Похищение строптивой

Глава 4

Сорвав с вешалки бархатную накидку, уже потертую местами, Бланш через парадную дверь выскочила из особняка. По мощеным булыжником улицам уже началось движение: туда-сюда сновали слуги, выполняя различные поручения хозяев; чиновники спешили на службу; одни торговцы распахивали двери своих магазинов, проветривая помещения, другие развозили свой товар в тележках. Бланш уверенной и твердой походкой направлялась к докам, отвечая на приветствия рассеянным кивком.

Вероятно, всякий, кто видел, как она выскочила из дома и зашагала по улице, заметил отсутствие на ее голове старенькой, уже давно вышедшей из моды шляпки. Однако вряд ли кто-нибудь догадывался о том, что творится в душе у Бланш и в каком она состоянии. Лишь чрезвычайно быстрая походка свидетельствовала о бушевавшем внутри нее огне.

Бланш считалась очень порядочной молодой женщиной. Одевалась она довольно скромно, румянами не пользовалась и обувь выбирала на маленьком каблуке, хотя была чуть ниже среднего роста. Ее темно-каштановые волосы отливали медным блеском, который не могла погасить даже слишком строгая прическа. Лицо Бланш с высокими скулами, красиво очерченными бровями и пухлыми губами неизменно привлекало внимание противоположного пола. Нежные щеки плавно переходили к твердо очерченному подбородку с ямочкой посередине. Но самым примечательным во внешности Бланш Пристли был медовый цвет ее глаз. Порой в глазах Бланш светился холодный блеск монет, а иногда они пылали жаром предзакатного солнца. В прежние времена Мариса Пристли частенько подзывала к себе маленькую Бланш и подолгу всматривалась в ее глаза, с тем чтобы потом критически заявить:

— Надеюсь, они все-таки потемнеют.

Откровенно говоря, Мариса не одобряла и красноватый оттенок пышных волос своей внучки, утверждая, что он достался Бланш от ее «итальянской» матери. Признаться, Мариса даже обрадовалась возможности снова взять в свои руки бразды правления, после того как ее красивая невестка оказалась «настолько глупа», чтобы умереть, оставив пятилетнюю дочурку и обезумевшего от горя мужа.

С тех пор в доме Пристли воцарился закон добродетели. По мере того как Бланш взрослела, она должна была неукоснительно соблюдать строгий распорядок дня и вырабатывать в себе такие качества, как сдержанность, способность к самоотречению и ответственность. Она рано стала самостоятельной, а вскоре и вовсе превратилась в единственную опору для всей семьи. Бланш пришлось научиться шить, поскольку Мариса терпеть не могла этого занятия; она научилась быстро считать, так как цифры вызывали у Харви головную боль. Бланш сама стирала свою одежду и растапливала камин у себя в спальне, потому что служанки всегда были загружены работой. Она научилась экономно вести домашнее хозяйство, что оказалось немаловажно, поскольку уже тогда появились первые признаки надвигающегося разорения. Именно ответственность за других стала главным предназначением Бланш в этой жизни, ибо, как верно подметила Мариса, у внучки оказались вполне подходящие для такой миссии плечи.

Мнение бабушки о том, как должна быть сложена «порядочная» леди, оставило неизгладимый след во впечатлительной душе Бланш. Со временем она научилась маскировать соблазнительную женственность своей фигуры и прятать под ресницами дерзкий блеск необычных глаз. Впрочем, это сослужило ей хорошую службу. Во всем Согусе не было замужней женщины, считавшейся более порядочной, чем Бланш.

Она оказалась одной из немногих, которой во время оккупации штата англичанами удалось сохранить девственность и незапятнанную репутацию. Когда «красные мундиры» оказались в Согусе, многие добропорядочные жители спешно покинули городок, не желая мириться с вторжением англичан. Оставшиеся женщины были или ярыми монархистками, или явно пытались извлечь выгоду от присутствия англичан, раскрывая им свои объятия в прямом и в переносном смысле. Некоторые девушки с дурной репутацией удачно вышли замуж благодаря оккупации колоний англичанами.

