Под твоей защитой

ГЛАВА 1

– Мужчина за четырнадцатым столиком наблюдает за тобой.

Дженни Холлоуэй оторвалась от счета на продукты, который держала в руках, пытаясь понять смысл того, что сказала ее подружка Кэролайн Робертс. Нагруженная блюдами с дымящимися спагетти, та пробиралась по залу, обходя столики с артистизмом балерины.

– Что ты сказала?

– Мужчина. За четырнадцатым столом. – Кэролайн кивком головы указала в дальний конец обеденного зала ресторана «Риккардо», имеющего L-образную форму. Эту часть отделяла от остального зала каменная арка. Там стояли квадратные столики, накрытые белыми камчатыми скатертями. Столик, о котором шла речь, находился как раз за углом. Поэтому Дженни не увидела ничего, кроме мерцающих отблесков на каменных стенах, которые отбрасывали горящие на столиках свечи в хрустальных подсвечниках.

– Верю тебе на слово, потому что четырнадцатый столик мне не видно, – сказала Дженни и направилась в сторону кухни и офисов. Кто-то за ней наблюдает? Последние несколько недель она часто испытывала это странное ощущение, но всякий раз объясняла его взвинченными нервами. Она и впрямь была взбудоражена только что принятым решением относительно денег, которые ей вскоре предстояло получить в свое распоряжение.

При воспоминании о словах матери, у нее до сих пор на глазах выступали слезы. «Я кое-что сберегла для тебя, Дженива, – прошептала ей Айрис Холлоуэй, лежавшая на больничной койке. – Но деньги эти будут принадлежать тебе только после того, как ты достигнешь тридцати пяти лет. Просто знай, что они у тебя есть, и что я скопила их с любовью». Но Дженни, которая тогда была подростком, одолевал страх перед будущим, ожидавшим ее после неминуемой смерти матери от рака печени, и она тогда была не способна думать ни о чем, кроме собственных страданий. Она плакала злыми слезами и сердилась на мать за то, что та так рано покидает ее, и на отца, чья любовная связь с женщиной, которая была, чуть ли не ровесницей Дженни, и последовавшая вскоре женитьба сделали отца и дочь навсегда чужими друг другу.

Но сейчас, по прошествии многих лет, Дженни понимала, как мудро, как дальновидно поступила тогда ее мать. Если бы Дженни получила это наследство в ранней юности, она бы, наверное, уже давно растранжирила его по мелочам. Но сейчас, когда у нее подрастал собственный сын, и она приобрела кое-какой жизненный опыт, Дженни решила вложить эти деньги в дело, которым ее семья занималась уже давно, – в ресторанный бизнес.

Паранойей Дженни не страдала, но, для того чтобы испытывать настороженность, у нее было немало причин.

– Четырнадцатый столик, конечно, за углом, – настаивала Кэролайн, заглядывая в распахнутую дверь ее офиса, – но ты все-таки пойди и взгляни на этого мужчину. Он так сексапилен!

Дженни хмыкнула, потом рассмеялась. Очевидно, все было не таким зловещим, как ей показалось. А Кэролайн любого парня с приятной физиономией и мощным телосложением именовала «сексапилом».

За последние пять лет работы в ресторане «Риккардо» Дженни научилась относиться скептически ко всему, что говорила о мужчинах эта миниатюрная белокурая официантка. Кэролайн вела активный поиск своего суженого, тогда как Дженни прекратила это делать уже несколько лет назад.

– Ты пожалеешь. Через несколько минут он уйдет, и ты, возможно, разминешься со своей судьбой.

– Попытаю счастья в другой раз.

Кэролайн печально покачала головой. Она знала, что Дженни пришлось многое выстрадать от властного и жестокого мужа, после чего ей вообще на мужчин смотреть не хотелось.

Заметив своего босса, Дженни помахала рукой Альберто Молини, нынешнему владельцу «Риккардо». Кэролайн проворчала:

– Не делай Альберто единственным мужчиной в своей жизни.

– Слишком поздно, – усмехнулась Дженни и крикнула толстому Альберто: – Ты мне нужен!

Услышав это, Кэролайн беспомощно всплеснула руками и отправилась получать новый заказ.

– Bella! Красавица! – как всегда громко, воскликнул Альберто, потянувшись, чтобы ее обнять.

Дженни, взглянув на его испачканные мукой руки и фартук и свои черные свитер и юбку, взмолилась:

– Не смей ко мне прикасаться! Я не могу себе позволить без конца оплачивать счета из химчистки!

– В таком случае я поцелую тебя на расстоянии, – заявил он и, смачно чмокнув кончики пальцев, послал ей воздушный поцелуй.

Дженни усмехнулась, Альберто был внуком Риккардо, первого владельца этого популярного в Хьюстоне итальянского ресторана. Пять лет назад, когда Дженни зашла туда в поисках работы, Альберто возвел очи к небу и заявил, что Господь услышал его молитвы. «Ты моя дочь!» – радостно закричал он, обнимая ее, словно она действительно была потерявшимся ребенком, возвратившимся, наконец домой. Смущенная столь неожиданным приемом, она таращила на него глаза, опасаясь подвоха.

