Джаред застал бабушку в мастерской. Она красила травы. Какое-то время он просто смотрел, как она опускала сухую осоку в разноцветные жидкости. Длинные седые косы свисали до пола, когда она кланялась и благодарила травы за то, что они позволили ей плести из них корзины, как это делали до нее многие поколения индейских женщин.
Муна почувствовала присутствие внука. И, не отрываясь от работы, спокойно спросила:
— Где они?
— Уехали к Бену. — Джаред опустился в кресло среди ее горшков с краской. — Что-то там по поводу свадьбы.
Муна кивнула:
— И Эва взяла с собой Маленькую Звездочку?
— Да.
— Она уже хорошо себя чувствует?
— Эва считает, что да.
Муна внимательно посмотрела на внука:
— Тебе было бы лучше, если бы она позвала тебя поехать с ними?
— Что? — Он чуть не задохнулся. — Нет, конечно!
— Почему злость владеет твоими мыслями?
Джаред нервно провел ладонью по лицу. Иногда провидческие способности его бабушки оказывались очень кстати, но сегодня они только усугубляли дело.
Час назад Эва уехала на ранчо отца и забрала Лили с собой. Джаред отправился в свой кабинет, чтобы разгрести накопившуюся работу, но был не в состоянии сосредоточиться. Сначала он попробовал найти успокоение в конюшне, а потом пошел к Муне.
Бабушка угадала точно. Он злился — злился потому, что Эва не предложила ему поехать вместе с ними. Злился, что четыре года он был лишен не только Лили, но и Эвы.
— Эва.
Неужели он никогда не освободится от нее?
Ночью он не находил сна. В полном изнеможении ворочался с боку на бок, мечтая, чтобы эти скрученные простыни превратились в ее длинные, стройные ноги.
— Она становится взрослой, — сказала Муна.
Джаред кивнул:
— Я знаю. И с трудом верю, что моя дочь…
— Не Лили, нет. Эва.
— Эва?
— Она уже в состоянии обрести себя.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Она избрала тропу прощения, а не тропу возмездия. — Муна внимательно посмотрела на внука. — Думаю, это ребячество — цепляться за разрушительные помыслы.
Глаза Джареда сузились:
— Ты говоришь обо мне? То есть я цепляюсь? Ты об этом?
— Я не должна этого говорить, но…
— Тем не менее ты сказала. Да, я знаю.
— Джаред, ты зашел очень далеко. Почему ты так оберегаешь свой гнев и свою ненависть к Эве и ее отцу?
— Бен Томсон заслуживает еще большего. Я хочу, чтобы человек, из-за которого мы страдали, страдал сам.
Муна покачала головой:
— Я никогда не страдала из-за Бена Томсона.
— Как ты можешь? Мы жили в нищенском сарае, но и оттуда он вышвырнул нас на улицу!
Муна вздернула подбородок и произнесла спокойно:
— Повторяю еще раз: я не страдала.
— Тогда что это было, по-твоему?
— Не более чем камень, брошенный в гладкое, как зеркало, озеро.
— Только камень, острый до чертиков! Который рассечет в кровь, если не поостережешься!
— Я не для того растила тебя, чтобы ты смотрел на жизнь такими глазами.
Джаред сорвался с кресла:
— Может быть, я пошел в своего отца?!
Муна улыбнулась сочувственно и грустно:
— Я люблю тебя, Джаред. Осторожнее ступай по полю, на котором сеешь.
Джареду сдавило грудь.
Его мудрая бабушка слишком готова прощать. Но пусть она говорит и думает что угодно. Бен Томсон за все заплатит.
Джаред ворвался в кабинет и тут же набрал номер своего адвоката. Он должен быть первым, если Бену Томсону придется продавать свое ранчо. Он даст нужную цену.
…Четыре года она не была здесь.
Эва оглядывала свою старую комнату; в ее горле стоял тугой комок. Ничего не изменилось. Та же самая старомодная кровать посередине. Тот же письменный стол и та же самая лампа. И тот же запах сухих цветов, и старая книжная полка с зелеными сердечками, которые она нарисовала в третьем классе.
