На Константина я более внимания не обращала. Кажется, он выпрашивал мой номер и пытался намекнуть на скорую встречу, но я видела лишь окна своей квартиры. В них горел свет! Я вывалилась на улицу и помчалась к дому едва ли не бегом.
До третьего этажа пришлось добираться лестницей, раз уж меня варварски похитили и я не могла воспользоваться лифтом, ведущим с парковки прямо в квартиру. Толком не отдышавшись, я постучала и вскоре увидела Ромку. Тот смотрел на меня с заметным удивлением, но вскоре на губах его заиграла знакомая прекрасная улыбка. Я бросилась к нему на шею, едва не сбив с ног.
– Полегче, тигрицы! – засмеялся он, сжимая меня в объятиях.
А я уткнулась в родную шею, не в силах оторваться.
С Ромкой мы знакомы почти всю жизнь. Можно сказать, что всю – часть «до» я все равно не особо помню. Если и был на свете человек, достойный моего безоговорочного доверия, так это Ромка. Всегда рядом, всегда на моей стороне. Никаких исключений, никогда и ни при каких обстоятельствах. Это я знала твердо, и это знание порой окрыляло. У меня вообще с доверием проблемы, но Ромка никогда не вызывал сомнений, ни разу не подвел. Он – важная часть моей жизни, и это никогда не изменится. Даже отец это принял, хоть и негласно: он Ромку недолюбливал, но с его существованием мирился, не видя иного выхода. Но его точно беспокоило Ромкина ко мне близость, он ведь знал очень много. Возможно, совсем скоро узнает еще больше, вместе со мной.
Не без труда я отлепилась от Ромки, чтобы скинуть верхнюю одежду.
– Ты похудела, – заметил друг с неодобрением.
– Еще бы! – фыркнула я. – У меня выдались веселые каникулы!
– Знаю. Как домашний ужин?…
По негласному правилу еще с час мы не обсуждали дела совершенно, мастерски переходя на другие темы. Просто устроились вместе у бара и болтали. Я рассказала Ромке про злополучный ужин, обойдя кое-какие подробности (ни к чему ему нервничать раньше времени), рассказала о встрече с Розой и даже про перелет упомянула. Ромка по обыкновению слушал и поддакивал в нужных местах. Сам Ромка все это время занимался делами, в последний год их заметно прибавилось и как-то незаметно от остался за главного без меня. Меня поглотили семейные интриги.
– Говори уже, – не выдержала я первой. Видела по лицу, что у Ромки новости есть. – Знаю, у тебя есть неприятный сюрприз.
– Откуда знаешь?
– Я ведь дома была! У меня там эрудит на умнике сидит и всезнайкой погоняет. И все вечно что-то выясняют, выясняют… и все это под музыку Вивальди.
Ромка слегка завис, все эти музыканты для него – лес дремучий и не особо интересный. Он с картинами-то с трудом смирился. Ромка не любитель открывать для себя что-то новое и неизведанное, он не мечтатель и совсем не понимает творчество. Время от времени я таскаю его в местный театр и Ромка там мужественно страдает.
– Ромка! – вывела я его из транса.
– А? Да, новости… неоднозначные они, Сенька. Ты ведь помнишь Токарева?
Тут я кивнула, потому что Токарева помнила прекрасно. Не так уж и много времени прошло, чтобы забыть этого мерзавца. Да и в принципе сложно выкинуть из памяти человека, который пытался продать тебя подороже. Но, как выяснилось, я оказалась дяде не по зубам, и в нашу крайнюю встречу мы поговорили о нашем общем друге. И Токарев знал еще что-то.
– Отошел в мир иной, – коротко поведал Ромка.
– Как я понимаю, не самостоятельно?
– Нет. Ему очень усердно и жестоко помогли. История очень странная, Токареву пришлось несладко: несколько не смертельных ножевых ранений, он долго истекал кровью. Думаю, кто-то беседовал с ним по душам, а потом просто добил.
– Славная картина. Кто-то из соседей по отсидке поработал?
– Не угадала. Я ведь сказал, история странная: есть мнение, что убийца пришел извне. Камеры в момент убийства не работали, отключены какой-то хитрой глушилкой, но есть следы проникновения. Свидетелей нет, по крайней мере, все молчат.
