Поцелуй Меня Ложью

Пролог

— Боже, твоя сестра такая сука, — шипит Винни.

Хотя я полностью согласна с этим утверждением, я не озвучиваю его. Вместо этого я продолжаю идти за Винни, когда она петляет между деревьями в лесу, направляясь к растущему звуку подростковой вечеринки.

Вечеринка по окончанию учебного года.

Именно на это все и похоже. Эта вечеринка проходит летом в конце каждого учебного года. Я прожила в Ферндейле всю свою жизнь. Маленький городок известен своими пирогами и прекрасными Секвойями. По большей части здесь тихо, но время от времени сюда приезжают туристы. Расположенный прямо посередине Национального парка Редвудс и государственного парка Гумбольдт Редвудс, Ферндейл является идеальным местом для туристов или любителей природы.

Обычно меня невозможно застать посреди ночи с моей лучшей подругой Винни, тем более что в этом городке сплетни распространяются быстрее света. Как я оказалась здесь с Винни — выше моего понимания. Я не хожу на вечеринки. Я не пью. И, конечно же, не нахожусь на радаре ни одного парня. Так что, опять же, я понятия не имею, какого черта я здесь делаю.

Винни всегда была чем-то средним — не то, чтобы популярной, но уж точно не такой ничтожной, как я. Спортивная и красивая, она все, чем я не являюсь. Мы всегда были подругами несмотря на то, что мы полные противоположности. Я почти уверена, что если бы она перестала проводить со мной время, то уже заняла бы место в первом ряду популярного клуба. К сожалению, я понимаю, что это я сдерживаю ее. Это мой статус. То, как я выгляжу. То, как одеваюсь. То, насколько я умная. Все это работает против меня на сцене популярности средней школы.

Она моя единственная подруга в школе Ферндейла, и, честно говоря, не думаю, что это изменится в ближайшее время. Я просто рада, что она будет помогать мне в выпускном классе. Жить в тени моей сестры достаточно тяжело, поэтому рядом с Винни все становится проще — она моя опора. Там, где моя сестра грубовата и нахальна, Винни мягкая тихоня. Там, где Мэдисон высокомерна и груба, Винни мила и смела, когда никого нет рядом. Она буквально ходячее, говорящее противоречие, и я люблю ее за это.

Когда-то я думала, что наличие сестры-близнеца будет означать, что я буду так же популярна, как и она, но я не могла допустить ошибку настолько сильно. Когда Мэдисон была со мной в утробе матери, я почти уверена, что все хорошие гены, отвечающие за красоту, популярность и статус королевы бала, достались ей. Просто еще одна из многих вещей в очень, очень длинном списке причин, почему моя сестра заставляет меня чувствовать себя неполноценной.

Красивая? Сделано.

Безумно умна? Сделано.

Соблазнительная, со светлыми волосами? Сделано.

Невероятно спортивная? Сделано.

Тело, которое может посоперничать с моделями Victoria's Secret? Сделано, вдвойне.

Помню, когда мы были маленькими, моя мама одевала нас с сестрой в одинаковые наряды, и даже тогда Мэдисон доставалось все внимание окружающих. Незнакомые люди подходили к моим родителям и говорили им, какая она великолепная. А я? А я цеплялась за задние ноги мамы и пряталась. Так же, как и сейчас.

Моя единственная передышка от Мэдисон была в последние шесть месяцев, когда ее не было с нами. Впервые за долгое время я почувствовала себя счастливой. И главная причина, это то, что Мэдисон полгода участвовала в программе обмена студентов в Италии. Часть меня завидовала, что мои родители согласились отправить ее вместо меня — в конце концов, мы близнецы, так что было бы справедливо, если бы мы обе полетели. Но после того, как она улетела, я начала замечать мелочи, например, насколько легче стало дышать, когда ее не было рядом. Я все еще слышала ее голос в глубине сознания, говорящий мне, что я недостаточно хороша, но мне больше не нужно было беспокоиться о ее критике каждого моего шага.

Она прилетела домой всего несколько дней назад, и я сразу заметила перемену. Она стала злее, красивее и пугающей, чем когда-либо. Мэдисон Райт была самым страшным существом во всем округе Гумбольдт. Я была уверена, что все это тоже знают.

