Арабелла проснулась под звуки предрассветного птичьего хора от ощущения щекотки в затылке. Она глубже зарылась в подушки. Джек оказывал внимание одному из своих излюбленных мест. Его губы ласкали ее затылок под линией волос, язык легко прошелся по ямке на шее. Она лежала на животе, глубоко погрузившись в пуховую перину и держа руки над головой.
Он провел ладонью по всей ее спине. Его пальцы проиграли какую-то мелодию на ее позвоночнике. Его рука прошлась по ее ягодицам, лаская шелковистые изгибы, прежде чем скользнула вниз по бедрам. Она еще была сонной и все же затаила дыхание в ожидании неги. Он продолжал гладить ее ноги, пальцы его совершили ритуальный танец в ямках под ее коленями, потом его рука скользнула между ее бедрами и поползла вверх. Арабелла вздохнула, уткнувшись лицом в подушку, чуть подняла бедра, чтобы облегчить его продвижение, и позволила себе оставаться томной и пассивной и отдаться омывшей ее волне наслаждения, когда он качнулся над ней и руки его скользнули под ее тело. Он теперь удерживал ее на ладонях и так вошел в нее, и она почувствовала его глубоко внутри.
Его движения были неторопливыми и сладостными, и он все еще держал ее на весу, а его рот прильнул долгим поцелуем к ее шее. Это было похоже на бесконечное и медленное падение в облако, окутавшее ее своей томной негой. Глаза Арабеллы снова закрылись, и она едва ощутила момент, когда их тела разъединились. Она только почувствовала нежное прикосновение его руки к своей спине и услышала легкий смех, когда он оставил ее постель. Проснувшись в следующий раз, Арабелла заметила, как Бекки раздвигает занавески, а Борис и Оскар тычутся в нее влажными носами. Она застонала и села на постели.
– Прекрасный день, леди Арабелла, – весело сказала Бекки. – Вы долго спали, но мисс Баррет велела мне вас разбудить, потому что утром у вас важное дело.
– О! Разве?
Арабелла хмурилась, принимая от Бекки чашку горячего шоколада.
– О да, припоминаю.
У Гордонов она пообещала обеспечить орхидеями бал у Бьючемпов, и в полдень ее должна была посетить леди Бьючемп, чтобы выбрать цветы. Как хорошо, что Мэг присутствовала, когда они договаривались, и все запомнила. Арабелла посмотрела на часы и убедилась, что было уже почти девять. Когда же Джек разбудил ее? Ее тело помнило, что этим утром он воспользовался своим супружеским правом, – там и тут у нее побаливало, но после такой ночи и такого пробуждения это было неудивительно. Она улыбнулась про себя.
– Думаю, нынче утром, Бекки, мне следует принять ванну.
Часом позже она вошла в комнату, где они обычно завтракали.
– Ты выглядишь очень самодовольной, – заметила Мэг, поднимая глаза от «Газетт». – Ну прямо вылитая кошка, только что поймавшая золотую рыбку. Я, право, исхожу от зависти в своей безупречно белой девственной постели. Хотя она и удобна, но кое-чего в ней не хватает…
Выразительным жестом она подняла руки с раскрытыми ладонями:
– Конечно, je ne sais quoi[11], но, думаю, об этом можно догадаться.
– Уверена, что, если ты пораскинешь умом, легко найдешь способ выправить ситуацию, – сказала Арабелла с усмешкой.
Она взяла порцию яиц из блюда, стоявшего на низком буфете, и села напротив подруги.
– Есть что-нибудь в газете?
– О бале у Гордонов ничего, но вчера у них не было времени подготовить материал для утреннего выпуска. Вероятно, об этом будет завтра.
Она бросила понимающий взгляд на Арабеллу через стол и спросила:
– Твой муж наконец сказал что-нибудь об этом?
Арабелла намазала маслом кусочек тоста и откусила от него, пока Мэг смотрела на нее с возрастающим любопытством.
