Подруга особого назначения

Так страшно, что она опять заскулила было, но быстро затолкала скулеж обратно в горло, только чтобыэто больше не било ее по голове.

Везли ее долго. Руки, стянутые за спиной веревкой, сильно болели, а потом начали мерзнуть. И холод еще усиливал боль.

Ее сильно трясло – ноги свешивались с сиденья очень неудобно, и не было возможности ни за что ухватиться, поэтому она все время съезжала с обивки на что-то скользкое и глянцевое, представлявшееся ей змеиной кожей, и тогда она судорожно дергала головой, пытаясь найти положение, в котором щека не касалась бы змеиной кожи, и находила его и тут же съезжала снова.

Из-под тряпки, стягивавшей глаза, она видела только узкую блестящую полоску и еще что-то, кажется, желтое, а может, зеленое, потому что свет все время менялся – их обгоняли и пропускали другие машины, и жизнь вокруг не остановилась!

Все было как всегда – обычный весенний вечер, и одна половина мозга понимала это, а другая отказывалась понимать, другая визжала о том, что наступил конец света и вместе с ним пришел конец и Варваре.

Машина остановилась, и Варвара стукнулась носом в переднее сиденье. Сильно стукнулась, кажется, до крови.

Водитель тихо возился впереди, никуда не спешил, посвистывал. Щелкнула крышка бардачка, зазвенели ключи, хлопнула дверца. Та дверца, что была за головой у Варвары, распахнулась, потянуло улицей и близкой землей, и он выволок ее из машины. Она замычала, и он ее ударил.

– Тихо! – велел совсем близко. – Не ори, хуже будет!

Что может быть хуже, пронеслось в голове у Варвары, и тогда он сказал буднично, как бы отвечая на ее мысли:

– Убью.

Некоторое время он держал ее за волосы, как будто раздумывал, а потом вдруг с силой швырнул вперед. Со всего размаха она ткнулась коленями и лицом в землю. Земля набилась в ноздри, и Варвара стала задыхаться, и ей показалось, что сейчас она умрет.

Умирать Варвара не хотела.

Она шла домой, и несла в пакете новый замок для своей двери, и думала о том, как все сложится у Тани с Димкой, и тут ее заставили умирать.

А она не хотела.

Слезы вымыли из ноздрей землю, и она прерывисто задышала. Но зато это было такое счастье – дышать, когда хочешь вздохнуть!

– Вставай, – сказал мучитель и ткнул ее в бок, – встава-ай!

И уже не ткнул, а ударил. Сильно. Так сильно, что Варвару перевернуло на другую сторону. К нему – не битым боком. Сейчас он ударит снова, поняла Варвара, приподнялась, и поползла, стараясь сохранить равновесие и ничего не видя перед собой, но он поставил ее на ноги.

– Вперед, – весело велел он, – шагай.

Два или три раза она споткнулась, ударившись головой обо что-то твердое, один раз он толкнул ее, но она удержалась на ногах, а потом толкнул так, что она не удержалась и упала на что-то жесткое, к чему он быстро и деловито ее привязал – ноги врозь, руки за спиной.

– Та-ак, – протянул он оценивающе, и что-то загрохотало, как будто покатилось ведро. Варвара дернулась от страха. Она не видела его и не знала, что он станет с ней делать.

Полилась вода, Варвара напряженно прислушивалась. Шаги, стук ведра, скрип половиц. Вернулся.

Она не могла даже шевелиться, не то что сопротивляться. Он мог сделать с ней все, что угодно. Она больше не была человеком, который шел домой и нес в промасленной бумаге замок для своей двери. Она была просто субстанцией, скоплением живых, трясущихся от страха и ожидания боли клеток, и у нее не осталось никаких человеческих чувств и эмоций, кроме липкого ужаса.

Варвара – скопление клеток – дернулась и захрипела.

– Сейчас я тебя ударю, – объявил мучитель, – а потом сниму ленту и задам вопрос. Ты мне ответишь. Если ответишь неправильно, я тебя опять ударю.

Варвара заметалась, тычась в разные стороны и пытаясь спастись, но спасения не было. Он коротко ударил ее в голову, прямо по скуле, под глаз.

Голова хрупнула, треснула и развалилась, и ее ошметки разлетелись в разные стороны…

В следующую секунду оказалось, что боль, образовавшаяся на месте головы, намного больше, чем сама голова, что она раздувается, как черный резиновый шар, и…

Поток холодной воды обрушился на нее, и что-то сильно дернуло кожу у рта, так, что она, кажется, порвалась.

– А-а!.. – прошипел разорванный рот. Оказывается, она все время кричала, но липкая лента не давала крику выйти наружу.

– Где деньги?

Она не понимала.

Она вообще не понимала, чтоэто такое говорит с ней, как говорят все люди.

Все шипение вышло изо рта, и больше там ничего не осталось.

– Я спрашиваю, где деньги?

Она замотала головой, и от этого движения звуки вдруг сложились в слова, и она поняла, чтоэто хочет знать, где деньги.

Деньги? Какие деньги?

Какими купюрами предпочитаете, спросил у нее кассир Семен Прокопьевич, а она не знала, каких купюр ей хочется.

– Так, – констатировалоэто, и липкая лента снова залепила ей рот. Прежде чем она успела сообразить, что это означает, он опять ударил ее – плашмя по лицу.

Впрочем, у нее не было лица – было месиво липких от потного страха молекул.

Лента снова дернулась, и снова ее рот разорвался, и ей показалось, что из него хлынуло что-то и залило ей руки.

– Ах ты, с-скотина, – прошипелоэто, – еще ботинки мне зальешь!..

Была какая-то возня, а потом опять:

– Где деньги? Деньги, сука!..

Варвара затрясла головой и захрипела, то, что заливало ее рот, не давало произнести ни звука.

– Деньги! Куда ты их дела?! Ты забрала деньги! Ты думала, я об этом не узнаю, жирная глупая сука!..

– У… меня… нет… нет…

– Куда ты их дела? Отдала?! – Он тряс ее, схватив за волосы. – Кому?! Своей подруге? Или тому ублюдку? Я убью обоих, но заберу свои деньги! И ее пацаненка!.. Ну, где деньги?!

– Я… не знаю. У нас нет… никаких денег.

– Нет, – повторил тот весело, – ну, нет так нет.

И снова липкая лента на Варварин рот.

На этот раз он бил ее под ребра. Бить ему было неудобно – она это поняла, потому что он сопел прямо ей в лицо – в то, что раньше было ее лицом.

Потом он опять спрашивал, а она все трясла головой и хрипела, а лента болталась сбоку, она ощущала ее змеиные шевеления.

Когда ей вдруг начинало казаться, что все это просто ночной кошмар и она сейчас проснется в своей кроватке или на Танькином диване, что ей все это снится потому, что она опять наелась на ночь картошки с сарделькой, он обливал ее водой, и все начиналось сначала. Возвращалась боль, такая, что с ней никак нельзя справиться, она была везде, она была Варварой, и самой Варвары больше не было – только боль и страх, пахнувший ее собственной рвотой.

Сколько это продолжалось, она не знала.

Он вдруг отвязал ее ноги и потащил, сильно дергая за связанные руки. Руки больше не болели. Варвара вообще не понимала, что это ее руки.

Она натыкалась на что-то, падала на колени и снова поднималась, потому что когда падала, он поддавал ногой ей под ребра.

Наверное, он вел ее убивать, потому что не было никакого смысла так лупить ее, если он собирался оставить ее в живых.

– Стой! Стой тут, с-скотина!..

Хлопнула дверь, заурчал двигатель.

– Пош-шла! – за волосы он впихнул ее куда-то, и она поняла, что в машину. Связал ей ноги, и она стала как кокон.

Снова хлопанье двери, возня, короткий стук и – бодрая песня из приемника.

Варвара опять лежала щекой на чем-то гладком и блестящем, но уже не пыталась поднять с этого голову. Желтая наклейка терла кожу, и от этого желтого цвета ее снова начало тошнить.

Это продолжалось долго. Потом машина остановилась.

«Слава богу, – подумала Варвара. – Сейчас он меня убьет, и все это кончится».

Осталось потерпеть совсем немного, до тех пор, пока он не убьет.

Наверное, недолго. Хорошо бы недолго.

– Верни деньги, сука, – прошипел он, – я тебя предупредил. И этим передай, с их пацаненком. Или деньги, или…

Взвизгнули тормоза, что-то сухо щелкнуло, и Варвару выбросило из машины. Всем телом она ударилась об асфальт, покатилась, взревел двигатель, и она изо всех сил зажмурилась под повязкой, до сих пор уверенная, что он убьет ее машиной.

Шум двигателя стал удаляться, и она даже не поняла, почему не умерла.

Секунды падали на асфальт и разбивались со стеклянным звуком. Или вода откуда-то текла?..

– Варвара?!

Раздались странные звуки, похожие на топот тяжелых ног, и она сжалась, подтягивая к груди разбитые колени.

Наверное, она заскулила бы, если б могла. Наверное, она даже попыталась бы отползти, если б знала, как это сделать.

– Варвара, твою мать!..

Липкая лента отклеилась от рта. Варвара дернула головой.

– Дыши! Дыши! Ртом дыши! Ну!..

Она не узнавала голос, ноэтот голос был совсем другой – человеческий, похожий на все остальные человеческие голоса, оставшиеся в прошлой Варвариной жизни.

Дернулись и упали развязанные руки.

– Подожди, я не могу развязать! Не дергайся, терпи! Терпи, кому я говорю!.. И дыши.

Повязка, залеплявшая глаза, стала сползать, и Варвара увидела кусок черного неба и желтый круг фонаря.

– Потерпи еще. Сейчас. На. Это платок, вытри рот.

Но она не могла ничего взять, руки висели как плети.

Повязка исчезла, и, с трудом сфокусировав взгляд, она вдруг увидела перед собой… Ивана.

– Тихо, тихо, – быстро сказал он, – сейчас я развяжу тебе ноги. Попробуешь встать. Твою мать…

Он что-то делал внизу, она видела коротко стриженный затылок и не видела рук, и не понимала, что происходит.

– Нет, – сказал он. – Сиди. Я подгоню машину.

Машину?!

– Нет, – захрипела она, – нет, нет!..

– Тихо, тихо, – он взял ее за уши и прижал лбом к своей куртке. Она вырывалась и мотала головой. – Я подгоню машину, и мы поедем в больницу.

– Я не пойду… в машину.

– Я сейчас, – он отпустил ее и стремительно поднялся.

Она не смотрела, куда он ушел, ей было все равно. Она раскачивалась на асфальте, чувствуя только боль – везде.

Опять заурчал ненавистный двигатель, все ближе и ближе, и она поняла, что нужно спасаться, бежать, и поползла на коленях, но он перехватил ее.

– Вставай. Вставай! – руки быстро прошлись по ней, от шеи до лодыжек. – Ноги целы. Вставай, ты можешь. Я не донесу тебя.

– Я не пойду… – похрипела Варвара, – я посижу пока… тут…

– Нет. Ты не будешь сидеть. Вставай, твою мать!..

И она встала. Она держалась за что-то, кажется за него, и – встала.

– Теперь пошли. Только один шаг. Давай.

Она действительно шагнула, хотя была уверена, что шагнуть ни за что не сможет, и он повернул ее и заставил наклониться.

– Так. Садись. Тихонько. Просто опускайся, и все.

Как больно, как ужасно больно везде.

Одну за другой он перенес ее ноги через порожек машины и захлопнул дверцу. Она тут же прислонилась виском к холодному металлу и задышала открытым ртом – двигатель урчал, радио разорялось про любовь по-французски, все было, как втой машине.

Илиэта машина и есть та?

– Что случилось? – спросил Иван, и она разлепила глаза. – Ты помнишь? Кто тебя так… отделал?

– Я не помню, – выдавила она, – я не видела. У меня глаза были завязаны… Куда мы…

– Никуда. В Склиф.

– Я не хочу в больницу, – забормотала она и стала отодвигаться на широком сиденье, ноги скользили и путались между собой, – мне не надо в больницу, мне бы домой. Я… полежать хочу. Мне полежать нужно.

– Тебе нужно в больницу! – вдруг заорал он. – Тебе нельзя домой! Ты что, дура?! Ничего не понимаешь?!

– Я хочу домой, – бормотала она, – я не поеду в больницу. Мне надо домой.

Воцарилось некоторое молчание, приемник после французской любви затянул про «задержку рейса Рига – Москва до шести утра».

Варвара тоже, кажется, недавно куда-то летала на самолете, и не было никакой задержки рейса.

– Хорошо, – сказал рядом Иван Александрович, словно явившийся из ее мыслей о самолете, – домой так домой.

Машина притормозила, вильнула и стала стремительно разгоняться. Варвара понятия не имела, куда она так спешит, эта машина.

Он привез ее в совершенно незнакомое место. Место было пустынное и тихое, освещенное, как вечерний Париж на мониторе ее компьютера. По узкой улице шли редкие машины.

Осторожно, но крепко придерживая, он вывел ее из машины. Она схватилась за ребра с правой стороны.

– Да потому, что нужно было рентген сделать! – злобно зарычал он, словно отвечая кому-то, кто пытался с ним спорить. – Давай. Шагай.

Прямо на тротуаре начиналась зеленая лужайка. Варвара потрясла головой, эта зелень в глазах замучила ее, но лужайка никуда не делась, она на самом деле была, по ней шли Варварины ноги. Три широкие ступени с круглыми краями, чистое стекло раздвижных дверей, в которое Варвара чуть было не бахнулась лбом, светлый бежевый пол, и посреди пола почему-то люстра. Варвара закрыла глаза, открыла и поняла, что люстра просто отражается в сверкающей плитке.

– Иван Александрович?!

– Все в порядке. Вызовите лифт.

– Вам помочь? – Голос в меру встревоженный и нарочито нелюбопытный.

– Сам справлюсь, спасибо.

– Может быть, пригласить врача?

– Я оценю ситуацию и позвоню. Может быть, придется вызвать.

– Мне не надо врача, – пробормотала Варвара.

– Ну конечно, – быстро согласился Иван, – тебе не надо, а мне надо. У меня мигрень.

– У тебя аллергия, – вдруг сказала Варвара, – на кошек.

Он, кажется, засмеялся и осторожно подтолкнул ее в лифт.

– Сейчас будем дома, потерпи еще.

Странное дело, но Варваре стало легче, как будто ожидание неминуемой смерти отпустило ее. По сравнению с этим ожиданием все остальное казалось ерундой, даже ребра, которые не давали ей дышать, и она все время боялась, что их осколки проткнут ей легкие.

– Так. Теперь стой смирно.

Через голову, потому что «молнию» заело и она не открывалась, он стянул с нее бывшую куртку, которая так ей нравилась, что она все время придумывала, как бы намекнуть Димке, чтобы он подарил куртку ей. Теперь это была уже не куртка. Впрочем, может, ее еще можно спасти?

