, долги нужно отдавать… Если, конечно, ты не собираешься всю жизнь оставаться подлецом и сволочью.

Он изменился в лице.

— Подумай хорошенько, — подсказала ему Люська, — как сделать так, чтобы эту передачу пропустили в эфир?

Андрей снова надолго погрузился в размышления.

— Что, если посвятить программу журналистской некомпетентности и продажности? — предложила Люська, не вытерпев. Андрей вытаращил глаза.

— Но как это увязать с Ангелом?

— Да очень легко. Приглашаешь в студию авторов особо скандальных материалов о Диме… Ну, там, к примеру, Алену Жигулину из «Московского экспресса», еще кого-то — разумеется, из самых популярных СМИ… И пусть все они, глядя Диме в глаза, повторят вслух все то, что писали в своих заказных статейках. Я, со своей стороны, как девушка Димы, ну и как журналистка, само собой, могу выступить с опровержением этих мерзких слухов.

— Идея неплохая, — вынужден был признать Андрей, — но для отвода глаз руководства и гостей программы нужно придумать какую-то другую тему… Не так грубо, не в лоб — продажные, некомпетентные… О! — взгляд его загорелся энтузиазмом первооткрывателя. — А что, если поставить главной темой ток-шоу вопрос доверия аудитории к СМИ? И пригласить — опять же, чтобы не вызывать ненужных подозрений — еще пару-тройку известных журналистов, непричастных к Диминой травле. В начале светски поговорим о том о сем, посетуем на то, что настоящих профессионалов в журналистике осталось мало… Ну, а потом и поднимем тему Ангела.

— Идет, — согласилась Люська. — Но это нужно организовать как можно скорее.

— Через месяц, не раньше, — отрезал Андрей. — И учти, это — самое ближайшее время, на которое ты можешь рассчитывать. У меня план программ вообще расписан на полгода вперед.

— Месяц — это долго, — Люська тоже была категорична. — Две недели, максимум…

— Люсь, ну ты без ножа меня режешь! — укоризненно произнес Андрей. Люська серьезно взглянула на него.

— Ты не понимаешь. Человека вот-вот загрызут. У нас каждый день на счету.

— О'кей, — вздохнул Андрей, — но только с одним условием. Сам Дима на эту программу не придет.

— Ты что, с ума сошел? — возмутилась Люська, но он остановил ее жестом:

— Поверь, так будет лучше. Если до начала программы его увидит кто-нибудь из начальства или гостей, весь эфир окажется под угрозой срыва. Что ж, в мешке его прятать, что ли? Проводить в студию огородами?

— Но без его присутствия вся эта затея не имеет смысла…

— Почему нет? Ты говорила, что можешь выступить в роли его защитницы. Это раз. А потом, можно пригласить друзей. Есть же у него в окружении люди, которые не отвернулись?

— Думаю, Валерий Меладский согласился бы прийти, — предположила Люська. — Тем более, ему есть что сказать о продажных СМИ и от себя лично. Он же сам пострадал недавно от так называемой… журналистки.

— Отлично, — кивнул Андрей. — В общем, пошустрите там с Димой, подберите проверенных и надежных людей… Как только я согласую все насчет точной даты эфира… думаю, не сегодня-завтра… я тебе позвоню.

На том и расстались.

Подобрать подходящую компанию для участия в ток-шоу не составило особого труда. Меладский с радостью согласился поддержать Диму на передаче. Люська пригласила также Лану, президента фан-клуба. Та была крайне обеспокоена Диминой судьбой и после похорон Азимова несколько раз звонила Люське, чтобы осторожно выведать новости о состоянии любимого артиста.

— Представляете, Людмила, эти сволочи уничтожили Димочкин сайт! — жаловалась она, подразумевая под «сволочами», конечно же, вдову Азимова и ее брата. — Архив интервью, фотографии, песни, клипы и даже наш форум — все пропало…

Лане было шестьдесят четыре года, но выглядела она максимум на сорок пять, всегда очень элегантная, стильная и обворожительная. Люська познакомилась с ней на одной из встреч Диминого фан-клуба, и та ей сразу понравилась, несмотря даже на то, что Лана была откровенно, по-девчоночьи, страстно и безнадежно влюблена в Диму.

Лана уговорила приехать на ток-шоу еще и Таню Данильченко — тоже Димину поклонницу, талантливую поэтессу из Петербурга, с которой Люська также познакомилась на встрече фан-клуба. С Таниной стороны это было настоящим подвигом, поскольку она даже не могла самостоятельно передвигаться. Таня страдала от редкого генетического заболевания, именовавшегося спинально-мышечной амиотрофией.

Некоторые работники студии «Айдолз Мэйкер», которые, подобно Диме, отказались продлевать контракт со Светланой Азимовой, тоже выразили желание поучаствовать в передаче. В общем, группа поддержки набиралась хорошая. Люська чувствовала такую признательность по отношению ко всем этим людям, что готова была заплакать.

