По зову сердца

Глава 10

Руки горячие и крепкие, как сталь, подхватили ее. В его объятиях было безопасно и надежно. Прижавшись к его груди, Люсинда почувствовала себя хрупкой, драгоценной и невероятно женственной.

Хьюго отнес ее в свою комнату, подошел к огромной кровати с пологом на четырех столбиках и осторожно поставил Люсинду на ноги. Обхватил руками ее лицо, осыпал легкими поцелуями ее веки, нос, уголки рта.

Как медленно. Ей не нужно время, не то она начнет думать. Она взялась за пуговицы на его сюртуке.

Он застонал. Грудь его вздымалась часто и неровно, как и ее. Он сбросил сюртук, окинул Люсинду взглядом с ног до головы. Развязал тесемки ее платья. Увидев, что лиф остался на месте, нахмурился, но потом нашел булавки и вытащил.

Ей тоже захотелось увидеть его. Ее пальцы метнулись к пуговицам его жилета.

— Не волнуйтесь, любимая. — Голос его звучал хрипло. Любимая. От этого слова она утратила всякую возможность сопротивления.

Он снял жилет, сорвал с себя галстук, непослушными пальцами расстегнул у горла рубашку. Она увидела на его груди темные волосы. Коснулась этих упругих завитков, грубых, очень мужских. Потом нерешительно посмотрела на него. Не подумает ли он, что она слишком дерзка?

Люсинда смело положила ладонь ему на грудь, впитывая в себя ее жар.

Он резко втянул воздух.

Люсинда улыбнулась.

— Ах вы, маленькая распутница, — шутливо сказал он, не скрывая своего восторга.

Ему понравилось ее прикосновение. А она пришла в упоение, ощущая жесткие завитки над горячей кожей. Она запустила пальцы глубже в открытый ворот его рубашки и ощутила выпуклые мышцы его груди.

Он схватил Люсинду за руку, поднес ее к губам, поцеловал каждый палец, не сводя с нее глаз.

— Твоя очередь, — прошептал он.

Он коснулся губами ее шеи, вдохнул ее запах.

— Ты восхитительно пахнешь.

Он стянул с нее лиф платья, показались сорочка и корсет. Хьюго застонал, губы его скользнули по ее грудям, едва прикрытым тонкой сорочкой. Он развязал тесемки на сорочке, расшнуровал корсет легко и умело, и стал мять и тискать одну грудь; обвел пальцем сосок, который сразу же стал твердым и уперся в тонкую ткань сорочки.

Люсинда окаменела в ожидании боли, ощутила дурноту. Ей очень нравятся его поцелуи, его ласки, но боль, которую он ей причинит, она не вынесет.

Он посмотрел на нее:

— Что такое, любимая?

Чувство вины, горькое, как желчь, комком застряло у нее в горле. Он подумает, что она кокетка худшего пошиба. Покачав головой, Люсинда закрыла глаза.

— Простите меня. — Она отвела его руку и скрестила руки на своей полуоткрытой груди, внезапно с ужасом ощутив, что стоит перед ним полуобнаженная.

— Я причинил тебе боль? — Искреннее волнение в его голосе заставило ее посмотреть на него.

— Это я… это я виновата… — Она отступила, спина ее уперлась в край кровати. Бежать некуда. Люсинда отвернулась и уставилась на синий, с золотом, полог. — Я не могу.

Хьюго не шелохнулся, но она ощущала его взгляд на своем лице.

— Это бессмыслица. Вы целовали меня так, что… — Он коснулся пальцами ее подбородка. — Называй меня Хьюго и обращайся ко мне на ты.

Люсинда отпрянула. Хьюго отдернул руку. Застыв, он смотрел на нее. Люсинда не смела, на него взглянуть.

— Простите меня.

— Твой муж причинял тебе боль. — Он посмотрел на шрам у нее на ключице. — Это он сделал?

Люсинда кивнула.

— Это произошло случайно, — шепотом ответила она. — Он был пьян. — Ей самой очень хотелось в это верить.

— Он не хотел тебя обжечь сигарой?

— Я рассердила его, когда он был пьян. Хьюго вздохнул.

— Боже мой. Мужчина не вправе причинять боль женщине. Будь он трезвый или пьяный. — Он коснулся ее плеча. — Клянусь, я никогда не сделаю ничего подобного.

— Я знаю, вы не причините мне боли. Нарочно. Но я… — Крепко стиснув сорочку, прикрыв грудь, Люсинда отвернулась, чтобы не видеть выражения жалости на его лице. — Со мной что-то не так. Мне не нравится… это.

— Но ведь тебе нравятся поцелуи. Она вспыхнула.

— Это совсем другое.

— Он старался сделать больно, когда ласкал тебя? — О Боже. Она больше не вынесет.

— Прошу вас, милорд. Хьюго. Позвольте мне уйти.