Бланш стала заметным исключением из общего правила. Она буквально разрывалась на части между домом, где лежала больная Мариса, магазином и товарным складом. Ее чрезвычайно раздражали назойливые интенданты с их сальными шуточками и грязными намеками. Вскоре Бланш прозвали «самой неприступной и холодной леди» во всем городе. Благо, вокруг было полно женщин, всегда готовых услужить «красным мундирам».

Утренняя прогулка несколько остудила воинственный пыл Бланш. Однако не успела она войти в обшарпанное помещение Торговой и фрахтовой компании Пристли, как ей навстречу бросился Майкл Фолджер — клерк, многие годы проработавший в компании, — и огорошил известием о том, что последний фургон с товарами не достиг места своего назначения. По словам кучера, неделю спустя добравшегося до ближайшего аванпоста, на них напали люди, которые говорили по-английски «с непонятным акцентом».

О господи, только этого ей не хватало! Сообщение Фолджера повергло девушку в уныние: они и так почти разорены, а их еще грабят! Бланш надеялась, что после ухода англичан состояние ее дел заметно улучшится, однако в городе благодаря спекуляции расплодились мелкие лавочники. Бывшие поставщики и покупатели мгновенно приспособились к новым условиям, и дела торговой компании Пристли пошли из рук вон плохо.

Бланш подавила подступающие слезы, стараясь не дать отчаянию окончательно сломить себя. Неприятности сыпались на нее как из рога изобилия. Пропавший фургон должен был доставить товары для магазина: полупустые полки давно уже отпугивали покупателей. Над семейством Пристли нависла угроза полного разорения.

Девушка заглянула на склад, чтобы в очередной раз вздохнуть при виде пустых полок. Здесь даже мышам поживиться нечем! Она отправилась в магазин, чтобы навести там порядок и расставить по своим местам жалкий товар. Повязав видавший виды передник, Бланш с ожесточением принялась за работу, надеясь таким образом отвлечься от мрачных мыслей. Однако каждый взмах щетки, каждое движение влажной тряпки напоминали ей об упадке, в котором находился теперь некогда процветающий бизнес Пристли.

Ощутив странную боль внутри, девушка, наконец, поняла, что это пустой желудок дает ей сигнал, что давно пора завтракать. Господи, она осталась голодной из-за глупой стычки, с экономкой, а потом еще и с отцом. Бланш закрыла глаза и утомленно прислонилась к полкам возле двери, ведущей в помещение склада. От входа в магазин с улицы до нее донеслись приглушенные голоса, которые она сразу же узнала.

— Уже несколько месяцев нет новых товаров, — громко прошептала миссис Рэнгл, совершенно не заботясь о том, что ее могут услышать. — Не знаю, зачем я вообще сюда захожу, наверное, только из жалости к бедному Харви.

— И к его дочери, — довольно различимо прозвучал в ответ «шепот» тучной Сьюзан Хендрик.

Сьюзан Хендрик и Майла Рэнгл были самыми известными сплетницами в Согусе. Они регулярно обходили все магазины, собирая пикантные подробности о «покупательских» пристрастиях той или иной знатной горожанки, и несказанно раздражали лавочников тем, что сами практически никогда ничего не покупали.

— Бедная Бланш, — понизила голос Майла. — Мне кажется, все беды идут от ее воспитания. Весь город знает, что она засиделась в девках: скоро двадцать один, а у нее ни жениха, ни приданого. Разумеется, раньше Бланш была слишком хороша для местных парней, а сейчас, когда Харви разорился… Ей давно следовало бы окрутить какого-нибудь английского офицера, как это сделала моя Фиби. Однако Бланш такая своенравная и строит из себя королеву.

Ну, нет, с нее довольно! Бланш была возмущена наглым поведением этих дамочек: стоят себе посреди ее магазина и сплетничают как ни в чем не бывало, обвиняя ее во всех несчастьях семейства Пристли! Сейчас она им покажет!

— Бланш совершенно забыла, как должна вести себя настоящая леди, — поддакнула в этот момент Сьюзан Хендрик. — Одного взгляда на ее руки достаточно! А одежда?! Бланш одевается словно поденщица в каком-нибудь богатом доме.

