Когда Шеннон прибыла на радиостанцию, чтобы записать рекламные ролики для «Клуба одиноких сердец», она твердо решила, что будет сохранять абсолютное спокойствие. Всю дорогу до Тампы она внушала себе, что следует вести себя вежливо и профессионально, независимо от того, насколько близко окажется Блейк.
В тот день она обнаружила, что его отсутствие так тягостно действует на нее, как и его присутствие. Каждый раз, когда кто-нибудь приближался, она в страхе вскакивала то от мысли, что это может быть он, то — что может быть не он, пока не почувствовала, что от сдерживаемого напряжения у нее вот-вот начнется истерика, только перед самым уходом со студии она поняла: все волнения были напрасны.
В комнате контроля, куда Шеннон принесла только что записанные картриджи с рекламой, чтобы положить их на полку для радиоэфира, она столкнулась с возбужденной Ингрид.
— Боже, как я устала! — даже не поздоровавшись воскликнула та.
— Я тоже рада тебя видеть, Ингрид. Отличный сегодня денек!
Но Ингрид, которая была слишком взволнована, чтобы заметить саркастический тон Шеннон, продолжала говорить о своем:
— Этот Блейк Рамзи — настоящий клад. Он собрал всех сотрудников вместе и познакомился с каждым из них в режиме нон-стоп. Должна тебе сказать, он знает, как держать дистанцию с подчиненными.
— Хм, ты и в самом деле выглядишь усталой, — нарочито безразличным тоном заметила Шеннон.
Ингрид взяла папку со своим текстом и устремила к выходу, добавив напоследок:
— Блейк уехал сегодня утром в Нью-Йорк. У него на радиостанции что-то случилось с диджеем, ведущим утреннюю передачу, и Блейк собирается подменить его пока не найдет кого-нибудь еще. Но представляешь, сегодня весь день сюда звонит, то из машины, то из самолета, то из аэропорта, и все раздает указания. Уже набралась целая куча дел, которые нужно сделать, пока его нет. Это называется «человек уехал».
— Бедная Ингрид. — Шеннон попыталась произнести это сочувствующим тоном. — И когда он вернется?
— Не знаю. Не слишком скоро, если тебя это действительно интересует. Он что-то говорил о том, что постарается успеть к твоей рекламной фотосессии. Да, он, между прочим, просил, чтобы тебя позвали к телефону во время одного из своих звонков, но тебя сегодня что-то совсем не было видно, мне и в голову не пришло, что ты здесь.
Шеннон уныло подумала, что ее попытки укрыться от посторонних глаз оказались очень даже эффективными.
— Ну, мне пора бежать. Отдохнуть не получится.
И Ингрид помчалась на свое рабочее место, на ходу подводя часы.
Шеннон легкой походкой шла по пустынному зданию радиостанции, пытаясь осмыслить услышанное и взять под контроль свои эмоции. Хоть ей и стыдно себе в этом признаться, но за полтора года жизни с Греггом и еще год жизни без него она никогда не испытывала такого волнения, которое наступало каждый раз, когда она даже просто думала о Блейке Рамзи. И хотя Шеннон молила Бога от избавления от этих мук, сознание того, что она не увидит Блейка некоторое время, наполнило ее чувством горького одиночества.
Она с головой окунулась в работу, и дни, заполненные планированием предстоящей прямой передачи, которая очень быстро стала приобретать реальные очертания, замелькали как в калейдоскопе. Шеннон с удовольствием работала с представителями отдела по связям с общественностью, а также с теми, кто отвечал за техническую сторону дела и чья задача была устроить все так, чтобы в равной степени привлекло и радиослушателей и тех, кто будет находиться в помещении.
Радиостанция вышла со своим предложением на руководство самого популярного ночного клуба «Саладо», и оно с энтузиазмом восприняло эту идею и даже предложило разделить расходы, которые пойдут на рекламу и продвижение, чтобы таким образом способствовать успеху предстоящего мероприятия.
Предполагалось, что во время прямой передачи Шеннон будет сидеть в клубе перед небольшой контрольной панелью и держать в руках микрофон, с помощью которого можно будет отвечать на звонки слушателей и осуществлять знакомства. Изначально звонки будут поступать на радиостанцию, а через несколько секунд переадресовываться Шеннон в прямой эфир. В клубе будут установлены специальные ретрансляторы, благодаря которым все присутствующие смогут слушать ток-шоу. И в полночь, когда передача завершится, будет дискотека, на которой сотрудники радиостанции смогут непосредственно пообщаться с аудиторией.
