Когда я рос, то никогда не выходил за рамки дозволенного. Я не был избалован чрезмерным вниманием, получая его разве что только сделав что-то заслуживающее его.
По мнению моего отца едва ли что-то заслуживало его внимание, если только это не было внимание тыльной стороны его руки.
День, когда я окончил среднюю школу, был последним днем, когда я жил в его доме. Предполагалось, что в тот момент я уже стану мужчиной и смогу позаботиться о себе.
К счастью, на той неделе я отправился в армию.
Там я следовал тем же правилам. Я не выходил за рамки, привлекая к себе внимание исключительно посредством поощрений своей службы.
Когда я присоединился к команде, то впервые нашел свою «семью». Любил ли я ее? Несомненно, но я знал, что время летит быстро. Срок службы «морского котика» не исчисляется десятками лет, и то, что мое бедро было разорвано куском шрапнели, доказало мне это.
Уход из армии и вхождение в жизнь, которая у меня есть, сбили меня с толку. Вчера я сражался с террористами, а сегодня защищаю жизнь самого дьявола.
Огромные деньги были началом моей работы на него. Затем пришла опасность, которая все еще время от времени появляется.
Думаю, в основном это было обретение семьи. Извращенной семьи, если быть точным.
Люцифер со своей «стервозной женой» Саймоном были нашими родителями. Мы же, негодяи, являлись его гребаными маленькими убийцами.
Вот почему, когда Бартоломью предал нас, я взял на себя ответственность за то, чтобы лишить его жизни. Он не просто предал босса, он предал своих братьев. Когда я сплю, то его лицо не приходит ко мне во снах, как лица других.
Мои настоящие родители были холодными людьми, демонстрирующими свою привязанность лишь друг к другу. Не к тому ребенку, которого они привели в мир из чувства семейного долга для продолжения своей родословной.
Мне кажется, я не знаю, что такое настоящая любовь и привязанность. Не думаю, что то, что я чувствовал к другим женщинам, было хоть немного похоже на любовь или заботу.
Эми и Эбигейл? Я уже не могу обойтись без любой из них в своей жизни. И хочу, чтобы они были здесь со мной. Эми моя в самом примитивном смысле этого слова. Эбигейл? Чувства к ней описать сложнее. Я испытываю к ней настоящую привязанность, желая для нее всего самого лучшего на свете, поэтому для меня это означает любовь… я думаю.
Эми вызывает во мне иное чувство. Я ощущаю это в груди. Оно говорит мне требовать ее, делать эту женщину своей всеми возможными способами.
Отметить ее, черт возьми, и владеть ею.
— Альфе-1 и Альфе-2 приготовиться, Альфе-3 и Альфе-5 занять позицию, — слышится голос в моем ухе.
— Альфа-1 готов, Альфа-4 ждет приказа, — шепчу я в ответ.
Мы сидим здесь под холодным дождем почти два часа, ожидая начала с ложным оптимизмом.
— Альфа-4 готов и занял высоту, — говорит Джеймс через микрофон. Он на гребне холма с тяжелой снайперской винтовкой.
Сегодня мы не рискуем. Это будет стрельба на поражение. Если получится, то возьмем пленных, но мы не хотим, чтобы хоть один человек сбежал.
Проверяя свой мобильный телефон, я отправляю быстрое сообщение Джонатану: «Готов к выполнению задачи. Время начала четыре пятьдесят три».
Джонатан быстро отвечает: «Принято. Четыре пятьдесят три утра».
Мы находимся в двух разных местах. Он находится на севере города, а я – на западе.
Они расположили две свои ударные группы довольно неплохо, и это меня чертовски тревожит. Мне не нравится наносить два удара одновременно, но сейчас у нас нет выбора. Мы не можем нанести только один, и не можем ударить по второй цели после того, как ударили по первой. Слишком многое может пойти не так.
Посмотрев на часы, я ставлю на четыре пятьдесят одну отметку «Две минуты».
Каждый в команде быстро отвечает, пока мы смотрим, как отсчитывается время до минуты.
— Начинаем. Мы достигли отметки «три».
Я бросаюсь вперед, держа ствол вверх, палец на спусковом крючке.
Моя первая цель – человек, прислонившийся к столбу, с губ которого свисает недокуренная сигарета. В этот ранний утренний час он полусонный, и его ночное зрение дерьмовое из-за тлеющих углей.
В пяти метрах от него я тихонько вешаю винтовку на плечо и вытаскиваю из жилета боевой нож. Последние несколько метров – это последние моменты его жизни, когда я бросаюсь к нему, вонзая лезвие в его горло.