— Все еще не могу поверить, что твоя сестра велела тебе не показываться здесь. Все сегодня получили приглашение. Не понимаю, как кто-то может быть таким...

— Подлым?

Заканчиваю я за нее, переводя взгляд на свои лодыжки, которые продолжают царапаться о сорняки леса. Это Мэдисон в двух словах. Подлая.

Кто знал, что злые девушки самые красивые? Я знала.

Мэдисон никогда не позволяет мне забыть, насколько я ниже ее. И не то чтобы ее резкие слова не являлись правдой, потому что это правда. Она самая красивая сестра. Это не убьет меня, если я сброшу несколько килограммов. И иногда мои волнистые, светлые волосы действительно похожи на птичье гнездо. Раньше меня это никогда не волновало, но чем больше Мэдисон раздражает меня своими комментариями, тем больше я понимаю, что она права. Мое восприятие самой себя резко изменилось.

Я никогда по-настоящему не считала себя уродиной, но теперь, смотря в зеркало, это невозможно не заметить. Я понимаю, что наше восприятие самих себя относительно. Внешний вид лица может быть переведен на суждения о характере, делая нас всех тщеславными и нуждающимися в том, чтобы «выглядеть» красиво вместо того, чтобы сосредоточиться на внутренней красоте. Я не могу точно определить момент, когда возникла мысль о моей непривлекательности. Однажды я пребывала в блаженном неведении относительно своей внешности. Не понимала, как много это значит для других и как это доминирует в обществе. А затем я не могла смотреть на себя дольше нескольких минут. Почему? Потому что все, что смотрело на меня в ответ, было разочарованием.

Густой кустарник впереди начинает расчищаться, и наконец я могу разглядеть толпу людей и отблески костра. Чем ближе мы подходим, тем сильнее я начинаю нервничать. Я не обычный нервный человек; нет, когда я нервничаю, я превращаюсь в потного, нервного наркомана или, по крайней мере, в кого-то, кто похож на него. Капли пота уже пробежали по моему позвоночнику, а волосы на шее прилипли к коже самым отвратительным и неприятным образом.

Когда Винни протискивается сквозь последнюю зелень, я съеживаюсь, стараясь не слишком беспокоиться о том, что мы задели множество растений, пробираясь сквозь лес. Каковы шансы, что мы соприкоснулись с ядовитым дубом? Если честно, то, наверное, пятьдесят на пятьдесят. До тех пор, пока не появится зуд, отек или симптомы лихорадки, с нами должно быть все в порядке. По крайней мере, на данный момент.

Отогнав от себя тревожные мысли, я перевожу взгляд на местность, и мои глаза расширяются, когда я смотрю на вечеринку вокруг меня. Я впервые на вечеринке по окончанию учебного года. Это всегда было легендой, в Ферндейле, что означает, что обычно это очень секретное мероприятие, только для приглашенных. Насколько мне известно, это первый год, когда все получили приглашение. Старшеклассники в нашей школе управляют этой вечеринкой, как букмекеры, ведущие незаконную операцию. Они управляют «списком гостей», выпивкой, наркотиками и развратом, который здесь происходит.

Огонь в яме ярко горит, и куча людей, которых я не узнаю со своей школы, сидят вокруг на бревнах. Забудьте об этом, я действительно узнаю их. Они все звёзды школы. Я имела в виду, что они меня не узнают; я никто, плавающая в море звезд.

Некоторые целуются — довольно с напором, должна добавить — и я быстро отвожу взгляд, рассматривая все остальное: разные компании, которые попивают алкоголь. Спортсмены общаются с наркоманами, а под наркоманами я имею в виду наркоторговцев. Чирлидерши свободно переговариваются с девушками, которых я знаю по футбольной и софтбольной команде. «Whine Up» Kat DeLuna играет в чьих-то динамиках, оживляя вечеринку. Сегодня все в своей стихии. Кроме меня, конечно. Оглядываясь по сторонам, я все еще пытаюсь понять, какого черта я здесь забыла.

Мне здесь не место. Это совершенно очевидно. Я, как больной и ноющий палец.