Шеннон была довольна тем, как идут дела, и, конечно же, понимала, что осуществление проекта происходит намного легче, чем она думала, только благодаря личному участию Блейка, его неиссякаемому энтузиазму. Хотя не обходилось и без конфликтов. Даже теперь она начинала медленно закипать от одного воспоминания о том, каким язвительным был тон Блейка во время их последнего разговора. Все началось с наряда, который он выбрал для нее к приближающейся фотосессии. Когда Шеннон сказала, что его идея с черным бархатным вечерним платьем, на которое еще будет накинута горжетка из меха белой норки, на ее взгляд, не совсем подходит для местных рекламных щитов, Блейк ответил ей холодным молчанием, как будто она вообще не имела права вмешиваться в его «великий мыслительный процесс». Она продолжала настаивать на своем, пытаясь убедить его, что бархат и норка — это не ее стиль.
— Шеннон, — проговорил Блейк таким голосом, которым обычно разговаривают с ребенком, — реклама, как и радио, не имеет ничего общего с реальностью. Она рассчитана на восприятие, а то, как ты ощущаешь себя лично, не имеет ни к одному, ни к другому никакого отношения.
И тут уже наступал черед Шеннон отвечать Блейку ледяным молчанием.
— Ну почему бы тебе просто не расслабиться и не предоставить мне самому решать, как тебе выглядеть, — говорил он покровительственно.
— Потому что это не я. Не могу же я притворяться роковой женщиной, когда я совсем другая. Вы пытаетесь в корне поменять стиль передачи. Я не могу так работать!
— Да нет же, — просто стонал Блейк в телефонную трубку от раздражения. — Ты можешь! Это называется игра. Слышала когда-нибудь об этом? Это то, чем занимаются опытные профессионалы всякий раз, когда они оказываются перед микрофоном.
Как обычно, хорошие мысли по поводу того, как можно было бы достойно ответить ему, приходили к Шеннон только тогда, когда в них уже не было никакого проку. Блейк был высокомерным, властным диктатором, теперь ей это стало ясно. Конечно, кроме этого он был еще неотразимым и высокообразованным, а в придачу таким сексуальным, что не описать словами.
Проклятое черное бархатное платье уже висело у нее в шкафу, как постоянное напоминание о схватке, в которой Шеннон одержала победу и… поражение.
Заняв выгодное для наблюдения место в темном углу фотостудии, Блейк Рамзи смотрел, как происходят съемки.
В центре студии, застыв, сидела Шеннон Смит с безупречным макияжем на лице, ожидая, когда ей скажут что наконец можно дышать.
— Ну вот и все, теперь ты можешь дышать, Шеннон. Гример, сделайте так, чтобы нос не блестел. Этот яркий свет убивает меня.
Шеннон жадно вдохнула воздух и увидела уже спускающихся к ней двух ассистентов, ответственных за макияж, отчего ей стало вдруг смешно.
— О! Неужели я и вправду могу дышать, Роджер, как это мило с твоей стороны. А скажи, пожалуйста, не был ли ты немножечко садистом перед тем, как стать фотографом? Ну, конечно, был! Это и стало предпосылкой к выбору твоей будущей профессии.
Блейк усмехнулся, услышав, как Шеннон подтрунивает над фотографом.
Было видно, что вся команда, и мужчины и женщины, обожала Шеннон. В ней был необъяснимый магнетизм, но все же, несмотря на кажущуюся открытость и жизнерадостность, она была очень замкнутой. Во время своего пребывания в Нью-Йорке он много думал о ней, пытаясь разгадать, что эта девушка собой представляет. Удивительно, но она никак не выходила у него из головы. Как-то ночью, ворочаясь в постели, Блейк понял, что невыносимо хотел бы обладать ею, после чего пришел к выводу, что девушка просто заинтриговала его.
Он непрерывно смотрел на Шеннон, сидящую в ярком свете прожектора, и то, что он видел, все сильнее волновало его. Для последней серии снимков Шеннон переоделась в вечерний наряд, о котором было так много споров. Блейк чуть было не засмеялся вслух, когда вспомнил ее негодование по поводу выбранной им одежды. Это было черное платье, без бретелек, которое подчеркивало каждый изгиб ее тела. Лиф обтягивал грудь, и казалось, что он в любой момент готов съехать и обнажить ее, особенно когда Шеннон, явно не привыкшая ходить на таких высоких каблуках, пошатываясь, принимала очередную позу.
Откровенное декольте открывало нежную загорелую кожу, и у Блейка просто руки чесались от желания освободить ее грудь от этих бархатных пут. Ее слегка покатые плечи плавно переходили в длинную шею. Блестящие черные волосы были замысловато уложены, а на шее и в ушах сверкали взятые напрокат бриллианты. Картину довершала перекинутая через одну руку, много раз обруганная Шеннон горжетка из белой норки.
