По зову сердца

Глава 3

Люсинда взяла Софию за руку, и они пошли по лесной дорожке. Сердце у нее билось оттого, что чуть было, не произошло несчастье, а не оттого, что она увидела хозяина поместья — крупного мужчину верхом на великолепном жеребце. Оно билось вовсе не оттого, что его взгляд блуждал по ее телу, как будто лаская его. Огромный мужчина, с резкими чертами лица и телом закаленного воина, граф Уонстед, вызывал у нее такое же восхищение, какое вызывает хорошо выкованный меч. Он был неприветлив, сидел на жеребце, как рыцарь старых времен, защищающий свою землю. Когда он спешился, его угрюмый взгляд и отрывистые приказания могли испугать ее, если бы он с нежностью не погладил лошадь.

Деревья расступились, и открылся вид на холмистый пейзаж. Люсинда и София пробирались через высокую траву по луговине, простирающейся до озера, на котором жили лебеди. Постепенно сердце ее стало биться медленнее. Она посмотрела на Грейндж. Она надеялась, что граф не станет возражать против того, что они снова вторглись в его владения. Прогулка по его земле не причинит никакого вреда, и Люсинда обещала Софии, что сегодня они покормят лебедей.

Люсинда вздохнула. Лорд Уонстед, несомненно, красив. Она не настолько стара, чтобы не оценить в мужчине красоту. Вдруг он нашел ее привлекательной? Она едва не рассмеялась. Да, его глаза вспыхнули — но причиной тому был гнев. Лорд Уонстед невзлюбил ее с первого взгляда. Так что лучше держаться от него подальше.

Жаль, что у нее не хватило ума держаться подальше от Денби. Ее любящие родители были потрясены, когда красивый и знатный человек попросил у них позволения ухаживать за ней. Желая угодить им, дать им основания для гордости, Люсинда не смогла заглянуть поглубже и увидеть, что скрывается за его титулом и его обаянием. Он всех их одурачил. Но больше такое не повторится.

София высвободилась из рук Люсинды и присела на корточки у ее ног.

— Маргаритки, — сказала она и сорвала два цветка.

Люсинда тоже сорвала маргаритку и протянула девочке, чтобы та посмотрела на ее лепестки с розовыми кончиками.

— Рвать цветочки нужно вот так, малышка. Тогда у тебя будет длинный стебелек. Попробуй.

София бегала взад-вперед, время, от времени бросая цветы Люсинде на колени. Люсинда протыкала каждый стебелек ногтем и плела венок.

— Найди какой-нибудь большой цветок, — сказала Люсинда, когда девочка подбежала к ней в очередной раз.

— Большой-пребольшой, — повторила София и побежала искать цветок. — Такой? — пролепетала она, вернувшись.

Люсинда пощекотала ей животик.

— Дай-ка взглянуть.

София хихикнула и отпрыгнула от нее.

Какое счастье, что судьба послала ей этого ребенка.

Хьюго окинул взглядом комнату отца. Нет. Уже не его отца. Его комнату. Слава Богу, она кажется довольно чистой и весьма импозантной. Большая кровать посредине с гербами с изображениями кабанов и роз, украшающими все, начиная от темно-синих занавесей на кровати и кончая комодом с резьбой. Хьюго не помнил, заходил ли в эту комнату хоть раз в жизни.

Со странным ощущением вины он подошел к двери, ведущей в апартаменты графини, и вошел. Здесь тоже ничего не изменилось.

Хотел ли его отец сохранить эту комнату как святыню в память о той, которая жила здесь последней? Вряд ли. Или он просто не входил в нее с тех пор? У отца хватило здравого смысла больше не жениться. Да, он возложил выполнение этого неприятного долга на своего сына. Один раз, попытавшись, это сделать, Хьюго никогда больше не повторит такую попытку. Наследник его не заботит. Он просто больше не хочет обременять свою совесть еще одной смертью.

Пыль покрыла тонкую ткань на пологе в стиле Людовика XIV. Хьюго вспомнил, как спрятал лицо в эти нежные складки, и как мать мягко велела ему быть осторожнее.

