Ещё не известно, кто из нас люди – лошади, или мы.
Поляна сияла яркими огнями, громкая весёлая музыка разносила детский смех и предвкушение грандиозного шоу. Старик Боб раздавал сладости перед шатром, а униформисты продавали маленькие тиары и волшебные палочки.
В «Феерию» вернулось волшебство.
Алек высунулся из-за форганга и оглядел пока ещё пустые зрительские ряды. Сегодня ожидался аншлаг, такая громкая премьера шоу привлекла много людей. Но несколько мест из первого ряда все равно были зарезервированы. Для Камилл, Тэссы и Катарины, Валентина, который после выступления наверняка задержится и поговорит со своей дочерью, для милой старушки Эллы и её мужа. И для мужчины с такими же раскосыми глазами, как и у племянника. Дядя Магнуса уже приехал в Нью-Йорк, сказал, что не может такое пропустить.
Подумать только — месяцы упорной работы вели их именно к этому вечеру.
У всех цирковых в резких движениях, чересчур громких или тихих разговорах и неуместных смешках читалась нервозность. Они уже очень давно не боялись перед выходом на манеж так сильно.
Но, несмотря на это, Алек был уверен, что они соберутся и у них всё получится.
Ведь «Феерия» — это семья. А сила семьи в единстве и поддержке.
Цирковые выглядели прекрасно: Мариз в длинном красном платье, артисты в костюмах, оркестр в смокингах. Но дело не только в одежде, на их лицах читалось предвкушение и счастье. Рафаэль с пока не зажжёнными пойями подошёл к Лидии и обнял её — всё ещё не мог ей надышаться. Клэри держала в руках ладони Джейса и помогала ему настроиться. Изабель ждала Саймона, который пошёл относить свои тапочки на положенное им место.
Чуть в стороне от остальных стояли Пилигрим, Макмиллан, Рэмбрандт и поглаживающий его по светлой гриве Магнус. Алек сглотнул. Вид Великолепного Бейна в длинном плаще и чёрной полумаске выбивал весь воздух из груди похлеще любых падений с лошади.
Это были долгие два месяца. Болезненный период реабилитации, репетиции в три раза дольше, чем обычно — у Алека хватало сил только на то, чтобы завести лошадей и дойти до комнаты, рухнув там на кровать. А ещё разговоры насчет того самого элемента: каждый из артистов подошёл к нему и постарался отговорить, Мариз чуть ли не в истерику впадала, но Алек знал, что сможет, поэтому остался непреклонным.
И во всём этом его поддерживал Магнус.
Но месяцы были долгими не только для Алека. «Феерия» продолжала готовиться к премьере, нужно было многое успеть, напряжение и не думало покидать цирковых. Случившееся с Алеком здорово выбило их из колеи. Но с его возвращением всё начало налаживаться. Номера оттачивались до идеала, костюмы дошивались, декорации вписывались в канву сюжета.
Рафаэль всё так же души не чаял в Лидии.
Рагнор души не чаял в Мистере Грее.
В отношениях Изабель и Саймона наступила оттепель.
Алек подошёл к лошадям и Магнусу.
— Уже не боишься? — он обхватил его сзади за талию и повторил вопрос, заданный несколько месяцев назад.
За это время Магнус смог привыкнуть к обществу лошадей, но иногда вздрагивал, когда накатывали воспоминания, в которых он чуть не оказался под копытами.
— Нет. Я научился с ними обращаться, — в его глазах сверкнули лукавые искорки. — На тебя чем-то похожи.
Алек рассмеялся.
— Кэсси как-то сказала, что, если проводишь всю жизнь с лошадьми, сам становишься чуть-чуть лошадью, — он провёл пальцами по щеке Магнуса. — И я никогда не предам тебя.
Лукавство во взгляде кошачьих глаз превратилось в откровенную хитрую усмешку.
— До тех пор, пока я даю тебе сахарок?
— Магнус! Ты не можешь побыть серьезным и пять минут? Я тут вообще-то говорю, что собираюсь провести с тобой всю оставшуюся жизнь.
Макмиллан и Пилигримм, наблюдающие за этой сценой, тихонечко заржали. Рэмбранд фыркнул.