Глядя на девушку, Блейк испытывал почти физическую боль от желания быть с ней. Он не знал, удастся ли ему держать себя в руках, пытаясь завоевать ее, ведь судя по тому, как его тело реагировало на нее, это будет совсем нелегко.
Шеннон стояла, как ей было сказано, — спиной к фотографу и слегка расставив ноги. Голова повернута к обнаженному плечу, и ее сияющие глаза смотрели прямо в камеру. Глубокий вырез на спине, который, по мнению Блейка, мог бы быть еще глубже, опускался чуть ниже талии.
Несмотря на первоначальные протесты со стороны Шеннон, созданный ею образ, как Блейк и предполагал, оказался восхитительным.
— Давай, девочка, — уговаривал ее Роджер. — Ну, посмотри в камеру так, чтобы каждый из здесь присутствующих мужчин был готов умереть за тебя. Я хочу, чтобы ты глядела прямо в объектив и думала о чем-нибудь сексуальном. Вспомни своего мужчину. Ты одна с ним на пустынном острове, и никого на тысячи миль вокруг.
Шеннон кончиком языка облизала губы, посмотрела прямо в объектив и, следуя совету Роджера, мысленно перенеслась в мир грез. Роджер делал снимок за снимком. Его автоматически переводящая кадры камера жужжала не переставая. А Шеннон мыслями была далеко отсюда. Вот она стоит в коридоре радиостанции, прижимаясь к груди высокого белокурого незнакомца с серыми глазами. А вот он уже склонился над ней, касаясь своим теплым манящим дыханием ее губ. Шеннон машинально двигалась туда, куда направлял ее Роджер, и видела перед собой Блейка. Она смотрела ему в глаза, прижималась к его телу, и от этого у нее кружилась голова. В глазах девушки был такой сексуальный призыв, что в студии наступила гробовая тишина и только слышно было, как стрекотала камера.
— Да, Шеннон, похоже, это был остров что надо! — пробормотал Роджер, как и все присутствующие, просто обалдевший от ее откровенного, горячего желания. — Ну все, на этом и закончим.
И тут Шеннон вдруг увидела Блейка. Как будто материализовавшись из ее грез, он стоял поодаль и неотрывно смотрел на нее. Его взгляд притягивал к себе так же сильно, как объектив камеры. Не было никаких сомнений, что он тоже только что мечтал о ней. Шеннон ощутила внутреннюю дрожь, ее бросило в жар, щеки раскраснелись, стало трудно дышать. Ее грудь вздымалась, готовая вырваться из черного бархатного плена.
Их глаза встретились. Они смотрели друг на друга неотрывно. Стильные джинсы и спортивная рубашка подчеркивали красоту его сильного тела. Минуя груды кабеля, череду прожекторов и людей из технического персонала, которые суетились, разбирая осветительные приборы, Блейк Рамзи шел в ее направлении не спеша, осторожно, как тигр на охоте.
Он остановился в нескольких сантиметрах от девушки, возвышаясь над ней. У Шеннон перехватило дыхание, когда она как завороженная подняла к нему свое лицо. Не говоря ни слова, он одной рукой обнял ее за талию и повел через всю студию по направлению к гримерной. Там, закрыв за собой дверь, он притянул Шеннон к себе.
— Я скучал без тебя, — сказал он просто. — Всю неделю в Нью-Йорке я думал о тебе.
Он зарылся лицом в ее блестящие волосы, поцеловал их и с нежной страстью прикусил мочку уха, щекоча Шеннон своим порывистым дыханием. Затем она почувствовала, как, прикоснувшись к ее уху языком, он стал жарко и томно ласкать его. Спустя некоторое время он нежно поднял лицо девушки за подбородок, так что их взгляды встретились, и, прочитав в ее глазах желание и смущение, наклонился и поцеловал ее с такой нежностью, что она просто растаяла.
— М-м… — Шеннон издала сладостный стон. Она приоткрыла губы в ответ на его поцелуй, чувствуя, как он проник своим напористым языком внутрь. Ее еще никто так умело не целовал. Она обвила его шею руками, а он обнял ее, а затем немного приподнял и прижал к себе, для того чтобы она могла ощутить явное доказательство его непреодолимого желания. Мягкий черный бархат ее платья съехал, обнажив нежное тело. Шеннон совершенно потеряла голову и даже не могла вспомнить, произнесла ли за это время хоть слово.
Настойчивый стук в дверь рассеял тот восхитительный туман, в котором пребывала Шеннон. Она понятия не имела, как долго все это продолжалось, но по голосу Роджера догадалась, что он стучит уже давно:
— Шеннон! Шеннон! Блейку звонят с радиостанции! Они не могут дозвониться ему на сотовый. Ты не знаешь, где он?