Но она вскоре поняла, что он так же неуемен в проявлении своих чувств во всем остальном. Он был добрым и щедрым, но мог быть требовательным и даже деспотичным, особенно в том, что касалось кухни ресторана «Риккардо».

И сейчас, вернувшись в свой крошечный офис и вспомнив об этом, Дженни улыбнулась. Она ведь действительно чувствовала себя его дочерью. Он был для нее любящим отцом гораздо больше, чем ее родной папочка. И когда она рассказала ему о своем намерении перебраться в Санта-Фе и открыть там собственный ресторан под названием «Дженива», Альберто попытался остановить ее. Заламывая руки, он уговаривал:

– Останься со мной. Будь моим партнером. Мы могли бы расширить дело. Не уезжай!

– Извини, Альберто, – ласково сказала она, – но мне пора уехать из Хьюстона. Пора изменить свою жизнь.

– На какой пище ты намерена специализироваться? Чем ты будешь кормить?

– Я планирую выбрать кухню юго-западных штатов, – ответила она, подумав про себя: «И стать конкурентом собственного отца».

Дженни все еще не была до конца уверена в том, что приняла правильное решение. С годами ее воинственный настрой по отношению к Аллену Холлоуэю не смягчился. Она радовалась, когда Альберто принял ее под свое крылышко, и, хотя вся ее жизнь была связана с отцовскими ресторанами «Ранчо дель соль», именно Альберто по-настоящему научил ее этому бизнесу. Приняв его как своего наставника, она сделала единственно правильный выбор после целой серии ошибок, длинный список которых возглавлял ее бывший муж Трой Рассел.

Но ей не хотелось сейчас вспоминать о нем. Она вышла замуж за Троя главным образом для того, чтобы не жить с отцом и его глупой, истощенной диетами женой Натали. Однако в результате этого недолго просуществовавшего несчастливого брачного союза она получила один бесценный подарок – сына Роули Он стал смыслом ее жизни, и она надеялась, что переезд в Санта-Фе пойдет на пользу не только ей, но и ему. И сколько бы Альберто ни оплакивал ее решение, она знала, что права.

Возможно, властный отец не одобрит ее переезда из Хьюстона, но ей это было безразлично. Она все равно редко с ним виделась. Насколько Альберто был добрым и щедрым, настолько ее родной отец – холодным и эгоистичным. К счастью или к несчастью – в зависимости от того, под каким углом посмотреть на это, – Дженни в последнее время старалась по возможности не общаться с отцом. После смерти матери и повторной женитьбы Аллена Дженни перестала быть папенькиной дочкой. Она также покончила с ролью послушной жены Троя. Теперь она была тридцатипятилетней разведенной матерью, которая стояла на пороге больших перемен.

Увидев счет за доставленные продукты, о котором она чуть не позабыла, Дженни открыла дверь и выглянула из офиса. Альберто сразу же заметил ее и крикнул свое обычное: bella! Она рассмеялась. Эта комическая сценка разыгрывалась ежедневно. Все привыкли к ней. Повара и официантки улыбались, глядя на них.

– Я почти закончила проверку, – сказала ему Дженни, тыча пальцем в счет, испещренный вопросительными знаками и другими пометками. В счетах на доставленные продукты неизменно обнаруживалась куча ошибок. И это не потому, что люди из фирмы «Гейнз продьюс» пытались намеренно обсчитать Альберто: просто в этой компании, тоже частной, вечно происходили какие-то изменения. Если бы Дженни сама принимала решения, то давно бы сменила поставщиков, но Альберто упрямо хранил верность этой фирме. Их, видите ли, связывала старая дружба. Поэтому он махнул рукой на неудобства и мирился с их беспорядочным графиком поставок и ошибками в документах, а Дженни приходилось подчищать за ними все недоделки. В своем собственном ресторане Дженни, среди прочего, была намерена более четко организовать эту работу.

– Хорошо, очень хорошо, – пробормотал Альберто, не отрывая глаз от рагу по-тоскански, которое очень напоминало то, чем фаршируют индейку в День благодарения, но на вкус, по мнению Дженни, было божественным. Его готовил недавно принятый на работу молодой повар.

Альберто, досадливо поцокав языком, буквально оттолкнул от плиты другого начинающего повара и, игнорируя возмущение остальных работников кухни, принялся громко перечислять все, что этот бедолага сделал неправильно.

Дженни подмигнула всем присутствующим на кухне. Их физиономии выражали целую гамму чувств – от сочувствия до удовлетворения, но все они с уважением относились к маниакальной требовательности Альберто к качеству пищи. Надо было либо научиться работать как следует, либо уйти. Компромиссы в «Риккардо» не признавались.