Но самое главное — вся эта затея держалась в строжайшей тайне от Димы. Люська решила, что так будет лучше. Во-первых, не стоило его заранее обнадеживать — кто знает, во что выльется этот прямой эфир?.. А во-вторых, она стеснялась признаться ему, что попросила помощи у Андрея, Дима же его терпеть не мог.

В субботу, когда должно было состояться ток-шоу, Люська под каким-то благовидным предлогом уехала в «Останкино» с самого утра. Дима был настолько погружен в свои невеселые мысли, что даже не стал задавать лишних вопросов.

Люська очень волновалась перед программой, поскольку у нее не было опыта выступлений в прямом эфире. К тому же, она вечно тушевалась даже перед любительскими видеокамерами — чего уж говорить о передаче одного из центральных каналов!.. К счастью, Андрей держался молодцом — он очень мягко и доходчиво объяснил, что ей предстоит делать и как себя вести, а затем отправил ее к гримерше. Люська не любила краситься, но минимальный грим был все же необходим, чтобы на экране вместо лица не получился бесцветный плоский блин.

В студию были приглашены представители «второй древнейшей профессии» из популярных изданий, в том числе и главный редактор женского журнала номер один в России. Вообще-то, все они являлись, по сути, Люськиными коллегами, но она сама чувствовала себя в их компании совершенно незначительной. Они тоже обращали на нее мало внимания — скользнув мимолетным взглядом, тут же забывали о ее присутствии. Ее облик еще не был достаточно растиражирован, и никто не узнавал в ней девушку Ангела, поскольку во всех тех изданиях, которые писали об их романе, качество снимков оставляло желать лучшего, Дима с Люськой никогда специально не позировали на камеру.

Наконец программе был дан старт. Начало Люську мало волновало, поэтому она слушала ведущего и всех высказывавшихся гостей вполуха. Порассуждали с умным видом о том, как «измельчали» СМИ, как трудно сейчас приходится настоящим акулам пера среди своры «бумагомарак» и «пустобрехов»… Разумеется, все приглашенные журналисты по умолчанию причисляли себя к профессионалам и отзывались об остальных с легким пренебрежением и даже брезгливостью — мол, из-за них, таких непорядочных, читательская аудитория не доверяет нам, таким белым и пушистым…

Особую неприязнь у Люськи вызывала Алена Жигулина из «Московского экспресса». Во-первых, у них оставались личные счеты: Жигулина в свое время опубликовала гадкую статью о Люське и Диме, даже не будучи знакомой с ними лично. Ну, а во-вторых, Алена была отвратительна сама по себе. Выглядела она типичной хабалкой с вещевого рынка, да и вела себя соответствующе. Приземистая коренастая фигура, облаченная в черную просторную футболку и джинсы, взлохмаченные короткие волосы, низкий голос многолетней курильщицы, резкие мужские движения… в общем, персонаж настолько карикатурный, что, будь это съемками художественного фильма, Жигулиной непременно досталась бы роль воинствующей лесбиянки.

— Мы ответственны за каждую написанную букву, — разглагольствовала Алена, развалившись на студийном диванчике и раздуваясь от осознания собственной важности. — Ошибки журналистов дорого обходятся людям…

Андрей незаметно сделал Люське знак рукой — мол, пора вступать!

И Люська вступила.

— Разрешите вас перебить, — с вежливой улыбкой обратилась она к Жигулиной со своего кресла и почувствовала, что все камеры устремили объективы на нее.

— Разрешаю, — язвительно отозвалась та, наблюдая за Люськой с явной снисходительностью.

— То есть, вы лично готовы нести ответственность перед читателями за все опубликованные вами материалы?

— За то, что написала лично я, — да, несомненно, — высокомерно усмехнулась Алена.

— Как насчет ваших последних публикаций об исполнителе по имени Дима Ангел? — невинно хлопая глазками, поинтересовалась Люська. Взгляд Жигулиной заметался, но она быстро овладела собой.

— Что не так с этими публикациями? — холодно отозвалась она. — Там все — чистая правда.

— Кстати, позвольте вам представить! — Андрей хлопнул себя по лбу, искусно сыграв забывчивость. — Людмила Малахова, невеста Димы Ангела.

Вот теперь на Люську в немом изумлении вытаращились все присутствующие в этой студии. Ею же овладело абсолютное спокойствие, и она снова, нежно улыбаясь, обратилась к ошеломленной Жигулиной.

— Так вы настаиваете, что в ваших статьях о Диме не было ни капли лжи?

— А у вас есть какие-то возражения? — неуверенно отбилась Жигулина, еще не сориентировавшаяся, как себя вести.

— Лично я убеждена, что все материалы о Диме Ангеле, опубликованные в прессе за последний месяц, представляют собой откровенный бред и не содержат ни слова правды.

— Вы хотите сказать… — побагровела Алена, но Люська перебила ее:

— Да, я хочу сказать, что и вы, и все ваши так называемые… коллеги, — она с презрением обвела взглядом собравшихся в студии журналистов, — вы все являетесь лгунами и хапугами, потому что статьи явно проплачены, от них за версту несет заказухой!