Меня до сих пор сбивает с толку, что эта ежегодная вечеринка у костра проходит без сучка и задоринки. Она никогда не срывается, полицейские никогда не приезжают, и ничего плохого, кажется, никогда не происходит. Иногда я задумываюсь об интеллекте полиции или шерифа. Это маленький городок, так как же, черт возьми, шериф не может знать, что несовершеннолетние распивают алкоголь в одном и том же месте каждый год? Я отказываюсь верить, что богатые дети и их семьи имеют такую власть над правоохранительными органами.

— Ты готова к этому, Маккензи? — спрашивает Винни рядом со мной, сжимая мою потную ладонь в своей.

Ей пришлось практически угрожать мне телесными повреждениями, чтобы притащить меня сюда. После того, как Мэдисон дала мне понять, что я не должна здесь показываться, хотя у меня и не было никакого намерения приходить, я надела свою домашнюю одежду и начала смотреть фильм. Винни, будучи Винни, ничего этого не имела. Она сказала, что мы нуждаемся в последнем УРА перед выпускным годом. Какое-то время мы спорили, но в конце концов она, как всегда, победила.

Потому что, хотя мне и неприятно это признавать, Винни права. Следующий год мой последний год в школе, а я еще даже не пожила. Я ничем не занималась, только ходила на уроки, вовремя сдавала домашнюю работу и шла домой. Я не знаю, что такое манифесты. Я не знаю, насколько сумасшедшими могут быть футбольные матчи или возвращение домой среди ночи. Я никогда не испытывала ничего подобного, потому что я другая. Я девушка в углу, на которую никто не посмотрит дважды. Я неудачница, живущая дома с королевой бала. И впервые за всю мою школьную жизнь я не хочу быть никем. Я хочу быть кем-то. Я хочу быть популярной и чтобы люди знали мое имя.

Без понятия, чего Винни ждет от меня сегодня. Черт, даже я не знаю, чего ожидать. Я не собираюсь пить ничего из этих бочонков, ужасно замаскированных под мусорные баки. Я очень уверена, что не собираюсь ни с кем разговаривать, во всяком случае, никто не станет заводить со мной разговор. Все это пустая трата времени.

— Это ошибка.

Ледяной холодок трепета пробегает по моему позвоночнику.

Она сжимает мою руку.

— Нет, не ошибка.

Я осторожно вздыхаю.

— Мэдисон убьет меня.

— Ах, к черту ее. И перестань делать это со своими зубами.

Я закатываю глаза, но делаю, как она говорит. Когда я нервничаю или волнуюсь, у меня есть привычка водить языком по брекетам. Что-то отвлекающее в том, как металл цепляется за мой язык. Это помогает почувствовать себя лучше, но я знаю, что снаружи, для всех остальных, я, вероятно, выгляжу как чокнутая неудачница с полным ртом металла.

Винни идет впереди, лавируя между группками людей, пьющих и смеющихся до нелепости громко. Наконец мы подходим к столу, на котором стоят стаканчики, а под ними спрятан бочонок.

— Я знаю, что ты скажешь «нет», но все равно спрошу. Хочешь стаканчик?

Вместо того, чтобы сказать «нет», как я знаю, что должна, я бросаю взгляд на вечеринку, и на пару сердитых, ледяных глаз, сверлящих меня. Мэдисон замолкает на полуслове и теперь сжигает меня взглядом.

Господи, почему я просто не осталась дома ?

Я отворачиваюсь от убийственного взгляда сестры на спасение, предлагаемое мне в виде красного стаканчика, и в кои-то веки делаю что-то нехарактерное. Я беру. Дрожащей рукой я принимаю предложенный Винни стаканчик и подношу пластиковый ободок к своим полным губам. Еще одна вещь, из-за которой Мэдисон дразнила меня, — мои губы. Она всегда говорила, что я выгляжу так, будто у меня рыбьи губы, что никогда не имело для меня никакого смысла. Но, честно говоря, в этом не было необходимости. Ее мерзкие слова все еще попадали в цель.

Алкоголь пенистый и горький на вкус, когда я делаю глоток за глотком, удивляясь самой себе, допивая содержимое в стаканчике. Винни поднимает брови и смотрит на меня так, словно у меня выросло две головы. Потому что, серьезно, кем, черт возьми, я себя возомнила, выпив целый стаканчик? Эффект от пива поражает меня почти сразу. Я думаю, что употребление алкоголя в первый раз может подкосить кого угодно.