– Да, – ответила она наконец, – сказал.
– И… – В голосе Мэг уже слышалось нетерпение.
Арабелла улыбнулась:
– Похоже, отпала одна из причин моего беспокойства.
Она изложила Мэг вкратце суть разговора с Джеком.
– Невозможно не восхищаться мужчиной, столь лояльным к бывшей любовнице, – заметила Мэг. – Но какой сложный человек достался тебе в мужья, Белла!
Арабелла уже собиралась ответить, когда в комнату вошла горничная с кувшином горячего молока и, сделав реверанс, водрузила его на стол.
– Мистер Тидмаус просил сказать вам, ваша светлость, что здесь месье Кристоф. Он хочет вас видеть. Его отвели в будуар.
Арабелла нахмурилась:
– У меня с ним не назначена встреча.
– С ним какой-то джентльмен, мэм. Еще один из этих иностранцев.
– Благодарю вас, Милли. Скажи Тидмаусу, что я присоединюсь к месье Кристофу через несколько минут.
Арабелла подождала, пока дверь закроется за горничной, потом сказала:
– Интересно, есть ли у него какие-нибудь новости из Франции? Он обещал поговорить кое с кем из вновь прибывших. – Она забарабанила пальцами по столу. – И захочу ли я это услышать?
– Ну, ты уже зашла достаточно далеко, и тебе остается только сделать последний шаг, – заметила Мэг. – Если, конечно, раскрытие этой тайны так важно для тебя, как ты говоришь. – Она вопросительно посмотрела на подругу.
Арабелла медленно кивнула.
– Это так, – сказала она решительно.
Ей нужен был ключ к секретам Джека. Он бы изо всех сил воспротивился ее негласному расследованию, и, по-видимому, у него были основания скрывать от нее историю своей сестры, но тут уж ничего нельзя было поделать. Он был самым таинственным человеком, какого ей довелось встретить в жизни, а ей было необходимо узнать почему, как бы она ни боялась последствий своего открытия.
Она рассеянно провела рукой по волосам, нарушив идеальную прическу, сооруженную Бекки с таким трудом.
– Иду, – сказала Арабелла и порывисто поднялась на ноги. – Может быть, это так… еще один из друзей Кристофа, нуждающийся в покровительстве.
Но, выходя из-за стола, она знала, что ее ожидало что-то важное. Она чувствовала это каждой клеточкой тела.
Двое мужчин стояли в неловком молчании, когда она вошла в комнату. Они оба поклонились ей, и Кристоф сказал:
– Ваша светлость, могу я представить месье Клода Фламана?
Второй мужчина снова поклонился. Арабелла улыбнулась ему:
– Добро пожаловать, месье. Вы только что из Франции?
– Oui, madame.
Он выглядел больным, как если бы много месяцев не питался нормально, кожа его была серой, а лицо осунувшимся, одежда выношена до основания. Как только он заговорил, его начал душить спазматический кашель. Арабелла сразу распознала, что это – пресловутая чахотка.
Кристоф взял его за плечи и принялся растирать ему спину с беспомощным видом. Арабелла позвонила и попросила Милли принести бренди и горячей воды.
Наконец приступ кашля прошел, и Клод опустился на стул. Голова его свесилась на грудь. Он взял стакан бренди с горячей водой, который друг поднес к его губам, и через несколько минут лицо его слегка порозовело, и он почувствовал себя лучше.
– Простите меня, мадам.
Он изъяснялся на родном языке. Голос его был чуть громче шепота.
– Не говорите, если вам трудно, – ответила Арабелла по-французски и села на соседний стул.
Он махнул рукой Кристофу, который пояснил по-английски:
– Клод владеет только французским, мадам, хотя немного и понимает английский. Он содержался в тюрьме Ле Шатле, ваша светлость. Милостью Божьей его выпустили несколько дней назад, а друзья помогли ему устроиться на корабль, отплывавший из Гавра.