— Нет, погодите, — вмешался в разговор Армен Торпошян, один из самых известных журналистов Москвы. — Надо отвечать за свои слова, какое право вы имеете оскорблять сейчас уважаемых людей и профессионалов?

— Вы — профессионалы? Вы? — фыркнула Люська. — Хорошо, лично я готова ответить за свои слова, давайте же разберем ваши статьи по косточкам… Вы готовы?

— Ну, готов, — буркнул Армен нехотя.

— Прекрасно! — Люська движением фокусника выудила у себя из сумочки экземпляр газеты «Бомонд» и раскрыла его аккурат на статье Торпошяна.

— «Падший Ангел!» — с выражением зачитала она заголовок статьи и перешла непосредственно к тексту. — «Иногда выясняется, что люди на самом деле далеко не такие, какими кажутся. Это касается и звезд, которые часто оказываются сварливыми, меркантильными и бесчестными, тогда как на сцене строят из себя нечто щедрое и бесконечно доброе…» Очень пафосно, согласитесь? — обратилась она к аудитории. — Этакий изящный ввод в тему — мол, сейчас мы вам расскажем, какой «сварливый, меркантильный и бесчестный» Дима Ангел. Фактов — ноль, одни эмоции.

— Факты будут дальше! — запротестовал Армен.

— Позвольте уточнить маленькую деталь: когда это НА СЦЕНЕ Дима строил из себя «нечто щедрое и бесконечно доброе»? — поинтересовалась Люська. — Кстати, для акулы пера вы выражаетесь слишком уж неуклюже, совершенно дурацкое выражение. Так вот, о том, что Дима из себя ИЗОБРАЖАЕТ. У него что, есть песни о том, какой он щедрый и добрый? Или он на концертах деньги в толпу бросает?

— Здесь нужно понимать не буквально, а образно, — Армен заерзал на своем диванчике.

— Образно — это как? Разъясните мне, вы же профессионал!

— Ну… имеется в виду, что это не конкретно на сцене, а… в общем, по-человечески! — выкрутился Торпошян.

— Так по-человечески Дима и правда очень щедрый и добрый, но вы же с ним даже не знакомы, откуда такие гениальные выводы? Читаю дальше, — Люська снова уткнулась в газету. — «Двадцатичетырехлетний певец оказался человеком, способным предать того, кто помог ему достичь таких высот. Ангел, который обрел популярность благодаря знакомству с продюсером Юрием Азимовым, через несколько дней после трагической смерти последнего разорвал контракт с его компанией «Айдолз Мэйкер»…»

Люська снова обвела взглядом аудиторию, проверяя, не потеряла ли ее интерес. Все ловили ее слова с жадным вниманием.

— Давайте-ка уж разложим все по полочкам, — сказала она. — Когда это Дима предавал Юрия Васильевича?! Он был с ним до последнего, их связывали профессиональные и прекрасные дружеские отношения. Они доверяли друг другу во всем. Дима боготворил своего продюсера, он его вторым отцом считал и до последнего не мог поверить, что Азимов скончался… Для него просто мир рухнул, когда он потерял одного из самых дорогих ему людей.

— Людмила, вы же находились рядом с Ангелом в этот период? — вмешался Андрей, вспомнив о своих обязанностях ведущего. — Пожалуйста, опишите его поведение… если, конечно, вам не больно об этом сейчас вспоминать.

— Скажу только одно, — Люська посмотрела на группу притихших журналистов. — Если бы все ублюдки, пишущие про него, что он «предал», видели в те жуткие дни Димины глаза, если бы они слышали, как безутешно и горько он плакал, если бы наблюдали, как ему было плохо буквально физически… эти грязные статьи никогда не увидели бы свет.

— А вот это уже оскорбление! — взвился Торпошян. — Какое право ты имеешь называть нас «ублюдками»?

— А вы какое право имеете мне «тыкать»? — ответила Люська вопросом на вопрос. — Я не называла ублюдков поименно, но, тем не менее, вы сами себя признали в этом списке…

В студии поднялся невообразимый гвалт.

— Сейчас мы прервемся на рекламу! Оставайтесь с нами, — торопливо произнес Андрей и дал отмашку режиссеру.

Армен бросился к Люське с самым решительным видом, но был тут же схвачен под белы рученьки двумя дюжими молодцами. На ток-шоу Андрея нередки были стычки между гостями, поэтому наличие охранников являлось насущной необходимостью.

— Зря вы его удержали, — Люська рассмеялась Торпошяну в лицо. — Просто интересно, что он собирался со мной сделать, да еще и при свидетелях. Ударить? Задушить? Плюнуть?

— Охота было руки марать! — запальчиво крикнул Армен. — Я сию же секунду сваливаю с этой дерьмопередачки! Много чести!

— И я с тобой, — подхватилась толстая Жигулина. — Нет желания оставаться здесь и слушать эту гнусную клевету…

— А представьте, — спокойно произнесла Люська, — каково живется человеку, в чей адрес вы льете еще более гнусную клевету уже несколько недель подряд?