— Пошли, я вижу свободное бревно. Давай сядем.

Я следую за Винни и сажусь на бревно. Материал моего свитера цепляется за кору, заставляя поднять задницу над деревом, чтобы исправить адскую ситуацию. Когда Винни не приняла «нет» в качестве ответа, она порылась в моем шкафу, пытаясь найти что-нибудь подходящее для меня, чтобы надеть на сегодняшнюю вечеринку. Все, что мы нашли, было это платье-свитер, которое было достаточно повседневным, чтобы выглядеть так, будто я не слишком старалась, но и не таким домашним, как мои штаны с дырками и графические футболки. Как только я убеждаюсь, что я не сделала дырку в платье, я выпрямляюсь на бревне. Мой взгляд падает на Конверсы, и я замечаю покраснение вокруг лодыжек.

Боже, думаю, что вероятность моего контакта с ядовитым дубом только что возросла с пятидесяти до ста процентов. Я почти уверена, что скоро мне понадобится медицинская помощь.

Не обращая внимания на воспаленные лодыжки, я сижу перед огнем и молча пью, наблюдая за людьми. Когда популярные товарищи Винни по команде подзывают ее, она тянет меня за руку, чтобы последовать за ней, но я качаю головой, вырываясь.

— Нет, нет, иди.

Я заставляю себя улыбнуться, не желая больше удерживать ее. С алкоголем, сильно плавающим в моем организме, я чувствую, что вижу вещи теперь намного яснее, когда нетрезва. Винни нуждается в такой ночи, как сегодняшняя. Я больше не могу сдерживать ее. Особенно с приближением выпускного года.

Она никогда не признается в этом, но она намеренно избегает этих вечеринок и тусовок с другими людьми из школы — все для того, чтобы мне было комфортно. Она знает, что я ненавижу это, и знает, что она моя единственная подруга. Я не хочу быть той, кто будет препятствовать ей наслаждаться последним годом здесь, в Ферндейле.

— Ты уверена, Кенз? Не хочу оставлять тебя одну.

Я улыбаюсь сквозь алкогольный туман, в уголках моих глаз появляются морщинки.

— Со мной все хорошо, Винни. Я буду здесь. Ты иди. Я серьезно.

На секунду мне показалось, что она собирается возразить. Я знаю, что она не хочет уходить, но в конце концов принимает решение уйти. Я делаю еще один глоток пива и жду, когда она вернется, мой взгляд прикован к ревущему пламени костра

Не знаю, сколько прошло времени, но мне кажется, что Винни все еще нет. Она уже не на том месте, где была, когда уходила, чтобы поболтать с товарищами. На самом деле ее нигде нет. Мой желудок урчит, когда я покачиваюсь, поднимаясь на ноги. Я понимаю, что, возможно, выпила слишком много пива. Я явно переоценила себя и свои алкогольные способности.

Мои ноги странно ощущаются, и я почти уверена, что если бы откусила себе язык прямо сейчас, то даже не почувствовала бы этого. Все ощущается, как блаженное оцепенение. В моем пьяном состоянии требуется некоторое время, чтобы осознать громкие голоса, обращенные ко мне.

— Эй, ты! Иди сюда!

Поднимая взгляд в туманном видении и всем остальном, мои глаза останавливаются на группе крупных парней, стоящих не слишком далеко от меня, и тогда я понимаю, что шумная компания разговаривает со мной. Мои брови опускаются, или, по крайней мере, я так думаю, и я смотрю через плечо, пытаясь увидеть, могут ли эти спортсмены говорить с кем-то еще, но, конечно же, я здесь одна.

Один из них смеется над моими действиями.

— Да, я с тобой разговариваю. Иди сюда!

Голос глубокий. Мужской. Когда я нахожу источник, мой желудок сжимается, потому что я узнаю, кому принадлежит этот голос. Трент Эйнсворт. Натуральный придурок, горячий спортсмен и один из пяти Дикарей округа Гумбольдт.

Да, именно так. Я сказала Дикари.