– Шагай.

Она покорно пошла куда-то и шла довольно долго, а потом он остановил ее. Здесь свет был ярким, как в операционной, и Варваре пришлось прикрыть слезящиеся глаза. Кругом был свет и блестящая плитка – где-то она слышала, что это называется стиль «Домино», белое на белом, черное на черном.

Когда он стал стаскивать с нее колготки, она внезапно пришла в себя и стала размахивать руками, отпихивая его.

– Ты что? – спросил он. – Сдурела совсем? Я уже видел твою задницу, успокойся.

– Я сама, – пропищала Варвара.

– Хорошо, – согласился он, – давай сама.

И продолжал стаскивать колготки. Стащив, он выбросил их в какую-то корзину – Варвара проводила их полет глазами – и стал щупать ей ноги, больно сжимая с разных сторон.

– За… зачем? Не надо! Мне больно!!

– Конечно, больно, – злобно согласился он, – кости целы. Ложись, я посмотрю твои ребра.

– Куда ложиться?

Он осторожно подвинул ее, она переступила голыми ногами, и за спиной у нее оказалась низкая лежанка, собранная из деревянных плашек. Варвара легла.

Большие руки въедливо и как-то очень профессионально понажимали на все ребра по очереди, дошли до шеи, пощупали какие-то набухшие связки, потрогали челюсть – она клацнула зубами, – большие пальцы сдавили шейные позвонки.

Варвара открыла глаза.

– Ты врач?

– Когда-то был врач, – сказал он. – Так, вроде ничего, на первый взгляд… Конечно, лучше бы сделать рентген! Ушибов много и почему-то больше с правой стороны. Ребра целы. Зубы целы. Глаз заплывет, конечно. На губе кожа порвана, но можно не зашивать. Ты полежишь в ванне, а я найду какое-нибудь обезболивающее. Тебя сейчас отпустило, но потом станет хуже, когда схлынет адреналин.

Тут Варвара неожиданноувидела, что лежит совершенно голая на низкой деревянной лежанке, а почти незнакомый молодой мужик стоит перед этой лежанкой на коленях, в джинсах и распахнутой длинной куртке, и деловито щупает ей шею и ключицы. Все остальное он уже ощупал.

– Тихо, тихо, – велел он, когда она приподнялась, отбросив его руки, и стала в панике оглядываться по сторонам, пытаясь спастись или хоть чем-нибудь прикрыться. – Все в порядке.

Он дотянулся до какого-то шкафа и кинул ей громадную махровую простыню.

– Можешь замотаться, если тебе надо.

Варвара торопливо обмотала простыню вокруг себя, радуясь тому, что она большая и ее хватило, чтобы закрыть всю Варвару, с синяками, ссадинами и порванной кожей.

– Пошли в воду. Вставай и держись за меня.

Охая, как больная старушка, Варвара подняла себя с лежанки и заковыляла «в воду». Воды оказалось много. Ванна была таких размеров, что входить в нее следовало по ступенькам. Вода кипела и булькала.

– Можно уменьшить давление, чтобы тебе не попадало по ребрам, – сказал Иван, – садись.

И отвернулся. Видно, понял, что Варвара при нем ни за что не станет разворачивать простыню, хоть это и было глупо.

Через десять минут лежания в этой удивительной ванне у Варвары не стало тела. И боли не стало, и мыслей, и страха, и стыда. Остались только умиротворение, усталость, шорох и движение теплой воды.

Потом пришел Иван, уже без куртки, принес ей какого-то питья в стакане – на вкус питье было отвратительным – и вытащил ее из воды. Почему-то она опять забыла, что должна стесняться и прикрываться, поэтому он вытащил ее, вытер и сунул в халат.

– Пойдем, я сделаю тебе укол, и ты мне расскажешь, где ты так весело проводила время.

– Мне не надо укола.

– Тебе ничего не надо, – сказал он с раздражением, – лучше всего тебе было в луже со скотчем на губах.

Ее вдруг чуть не вырвало. Она глубоко и сильно задышала и взялась руками за край раковины. На лбу выступил пот.

Он стоял у нее за спиной и смотрел без всякого сочувствия.

Все же пришлось пережить и унижение укола – задранный халат, нелепая поза, запах спирта, звяканье склянки с лекарством, ожидание боли с зажмуренными глазами, торопливое одергивание полы, когда экзекуция кончилась.

– Лежи.

– Я лучше… посижу, Иван.

– Ну, посиди. Сейчас я приготовлю еду.

– Я не…

– Знаю, знаю. Ты не хочешь есть. Все равно придется. Тебя раньше когда-нибудь били?

– Н-нет, – запнувшись, сказала Варвара.

– А меня били, – объявил он, – поэтому я лучше, чем ты, разбираюсь в ситуации. Ты сейчас поешь и ляжешь. На ночь я еще вколю тебе снотворного.

– А сейчас разве не ночь?

Он глянул на часы.

– Без десяти десять. Это ночь или не ночь?

– Мне надо домой. Мне надо Таню предупредить. Он… говорил, что всех убьет, а у Тани Вася.

Иван посмотрел на нее, оглянувшись от плиты, но ничего не сказал.

– Можно, я позвоню?

Он принес ей трубку.

– Слушай, Варвара, – сказал он, близко ее рассматривая. Она видела синюю от темной щетины кожу, морщины у глаз, очень густые прямые ресницы. – Давай договоримся сразу, чтобы потом мы… не ссорились. Домой ты не поедешь, останешься здесь. Предупреждать никого не надо. Все равно на ночь глядя никто ничего предпринимать не станет. Вряд ли он нападет еще раз сегодня же. Ты заставишь людей нервничать, только и всего.

«Почему-то он не хочет, чтобы я звонила, – поняла Варвара. – Боится? Не хочет упускать меня из виду?»

С этой секунды все пошло кувырком.

Откуда он взялся возле ее подъезда? Сейчас она отдавала себе отчет в том, что видела свой дом. Неизвестный бандит, напавший на нее, выбросил ее на асфальт почти у подъезда ее дома. Как там же оказался Иван? Или это он выбросил ее из машины, отъехал за угол и вернулся, чтобы начать спасать?!

Дело пахнет керосином, подумала Варвара отчетливо и даже услышала запах этого самого керосина.

Что теперь она станет делать, когда он заманил ее в свое логово?

Он не заманил ее в логово, а привез в свою квартиру, вынув из лужи, где она лежала с перетянутым скотчем лицом и связанными руками и ногами.

Как узнать – он или не он? Как понять – та или не та машина?

Ей нужно посмотреть на его ботинки. Ее вырвало на ботинки ее истязателя, и за это он как-то особенно больно ее ударил. У Варвары зашумело в голове. Она должна посмотреть ботинки Ивана. Вряд ли он имел возможность вычистить их.

Выглянув из-за длинной стойки, в конце которой стоял ее стул, она посмотрела на его ноги. Он был босиком.

– И ты ничего не узнала – ни голос, ничего, да? – вдруг спросил он. Почувствовал, что она на него смотрит, хоть и стоял спиной.

– Нет, – хрипло ответила Варвара, – или я его не знаю, или он говорил… в платок или в шапку.

– Все-таки он, а не она?

– Вроде он. Хотя я не особенно расслышала. Трудно вслушиваться в голос человека, который тебя… бьет.

Он посмотрел на нее.

– Только без душераздирающих подробностей, – предупредил он насмешливо, – и кровавых деталей.

Варвара моментально оскорбилась.

Да уж.

Он ухаживал за ней, раздевал, сажал в ванну, щупал ребра и делал укол – Варваре опять стало так стыдно, что она натянула на щеки воротник халата, как будто замерзла, – и все это было очень важно. Без него она, наверное, так и умерла бы ночью в луже перед подъездом собственного дома. Но ей хотелось, чтобы он жалел ее, проклинал ее обидчика, строил планы мести, говорил какие-нибудь значительные и бессмысленные слова – в общем, вел бы себя, как предписывает мировой кинематограф.

А он сказал – без подробностей, пожалуйста, и снова принялся за свои сковородки!..

…Может, он снял ботинки как раз потому, что догадался, что они могут заинтересовать Варвару?!

– Выпей.

– Что это? – Она осторожно понюхала.

– Грейпфрутовый сок, душа моя, – объяснил он с некоторым избытком любезности, – водки не дам. Я тебе обезболивающее всадил, которое с водкой… не монтируется. И, может, ты ляжешь?

– А где моя одежда? – спросила Варвара.

Пить было неудобно. Стакан оказался слишком высоким, и ей приходилось сильно напрягать шею, которая болела и как-то подозрительно хрумкала, когда Варвара закидывала голову.

– Понятия не имею, – ответил он, подумав. – В ванной, наверное. Завтра придет Анна Семеновна и все найдет.

– Анна Семеновна – это твоя жена?

Он почему-то засмеялся.

– Анна Семеновна – это моя домработница.

Варвара вытянула из стакана последний глоток сока, для чего ей пришлось закинуть голову совсем высоко, а закинув, она так и осталась сидеть – с перевернутой головой и открытым ртом.

Потолка над ней не было. Была стеклянная крыша – очень, очень высоко. Крыша имела странную, изломанную форму, острые углы и неожиданные впадины. С острия одной из впадин низвергалась вниз люстра – поток сверкающих капель, переплетенных между собой и перевитых тонкой бронзой. Низвержение утихало приблизительно к уровню второго этажа, где шла галерея светлого дерева, подпираемая колоннами. На галерею выходили несколько дверей – светлых, как полы и перила, – а дальше она пропадала за очередным острым углом. Там, где не было стекла, был красный кирпич, и встроенные в него готические фонарики, и стрельчатые окна.

Варвара усилием воли оторвалась от созерцания потолка, опустила голову – в шее что-то хрумкнуло – и огляделась.

Конечно, это была никакая не комната, а просторный зал с камином, широкими низкими окнами и зеркалами в бронзовых рамах. Два темных дивана, длинный стол, стулья с высокими спинками, лестница «с поворотом». К дальней стене зал менял форму – Варвара уже поняла, что в этом доме не любят правильных форм, – сужался и перерождался в коридор, в котором было несколько одинаковых деревянных дверей. Кажется, за одной из них – ванная, в которой Варвара мечтала прожить всю оставшуюся жизнь. Она совершенно точно помнила, что по лестнице они не поднимались.

Этот зал напоминал о временах рыцарей Круглого стола, был похож на своего хозяина – широкие кости, сильные плечи – и производил странно обжитое и уютное впечатление, хотя Варвара не могла себе представить людей, которые живут в замках.

Ну разве в замках можно жить? На самом деле жить, а не смотреть на них по телевизору?!

«Кухня» отделялась от остального пространства длинной стойкой, тоже идущей под углом. По ту сторону стойки был замок, а по эту, где сидела Варвара, мраморный чистый пол, шкафы и полки темного дерева, столешницы того же цвета, что и пол, суперплита, стилизованная под сложенный из камней очаг, и босой мужчина в джинсах и черной майке.

– Так, – объявил мужчина, – все готово. Порезать тебе или сама?

– Ты… здесь живешь?

– А?

Варвара показала рукой сначала вверх, потом вбок, потом за спину. Он проследил за рукой.

– Ты здесь живешь?

– Живу, – признался он.

– В замке?

– Здесь был технический этаж и голубятня, – сказал он и поставил перед ней тарелку, – за парадный стол не приглашаю, чтобы не делать лишних движений. Ходить можно было только на четвереньках. Это сейчас стал замок.

– Ты все это сам придумал?

– Конечно, нет. Мне придумал архитектор. Очень хороший архитектор, Андрей Данилов. Слышала?

Варвара покачала головой. Она никогда не строила замков и поэтому не прибегала к услугам архитекторов.

Правда, однажды вдвоем с Танькой они переложили плитку в ванной и даже придумали узор – три голубые плитки, одна белая, три голубые, одна белая. Варваре очень нравилось. Она принимала ванну и смотрела на плитки.

– И сколько здесь комнат?

Не переставая жевать, он посмотрел на нее и ничего не ответил. Наверное, это называлось «некорректный вопрос». Наверное, нужно было спросить что-нибудь об архитектурном решении потолка.

– Очень красиво, – помолчав, сказала Варвара, – а где входная дверь?

Он кивнул ей за спину, и она оглянулась. Входная дверь ничем не отличалась от всех остальных, легкомысленно-деревянных. На полу под лестницей кучей громоздилась Варварина – Димкина! – куртка.

Варвара осторожно слезла со стула и под странным взглядом Ивана потащилась к двери.

Легкомыслие было обманчивым – дверь оказалась металлической, чуть ли не бронированной, хотя вряд ли это был обычный дом и обычный подъезд. Варваре смутно вспомнилась какая-то зеленая лужайка. Она подняла свою куртку, осмотрела со всех сторон и осторожно пристроила на вешалку.Его башмаки, из-за которых она и затеяла экскурсию к входной двери, валялись рядом.

Они были светлые, замшевые и абсолютно чистые, как будто только что из магазина.

Варвара глубоко вздохнула.

– Куда ты смотришь? – спросил он очень близко. Она вздрогнула и отступила, но он уже понял, что она смотрела на его ботинки.

– Ты что, – снова спросил он и перевел взгляд на ботинки, – ты что, видела его ноги?

– Ничего я не видела, – пробормотала Варвара фальшиво и вернулась за стол, к тарелке с остывающим мясом.

– Я не бил тебя и не заклеивал тебе лентой рот, – произнес он брезгливо.

– А как ты тогда оказался около моего дома?

– Я… ждал тебя.

– Зачем?!

– Ну, – начал он, – я хотел тебя увидеть. Ты мне понравилась, и я хотел снова…

– Что за вранье, – прервала его Варвара устало, – что ты несешь? Мне же не пятнадцать лет, чтобы я верила во всякие такие штучки. Да я только увидела тебя в самолете, сразу поняла, что тебе что-то от меня нужно!

– Мне ничего не нужно, – сказал он упрямо.

Следовало быстро придумать какой-нибудь отвлекающий маневр, а он никак не мог его придумать. Она сбивала его с мысли, мешала нормально соображать.

У нее была очень тонкая кожа, похожая на розовый жемчуг, и на этой коже отчетливо проступали синяки, наливаясь омерзительным цветом. Короткие пушистые волосы сияли. Щеки были бледные, и под глазами синяки, но все равно она казалась свежей – наверное, потому, что была вся крепкая и гладкая, как осеннее яблоко.

Именно осенние яблоки Иван особенно любил – они остро пахли и были как будто глянцевыми от сока и холода, и так важно лежали в соломе, в больших деревянных ящиках, а дед, кутая их, все приговаривал: «Эти до Рождества, эти до святок, а эти и до Пасхи долежат, ничего им не сделается!..»

– Откуда ты узнал, где я живу?

Это было просто, даже придумывать ничего не пришлось.