– Только благодаря помощи моих добрых друзей, Бог едва ли имеет к этому отношение, mon ami. – В голосе его слышалась горечь. – Бог отвернулся от нашей страны.
Казалось, это усилие истощило его. Глаза его закрылись. Арабелла размышляла, как повернуть разговор в нужное ей русло, но тут Кристоф пришел на помощь:
– В Ле Шатле мой друг познакомился с женщиной… с леди. Возможно, она как раз та, которой вы интересуетесь, ваша светлость.
Арабелла подалась вперед, не сводя глаз с Клода:
– Графиня де Вильфранш?
Он слабо кивнул:
– Думаю, да, мадам. Конечно, в тюрьме нет имен, только номера. Но однажды…
Он снова жестом обратился к Кристофу.
– Клоду тяжело говорить, ваша светлость. Я перескажу вам то, что он сообщил мне. – Арабелла кивнула, и он продолжал: – Эта леди была в Ле Шатле много месяцев. Ее очень полюбили узники. Она умеет выхаживать больных. Поэтому тюремщики оставили ее в покое и даже иногда позволяли ей заботиться о заключенных мужчинах. Однажды она пришла помочь одному узнику, и Клод узнал ее. Его семья принадлежала к крестьянам графов де Вильфранш в их загородном имении, а Клод работал подмастерьем серебряных дел мастера.
Графиня была очень добра к нему. Она давала ему много работы.
Он указал жестом на Клода, который с усилием попытался продолжить рассказ:
– Я бы не узнал госпожу, так она изменилась… – Он умолк и покашлял в платок. – Но у нее есть примета. Белая прядь волос.
Арабелла прерывисто вздохнула. Это была примета Фортескью.
– Вы это видели?
Он кивнул:
– Ее волосы теперь не такие красивые, как были прежде. Они поседели, но серебряная прядь все еще заметна. Я узнал бы ее где угодно.
Казалось, этот разговор отнял у него последние силы. Кристоф сказал:
– Похоже, что миледи, если это действительно графиня, долго пробыла в тюрьме. – Внезапно его ноздри раздулись. – Должно быть, это ирония, что мы разрушили Бастилию и выпустили ее узников, а потом создали дюжину бастилий вместо одной, где человек может исчезнуть без следа… до тех пор, пока смерть не освободит его.
– Как она выжила? – спросила Арабелла скорее себя, чем своих собеседников.
Оба мужчины пожали плечами очень галльским жестом.
– Некоторым художникам удалось избежать гильотины, – сказал Кристоф. – А после того как казнили Робеспьера, многие граждане стали питать отвращение к кровопролитию. Возможно, графиня оказалась в тюрьме уже к концу Террора и, забытая, так и осталась там.
– Там много таких, как она, – снова подал голос Клод. – Семьи и друзья считают их погибшими, и нет возможности передать им весточку из тюрьмы. Меня разыскал друг.
– Как вам удалось бежать? – спросила Арабелла.
Она все еще сидела, подавшись вперед, не отрывая взгляда от его лица.
Он снова пожал плечами:
– Деньги, мадам. Народная полиция берет деньги, если их достаточно. Нет настоящего начальства, которое ведало бы заключенными. Большей частью их имена забыты, потеряны для мира. А взятка нужному человеку дает им возможность выйти на волю.
Арабелла погрузилась в молчание. Джек говорил Джорджу, что его сестра мертва. Он считал, что не смог спасти ее, в то время как помог столь многим. Но не ошибся ли он? В таком бедламе могло произойти что угодно. Она знала случаи, когда одних людей принимали за других, и те шли на гильотину вместо своих друзей. Когда резня идет беспорядочно, то можно проскользнуть в щель. И люди слишком напуганы, чтобы заявить о своем существовании. Они считают, что для них будет лучше, если их сочтут мертвыми.