Он был очень неуклюжим в детстве. Хьюго осторожно присел на краешек кровати, как делал это, когда был ребенком. Каждый день он рассказывал матери, что узнал на занятиях с учителем, а она лежала в постели в кружевном чепчике и халате и слабо улыбалась. Господи, она выглядела совсем больной, даже когда относительно хорошо себя чувствовала.

На его памяти в семье Уонстед две женщины принесли себя в жертву на алтарь продолжения рода. Хватит.

Воспоминания его проникли за крепко запертую дверь, и сердце у него сжалось. Нетвердой походкой он обошел вокруг кровати и вышел в коридор в поисках более радостных воспоминаний. Апартаменты графа находились в западном крыле и выходили на обсаженную деревьями аллею. В противоположной стороне находилась комната, которую он выбрал для себя, когда настало время покинуть детскую.

Хьюго прошел по галерее, соединяющей эти части дома, кивая угрюмым портретам предков на стенах, после чего углубился в узкий коридор с почерневшими балками, обшитый старинными панелями. Наверное, у него были причины выбрать именно эту часть дома — самые древние остатки изначального здания, выстроенного в эпоху Тюдоров. Быть может, мечты о рыцарях в сверкающих доспехах привели его сюда? Хьюго вздохнул. Скорее то была потребность быть как можно дальше от родителей и их несчастья.

Дверь в его прежнюю комнату вела в очередное святилище. На этот раз — в его собственное. Деревянная кровать, носившая следы битв с драконами, занимала одну стену. Стол, испещренный неизбежными зарубками, оставленными от скуки несколькими поколениями подростков семьи Уонстед, одаренных различными, художественными способностями, стоял на страже перед окном со средником. Хьюго провел пальцем по собственной зарубке, почувствовав удовлетворение оттого, что его прорезы были глубже, чем все остальные, и поэтому меньше подвержены разрушительной работе времени. Ромбовидные стекла в окне даже в самые светлые дни не пропускали много света. Черное пятно на турецком ковре напомнило ему тот день, когда он, тринадцатилетний, опрокинул чернильницу, потому что колени у него уже не помещались под столом. Учитель назвал его неуклюжим быком.

Хьюго подошел к окну и посмотрел вниз, на строгие ряды овощей в обнесенном стеной огороде. Некошеная трава за стеной шевельнулась и привлекла к себе его внимание. Разумеется, это вдова со своей дочерью резвится на его лугу.

Резвится. Вот слово, которое кажется совершенно неуместным в Грейндже. Даже с такого расстояния он видел улыбки на их лицах, когда она закружила в воздухе свое дитя, и ее юбки прижались к длинным сильным ногам и пышным округлым бедрам.

Волнение в крови заставило его нахмуриться. Ни к чему замечать ее округлости. Ему следует отвернуться, а не бросать на нее похотливые взгляды. Женщина поставила девочку на землю, и их длинные тени легли на траву. Рука об руку они пошли к озеру, которое под лучами солнца казалось наполненным медью.

Внезапно похоть, неотвратимая и острая, вцепилась в его плоть. Надо что-то делать с этой женщиной, лишившей его покоя, и девочкой, вызывающей невыносимо мучительные воспоминания. Он больше не хочет их здесь видеть.

Леденящая пустота у него в груди, казалось, разрастается.

Он отвернулся от окна, уставился на свою старую кровать и вдохнул запах плесени. Но это не имеет значения. Он теперь граф и поселится в отцовской комнате.

— Вы хотите выплатить миссис Грэм отступные? — Молодой мистер Браун, хмурый человек лет тридцати с открытым лицом и редкими каштановыми волосами, падающими на лоб, ушам своим не поверил. Будучи среднего роста и среднего веса, он стоял перед письменным столом Хьюго, застыв, как новобранец на параде. Но в голосе его слышались неприязненные нотки.

Хьюго поднял бровь. Большинство его бывших подчиненных поняли бы, что это не предвещает ничего хорошего. Но мистер Браун не придал этому никакого значения и продолжил:

— Она заплатила за год вперед с правом продлить договор. Мне придется взять назад свое слово.

— Слово, которое вы дали, не посоветовавшись со мной, — заявил Хьюго. — Вы превысили свои полномочия.

