Побег от соблазна, или Встретить Его и не узнать! (СИ)

Эпилог

Каменные стены мрачных коридоров лишь слегка приглушали стенания пациентов сумасшедшего дома. Я шла за супругом и доктором Броуди, вздрагивая от каждого шороха в темноте. Лучи света почти не проникали в эти камеры-склепы. А зловонный смрад нечистот и затхлости вызывал приступы тошноты.

Ричард был, конечно, против моего решения поехать навестить сестру, но спорить и категорично высказываться не рискнул. Последний месяц беременности мне давался тяжело. Я не располнела, как большинство женщин в моём положении. Меня мучили резкие смены настроения. Я могла часами плакать, считая себя слишком неповоротливой или жалуясь на из-нуряющую жару. Поэтому, когда я сказала супругу, что хочу увидеть Изабель, он только тяжело вздохнул.

И вот несколько часов тряски по ухабистой дороге и мы в пристанище умалишённых, а мерзкий доктор ведёт нас к своей не самой лучшей паци-ентке, у которой прогрессирует истерия, несмотря на самые радикальные методы лечения. Слушая этого эскулапа, больше подходящего на шарлатана, чем на светило науки, мне хотелось вцепиться ему в лицо и закричать:

«Лжец!».

Тяжёлая железная дверь отворилась, и доктор пригласил нас войти внутрь камеры. Мои глаза уже привыкшие к темноте, всё же с трудом раз-глядели грязный, лохматый, скрюченный комок в дальнем углу камеры.

Сначала я не поверила глазам. Моя красавица сестра за год пребывания в этой богадельне из цветущей женщины превратилась в настоящее животное. Она спала на соломе и испражнялась прямо на пол. В этих четырёх стенах я не наблюдала не то что отхожего ведра, но и ни единого ат-рибута мебели.

Изабель, дёрнувшись, подняла голову и посмотрела на доктора. Её ли-цо исказилось гримасой неподдельного ужаса. Вскочив, она отползала, словно собака, в другой угол и заскулила:

— Я хорошая девочка. Я плохо себя не вела. Мама не должна злиться.

Моё сердце сжалось. Я стала медленно походить к сестре. Расправив руки, хотела её обнять, но доктор Броуди громко сказал:

— Я бы не делал этого на вашем месте, миссис Монтгомери, она очень буйная.

Я не выдержала такой наглости и, развернувшись, резко подскочила к врачу. Замахнувшись, ударила его по лицу со всей силы.

— Это вы её сделали такой! Ваше лечение превратило мою сестру в это! — кричала я, лупя уже по толстому брюху шарлатана.

— Мистер Монтгомери, ваша жена тоже больна истерией, — вопил он отступая. — По-видимому, это наследственное.

Ричард схватил за горло доктора и вдавил его в стену. Наклонившись к нему, грозно прорычал:

— Ещё слово, мистер Броуди, и вы сами заболеете истерией.

Тот, ловя ртом воздух, покорно опустил глаза.

Я подошла к углу, где спрятавшись от шума съёжившись, сидела Изабель. Протянув ей руку, прошептала:

— Сестричка, идём домой.

Она осторожно взяла меня за руку и по-детски засмеялась.

— Я тебя искала, Лили. Зачем ты прячешься от меня? Папа был недоволен, мной. Он сказал, что я плохо себя вела и обидела тебя. Вот ты и спряталась.

Я в недоумении слушала сестру, бросая взгляды на доктора Броуди. Он не стал дожидаться моих вопросов и прохрипел:

— Ваша сестра была привезена сюда её мужем. У неё начиналась тяжёлая форма истерии. Она скандалила, не подчинялась мужу, плакала и всегда испытывала раздражение. После лечения ледяной водой приступы истерии пошли на спад, но её мозг уже был повреждён болезнью, что и привело к маразму. Изабель ничего не помнит. Она думает, что ей десять лет.

Не истерия была причиной сумасшествия Изабель, а то, как её лечили, и в каких условиях она прибывала. Эта богадельня хуже тюрьмы. Любой недовольный муж мог отправить сюда сварливую жену. Диагноз истерии был только предлогом, чтобы избавиться от неугодной и надоевшей супруги. Годы в таких каменных склепах вкупе с варварским лечением ломали самых сильных женщин. И уже через несколько лет они либо перегрызали себе вены, либо превращались в тени самих себя.