– Я не знаю, как вас отблагодарить за ваши новости, – сказала она наконец.
Мысль о сестре Джека, да и вообще о ком бы то ни было, томящемся в аду темницы, не будучи в состоянии дать о себе знать семье, понимая, что близкие считают тебя мертвым, наполняла ее ужасом.
– А теперь скажите, как я могу помочь вам, месье Фламан.
Она посмотрела на Кристофа.
– Деньгами, убежищем, медициной?.. Ваш друг нуждается во враче. Позвольте мне помочь ему.
– Клод остановится у меня, – сказал Кристоф. – Я располагаю достаточными средствами, чтобы содержать его, но благодарю вас за ваше предложение, ваша светлость.
– Но доктор… лекарства… – повторила она. – Пожалуйста, разрешите мне прислать доктора, чтобы он его обследовал.
– У нас есть свои доктора, мадам. Мы присматриваем друг за другом.
Он поднялся со стула и помог встать месье Фламану.
– Вы уже и так были очень добры. Когда Клод сможет работать, тогда, возможно, вы посодействуете, чтобы найти для него покровителя. Он весьма искусный серебряных дел мастер.
– Да, конечно, – ответила Арабелла, зная, что этот день никогда не наступит.
Клоду уже не суждено снова приняться за работу.
– Но если вы будете в чем-нибудь нуждаться, пожалуйста, обращайтесь ко мне.
– Merci, madame.
Он поклонился и повел своего друга из комнаты.
Арабелла осталась стоять посреди будуара, обняв себя за локти, пытаясь решить, что делать дальше. Джек должен немедленно отправиться в Париж. Нужно узнать, действительно ли эта женщина была его сестрой. И если это так, необходимо заплатить за ее свободу. Любым способом он должен помочь ей выбраться из этой адской дыры. Но Господи, если это действительно Шарлотта, то как он примет известие о том, что она томится во французской тюрьме, а он даже не знает об этом? Она страдала, а он ничего не предпринимал, чтобы ей помочь.
Он сочтет это непереносимым. А сказать об этом ему может только она.
– В чем дело? – тихо спросила Мэг, остановившаяся в двери.
Ее лицо и голос были полны беспокойства.
– У тебя ужасный вид, Белла. Что случилось?
Арабелла рассказала ей все. Окончив свое повествование, она почувствовала прилив сил. Ее окрылила надежда. Если в судьбе Шарлотты виновно его незнание, то, возможно, после первого потрясения новость придаст ему сил. Он спасет ее, привезет домой, в лоно семьи, и долгий кошмар окончится.
– Мне надо немедленно разыскать Джека. – Она шагнула к двери. – Пошли кого-нибудь к леди Бьючемп, чтобы сообщить ей, что сегодня я не смогу ее принять. И не можешь ли ты распорядиться, чтобы Луи уложил вещи герцога? Его не будет по крайней мере с неделю.
– А как насчет тебя? – спросила Мэг, следуя за Арабеллой в холл. – Не сказать ли Бекки, чтобы она упаковала и твои вещи?
– Не знаю, – ответила Арабелла. – Все зависит от того, как Джек примет это известие. – Она скривила рот в невеселой усмешке. – Возможно, он пожелает расстрелять гонца.
Она поспешила в холл и подошла к дворецкому:
– Тидмаус, где его светлость?
– У мэтра Альбера, ваша светлость, – сообщил ей дворецкий.
– Кто он и где его найти? – спросила она нетерпеливо.
– Он преподаватель фехтования, мадам, – сказал Тидмаус. – Его можно найти на Элбермарл-стрит в доме семь. Так мне кажется.
– Благодарю вас. Пошлите кого-нибудь в конюшню за моей лошадью и за лошадью герцога тоже. Я хочу, чтобы их привели через пять минут.
