Штат Массачусетс, 1779 г
Ранним июльским утром, когда в престижной части города Согуса все еще спали, Бланш Пристли уже одевалась в своей полутемной спальне. Вот уже четыре года подряд она встает в половине седьмого, завтракает и уходит на работу. Бланш одела чулки, стараясь, чтобы штопка оказалась на не видимом постороннему глазу месте. Но едва девушка затянула корсет, как материя треснула, и шнурок оказался у нее в руках.
— Господи, за что мне это?
Бланш отшвырнула шнурок от корсета в сторону. Ну почему господь наградил ее телом, части которого совершенно не сочетаются друг с другом?! Тонюсенькая талия, слишком полная грудь, а плечи совсем не женские!
Однако стоять и сокрушаться по поводу того, что нельзя изменить, — непозволительная роскошь для Бланш. Девушка решительно принялась стаскивать ненавистный корсет. Она облачилась в серое шерстяное платье и принялась как можно туже зашнуровывать лиф. Покончив с этим, Бланш раздвинула тяжелые шторы, подошла к зеркалу и с досадой отметила, что строгий силуэт платья безнадежно испорчен неблагопристойной пышностью ее грудей. Если бы ее увидела бабушка, она бы поджала свои тонкие губы, да еще сказала бы резкое словцо.
При воспоминании о бабушке, Бланш закусила нижнюю губу — еще одна привычка, которую Мариса так не любила. Бабушка воспитывала ее с пяти лет. Мать Бланш, итальянка по происхождению, была жизнерадостной и энергичной женщиной, пока не заболела. Паола Пристли сгорела в считанные дни от какого-то неизвестного недуга, оставив дочь на попечение матери своего мужа.
В свои двадцать Бланш осталась за старшую, потому что Мариса полгода назад умерла, а папа просто большой ребенок. В городке его называли чокнутым изобретателем, а кое-кто считал сумасшедшим и даже опасным для общества.
Состроив недовольную рожицу отражению в зеркале, Бланш Пристли привычным движением скатала из длинных темных волос тугие валики и закрепила их на затылке черепаховыми гребнями. Жаль, что непослушные пряди скоро вырвутся из плена прически, и Бланш приобретет сходство с мальчишкой, поучаствовавшим в уличной драке.
В этот момент Нэнси, низенькая плотная служанка, внесла в спальню Бланш огромный медный чайник с горячей водой.
— Извините, что я опять опоздала, мисс Бланш, — пробормотала Нэнси. — Но миссис Адамс послала меня в лавку к мистеру Дартсону, потому что ей уже стыдно показываться ему на глаза. Я вернулась, и сразу к вам. Завтрак уже готов.
Бланш, чувствуя нарастающее раздражение, мысленно посчитала до десяти в обратном порядке. Горячая вода была единственной роскошью, которую она могла себе позволить. Но что толку от воды, если каждое утро ее приносят слишком поздно?
— Спасибо, Нэнси. Ты свободна.
— Как же, свободна! Миссис Адамс уже придумала, чем я буду заниматься ближайшие два часа, — фыркнула служанка и удалилась, высоко подняв голову, будто это она, а не Бланш, была хозяйкой дома.
Конечно, Нэнси достается: она вынуждена помогать на кухне миссис Адамс, экономке. Преданная семье экономка готовит сама, так как кухарка уволилась, недовольная маленьким жалованьем. Но разве Бланш виновата? Нет, она не виновата в том, что англичане высадились на побережье и наводят здесь свои порядки. В эти тяжелые времена им всем приходится много работать, и неразумно ожидать мгновенного исполнения всех своих желаний, пусть даже самых скромных. А Бланш Пристли как раз и считалась очень разумной молодой женщиной.
Подняв чайник с водой, Бланш поспешила по темному коридору, ориентируясь по памяти: в доме давно не осталось свечей, чтобы вставить их в великолепные старинные канделябры, украшавшие стены. Элегантные деревянные панели также напоминали о былом процветании дома. Дед Бланш, Арчибальд Пристли, построил этот великолепный трехэтажный особняк и являлся владельцем лучшей на побережье торговой и фрахтовой компании. Однако за последние десять лет дом заметно пришел в упадок. Мариса, овдовев, в дела мужа, как истинная леди, не вникала, а ее единственный наследник был просто не от мира сего. Харви жил среди иллюзий и фантазий и даже удивительно, что при такой оторванности от мира он умудрился жениться и завести дочь. В шестнадцать лет Бланш вынуждена была взять управление компанией в свои руки, и если бы она не сделала этого, то от состояния Пристли уже давно не осталось бы и следа.