– Это в тюрьме-то нет свидетелей?!
– Он сидел в одиночной камере, соседи утверждают, что крепко спали.
– Его сегодня убили?
– Да.
– А что прокурор говорит? – поинтересовалась я. С некоторых пор прокурор – мой большой друг. По счастливой случайности я спасла его дочь и заслужила его большую благодарность. Благодарность мне, а не дочери Симбирина.
– Разводит руками, – в доказательство Ромка тоже махнул руками, то ли изображая прокурора, то ли демонстрируя собственное отношение к этому убийству. – Обещал сообщить, если будет что интересное. Сама понимаешь, этим делом там сейчас занимаются вплотную, прецедента еще не было, так что…
– М-да, интересные новости, ничего не скажешь.
– Вот и я о чем.
– И все подозрительно как-то. Предположим, соседи на самом деле спали. Более того, им могли помочь крепко заснуть. Предположим даже, что камеры действительно отключить не так уж и сложно… но ведь нужно еще кучу вещей предусмотреть, проникнуть в охраняемое место, в конце концов. Что там за следы нашли? Как по мне, проще всего убить было как раз спящим соседям.
– Ты ж моя Сенька, – улыбнулся друг. – Соседям помогли заснуть, ты права. И проникновение было, пусть пока рано говорить наверняка, но мой надежный источник в этом не сомневается. Все на ушах, как я уже сказал.
– Если соседи спали, и кто-то все вот это вот подстроить смог… даже не знаю, кто такое мог провернуть, – растерялась я.
– Джеймс Бонд?
– Ромка, Джеймс Бонд – английский шпион. На кой черт ему Токарев, интересно?
– Надеюсь, что ни на кой, не особо хочется выслеживать Джеймса Бонда, – развеселился Ромка. – А серьезно – если как следует подготовиться, то провернуть подобное вполне реально. Нужно только очень захотеть и сильно ненавидеть Токарева. И хотеть убить его лично, ведь подкупить кого-нибудь в тюрьме действительно проще. Но ненависть должна быть… очень сильной.
– Допустим, я его не особо люблю, – скромно призналась я.
– Конечно, вот только… охранников, что нашли Токарева, откачивать пришлось. Картина была жуткой, крови очень много, фотки у меня есть, но лучше их не смотреть, уж поверь. А еще я побывал в морге и кое-что видел сам, до сих пор тошнит. У Токарева половины лица не было.
– Кто-то срезал ему лицо? – поежилась я, представив картину воочию.
– Выглядело все именно так, но нет. Сильный удар ножом или что-то похожим с тупым и довольно толстым лезвием, работа грубая, потому все выглядело так. Остальные раны нанесены им же.
– Тупое и толстое лезвие – это как? – не поняла я, пытаясь себе представить хоть что-то, отдаленно напоминающее данное описание. Получалось слабо, хотя на фантазию я никогда не жаловалась, половину лица так сразу вообразила, до сих пор видение прогнать не могу.
– В том-то и дело, что пока не понятно. Можно сравнить с топором, к примеру. Лезвие толстое и не такое острое, как, к примеру, у того же ножа. Но это точно было что-то, похожее на нож, только немного своеобразный.
– Кто-то соорудил из топора нож и теперь орудует им? Жуть маньячная. К тому же, трудно приплетаемая к Токареву. Если бы дядю застрелили – понятное дело, у него врагов в разы больше, чем даже у меня. Еще вариант – разделаться через сокамерников, такое тоже бывает сплошь и рядом. Засунули бы заточку под ребро – и прощай дядя. Но сумасшедшие пытки каким-то топором – это вообще как понимать?
– Пока никак. Но мы обязательно разберемся, Сенька. Если… это вообще наше дело? – друг спрашивал осторожно, внимательно наблюдая за моей реакцией.
– Боюсь, что наше. Знаешь, кто сегодня мне о новостях сообщил? Вишневский.
– Они ведь были знакомы, так что логично.
– Наверное.