– Как откуда? – спросил он с удивлением. – Я же тебя подвез до дома, когда ты бросилась под мою машину.

– Я не бросалась!

– Ты бросилась, и я тебя подвозил.

Как же это она забыла, что он и вправду ее подвозил?!

– А зачем ты меня ждал?

– Я хотел тебя увидеть, – буркнул он.

Это была неправда, и они оба об этом знали.

– Как тебя зовут?

Он усмехнулся и посмотрел на свои руки, лежащие на мраморной столешнице.

– Меня зовут Иван Александрович Берсенев. Паспорт нужен?

– Зачем ты поехал в Карловы Вары?

– Отдыхать.

– Ты быстро вернулся.

– Ты вернулась еще быстрее.

– У тебя там приятель, в Карловых Варах?

– Да.

– А почему ты жил не у него, а в отеле?

– Я не люблю чужие дома, – он хмыкнул, – мне удобнее в отеле.

– Зачем ты утащил у меня из номера конверт?

Бац!

Она расставила сеть, и он только в самый последний момент успел затормозить перед ней. Еще секунда, и он ответил бы – зачем, как в детской игре, когда десять вопросов ни о чем, а одиннадцатый о том, где зарыт клад.

Черт побери, он не ожидал от нее такой прыти.

Она нравилась ему, потому что была похожа на осеннее яблоко, и выражение доброжелательного интереса ему нравилось, и умение смущаться, и чувство юмора, и короткие волосы.

Но он как-то не думал о том, что она может быть так умна. Умна и наблюдательна.

Варвара смотрела на него, а он – на нее, оба насмешливо и спокойно.

Ну-ну.

– Я должен спросить – какой конверт? Или – с чего ты взяла?

– Иван, конверт из моего номера утащил ты.

– Какой конверт? С чего ты взяла?

– Я везла с собой конверт. Я должна была передать его на улицу Московская, дом двадцать. Собственно, меня за этим и послали в командировку – передать конверт. Очень, очень, очень срочно. Утром конверт был на месте, хотя в номер ко мне кто-то заходил и что-то искал.

– Почему ты так решила?

– Рюкзак лежал не тем боком, и «Правила для проживающих» были сдвинуты. Горничная не убиралась. Я поймала ее в коридоре и спросила. Во второй раз конверт пропал. Зачем ты его взял?

– Ты знаешь, что в нем было? – спросил Иван.

– Понятия не имею. Вчера мой шеф разговаривал с помощницей, а я подслушала. Как раз о том, что только такая дура, как я, могла все проглотить и ничего не заметить.

– Что проглотить?

– Я не знаю, Иван! Но я хочу знать, зачем ты утащил конверт?

– Да почему я-то?! – спросил он с умеренным негодованием. – Почему ты решила, что я его утащил?!

Варвара медленно слезла с табуретки, подошла к высоченному холодильнику, спрятанному за деревянной панелью, распахнула дверь и нашла сок в высокой бутылке.

– Я бы тебе подал, – пробормотал Иван, наблюдавший за ее действиями с интересом.

– Первое. В самолете ты оказался рядом со мной, что было просто невероятным совпадением. Второе. Именно ты подсунул мне газету, да так, что я не могла ее пропустить. Третье. Я никогда не была за границей и никого не знаю в Карловых Варах. Моя командировка сложилась в один день, даже фотографию на визу вытащили из личного дела, потому что им некогда было меня искать. Там не могло быть никого, кто знал бы меня. То, что за мной следом отправился некий шпион и этот шпион выследил меня и украл у меня конверт – из области фантастики. Вот и остается мой сосед по самолету и по отелю, милый человек, у которого аллергия на шерсть, который накануне случайно сбил меня машиной и теперь стремится как-то загладить вину – сводить в пивную, например. Он ходит со мной по одним и тем же коридорам, ему ничего не стоит установить, что я в бассейне, отвлечь горничную, подцепить с ее тележки ключи и обыскать мой номер. Да, и четвертое! – спохватилась Варвара. – В бассейне, помнишь, я вышла первая, ко мне еще прицепился этот пузатый придурок с шапкой. Помнишь?

– Помню.

– Я переложила в кресле твой халат. У тебя в кармане был телефон.

– Ну и что?

– Иван, даже самые новые из «новых русских» не ходят в бассейн с телефоном. Его все равно там не слышно, кругом же вода! А потом, выскочить на звонок, даже если ты его услышишь, из бассейна нереально. И время.

– Что время?

– Было около восьми часов утра по местному времени. По московскому – около шести. Твои деловые звонки могут начинаться в шесть утра?

Он молчал, только смотрел с интересом.

– Ну вот. И все-таки зачем-то ты его взял с собой.

– И зачем я взял его с собой?

– Чтобы позвонить горничной, которая торчала в коридоре. Это я потом сообразила, когда мне в номер кто-то по ошибке позвонил. Ты ей позвонил, она пошла к телефону в свою каморку, ты взял ключи, открыл дверь и вошел. Боже мой, они все там такие вышколенные, в этих отелях, что ты мог ее держать сколько угодно, хоть полчаса. А почему ты не взял конверт сразу? Зачем ты второй раз заходил?

– Затем, что я не агент ноль-ноль-семь, – сказал он сердито, – я понятия не имел, куда ты можешь ее деть. В куртке у тебя ничего не было. Когда я зашел в первый раз, я обыскал твой рюкзак. Там тоже ничего не было. Я подумал, что ты носишь ее с собой, но ты вроде ушла в бассейн в одном халате и вряд ли положила ее в карман. Я только потом сообразил, что на столе лежал конверт! Конверт, будь он неладен! Мне пришлось за ним возвращаться, когда ты ушла гулять.

Варвара взялась за щеки.

От того, что она догадалась правильно, ей стало нехорошо. Гораздо хуже, чем было пять минут назад. Иван наблюдал за ней внимательно и серьезно.

– Что было в конверте?

– Ты не знаешь, – полуутвердительно сказал он.

Варвара покачала головой.

Он поднялся со стула и куда-то ушел. Варвара налила себе воды из пузатой зеленой бутылки и залпом выпила.

– Вода для питья в холодильнике, – сообщил он из-за ее спины, – в этой бутылке вода для цветов. С удобрениями.

Варвара закашлялась истерическим кашлем. Иван подошел, бросил на стойку знакомый конверт и понюхал узкое зеленое горлышко.

– Перестань, – сказал он Варваре, – Анна Семеновна сюда еще ничего не добавляла.

Варвара перестала кашлять.

Конверт лежал совсем рядом, такой знакомый, как будто вернувшийся старый друг. Варвара потянула его за угол. Он был открыт – разрезан с одной стороны. Варвара заглянула, потом сунула в него руку и вытянула пухлый журнальчик.

Это был выпуск «Вестника телевизионной информации» за ноябрь месяц прошлого года.

И больше ничего. Совсем ничего. Ни письма, ни записки, ничего.

– Что это такое? – спросила она почему-то у Ивана. – Что за ерунда?

– Это не ерунда, а прошлогодний журнал, – пояснил Иван, – именно его ты везла в Карловы Вары и должна была передать в собственные руки кому-то на улице… какой там?

– Улица Московская, двадцать, – упавшим голосом произнесла Варвара. Неизвестно, чего она ожидала, но только не «Вестника телевизионной информации» за ноябрь.

– Я не понимаю, – жалобно пропищала она, – ничего не понимаю. Я везла за границу старый журнал?!

Иван ничего не ответил.

Ее изумление было искренним и правдоподобным, он почти верил ей и останавливал себя – она не так проста, как кажется на первый взгляд. Она сообразила, что конверт взял именно он, хотя он был уверен, что не сообразит.

И что из этого следует?

Варвара потрогала свою щеку и глаз. Щека казалась большой, а глаз странно маленьким. Варвара приложила к щеке зеленую бутылку.

– А что ты искал? Зачем ты шарил в моем номере? Или тебе был нужен «Вестник телевизионной информации» за ноябрь?

Иван помолчал.

Она правда не догадывается, что он искал, или делает вид? Если делает вид, то зачем? Усыпляет его бдительность?

– Чай или кофе?

– Не знаю, мне все равно. Что ты искал?

Он повернулся и посмотрел на нее.

– Кредитную карточку.

– Какую… кредитную карточку?

– Кредитную карточку, на которой лежат полмиллиона франков, – повторил он четко, – так все-таки чай или кофе?

«Задержка рейса Рига – Москва до шести утра, – подумала Варвара, – и я не знаю, как мне скоротать эту ночь».

Почему-то до тех пор, пока он не произнес эти слова – кредитная карточка, – ей даже в голову не приходило, что речь идет все о тех же франках.

«Верните то, что вам не принадлежит… абонентский ящик… где деньги, сука?! В таких условиях западные инвесторы никогда… нет второй такой дуры, чтобы все это сожрать и не… есть еще пацаненок…»

Стойка с зеленой бутылкой поехала в сторону и вниз, а желудок, наоборот, вверх, кирпичная стена стала рушиться и рассыпаться, и она поняла, что падает, и сейчас упадет, и ее размажет по осколкам и балкам.

Грянул холод и разогнал кошмар.

Она лежала лицом в широкой миске со льдом, а Иван крепко держал ее за шею. Она дернулась и стала вырываться.

– Тихо, тихо, – быстро проговорил он и вынул ее из миски, – спокойно.

Придерживая рукой за плечо, он крепко вытер ее лицо и посмотрел внимательно. Очевидно, то, что он увидел, ему не понравилось, потому что он с силой наклонил ее вниз, так что она уткнулась носом в колени.

– Отпусти меня.

– Сейчас. Подыши немножко.

– Я так совсем не могу дышать.

– Можешь.

Он еще подержал ее и убрал руку.

– Ну вот, – удовлетворенно сказал он, – так лучше.

– Откуда ты знаешь?

– О чем?

– О франках.

– Паша Белый – мой приятель.

Варвара не сразу поняла, о ком идет речь, а когда сообразила, даже не слишком удивилась.

– Ты… частный детектив?

– Нет! – ответил он с досадой, как будто удивился, что она могла спрашивать такую глупость. – Какой, к черту, частный детектив!

– Тогда почему ты ищешь… его кредитную карточку?

– Я не ищуего кредитную карточку. Я ищу кредитную карточку, на которой его деньги.

– Почему ты решил, что они на кредитной карточке?

– Потому что их украли с Пашиного счета и они нигде не всплыли. Скорее всего, есть счет, на который их скинули, и кредитная карточка, по которой их можно получить. Я ищу эту карточку. Ну так что? Чай или кофе?

– Чай. Или кофе. Ты сразу знал, что их украли?

– Что значит – сразу?

– Ну, в тот день, когда ты наехал на меня своей машиной, ты уже знал?

Он немного подумал.

– Во-первых, на тебя наехал мой водитель, а не я, а во-вторых, да, знал. Но наехал случайно.

– Так не бывает!

– Бывает. Мы ехали. Ты шла. Случайность.

«Сейчас это никак не проверишь, – быстро подумала Варвара. – Спрашивать бесполезно, он будет стоять на своем».

– Почему ты решил, что я имею отношение к этим… франкам?

Он опять немного подумал.

– Скажем так. Я знал, что какое-то отношение к ним имел человек, который посещал твоего шефа. Ты последняя видела этого человека живым.

– Имеется в виду Петр Борисович Лиго? – спросила Варвара, сосредоточенно сдвинув брови.

– Ну да.

– И этот Петр Борисович – не твой друг Павел Белый?

Иван налил ей чаю в большую красную кружку и неожиданно потрогал ее щеку.

– Болит?

– Болит. Иван, почему они так похожи? Я несколько дней пыталась понять, кто же умер в кабинете моего шефа? Я даже думала, что никто не умер. Я думала, что он… симулировал смерть, а потом воскрес и стал Павлом Белым.

– И к какому выводу ты пришла?

Она посмотрела на него. У него было странно серьезное лицо, как будто она должна была сказать ему что-то очень важное.

– Никто не воскрес. На фотографии в газете, которую ты мне подсунул, у Павла Белого ручка в левой руке, а мой покойник писал правой. Я несколько раз это видела. Это два разных человека.

– Молодец, – похвалил Иван, – умница. Конечно, это два разных человека. Братья-близнецы.

Варвара со стуком поставила свою кружку на каменную столешницу.

– Как – братья?! У них же… все разное! Разные отчества, разные фамилии!!

– Паша после развода остался с матерью. Петя – с отцом. Мать вышла замуж, и отчим Пашу усыновил, дал свою фамилию и отчество тоже. Все просто.

– Выходит, Петр Борисович украл деньги у собственного брата?

– Варвара, я пока ничего не знаю. Я был уверен, что ты… имеешь к этому отношение. Ты слишком внезапно уехала за границу. Я думал, что ты замешана во всей комбинации и что именно ты должна увезти эту карточку подальше от Паши и всех заинтересованных сторон. Если ты не замешана…

– Я не замешана, – быстро сказала Варвара.

– …А я склонен думать, что ты не замешана, – продолжал он, не останавливаясь, – значит, нужно все начинать сначала. Черт побери.

– Почему ты или кто там – друг Паша? – решил, что мой покойник имеет отношение к пропаже денег?

Иван поморщился. Варвара смотрела на него не отрываясь. Он неохотно отвечал на ее вопросы, слушал гораздо более охотно.

– Потому что у них вечная вражда, – сказал он наконец. – Паша успешный, богатый и знаменитый. Петька – никто. Петька во всем винил мать, которая тогда их… поделила, и отчим Паше во всем помогал и помогает. Петьке он, кстати, тоже пытался помогать, но ему нужно было все и сразу, а когда не получилось, он обиделся еще больше. Варвара, это не имеет отношения к делу.

– Имеет. А почему ты решил, что это… не я украла деньги?

– Я же не идиот, – он сердито плеснул себе в чашку воды. Кофейная крошка, подхваченная волной, перелилась через край. – Я и не думал, что это ты их украла. Я думал, что ты… участвуешь в спектакле, но роль тебе отведена не главная. Если бы тебя сегодня не побили, я бы продолжал так думать.

– Спасибо тебе большое.

– Пожалуйста.

«Он мне не доверяет, – поняла Варвара. – Я для него по-прежнему «участник спектакля». Обстоятельства сложились так, что он нашел меня на асфальте, со связанными руками и ногами и заклеенным ртом. Он пока не знает, как к этому отнестись, но пытается внушить мне, что я не должна его опасаться. А я? С чего я взяла, что он говорит правду?»

Единственное, что можно сказать наверняка, – это что деньги действительно украли и их ищут все: Павел Белый, Иван Берсенев, «следственные органы», неизвестный подонок, бивший Варвару в скулу и в ребра.

Бок немедленно зашелся тупой болью, и Варвара взялась за него.

– Пойдем, я положу тебя спать, – сказал Иван, – завтра продолжим.

– Как ты узнал, что я – это я? Что я нашла труп?