Браун судорожно сглотнул, его выпуклое адамово яблоко выступило над галстуком.

— Я сделал так, как считал лучшим для Грейнджа, милорд, который, как я полагал, передан под мою ответственность. Миссис Грэм — один из лучших ваших арендаторов.

Столь пылкое стремление защитить эту женщину ошеломило Хьюго. Неужели управляющий испытывает к вдове нечто большее, чем профессиональный интерес? Хьюго это не понравилось.

— Это так?

— Несомненно, милорд. Она даже начала преподавать в деревенской воскресной школе.

А Хьюго — чудовище, которое вознамерилось вышвырнуть ее из дома.

— Я готов дать ей время, чтобы она подыскала себе новое жилье.

Браун поджал губы.

— А где ваше сиятельство найдет арендатора, который согласится платить столь высокую цену за дом, который доброго слова не стоит?

Сарказм? Этот самоуверенный молодой человек, подумал Хьюго, нуждается в некоторой армейской выучке. Возможно, тогда он обретет умение подчиняться прямым командам, не задавая вопросов. Что, черт побери, случилось с Англией за последние несколько лет? Хьюго разозлился.

— Там же, полагаю, где вы нашли миссис Грэм, — ответил Хьюго ледяным тоном.

— Ее муж убит на войне, — сказал мистер Браун. — Она приехала сюда, чтобы пережить свое горе и хоть немного успокоиться. Кому это понимать, как не вам?

Хьюго изменился в лице. Солдатская вдова? Он подошел к окну и устремил взгляд на сорняки, растущие на средней части подъездной аллеи.

— Понятно.

— Она решила, что Блендой — идеальное место, где можно растить дочь.

Мистер Браун не скрывал своего негодования. Молодой Браун, сын управляющего, служившего семье Хьюго многие годы, не одобрял Хьюго. Можно не сомневаться — он находил недостатки и в старом графе.

— Что вас связывает с миссис Грэм? — спросил Хьюго, прищурившись.

Браун нахмурился:

— Не понимаю, о чем вы, милорд.

— Как бы это сказать, Браун? Вы… вы очень интересуетесь этой женщиной. — Вот так. Карты на стол. Хьюго предпочитает вести дела именно так. Он не собирается тайком собирать сплетни и слухи.

— Милорд! — Браун побледнел от гнева. — Миссис Грэм — благородная женщина. А поместью нужны деньги, чтобы платить жалованье слугам и покупать провизию.

— Объясните!

— Ваш отец вложил деньги в скачки.

Это был удар ниже пояса. Хьюго стал задыхаться. Проклятие. Ему нечего было возразить. Да, он строг относительно дисциплины, суров с лжецами и лентяями, но никогда он не бывал несправедливым. Если Браун сказал правду об отчаянном положении дел — а лгать у него не было оснований, — он поступил правильно, сдав вдовий дом.

— Хорошо. Я последую вашему совету. Браун заморгал.

— Милорд?

— Но сообщите миссис Грэм, что она и ее дочь не должны появляться в моем лесу и парке.

— Я передам ваши пожелания миссис Грэм, милорд. Уверен, вы не пожалеете о вашем решении.

Одним сожалением больше, одним меньше — не все ли равно.

— Уверен, миссис Грэм будет признательна вам — вы умеете убеждать, мистер Браун. А теперь сядьте и сообщите мне остальные плохие новости. — Он указал на стул перед письменным столом. — Объясните, почему на моих полях нет ни зерновых, ни скота.

Браун в изнеможении опустился на стул.

— Насколько я понял, вскоре, после того как вы вступили в армию, его сиятельство потерпел финансовый крах из-за купленных им лошадей.

Лошади. Страсть его отца.

— Понятно.

— Да, милорд. — Браун вздохнул. — Очевидно, его сиятельство и пытался восполнить свои потери на скачках в Ньюмаркете.

— И что же произошло?

— Полагаю, его сиятельство сильно запутался в долгах. Страх перед вашей гибелью и неприязнью вашего кузена заставил его отправиться на ярмарку невест. Он вел в Лондоне расточительный образ жизни, милорд. С тем, чтобы найти невесту.

Хьюго резко выпрямился.

— Что?!