В тот же день я забрала Изабель домой. Приставила к ней её старую няньку — рабыню. Думала, со временем она пойдёт на поправку и начнёт всё вспоминать. Но годы шли, а разум Изабель продолжал блуждать в вы-думанном мире её фантазий. В её иллюзиях был жив отец, леди Джейн и мы маленькие девочки. Сестра не признавала своего сына. Она играла с ним, как ребёнок с ребёнком. Смеялась, бегала, кувыркалась. Изабель даже жаловалась мне, когда её дразнили дети. Искренне обижалась и плакала. Каждое Рождество просила новую куклу. А ещё пряталась в чулане, когда воровала из кухни сладкие пирожки. Если её находили, то слёзно умоляла не выдавать её леди Джейн. Моя мачеха запрещала нам сладкое, говоря, что леди должны быть худышками, а не рохлями. Я не ругала Изабель за воровство сладостей. Иногда сама присоединялась к ней и уплета-ла булочки с пирожками.

Признаюсь, первые месяцы мне было тяжело смотреть на сестру, но потом я свыклась с мыслью, что она никогда не станет прежней. Её разум выбрал самый лёгких путь преодолеть боль, связанную с потрясения-ми в жизни. Он вернул Изабель в детство, где она по-настоящему была счастлива. Где Душка Гарри ещё не предал её. Где леди Джейн хоть стро-гая, но всё ещё её мать, а не любовница мужа. Где она ещё не продала лю-бимую сестру. И где ещё жив наш папа. Он защищает своих маленьких птичек от любых невзгод в жестоком мире.

Ох, папа, папочка. Наш любимый отец, ты так оберегал своих птичек от всякой несправедливости и разочарования в жизни, что не заметил, как сам нам навредил. Ведь когда тебя не стало, мы были не готовы жить в ми-ре алчных лжецов.

В отличие от Изабель, я смогла противостоять всем невзгодам и не сломаться. Я твёрдо стояла на земле и без страха смотрела в будущее, зная, что рядом с Ричардом мне ничего не грозит.

Мой муж продал всё имущество и земли в Англии, сказав мне:

— Как много жизней уплачено за серые холодные камни родового замка графов Шеффилд. Там никто не был счастлив и мне не жалко оставить прошлое в прошлом, Лили. Я начну свою жизнь заново с женщиной, которую я люблю.

Мы живём с полковником Монтгомери в счастливом браке уже более тридцати лет. Ричард души не чает в нашем первенце Артуре, считая его своим сыном. Действительно, у Артура есть похожие черты с Ричардом, но они скорее в характере. Ведь полковник много времени уделял воспи-танию единственного наследника. Я же, смотря на своего мальчика, видела в его карих глазах Железное Перо.

Время летит очень быстро, когда ты счастлив. Наш сын вырос и решил, что армия его призвание. Ушёл следом за Натаном. Сражался на войне за независимость колоний от Англии. Долго не мог определиться с выбо-ром невесты. Наш мальчик уж очень, как и Ричард, любил женщин. И какое же было наше счастье, когда он привёз домой дочь мексиканского торговца и заявил, что она его жена. Мы с мужем вздохнули с облегчением. Наконец-то остепенился! Вслед за женитьбой Артур ушёл со службы и занялся плантациями, сняв с плеч Ричарда ношу уже не под силу. Всё-та-ки мы не молодеем.

Глядя на сына, я думала, что смогла объединить в нём одном несколько миров. В Артуре есть кровь чёрных рабов, белых господ, свободных индейцев, а тот, кто всю жизнь сражался с дикарями, воспитал его, как собственного сына. И, о Господи, что за взрывной красавец получился у нас!

Мне искреннее жаль женщин, которые любили и любят моего сына. Такие, как Артур, дарят своё сердце только самой достойной и непокорной красавице. Хуана, моя невестка, оказалась именно такой.

Через год после Артура, я родила близняшек — Анну и Марию. Наши маленькие птички. Как же мы их берегли и баловали. Особенно их папа.

Ричард так же, как и мой отец, ограждал дочек от всего жестокого. Оберегал их, как мог. Судьбы Анны и Марии сложились счастливее, чем моя и Изабель. Мои дочки удачно вышли замуж и по любви за достойных молодых людей. Ричард долго не давал согласия на брак своих маленьких птичек, и женихам пришлось делом доказывать, что они действительно любят девушек. Юноши отказались от приданого и сами готовы были заплатить несговорчивому папе за невест. В брачные переговоры вмешалась я, приложив немало усилий, чтобы Ричард позволил Анне и Марии выйти замуж. Брачные контракты, подписанные женихами, были очень суровые, но они, не думая, поставили свои имена под всеми пунктами и условиями.