Шеннон бросила смущенный взгляд на мужчину, который держал ее в объятиях.
— Хм-м, — произнесла она громко. — Он сказал Блейк или Блейз? Мне кажется, я где-то слышала это имя. Как ты думаешь, он здесь?
— Я здесь, — промычал Блейк и вновь припал в поцелуе к губам Шеннон, а затем, закатив глаза, открыл дверь и раздраженно сказал: — Послушай, Роджер, скажи им, что я перезвоню через несколько минут, хорошо? В моем сотовом сели батарейки.
Не дожидаясь ответа, Блейк закрыл дверь перед любопытным носом Роджера, затем вернулся к Шеннон и снова начал целовать ее вспухшие губы и раскрасневшиеся щеки.
— Послушай, Блейк, — запротестовала она. — Я не думаю…
— Вот и хорошо! Когда ты не думаешь, я чувствую себя увереннее.
Он молча продолжал целовать ее, и мысли опять спутались в ее голове. Осталось одно лишь ощущение блаженства от прикосновения его губ.
Блейк неохотно оторвался от Шеннон, покорно взглянул на часы и тяжело вздохнул:
— Я действительно должен идти. — Он на мгновение замолчал и посмотрел ей в лицо. — Я увезу тебя в лодке, завтра в час. Я знаю отличное место на острове, которое сгодится не только для того, чтобы совместно есть сандвичи.
Шеннон с глупым видом согласно закивала, в эту минуту она не могла ясно мыслить. Блейк уже прошел часть коридора, когда до нее наконец дошел смысл его слов. Было уже поздновато бежать или кричать ему вдогонку, что он чересчур уверен в своей неотразимости.
Разозлившись на себя и на Блейка, Шеннон быстрым шагом подошла к тумбочке, чтобы собрать вещи, и вдруг заметила конверт, выглядывавший из-за сумочки.
— О нет! Только не это!
Она в страхе стала озираться в пустой гримерной, как будто ожидая, что ее обожатель появится так же неожиданно, как и это письмо. Она была твердо уверена, что до того, как начались фотосъемки, письма здесь не было. Силясь вспомнить, не мелькали ли здесь незнакомые люди, Шеннон прошлась по комнате. Все, кого она видела сегодня здесь, были ей знакомы или кем-то представлены. Хотя если бы кто-нибудь прошмыгнул внутрь помещения и стал за прожекторами, как Блейк, то вполне мог бы остаться не замеченным ею.
— Ну, хорошо, мой дружок по переписке, — произвела Шеннон шепотом, — давай посмотрим, что у тебя на уме сегодня.
Дрожащими руками она вскрыла конверт и извлекла из него лист бумаги. Как и в прошлый раз, на нем были напечатаны стихи и больше ничего. Ни имени, ни даты — ничего. Шеннон тихо вздохнула и прочитала про себя:
Чего ты хочешь от меня,
Скажи мне, может быть, я глуп?
Воды, железа иль огня?
Движений тела, взгляда, губ?
На небе — радуги узор.
Ты чувства в сердце затаи.
Я вижу в чувствах лишь позор,
А ты все шепчешь о любви.
— Просто не знаю, что с тобой делать, — произнесла вслух Шеннон, обращаясь к своему невидимому поклоннику. — Похоже, ты не собираешься отстать от меня по собственному желанию. Я же не смогу урезонить тебя, если не буду знать, кто ты, не так ли?
«А на самом ли деле ты хочешь знать, кто он?» — мысленно спросила она себя. Ответ был отрицательным. Но с другой стороны, только глупец будет сидеть, ничего не спрашивая и не предпринимая. Что, если этот парень и в самом деле попытается перейти от слов к делу? А если он псих, а не просто какой-нибудь одинокий слушатель, как она думает?
Шеннон обдумывала все свои предположения, пока переодевалась, но и потом, когда отправилась в студию, мысли об этом не выходили у нее из головы. Может быть, показать стихи Биллу и посмотреть, догадается ли он, откуда они? Или, может быть, в стихах есть разгадка если не того, что у парня на уме, так хотя 6ы того, кто он такой. А если это ни к чему не приведет, то нужно позвонить Ингрид и договориться о встрече с Джо. Джо О'Брайен, муж Ингрид, вот уже десять лет служит в полиции и недавно поступил в вечернюю школу, чтобы получить юридическое образование. Если кто и знает, что ей следует предпринимать, чтобы защитить себя, так это Джо.
Шеннон выключила свет и отправилась к выходу, почувствовав себя гораздо лучше. Теперь у нее появился план действий.