Она сбежала вниз по ступенькам, оставив дворецкого в недоумении, вызванном этими стремительными распоряжениями. Обычно госпожа была деликатной в разговорах с ним и старалась не ранить его гордости.
Арабелла позвонила, вызывая Бекки, потом принялась освобождаться от своего утреннего платья, грубо дергая застежки. Она как раз вытаскивала из шкафа амазонку, когда поспешно вошла ее горничная.
– Помоги мне с этим, Бекки. – Она втиснула руки в рукава амазонки. – Поскорее!
Бекки не стала задавать вопросов, но помогла своей госпоже надеть юбку, жилет и жакет. Арабелла присела, чтобы натянуть сапоги. Сердце ее бешено стучало, и она чувствовала, какподее внешним спокойствием плещется паника. Она водрузила высокую бобровую шапку поверх своей пострадавшей прически, схватила перчатки и понеслась вниз по лестнице. Мэг ждала ее в холле.
– Там грум с лошадьми.
– Благодарю тебя.
– Я прогуляюсь в парке с собаками, – сказала Мэг. – Когда мы вернемся, заберу их с собой наверх. Если буду тебе нужна, ты знаешь, где меня найти.
Арабелла быстро клюнула ее в щеку:
– Прошу прощения… Похоже, это испортит твой визит.
– О, ради всего святого, Белла. Иди.
Мэг легонько подтолкнула ее, и лакей, широко раскрыв любопытные глаза, вскочил, чтобы открыть для нее дверь.
Арабелла сбежала по ступенькам крыльца. Грум помог ей сесть на Ренегата. Потом она приказала привести лошадь Джека. Он взобрался на невысокую коренастую лошадку и взял в руки поводья гнедого коня Джека.
– Элбермарл-стрит, – сказала Арабелла. – И поскорее.
Ливрейный грум приподнял шляпу и поехал резвой рысью. Арабелла с трудом удерживалась, чтобы не пустить Ренегата в галоп. В это майское утро улицы были слишком многолюдными, и им приходилось лавировать между гружеными ломовыми телегами, влекомыми мощными битюгами, между мальчишками, волочившими тачки, и уличными торговцами, не говоря уж о пешеходах, то и дело останавливавшихся возле уличных витрин.
Они повернули на тихую Элбермарл-стрит примерно через четверть часа и разыскали дом номер семь. Высокое здание с черными перилами крыльца было таким же, как и остальные жилые дома на этой улице, если бы не скромная дощечка, сообщавшая просто: «Мэтр Альбер». Арабелла спешилась и подошла к двери. Она подняла руку к дверному молотку и тут увидела, что дверь открыта настежь.
Она прошла по узкому коридору, потом поднялась по крутым ступенькам на целый пролет лестницы в задней части дома. Сверху доносились звуки мягких шагов и звон стали, но голосов не было слышно. Арабелла поспешила вверх по лестнице и остановилась у двустворчатых дверей. Она робко подняла защелку и толкнула дверь, мягко открывшуюся внутрь.
Перед ней оказалась длинная комната, похожая на галерею. У стен стояли мужчины с рапирами в руках, острия которых упирались в пол, наблюдая за парой фехтовальщиков в центре комнаты. Джек и второй мужчина, коротышка, но гибкий и ловкий, как обезьяна, приплясывали на носках. Ноги их были не обуты, только в чулках. Джек двигался стремительно, как и сверкающее лезвие в его руке, делая выпады и отражая их. У обоих фехтовальщиков лица были бесстрастными, и все их внимание было сосредоточено на игре их шпаг. Арабелла, несмотря на паническое состояние, неотложность своего дела, стеснение в груди, не обращая внимания на то, что ее окутывало облако страха, как зачарованная наблюдала за ними. Казалось невероятным, что каждый из противников может уйти от удара другого, настолько быстрыми и уверенными были их движения.