Управляющий судорожно сглотнул.

— Он смело пустился в это предприятие. Насколько я понимаю, переговоры были почти завершены, когда… когда он…

— Неожиданно умер. И поделом ему. — В комнате стало холодно. Хьюго откинулся на стуле и уставился на низкий деревянный потолок, украшенный гербами всех английских, знатных домов шестнадцатого века. — Старый негодяй, — пробормотал он. — Знал, что может случиться, и все равно… — Он покачал головой.

— Прошу прощения, милорд?

Хьюго снова перевел взгляд на управляющего:

— И что нам теперь делать, хотел бы я знать? Браун смущенно кашлянул, прикрыв рот рукой.

— Его сиятельство, возможно, был на правильном пути, милорд. Существуют джентльмены из Сити, банкиры и им подобные или фабриканты с севера, которые будут рады принять потомка английской знати в свою семью, протянув ему руку, полную золота.

Хьюго изумленно посмотрел на него:

— Вы хотите продать меня, как премированного быка? Нет, Браун, ничего не получится.

— Уверен, мы могли бы заключить неплохую сделку. Вы герой, вернувшийся с войны, и к тому же граф.

Хьюго стукнул кулаком по столу.

— Нет! — гаркнул он. — Если вы еще раз заговорите об этом, я буду искать нового управляющего. Ясно?

— Да, милорд. — Браун опустил голову с сокрушенным видом.

Наконец-то этот малый слушает его.

— Хорошо. — Он схватил графин с бренди, плеснул в бокал и залпом осушил его. Внутренности обожгло. — А теперь скажите, до какой степени плохи мои дела. Говорите напрямик.

— Мне трудно говорить, милорд. Я не был знаком со всеми делами его сиятельства. Думаю, существуют кое-какие неуплаченные долги чести.

— Понятно. — Он приехал домой, ища покоя, а вышло, что он, сам того не зная, втянут в войну, идущую в его доме. И, кажется, отец выиграл первую битву.

— Я могу продать лошадей из своей упряжки. Трент доставит их сюда. Могу расстаться с охотничьим домиком, продать драгоценности моей матери.

Браун покачал головой.

— Полагаю, драгоценностей уже нет. Что же до лошадей, то самый лучший способ для джентльмена дать понять всем, что он в стесненных обстоятельствах, — продать конюшню, милорд. Ваш отец это понял.

Хьюго снова ударил кулаком по столу.

— Перестаньте мне объяснять, чего нельзя делать, предложите лучше что-нибудь полезное.

— Вам требуется вливание денег. Это была одна из причин, почему я сдал вдовий дом миссис Грэм. Она оплатила аренду на год вперед. Побольше таких арендаторов, как она, было бы для нас просто счастьем.

— Миссис Грэм выглядит воплощением всяческих добродетелей.

Браун раскрыл рот. Хьюго поднял руку.

— Не важно.

— Не пожелает ли ваше сиятельство занять денег?

— Опять влезать в долги? Браун скривился.

— Если деньгами распорядиться разумно и если у нас будет хороший урожай…

— Это бабушка надвое сказала. — Хьюго потер затылок. — Сколько это принесет? Есть у меня кредит в банке?

Браун передвинул на середину стола документ, лежавший с краешку.

— Год назад я приготовил подобный доклад для вашего отца, милорд. Он не стал смотреть его и пришел в ярость, когда я предложил сдать два луга сквайру под покосы и еще один — мистеру Мастеру из Хай-Эйкра под пастбище для овец. Полагаю, он не желал знать, что он в долгу как в шелку.

Написанные аккуратным почерком цифры на бумаге в основном были красного цвета, если не считать стоящих рядом с именем миссис Грэм. Речь уже не шла о том, что он будет терпеть ее присутствие. Ему нужны ее деньги. Хьюго почувствовал себя идиотом. Его бросило в жар. Наконец он взял себя в руки.

— Хорошо, Браун. Я ценю вашу честность и вашу помощь. Введите меня в курс ваших замыслов.

Одной рукой Люсинда крепко сжимала зонтик, другой — пальчики Софии, не обращая внимания на сырость, которая ползла вверх по юбке ее платья, и на то, что мокрая нижняя юбка прилипала к лодыжкам.