Честно говоря, я думаю, что они больше похожи на дьяволов.

Потому что именно такими и являются эти придурки в нашем маленьком городке. Каждый из их предков семья основатель. Они похожи на больших белых акул, плавающих среди океана нашей форели. Или мы сардины? Иисус. Я даже думать толком не могу.

Ублюдки Трента, богатые друзья называют себя Дикарями. Городская королевская семья. Среди прочих нелепых прозвищ.

Почему? Никто толком не знает.

Они как бешеная стая волков — самые сильные в своей стае. Держатся вместе, хотя остается неизвестным, кто из них пятерых является альфой.

На протяжении многих лет я наблюдала за ними издалека. До меня доходили слухи, и хотя они могут быть просто слухами, часть меня никогда по-настоящему в это не верила. Они постоянно замышляли что-то нехорошее. Если происходила драка в школе или на вечеринке, все уже знали, кто за этим стоит. Если поздно ночью в городке случался переполох, остальные жители Ферндейла знали, что лучше оставаться дома. Если они разрушают городскую собственность, шерифа и остальных полицейских нигде невозможно найти. Если в городке найдется девушка, которая поклянется, что кто-то из пятерых причинил ей боль, ничего не будет. Каждый из них ходил по краю, будто у них не было ни единой заботы в мире — и я думаю, в некотором смысле, у них не было забот. Они греховно богаты, у них деньги отцов и матерей, которые вытащат их из любой серьезной беды.

Очевидно, я мало что о них знаю. Мы вращались в разных кругах, и, конечно, они даже понятия не имели о моем существовании. Но что я точно знаю, так это то, что от них одни неприятности, завёрнутую в красивую упаковку.

Хотите знать, откуда я знаю, что это неприятности? Мэдисон уже много лет пытается попасть на их радар. Одна ночь. Она просто хочет провести одну ночь с любым из безжалостных Дикарей, которые управляют этим городком, но я думаю, что никто из них еще не проявил к ней никакого интереса. Это отборные придурки, думающие, что они сильнее Бога.

Я не уверена, что это говорит о них —дьяволах — за то, что они отвергли ее таким образом.

Я сглатываю внезапный комок в горле и заставляю свои ноги идти к ним без каких-либо пьяных происшествий. Конечно, это слишком, чтобы просить. Кончик моего потрепанного белого Конверса цепляется за воздух, и мое тело летит вперед. Головокружительные цвета расплываются перед глазами — смесь сердитого оранжевого, ярко-зеленого и туманно-коричневого. Я вижу, как земля приближается ко мне, но не могу остановить это. Внезапно сильные, теплые руки обхватывают меня, и я больше не падаю.

— Воу, — усмехается голос. — Полегче. Ты в порядке, милая?

Я смотрю вверх, мое зрение разрывается на фигуре, держащей меня. Передо мной стоят двое, и я не могу сфокусировать взгляд, как ни стараюсь. Трент Эйнсворт великолепен сам по себе, но вблизи и лично он живой Бог. Его лицо расплывается в улыбке, когда он смотрит на меня сверху вниз и убирает выбившиеся волосы с моего круглого лица. Его палец касается моей веснушчатой щеки, и мое сердце подпрыгивает в горле.

Святое дерьмо.

— Что такая красивая девушка, как ты, делает здесь одна?

Его красивые глаза ищут ответы на мои вопросы.

Красивая? Он действительно назвал меня красивой?

Покраснев под тяжестью его взгляда, я с трудом подбираю слова.

— Я-я не... к-красивая... ты не... это не... один...

Когда Трент хихикает, меня отвлекает покачивание его кадыка, но он помогает мне выпрямиться, и я замечаю, что его рука задерживается на моем запястье. Он нечто большее, чем жизнь, с тем, как вся его рука сжимает мою. Я слышу, как его друзья, остальная адская команда, смеются позади него, вероятно, надо мной, но мне все равно.

Он считает меня красивой ?

Он заметил меня ?

Как этот великолепный парень заметил меня раньше моей сестры? Это почти слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Трент оглядывается через плечо, и его приятели смеются еще немного, прежде чем он поворачивается ко мне.

— Хочешь уйти от этих придурков и поболтать? — предлагает он.