Гневно фыркая и отдуваясь, парочка покинула студию. Остальные журналисты, поколебавшись, решили остаться, сообразив, что уход только сыграет против них самих, и в глазах телезрителей это будет выглядеть смешно.

— Как ты? — приблизившись к Люське, тихо спросил Андрей одними губами.

— Все в порядке… — улыбнулась она в ответ.

— Держишься молодцом, — одобрил он. — Продолжай в том же духе.

Далее в студию были приглашены Лана и Таня как представители Диминого фан-клуба. Обе они рассказывали о том, что для каждой из них значит Дима, какой он человек в их глазах — добрый, внимательный и заботливый. История Татьяны растрогала всех присутствующих чуть ли не до слез.

— Люди с моим диагнозом обречены, — поведала Таня, эта белокурая нимфа с глазами невинного ангела, — врачи не дают утешительных прогнозов, говорят, что едва ли дотяну до своего тридцатилетия. А я живу… Живу всем назло. Мой главный стимул жить — это Дима. Просыпаюсь утром, думаю о нем — и на душе сразу делается легче…

Прочла Таня и свои новые стихи, посвященные кумиру.

Затем Андрей пригласил высказаться Валерия Меладского и бывших работников студии «Айдолз Мэйкер».

Меладский был категоричен и откровенен.

— Этот вонючий, говнючий шоу-бизнес! — он в сердцах сплюнул. — Здесь царят законы джунглей — люди готовы сожрать друг друга за бабло… А в конце концов выходит так, что шоу-бизнес пожирает сам себя. Настоящих честных людей здесь почти не осталось…

Музыканты «Айдолз Мэйкер» подтвердили информацию, что Дима работал с Азимовым потому, что безгранично ценил и уважал этого человека.

— После смерти Юрия Васильевича Дима не захотел быть тупо «переданным по наследству» следующему владельцу компании. Где же тут предательство?! — возмущался барабанщик Сережа. — Наоборот, он остался верен памяти Азимова, доказав, что он не марионетка, которую можно вот так запросто передавать из рук в руки, от продюсера к продюсеру… Мы с ребятами тоже не захотели там оставаться. Как раз-таки из уважения к Юрию Васильевичу…

— Но, между тем, все права на песни и бренд «Дима Ангел» принадлежат «Айдолз Мэйкер», — заметил один из оппонентов. — Настоящая фамилия певца — Архангельский, так что под псевдонимом «Ангел» может теперь выступать кто угодно. Не сегодня-завтра Светлана Азимова объявит кастинг, и таких кривляк-попрыгунчиков, как Дима, в каждом районе наберется двенадцать на дюжину!

— Ой, не смешите меня, — вмешался Димин концертный директор Боря Бушман. — Вы действительно думаете, что если выставить на сцену первого попавшегося «кривляку-попрыгунчика» и повесить ему на грудь табличку «Дима Ангел», у него реально появятся слушатели и поклонники? Даже если он запоет что-нибудь из репертуара Ангела? Глупость какая — «права на песни и бренд», — он махнул рукой. — Дима, выступай он хоть как Ангел, хоть как Архангельский, останется самим собой. Это его девиз по жизни… И его талант, обаяние, преданные поклонники и друзья — все с ним останется, уж ЭТОГО у него никто не отнимет.

— Да какой там талант! — фыркнула журналистка из газеты «Сплетни». — Он такой же, как миллионы его сверстников… Он и петь-то не умеет!

— Вы, очевидно, просто не знакомы с Диминым репертуаром, — Борис огорченно развел руками. — У него уникальные вокальные данные, и, если бы не запрет на показ его клипов и прослушивание песен, я бы с легкостью доказал вам, что вы не правы…

— Пожалуй, одно видео мы все-таки сможем сейчас посмотреть, — вступил в разговор Андрей. Люська взглянула на него в изумлении — что он имеет в виду, неужели какой-нибудь Димин клип? Но ведь это невозможно, «Айдолз Мэйкер» этого так не оставят…

— Выступление в Гнесинском училище, — пояснил между тем Андрей. — Запись довольно редкая, мне удалось раздобыть ее у бывших Диминых педагогов. Она была сделана еще до контракта с Азимовым. Итак, юный Дмитрий Архангельский!

Люська взглянула на Андрея с восхищением. Ай да партизан! Какую работу проделал, какое раритетное видео разыскал! И ведь не сказал ей ни словечка…

Публика несколько минут завороженно внимала пению юного мальчика, в котором без труда угадывались Димины черты. Он сам аккомпанировал себе на рояле, исполняя старинный русский романс. Как всегда, Люська подпала под обаяние и чарующую силу этого голоса — хотелось слушать, слушать, слушать его бесконечно…

После того, как запись закончилась, в студии еще несколько секунд стояла полная тишина.

— «Он такой же, как и миллионы его сверстников?» — повторил Андрей с непередаваемой интонацией. И все вдруг разразились бурными аплодисментами.