Онвидел ее в приемной, когда начался переполох, и любопытные заглядывали со всех сторон, и ее шеф метался по кабинету, и бледная девица звонила в «Скорую». Он был там и видел ее, но знать об этом ей пока не полагалось.

Придет время, и она все узнает. Если, конечно, он решит, что она должна узнать.

Поэтому он сказал ровно половину правды. Врать было опасно, он уже убедился в этом.

– Я посылал водителя посмотреть, где работает женщина, первой оказавшаяся на месте преступления. Он сказал, что ты – именно та, которую он вчера чуть не задавил и которая «перла на красный». Кажется, именно так он и сказал.

– Идиот, – пробормотала Варвара так, чтоб он услышал. Бормотать себе под нос с таким расчетом, чтобы все, кому надо, расслышали, она научилась у шефа.

– Пошли. Тебе все-таки надо лечь.

Ах, какая забота!.. Как трогательно и мило, в духе Джорджа Клуни из сериала «Скорая помощь»!

Он повел ее по коридору и распахнул одну из дверей – то ли третью, то ли четвертую по счету. В комнате была огромная кровать, с которой он тут же сдернул темное покрывало, пузатый комод, два светильника на журавлиных латунных ногах и картина во всю стену – каменный мост, островерхая крепость с флюгером, ушастый тролль с корзиной.

– Ванная там, – он кивнул за стену, – моя дверь напротив. Если ночью станет плохо, позови меня.

– Позови меня с собой, – задумчиво проговорила Варвара, рассматривая тролля с корзиной, – я приду сквозь злые ночи…

Иван неожиданно громко засмеялся и вышел, оставив дверь открытой. Через минуту вернулся, в руках у него был шприц.

– Как?! – вскрикнула Варвара. – Опять?!

– Опять, душа моя, – ответил он. Очевидно, приступ веселья продолжался. – Ложись.

Варвара легла, зажмурилась и положила себе на голову подушку.

Ну и пусть. Ничего. Подумаешь! Ничего страшного, что владелец замка делает тебе укол! Может, они всегда так поступают, эти владельцы замков? И раз он ведет себя, как образцовый медбрат в больнице, она должна вести себя, как образцовая пациентка.

Завтра ты вернешься на Танькин диван, и он про тебя забудет. Ну, может, забудет не завтра же, а когда найдет свои миллионы. У тебя никогда ничего не получалось. Даже с Димкой не получилось десять лет назад, так что ж теперь, когда тебе почти тридцать, разбита губа, заплывает глаз, и даже новую чужую куртку ты не уберегла!..

Права была бабушка Настя – «беда с девкой». То есть с ней, с Варварой.

Кажется, она заснула или не заснула, но то отвратительное и страшное, что случилось с ней в этот день, вдруг полезло из всех щелей.

Он привязывал ее к стулу, выкручивал руки и унизительно раздвигал ноги, лил на голову ледяную воду, оскорблял и бил в скулу, и ловил маленького Васю, и тоже бил, и шарил по Варваре красными руками мясника и убийцы, пытаясь найти кредитную карточку, а Варвара знала, где она, и больше всего на свете боялась проговориться, потому что знала – как только проговорится, он ее убьет, и Васю убьет, и Таню, – и длинноволосый Арсений грозил ей какой-то блестящей штукой, и полуразложившийся труп поднимался с ковра в кабинете шефа, а ее мучитель вырывал у нее глаза, и эти глаза отдельно от Варвары видели желтую наклейку на глянцевом журнале и его лицо, которое она никак не могла узнать.

Потом ей показалось, что она проснулась в каком-то совершенно незнакомом месте и поняла, что ее держат в заложниках, и кинулась бежать, спасаться, но потом оказалось, что она все-таки спит, и вокруг спокойно, темно и тихо, и нет ничего страшного, и ей стало тепло и сонно, и она вспомнила сверкание солнца в чистых стеклах и мадам Монро, которая сказала, что ее стиль – это короткие стрижки, джинсы, майки и… «Харлей Дэвидсон».

Она купит себе джинсы, и тогда владелец замка не посмеет с таким насмешливым равнодушием делать ей уколы.

Варвара проснулась от того, что очень болела рука.

Комната была не ее и даже не Танькина. Диван был не ее. Шторы на окнах были не ее, и окна тоже были не ее.

Жизнь была не ее.

И в этой не ее жизни рядом, совсем близко к ней, тоже было что-то чужое, и Варвара осторожно скосила глаза.

В десяти сантиметрах от ее носа спокойно спал давешний владелец замка, громко сопел. Варвара моментально покрылась холодным потом, как и следует стыдливой юной леди, внезапно обнаружившей подле себя мужчину. Обнаруженный мужчина мало того что безмятежно спал, он еще отлежал Варваре руку, и как добыть ее из-под него, Варвара не знала.

Как, черт побери все на свете, он сюда попал?! Вчера он сказал – моя дверь напротив, позови меня с собой и все такое!

Стараясь дышать как можно тише, Варвара потянула руку. Рука не вытаскивалась, он навалился на нее всей тушей, как медведь.

Никогда в жизни – ни одного раза! – Варвара Лаптева не просыпалась в одной постели с мужчиной. Она понятия не имела, как это нужно делать, ведь наверняка существуют какие-то правила и ритуалы, и Вика Горина, например, знает об этих правилах и ритуалах все.

…О чем она думает?! Бог мой!

Нет, вчерашнее чрезвычайное происшествие лишило ее остатков разума! Сейчас он откроет глаза и увидит ее прямо перед собой – с заплывшим глазом, опухшей зеленой щекой, с нечищенными зубами, нечесаную, неумытую!.. Фу, какой ужас…

– Подвинься, пожалуйста, – тихонько попросила Варвара и опять потянула свою руку.

– Угу.

Она полежала еще немного, потому что он даже не пошевелился, и снова потянула.

– Подвинься, – прошептала она, глядя ему в лицо, – чуть-чуть.

– Угу.

Вылезшая за ночь щетина странным образом молодила его, и она подумала, что ему, пожалуй, лет тридцать семь, а может, и меньше. Он казался старше из-за железобетонной уверенности в себе, которая придавала ему значительности. Он спал, и значительность тоже спала, и оказалось, что у него молодое лицо, густые короткие волосы, здоровенные ручищи, тяжелое – широкое, а не толстое – тело, придавившее Варварину руку. Рука чувствовала теплый и твердый живот, а что там ниже, под одеялом, которым они были накрыты вдвоем, Варвара посмотреть не решилась – все из-за той же стыдливой юной леди!..

– Отпусти меня! – попросила она настойчивей и снова потянула руку. – Пожалуйста.

– Да, – вдруг сказал он сонно, и Варвара замерла, – да, встаю. Сейчас.

После этого он открыл глаза. Совершенно ясные серые глаза, казавшиеся черными из-за густых темных ресниц.

– Доброе утро, – храбро поздоровалась Варвара, – можно, я вытащу руку?

Некоторое время он лежал неподвижно, словно не мог сообразить, о чем она говорит, и только рассматривал ее, близко-близко.

Варвара струсила.

– Пусти, – сказала она, дергая руку, – мне нужно умыться. Сколько сейчас времени? Мне же на работу! И почему ты… – Господи, как теперь к нему обращаться?! Вечером было одно, теперь стало другое! – Почему вы… ты здесь, ты же говорил, что твоя комната…

Он слушал-слушал, а потом вдруг схватил ее за спину, подтянул к себе и прижал очень тесно. Полы халата сбились и разошлись, и оказалось, что он совсем рядом, большой, незнакомый, чужой – свой – мужчина. Всем телом она как будто «услышала» его – как он дышит, двигается, как пахнет его кожа, какие длинные и гладкие мышцы у него на спине, у самого позвоночника, как бьется его сердце, разгоняя и разгоняя кровь. Варваре показалось, что этоее кровь разгоняет его сердце. Твердой, как доска, ногой он придавил Варварины ноги и погладил ее щеку, а потом грудь в развале толстой ткани махрового халата.

Варвара зажмурилась. Вся кожа на ней натянулась и как будто истончилась, стала болезненной, чувствительной, странной.

Кончики твердых пальцев еще потрогали ее грудь, а потом снова щеку.

– Я боюсь, – сказала Варвара, – я боюсь тебя. Не трогай меня.

– В бассейне, – сказал он быстро, – в бассейне я решил, что должен что-то с тобой сделать. Ты была в черном купальнике и мокрая. Я проклял все на свете.

Варвара открыла глаза и посмотрела ему в зрачки – черные точки.

– Я потом даже бегать пошел, – признался он, как будто в чем-то интимном, – после того, как вытащил конверт. Что, думаю, за черт! Вроде бы я уже большой мальчик… А потом ты пришла без волос, и стало совсем хреново. Я на тебя смотреть не мог. Я решил, что пусть ты украла все на свете, все равно я тебя…

Варвара опять зажмурилась.

Он поцеловал ее в губы, и это было приятно. Так приятно, что она расслабилась, и потянулась, и обняла его за шею, и почувствовала его движение – как он прижимается к ней, изо всех сил, и его рука лежит у нее на затылке и сдавливает его легонько, и ее грудь как бы подается к его груди, и вся она становится горячей, и ей жарко под одеялом, и хочется, чтобы все продолжалось.

– Подождем, – прошептал он ей в ухо, – до вечера подождем. У тебя кругом синяки, и я не знаю даже, нет ли трещин в ребрах. Я не смогу… соблюдать осторожность.

После чего он вдруг резко сел спиной к ней и потер лицо.

Варвара тяжело дышала и изо всех сил старалась дышать потише.

– Ладно, – сказал он, не поворачиваясь, – надо вставать.

Пошарив под одеялом, он добыл клетчатые боксерские трусы, которые каким-то образом с него слетели, пока они обнимались под одеялом, и поднял с пола джинсы.

– Ты же был… там, – пробормотала Варвара, стараясь не смотреть на него. Надеть трусы он и не подумал. – Как ты оказался здесь?

– Я ничего не планировал, – заявил он сердито, – но ты так орала, что я решил лечь с тобой и не бегать каждые пять минут через коридор.

– Я орала? – не поверила Варвара.

– Еще как. Тебе снились кошмары.

Совершенно голый, он обошел кровать, наклонился и поцеловал Варвару под глаз.

– Кстати, что это за «Харлей Дэвидсон» ты поминала? Ты что, мотоциклистка?

Дверь в ванную он тоже и не подумал закрыть и теперь перекрикивал шум воды. Варвара схватила себя за волосы и с силой потянула.

Что происходит?! И скем это происходит?! Явно не с ней, Варварой Лаптевой.

Она только что целовалась под одеялом с голым мужчиной, который теперь ушел в ванную, сказав, что «отложит все до вечера»! И еще он сказал, что «проклял все на свете», потому что она была в черном купальнике.

В том самом купальнике, где на боку была старательно зашита дырка!

– Ты можешь пойти в мою ванную! – крикнул Иван и заглянул в спальню. Варвара немедленно уставилась на него и перевела дух – он был замотан полотенчиком.

– Слышишь? Ты там вчера была, там джакузи. Хочешь, я тебе открою?

– Хочу, – пробормотала Варвара и подумала: надо быть поскромнее.

Историчка все время произносила эту фразу. Можно сказать, это было ее жизненным кредо.

Что это за платье? Надо быть поскромнее! Хочешь пятерку? Четверка тоже хорошая оценка, надо быть поскромнее! В каком году умер барон Врангель? Правильно, но надо быть поскромнее!

Какая еще джакузи? Надо быть поскромнее!

– Так откуда «Харлей»?

– А, – Варвара улыбнулась смущенно, – это мне в салоне сказали, что мой стиль – это джинсы, майки, свитера и «Харлей Дэвидсон». Представляешь? У меня в жизни не было джинсов, даже в десятом классе. Бабушка говорила, что девушки должны носить юбочки. А «Харлей Дэвидсон» я вообще никогда не видела. Это что? Мотоцикл?

– Мотоцикл, – согласился Иван, – и не простой, а некоторым образом харизматический.

Он некоторое время постоял, глядя, как вода белым ключом бьет в широкой ванне, потом тягостно вздохнул – как-то так, что даже неискушенная Варвара моментально поняла, о чем он вздыхает. Поняла – и зарделась.

Он взял ее за шею и с силой притянул к себе.

– Зря я с тобой спал, – сказал он с сожалением, как будто грустил, что стоял в очереди последним и булка ему не досталась. – Мужики так устроены, что теперь я думать ни о чем не смогу, только о том, как… все будет.

– Может, не будет, – пробормотала Варвара.

– Еще как будет! – пообещал он. – Бока сильно болят?

– Сильно, – призналась Варвара, – но дышать можно, слава богу.

Тогда он поцеловал ее и ушел в «свою» ванную.

Варвара кинулась к зеркалу и застонала – отек был не слишком страшный, но все же заметный, и глаз заплыл ощутимо, и синяки, синяки повсюду – от шеи до колен сплошные разноцветные синяки.

И он сказал, что «все будет»?! И он целовал ее, так что зубы скрипели о зубы?! И еще он «проклял все на свете»?!

Посидев в ванне и уложив волосы – «здесь и здесь«, как велела мадам Монро, – Варвара вышла на свет божий и тут только сообразила, что жизнь продолжается, что сегодня рабочий день, что Танька, наверное, сто раз звонила ей домой, а она не подходила к телефону, и сейчас, скорее всего, вся московская милиция, поднятая Танькой по тревоге, ищет ее труп на дне Москвы-реки!..

Потом Варвара посмотрела на часы.

Потрясла головой, вытряхивая остатки Ивана, его поцелуев, его запаха и вкуса, а заодно и «Харлея Дэвидсона», и опять посмотрела – воровато, как кошка, съевшая хозяйкину осетрину.

Было одиннадцать часов. Она должна быть на работе к девяти.

Она не пришла на работу и никого об этом не предупредила – ни шефа, ни Иларию, ни даже Ольгу Громову.

Все. Ее жизнь кончилась. Ее выгонят немедленно, сегодня же, и она даже не сможет узнать, кто и как украл полмиллиона франков с банковского счета Павла Белого! Варвара была убеждена, что разгадка тайны – в кабинете ее шефа и больше нигде.

Если она узнает, кто открыл, а потом закрыл окно, она узнает все остальное.

Трубка со вчерашнего дня валялась на стойке в кухне, и Варвара схватила ее и, путаясь пальцами, набрала номер.

– Тань, это я, – сказала она, как только ответили, – я жива, все в порядке, ты не ори.

Говорить это было так же бесполезно, как бесполезно просить тайфун «Глория» обойти стороной Курильские острова.

Танька бушевала так долго и так сильно, что Варвара даже трубку поднесла к другому уху и, оглядевшись по сторонам, нашла чайник и водрузила его на подставку. Воды в нем было мало, но налить из-под крана она не решилась. Наверняка Иван не пьет воду из-под крана.