— Ответь мне только на этот вопрос, Люсинда. Когда он ложился с тобой в постель, он делал тебе больно? Не только в первый раз, но и во все последующие?

— Да. Он говорил… что я… фригидная… — Она бросила быстрый взгляд на его лицо. — Он не мог возбудить меня, что бы ни делал. Под конец он даже не раздевался. Только выполнял свой долг и… — Голос ее дрогнул.

— А что он делал, чтобы возбудить тебя? Причинял боль?

— Он говорил, что это единственный способ заставить меня хоть что-то почувствовать.

— Ему доставляло удовольствие, что тебе больно и страшно. Хорошо, черт побери, что он мертв, иначе я убил бы его собственными руками.

— Потом он умолял простить его. Обвинял во всем меня, потому что я была равнодушна.

— Мерзавец. — Он обхватил руками ее лицо. — Бывают же такие мужчины — свиньи. Он делал это, чтобы доставить удовольствие себе, а не тебе. Люсинда, а ты не чувствовала, что что-то не так? Не говорила с твоей матерью? С какой-нибудь знакомой женщиной?

— Он пригрозил, что всем расскажет обо мне, если я хотя бы заикнусь об этом. — Она опустила ресницы, чтобы избежать его взгляда, зная, что он будет презирать ее за слабость. — Я не хотела, чтобы кто-то знал, что я… такая. — Фригидная. Холодная. Бесчувственная.

— Я в это не верю. Ты страстная женщина. Я почувствовал это в тот момент, когда встретил тебя. Этот… человек украл у тебя радость и наслаждение. Нельзя жить, думая, что между мужчиной и женщиной существует лишь то, что причиняет боль.

— А что, если вы ошибаетесь?

— Не ошибаюсь. Ты зажигаешь огонь в моей крови, когда я держу тебя в объятиях. Но ты никогда ничего не узнаешь наверняка, если не попытаешься. — Не прикасаясь к ней, он провел языком по ее губам.

Их языки сплелись и пустились в пляс. Охватившее ее желание возрастало с каждой секундой.

— Твой поцелуй опалил меня словно огнем. — Хьюго улыбнулся.

— Обнимите меня, — попросила Люсинда.

Хьюго выполнил ее просьбу. Стал ласкать ее, покрывать поцелуями. Коснулся грудей. Люсинда ахнула.

— Снимите рубашку. Я хочу посмотреть на вас.

Он сорвал с себя рубашку, не расстегивая, через голову и стоял не двигаясь.

Бронзовый бог войны. Но в отличие от статуи этот воин-бог жил, дышал. От него исходило тепло. Люсинда с восторгом смотрела на него.

Затем указала на белую дугообразную полоску на груди:

— Что это?

— Удар саблей.

— А это? — Ее палец задержался на шраме размером с крону у него на боку.

Он вздохнул и пожал плечами:

— Пуля задела.

— Вас могли убить.

— Да. — Он выгнул бровь. — Прикоснись ко мне, если хочешь.

Она облизнула губы и посмотрела на вертикальную линию темных волос, разделявшую его живот. Распластала ладони на его груди, ощутила, как соски затвердели под ее руками. Из груди его вырвался гортанный стон.

Она отпрянула.

— Умоляю, не останавливайся, — проговорил он. — Это такое наслаждение!

Она погладила его плечи.

Он обнял ее и стал поглаживать спину ритмическими кругами, ласкал ее грудь, пока соски ее не защипало, и они не запылали от жажды его прикосновений.

Дрожащими пальцами она исследовала контуры его мышц, руки, напрягшиеся под ее руками, его горячий плоский живот. Он с шумом втянул в себя воздух, когда она провела пальцем по линии волос к его ремню.

— Полежи со мной, Люсинда, — прошептал он ей в волосы.

— Да. — Неужели она произнесла это вслух?

Наверное, сказала, потому что одним плавным движением он положил ее на огромную кровать и вытянулся рядом.

Хьюго наклонил голову, и она подставила ему губы для поцелуя.

Он обхватил ее грудь. Люсинда насторожилась.

— Не бойся, больно не будет. Если не понравится, скажешь. Я остановлюсь.

Люсинда едва заметно кивнула.

Он поцеловал ее в уголок рта, в щеку, в подбородок, опуская голову все ниже.

Он прижался губами к ее груди сквозь сорочку. Она впилась пальцами ему в плечи.

— Ах, дорогая, — сказал он с вздохом, — не нужно молча терпеть меня. Скажи, чего ты хочешь.

— Мне нравится, — выдохнула Люсинда.

— Атак? — Он опустил голову еще ниже и провел языком по ее соску.

— Да, — прошептала она. Желание достигло своего апогея.

Ее тело превратилось в инструмент, на котором он мог играть, извлекая из его глубин чарующую музыку. Люсинда забыла обо всем на свете.

Его руки скользили по ее телу, трогали, ласкали и вызывали невообразимую сладость, шепча песню на ее коленях, и, наконец, они скользнули между ее ног.