Снова усаживаясь на рабочем месте, Дженни прислушалась к знакомому скрипу старого, потрепанного кресла, которое она лично добавила к меблировке тесного офиса. Если уж ей суждено приводить в порядок финансовые документы, то она предпочитала делать это, устроившись с комфортом. Пусть даже Альберто не было до этого дела, Дженни тщательно довела до конца проверку счетов.

Она умела работать. Ведь она выросла в этом бизнесе, а рестораны «Ранчо дель соль» были одними из самых удачливых. Конечно, успеху способствовали деловая хватка Аллена Холлоуэя и прочная финансовая основа, но и Дженни была способной ученицей. Отец всегда планировал возложить на нее управление бизнесом, по крайней мере, так он говорил. Но потом все изменилось, и Дженни перестала с обожанием относиться к отцу.

Кэролайн снова вбежала на кухню, по пути заглянув в открытую дверь офиса Дженни.

– Ну?

– Что ты хочешь сказать?

– Ты видела его?

– Кого? – переспросила Дженни, поглощенная расчетами заработной платы.

– Сексапила! Боже милосердный, дорогая! Ты даже не взглянула? Или ты решила полностью игнорировать существование лиц противоположного пола? Что нужно, чтобы привлечь твое внимание? Ну, если ты его не хочешь, отдай его мне. А теперь иди! Сию же минуту!

Дженни попыталась было запротестовать, но Кэролайн, схватив ее за руку, вытащила из кресла и повела через кухню в главный обеденный зал.

– Иди, – приказала она. – И не упрямься, ведь мне надо работой заниматься.

– Как он выглядит? – спросила Дженни. – Может быть, я его знаю.

– Высокий, темноволосый и красивый. Что может быть лучше, дорогая?

Именно так она описывала друзьям Троя, когда впервые его встретила. Она была вне себя от радости, что этот мужчина старше ее влюбился в нее. Лишь позднее она узнала, что полюбил-то он ее деньги. А затем, познакомилась и с его садистскими наклонностями, граничащими с преступными.

Она глубоко вздохнула. Но Троя больше не было в ее жизни. Отец откупился от него деньгами, и хотя она этого не одобряла, все же была ему благодарна, особенно когда узнала, что беременна. По условию соглашения, заключенного с ним отцом, Трой больше не должен никогда появляться в ее жизни. А она наверняка знала, что ее бывший муж предпочитает всему остальному деньги.

– Ну, иди же, Дженни, – начиная сердиться, повторила Кэролайн. – Если ты его упустишь, то со мной, ей-богу, случится истерика.

Дженни подняла руки, показывая, что сдается.

– О'кей! – Она энергично кивнула.

– Давно бы так, – проговорила Кэролайн и вернулась к своим столикам.

Дженни немного постояла на месте, наслаждаясь запахом чеснока, томатов, базилика и лука и жужжанием голосов в зале, нарушаемым время от времени взрывами смеха. Справа от нее официантка наливала темно-красное кьянти седовласому джентльмену. Почувствовав ее взгляд, тот одобрительно поднял бокал, как будто мысленно произнес тост в ее честь. Направляясь к арке, отделявшей меньшую часть обеденного зала, она замедлила шаг. Ей не хотелось видеть человека, который, возможно, наблюдал за ней. При мысли об этом ей стало не по себе. Мужчины начали проявлять к ней интерес с тех пор, как она стала подростком. Ее синие глаза, непокорные рыжевато-каштановые волосы, которые теперь были собраны на затылке и скреплены черепаховой заколкой, и ее стройная, спортивная фигурка привлекали немало восхищенных взглядов. Однако после развода она редко пользовалась косметикой, а одежду предпочитала неприметную и строгую. Не надо быть психологом, чтобы понять, почему она не хотела, чтобы мужчины интересовались ею. Она была сыта этим по горло.

Она нерешительно заглянула в малый зал. Потолок и верхняя часть каменных стен узкого помещения были оштукатурены и покрашены в кремовый цвет. С потолка свешивались тяжелые, излишне броские канделябры, хрустальные подвески которых преломляли свет, отражавшийся на серебряных приборах и камчатых скатертях. Зал выглядел гостеприимно, даже уютно, но Дженни непроизвольно вздрогнула. Откуда-то справа от нее раздался мужской голос, и она чуть не вскрикнула от испуга.

С неслыханным итальянским акцентом голос произнес:

– Мадам, в этом салате «Капри» не хватает остроты, хотя настоянный на пряностях уксус чувствуется. Я предложил бы использовать другое оливковое масло – с более насыщенным ароматом.

Дженни открыла рот, поморгала глазами, потом строго взглянула на говорившего. Спрятавшись за меню в кожаном переплете цвета бургундского, за столом сидел темноволосый мужчина, говоривший очень знакомым тенорком. Она протянула руку и пальцем отвела меню от красивой физиономии своего сына Роули. Так, значит, вот какой мужчина наблюдал за ней! У нее словно гора с плеч свалилась.

– А ты что здесь делаешь? – спросила она, удивленная тем, что он вообще соблаговолил прийти сюда к ней. В свои пятнадцать лет Роули стал сущим наказанием.