– Ты где? – выдохшись, спросил в трубке тайфун «Глория». – В СИЗО? Или тебя держат в заложниках на пустой даче?

– Меня вчера избили, – ответила Варвара и посмотрела вдоль коридора, не идет ли Иван, – меня подобрал тот мужик, помнишь, из самолета и отеля? Ну, который сбил меня машиной? Я у него дома.

– Где… ты? – переспросила Таня, и Варвара поняла, что та опустилась на стул и взялась пухлой ручкой за сердце. – У кого ты… дома?

– Я тебе потом все расскажу, – зашептала Варвара, – ты до которого часа на работе? До двух? Или до пяти?

– У меня прием сегодня, я до шести. А ты что, на работу не пойдешь?

– Я не могу на работу! Я вся в синяках! Я к тебе приеду, как только смогу, и все расскажу.

– Тебя правда… избили? – дрогнувшим голосом спросила Таня.

– Правда. Тань, увези Васю вечером к Ольге Васильевне. – Ольгой Васильевной звали Танину мать. – Он мне угрожал, что всех нас убьет. Увези Васю. Можем вместе увезти вечером.

– Господи Иисусе, – пробормотала Таня, – а Димке я что скажу? Они сегодня с Васей в планетарий поехали, я даже не знаю, когда вернутся!

– Димке надо сказать все как есть, – твердо произнесла Варвара, – он тут ни при чем. Это не его проблемы.

К Тане эти проблемы тоже не имели никакого отношения, и Варвара мучилась от того, что втянула «в историю» подругу и ее ребенка.

Хоть бы Димка забрал их в Хьюстон! Хоть бы забрал!..

– Все, Тань, – сказала она, – я приеду к тебе в поликлинику, и мы все решим.

Что они могут решить? Как они могут хоть что-нибудь решить?!

Потом она позвонила на работу.

Трубку сняла Владислава и долго возилась и ломалась, когда Варвара попросила позвать Иларию.

– Лара, это Варвара Лаптева. Я заболела и сегодня прийти не смогу, – выпалила она, – конечно, я возьму бюллетень, который подтвердит, что я не прогуливаю.

Откуда она его возьмет, этот бюллетень?

Танька напишет, вот что!.. Варвара никогда не болела, и ей не нужны были лишние выходные, поэтому Таниными услугами она никогда не пользовалась, а вот теперь воспользуется, и никто не посмеет сказать, что Варвара Лаптева – прогульщица!

– Ну хорошо, – несколько удивленно проворковала Илария, – болейте, если вам надо. Альберт Анатольевич был очень недоволен вашим отсутствием, но раз у вас уважительная причина и имеется оправдательный документ…

Варвара сама себе скорчила рожу, которая отразилась в полировке стенного шкафа. Оправдательный документ!..

– Только постарайтесь не отдыхать слишком долго, – сказала Илария более жестко. Очевидно, шеф делал ей знаки. – У нас полно работы, а вы подводите нас в самый неподходящий момент. Как всегда.

Они послали ее в командировку, чтобы она отвезла старый журнал по несуществующему адресу, и смеют говорить, что она их «подводит»!

Чайник зашумел – Варвара покосилась на него, – и одновременно загремела входная дверь, зазвенели ключи, и на пороге показалась женщина средних лет с большой спортивной сумкой. На поводке она держала неопределенного вида собаку.

– Входи. Входи, Тяпа. Так, теперь стой, сейчас я вытру тебе лапы. Стой! Стой, я кому говорю!

Но было уже поздно – Тяпа заметила Варвару, прячущуюся за стойкой, кинулась к ней, сшибая по дороге стулья, вскинула грязные лапы на белоснежный халат и радостно задышала ей в лицо. Варвара растерянно погладила горячие желтые уши.

– Доброе утро, – сказала женщина холодно, – я Анна Семеновна. Тяпа, фу! Иди сюда! Кому я говорю!

Но Тяпа была уверена, что Анна Семеновна говорит это кому-то другому, поэтому весело и бестолково заскакала вокруг Варвары.

– Привет, – поздоровалась с Тяпой Варвара. Тяпа завиляла дворняжьим хвостом.

– Меня зовут Варвара Лаптева. Я скоро… ухожу.

Неизвестно, зачем это было сказано, но Варвара решила, что нужно сразу как-то… определить свое положение.

Анна Семеновна втащила сумку, прикрикнула на распоясавшуюся Тяпу и вдруг пристально взглянула на Варвару. Варвара схватилась за щеку.

– Но вы же, наверное, позавтракаете? – спросила она деловито. Тон у нее стал более любезным. – Я сейчас приготовлю. Садитесь. Я налью вам минеральной воды. До завтрака очень полезно. У нас есть свинцовая примочка, ее нужно приложить к синяку. Одну минуту, я достану. А Иван Александрович давно уехал?

– Он, по-моему, еще здесь, – пролепетала Варвара, отпихивая Тяпу, которая лезла ей в лицо, – хорошая, хорошая собака. Ушастая собака, веселая собака.

У Тяпы правда были непропорционально большие уши – торчком, отчего она напоминала летучую мышь. И общий колер – желтый, серый, коричневый, а по бокам черный – неопровержимо свидетельствовал о том, что это настоящая, неподдельная, чистопородная дворняга.

– Фу, Тяпа! – зачем-то еще раз сказала Анна Семеновна, хотя всем было ясно, что слушаться ее Тяпа вовсе не собирается. – Отстань от девушки. Сейчас будем завтракать.

Тяпа немедленно облизала Варваре лицо, задев порванную губу, потом бодро соскочила с Варвары и стала поддавать ушастой головой ее ладонь – ждала, когда, наконец, Варвара догадается, что с ней нужно поиграть.

– Вот примочка. Надо было приложить сразу, синяк рассосался бы быстрее. Все равно, приложите сейчас.

– Спасибо, – пробормотала Варвара.

– Что вы хотите на завтрак? Овсянку? Омлет? Творог? Йогурты? Ветчину?

Варвара попятилась и чуть не наступила на Тяпу, чем страшно ее обрадовала. Тяпа весело забрехала.

– Я… не знаю. Спасибо большое. Я… чайник поставила… и мне совсем не хочется есть.

– Ну, поесть все равно придется, – решительно заявила Анна Семеновна, – чай или кофе?

– Доброе утро, – издалека произнес Иван, – фу, Тяпа!..

Моментально наплевав на Варвару, Тяпа ринулась к нему, скользя когтями по бесценному паркету, и стала прыгать, кидаться, припадать на передние ноги и взлаивать от переизбытка эмоций.

– Доброе утро, Иван Александрович. Что приготовить на завтрак?

– Овсянку, ветчину, джем, тосты, кофе, – ответил он, не раздумывая, как на уроке. Сидя на корточках, он чесал желтое Тяпино пузо, Тяпа от счастья дрыгала лапами и ухмылялась во всю пасть. Как только он поднялся, она вскочила, опять припала на передние лапы и стала носиться вокруг овального стола, на виражах притормаживая шеей.

– Что за собака! – сказала Анна Семеновна весело. – Не собака, а наказанье божье.

– Ты позвонила? – спросил Иван у Варвары, подошел и поцеловал ее.

Все как надо – утренний поцелуй, свежевыбритая вкусно пахнущая щека, королевский замок, приветливая прислуга, кофейный дух и даже собака на заднем плане.

«Немедленно бежать, – пронеслось в голове у Варвары. – Сию же минуту и до канадской границы. Нигде не останавливаясь».

– Как это я забыл? – спросил Иван, ничего не подозревавший о канадской границе. – Надо было вчера примочку приложить! Сегодня уже поздно. Ты позвонила?

– Я… позвонила, – согласилась Варвара.

Сердце как бешеное молотило в избитые ребра. Нужно уходить. Здесь нельзя оставаться. Она все обдумает потом, но оставаться здесь нельзя.

– Я сказала Тане, что приеду к ней на работу. Она сегодня в поликлинике на приеме. И шефу позвонила. Странно, но меня почему-то пока не уволили.

Иван неопределенно хмыкнул.

– Наверное, я даже не буду завтракать, – храбро заявила Варвара, отступая в сторону коридора. Иван, поджав босые ноги, сидел на высоком стуле, жевал тост и смотрел на нее с интересом. – Я сейчас оденусь и поеду. Большое спасибо.

– Во что?

– Что – во что?

– Во что ты оденешься?

Варвара посмотрела на него беспомощно, и, по мере осознания этого важного вопроса, на лице у нее стал проступать ужас. Иван отвернулся.

Ее немедленная готовность бежать – неважно куда, лишь бы из его дома, – злила его. В конце концов, он ничем ее не обидел. Он все сделал как надо, даже уколы.

Он честно сказал ей, что хочет ее.Это вызвало такую панику?!

– А моя одежда?..

– Одежды никакой нет. Можешь посмотреть в ванной на то, что осталось. Ну, куртка, конечно…

– Куртку я сейчас отнесу в химчистку, – вступила Анна Семеновна, – они вернут через три часа. Наверное, придется подождать.

– «Молнию» тоже нужно менять.

– Поменяем, – сказала Анна Семеновна, – садитесь, пожалуйста, все готово.

– Иван, я не могу здесь оставаться, – выпалила Варвара, как только домработница скрылась в коридоре. Варвара подивилась ее проницательности – или вышколенности?

– Ну и не оставайся, – ответил он холодно, – уходи. Хочешь, я дам тебе свои брюки?

– Они на меня не налезут! – закричала она. Ей хотелось заплакать. – Ты что? Не понимаешь?

– Нет, – отрезал он, – не понимаю.

Она шмыгнула носом.

Как сказать ему, что она должна бежать, спасаться, или случится что-то такое, что изменит ее жизнь навсегда, и она не справится с этими изменениями?!

Ей не место в замке, а он не может, не должен говорить с ней так, как будто онана самом деле его интересует, и целовать ее утренними поцелуями, и тискать ее грудь, и обещать какое-то продолжение, и чесать желтое собачье пузо, сидя на корточках, – от движения его рук у Варвары мутилось в голове.

Этого. Не может. Быть.

Когда она говорила себе так – именно так, раздельно и твердо, – оставался еще шанс на спасение, но этот шанс следовало использовать немедленно, иначе он растает.

Оказывается, уйти можно только в лифчике и трусах. Есть еще халат. Если попросить, может, дадут «на вынос»…

– Я загрузила вашу юбку и блузку в машину, – объявила вернувшаяся Анна Семеновна, – потом мы все высушим. Юбку кое-где нужно зашить, а блузку, наверное, лучше больше не носить. – Варвара покраснела так, что синяк набряк черным. Иван пил свой кофе и на нее не смотрел. – Тем не менее во всем этом можно добраться до дома. Куртку в чистку я отнесу и отдам вставить «молнию». После обеда все будет в порядке.

– Ну и отлично, – сказал Иван равнодушно, – спасибо за завтрак. Я должен ехать.

Не взглянув на Варвару, он поставил свою кружку, почесал за ухом присмиревшую Тяпу, улегшуюся у него под стулом, и ушел.

Варвара поднялась и подошла к окну. Улица внизу была совсем незнакомой.

– А… там что? – она показала рукой в окно.

Если домработница и удивилась, то виду не подала.

– Сретенка. Я могу убрать вашу тарелку?

Варвара чуть не завыла.

«Да, черт побери!! Да! Вы можете убрать мою тарелку, постирать мою юбку, заштопать мои носки, почистить мою куртку и вытереть мне нос!! Да, я знаю, что не гожусь для вашего образа жизни!! Я не хочу, чтобы вы за мной ухаживали!! Я хочу заползти в какой-нибудь темный угол, если в этом замке есть хоть один темный угол – без джакузи, каминов, бронзовых рам, троллей с корзинами, ковров и паркетов, – и провести там оставшиеся три часа, думая о том, как мне теперь спасать свою шкуру, а не о том, что владельцу замка почему-то пришла в голову блажь переспать со мной! Он переспит и забудет, а я?! Что станет со мной?!»

– Пока, – холодно сказал Иван. Господи, а он-то чего злится?! – Постарайся больше не попадать ни в какие передряги.

– Иван!..

– Что?

Он был в длинном пальто, которое не слишком ему шло, делая его короче и шире, в идеальных брюках и темном свитере крупной вязки. Под свитером – безукоризненный воротник льняной рубахи.

Деревенский стиль, черт побери все на свете!

– Иван, а как быть… с кредитной карточкой?

– В каком смысле?

– Как ее… искать?

– Я не знаю, – сказал он любезно.

– А если… он опять на меня… нападет, а я понятия не имею, где эта карточка?

Он вежливо молчал.

– Да, – смешавшись, сказала Варвара, – да, я поняла. Извини. И спасибо тебе большое!

– Не за что.

Он ушел, и Анна Семеновна ушла, аккуратно и дотошно сложив ее куртку в огромный зеленый пакет.

Варвара осталась в замке одна.

Нужно дождаться возвращения куртки, решила Варвара. Надеть ее, выйти на улицу Сретенка, что бесшумно струилась внизу, и снова стать свободной.

«Я смогу. Все зашло не так уж далеко».

В конце концов, хорошо уже то, что она может ходить, хотя ребра все ныли и синяк на скуле, кажется, все увеличивался. Она может ходить и думать.

Варвара нашла свой темный угол – в углублении между лестницей и стеной стояло громадное кресло, и лестничный проем скрывал от глаз интерьер замка. Там можно было спокойно подумать. Не вылезая, она просидела в кресле до возвращения Анны Семеновны.

Домработница принесла ее обновленную куртку. Еще она купила колготки, чем вызвала у Варвары дополнительный приступ истерической благодарности, смешанной со стыдом. Кое-как Варвара напялила чуть влажную после машинной сушки мятую одежду – гладить отказалась наотрез, еще не хватало, чтобы Анна Семеновна гладила ее обноски! – потом долго мерсикала и делала книксены, отступая к бронированной двери. И Тяпа, и ее хозяйка благожелательно и корректно провожали ее, и наконец – все.

Ушла.

Только у входа в метро она вспомнила о своей сумке, валявшейся там же, около разлапистой вешалки – а в сумке кошелек, билет на метро и детектив, – заплакала и пошла к Таньке пешком.

Путь был неблизкий.

– Все дело в этой карточке! Как я поняла, этот самый Иван и Павел Белый, его друг, карточку так и не нашли. Они подозревают, что деньги украл мой Петр Борисович и непонятно куда дел карточку, на которой они теперь лежат.

– А кто его убил? – моргнув, спросила Таня. – Твой шеф?

– Не знаю, – ответила Варвара.

Она лежала на больничной кушетке, застланной коричневой клеенкой там, где полагается быть ногам, и держала на скуле какой-то чудодейственный компресс. Таня сказала, что «синяк все равно останется, а отек спадет». Варвара ждала, когда спадет.

– Это я считаю, что его убили, – продолжала Варвара задумчиво, – по-моему, кроме меня, так никто не считает. Иван ничего не сказал о том, что подозревает убийство, а не… естественную кончину.