Я бросаю взгляд через его плечо и понимаю, что киваю, глядя на его грозных друзей.

— Пошли, — говорит он.

Крепко обхватив меня за запястье, он уводит меня от костра в глубь леса. Голос в моей голове кричит не следовать за ним, но я следую. Это единственное, что у меня может быть, чего не может быть у Мэдисон. Трент Эйнсворт.

Он заметил меня. Он хочет поболтать со мной. Наедине.

Со мной.

Трент удивляет меня, останавливаясь прямо перед входом в лес, так что мы все еще четко видим его друзей и остальную часть компании.

— Наконец-то, — выдыхает он, прислоняясь спиной к стволу одного из многочисленных деревьев. — Приятно немного побыть в тишине и покое. Я уже устал притворяться, что мне весело.

Его слова заставляют меня улыбнуться. Мои губы зудят, чтобы растянуться в улыбке, демонстрируя брекеты, но я борюсь с этим, предпочитая вместо этого улыбку с закрытыми губами.

Он тоже притворялся ?

— Так с кем ты пришла сюда? — спрашивает он.

До меня доходит, что он пытается завести со мной разговор.

Я прочищаю горло, беспокойно водя ногой по земле.

— Моя подруга Винни притащила меня сюда. Это первая вечеринка, на которой я когда-либо была, и, честно говоря, я не очень впечатлена.

Трент смеется. Это глубоко, хрипло и чертовски горячо.

— Ауч. Ты понимаешь, что мы с ребятами все это организовали?

Мои щеки пылают от смущения. Дерьмо.

— Прости, — говорю я, съеживаясь.

Он снова усмехается.

— Не извиняйся. Ты говоришь правду, и мне это нравится. В наши дни не многие девушки честны.

Его глаза блуждают по моему лицу, а сердце продолжает вырываться из груди. Его взгляд опускается на стаканчик, который я все еще сжимаю в руке.

— Первый раз пьешь?

— Как ты догадался? — поддразниваю я, мои губы кривятся от удовольствия.

Он пожимает плечами.

— У тебя такой красивый румянец на коже. Выглядит мило.

Я бросаю взгляд на свои ноги, изо всех сил стараясь скрыть, насколько счастлива от его комментария.

— Эй, — говорит он.

Его рука слегка касается моего подбородка, заставляя меня снова посмотреть на него. Прежде чем мои глаза останавливаются на нем, я замечаю татуировку на внутренней стороне предплечья — ту, что есть у него и у всех его друзей. Это ключ с очертаниями настоящего черепа и глазом с треугольником вокруг него, который покоится на лбу черепа. Немного жутковато.

— Не прячься от меня, Маккензи. Ты великолепна.

У меня перехватывает дыхание, когда я смотрю в его глаза и вижу, как они наполняются жаром. Таким количеством жара, что я чувствую, как что-то шевелится у меня в животе. Это ощущение мне незнакомо.

Подождите — он знает мое имя? У меня не хватает духу спросить, откуда он знает мое имя. Он один из элиты. Уверена, что здесь, в Ферндейле, они знают все обо всех.

— Спасибо, — выдыхаю я в порыве воздуха.

Трент смотрит в сторону костра, и я пытаюсь проследить за его взглядом, но его следующие слова заставляют мое сердце сжаться в груди.

— Можно тебя поцеловать, Маккензи?

Его руки уже на моем лице, притягивая мой рот к своему, и его тело уже наклоняется ближе. Мои соски врезаются в материал лифчика. Это такое незнакомое ощущение, которого я никогда раньше не испытывала, и все же нахожу это щекочущим. Я говорю «да», прежде чем успеваю подумать.

Сначала его губы слегка касаются моих. Я так взволнована и возбуждена, что издаю смущенный стон ему в рот, когда он углубляет поцелуй. Я чувствую его вкус — смесь пива и жвачки. Чувствую, как его руки скользят по моей разгоряченной коже, и ощущая запах горящих поленьев от костра. Я смутно различаю громкий смех, но не могу сказать, откуда он доносится, и, по правде говоря, мне все равно. Его руки находят место на моих бедрах и скользят вниз по моим широким бедрам, играя с материалом моего платья. Когда его пальцы касаются внутренней поверхности моего бедра, я обнимаю его за шею и целую. Сильно.