На протяжении четырех лет каждое утро девушка вставала с первыми лучами солнца и отправлялась на работу. Она, внучка самого Арчибальда Пристли, ничем не отличалась от обыкновенных служанок или работниц обувной фабрики! Бланш забыла, когда в последний раз ее пальцы прикасались к клавишам рояля. Зато теперь она все чаще и чаще, если к концу дня оставалось хоть немного сил, садилась за шитье и штопанье.
Сегодняшним утром большая центральная гостиная показалась Бланш особенно пустой: в ней уже не было персидских ковров, зеркал, мраморных столиков… Девушка ускорила шаг, не желая лишний раз растравлять себе душу, однако некогда элегантная столовая в стиле королевы Анны также встретила ее голыми стенами, с четко проступающими на них выцветшими квадратами от картин и мебели. На дубовом резном столе стояла нехитрая еда, пахло желудевым кофе. Скатерти не было, все равно ее некому стирать. Многие изысканные предметы мебели, ранее являвшиеся гордостью дома Пристли, теперь украшали совершенно другие гостиные.
Бланш взяла теплую лепешку, когда в дверях с кофейником в руках показалась миссис Адамс. Тяжело ступая, экономка медленно приблизилась к столу, и по грохоту, с которым она поставила кофейник, Бланш поняла: сейчас начнется.
— Это меня не должно касаться… — миссис Адамс всякий раз начинала именно так, — но весь город только об этом и говорит.
Экономка сложила на животе пухлые руки и объявила:
— Нам все отказали.
— Как отказали? — потерянно переспросила Бланш.
— А вот так! Пока не расплатимся с долгами и не докажем свою платежеспособность, мы не получим мяса от Дартсона, от Вирлока мы не получим хлеба, от Шульца — сахара, а Колридж нам не дает молока с начала лета.
— А деньги, полученные от продажи столового серебра? — Бланш густо покраснела под проницательным взглядом экономки.
Миссис Адамс сделала вид, что не расслышала вопроса, и продолжала гнуть свою линию:
— Молодая девушка не может одна вести и дом, и дела. Вам нужен мужчина, мисс Бланш.
— У меня есть отец! — взвилась Бланш, но тут же прикусила язык, чтобы не сказать лишнее.
Она прекрасно понимала, что миссис Адамс имеет в виду совсем другого мужчину. И если экономка упомянет при ней имя этого мерзкого толстяка, она, несмотря на всю свою воспитанность, взорвется. Бланш выскочила из-за стола и взглянула на пустующий стул на противоположном конце стола.
— Где он?
— Он..? — миссис Адамс отступила назад и растерянно взглянула на только что вошедшую Нэнси с подносом в руках.
— Где мой отец? — сердито спросила Бланш, подозревая, что служанка и экономка что-то от нее скрывают. — Где он? Отец всегда первым выходит к завтраку…
По спине Бланш пробежал холодок.
— Хорошо, я сама его найду! — воскликнула девушка и бросилась к парадной лестнице.
Она уже догадывалась, где может находиться отец — на чердаке!
Там он изобретал вечный двигатель, открывал новые небесные тела, пытался трансформировать солнечный свет в золото… Да, Харви Пристли был самим настоящим чудаком. Он жил в гармонии с музыкой небесных сфер, которую кроме него никто, по крайней мере в Массачусетсе, больше не слышал. Унаследовав огромное состояние, Харви, к сожалению, не сумел им распорядиться, поскольку в нем совершенно отсутствовала коммерческая жилка. Философия, медитация, исследование необычных природных явлений — вот чем он жил. Со дня смерти своей любимой жены (это произошло почти пятнадцать лет назад) он все глубже и глубже погружался в мир мистических и псевдонаучных изысканий. Харви Пристли потерял контроль над делами компании. Слава богу, у Бланш вполне хватало ответственности и благоразумия, чтобы удержать семейный бизнес на плаву. Только дедушка Арчибальд вряд ли был бы доволен ее работой: фургонов не осталось, торговля почти заглохла, а тут еще конкуренция в лице ненавистного Генри Торна и, конечно, война.