— Но позвольте, — явственно ощущая, что они теряют позиции, вступил в разговор журналист с «вражеской» стороны. — У Ангела все равно плохи дела, он переживает не самые легкие времена сейчас — и все это благодаря своим не очень обоснованным амбициям. Этакая звезда, слишком много о себе возомнившая… Похоже, он не и собирается одарить бывших продюсеров своим драгоценным вниманием? Что ж, в таком случае, сам виноват в том, что с ним сейчас происходит.

— Простите, каких таких «бывших продюсеров»?! — вновь подключилась к дискуссии Люська. — У Димы был только один продюсер — Юрий Васильевич Азимов, который скончался… Я понимаю нынешних руководителей компании «Айдолз Мэйкер», с уходом Ангела они теряют безумное количество денег… Но их попытки перекрыть воздух Диме, лишить его имени, песен, прав — это всего-навсего сведение счетов.

— Вы знаете, не бывает дыма без огня, — не сдавался оппонент. — Ангел чувствует, что у него рыльце в пуху — ведь с тех пор, как начался этот скандал, он просто не выходит на связь, его мобильный телефон отключен! Никто из журналистов не может до него дозвониться, чтобы получить внятные комментарии происходящему.

— Да достали вы его все просто, вот и не отвечает его телефон! — взорвалась Люська. — Дайте же человеку отдохнуть! Не до ваших грязных разборок ему сейчас, ему просто плохо… А вы ведете себя, как шакалы…

— Я попросил бы вас выбирать выражения! — возмутился журналист.

— Выбирать выражения?! Да вы же просто-напросто стервятники — все, кто пишет о «предательстве» Димы Ангела, — с ненавистью глядя ему в лицо, отчетливо произнесла она. — Вы не имеете никакого отношения к журналистике, поэтому я и разговариваю с вами на более понятном для вашего интеллекта языке. Ну так вот… — она набрала в легкие побольше воздуха и выдохнула:

— ИДИТЕ ВЫ НА ХРЕН! Вы все и мизинца его не стоите. Вы просто паршивые сплетники, злобные закомплексованные неудачники, своими гнусностями и гадостями портящие жизнь нормальным людям — тем, которые, в отличие от вас, реально чего-то добились… А вы только и умеете — нет, даже не сплетничать — врать, высасывать факты из пальца по принципу игры в «глухой телефон» и затем преподносить их в ваших поганых желтых газетенках как «достоверную информацию»…

Выждав пару секунд, не найдутся ли у собеседников возражения, Люська продолжила более спокойным голосом, хотя ее все еще реально трясло от ненависти:

— После ваших статеек мне реально стыдно за то, что я тоже называюсь журналистом… Вы опорочили это слово, сделали его синонимом лжи и корысти. Я вас даже не презираю, да и как можно презирать червяков, клопов или тараканов? Меня от вас просто тошнит.

Люська перевела дух для последнего, финального рывка и очаровательно улыбнулась.

— Искренне желаю, чтобы вас всех уволили. Чтобы выгнали с работы пинком под зад. Спасибо за внимание, дамы и господа, я все сказала…

Послав напоследок еще одну сияющую улыбку аудитории, она поднялась с кресла и вышла.

Люськина куртка осталась в маленькой гримерной. Нужно было забрать ее и отправляться домой. Эта программа отняла у Люськи гораздо больше моральных и физических сил, чем она себе представляла. К горлу то и дело подкатывала привычная уже тошнота, голова кружилась. Люська на секундочку прислонилась к стене, ища хоть какой-то опоры. В ушах зазвенело, и она обессиленно сползла по стеночке на пол.

Очнулась она на какой-то кушетке, с подложенной под голову мягкой подушкой. Не открывая глаз, Люська пыталась сообразить, что с ней произошло, но в этот момент ей в губы ткнулось что-то холодное, и мужской голос произнес:

— Выпейте.

Она послушно глотнула из стакана. Оказалось, это вода.

— Ну вот и без врача обошлись, — констатировал тот же голос. — Просто девушке стало дурно из-за нервного перенапряжения.

Люська открыла глаза и увидела перед собой ассистента режиссера. За его плечом маячило встревоженное лицо Андрея.

— Я в порядке, — сказала она слабым голосом. — Сама не знаю, что это вдруг на меня накатило…

— Ты уверена, что не нужно вызвать «скорую»? — обеспокоенно спросил Андрей, оттесняя ассистента плечом и присаживаясь рядом с ней на кушетку. — Может, у тебя что-то серьезное…

«Это серьезное именуется беременностью», — подумала Люська, а вслух сказала:

— Да просто не ела ничего с утра, переволновалась… Обычный голодный обморок.

— Ну ты даешь, — он укоризненно покачал головой. — А ведь, казалось бы, большая девочка, голова на плечах имеется.

Ассистент, увидев, что Люська пришла в норму, тут же заспешил по каким-то своим делами. Они остались вдвоем.

— Программа закончилась? — уточнила она на всякий случай.