Натан. Наш воспитанник связал свою жизнь с армией. Он, не колеб-лясь, выбрал на чьей стороне сражаться. Его жизнь не менее интересна, чем моя. В самый разгар войны с Англией, Натан встретил, как вы думаете кого? Галчонка! Их любовь прошла все круги ада прежде, чем они смогли пожениться и быть счастливы. Даже Ричарду пришлось вмешаться, чтобы помочь влюблённым.

Мой племянник Эдмунд унаследовал имущество своей матери. Он хороший и добропорядочный христианин. Его уважают не только плантаторы, но и рабы. Эдмунд напоминает мне моего отца. Женился на дочери соседа плантатора. Овдовел на десятом году брака и начал искать утешения в объятьях рабынь. Они, в свою очередь, одаривали моего племянника детьми, которых он признавал и давал свободу.

Мисс Ричмонд и лорд Солсбери поженились. Когда началась война в колониях, уплыли в Англию. Несколько лет спустя от Селин мне пришло письмо, что она счастлива с Франклином. Хоть бог им и не дал своих детей, но они взяли на воспитание осиротевших племянников лорда.

Генри Коллинза повесили, через три дня после суда. На казни я не бы-ла, но говорят, что его тащили на виселицу. Душка Гарри плакал и вырывался. Даже идущий рядом вор, потребовал повесить его первым, чтобы не видеть больше этого позора. Мужчина, а ведёт себя так недостойно!

Кристофер не доплыл до Австралии. Где-то у берегов Ямайки на корабль с каторжниками напали пираты. По счастливой случайности среди напавших морских разбойников оказался Филипп Аркетт. А через год по всему Карибскому морю и Атлантическому океану гремела слава

Счастливчика Криса. Мой брат нашёл себе призвание по своим талантам.

Грабил все корабли без разбора. Лет пятнадцать он плавал с Филиппом.

Потом, не поделив жены испанского идальго, разбежались. Об Аркетте ничего неизвестно. Его слава закатилась быстро. А вот мой брат ещё напоминал о себе несколько лет. Даже его смерть стала событием, которое отпраздновали торговцы и моряки. При всех недостатках Кристофера

Дарлингтона самым гнусным было пристрастие к картам. Он проигрался, но отдавать сразу карточный долг не пожелал. Ночью в какой-то подворотне портового городка на Кристофера напали. Говорят, прежде чем получить смертельный удар ножом, мой брат убил троих. Он был не лучшим человеком, но никогда не был трусом. Узнав о смерти брата, я не опечалилась. Правда, одна скупая слеза почему-то скатилась по щеке.

Может, если бы не чрезмерная опека и потакание леди Джейн, то Кристофер стал бы достойным членом общества. Жаль, я не узнаю этого никогда. Ведь нам даётся только одна попытка прожить эту жизнь.

Горизонт в ярко-красное цвет окрашивало медленно садящееся солнце. Лёгкий ветерок приносил с бескрайних полей хлопка, чуть уловимый аромат нежных цветков. На открытой веранде в креслах качалках среди бархатных подушек сидела пожилая супружеская пара. Отставной полковник, строго насупив седые брови и махая тросточкой, отчитывал бегающих внуков. Его жена лишь улыбнулась, подняв глаза с увесистой стопки листов бумаги на детей. Тяжело вздохнула и отложила труды нескольких недель на маленький столик рядом.

— Лили, что ты там всё пишешь? — перестав давать нагоняй внукам, спросил муж.

Старушка, протянув ладонь к его щеке и смотря глазами полными любви, ответила:

— Нашу историю, Ричард.

— Историю? — переспросил полковник, потёршись аккуратно стрижен-ной бородой о раскрытую ладонь супруги. — Разве мы уже история, любимая? — Мы нет, но для них, — она кивнула в сторону шумно играющих внуков, — наша жизнь уже история и я хочу, чтобы они её знали.

Отставной полковник Монтгомери поближе придвинулся к своей ми-лой Лили. Обнял нежно и поцеловал в смуглую от прожитых лет щёку.

Конец.