Джек танцующей походкой отступил назад, уклоняясь от нападения, повернулся на каблуках, чтобы снова начать наступление, и тут увидел Арабеллу в дверях. Одним стремительным движением он отразил удар противника, потом подошел к ней, все еще тяжело дыша, но шаги его были бесшумными.
– В чем дело? Что случилось? – спросил он.
– Мне надо поговорить с тобой, – сказала она. – Куда бы нам пойти?
Он жестом указал на дверь в боковой стене, потом обратился к учителю фехтования:
– Альбер, я должен извиниться перед вами. Прошу прощения. Конец совсем не такой, каким должен быть.
Его противник отсалютовал своей шпагой. Джек сделал то же самое, будто такая форма учтивости была обязательным условием этого вида упражнений, которому следовало подчиняться даже в самых крайних случаях. Потом, положив руку на талию жены, он направил ее к двери.
Они оказались в маленькой комнате. Одна ее стена была сплошь зеркальной. У другой стояло несколько шпаг на подставке, на полу лежал мат. Высокое окно выходило на улицу. Джек примостился на длинном столе под стойкой для шпаг и посмотрел на жену. Он все еще держал в руке шпагу. Ее острие упиралось в пол между его ногами в чулках. Он был обеспокоен, но тревога скрывалась в глубине его глаз, и заметить ее было нелегко.
– Итак? – спросил он спокойно.
Она глубоко вздохнула, стараясь взять себя в руки и умерить лихорадочный бег крови в сосудах. Ее руки дрожали, и она крепко сжимала их, пряча в складках юбки.
– Твоя сестра, – начала она.
Джек замер. Глаза его стали непроницаемыми.
– Шарлотта… графиня де Вильфранш… Возможно, что она в тюрьме Ле Шатле.
Оказалось, что выпалить все эти важные вещи сразу много легче.
Он не двинулся с места, не сказал ни слова, просто смотрел на нее, не отводя глаз, пока она не сочла необходимым нарушить это напряженное молчание.
– Друг месье Кристофа… только что бежал из Франции. Он считает, что, возможно, встречал твою сестру в тюрьме.
Наконец Джек заговорил, голос его был ровным и безжизненным:
– Моя сестра умерла.
Она протянула к нему руку, но что-то не позволило ей дотронуться до него.
– Вовсе не обязательно, Джек. Возможно, она жива.
Он почти раздраженно покачал головой, не соглашаясь:
– Почему этот человек явился к тебе с такой историей?
Теперь он пристально смотрел на нее, и во взгляде его, как ей показалось, блеснула искра жизни, возможно, даже надежды. Эти чувства промелькнули из-под маски непонимания и недоверия.
– Потому что я попросила Кристофа выяснить, не знают ли что-нибудь в одной из французских общин о графине, – сказала она. – И до появления месье Фламана никакой информации не было. Но сегодня утром он пришел ко мне, и я тотчас же отправилась разыскивать тебя. Ты должен…
– Не указывай мне, что я должен, – перебил он столь тихим голосом, что она едва его расслышала, и все же каждое слово было произнесено так, что ей показалось, будто он его выкрикнул. – Моя сестра умерла.
Она покачала головой, упрямо повторяя:
– Может, не умерла, Джек. Есть вероятность, что она жива.
Он ничего не ответил, только смотрел в пространство невидящим взглядом, но она торопливо продолжала:
– Твоя лошадь внизу. Луи уложил твои вещи.
Он повернулся и вышел из комнаты, какое-то мгновение она помедлила и последовала за ним. Невозможно было понять такое отсутствие эмоций и реакции. Через минуту она вышла в длинную галерею. Джек уже в сапогах и со шпагой в ножнах направлялся к двустворчатым дверям. Она побежала за ним. Он не обратил на нее внимания и поспешил вниз по лестнице, перепрыгивая сразу через две ступеньки, вышел на улицу, вскочил на лошадь и пустил ее быстрой рысью.