Его синие глаза, так похожие на ее собственные, искрились юмором. Но он напоминал также и своего отца, что заставляло ее сердце сжиматься от страха. Трой был – и, несомненно, остался – порочным садистом. За несколько месяцев, которые они прожили вместе как муж и жена, Дженни стала бояться его, и ей потребовалось собрать в кулак все свое мужество, чтобы уйти от него.

Последний удар ее гордости нанесли не произнесенные вслух слова отца: «Я тебя предупреждал». Знать, что отец в конечном счете купил ей свободу, было так унизительно, что она старалась даже не вспоминать подробности.

Но теперь все было позади. Трой остался в прошлом, и хотя иногда Дженни испытывала угрызения совести из-за того, что Роули никогда не встречался со своим отцом, она понимала, что сыну лучше и не знать его.

– Я сделал кое-какие замечания относительно салата, – сказал Роули, как будто был знатоком итальянской кухни.

– Звучало очень похоже на Альберто, когда тот чем-то недоволен, – заметила она.

С Роули последнее время приходилось проявлять осторожность. Настроение у него то и дело менялось: то он был милым и любящим, то вдруг становился угрюмым и неприветливым.

Сейчас он одарил ее обворожительной улыбкой, в которой было столько жизненной силы и задора, что девочки уже без конца звонили ему по телефону. К сожалению, эта улыбка тоже напомнила ей Троя. Она влюбилась в его красивую внешность, не обратив внимания на духовную незрелость и едва прикрытую порочность своего избранника.

Отец был с самого начала против ее отношений с Троем. Разумеется, еще и поэтому она развернулась к Трою, как флюгер на ветру.

– Но это не салат «Капри». В нем нет ни настоянного на пряностях уксуса, ни оливкового масла. Это самый обычный американский овощной салат, приятель. Салат «Капри» готовится из ломтиков томатов, свежего сыра моццарелла и листьев базилика. В последний раз, когда я тебе его приготовила, ты изобразил позывы на рвоту, вызвав своим поведением отвращение у меня и у нашего гостя Бенджамина.

Роули улыбнулся еще шире:

– Бенджамину это совершенно безразлично.

Дженни, не удержавшись, улыбнулась в ответ. Бенни был соседским псом – лохматой дворнягой, чей хвост, в считанные секунды, начисто сметал все, что стояло на кофейном столике. Дженни всякий раз выгоняла его, но Роули снова впускал радостного пса назад, как только она отворачивалась.

– Я думала, что сегодня ты будешь вечером у Джэнис и Рика.

– Сегодня в 15.00 у меня была футбольная тренировка. Рик приходил посмотреть, но потом мне просто захотелось уйти. – Он пожал плечами.

Судя по всему, Роули в последнее время считал их соседа Рика Фергюссона кем-то вроде отца. Ему давно хотелось быть чьим-нибудь – все равно чьим – сыном. Дженни понимала это желание, но ей очень не хотелось говорить с ним о его настоящем отце. Несколько месяцев назад она обнаружила в личном ящике Роули, где лежала всякая всячина, фотографию Троя. Хотя сын никогда не расспрашивал об отце, он, судя по всему, думал о нем, и Дженни понимала, что недалек тот час, когда ей придется многое объяснить ему.

Интересно было бы знать, что думает Роули? Ей было известно, что Трой никогда не пытался установить с ним контакт. Нелегкая ситуация для парнишки, отцы друзей которого почти всегда присутствовали на их футбольных матчах, других спортивных соревнованиях и школьных праздниках.

Она чувствовала, что скрытые эмоции Роули по этому поводу должны были вот-вот вырваться наружу. И она ничего не могла поделать.

– Я сказал Джэнис, что ты хочешь, чтобы я зашел в ресторан, – проговорил он. – А Альберто разрешил мне заказать все, что пожелаю.

– Уж этот мне Альберто, – пробормотала она. – Джэнис заедет за тобой или мне придется тебя подвезти?

– Я умею ходить.

Дженни даже растерялась. Отсюда до их дома было несколько миль, а автострада с несколькими полосами движения была далеко не самым безопасным местом для пешей прогулки подростка после наступления темноты. Но Роули не хотел, чтобы к нему относились как к ребенку. Он балансировал на пороге превращения в мужчину, и обращаться с ним сейчас приходилось особенно осторожно – словно идешь по лезвию ножа. Одно неверное слово Дженни могло причинить боль им обоим.

К счастью, пока он, кажется, не делал большой проблемы из переезда в Санта-Фе. Если бы у него сохранилось такое настроение, все остальное встало бы на свои места.

– Я хочу, чтобы ты поехал домой на машине. Это безопаснее, – сказала она и подняла руку, предупреждая его возражения.

– Но со мной все будет в порядке.

– Знаю, но…

– Ты, видно, совсем мне не доверяешь.