– Сеня… – предостерегающим тоном начал друг. – Только не начинай свою любимую игру: обвинить ближнего. Вишневский – редкая сволочь, и у меня уж точно есть повод его недолюбливать, но здесь постарался явно не он. В конце концов, он бы просто пристрелил Токарева, и дело с концом.
– Да я его и не обвиняю, просто… странно все это. Чутье подсказывает: что-то здесь не так. К тому же, Макар отсутствует уже целую неделю. Где он, ты не в курсе?
– Нет. Давай сначала узнаем побольше, а потом ты займешься своим излюбленным гаданием: кто ж из твоих мужиков виноват и как их всех покарать. Хоть жизнь и так к ним несправедлива.
Его попытку пошутить я оценила и улыбнулась:
– У меня только один мужик – это ты. Кстати, на это и Вишневский недавно намекал: мол, люблю я тебя больше жизни и готова ждать, пока твой цветочек для меня распустится.
– Так и сказал? – округлил глаза Ромка.
– Конечно, он же вечно чушь несет.
– А ты его еще умным считаешь.
– Поживем-увидим, где там его ум. А пока… придется мне тебя разочаровать, Ром. Убийство Токарева не пройдет мимо нас, учитывая, что именно он подтолкнул меня на поиски правды о прошлом Андрея и смерти его родителей. Конечно, рано или поздно мы бы и сами раскачались и поинтересовались давно забытой историей, но вдруг стало бы слишком поздно? И вдруг… все связано.
И ведь правда: потеряно уже много времени. Я почти год мялась, сомневаясь, а стоит ли вообще соваться, а теперь боюсь опоздать. Мне надо знать, как погибли Вишневские и надо знать, участвовал ли в этом отец. Если да, то… это не станет неожиданностью, разве что разочарованием. А если нет… маловероятный результат.
Сдается мне, сам Андрей думает примерно так же, потому и вьется вокруг нашей семьи, точно ядовитый червь. Только и ждет момента укусить. И его интерес ко мне не может быть простым желанием вернуть в свою постель – в юности у нас с Андреем был небольшой, но яркий роман. Вишневский все намекает, что ради меня и приехал, но я же не дура, чтобы ему верить. Особенно в свете того, о чем поведал мне Токарев. Андрей – враг.
Мою жизнь нельзя назвать излишне сложной, обычно я со всем и о всеми расправлялась легко. Но в этот раз я не знала, как выйти из ситуации без душевных потерь. Главное, чтобы Ромка рядом оставался, с ним я все переживу.
– Что там с девчонкой? – сменила я тему.
– Ничего особенного, но с Вишневским виделась.
– Так я и знала. Сама с ней завтра поговорю. А еще – я привлекла Славика, звонила ему вчера. Он может помочь в нашем непростом деле.
– Славик – это твой приятель-мент?
– Ага. Ему можно верить, он лишних вопросов никогда не задавал и всегда мне нравился. Да и нам не раз помогал, пусть и в этот раз расстарается. Может, что дельное и нароет.
– Мент, и вдруг нароет? – не поверил Ромка.
– Не будь таким предвзятым, – укорила я.
– Посмотрим… Только, ради бога, осторожнее: конечно, ты дочь Симбирина и вряд ли кто рискнет навредить тебе, но опять же, Сеня: ты – самая большая слабость отца, он любит тебя больше всего на свете. Если бы я хотел навредить ему, я бы взялся за тебя, так что постарайся одна никуда не соваться, хорошо? Всегда звони мне.
– Ты как-то слишком нагнетаешь обстановку, – не оценила я заботу. – С братцем никак сговорился? Он тоже большой любитель сгущать тучи, как оказалось.
– Тебе трудно понять, а я чуть не поседел, когда ты пропала в прошлый раз. Да я был готов расцеловать Вишневского за то, что он тебя вытащил! Не хочу пережить подобное второй раз, хорошо?
Опять это спасение! Я нахмурилась.
– Буду звонить тебе днем и ночью, можешь не сомневаться.
– Надеюсь на твое благоразумие, – серьезно ответил друг.
Более мы подобных тем не касались, зато просидели чуть ли не до утра, обнимаясь и болтая обо всем на свете. Уснули, кстати, тоже вместе, на диване, в основном потому, что он стоял максимально близко к барной стойке.