— Несколько минут назад, — кивнул он. — Гости еще расходятся… Но ты, однако, хороша, подруга! Я чуть не поседел — выхожу из студии, а ты лежишь на полу!

— Прости… — Люська покраснела. — Не хотела никого пугать своим обмороком. Я, честно, не думала, что так выйдет. Я и сознание-то теряю всего второй раз в жизни.

— Ты еще и извиняешься, дурочка… — вздохнул он.

— Как в целом эфир, удался? — спросила она о том, что ее больше всего волновало. — У тебя не будет неприятностей с начальством?

— Ну что ты, все, наоборот, замечательно. Рейтинги офигеннные! Очень живая получилась программа, эмоциональная, но без чернухи. Диме это по-любому будет на пользу, многие на него совершенно иными глазами сегодня посмотрели!

— Спасибо, — Люська без сил откинулась на подушку и снова закрыла глаза.

— Тебе плохо?

— Нет-нет, это я так радуюсь…

— Ты меня сегодня пугаешь, — Андрей погладил ее по руке. — В любом случае, тебе срочно надо поесть. Хочешь, вместе пообедаем?

— Нет, спасибо, мне нужно скорее домой… Дима ждет.

— Я не могу отпустить тебя в таком состоянии! — категорически возразил Андрей. — Тебе нужно хоть что-нибудь пожевать… А, погоди-ка! — вспомнил он. — У меня же есть с собой пирожки! Съешь хотя бы парочку — вот прямо сейчас, при мне. Они вкусные, домашние, с капустой…

Люська захохотала. Андрей воззрился на нее с некоторой опаской:

— Я сказал что-то забавное?

— Извини, — отсмеявшись, произнесла она. — Только не обижайся, пожалуйста, просто эта картинка совершенно не укладывается в моей голове — Алла печет пирожки и дает тебе сверток с собой на работу!

Андрей хмыкнул.

— Вообще-то ты права, Алла пирожков не печет… Она вообще не любит готовить. Но у нас же есть чудесная домработница Нюта с золотыми руками!

— Ах, так пирожки — ее золотых рук дело? — все еще улыбаясь, Люська откусила кусочек. — Ммм, и правда вкусно… Передавай Нюте мои комплименты!

— Ну вот, сейчас ты и в самом деле выглядишь гораздо лучше, — заметил он. — Даже щечки порозовели.

— Мне совсем хорошо, Андрей, — искренне проговорила она. — Словно камень с души упал, честное слово… Я верю, что после этой программы все пойдет по-новому.

— Даже не сомневаюсь.

Люська съела второй пирожок и почувствовала себя совершенно прекрасно. Андрей все это время молча смотрел на нее, а потом нерешительно спросил:

— Могу ли я рассчитывать на то, что… ты меня простила?

— Глупый… конечно, простила! — кивнула она. — Ты сегодня сделал все возможное, и даже больше. Я тебе очень благодарна…

— Ну вот, — Андрей с облегчением перевел дух. — Теперь и у меня камень упал с души. Люсик, ты не поверишь, как я переживал после нашей ссоры. Таким дерьмом себя чувствовал!

— Я тогда много лишнего наговорила сгоряча, — вынуждена была признать Люська. — Давай не будем о грустном. Все прошло.

— Друзья? — он улыбнулся ей и распахнул объятия.

— Друзья, — Люська доверчиво прижалась к нему и с радостью почувствовала, что впервые за несколько лет ее совершенно не волнует Андрей как мужчина. Да, ей были знакомы его руки, его запах, каждый изгиб его тела, но сердце больше не екало от этой близости. Ей было просто спокойно, как с братом. Похоже, Андрей чувствовал примерно то же самое.

В этот день у Люськи состоялась также одна весьма занятная встреча.

Уже направляясь домой, в лифте телецентра она увидела молодого человека, чье лицо показалось ей знакомым. Тот тоже явно узнал ее, но не мог сообразить, когда и где они могли пересекаться. Они кидали друг на друга любопытные взгляды, но первым завести разговор никто не решался, тем более, что в кабине лифта помимо них были еще люди. «Определенно знакомый тип…» — думала Люська. Она помнила и эти льняные кудри, и этот чистый взгляд пронзительно-голубых глаз… Догадка вертелась где-то на поверхности, но Люська никак не могла ухватить ее за хвост.

Створки лифта распахнулись, выпуская пассажиров на свободу. Люська сделала шаг вперед и в тот же миг услышала вслед:

— Девушка, подождите!

Обернувшись, она обнаружила, что тот самый знакомый незнакомец нерешительно переминается с ноги на ногу у нее за спиной.

— Простите, ради Бога, я сейчас скажу ужасную пошлость и банальщину, но… клянусь, это правда — по-моему, мы с вами где-то встречались! — выпалил он. И в тот же миг Люська узнала этот голос.

— Павлик!!! — радостно вскричала она. — Поэт, алкоголик и гомосексуалист!