Это мой первый поцелуй, и если так проходят все первые поцелуи, я больше никогда в жизни не стану жаловаться. Это даже не кажется реальным. Это слишком прекрасно, слишком интимно, слишком похоже на сон. Я никогда не хочу...

— Что, блядь здесь происходит?

Я отскакиваю от Трента при звуке ее голоса. Я бы узнала этот голос где угодно. Черт, он преследует меня во сне. И когда я встаю каждое утро. Я медленно поворачиваюсь и смотрю на сестру, которая выглядит совершенно сумасшедшей. Я никогда не видела ее такой сердитой. И, к сожалению, весь этот гнев направлен на меня.

— Что, черт возьми, ты думаешь, ты делаешь, Маккензи?

Я открываю рот, чтобы что-то ответить, но прежде, чем успеваю произнести хоть слово, Трент подходит ближе и кладет руку мне на бедро.

— Оставь нас в покое. Мы в самом разгаре.

Мэдисон не признает Трента. Вместо этого она продолжает сверлить меня взглядом. Ее гнев написан на ней, и я могу прочитать каждую мысль, которая приходит ей в голову.

Как ты смеешь!

Он должен быть моим.

Он должен быть моим — они все мои.

— Боже, что ты сделала, пообещала ему дерьмовый минет, чтобы он пришел сюда с тобой? Ты отвратительна, Кенз, — выплевывает Мэдисон. — А ты... — теперь она сосредотачивает свой гнев на Тренте. — Если ты продолжишь с ней дальше, то пожалеешь об этом завтра утром, когда поймешь, как низко ты пал, будучи пьяным. Думаю, что эти шоты заставили тебя принять одну сестру за другую. Подойди к ней еще раз, и я причиню тебе боль, Эйнсворт.

Мое горло сжимается от ее слов, и слезы жгут глаза. Как она может быть такой злой? Такой мерзкой? Мы сестры, а не враги. Неужели это так ужасно, что Трент хочет поцеловать меня вместо нее? Она может забрать еще четырёх его друзей. Почему она не может позволить мне получить только одну вещь?

Мэдисон королева во всем, что она делает. Она владеет всем, а меня всегда запихивают в угол, забывают в тени.

— Да пошла ты, Мэдс, — выдыхаю я, борясь со слезами смущения.

Она смеется надо мной и скрещивает руки на своей полной груди.

— Если ты сейчас же не поедешь со мной домой, я расскажу папе, какой маленькой шлюшкой ты была сегодня. Как думаешь, как он отреагирует, когда узнает, что я застукала тебя за занятием сексом?

Я бледнею.

— Что? Но я...

— Как думаешь, кому он поверит?

Она права. Он поверит ей. Это всегда она.

Печально вздохнув, я поворачиваюсь к Тренту, как раз когда он наклоняется, его губы касаются моего уха.

— Мы с друзьями будем здесь всю ночь. Улизни и встреться со мной на скале Поцелуев, как только сможешь отделаться от неё, хорошо?

Я делаю шаг назад и смотрю на него. Я никогда раньше не убегала тайком. Эта мысль никогда даже не приходила мне в голову, но я знаю, что сегодняшняя ночь станет моей первой.

— Хорошо.

Я загадочно улыбаюсь, прежде чем повернуться и последовать за сестрой.

Всю дорогу до машины она что-то сердито бормочет себе под нос. В моем пьяном состоянии я должна была бы побеспокоиться о том, что она за рулем, но мы живем недалеко. Наш дом всего в нескольких кварталах отсюда.

— Фу! — резко рычит она. — Не могу поверить, что ты опустилась так низко и сделала это со мной.

Я чуть не визжу.

— Почему тебе так трудно со мной поладить, Мэдисон? — кричу я. — Почему все всегда о тебе? У тебя уже есть все в этом мире. Почему у меня не может быть только этого? Он заметил меня. Может, я ему даже нравлюсь. Почему ты не можешь просто дать мне это? Почему ты должна все испортить?

— Новости, Маккензи, ты ему не нравишься. Ты его не интересуешь. Он хочет меня. Он просто использует тебя, чтобы добраться до меня.