– Не тебе, – начиная раздражаться, ответила она, – а всем остальным! Разве ты не знаешь, как водят машины в Техасе? Я не смогу работать, если буду знать, что ты идешь домой пешком, один. Это нужно скорее для меня, чем для тебя.

Роули возмущенно выкатил глаза.

– Мне не пять лет!

– Конечно. – Она оглянулась вокруг, не желая, чтобы кто-нибудь услышал эту перепалку. – Мне надо вернуться к работе. Если Джэнис не сможет приехать за тобой, то тебя отвезу я.

Роули, пылая гневом, спрятался за меню. До этого года они с Роули были близкими друзьями. Другие матери предупреждали ее, что подростки становятся отвратительными в переходном возрасте, но она наивно верила, что Роули, хорошим манерам которого завидовали все родители, перенесет переходный период безболезненно. Она была потрясена происшедшей в нем переменой.

Вернувшись в офис, Дженни позвонила Джэнис, своей соседке и подруге. Квартира Джэнис и Рика располагалась рядом с жилищем Дженни, на первом этаже по другую сторону уютного двухэтажного дома. Поскольку они были полноправными владельцами Бенни, Дженни относилась к собаке более терпимо, чем могла бы в других обстоятельствах, и Бенни пересекал порог квартиры Холлоуэев так же часто, как и свой собственный.

– Алло, – услышала она голос несколько запыхавшейся Джэнис на фоне какофонии каких-то звуков.

– Я не вовремя? – спросила она.

– Привет, Дженни. Это все близнецы. Они не могут вдвоем играть в настольную игру: Бекки жульничает, а Томми швырнул в нее карточки и игральную кость.

Семилетние близнецы Джэнис, если верить родителям, тоже переживали переходную фазу развития. Они вели себя так, что Дженни мысленно поздравляла себя: у Роули подобного не наблюдалось. Силы небесные, как, однако, быстро все может измениться!

– Что-нибудь случилось? – спросила вдруг Джэнис. – Ты на работе?

– Да, и Роули здесь. Я просто хотела проверить.

– Он сказал, что ты не будешь возражать, если он туда придет. – Где-то заплакала Бекки. – Дженни, ты не можешь перезвонить? Мне нужно их успокоить, и тогда я смогу поговорить.

– Ничего. Все в порядке. Спасибо, что приглядываешь за Роули. Я позвоню позднее.

Она повесила трубку. Дженни становилось все труднее просить Фергюссонов даже о мелких услугах. Их близнецы были сущим наказанием, а старший сын Брендон, ровесник Роули, тоже далеко не пай-мальчик. Некогда хорошо отлаженная система взаимовыручки разваливалась на глазах. Но что ей было делать? Роули вышел из того возраста, когда можно нанять приходящую няню, и был слишком своевольным, чтобы оставлять его одного. «А что я буду делать в Санта-Фе?»

– Начну все сначала, – громко сказала она, как будто ей действительно задали этот вопрос.

Ну что ж, может, предстоящие каникулы, которые они проведут вместе, помогут преодолеть трудности переходного периода. Друзья пригласили ее с сыном провести отпуск вместе с ними на арендованной вилле в Пуэрто-Валларте. Роскошная вилла была расположена на склоне горы, и добраться до нее можно лишь по извилистой каменистой дороге, но обслуживающий персонал включал повара, горничных и садовников. На вилле было восемь спален, столько же ванных комнат и бассейн овальной формы, а от открывающегося вида перехватывало дыхание. Кроме того, на целую неделю в их распоряжение предоставлялся джип.

Самое подходящее время для укрепления семейных отношений. Для того, чтобы поразвлечься. Чтобы снова поставить все на свои места.

Возвратившись к сыну, она увидела, что он с аппетитом поглощает равиоли и итальянские сосиски. Он искоса взглянул на нее.

– Я позвонила Джэнис, но она выступает в роли арбитра в матче между близнецами. – Роули понимающе хмыкнул, и это воодушевило Дженни. – Я сама отвезу тебя домой. Я все равно собираюсь уходить. – Поскольку это была наглая ложь, Дженни мысленно сложила пальцы крестиком.

– Я могу и пешком дойти. У меня ведь есть ноги.

– Не будем пререкаться.

– Когда ты перестанешь опекать меня? – Ей хотелось громко расхохотаться.

– Когда это я тебя опекала?

– Сейчас!

– Тсс, – остановила его она. – Альберто угостил тебя бесплатным ужином, потому что ты ему нравишься. Веди себя как следует в его ресторане.

– Я веду себя нормально. Кстати, Ромео сказал, что не допустит, чтобы я голодал. Он настоял, чтобы я заказал две сосиски.

Ромео было прозвище, которое Роули дал Альберто. Он был свидетелем того, как Альберто оттачивает свое итальянское обаяние на одиноких женщинах, частенько заходивших в его ресторан. Его бессовестный флирт бесконечно забавлял Роули, хотя и Дженни, и посетительницы, с которыми он флиртовал, понимали, что все это только шутка.

– Он тебя любит, – сказала Дженни.