Эва улыбнулась, вспомнив о том, что написано с обратной стороны полки.
Эва любит Джареда.
И заглавными буквами: НАВЕКИ. Подступили слезы. Как же он любил ее тогда…
— Отличный постер, сестренка. — В комнату вошла Рита. — Помнишь, ты его прятала, пока тебе не исполнилось двадцать?
— А папа все равно не разрешил повесить его на стену, — рассмеялась Эва.
— Вот тебе еще одно доказательство, как он скучал по тебе.
— Да?
— Это правда, моя старшая сестра.
Эва села на кровать:
— А у Лили что, экскурсия по ранчо?
Рита примостилась рядом:
— Так точно. С дедушкой за руку.
За руку. С Эвой он никогда не ходил так. Ни разу.
— В течение недели заполучить отца и деда — для ребенка что-нибудь да значит. Вот видишь, хорошо, что мы с Шакиром решили пожениться. Иначе ты бы не приехала с Лили.
— Кстати, где же наш таинственный жених?
Рита погрустнела:
— К сожалению, его задерживает работа. Но он передавал всем привет.
— Передавал привет… Вот как! Очень интересный и очень деловой человек?
— Да… Он такой.
— Неужели я познакомлюсь с твоим суженым, только когда вы будете стоять перед алтарем?
Рита поднялась и пошла к окну:
— Не исключено.
— Но ты любишь его?
— Конечно. Думаю, нам сейчас лучше спуститься вниз. — Рита обернулась с улыбкой. — Мы могли бы помочь Марии и заодно разведать про их с папой отношения.
— В это я тоже пока никак не могу поверить.
— В то, что наш папа, отъявленный расист, связался с симпатичной мексиканочкой?
— Ну, примерно так.
— А ты не слышала, что люди могут меняться?
— Слышала, но никогда не думала, что это может иметь отношение к нему.
— Я тоже не думала, но он правда изменился, и ты должна его простить. Поговори с ним. Дай ему шанс.
Эва спускалась вниз вслед за сестрой. Конечно, хорошо, если отец смог измениться, но почему только сейчас? Почему не тогда, когда она и Джаред так любили друг друга? Джаред мог бы стать, наверное, ее мужем.
— Как в старые времена, девчонки!
У подножия лестницы в свежевыстиранной рубахе стоял отец. Он улыбался.
— Привет, папа, — неуверенно заговорила Эва. — Спасибо за приглашение.
Его взгляд переполнился теплотой. Его улыбка сделалась еще шире.
— Спасибо, что ты приехала, Эва. И что привезла мою внучку.
— Мы были у тети Риты и у дедушки. Мы смотрели его ранчо и всех животных! — Лили повалилась на подушку и сладко зевнула.
Джаред укрыл дочку и подоткнул одеяло со всех сторон. Ей так нравится. Он уже, пожалуй, слишком привык к этому уютному ритуалу: почитать, укрыть и тихонько поболтать с ней, пока она засыпает.
— Ты видела там большое деревом перед входом в кухню? — спросил он. Под этим деревом они с Эвой впервые поцеловались.
— Да. Оно точно дорастет до неба. Ты тоже так думаешь?
— Несомненно.
Лили улыбнулась:
— А знаешь что?
— Что?
— Марию я тоже видела.
— А кто такая Мария, Маленькая Звездочка?
— Дедушкина подружка.
— У твоего дедушки есть подружка?
Лили кивнула:
— Она из Мексики, она красивая и готовит вкусные штуки из кукурузы и сыра.
Джаред изумленно откинулся на спинку кресла. Бен Томсон и мексиканка? Бен Томсон? Первый расист в Парадизе? Невозможно.
— Это я, Маленькая Звездочка.
Вошла Муна, чтобы «почитать» по ручке Лили. Джареду ничего не оставалось, как уступить ей кресло и отложить свои вопросы на потом.