— Ну вот так сразу и «гомосексуалист», — обиделся он, испуганно озираясь по сторонам — не слышал ли кто. И тут его тоже осенила внезапная догадка:

— А-а-а!!! Журналистка из «Поезда памяти» — как же тебя, постой… Люба?

— Люда, — смеясь, отозвалась она. Ей и самой было удивительно, что она так обрадовалась этой встрече — ведь, по сути, Павлик был для нее весьма мимолетным знакомством почти двухлетней давности…

Она тогда освещала в своей газете мероприятие под названием «Поезд памяти». Суть его состояла в том, что школьники, студенты столичных вузов и ветераны войны вместе отправлялись по городам-героям, встречались там с другими ветеранами, проникались патриотическим духом от их военных рассказов и воспоминаний, давали им понять, что «никто не забыт и ничто не забыто» — ну, в общем, все в таком духе. Именно в этой поездке Люська и встретила уникальную личность по имени Павлик.

Павлик… Если бы его не было, его стоило бы придумать. Таких чудаков Люська в своей жизни еще никогда не встречала. Он произвел неповторимый эффект уже самим своим появлением. Просто дверь в купе неожиданно открылась, и Люська увидела в проеме сильно нетрезвого молодого человека. «Типаж тот еще — явно творческая личность, — тут же отметила она, — внешность а-ля Есенин… или артист Сергей Безруков в роли Есенина!» Ей нравился Безруков, и она часто ходила на его спектакли. Незнакомец был одет в черно-желтые полосатые брюки, цветастый свитер и длинный голубой шарф, небрежно обмотанный вокруг шеи. Ясные голубые глаза и златые кудри дополняли картину.

— Павлик! — представился он с легким поклоном и, подумав, дал необходимые к его образу пояснения.

— Поэт, алкоголик и гомосексуалист!

Насчет алкоголика Люська, пожалуй, согласилась бы — он был совершенно невменяем. Хотя ее потом уверяли, что Павлик и в трезвом виде такой же… Насчет поэта она не была уверена до конца, ибо ни одного своего стихотворения он им в итоге так и не прочел. Вполне вероятно, что Павлик не написал в жизни ни строчки, но пиарил он себя, во всяком случае, здорово — скоро весь поезд знал его и называл Поэтом. По поводу гомосексуалиста сведущие люди шепнули затем Люське на ушко, что это неправда, Павлик просто эпатирует публику по своему обыкновению — выпендривается, пытаясь сразу привлечь к себе внимание. «Да уж, — невесело подумала Люська, — ну и времечко настало: если ты не «голубой», то ты уже никому не интересен…»

…Однако немудрено, что она его не признала — от прежнего есенинского облика в Павлике остались лишь кудри да глаза, а сам он размордел, заматерел, отрастил небольшое брюшко и вообще — выглядел скорее солидным отцом многодетного семейства, чем тем гламурно-чудаковатым персонажем из поезда, который летал во сне с верхней полки, воображая себя Гагариным, и торговал на волгоградском рынке женскими трусиками…

— Ты что, тоже работаешь в «Останкино»? — радостно расспрашивал ее Павлик. — Вот дела… Ну скажи же, скажи — славная тогда выдалась поездочка, сколько приключений и романтики!

— Я не работаю тут, просто принимала участие в одном ток-шоу, — ответила Люська. — А ты по-прежнему репортер на Первом?

— Ну, что ты, — он подбоченился. — Я теперь директор музыкальных программ на молодежном канале.

— Ты и выглядишь как натуральный директор, — смеясь, подтвердила она.

Они еще некоторое время поболтали о том о сем. Павлик похвастался ей фотографией детишек-близнецов в телефоне — оказалось, год назад он благополучно женился на девушке, позабыв о своем эпатажном имидже «гомосексуалиста». Напоследок он оставил Люське визитку и взял с нее обещание «не пропадать». Расстались с улыбкой…

Уже в такси Люська сообразила, наконец, оживить свой телефон, который отключила еще перед началом ток-шоу. Дима, наверное, с ума сходит от беспокойства. Тут же посыпались многочисленные СМС-ки и начались звонки. Ага, а вот и сам Дима, легок на помине…

— Почему ты мне ничего не сказала? — радостно и взволнованно вопросил он вместо приветствия. — Я видел передачу по телевизору, мне позвонили друзья… Люсь, как вам удалось это все организовать? И ты, и Валера, и Лана, и Танечка, и Боря… — его голос прерывался от эмоций. — Это было… очень здорово! Как вы меня защищали перед всеми, и ты такая храбрая, роднулька моя… Но почему я об этом не знал?! — повторил он.

— Не хотела тебя заранее напрасно обнадеживать, — призналась Люська. — Ну, и потом… вдруг ты стал бы переживать из-за того, что я обратилась к Андрею… Ты и правда на меня не дуешься?

— С ума сошла? — возмутился он. — Дуться после всего, что ты для меня сделала? Да и Дроздову тоже спасибо, чего уж там… Люсь, вы все такие молодцы! Честно, не знаю, что я могу еще сказать, но ты так много для меня значишь, что я… — голос снова дрогнул.