– Знаю, – улыбнулся Роули.

– Перестань эксплуатировать его доброту. Я не шучу.

На сей раз Роули не возражал. У Дженни появилась надежда, что не все потеряно. Он просто не понимал, что еще не взрослый, и приходилось время от времени напоминать ему об этом.

Она оглянулась через плечо. Осталось еще сделать массу дел. Сможет ли она уехать пораньше? Возможно. Но при условии, что завтра, в воскресенье, она приедет сюда на несколько часиков и поработает. Завтра ее день рождения.

– Я буду готова, как только ты закончишь, – произнесла она тоном, не допускающим возражений.

Он кивнул. Дженни поразилась, когда он без малейших усилий засунул в рот половину итальянской сосиски. Она направилась в сторону кухни и снова почувствовала, как по спине пробежал холодок. Что с ней такое? Она никогда раньше не была подвержена пустым страхам.

Подойдя к Альберто, она с сожалением сказала:

– Мне придется уйти. Нужно отвезти сына домой, и, кажется, нам с ним надо побыть вместе некоторое время. – Она погрозила Альберто пальцем. – А тебе не стоит позволять ему вить из себя веревки.

– Он мне как внук. Все, что я имею, принадлежит ему. – Огоньки, мерцавшие в глубине темных глаз Альберто, выдавали его с головой: он был абсолютно неисправим.

Дженни строго взглянула на него.

– Мальчика надо хорошо кормить. Чтобы он был сильным. – Альберто вздернул подбородок и поиграл бицепсами. – Чтобы он стал мужчиной и заботился о своей мамочке.

– Ну, довольно, – пробормотала Дженни.

Альберто рассмеялся, и Дженни покачала головой. С ним было бесполезно спорить. Между ним и Роули существовало негласное соглашение – мужской пакт, и с этим она не могла ничего поделать.

Пять минут спустя Дженни с пачкой документов в руках вышла из офиса и на минутку задержалась на кухне – в сердце ресторана. Мимо проносили дымящиеся блюда кальмаров и морских гребешков в чесночном соусе. Она любила все эти аппетитные запахи и соблазнительные названия блюд. Настоящий праздник для обоняния!

Скоро, совсем скоро будет все это и у нее в «Джениве». Она уже наняла потрясающую повариху, которая с нетерпением ждала окончания ремонтных работ в помещении ресторана, чтобы приступить к работе. Дженни остановила свой выбор на Санта-Фе в основном из-за Глории. Наполовину хопи, наполовину мексиканка, Глория была кудесницей на кухне. Она родилась и выросла в Санта-Фе. Подобно Альберто, она отличалась строгостью, но ее стремление к совершенству было направлено на блюда, приготовление которых требовало высокого профессионализма. Когда-то она работала у отца Дженни, который попытался заставить ее подчиняться шаблону, принятому в «Ранчо дель соль», и это было его роковой ошибкой. С самого начала, когда они сталкивались, летели искры. Да что там искры – извержение вулкана! Поэтому Глория сначала категорически отказалась работать на еще одного Холлоуэя. Когда же Дженни объяснила ей свои отношения с отцом, эта женщина подписала контракт с лихим росчерком, радуясь, что может натянуть нос человеку, который, по ее мнению, «ни черта не смыслил в еде».

Дженни снова мысленно улыбнулась. Через несколько недель они с Глорией будут заняты по горло, но сейчас впереди была поездка в Пуэрто-Валларту. И Дженни планировала использовать ее также и для того, чтобы ознакомиться с местной кухней. Если там обнаружится что-нибудь интересное в использовании пряностей или оформлении блюд, она непременно уговорит Глорию перенять опыт.

По крайней мере, так она предполагала.

Альберто тем временем наблюдал за работой повара, которому только что дал нагоняй. Молодой человек, судя по всему, был готов взорваться. Но Альберто на сей раз, придержал язык. Он отведет душу потом, а не сейчас, когда на плите что-то кипело в котлах и шипело на глубоких сковородках.

Дженни сказала:

– В любое время, когда тебе потребуется, чтобы наш лишний клиент помыл посуду за свой бесплатный ужин, не стесняйся поставить его к раковине.

– Ах, bella, ты слишком жестока! – воскликнул Альберто, отходя от повара. Мир был восстановлен, хотя бы на некоторое время. – Он такой худенький. Ему необходимо есть мои макароны, чтобы нарастить крепкие мускулы.

– Почему это ты похлопываешь себя по животу, когда говоришь это? – поинтересовалась Дженни.

– Вы все смеетесь надо мной, леди.

Ласково потрепав ее по подбородку, он ушел. Дженни затворила дверь офиса и заперла ее. Наконец-то она уходит… В главном обеденном зале ее перехватила Кэролайн.

– Ты видела его?

– Да, – улыбнулась она подруге. – Он действительно очень красив. Возможно, немного молод, но, если подумать, имеет ли значение разница в каких-нибудь двадцать лет?

– О ком ты говоришь?