Я мрачно смеюсь. Это такой странный и чужой звук, когда он срывается с моих губ.

— Бред. Ты бы так не злилась, если бы это было правдой. Ты ненавидишь, что он предпочел меня тебе. Ты не можешь поверить, что он хочет встретиться сегодня ночью на скале Поцелуев со мной, а не с тобой!

Она останавливается и поворачивается ко мне с огнем в глазах.

— Он попросил тебя встретиться с ним сегодня на скале Поцелуев?

Я самодовольно киваю.

— Да, он попросил.

Ее губы кривятся в презрительной усмешкой.

— Садись в машину. Мы едем домой.

Дорога до дома тихая и неловкая. Когда Мэдисон паркуется на подъездной дорожке, взгляд, который она бросает в мою сторону, заставляет меня заплакать, как испуганную маленькую девочку. В этом сила взгляда Мэдисон. У нее есть способность потрошить и убивать одним взглядом.

— Ты пойдешь в дом и будешь хорошей девочкой, какой тебя все знают. Это не ты, Маккензи. Перестань пытаться быть похожей на меня.

— Я не пытаюсь быть похожей на тебя, — бурчу я.

— Ах, да? Попытка отнять у меня Трента говорит об обратном. Просто иди в свою комнату, пока я не превратила следующий год твоей жизни в ад.

— Куда ты? — спрашиваю я, открывая дверь.

— Встретиться с Трентом на скале Поцелуев, конечно же.

Мой желудок сжимается, а сердце разбивается вдребезги.

— Но...

Она удовлетворенно ухмыляется.

— Мы все знаем, что я самая горячая сестра, которую все хотят — с таким же успехом можно подарить Тренту ночь, которую он никогда не забудет.

— Но он сказал «я». Он хотел меня. Он не станет спать с тобой после этой ночи. Я просто знаю, что он не станет.

Мэдисон смеется.

— Он пьян, Маккензи. Ему нет дела ни до тебя, ни до того, кто появится на скале. Он просто хочет трахаться, и мы все знаем, что ты не можешь этого сделать. А теперь закрой дверь.

Со слезами на глазах я делаю, как она говорит, и закрываю дверь.

Когда я вхожу в дом, я знаю, что мои родители спят, потому что свет везде выключен. Я поднимаюсь по лестнице и направляюсь прямо в душ. Слезы текут горячими потоками, и я плачу, не боясь, что сестра услышит и как-нибудь использует это против меня.

Это несправедливо.

Почему всегда она?

Она получает все, а я ничего. Я всегда запоздалая мысль. Проигравшая. Никто. Не знаю, почему я думала, что сегодня все будет по-другому.

Я забираюсь в постель, с воспаленными лодыжками и всем прочим, и рыдаю в подушку, пока не засыпаю.

Когда я просыпаюсь на следующее утро, из кухни доносится пронзительный крик. Я бегу вниз, и мои ноги замедляются на последних ступеньках, когда я вижу двух полицейских, а на кухне возле входной двери моя мама стоит на коленях со слезами, струящимися по ее лицу.

Шериф Келлер стоит перед ней с выражением, от которого у меня скручивает живот.

— Нам очень жаль, Моника.

Его следующие слова заставляют мой желудок опустеть, а кровь отхлынуть от лица.

Тело опознано.

Найдено на скале Поцелуев.

Расследование убийства.

Я качаю головой, пытаясь понять смысл его слов. Этого не может быть. Это невозможно.

— Мы изучаем все возможные версии того, что могло случиться с вашей дочерью, мистер и миссис Райт. На ее теле имелись следы травм, а также... — он прочищает горло, — А также следы нападения.

— Что это значит? — хрипло спрашивает папа.

Келлер вздыхает.

— Майкл... это значит, что ее изнасиловали.

— Моя малышка! — кричит мама, и звук дождя впивается мне в спину.

Я яростно раскачиваюсь на ногах и хватаюсь за перила для поддержки, когда приходит осознание.

Мою сестру убили.

Ее тело нашли на скале Поцелуев.

Самое последнее место, где я должна была встретиться с Трентом и его друзьями прошлой ночью.

Мэдисон не должна была быть найдена мертвой на той скале сегодня утром. Это должна была быть я.