– Может, все-таки он сам помер, а?

– А компьютер? А окно? А шеф зачем мне сказал, что к юристам идет?! Кстати, это надо проверить, был он в тот день у юристов или не был!

– Как ты это проверишь?

Из-под чудодейственного компресса Варвара покосилась на Таню.

– Как, как! Очень просто. Спрошу у Лины Ахметовой, к которой он тогда ходил! Она мне скажет.

– А если наврет?

– Тань, это все же не международный заговор, в который вовлечены все работники холдинга «Московское время»! То есть я надеюсь, что это не заговор. Кроме того, шеф считает меня исключительно тупой, и в данном случае мне это на руку. Скорее всего, он думает, что проверять я ничего не стану в силу своей тупости.

– То есть этого типа убил твой шеф, – настаивала Таня, которой требовалась «конкретика», – и вчера тебя отколошматил тоже шеф. Или Иван?

– Не Иван, – быстро сказала Варвара. – У него ботинки были чистые, а меня когда рвало, я все ботинкитому залила…

– О господи, – пробормотала Танька.

Варвара опять спряталась за своей примочкой.

Уловка с ботинками была так себе, не очень.

Но, боже мой, что она станет делать, если это… Иван?!

Даже если она больше никогда… Нет, не так.

Она больше никогда его не увидит, и это правильно, и разумно, и вообще только так и возможно. Она его не увидит, и онне может, не должен оказаться таким подонком.

Только не он. Пусть даже Арсений Троепольский с его компьютерной конторой.

– Если не Иван, значит, шеф, – подвела итог Таня. – А квартиру кто разгромил? И Димке по голове дал? Все он?

– Не знаю, – медленно произнесла Варвара, – не понимаю. Или я совсем не разбираюсь в людях, или дело в чем-то другом.

В дверь заглянула тетка с умильным лицом и в шапке стогом.

– Можно, Татьяна Васильевна?

– Да, одну минуточку подождите.

– Мой шеф – сопляк, – объявила Варвара, – я вообще не знаю, как он попал на эту должность, только если уж по какому-то о-очень большому блату! То есть он, конечно, думает, что он сильный мира сего, но он ни фига не знает, ни в чем не разбирается, от всех дел шарахается как черт от ладана. Он у нас… для красоты только, понимаешь? А здесь действовал какой-то… решительный мерзавец. Илария даже больше подходит, чем Альбертик. Правда.

– Илария тебя побила? – удивилась Таня.

– Может, наняла кого? А?

Таня пожала полными плечами, зашла за ширмочку и стала мыть руки.

– Ты сама говоришь, что это не международный заговор. Кого она наняла-то? Киллера? Как в кино?

– Да, – вздохнула Варвара, – киллер не проходит по смете.

– Что?!

– Тань, правда не имеет смысла никого нанимать за деньги, чтобы побитьменя. Это глупо.

Дверь опять стала осторожно приоткрываться, и Таня крикнула повелительным докторским голосом:

– Подождите!

– Если кто-то думает, что деньги у меня, значит, в моей квартире как раз деньги и искали, – задумчиво продолжала Варвара, – конечно, не нашли, потому что денег у меня нет. Тогда написали записку и пришпилили ее к твоей двери, чтобы мы деньги вернули.

– Откуда взялась моя дверь? Они что, следили за нами?

– Наверное, – сказала Варвара по-прежнему задумчиво, – когда мы Димку к тебе перевозили, ночью, помнишь? Вполне могли. То есть он пришел, нарвался на Димку, дал ему по голове и остался у подъезда, ждать, как будут разворачиваться события. Проводил нас до твоей квартиры и пришел на следующий день, когда я улетела в командировку.

– А про командировку откуда узнал?

У Варвары дрогнула рука, и чудодейственная примочка упала на пол. Она медленно села на узкой больничной кушетке и спустила ноги.

– Про командировку знал мой шеф, – задумчиво произнесла она, – они знали вдвоем с Иларией. Они и придумали эту командировку! Они придумали ее специально, чтобы услать меня как-то так, чтобы я не могла неожиданно вернуться, понимаешь? Если бы они меня послали… в Коломну, я могла бы вернуться в любую секунду! Поменять билет, поехать на автобусе, а не на электричке, или что-то в этом роде. Из-за границы раньше вернуться нельзя, да и кто станет раньше возвращаться из Карловых Вар! Значит, это они устроили погром в моей квартире. На свободе.

Варвара взялась за голову.

– Может, тебе валерьяночки? – спросила Таня.

– Нет. И ключи! У меня пропали ключи от квартиры! Мы еще думали, где их вытащили, в троллейбусе или на работе! Конечно, это они и вытащили! Все сходится!

– Давай все-таки налью валерьяночки, – предложила Таня настойчиво, – сходится, и хорошо. Теперь самое главное, чтобы от нас отстали! Мы с тобой совсем ни при чем! А тебя отколошматили! А что он тебе колол, не знаешь?

– Нет. – Варвара пыталась навести порядок в своих мыслях, а Танька ей мешала.

– Что-то такое правильное колол, раз ты сегодня целый день скачешь и такой путь прошла! Бывший врач, надо же!.. – Она хмыкнула, то ли одобрительно, то ли сердито, и распахнула дверь в коридор. – Заходите, женщина!

Варвара поднялась с кушетки и сунула ноги в расстегнутые сапоги.

– Туда иди, – сказала подруга и открыла белую дверь в крошечную смотровую комнатку. – Зажги свет и полежи. Вон выключатель. Можешь чайник поставить.

В сапогах с перегнутыми пополам голенищами Варвара проковыляла в смотровую и встала у окна. За окном был бедный больничный дворик с двумя грязными зелеными «уазиками» и перекосившейся скамейкой. На скамейке мыл ногу большой полосатый кот. Наверное, в лужу наступил. В марте всюду лужи.

Ее услали в командировку, чтобы она не могла неожиданно нагрянуть в Москву и помешать детальному осмотру – разгрому! – своей квартиры. Для того, чтобы осматривать – громить! – было удобнее, у нее вытащили из сумки ключи.

С ключами что-то не так. Варвара закрыла глаза.

Что-то не так. Не так.

Она пришла домой и обнаружила, что ее дверь открыта. Нет, сначала она обнаружила, что замок на коридорной дверце прихвачен синей изолентой. Потом она вошла и увидела, что дверь в ее квартиру как-то странно колышется, как будто от сквозняка. Димка лежал в коридоре, вокруг его головы было черно. Только когда Таня стала его спасать, Варвара вспомнила про ключи. Ключей не было. Когда они уезжали на Таниной машине, она заперла дверь запасными ключами.

Потом Варвара приехала из Шереметьева и обнаружила, что от ее дома ничего не осталось.

Что-то она упустила. Чего-то не вспомнила.

Зеленый «уазик» под окном зафырчал мотором и тронулся, расплескивая воду. Кот перестал мыться, поднял голову и проводил «уазик» взглядом. Нога у него осталась вытянутой, как пистолет.

Иван следил за ней. Он знал, что она летит в Карловы Вары, и даже думал, что она везет ту самую кредитную карточку «подальше от заинтересованных сторон». Он оказался рядом с ней в самолете, но до этого у него было полно времени – целая ночь! – чтобы вернуться в Варварин дом и перевернуть там все вверх дном.

Он не нашел карточку и решил, что должен полететь следом за ней, чтобы перехватить ее. В отеле он залез к ней в номер и вытащил старый конверт, потому что был уверен, что карточка в нем.

Да. Это правдоподобно.

Это правдоподобно, и из этого следует, что все остальное – тоже он. Скотч на лице, глянцевый журнал под щекой, боль, мат, вкус собственной рвоты, как будто треснувший череп и разлетевшиеся по стенам ошметки мозгов – все он.

Варвара застонала сквозь зубы.

Тогда зачем он ее отпустил? Зачем позволил ей уйти сегодня из его дома? Или отпустил, чтобы продолжать следить? Может, он ехал за ней в своей машине, пока она шла через пол-Москвы, и теперь поджидает за облезлым углом поликлиники, уверенный, что в конце концов она приведет его к деньгам?!

Нет. Надо успокоиться.

Если бы все было именно так, вряд ли он признался бы, что утащил конверт из ее номера, да еще показал его ей! От этой мысли ей стало немного легче.

Нужно попробовать зайти с другой стороны.

Как ее шеф связан с Петром Борисовичем Лиго? Кто мог его убить? Явно не Иван – никакого Ивана не было тогда в его кабинете!

Допустим, деньги со счета Павла Белого увел его брат и спрятал как-то так, что их никто не может найти. При чем тут Варварин шеф? Зачем ему был нужен Петр Борисович, да еще так сильно нужен, что он всегда принимал его вне очереди и даже проводил с ним некоторое время?!

Значит, деньги они украли вдвоем, это единственное объяснение.

Как там говорится? Примем это за рабочую гипотезу?

Гипотеза так гипотеза.

Деньги они украли вдвоем – шеф и Петр Борисович. Очевидно, эта проклятая карточка была именно у Петра Борисовича, потому что если бы она была у шефа, она у него и осталась бы и не стоило посылать Варвару в спешную командировку со старым журналом и по несуществующему адресу, чтобы обыскивать ее квартиру. Карточка исчезла, и шеф заподозрил, что ее утащила Варвара, когда обнаружила мертвого Петра Борисовича у него в кабинете.

Иван – как его там? Берсенев? – заподозрил то же самое.

Однако сама Варвара Лаптевазнала совершенно точно– карточки у нее нет. Она не шарила по карманам трупа, пока Людка Галкина звонила в «Скорую», и не проверяла его портфель. Тем не менее карточка пропала, и все считают, что она у Варвары.

Вполне могут и убить. Права Таня – убивают за полтинник, за бутылку водки, за дрянное дешевое обручальное кольцо, которое можно продать и купить все ту же бутылку водки. За полмиллиона франков могут убить три раза подряд и не ее одну.

Есть еще Таня, Вася и Димка, отвыкший в своей Америке от нашенских «реалий».

Варвара приложила щеку к холодному стеклу. Заломило зубы, и холодом как будто просверлило череп. Очень хорошо. Может, хоть это ей поможет.

Она должна найти эту кредитную карточку раньше, чем ее убьют. Если ее убьют, искать карточку станет некому, и некому будет помочь Тане и Васе, и Димка не успеет увезти их в Хьюстон.

Она должна найти ее раньше всех, вернуть Павлу Белому и потребовать, чтобы он приставил к ней охрану.

Какая дикая, нелепая, удручающая чушь! Кому нужна Варвара Лаптева, кто станет ее охранять?!

Значит, она должна найти кредитную карточку и вернуть ее тому, кто угрожал убить ее. Сама по себе она никому не нужна. Она нужна только как приложение к карточке. И этой карточки нет.

А Иван?

Как проверить, правду или неправду он сказал? Как проверить, друг ли он Павла Белого? Как проверить то, что он охотится за карточкой только из чистой дружбы, а не потому, что ему до смерти хочется самому прикарманить эти деньги? В конце концов, она ничего о нем не знает, кроме того, что он живет в замке на улице Сретенка.

Его просто нужно выбросить из головы, строго приказала себе Варвара и подвинула голову, чтобы щеке стало еще холоднее. Сделать вид, что его нет и не было, и попробовать сложить узор без него. Если сложится, значит, он ни при чем. Если нет…

И Васю нужно увезти. И Димку отправить к родителям.

Впрочем, еще в институтские времена Димка был чрезвычайно упрям. «Отправить» его можно только с его согласия. Придется что-то выдумать, например, что Таня не может больше его содержать.

Неизвестно, согласится ли Таня. Одна Варвара на все согласна, лишь бы только ее не стали убивать!

Завтра на работе она выяснит, ходил ли шеф в юридическую дирекцию, когда Петр Борисович Лиго остался работать на выключенном из сети компьютере. Она осторожненько попытается выяснить, не видели ли из противоположного крыла, когда и кто открыл окно в кабинете у шефа. Она будет очень внимательна и предельно осторожна.

Варвара потрогала холодную щеку.

И все-таки кто?! Кто лупил ее по лицу и по ребрам, так что ее выворачивало наизнанку от боли?

Шеф? Иван?

Ах, черт побери!..

По дороге им пришлось менять колесо. Они вывозились в грязи и мазуте, проковырялись почти час, каждый раз скакали за облитое крыло, когда мимо пролетали машины, веером расплескивая воду со льдом, роняли домкрат, по очереди пытались сорвать намертво прикипевшие болты, и теперь злились друг на друга из последних сил. Кроме всего прочего, Варваре очень хотелось есть – утренняя ложка овсянки, сваренная любезной и проворной Анной Семеновной, оказалась единственной за весь день. На работе у Тани были только чай и сахар, а Варвара и того не попила, занятая своими думами.

И денег не было – сумка-то осталась в герцогских чертогах. Пардон, в королевских.

С этой сумкой все время приключения приключаются. Такая у них с сумкой веселая жизнь пошла, берегись!.. То их машина сбивает и из нее все крадут, то они в Карловы Вары летят ни с того ни с сего, то в замках ночуют с чужими голыми мужчинами…

– Лаптева, ты спишь, что ли?

– М-м, нет. Кажется, нет.

– Кажется, да! – сказала Таня сердито. – Ты даже стонешь! Ребра болят?

– Не особенно, – ответила Варвара и выпрямилась на проваленном сиденье. Спинка неудобно подпирала Варвару. Спинку, в свою очередь, подпирала железяка, чтобы она не заваливалась назад. – Тань, у нас дома есть еда?

Таня аккуратно притормозила на светофоре и посмотрела на Варвару искоса.

– С тех пор, как в моем доме живет друг твоего детства, еды у нас полно. И она все продолжает прибывать. Васька ест сначала сыр с колбасой, а потом колбасу с сыром и чай пьет по шесть раз в день, только чтоб с колбасой и сыром.

Варвара засмеялась, а Таня раздраженно пожала плечами:

– Тебе смешно. Он уедет, а мы…

Варвара промолчала. Это был совсем другой разговор, трудный и бестолковый, и Варвара не могла сейчас его себе позволить.

Может, он все-таки заберет их в Хьюстон?.. Ну бывает же так, что в один прекрасный день жизнь делает кульбит, «тройной тулуп», как оценивающе говорила бабушка Настя, когда смотрела по телевизору фигурное катание, и поворачивает в другую сторону! Варвара никогда не видела своими глазами таких кульбитов, но слышала, что они бывают.

Пусть «тройной тулуп», только в Хьюстоне!..

– Что мы ему скажем? – сама у себя спросила Таня сквозь зубы.

– Кому?

– Другу детства! Кому!..

– А что?

– Да ничего! Я ему сказала, что мы просто к бабушке съездим и вернемся! А мы ребенка там оставили! Мало того, что Вася орал как резаный, сейчас еще Димка начнет орать! У них на вечер шахматы запланированы! Или шашки, что ли!..