— София, милочка, старайся не наступать на лужи. — Она повела ребенка по краю, где было посуше, в то же время прикрывая ее от дождя.

Малышка выглянула из-под розовой шляпки с озорной улыбкой.

— Я говорю серьезно, — сказала Люсинда, покачав головой.

Увы, она не смогла устоять и улыбнулась в ответ. София любит шлепать по лужам. Но к несчастью, лужи эти полны грязи, и они тянутся все полмили между ней и каменными коттеджами работников, сгрудившимися в конце улицы. Его сиятельство действительно должен что-то сделать с этой улицей. Ее нужно осушить. Она никогда не видела ничего подобного в поместье ее отца. Люсинда посмотрела сквозь морось на свинцовое небо: не повернуть ли обратно? Но та часть ее души, которая знала, что такое долг, заставила ее идти дальше.

Чем скорее она выполнит свою задачу и принесет помощь тем, кому повезло меньше, как выразился викарий, тем быстрее вернется домой, выпьет чашку горячего чая и погреется у огня. Впервые июнь выдался таким холодным.

Люсинда с трудом шла по дороге, ее башмаки становились все тяжелее от налипшей на них грязи. Только первый коттедж в ряду домов, стоящих вдоль улицы, подавал признаки жизни, поняла она, подойдя к своей цели. Другие казались брошенными, ставни свободно болтались, двери были открыты всем ветрам. В городе столько бездомных, а здесь пустуют прекрасные дома. Она постучалась. Паренек лет тринадцати с копной рыжих волос, веснушчатым вздернутым носом и большими зелеными глазами открыл скрипучую дверь. Оттуда пахнуло застарелой сыростью и потянуло дымком.

Когда мальчик рассмотрел посетительниц, глаза его широко раскрылись. София спряталась за юбками Люсинды.

— Дома ли миссис Дрейбет? — спросила Люсинда.

— Ага, — ответил мальчик.

— Это хорошо. Я миссис Грэм. Викарий попросил меня зайти узнать, как себя чувствует твоя мама. Можно войти?

— Кто там, Том? — донесся дрожащий голос из глубины дома.

— Какая-то леди от викария! — крикнул мальчик, которому явно не хотелось открывать дверь пошире. — Хочет войти.

— Я принесла кое-что для маленького, — сказала Люсинда, — и еще хлеба и сыра для твоей мамы.

Мальчик просиял.

— Можно ей войти, мама? — крикнул он. — Она принесла чего-то маленькому.

После недолгого молчания послышался голос слабый, как шепот:

— Да. Да, пожалуй.

Приглашение было не очень любезным, и все же Люсинда обрадовалась.

Мальчик распахнул дверь. Люсинда пригнулась под притолокой и вошла. Коттедж очень походил на те, что она видела в отцовских владениях. Единственная комната, обставленная самодельной мебелью, у задней стены отгороженная занавеской кухня; лестница, ведущая наверх, в спальни.

Миссис Дрейбет сидела на низеньком табурете у слабого огня, горевшего в закопченном очаге. На руках она держала младенца с красным сморщенным личиком, видневшимся из-под светло-рыжих волос.

Воистину прекрасное зрелище.

Никогда еще собственные руки не казались Люсинде таким пустым, бесполезным приложением к такому же бесполезному телу. Комната расплылась у нее перед глазами, как будто с улицы вполз туман или из очага повалил дым. Лгунья. При виде детей у нее всегда наворачивались на глаза слезы. Она энергично заморгала.

София осторожно шагнула вперед.

— Младенчик, — прошептала она и коснулась его головки. — Какой хорошенький, — проговорила она тоже шепотом. По сравнению со здоровым розовым личиком Софии личико младенца казалось синеватым.

— Добрый день, миссис Дрейбет. Я миссис Грэм. — Люсинда улыбнулась женщине. — А это моя дочка София. Викарий попросил нас зайти к вам. Он хотел прийти сам, но его срочно вызвали к мистеру Праудфуту.

Женщина кивнула:

— Старому мистеру Праудфуту не понравится, когда ему напомнят, что ему недолго осталось пребывать в этом мире, но хорошо, что викарий всех посещает.