— Моя маленькая узнает сегодня кое-что о своем будущем прежде, чем отправится в страну снов. — Муна улыбалась. — Ты не против, Джаред?
— Нет. Конечно, нет. — Он поцеловал Лили в лобик. — Спокойной ночи, мое сокровище.
— Спокойной ночи, Джаред!
По пути к лестнице он все еще мог слышать голос бабушки:
— Расскажи-ка мне еще раз, в каком месяце ты родилась, Маленькая Звездочка? И мы поговорим о твоем будущем…
Джаред вдруг не пошел вниз, как собирался, а рванул в свою комнату и там сразу — на балкон. Ему требовался воздух. Свежий воздух всегда помогал ему чувствовать себя сильнее и увереннее, как если бы он лучше видел, слышал и соображал под открытым небом.
Определенно у Эвы возникла аналогичная идея. Во всяком случае, она стояла на своем балконе и вглядывалась в темный, беззвездный полог над головой. На ней была пижама из белого шелка — верх на бретельках и такие же шорты. Длинные светлые волосы распущены по плечам. Существо из иного мира. Джареду пришлось стиснуть зубы, чтобы не перепрыгнуть к ней и не прижать к себе.
— Не спится?
Эва обернулась, сжав руки на груди:
— Ты меня напугал.
— Извини.
— Ничего. С Лили все в порядке или она устроила театр?
— Там Муна. Они ведь с Лили наметили потолковать о будущем перед сном.
Эва облокотилась на перила и улыбнулась:
— Совершенно вылетело из головы.
— Но, по-моему, она быстро уснет. Она выглядела очень усталой.
— У нее был интересный день.
— Я слышал. — Легкий ветерок ласково перебирал светлые пряди. — Знаешь, я способен оценить, что ты разрешила ей здесь побыть, хотя она уже здорова.
— Я подумала, что тебе стоит воспользоваться этим временем.
— То есть пока вы не уехали в Нью-Йорк?
— Да.
— Не уверен, что это хорошая мысль — уезжать отсюда.
Эва отвела глаза.
— Но я-то работаю в Нью-Йорке. Если бы не это, я, может быть, подумала бы над тем, чтобы…
— Что? Вернуться сюда, чтобы быть поближе к отцу и сестре?
— Может быть.
— А ко мне?
— Да.
Джаред сам не знал, что на него нашло, но теперь пути обратно не существовало. Он перелетел на ее балкон и схватил за плечи обеими руками.
— Что такое есть в Нью-Йорке, что тебя держит? В твоей жизни нет никакого мужчины. И я знаю, что ты никогда не была замужем.
— Я… Откуда?
— Это было не так сложно выяснить.
— Но зачем…
— Меня интересовало, кто может заявить о своих притязаниях на мою дочь.
— Конечно. — Она покачала головой и отвела взгляд.
Джаред приподнял ее подбородок и заглянул в глаза:
— Ты не хотела, чтобы я приехал за тобой? Ты знала, что я не тронусь с места, если поверю, что есть кто-то другой. Так?
— Да, — выдохнула она.
— Черт с тобой, Эва.
Он больше не мог сдерживаться. Он мог взять ее прямо сейчас под этим ночным черным небом.
— Зачем тебе нужно было возвращаться сюда?!
Эва провела кончиком языка по нижней губе.
— Сожалею. Очень.
Он не мог больше слышать никаких слов. Только ее жадные вздохи. Джаред лишь на мгновение отстранился, чтобы снять с нее белый топ на бретельках. Под ним открылись ее груди с темными и твердыми сосками. Зрелище ее незащищенного доступного тела швырнуло его в пропасть такого нетерпения и животной страсти, что он понял: ее невозможно любить сейчас нежно и медленно. Он сорвал с себя футболку. Невозможно — после всех мук его ночей.