Как только я вытаскиваю из него лезвие, вырвавшаяся струя крови попадает мне на грудь и в лицо.
Бл*ть.
Присев рядом с телом, я тихо говорю:
— Первая позиция занята. Есть проблемы?
— Отрицательно. Мы все еще в наступлении, в настоящее время обнаружения не заметно.
Подойдя к углу дома, я показываю на мужчину, прислонившегося к кирпичной стене рядом с входной дверью.
— Будьте готовы прорываться через дверь. Бросить осколочную гранату.
Возвращаясь тем же путем, которым пришел, я пробираюсь к углу дома.
Присев под окном спальни, я медленно приподнимаюсь и заглядываю внутрь. Я вижу двух мужчин, спящих на двух матрасах в убогой комнате.
— Бросить гранаты, десять секунд. Войти в парадную дверь, шестнадцать секунд, — говорю я приглушенным голосом в горловой микрофон.
Никакого шепота, шепот слышно лучше, чем тихий голос.
За две секунды до времени броска выбиваю стекло. Время истекает, когда я бросаю гранату в окно. Она приземляется между вскочивших по тревоге мужчин.
Грандиозный «бум» сотрясает дом, когда сразу несколько взрывов пробивают брешь в здании. Заглядывая в комнату, вижу, что все заляпано кровью, даже черная отметина от взрыва.
— Альфа-1, комната зачищена. Возвращение к месту входа.
По мере того, как я прохожу, слышны доклады о новых зачистках. Человек возле входа распахивает дверь настежь и ждет, когда я войду первым.
Идя по правой стороне, вхожу в дом с одним бойцом за моей спиной. Мы входим в гостиную, где ничком лежит труп с лужей крови вокруг горла. Отсутствующая голова – единственный признак работы Джеймса своей снайперской винтовкой.
— Гостиная – чисто.
— Кухня – чисто.
Мы быстро проверяем остальную часть дома, прежде чем подняться по лестнице.
Идя впереди, я громко кричу:
— Мы идем! Бросьте оружие, и вас не убьют!
Наверху возникает какая-то возня, поэтому я шепчу Джеймсу:
— Сколько их?
— Переключаю на тепловое виденье, — тихо отвечает он.
Ожидая ответа Джеймса, слышу громкие крики и топот на втором этаже дома. Судя по звукам, они злятся и хотят продолжения боя. Я бы хотел взять пленных, если это возможно, но никогда не бывает хорошего способа узнать, что кто-то слишком глуп, чтобы сдаться.
— Три теплых тела, — отвечает Джеймс в мой наушник.
— Убери их, если возможно.
— Понял.
Я слышу звон разбитого стекла и глухой стук, когда на пол падает тело. Через пять секунд раздается еще один стук.
Вскоре после этого я вижу мужчину, спускающегося по лестнице с поднятыми руками. У него нет оружия, и он кричит:
— Сдаюсь! Сдаюсь!
Сделав шаг вперед, сбиваю его ногой, и он кубарем катится оставшуюся часть лестницы.
— Все чисто, — говорит Джеймс через наушник.
Остальным бойцам быстро дают отбой.
Вот так, насилие закончилось, и теперь у нас есть живое тело, о котором нужно позаботиться.
Бл*ть, это означает бумажную работу.
Мы собрали вещи и готовы двигаться, очистив дом от любой информации, которую смогли найти и забрав все телефоны и ноутбуки.
Телефон гудит в кармане. Вытащив его, нажимаю кнопку приема вызова.
— Работа закончена, один возвращается для допроса.
— Хорошо. Джонатану также удалось взять живого. Гарольд или его люди скоро выйдут на зачистку. Пусть пара человек останется, пока ты привезешь этого парня, — говорит Саймон.
— Понял.
Указывая на Джеймса и Маркуса, я говорю:
— Вы двое следите, пока не появится Гарольд или его люди.
Они кивают мне, и я возвращаюсь в большой черный «Ford Excursion». Забравшись с водительской стороны, закрываю дверь.
Черт. Я промок, замерз и чертовски устал. Тем не менее, у меня еще есть дела, и прямо сейчас я чувствую, что вернулся к «котикам».
Единственное, что делает все лучше, это мысль об Эми, ждущей меня дома в постели. Это и мысль о том, чтобы согреться, наполняя ее сзади своим членом.
Мудак с кляпом во рту, заклеенном скотчем, издает на заднем сиденье стонущий звук. Бл*ть, ночь еще не закончилась.