— Не надо слов, — перебила его Люська, улыбаясь. — Я еду домой, жди меня минут через двадцать.

Следующий звонок был от мамы.

— Нет, я все понимаю, — сказала она сокрушенно, — но, доча, как ты могла опуститься до того, чтобы на всю страну произнести выражение «Идите на хрен»? Это же так некультурно…

Потом позвонил Миша — разумеется, с ворохом комплиментов в своем фирменном подтрунивающем стиле.

— Вот это женщина, вот это я понимаю! — восхищенно произнес он в трубку. — В эфире коня остановит, за Ангела в жопу пошлет…

— Заткнись, дурак! — расхохоталась Люська. — Я никого в жопу не посылала, прошу занести в протокол…

— Виноват-с! На хрен, конечно же… Изысканные леди всегда посылают только на хрен!

Когда такси зарулило во двор, Люська еще издали заметила возле Диминого подъезда группу девушек-фанаток. «Давненько они здесь не появлялись…» — подумала она. При виде Люськи, выходящей из машины, они кинулись к ней с такой прытью, словно от нее зависела их дальнейшая судьба.

— Здравствуйте, Людмила! — с ходу затараторила одна из них, самая бойкая. Люська вмиг ее признала — на встрече фан-клуба эта брюнеточка произвела на нее неизгладимое впечатление своим голым животом в январский мороз. Да и другие лица были ей знакомы.

— Мы только что видели вас, Таню и Лану в шоу Дроздова, — торопясь, говорила девушка. — В общем, мы хотим, чтобы вы передали Диме… Несмотря на то, что у него сейчас нет концертов, и сайт закрылся, и суд этот дурацкий… Пусть он в нас даже не сомневается! Фан-клуб по-прежнему существует, и мы всегда готовы поддержать Диму во всем! А это вот… — она неловко протянула Люське большой пакет. — Это ему подарки… От всех нас! От чистого сердца! И привет ему огромный…

— Спасибо вам, девочки, — растроганно произнесла Люська. — Ему будет очень приятно. Ваша преданность Диме нужна и важна, вы даже не представляете, насколько.

— Как он? — волнуясь, спросила другая девочка.

— Получше, — отозвалась Люська. — Но с такой-то поддержкой скоро будет совсем хорошо, я в этом даже не сомневаюсь!

Направившись к дому, она вдруг заметила еще одну женскую фигурку, на которую не обратила внимания ранее. В отличие от остальных фанаток, эта не держалась с ними в одной кучке, а особняком переминалась с ноги на ногу возле подъезда.

— Не могли бы вы открыть мне дверь? — мило и обезоруживающе улыбнулась она Люське. Голос у нее был приятный, грудной, мелодичный. — Здесь домофон, а у меня нет ключа…

Позже Люська не раз вспоминала эту минуту и поражалась самой себе — как так получилось, что она без видимых причин позволила зайти в подъезд неизвестно кому?! Ее словно загипнотизировали… Хотя, горько размышляла она впоследствии, вряд ли это что-нибудь изменило бы. Эта особа проникла бы в дом и без Люськиной помощи, рано или поздно…

Люська вызвала лифт. Девушка смиренно пристроилась рядом на площадке, явно намереваясь тоже зайти в кабинку. Вошли вместе…

— Какой вам нужен этаж? — поколебавшись, спросила Люська. Девушка снова послала ей дружелюбную улыбку:

— Тот же, что и вам!

Еще более растерявшись, но так и не найдя, что ответить, Люська надавила пальцем на кнопку требуемого этажа. Дверцы закрылись, и лифт поехал наверх.

Люська искоса посматривала на странную особу и силилась вспомнить, где могла ее раньше видеть. Какой-то, ей-богу, день встреч со старыми знакомыми! В конце концов она успокоила себя, что бояться в любом случае нечего. Девушка выглядела вполне невинно — тоненькая, хрупкая, с длинными светлыми локонами чуть ниже плеч…

Вышли из лифта вместе. Люська в замешательстве уставилась на свою спутницу — а сейчас-то ей куда?..

— Вы, вероятно, не поняли, — мягко сказала ей девушка. — Я тоже приехала к Диме.

Люська совсем смешалась.

— А он… в курсе вашего приезда? — спросила она. Та слегка покачала головой.

— Не думаю. Но он будет рад, уверяю вас.

«Пусть Дима сам с ней разбирается», — подумала Люська с досадой и, не сказав больше ни слова, нажала на кнопку звонка.

— Ну, наконец-то! — Дима распахнул дверь, уже готовясь заключить Люську в объятия, как вдруг натолкнулся взглядом на незнакомку за ее спиной. Он машинально отшатнулся от двери, будто его толкнули. Лицо его моментально залила меловая бледность.

— Неужели ты не рад меня видеть, Димочка? — произнесла девушка своим дивным голосом, делая крошечный шажок вперед. Люська наблюдала всю эту сцену в немом изумлении.

Дима сглотнул ком в горле и через силу выговорил:

— Леля?..