Он должен иметь ее. Прямо сейчас. И ему плевать, что будет потом — завтра или на следующей неделе. Он схватил ее груди обеими руками и провел большими пальцами по напрягшимся соскам. Ей всегда это нравилось. Она застонала. Он встал на колени и стал стягивать вниз ее шорты, целуя каждый открывающийся сантиметр ее кожи. Ее живот был мягким и теплым. Он с наслаждением закружил языком по ее пупку. Эва ритмично шевельнула бедрами и с силой притянула его к себе:
— Пожалуйста… Я хочу почувствовать тебя во мне…
Он шептал ее имя пересохшим горлом. Разве что-то имеет значение, когда она вот так целует его и соблазняет своим языком?
Наконец-то! Осталось только избавить ее от трусиков.
Он упоенно целовал ее соски. Его движения становились все яростнее, а язык все нежнее ласкал ее грудь.
Эву переполнял жар и пульсировал между ее коленями. Она чувствовала, что и в нем жар тоже разгорается все сильнее, она уже чувствовала между ногами сладкое проникновение, и ее бедра все теснее сжимались в их общем ритмичном безумии.
Мир взорвался в них обоих сразу, в один и тот же миг. Буря острого наслаждения, сметая на своем пути все ненужные слова и преграды, швыряла их в сладостные глубины такого чувственного наслаждения, какого они еще не знали, и поднимала вверх. Эва услышала откуда-то гортанный не то вздох, не то крик… Боже, это ведь она кричит на вершине! Кровь шумела в ее ушах, и вдруг, словно бы из тумана, ей так же гортанно откликнулся Джаред!..
…Прохладный ночной воздух обвевал их разгоряченные тела, а они бездыханно прижимались друг к другу. Губы Джареда нежно скользнули по ее шее.
— Я так любил всегда эти твои маленькие вздохи, — прошептал он.
— Хочу надеяться, что мы не разбудили Лили, — со смехом ответила она.
Джаред хмыкнул:
— То есть ты надеешься, что ТЫ не разбудила Лили.
Она хлопнула его по руке.
Он иронично приподнял бровь.
— Ты была громче, Томсон, успокойся.
— Ты тоже не особенно помалкивал.
— Не переживай. — Он поцеловал ее. — Наша дочка крепко спит.
Наша дочка. Неужели она действительно имеет право быть такой счастливой?
— У нее был чудесный день.
— Да, она рассказывала.
— Она счастлива, что у нее теперь тоже есть дедушка.
— Мы должны именно сейчас беседовать о твоем отце?
Эва вдруг почувствовала себя очень голой. Она подняла свои вещи и прижала их к груди.
— Почему ты так на него злишься? Если у кого и есть на это право, то только у меня.
— Этот мужчина не держит свое слово.
— Слушай, его за многое можно упрекнуть. Но то, что он обещает, он всегда выполняет.
— Например?
— Он ведь заботился о вас с Муной, пока вы не нашли себе что-то более подходящее?
— Твой отец выгнал нас с ранчо через неделю после твоего исчезновения.
Эве показалось, будто из нее вытекла вся кровь.
— Что?
— Он не желал знать ничего о своей внучке, внебрачной полукровке, верно? И точно так же не мог терпеть на своем ранчо любовника дочери, поганого метиса.
— Этого не может быть!
— Тем не менее.
Эва не хотела верить. Она даже представить себе не могла, что ее отец действительно это сделал и, значит, ее жертва оказалась напрасной. Но в глубине души она знала, что это правда.
И это после такого чудесного дня… Они говорили с отцом. Он просил прощения за все, что сделал. Но об этом он ни словом не упомянул…
Не поднимая глаз, она шагнула в сторону.
— Куда ты?
— Пойду посмотрю, как Лили.
— Ты вернешься?
— По-моему, это было бы… неуместно.
— Ах вот как!
Ночной воздух вдруг сделался ледяным.
— Джаред, пожалуйста, ради Лили. Вдруг она завтра проснется рано и увидит нас вместе? Она может… — «Она может размечтаться о будущем в этом доме».
— Я понял. — Джаред подхватил свою футболку и перепрыгнул на свой балкон. — Спокойной ночи! — крикнул он через плечо и скрылся в комнате.
Она опять была одна.
— Спокойной ночи…