Люсинда поискала глазами, куда поставить свою корзинку. Несмотря на то, что кто-то попытался недавно подмести пол, в коттедже явно пахло сыростью. Слишком сыро было здесь для младенца и его матери. По окну стекали струйки воды. Люсинда нахмурилась.

— Крыша течет лишь, когда идет дождь, — сказала миссис Дрейбет. — Я-то обычно подметаю каждый день. Дик сказал, что потом принесет, свежей соломы, если сможет стянуть хоть малость с конюшни в «Красном льве». — Тут она опомнилась и прикрыла рот рукой. — Я хотела сказать — одолжит.

— А лорд Уонстед, наверное, не знает, что у вас течет крыша? Иначе он велел бы ее починить.

Женщина покачала головой.

— Мой Дик говорил об этом мистеру Брауну прошлой зимой, но тот ничем не может помочь. Приказание его сиятельства. Я имею в виду старого графа. Дик сказал, что новому лорду лучше ничего не говорить, а то вдруг он скажет, что нам больше нельзя тут оставаться. — В ее словах не было озлобленности, только смирение.

— Нельзя оставаться? Разве мистер Дрейбет не работает у его сиятельства? — спросила Люсинда.

Миссис Дрейбет пожала плечами.

— Вот уже два года, как здесь нет никакой работы. А, следовательно, и жалованья. Все уехали на север, но Дик, все еще ждет, может, что-то появится. Я не могла никуда ехать, тоже ждала. Дик подрабатывает в «Красном льве». Приносит для мальчонки немного хлеба поесть.

Неудивительно, что викарий так волновался из-за того, чтобы кто-нибудь навестил сегодня эту семью.

— А нового лорда мы и в глаза не видали с тех пор, как он вернулся, — сказала миссис Дрейбет.

Его вообще никто не видел. Со времени ее встречи с лордом Уонстедом в лесу три недели назад никто в деревне не видел его сиятельство. Даже в церкви. Он словно сквозь землю провалился. Поговаривали, будто он сторонится людей. Кое-кто говорил, будто он отшельник. Как он посмел бросить своих людей на произвол судьбы? Особенно такого крошечного ребенка? Люсинда прикусила язык. Если она будет бранить владельца поместья, это лишь огорчит болезненную миссис Дрейбет.

— У вас правда есть хлеб и сыр? — спросил мальчик, уставившись на корзинку Люсинды.

Люсинда поставила корзинку на дощатый стол у стены.

— Есть, и еще кое-что для малыша. Надеюсь, вы не возражаете, миссис Дрейбет? Мисс Кротчет сшила ночную рубашечку, здесь также есть куски фланели на пеленки и вязаное одеяльце от Энни Даннкнг. Хлеб испекли только сегодня утром. Викарий прислал круг сыра, а миссис Педдл — флягу крепкого портера. Это для вас, миссис Дрейбет, чтобы вы подкрепились.

Женщина глазам своим не верила.

— Подумать только. Это все викарий. Он очень добрый, я всегда говорила об этом моему Дику. — Миссис Дрейбет склонила голову набок. — Жена ему нужна, вот что. Негоже викарию жить одному.

Все разделяли мнение миссис Дрейбет, в том числе миссис Доусон, жена сквайра. Люсинда игнорировала намеки и продолжала носить полу траур как вид самозащиты.

Она перевела взгляд с дымящего очага на мальчика, который с жадностью смотрел на хлеб и сыр.

— У вас есть, что подбросить в огонь? Здесь холодновато для малыша.

— Есть немного дров у задней двери, — сказала миссис Дрейбет. — Но это наш запас на зиму. Мне не следовало разводить огонь, но малыш совсем замерз, бедненький.

Воистину бедненький.

— Пришлите вашего мальчика в Брайарз завтра утром, — сказала Люсинда. — У меня есть для него кое-какая работа, взамен он получит немного дров и ведерко угля. А пока что, молодой человек, подкиньте дров в огонь.

Бросив тоскливый взгляд на хлеб и сыр, лежавшие на столе, мальчик стукнул себя по лбу костяшками пальцев и бросился вон из комнаты.