– О Роули, конечно. Я его видела, и ему еще попадет за это. Нельзя являться сюда и ужинать бесплатно только лишь потому, что я здесь работаю. А он делает это систематически.

– Роули?

– Да, Роули… – Дженни недоговорила. Она вдруг, вздрогнув, заметила, что ее сына нет за четырнадцатым столом, а сидит он за столом одиннадцатым.

– Я не о нем! Ты ошиблась. Это классный мужик, – заявила Кэролайн. – Иди, посмотри еще раз! Может, он пока не ушел. Я хочу, чтобы ты на него взглянула. Он так смотрел на тебя… С ума сойти можно! А когда я принимала у него заказ, а ты как раз проходила мимо, он думал, что я не замечаю, а сам глаз с тебя не сводил, словно изучал тебя.

– Вот как? – Кэролайн кивнула.

– Он как будто мысленно составлял твой портрет. Удивительно, что ты этого не почувствовала.

– Ты меня пугаешь, Кэролайн.

– Ах нет, нет. Он делал это по-хорошему. Я бы не возражала, если бы он, таким образом, разглядывал меня.

– Ну что ж, мы с тобой по-разному смотрим на вещи.

– Он очень сексапилен. Это я могу сказать с уверенностью. Сама посмотри. Столик номер четырнадцать.

Дженни, встревожившись, еще раз медленно приблизилась к каменной арке. Взгляд ее скользнул от столика Роули к четырнадцатому столику. Сердце у нее билось учащенно, дыхание стало прерывистым. За столиком никого не было. Зря волновалась.

– Ну, живо, – сказала она сыну, окидывая взглядом малый зал, чтобы успокоиться окончательно. – Пора домой.

Узкий желтый серп луны поднялся над лесом коммерческих зданий, проводами и парковками, назойливо напоминающими об урбанизации. Хантер ждал в джипе напротив входа в «Риккардо». Он устал. Он без остановок проехал всю дорогу от Санта-Фе до Хьюстона и с тех пор спал мало, лежа на жесткой постели в мотеле и глядя в потолок.

Но его усталость была связана не только с этим: она прочно поселилась в нем, будучи результатом утраченных надежд. За последние шесть лет работы в Санта-Фе ему удалось преодолеть ее, но с тех пор как Джозеф Уэссвер вновь заговорил о Трое, она возвратилась с новой силой. Часть его существа все еще хотела добраться до Рассела, и надежда эта не желала умирать, сколько бы он ни напоминал себе об отсутствии доказательств, хотя думать об этом было горько. В том, что Трой Рассел убил Мишель Калгари, не было сомнений, как если бы он приставил пистолет к ее виску и нажал на спусковой крючок. Тот факт, что Мишель прыгнула с крыши своего десятиэтажного многоквартирного дома возле бульвара Ла-Сьенега в Лос-Анджелесе, не играл для Хантера никакой роли. Он знал, что это произошло по вине Рассела, и из-за этого потерял свою работу в департаменте полиции Лос-Анджелеса.

Он не смог никого убедить в том, что Мишель, которая боялась высоты, никогда не избрала бы такой путь, если бы надумала уйти из жизни. Трой Рассел столкнул ее с крыши этого здания после жестокого морального и физического надругательства над ней в течение нескольких лет. Таково было мнение Хантера. Однако того, что она собиралась оставить его, что она призналась во всем Хантеру и сказала, что готова дать свидетельские показания против Троя, лишь бы посадить его за решетку, оказалось недостаточно, чтобы доказать, что этот человек был в тот день с ней на крыше.

Но Хантер-то был уверен…

Он закрыл глаза, почувствовав, как его охватывает знакомая тоска. Он перегорел. Утратил энтузиазм. В Санта-Фе он несколько восстановился, но когда доходило до дела, весь запал пропадал.

Однако он пообещал следить за дочерью Холлоуэя. Быть ее телохранителем. Защитить ее от Троя Рассела, ее бывшего мужа.

Это, по крайней мере, его все еще вдохновляло.

Вздохнув, Хантер вспомнил о разговоре с Уэссвером и последующей встрече с самим Холлоуэем. Он многое узнал о Холлоуэе и о его дочери, а также об их отношениях с человеком, отдать которого в руки правосудия Хантеру хотелось больше всего на свете. Поэтому он согласился охранять Дженни и сразу же узнал, что ей ничего не известно ни о плане Аллена Холлоуэя, ни об опасности, которая ее подстерегала.

– Она не одобрит моего вмешательства, – сказал ему Ален Холлоуэй. – Если упомянешь мое имя, она тебя и близко к себе не подпустит. Но мне нужно, чтобы ты находился рядом с ней. Тем более сейчас, когда Рассел что-то затевает. Этот человек – кровожадный маньяк, и сейчас он хочет заполучить мою дочь больше, чем деньги.

– Он сам так сказал? – спросил Хантер.