– Димка орать не станет. Я, по крайней мере, никогда не слышала, чтобы он орал, – заявила Варвара.

– Я тоже не слышала, но сегодня точно будет, – пообещала Таня, – у них с Васей… какое-то родство душ. – Она вдруг улыбнулась. – Мне даже кажется, что Вася на него похож. Это глупость, да?

– Да, – согласилась Варвара, и они замолчали.

Димка орать не стал, но очень строгим тоном потребовал от Тани объяснений.

– Вон у нее спроси, – показала Таня устало на Варвару, – сначала посмотри на нее, а потом спроси. Ты ел?

– Нет, – ответил Димка, рассматривая Варвару, – я решил ждать. Я ходил… в супермаркет и купил кейк.

– Торт, – подсказала Варвара.

– Не совсем торт, но… Что у тебя на лице? Синее?

– Догадайся, – предложила Варвара.

– Это у нее новый макияж! – из кухни крикнула зловредная Танька. – Называется «дед бил, баба била»! В этом сезоне последний писк!

– В сезоне? – переспросил растерянный Димка, снял очки и сунул нос почти в щеку Варваре. Она отодвинула его рукой.

– Димка, это синяк, – сказала она, – меня вчера поколотили, довольно сильно.

– Как… поколотили?

Варвара поймала себя на том, что еще чуть-чуть, и она скажет, что Димка непонятлив, как все американские ковбои. Или скотоводы.

– Дим, я не знаю – как. Я шла домой, думала о том, что сейчас сосед мне новый замок врежет, и тут сзади остановилась машина, я ее и не видела, машину-то! Из нее кто-то выскочил, залепил мне рот клейкой лентой, связал руки и…

Дышать стало тяжело и больно. В ребра – с правой стороны – толкнулась боль. Только совсем недавно она думала про кого-то – левша, а ведь только левша мог бить так, чтобы справа синяков оказалось больше.

Про кого же она думала?..

– Лицо… ты тоже не видела?

– Нет, – сказала Варвара с трудом, – глаза он мне тоже заклеил. Их так жгло, что я думала – вытекут.

– Черт побери, – отчетливо и старательно выговорил Димка, – нужно идти в полицию.

– Иди, – разрешила Варвара, – иди, если тебе нужно. У нас теперь тоже свободная страна, почти как Америка.

– Так Вася уехал, потому что опасно?

– Ты всегда был самым умным из нас, – похвалила Варвара, – конечно.

– Зачем тебя… побили? Ты поняла?

– Я бы не поняла, но все спрашивали, где деньги. Все те же полмиллиона франков. Почему-то все решили, что они у меня.

– Все – это кто?

Варвара вздохнула.

– Я тебе потом объясню. Я сейчас не могу. Я целый день не ела и вообще… колесо меняла. После ужина, ладно?

– Хлеба нет, – объявила Таня, выходя из кухни, – ни куска. Сейчас я спущусь, куплю.

– А может, не надо, – заныла Варвара, – может, обойдемся? Заодно похудеем, а?

Таня подумала.

– Нет, – решила она, – надо. Утром не обойдемся. Я завтра на вызовах, мне надо с собой хоть бутер-брод взять.

– Я схожу за хлебом, – немедленно встрял Димка, – конечно же.

Таня переглянулась с Варварой.

– Только не надо больше никакой колбасы, – попросила она и вдруг зарделась, как будто сказала нечто чрезвычайно романтическое, – и тортов не надо. Мы и так все толстые… – И тут она покраснела еще пуще.

– Хорошо, – согласился Димка, – только хлеб.

Он нацепил куртку, став от нее еще больше, чем на самом деле, вытащил из-под вешалки рюкзак и надел перчатки – он всегда их надевал. Таня смотрела на него с обожанием. Варвара видела это обожание в зеркале и голову могла дать на отсечение, что как только за Димкой закроется дверь, подруга моментально вспомнит, что ее любимый муж ни разу даже спичек не принес, не то что хлеба!

– Господи, – сказала Танька, и Варвара поняла, что дверь наконец-то закрылась, – и просить ни о чем не пришлось! А мой за десять лет…

Варвара захохотала, и Таня остановилась, не договорив.

– Ты чего?

– Ничего. Он правда хороший парень.

– А чего ты ржешь?

– Я не ржу! – возразила Варвара. – Я тоже удивляюсь, что это мы так его упустили? Не сейчас, а тогда.

Таня ушла на кухню, где на сковородке шкворчали и вкусно пахли здоровенные отбивные, и стала смотреть вниз, на подъездный козырек, из-под которого должен был выйти Димка. Он не выходил, и она вздохнула, удивляясь себе и тому, что она ждет у окошка и боится пропустить мужчину, который ушел за хлебом…

Он все не выходил.

Неизвестно почему Таня вдруг встревожилась. Она погасила свет и опять уставилась вниз, на далекий козырек подъезда. Никто не выходил.

– Варвара! – крикнула Таня. – Он не выходит из подъезда!

– Кто не выходит? – не поняла Варвара. Она показалась на пороге кухни и первым делом включила свет.

– Погаси! Погаси сейчас же! Димка не выходит из подъезда!

– Как – не выходит? – Варвара вдруг почувствовала, что у нее взмокли ладони. В два шага она добралась до окна и прижалась носом к стеклу. – Ты все время смотришь?

– Все время. И он не выходил.

– Может, он раньше вышел, когда ты не смотрела?

– Варвара, я все время смотрю, и он не выходил! – крикнула Таня. – Точно не выходил!

Они уставились друг на друга, а потом опять вниз.

Темный двор был пуст и уныл, как все московские дворы в конце марта, – снег грязно и неряшливо таял, кое-где еще оставались сугробы, кое-где проглядывала замусоренная земля, как будто поднятая взрывами помойка, а из земли торчали убогие кустики, еще не приконченные автомобилями, – последнее воспоминание о том, что «Москва – самый зеленый город в мире».

Таня зачем-то распахнула форточку, из которой потянуло сырым и влажным ветром. Форточка стукнула о раму.

– Надо идти вниз, – быстро сказала Варвара. – Его нет. Тань, у тебя есть топор?

– Молоток есть, – так же быстро ответила Таня. – Давай в милицию позвоним, а?

– Таня!

– Мы скажем, что в нашем подъезде заложена бомба. Уж тогда точно приедут. Пусть лучше нас потом посадят за телефонное хулиганство!

– Где молоток?

– На полке в ванной. Справа.

Варвара в темноте достала молоток. Он был тяжелый, с обкатанной толстой ручкой. Варвара посмотрела на него, и ей стало страшно.

– Тань, ну что? – крикнула она.

Может, у него шнурок развязался? Может, он кошелек уронил, высыпал из него все американские и русские деньги и теперь просто их собирает? Может, он помогает слепой старушке войти в лифт?

…Откуда слепые старушки в лифте в половине одиннадцатого вечера?!

– Нет. Никого.

– Я пошла! – громко крикнула Варвара, чтобы было не так страшно. – Ты не выходи. Если меня долго не будет, звони и говори про бомбу.

– Я с тобой.

– Нет. Стой около телефона и никуда не отходи. Я пошла.

– Ну иди!! – крикнула Таня. Ей тоже было страшно, но вчера ее не били по ребрам и по скуле, требуя каких-то неведомых миллионов!

Щелкнули замки, открылась дверь. На площадке было темно, только на этаж ниже горела лампочка, ее скудный свет не достигал Варвариных ног. Она покрепче перехватила молоток.

Лифт не работал – зря она надеялась на слепую старушку! Когда они с Таней поднимались, лифт висел на уровне третьего этажа, раззявив побитые пластиковые двери, как это она забыла!

Заглядывая через перила, Варвара стала осторожно спускаться. Дышать она старалась как можно тише. Никаких звуков не было слышно, кроме обычной подъездной жизни – за тонкими дверями гремели кастрюли, разорялись телевизоры, пищали чьи-то не уложенные до сих пор дети.

Размытый желтый свет остался вверху, и теперь нужно было дойти до следующей лампочки. Варвара облизала сухие губы. Порванная кожа царапалась и была как будто чужой.

У Димки ранена голова. Он профессор, а не спецназовец. Без очков он слепнет и становится беспомощным. Тот, кто вчера чуть было не прикончил Варвару, теперь мог напасть на него, а у нее ничего, только молоток! Молоток из Танькиной ванной!

Внизу что-то грохнуло, и Варвара замерла. Гладкая ручка поехала из потных пальцев. Подъездная темень была размыта жидким светом, выползавшим из грязных высоких окон.

Больше ничего не было слышно, и она, постояв еще немного, снова стала осторожно спускаться.

В подъезде никого не было.

Варвара открыла дверь на улицу, выбралась в сырую мартовскую тьму и, задрав голову, посмотрела вверх, зная, что в одном из черных квадратов боится Таня. Варвара помахала рукой, надеясь, что подруга поймет, что с ней все в порядке. Махать было неудобно, и Варвара не сразу сообразила, что в руке у нее зажат молоток.

Нужно возвращаться.

Но где же, черт побери, Димка?!

Или Таня все-таки его пропустила, а потом подняла панику?!

Варвара вернулась в подъезд и прикрыла за собой холодную дверь. Дверь заскрипела и опять открылась. Варвара оглянулась на нее.

Странный звук, как будто что-то упало, повторился. Варвара сильно вздрогнула и остановилась, прислушиваясь.

Снова неясное шевеление, смутный шум и вроде бы голоса.

Откуда?

Вверху – Варвара задрала голову – никого. От напряжения в ушах тонко звенело, и было непонятно, где кончается ее собственный внутренний звон и начинаютсявнешние звуки.

Звук шел с левой стороны, из крохотной дворницкой каморки – наконец-то она поняла! Каморка служила выходом к мусоропроводу, и еще в ней были навалены какие-то доски и тряпки, даже метлу дворник опасался в ней держать – сопрут!

Впрочем, еще большой вопрос, был ли дворник. Скорее всего, нет никакого дворника.

У дворника должны быть окладистая борода, белый фартук, медная бляха, здоровенные ручищи и подозрительный взгляд. Обо всех «нарушениях» дворник должен немедленно докладывать городовому Серапиону Мардарьичу и свистеть в заливистый свисток.

В эту секунду Варвара все на свете отдала бы за такого дворника. Он засвистел бы в свисток, тяжело топая, прибежал бы городовой, и Варваре не пришлось бы пробираться, спотыкаясь в мусоре, в крохотную каморку возле мусоропровода, сжимая в руках молоток – единственное оружие!

Чем ближе к помойке, тем сокрушительнее воняло, и Варвара, стараясь не дышать, приложила ухо к двери.

За ней шевелились и разговаривали – все она правильно определила. Переложив молоток, она стала осторожно приоткрывать дверь, умоляя ее, чтобы она не скрипнула.

В каморке было светлее, чем в подъезде, и первым Варвара увидела Димку. В его очках отражался свет уличного фонаря, блестел на остриженной голове. Второго человека Варвара не разглядела. Он стоял к ней спиной, черная лыжная шапка была низко надвинута, и в руке у него был пистолет, отсвечивающий вороненым дулом. Тот, который с пистолетом, негромко и непрерывно матерился, тыкал оружием. Димка молчал в углу.

Капля пота проползла по Варвариному виску и шлепнулась на цементный пол, как ей показалось, с ужасающим грохотом.

– Значит, так, – перестав материться, заговорил тот, у кого был пистолет. Голос показался Варваре знакомым. – Я тя давно приметил, еще когда моя сука тя только к себе определила! Я-то сразу знал, что ни х… ты не больной, а она просто куражится, дура проклятая! Мужик ей понадобился до зарезу! Не может она, сучка бешеная!.. А теперь мне деньги понадобились. Ты понял или нет?! Деньги за суку и ее гаденыша! Столько, сколько я скажу, завтра же! Не, ты понял или нет?!

– Да, – сказал Димка довольно громко.

Варвара обрадовалась, что он может говорить. Значит, все не так уж плохо. Раз сам стоит и может говорить, значит…

– Шоб завтра же были деньги. Привезешь и отдашь мне и тогда можешь катиться отсюда, куда хочешь, и их забирать с собой! Гаденыша я пока подержу, шоб ты не передумал ненароком. Твою мать, профессор! Да я тебя!.. – Пистолет опять дернулся, и Варвара стиснула молоток. Ей нужно было подобраться поближе, и так, чтобы он не услышал, только тогда она сможет ударить. Господи, помоги!.. Ударить надо так, чтобы оглушить, чтобы они с Димкой успели выбраться из вонючей тесной каморки.

– И не вздумай со мной шутки шутить!.. Я те сразу яйца оторву, а гаденышу башку сверну! Деньги мне нужны, деньги! Суку можешь забирать бесплатно, все равно она ни на что не годится, а пацана я те так не отдам, сволота американская!..

Тут произошли сразу два события.

Димка внезапно отделился от стены, сделал огромный шаг вперед и оказался прямо перед пистолетом, который почти уперся в беззащитный Димкин живот. Не обращая внимания на пистолет – Варвара зажмурилась, – он схватилтого за грудки и, кажется, даже оторвал от пола. Одновременно за спиной у Варвары вспыхнул свет, показавшийся с непривычки очень ярким, таким ярким, что не терпели глаза.

– Я вызвала милицию! – раздался дрожащий, но решительный голос. – Они сейчас приедут!! Если кто-нибудь шевельнется, я закричу!

– Вот сука!.. – просвистел тот, кого Димка держал в нескольких сантиметрах от пола, и тут Димка его ударил.

Как-то очень легко он поднял его повыше, перехватил и стукнул головой о стену.

– Дима!!! – завопила Варвара, уверенная, что сейчас раздастся выстрел, и Димка сядет в кучу наваленного на полу отвратительного мусора и возьмется руками за живот, за то место, которое разорвет безжалостная пуля, и изменить ничего уже будет нельзя.

Нельзя, нельзя…

Пистолет упал на пол со странным пластмассовым звуком. Круглое пятно света дрогнуло, его повело в сторону, и Танька завизжала изо всех сил.

Варвара занесла молоток.

– Тихо! Не орать!

Это сказал Димка – громко и твердо.

Варвара опустила молоток.

– Таня, хватит кричать.

Визг дошел до самой верхней, истерической точки и вдруг затих.

– Димка… ты жив? – спросила Варвара. Оглянувшись, она взяла Таню за руку и повела ее рукой с фонарем.

– Да, – ответил Димка, – я жив, конечно.

Черная масса шевельнулась у него в руках, и он еще тряхнул ее и снова стукнул о стену.

– Ты че?.. – не слишком уверенно произнес голос откуда-то изнутри этой массы. – Ты че… дерешься-то?

Танька ахнула и снова дернула фонарь. Варвара вытащила его из ее руки.