Господи, к завтрашнему дню ей придется придумать какие-то поручения для него. Она посмотрела на темный влажный след, вьющийся по каменной стене. Или лорду Уонстеду придется найти какую-то работу для отца мальчика. Это интересная мысль.

— Всего хорошего, миссис Дрейбет, — сказала Люсинда. — Не забудьте, пожалуйста, прислать ко мне завтра вашего сына. Пойдем, София. Нам нужно зайти еще в один дом.

Она вышла, быстро закрыв за собой дверь, чтобы в дом не проник холод. Теперь они пойдут к лорду, бросившему своих людей на произвол судьбы. Она представила себе младенца с посиневшими губами, и кровь забурлила у нее в жилах.

Когда они добрались до Грейнджа, морось прекратилась, но настроение у Люсинды было таким же черным, как тучи, убегавшие за горизонт.

На конюшенном дворе они встретили Альберта.

— Добрый день, миссис Грэм, мисс София. Как поживаете?

— Добрый день, Альберт. У нас все в порядке, благодарю вас. Дома ли его сиятельство?

— Час назад вернулся из Мейдстона в очень плохом настроении.

Люсинда поморщилась. Не отложить ли свой визит на какой-нибудь другой день, когда его сиятельство будет в хорошем расположении духа? «Никогда не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня», — вспомнила она слова матери.

— Я рада, что он дома.

— А он почти всегда дома. Хотите, я присмотрю за маленькой леди, пока вы будете у его сиятельства? Отведу ее посмотреть лошадок?

София, уставшая от затянувшейся прогулки, запрыгала от радости:

— Лошадки.

У Люсинды не хватило духу отказать ей. Кроме того, с его сиятельством будет легче разговаривать, если не придется одновременно присматривать за этой озорницей.

— Ну, если она вам не помешает…

София ухватилась за грубую руку, протянутую ей.

— А больше тут и делать нечего, миссис Грэм, кроме как смотреть, есть ли сено в кормушке, пока не прибудут хозяйские лошади.

Можно не сомневаться — эти лошади будут содержаться лучше, чем люди, которые живут на его земле. При мысли об этом спина у нее стала несгибаемой, и она устремилась к парадной двери, утыканной железными гвоздями. Подняв круглый дверной молоток, Люсинда дважды постучала.

Прошло некоторое время, после чего дверь распахнулась, и появился пожилой дворецкий.

— Миссис Грэм, — проговорил он.

В Блендоне все всех знали.

— Мистер Джевенс, — сказала она, — я пришла поговорить с лордом Уонстедом.

— Его сиятельства нет дома, — сказал дворецкий не очень убедительно.

— Вздор. Альберт сообщил мне, что он вернулся час назад.

Дворецкий покраснел.

— Я хочу сказать, миссис Грэм, что его нет дома для посетителей.

— А он когда-нибудь бывает дома, Джевенс?

— Нет, миссис Грэм. Никогда.

— Тогда давайте считать, что это деловой визит, хорошо?

Люсинда вошла в холл, проскочив мимо дворецкого, который потрусил следом за ней. Теперь он может смело сказать, что Люсинда ворвалась в дом.

— Где он?

— У себя в кабинете.

Джевенс кивнул на дубовую дверь, ведущую из помещение, которое некогда было огромным средневековым залом. Каменный очаг в одном его конце был настолько велик, что в нем можно было стоять во весь рост. Подножие великолепной лестницы, украшенной почерневшей от времени резьбой, охранял доспех времен Кромвеля, огромный железный канделябр свисал с консольной балки. Великолепно, открыто для сквозняков и… необыкновенно мрачно. Люсинда посмотрела в зеркало, но не увидела своего отражения — зеркало было покрыто толстым слоем пыли.

Люсинда подошла к двери и остановилась, чтобы оправить платье. Последний раз она оправляла юбки перед дверью, когда Денби сделал ей последний выговор из-за угля. Это воспоминание походило на пощечину. В те дни Люсинда нервничала, боялась сказать что-то не то. Потом она взяла свою жизнь в собственные руки. Предстоящий разговор мог оказаться неприятным, но страха она не испытывала, только колени слегка дрожали, а сердце гулко билось.