Арабелла с помощью грума взобралась на лошадь и поспешила за Джеком. Она не знала, что делать, но была уверена, что не может позволить ему не обращать на нее внимания. Если она недостойна его откровенности, то их брак – мишура, фальшь, подделка. Он так же пуст, как корона Ричарда Второго.
Она приехала домой через несколько минут после Джека. Его лошадь была привязана к коновязи у парадной двери, все еще открытой. Арабелла соскользнула с седла и быстро поднялась по ступенькам крыльца, придерживая пышные юбки, чтобы не запутаться в них. Тидмаус как раз собирался закрыть дверь, когда она промчалась мимо негой взбежала вверх по лестнице. Она вошла в свой будуар и остановилась, прилагая отчаянные усилия, чтобы успокоиться. Поймав свое отражение в зеркале, заметила, что на лбу у нее выступили капельки пота, волосы под шляпой были пыльными и спутанными, а шейный платок съехал набок.
Она бросила шляпу и хлыст на стул, прошла через спальню и открыла дверь в комнату Джека.
Джек переодевался – надевал бриджи для верховой езды, в то время как Луи расправлял складки его рубашки, уложенной в саквояж, стоявший открытым на кровати.
– Можешь уделить мне пять минут? – спросила Арабелла, стараясь, чтобы голос ее звучал ровно и бесстрастно. – Луи, оставьте нас, пожалуйста.
Камердинер посмотрел на своего господина, и в глазах его было негодование: он не принимал приказаний от герцогини. Но Джек коротко кивнул ему, и Луи, возмущенно фыркнув, вышел.
– В чем дело? – спросил Джек, повязывая галстук.
– Почему ты не сказал мне, что у тебя есть сестра? – спросила она, становясь возле кровати и держась одной рукой за ее столбик: его гладкость и прохлада действовали на нее успокаивающе.
– Этот вопрос все еще остается не твоим делом, – заявил он.
– Я твоя жена, Джек. Как это может быть не моим делом? – спросила она тихо, не сводя с него глаз, стараясь вынудить его этим взглядом ответить ей.
– Неужели ты и впрямь думаешь, что, копаясь в моих делах за моей спиной, можешь заставить меня доверять тебе? – спросил он с сомнением в голосе. – Поверьте, мадам, я ни на йоту вам не верю. Не знаю, как вам удалось проникнуть в эту часть моей жизни, которую я предпочел держать в тайне от вас, но заявляю, что пользы вам это не принесло.
Он снова повернулся к зеркалу, сделав в ее сторону брезгливый жест.
Арабелла заговорила, и в голосе ее прозвучала боль:
– Пожалуйста, Джек. Я не стремилась шпионить за тобой, не пыталась ни во что проникнуть обманом. Джордж сказал мне, что у тебя была сестра, которую ты считаешь погибшей во время Террора. Что вы с ней были очень близки…
– Я ему признателен, – ответил Джек. – Напомни мне, чтобы я выразил ему свою благодарность достойным образом.
– В этом нет вины Джорджа, во всем виноват ты сам, – парировала она.
Теперь гнев сменил парализовавшее ее чувство вины.
– Если бы ты не был таким замкнутым и скрытным насчет себя и своей семьи и не таил ото всех, кто хотел с тобой сблизиться… все… мне не пришлось бы расспрашивать людей о тебе и твоей жизни и о том, что для тебя важно.
Он повернулся лицом к ней, уже вполне овладевший собой и спокойный.
– И что же еще рассказал тебе Джордж, моя прелестная лживая женушка?
– Я не лживая, – обиделась она. – Это ты обманщик, если уж на то пошло. Почему ты столько замалчиваешь о себе? Какие у тебя от меня секреты, Джек? – Она наступала на него: – Я требую, чтобы ты сказал мне.
В ее позе, в том, как сверкали ее золотистые глаза, как она вскинула подбородок, был вызов.