Ехать на склад отсюда довольно долго. Он находится почти на противоположной стороне города. К тому времени, как подъезжаю к зданию, я все еще мокрый, но немного согрелся от работающей «печки».
Но я только мучаю себя, потому что за пределами машины утро еще сырое и холодное.
Проклятье.
Выйдя из машины, чувствую, как холодный дождь льется мне на спину, когда я вытаскиваю этот кусок дерьма с заднего сиденья. Он извивается, пытаясь сопротивляться мне, но хороший удар в живот выбивает из него часть борьбы.
Поднимая его из лужи на убитой стоянке, я сильно бью его в лицо.
— Успокойся, засранец.
К счастью, он больше не сопротивляется, пока не видит Люцифера, стоящего в подсобке здания.
Пустой стул, прикрученный к полу, ждет мою сумку с пыточным дерьмом.
Бросив его на стул, привязываю его лодыжки к стальным ножкам, а руки за спину.
Мужчина сейчас рыдает. Он такой мокрый, что я не могу сказать, обоссался ли он, но, черт подери, от него воняет мочой.
Готовясь к своей работе, я расстегиваю тактический жилет. Повесив его на старую машину для резки листового металла, я поворачиваюсь к Саймону и Люциферу.
— Отличная работа, Эндрю, — говорит Люцифер.
Он подходит ко мне, когда я снимаю кобуру.
— Спасибо. Довольно легкая и быстрая, — указывая на мычащего на стуле человека, я говорю: — Он единственный, кто сдался.
— У тебя была возможность допросить его? — спрашивает он меня.
Я качаю головой.
— Нет, мы выехали, как только мне позвонил Саймон. Я не хотел оставлять никаких следов того, кто убил этих парней.
Вытаскивая из кармана черные перчатки, начинаю их натягивать.
Люцифер приподнимает бровь, глядя на меня.
— Суставы по-прежнему вызывают у меня проблемы, это немного помогает. Еще у них есть прочная внешняя часть, которой можно поражать людей.
Подойдя к связанному мужчине, я смотрю на Саймона.
— Нам нужно что-то конкретное или это просто общая процедура для того, чтобы получить все, что можем?
— Получи от него полный план того, что должно было произойти завтра. Все остальное на данный момент является бонусом.
Кивнув, я срываю ленту со рта парня.
— А теперь, — говорю я ему, — расскажи мне о завтрашнем нападении на школу. Это может продолжаться часами, а может закончиться быстро. Выбор за тобой.
Прежде чем я даже успеваю коснуться его, мне в лицо летит плевок, полный крови.
Думаю, это сигнал для меня, чтобы начать болезненный процесс.
К тому времени, как я добираюсь до кухни, на моем теле нет ни одного сухого места. С каждым моим шагом мои ботинки издают хлюпающие звуки.
Эми и Эбигейл сидят за кухонным столом, готовясь начать есть хлопья и тосты.
Когда они смотрят на меня, мне кажется, что прошлая ночь была лишь сном.
Эбигейл лучезарно улыбается мне.
Эми смотрит на меня сквозь свои длинные густые ресницы и спрашивает:
— Ты в порядке?
Она не спрашивает об этом так, как могла бы спросить пару дней назад. Нет, на этот раз в ее голосе звучит нежность.
— Да, только мне нужно привести себя в порядок. Вы, девчонки, в настроении для обильного горячего завтрака?
Эбигейл переводит взгляд с меня на свою маму. Опустив ложку в тарелку с хлопьями, к которой едва прикоснулась, она спрашивает:
— Можно мне французские тосты?
— Конечно, принцесса. Просто дай мне принять душ и обсохнуть.
Хихикая, Эбигейл говорит:
— Ты выглядишь так, будто уже был в душе.
— Готов поспорить, что так и есть.
Выходя из кухни, я частично скрываю руки. Даже с учетом того, что на них были перчатки, они в синяках и с пятнами крови.
Захватив мешок для мусора из кладовки, поднимаюсь в нашу спальню. Моя рубашка под черной курткой намокла не только от воды. К концу допроса все стало немного… кровавым.
Не думаю, что любой из моих девочек нужно знать об этой части моей работы.
Сняв мокрую одежду, бросаю ее в мешок для мусора. Умещается все: куртка, черные брюки-карго и даже ботинки.
Ни одежда, ни кровь – ничего из вчерашнего вечера не останется со мной.
Обнаженный, я иду в душ.
Горячая вода смывает всю кровь и грязь в канализацию, не оставляя на мне следов насилия, которое я нанес.