Бланш быстро поднималась по лестнице в сопровождении запыхавшихся миссис Адамс и перепуганной Нэнси. Она остановилась перед чердачной дверью, чтобы перевести дыхание, а затем решительно вошла внутрь. Ослепительный свет и запах расплавленного воска заставили ее тут же отшатнуться и закрыть ладонью глаза. Затем, присмотревшись внимательнее, Бланш поняла, что горит не меньше сотни свечей, а развешанные на нитках по всему периметру зеркальца только усиливали и без того яркий свет.
В центре чердака прямо на полу, скрестив ноги, сидел сам Харви Пристли. Он был в бежевом парадном сюртуке и белых бархатных бриджах. Его все еще красивое с тонкими выразительными чертами лицо сияло. У ног Харви лежали хрустальные подвески от люстры, которая некогда украшала центральную гостиную дома Пристли, а теперь была продана, по крайней мере такое распоряжение отдала Бланш на прошлой неделе миссис Адамс.
— Бланш! Разве это не восхитительно?! — воскликнул Харви, заметив наконец вошедшую в его «святилище» дочь.
Затем он с укоризной взглянул на Нэнси и миссис Адамс:
— Я собирался сам позвать сюда Бланш, только немного позже. Эксперимент еще не закончен.
— Ради бога, отец, что здесь происходит?! — Бланш наконец обрела дар речи. — Ты собираешься спалить дом? Погаси свечи сейчас же!
Харви даже же шевельнулся, тогда девушка яростно принялась задувать их сама. Отец схватил Бланш за руки.
— Девочка моя, не надо. Этот свет должен усилить энергию добра, и тогда король снимет блокаду наших портов! Скоро в колониях наступит мир.
— Энергию чего? — Бланш в ужасе уставилась на отца.
— Разум короля Георга погружен во тьму. Я собираюсь сфокусировать излучение…
— Не-е-ет! — Бланш зажала ладонями уши, не желая слышать этот несусветный бред. — Ради бога, отец, этот свет не может перелететь через океан. Самые сильные маяки не видны на расстоянии нескольких миль!
Дрожа от возмущения, Бланш растерянно смотрела на почти растаявшие свечи. В последние два дня у нее не было даже огарка, чтобы осветить себе дорогу в спальню! Девушка бросила на миссис Адамс полный негодования взгляд. Вот куда идет значительная часть денег, вырученных от продажи мебели, картин, фарфора. Господи, неужели она единственная в этом треклятом доме, у кого осталась хоть капля здравого смысла?!
Бланш продолжила гасить свечи. Задыхаясь и кашляя, она старалась изо всех сил, потом вдруг остановилась, ослепленная слезами, и повернулась к отцу. Что сделало с ним время! Где тот улыбчивый человек, который так баловал свою дочурку? Неужели эти висящие плетьми руки когда-то подбрасывали малышку Бланш к потолку?
— Твоя сумасшедшая выходка оставила нас без еды, света и тепла. Мы почти разорены! Папа, ты разве не видишь этого?
На лице Харви отразилось страдание, и Бланш едва не разрыдалась у него на груди. Но нет, нужно быть сильной, нужно перебороть свою слабость. Иначе Бланш даже не хотела думать о том, что может произойти, если она воспользуется единственным выходом. Увы, жизнь, кажется, не оставляла ей выбора.
— А вы! Вы потворствуете этим диким выходкам, зная, в каком мы положении, — Бланш повернула разгневанное лицо в сторону экономки и служанки.
Миссис Адамс состроила недовольную гримасу, а Нэнси опустила голову и принялась теребить край передника.
— Немедленно наведите здесь порядок! — приказала Бланш миссис Адамс и Нэнси. — Что можно продать, продайте и заплатите Дартсону и Вирлоку.
Экономка потупилась, заметив, что хозяйка едва сдерживает слезы.
Отдав распоряжения, девушка бросилась к двери. Нэнси и миссис Адамс испуганно отскочили в разные стороны, давая ей дорогу. Такой они свою юную хозяйку еще не видели. Мисс Бланш, всегда такая спокойная и уравновешенная, напоминала сейчас фурию.