Он поднял голову. Она разочарованно вздохнула.

— Ты меня убиваешь. Я хочу видеть тебя всю, — прошептал Хьюго и потянул кверху подол ее сорочки. Люсинда приподнялась, чтобы помочь ему полностью раздеть ее.

— Красавица. — Хьюго с благоговением смотрел на нее.

— Какая я красавица? Нос большой, подбородок квадратный, и вообще меня слишком много.

— Ты великолепна.

— Со зрением у меня все в порядке, милорд. Когда я смотрю в зеркало, вижу то, что видят все остальные.

Хьюго не сводил с нее глаз.

— Какие бедра, — прошептал он и даже застонал, представив себе, как эти бедра обхватят его.

— Мне бы тоже хотелось видеть вас всего, — хриплым шепотом, проговорила Люсинда. Хьюго поморщился.

— Боюсь, я представляю собой не очень-то красивое зрелище. — И он усмехнулся.

Люсинда протянула руку к его панталонам и нащупала пуговицу.

— Меня не испугает то, что я увижу.

— Дай мне снять сапоги, — сказал он, повернулся и сел, спустив ноги.

Люсинда очарованно смотрела, как он стягиваем облегающие панталоны со своих крепких узких бедер и мускулистых ног. Ей не следовало смотреть на него в этот момент, но это было выше ее сил.

Хьюго повернулся к ней. Его возбужденный жезл был огромным.

У Люсинды перехватило дыхание. Она отодвинулась.

Он стал на кровати на коленях, взял ее за руку и запечатлел на ее ладони поцелуй.

— Вот что сделала со мной твоя страсть. Я не причиню тебе боли, если буду осторожен. И если ты готова меня принять. Ты не фригидна, — продолжал он, — ты горячая, влажная, и ты готова. Докажи это самой себе. Позволь мне войти в тебя.

Искушение велико. Если она не согласится, то никогда ничего не узнает наверняка. — Да. Он запечатлел на ее губах страстный поцелуй.

— Вот еще что, дорогая.

Хьюго выдвинул ящичек стола, стоявшего у кровати, достал прозрачный пакетик и вынул из него что-то похожее на палец перчатки.

Люсинда отпрянула.

— Что это?

— Чтобы ты не забеременела.

Он улыбнулся, заметив ее недоумевающий взгляд.

Может ли она довериться ему? Она кивнула.

Он натянул неизвестный ей предмет на свой жезл и завязал бантиком узкую красную ленточку у самого основания.

— Как красиво! — Люсинда рассмеялась.

Хьюго поцеловал ее, коленом раздвинул ей ноги, и Люсинда снова почувствовала желание.

Его палец проскользнул в нее, ей это понравилось, но этого было недостаточно. И, наконец, его жезл уткнулся в нее.

Хьюго продолжал ласкать ее. Люсинда приподнялась, требуя большего.

Хьюго убрал палец. Она протестующе вскрикнула.

— Я не могу больше сдерживаться, — прошептал он. — Впусти меня.

«Верь ему», — сказало ей сердце.

— Да, — ответила она. — Пожалуйста. Поскорее, пока я не передумала.

Кровь прилила к его чреслам, опустошила разум, побуждая его зарыться в ее влажное горячее лоно по самую рукоять. Рассудок боролся в нем с требованием похоти и одержал верх. С этой женщиной все должно быть правильно. С его женщиной.

Он наклонился, чтобы испить сладость ее губ. Она ответила с таким пылом, что губы его обожгло. Ее великолепные груди прижимались к нему, моля о поцелуях. Он зарылся лицом в теплую аллею между ними, наполнил ими ладони. Ее страстные стоны казались ему ангельским пением.

Он осторожно вошел в нее. Вперед, требовало его тело. Не торопись, требовал рассудок. Он стиснул челюсти, замер и посмотрел ей в лицо.

Ее глаза широко раскрылись, потом стали ясными, как полуночное небо в горах Испании. Она обхватила его ногами и втянула в свой рай. Он проникал глубже с каждым толчком. Ни одна женщина не поощряла его с такой сладостью, никогда не вызывала у него такого возбуждения. Ее ладони гладили его плечи, ногти впились ему в спину, и она приподняла бедра ему навстречу. Крики наслаждения, издаваемые ею, были самыми сладкими звуками в мире.

Он больше не мог сдерживаться. Ее стоны освобождения смешались с его торжествующим криком.

Хьюго вышел из нее. Она пошевелилась и посмотрела на него с усталой улыбкой.

— Спи, — сказал Хьюго и скатился с нее. Затем привлек к себе и обнял.

Его женщина. Такая хрупкая. Такая уязвимая. Он измерил глубину ее настороженного молчания и нашел там сокровище, не имеющее себе равных. Внезапно будущее показалось ему не таким одиноким, если она согласится на то малое, что он может ей предложить.