Люсинда постучала в дверь.

— Войдите. — Голос у лорда был глубокий, приятный, звучный и очень мужской.

Люсинда вошла.

Ставни были открыты, но в комнате царил полумрак. Лорд сидел за письменным столом, склонившись над бумагами, и писал.

Люсинда закрыла дверь.

— Да? — сказал лорд Уонстед, поднял голову, прищурился и медленно встал. Перо выскользнуло из руки. Лорд окинул ее взглядом с ног до головы и вопросительно вскинул брови. — Какого чер…

— Миссис Грэм, милорд, — сказала Люсинда, злясь на себя за то, что голос ее дрогнул. — Мы познакомились в лесу около двух недель назад. Я снимаю…

— Я знаю, кто вы, миссис Грэм. Но не понимаю, как вы оказались здесь.

Он направился к камину, где висел звонок, и потянул ленту с явным намерением вызвать лакея, чтобы выпроводил ее. Поднялась огромная собака, лежавшая рядом со столом.

— Сидеть, Белдерон, — скомандовал Уонстед. Собака села.

— Прошу вас, милорд, будьте снисходительны. У меня к вам важное дело.

— Что случилось, миссис Грэм? У вас в кладовке завелись мыши? Вы хотите повесить какие-нибудь полки во вдо… в Брайарзе? Тогда обратитесь к мистеру Брауну.

Люсинда стянула с рук перчатки и сняла шляпку.

— Давайте сядем и побеседуем, как цивилизованные люди. — Люсинда подошла к стулу, стоявшему у письменного стола, и села.

Уонстед опустился в свое пухлое кресло.

— Не хотите ли чаю, миссис Грэм? — спросил Хьюго.

— Нет, благодарю вас. Я пришла, чтобы поговорить, с вами об одном из ваших работников и его семье.

— Какое вам до них дело, позвольте узнать? — прорычал Хьюго.

— Сегодня викарий попросил меня навестить миссис Дрейбет, отнести им кое-какие вещи от приходских дам для новорожденного.

— Дрейбет, — повторил Хьюго. — Дик Дрейбет? Я совсем забыл о старине Дике. Сколько лет не видел его.

— Видимо, так оно и есть, милорд.

В потемневших глазах Хьюго мелькнуло что-то похожее на стыд, и он перевел взгляд на бумаги, лежавшие на столе.

— Я очень занятой человек, миссис Грэм. Прошу вас, ближе к делу.

— Милорд, семейство Дрейбет живет в условиях, не подходящих даже для скотины, не говоря уже о людях и тем более о младенце.

Плечи его напряглись, на скулах вспыхнул румянец, пальцы судорожно сжали перо. Люсинда поняла, что зашла чересчур далеко. Мужчинам не нравится, когда им говорят правду в глаза, осуждая их поведение.

— Вы пришли сюда, чтобы сообщить, что какой-то дом в моем поместье требует ремонта?

— Д-да.

— Я понятия не имел об этом, — сказал Хьюго.

— Неудивительно. Вы же никуда не выходите с тех пор, как вернулись. А известно ли вам, что еще два коттеджа в этом ряду пустуют и, если не заняться ими, в ближайшее время рухнут?

— Я очень занят, — сказал Хьюго, бросив взгляд на бумаги. — У меня не было времени…

Не было времени? Что же он делал, сидя здесь взаперти, в одиночестве, в этом доме, похожем на усыпальницу? Кстати, этим домом тоже нужно заняться.

Вид у Хьюго был усталый, даже несколько взволнованный, как будто что-то пробилось сквозь его железную сдержанность.

Она вдруг пожалела, что говорила с ним так обвиняюще.

— Если я могу как-то помочь… Он закрыл глаза, выпрямился.

— Нет. Благодарю вас. Полагаю, вы сделали достаточно.

Он явно выпроваживает ее.

— Не стану мешать вам, милорд. Всего доброго.

— Всего хорошего, миссис Грэм. — Хьюго вежливо поклонился.

Приглашения снова зайти Люсинда не получила, но свой долг выполнила.

Она присела перед ним в глубоком реверансе, быть может, слишком демонстративном, но вполне соответствующем ее настроению, после чего покинула кабинет.