Он отвернулся от нее, но она схватила его за руку, потянула, стараясь повернуть снова лицом к себе. Он стряхнул ее руку, словно несносного слепня, и заговорил устало:
– Оставь меня в покое, Арабелла.
– Нет.
Она снова поймала его руку:
– Почему ты женился на мне, если презираешь меня? А ведь ты меня ни в грош не ставишь, не так ли?
Она рванулась и оказалась стоящей так, чтобы видеть его лицо, и все еще продолжая висеть на его руке и вынуждая его посмотреть на нее.
– Ты меня презираешь?
Наступило молчание, которое, как ей показалось, длилось целую вечность, потом он сказал:
– Нет… нет… я не презираю тебя.
Она смотрела на него, не отводя глаз, и во взгляде ее наконец забрезжило понимание:
– Что тебе сделал мой брат, Джек?
Джек смотрел слепым пристальным взглядом куда-то мимо ее головы и видел кровавую бойню и груду тел во дворе тюрьмы Ля Форс в ту сентябрьскую ночь.
– Он выдал мою сестру.
Внезапно у Арабеллы начался озноб. По спине ее пробежали мурашки, кожу головы закололо. Она выпустила его руку, и ее рука упала вдоль тела.
– Не понимаю.
– Тогда позволь мне объяснить тебе, любовь моя, теми словами, которые будут тебе понятны. – Каждое его слово было проникнуто горькой иронией. – Чтобы спасти свою драгоценную шею, твой братец выдал мою сестру народной полиции. Она погибла во время кровопролитной бойни в Ля Форс.
Голос его внезапно будто отдалился, зазвучал откуда-то издалека, глаза стали пустыми, лишенными выражения, словно он заглянул в черную бездну.
– Все, кто там был, погибли… в этом дворе. Тела плавали в крови, рядом валялись отрубленные конечности, и моя сестра оказалась одной из первых, кого поволокли на эту бойню. Я говорил с женщиной, грязной старой каргой… с «вязальщицей», которая видела, как ее пронзили штыком и она упала на колени. Она не могла выжить в этой бойне.
Теперь Арабелла слышала в его голосе страдание, как если бы он в первый раз обдумал возможность, которую считал невероятной, будто представил, что заблуждался… что мог бы избежать месяцев и месяцев мучений. Он провел руками по лицу, будто пытался что-то стереть с него.
Она отступила назад и опустилась на постель. Фредерик всегда был трусом. Он бы продал душу дьяволу, если бы ему предложили подобную сделку. И похоже, что так и случилось.
– И поэтому ты довел его до самоубийства. – Она едва заметно пожала плечами. – Кое-кто сказал бы, что это справедливая месть. Но при чем тут я, Джек? Почему ты женился на мне? Я тоже была частью плана мести?
Само его молчание уже было ответом.
Она крепко обхватила себя руками за плечи, скрестив их на груди, и уставилась в пустоту. Она навсегда останется запятнанной грязью Фредерика и никогда не сможет прямо смотреть в глаза Джеку..
– Я еду с тобой, – заявила она, чувствуя, что решение, принятое ею, обретает форму, как оно твердеет и становится подобным жесткому холодному столбу.
Этот столб будто образовался в ее спине и стал ее позвоночником.
– Ты не поедешь, – запротестовал Джек, и глаза его были при этом холодными, как льды Арктики. – Думаешь, я хочу, чтобы кто-нибудь из Лэйси оказался рядом с моей сестрой?
Нет, никогда ей не удастся смыть этот позор. Но Арабелла решила не спорить с ним. Это был не тот Джек, какого знала она и его друзья. Это не был подлинный Джек. Сейчас он оказался во власти силы, столь же разрушительной, как та, что заставила Фредерика совершить то, что он сделал. Она поднялась с постели и оставила его. Только у двери в свою спальню обернулась и сказала:
– Желаю тебе удачи, Джек.