– Нет. Он заявил, что хочет повысить ставку. Получить еще денег. Но если бы все ограничилось только этим, я с радостью заплатил бы ему. Это меня не волнует. Однако все не так просто. Возможно, он узнал о мальчике. Не уверен, что Дженни удалось так долго хранить это в глубокой тайне. Ведь Троя с момента развода не было в Техасе, а теперь он появился. Позвонил мне из Варвика, а это недешево. Он живет по высшему разряду. Ему это нужно, чтобы заводить знакомства с женщинами.

Слова Холлоуэя кололи Хантера как иголки. Мишель влюбилась в Троя Рассела за его красивую внешность, обаяние и умение швырять деньги. Деньги Холлоуэя.

– Я хочу, чтобы она была в безопасности. Примерно через неделю она улетает в Пуэрто-Валларту. Возьми… – Он перекинул ему авиабилет. – Держись поблизости от нее. Лучше уж я заплачу тебе, чем этому Расселу, – с чувством произнес он.

И вот он здесь. Следит за ней. Приступил к работе сразу же после встречи с ее отцом. Но делал он это не из-за денег, а ради Мишель, самого себя и, конечно, ради ее безопасности. Ему пришлось углубиться в жизнь Дженни. Он долго сидел в машине перед ее домом, после того как в квартире погас свет. То, что началось как работа, быстро превращалось в одержимость. И он испытывал нечто вроде облегчения после изнурительного труда.

Как ни глупо это могло показаться, но он был рад возможности на чем-то сосредоточиться. Получить какую-то цель. Уволившись из полиции Санта-Фе, он укрылся на своем пыльном крошечном ранчо, что в то время казалось равносильным признанию собственного поражения, однако не смог заниматься ничем другим.

Чьи-то голоса вывели его из состояния задумчивости. Да, это была она. Выйдя из служебного входа ресторана «Риккардо», она направилась к своей машине рядом с длинноногим подростком. Он сразу узнал ее. Дженива Холлоуэй-Рассел, хотя фамилию мужа она опустила еще до окончательного развода. Парнишка был ее сыном, Роули Холлоуэем. Очевидно, отцовской фамилии Рассел он тоже не носил. С точки зрения Хантера, это было хорошим признаком.

Он наблюдал, как она вместе с мальчиком подошла к синему седану «вольво». Повернув ключ зажигания, он выждал, пока она почти скрылась из виду, и только потом влился в транспортный поток позади ее машины. Когда она свернула на парковку возле своего многоквартирного дома, он проехал мимо, обогнул квартал, потом вернулся как раз в то время, когда в хозяйской спальне включили свет. Он припарковался на противоположной стороне улицы и выключил двигатель.

В здании, где находилась ее квартира, было всего два этажа. Здесь если человек упадет с крыши, то сможет выжить, мрачно подумал он.

Мимо проехала машина. Она сбросила газ, медленно проползла примерно полтора квартала, потом прибавила скорость. Хантер запомнил номерные знаки, но, похоже, машина была взята напрокат. Больше она не возвращалась, но он на всякий случай записал номера. Возможно, в ту ночь не он один вел наблюдение.

В конце концов, свет в ее спальне погас. Устроившись поудобнее на сиденье, Хантер крепко заснул. Время шло, и ничего не происходило. Как только забрезжил рассвет, он включил двигатель джипа и отправился в свою холодную комнату в мотеле, расположенном на краю петли, которую делала автострада, опоясывающая центр Хьюстона. Стоя посреди комнаты, он принюхался к запаху плесени и нежилого помещения. На мгновение ему захотелось вернуться к себе и побыть в одиночестве.

Хорошо бы завести собаку. Хантер удивился, что такая несвойственная ему нормальная мысль взбрела на ум.

Включив настольную лампу, он взглянул на проездные документы, выписанные на его имя. Рядом с авиабилетом лежал яркий буклет, рекламирующий отель «Роза».

– Он расположен на берегу залива, – сказал ему Холлоуэй. – Там есть ресторан и бар на открытом воздухе. Черепичная крыша. Великолепная, настоящая мексиканская кухня. Дженни наверняка пожелает ознакомиться с этой кухней. Она намерена стать владелицей ресторана и, насколько мне известно, оборудует помещение для него в Санта-Фе. Стоит побродить вокруг отеля – и обязательно, в конце концов, столкнешься с ней. Туда непременно заходит каждый.

Из всего сказанного Хантер отреагировал на одно:

– В Санта-Фе?

– Вы с ней будете почти соседями, – сказал Аллен, неодобрительно фыркнув. – Она открывает ресторан на одной из этих облюбованных богемой маленьких улочек, на которых расположены художественные галереи. Он будет называться «Дженива». В честь ее бабушки, имя которой она носит. Да, я знаю о ней гораздо больше, чем она думает, но хочу, чтобы ты узнал еще больше.

Хантер смотрел на буклет и авиабилет. Во всей этой затее была таинственность, которая в обычных условиях ему бы не понравилась. Но Аллен намерен был остановить Троя.

А Хантер хотел этого больше всего на свете.