– Я не дерусь, – сказал Димка очень вежливо, – я только предупреждаю, что в следующий раз я тебя убью. На самом деле убью. Как только увижу. О'кей?

Из массы послышалась длинная матерная тирада, и Таня, оттолкнув Варвару, бросилась вперед.

– Ах ты, недоумок проклятый, – закричала она, перебираясь через мусор, – что тебе надо?! Зачем ты к нему пристал?! Куда тебя принесло?! Что ты все не отстанешь от нас, в самом-то деле?!

– Сука, – неуверенно заявили из массы, и Димка отпустил руки. Вся масса с грохотом обрушилась на пол и начала возиться.

Варвара никак не могла ничего сообразить. Наверное, от того, что вчера ее сильно побили.

– Господи боже мой, да что ж за наказанье-то такое?! За что оно мне?! – продолжала неистовствовать Таня. – Сколько можно?! Сто лет назад развелись, а ты все мне портишь!! Ну что тебе от нас надо, придурок?! Ну куда ты лезешь?!

– Васька мой сын, – простонала темная туша жалобно и стала подниматься с пола, – я его, гаденыша, воспитал, а теперь всякая сволочь…

– Твой сын! – вскричала Таня. – Это мой сын, а не твой! Ты десять лет на диване лежал, ты к нему ни разу ночью не встал, ты с ним на лыжах ни разу не сходил, и в школе у него не был, и в поход его не водил, и…

Тут она вдруг заплакала. Варвара бросила молоток и обняла ее. Димка поддал ногой пластмассовый игрушечный пистолет. Пистолет завертелся среди мусора и остановился. Варвара посмотрела на него.

– Пошли, – велел Димка решительно, – хватит. Таня, хватит.

Но Таня не могла остановиться, рыдала так, что Варваре показалось, что у нее истерика.

Не может у нее быть никакой истерики. Истерики случаются с тонкими и нежными натурами. У них с Танькой истерик не бывает.

– Варвара, найди мой рюкзак, – распорядился Димка, – и это свое… оружие подбери. – Он улыбнулся, взглянув на молоток, и как маленькую взял за руку Таню. – Пошли домой.

– Что… ему надо? А? – Таня судорожно всхлипывала, пытаясь успокоиться и от этого всхлипывая еще громче. – Он… тебя… ударил?

– Я его ударил, – сказал Димка, – все о'кей.

– Танька, – с тоской тянула туша, – Танька, на кого ты меня… Как ты могла… Васька наш… Твою мать…

– Ты слишком поздно спохватился, – вдруг очень серьезно заявил Димка, – у тебя было… сколько там? – спросил он у Тани.

– Десять… десять лет.

– У тебя было десять лет, – повторил Димка, – этого достаточно. Теперь не ты. Теперь я. И я убью тебя, если ты станешь нам мешать.

Таня все всхлипывала, утиралась рукавом. Димка подтолкнул ее вперед и перехватил у Варвары фонарь. Туша копошилась в темноте, слабо и жалостливо похрюкивала.

– Мальчик, – вдруг сказал Димка и оглянулся на тушу, – теперь это мой мальчик. Самое большее, что я могу для тебя сделать, это умолчать о том, что его отец такой… слабак.

Эта книжная фраза в темноте и вони предмусоропроводной каморки под аккомпанемент Таниных всхлипов и тяжелого Варвариного дыхания прозвучала нелепо и странно, но никому не показалась ни странной, ни нелепой.

Подталкивая в спины Варвару и Таню, Димка заставил их подниматься по лестнице. Таня все всхлипывала.

– Что ему было от тебя нужно? – спросила Варвара негромко. – Каких денег он хотел? За Васю с Таней, что ли?

– No comments, – ответил Димка. – Я больше не хочу это обсуждать. Мы не станем это обсуждать.

– Станем, – пробормотала Таня, и Димка на нее покосился, – господи, это какой-то ужас! Совсем мужик ополоумел! Пистолет себе купил пластмассовый и маску, как у киллера! Сдохнуть можно. Я думала, что с ума сойду! Варвары все нет и нет, и ты ушел, и канул в подъезде! – тут она толкнула Димку в грудь. – Я же не знала, что на тебя мой напал!!! Я думала, что…

– Никакой не твой, – заявил Димка решительно. – Таня, я не хочу больше слушать, поэтому ты не станешь больше говорить. Все о'кей. Он несчастный и от этого трусливый человек.

– Он несчастный?! – взвилась было Танька и вдруг замолчала, как будто сама себе заткнула рот. Варвара даже улыбнулась в темноте.

Так-так. Посмотрим.

Кажется, Хьюстон гораздо ближе к улице Маршала Берзарина, чем казалось сначала.

Кто знает, может, Варваре своими глазами удастся увидеть этот самый «тройной тулуп», который так любила поминать бабушка Настя, когда смотрела фигурное катание!

На работу Варвара нацепила темные Танины очки и долго штукатурила синяк на скуле Таниным тональным кремом, от чего правая сторона лица оказалась намного темнее, чем левая.

– Надо было слева чернилами помазать, – посоветовала Танька, – а поверх чернил класть крем. Тогда было бы равномерно.

– Иди ты в задницу, – пробормотала Варвара, рассматривая себя в зеркало.

Неужели только вчера Иван целовался с ней утром под теплым и легким одеялом, трогал ее и тискал, и прижимался, и его жесткая нога придавливала ее ноги, и потом он пошел в ванную, даже не подумав надеть трусы, а потом гладил собаку Тяпу, и от того, как двигались его большие руки, у Варвары мутилось в голове и становилось как-то холодно в спине?! Неужели с ней былотакое?!

Конечно, она не Вика Горина, но он же сказал ей, что она… понравилась ему. Правда, он сказал не так, но Варвара даже про себя не могла выговорить,как именно он сказал.

Со вчерашнего дня положение нисколько не улучшилось, но всем троим – и Тане, и Варваре, и Димке – было почему-то очень весело, как будто они уже нашли эти полмиллиона франков и поделили их между собой.

Так как впереди совершенно отчетливо маячили небоскребы и пальмы Хьюстона, и Варвара даже слышала горячий и странный запах чужой страны, она решила, что сегодня вечером ночевать поедет к себе домой. Купит еще один замок, попросит соседа врезать, разгребет себе местечко среди вывороченных и выпотрошенных вещей и начнет все сначала.

Все равно когда-нибудь придется начинать, нельзя вечно прятаться за Танькину спину!

Илария Ветлинская изумилась неподдельным и натуральным изумлением, когда вошла в приемную и обнаружила за столом Варвару в темных очках.

– У нас тут что, Варварочка? – спросила она, приостановив свое горделивое шествие по приемной. Белое пальто летело за ней подобно шлейфу. – Горнолыжный курорт?

«Почему она так удивилась? – пронеслось в голове у Варвары. – Была уверена, что я покажусь еще не скоро? Знала, что меня… сильно избили?»

– У меня под глазом синяк, – бодро оповестила ее Варвара, – мне придется сегодня сидеть в очках.

– Синяк? – переспросила Илария, аккуратно и любовно размещая в шкафу свое пальто. – Откуда он там взялся, Варварочка? Кавалер побил?

– Сама упала, – ответила Варвара, внимательно глядя на Иларию, – случайно.

Та вздохнула:

– Хоть расскажите мне, как это бывает. Я никогда никуда случайно не падаю. Даже скучно.

– Лара, – начала Варвара, – я хотела у вас спросить, что было в том пакете, который вы мне поручили передать?

Дверь шкафчика грохнула, Варвара продолжала:

– Дело в том, что по тому адресу, Московская, двадцать, живут какие-то странные люди. Они мне сказали, что ничего не знают ни про какой пакет из Москвы. Я, конечно, его оставила, но они отказывались! Представляете?

Илария показалась на пороге своего кабинета и уставилась на Варвару. Та за стеклами темных очков преданно смотрела на нее.

«Интересно, – подумала Варвара, – она видит,как преданно я смотрю?»

– Скорее всего, вы, как всегда, что-то напутали, Варварочка, – начала Илария медленно, – адрес, скорее всего. Но в любом случае нас с вами никак не может касаться, что именно было в том конверте. Вы понимаете?

– Не совсем, – призналась Варвара, – адрес я не могла перепутать. Вот, вы диктовали, а я записывала на бумажку. Посмотрите сами. Московская, двадцать, все правильно.

– Дайте сюда! – вдруг резко сказала Илария и вырвала бумажку у Варвары.

– Адрес тот. Вы диктовали, я писала. Так что перепутать я не могла. А там мне сказали…

– Меня не интересует, что вам там сказали, – резко перебила Илария и улыбнулась ледяной улыбкой: – Варварочка, вас совершенно не касается, зачем Альберту Анатольевичу было нужно, чтобы вы передали конверт именно по этому адресу! Если не хотите неприятностей, советую вам ни о чем его не спрашивать. Вы же знаете, что он человек горячий и с трудом переносит чужую глупость!

Зазвонил телефон, и Варвара схватила трубку. Если бы телефонные трубки делали из стекла, Варвара раздавила бы ее и сильно порезалась.

– Варя, – позвали из трубки, – Варь, это ты?

– Это я.

– Зайцев Виктор Васильевич приветствует тебя. Варь, у нас в отделе жалюзи опять заело, ни туда ни сюда, а, сама понимаешь, компьютеры, проветривать нужно, окна открывать, а к ним никак не подберешься!

– А ремонтники что?

Илария скрылась в своей комнате. Разговор о ремонтниках не мог ее интересовать. Варвара проводила ее глазами.

– Варь, позвони ты им! – зачастил начальник компьютерного отдела. – Я уже три раза звонил, а мне отвечают, что все заняты на пятом этаже, у председателя там что-то опять отвалилось, развалилось! Мы так до лета при закрытых окнах просидим. Позвони, а?

– Хорошо, – согласилась Варвара.

Ей нравилось улаживать дела, которые без нее не улаживались. Она знала в компании всех и вся, и ее все знали, и многие даже любили – взгляд в сторону двери, за которой гнездилась Илария, – и готовы были ей помогать. Поэтому она и работала здесь, несмотря на мизерную зарплату. Хозяйственная служба находилась в подчинении у Варвариного шефа, как и компьютерная, поэтому Варвара вполне могла помочь.

Позвонив в хозяйственную службу и заручившись уверениями тучной Галины Львовны в том, что «конечно, починим, Варечка, я сию же минуту Степку пошлю», Варвара позвонила юристам.

Поминутно оглядываясь на дверь «начальника секретариата» и пытаясь определить, не подслушивает ли этот самый начальник, Варвара напросилась на «пять минут» к Лине Ахметовой.

Юристы были в их компании совершенно особой кастой – какая там в Индии самая высокая каста? Каста браминов? – и в разговорах с ними следовало соблюдать предельную осторожность. Варварин шеф до смерти их боялся, хоть и делал вид, что не боится.

– Лара, – предварительно постучав, Варвара просунула голову в комнату Иларии, – я схожу в управление делами. Буду минут через десять.

Илария посмотрела на нее с отвращением. Варваре показалось, что она чем-то слегка обеспокоена. Или это только показалось?

– Идите, – разрешила она, – и, Варварочка, не забудьте представить больничный за вчерашний день. Вы ведь не прогуливали, а болели, правильно?

Когда Варвара была уже у двери, эта самая дверь распахнулась и влетел шеф – весь порыв, свежесть, утренний бриз. Светлое пальто до пола, сияющие волоса надушены и уложены, костюм тоже по-весеннему светел и нов.

Варвара вся внутренне подобралась.

До сих пор она не знала, кто бил ее в лицо и ребра, кто громил ее квартиру и требовал у нее деньги. Ей не очень верилось, что это шеф, но все же она не могла заставить себя смотреть на него спокойно.

– Доброе утро, Альберт Анатольевич.

– Доброе, – мельком глянув на нее, сказал шеф, – что это у вас с лицом? Вы что, дрались?

Варвара быстро выдохнула.

– Нет. Я просто упала.

– Ну так идите домой! – ни с того ни с сего закричал шеф фальцетом, и шея под шелковым кашне покраснела. – Идите, идите домой, вы тут всех распугаете! Что это вы вздумали с синяками на работу являться! У нас тут не публичный дом! Уходите и лечитесь дома!

Почему-то Варвара не смогла как обычно пропустить все это мимо ушей. Не смогла, и все тут.

– Благодарю вас, Альберт Анатольевич, – заявила она громко, – но я чувствую себя отлично и домой не пойду.

На пороге своей комнаты показалась Илария, и шеф перевел пылающий взгляд на нее. Пока они переглядывались, Варвара вышла в коридор и тихонько прикрыла за собой тяжелую дверь в приемную.

Ну и черт с ними! Черт, черт, черт!..

– Доброе утро, – сказала она секретарю юридической службы, – я к Лине Ахметовой.

– Она предупредила, – неприветливо ответила молодая шикарная девица. Варвара даже не знала, как ее зовут, вот как обособленно жили юристы! – Она свободна, но у нее через десять минут назначен телефонный разговор.

– Я постараюсь закончить побыстрее, – пообещала Варвара, старательно улыбаясь.

Лина сидела за огромным столом, который был почти не виден из-за наваленных на него бумаг. Широкие полированные полки вдоль стен были завалены папками и заставлены справочниками и какими-то толстыми фолиантами в растрепанных переплетах. На подоконниках тоже были книги.

Неужели эти фолианты на самом деле кто-то читает, вдруг удивилась Варвара. Вон нитки торчат из переплетов – стало быть, читает?!

– Хотите кофе?

Варвара вздрогнула, напомнив самой себе слона, который внезапно под хоботом обнаружил мышь.

– Н-нет. Нет, спасибо. Я только на одну минуту.

– Хорошо-хорошо, – быстро сказала Лина, – но кофе мы все-таки попросим. Вам с чем?

Варвара смотрела, не понимая. Ей было стыдно, что она такая тупая и не понимает, о чем ее спрашивает маленькая черноволосая женщина в брючном костюме. Перед этой женщиной ей не хотелось выглядеть идиоткой.

– Лимон? Сахар? Молоко?

– С сахаром и с лимоном, – торопливо ответила Варвара. Никто не предлагал ей кофе, да еще в стенах родной компании! Здесь всем и всегда кофе подавалаона сама.

Может, ее с кем-то путают? – Я Варвара Лаптева, – сказала она, чтобы у Лины не было никаких сомнений, – секретарь Крутова.

– Я знаю, – перебила ее Лина и повернулась вместе со здоровенным кожаным креслом, чтобы положить на подоконник еще немного книг и папок. – Как вы с ними уживаетесь, уму непостижимо! Ангелом надо быть! Вы ангел, госпожа Лаптева?

Варвара струхнула.

Что это? Опять проверка? Сейчас она наболтает лишнего, и об этом моментально станет известно шефу. Зачем Лине нужно ее проверять? Шеф попросил? Если так, то на Варварин вопрос она никогда не ответит честно, а значит, вся затея моментально теряет смысл.