Гнев Бланш мгновенно улетучился. Она уставилась на свои грубые покрасневшие от работы руки и, вспыхнув от стыда, торопливо спрятала их под передник. Слова Сьюзан глубоко задели ее гордость. Ведь у нее действительно не осталось хорошей одежды: Бланш давно продала все более или менее приличное. К тому же у нее просто не было времени, чтобы делать себе замысловатые прически или украшать свою одежду вышивкой.

Она оставила надежду когда-нибудь выйти замуж. Ей уже, наверняка, никогда не испытать волнения невесты, готовящейся к свадьбе. Судя по всему, судьба уготовила Бланш совершенно иную, одинокую жизнь, наполненную лишь чувством долга. Бедный ее отец, бедная она сама!

Но жалость к самой себе тут же уступила место новому приступу гнева. Она, внучка Арчибальда Пристли, не должна терпеть унижения и оскорбления, тем более в своем собственном магазине, тем более от этих сплетниц, выслуживающихся перед оккупантами!

— Леди, вы желаете что-нибудь купить? — с вызовом спросила она, появляясь перед двумя сплетницами.

Уперев руки в бока, Бланш скользнула взглядом по Сьюзан Хендрик, затем уставилась прямо в лицо Майлы Рэнгл, ощупывающей белый муслин с высокомерием и, как показалось Бланш, с некоторой долей брезгливости. Оставив в покое материю, рука Майлы судорожно вцепилась в большую все еще пустую хозяйственную корзинку.

— Пожалуй, у вас не найдется подходящей ткани для подвенечного платья, — произнесла Майла. — Моя Фиби, как вам известно, скоро выходит замуж за лейтенанта Лайнуса Гринвуда… британского гренадера.

— В таком случае передайте ей мои соболезнования. — Бланш нахмурилась, а затем неожиданно для себя выпалила: — Я уверена, вы непременно найдете достаточное количество ярдов нужной вам ткани где-нибудь в другом месте.

Майла сразу стала пунцовой, поскольку ее дочь, Фиби Рэнгл, славилась своими внушительными размерами в ширину. Дверь магазина негодующе захлопнулась, и Бланш снова осталась одна. В ушах у нее все еще звучали обрывки случайно услышанного разговора: «…засиделась в девках… ее вина… совершенно забыла, как себя вести».

Господи, что это с ней? Почему она приняла эти слова так близко к сердцу? Бланш всегда удавалось держать себя в руках. Нет, нельзя давать волю чувствам! У нее всегда это получалось, получится и на этот раз.

К полудню Бланш удалось продать несколько фарфоровых чашек, какую-то хозяйственную мелочь и несколько ярдов шелка. Она поручила клерку купить немного продуктов и отнести их в дом Пристли. Майкл Фолджер с радостью согласился: все равно у него на данный момент не было никакой работы, а слоняться без дела и получать за это жалованье, было не в его духе.

Когда Фолждер ушел, Бланш подосадовала на себя, что не дала ему немного денег, с тем чтобы он купил для нее какой-нибудь еды. Пустой желудок настойчиво требовал к себе внимания. С каким удовольствием она бы сейчас выпила желудевый кофе, который готовит миссис Адамс. И как ей не пришло в голову захватить с собой пару лепешек?

Девушка осталась совершенно одна. Продавщица Дора на работу сегодня не вышла; правда, прибегал ее младший братишка и сказал, что Дора заболела. Значит, увольняться она пока не собирается, хотя бы это хорошо.

Во время обеденного перерыва Бланш решила вздремнуть немного в кабинете отца, впрочем, фактически это был ее рабочий кабинет. Громоздкую конторскую мебель Бланш недолюбливала. Секретер и шкафы с выдвижными ящиками, набитыми бумагой и документами, напоминали ей о пресловутом чувстве долга, которое на протяжении стольких лет внушала ей Мариса.

На стене, возле двери, висел документ, выданный деду Бланш и подтверждающий его право основать собственную торговую компанию. Этот документ был вставлен в рамочку и успел изрядно пожелтеть от времени. Посреди комнаты стоял добротный стол орехового дерева, который видел лучшие времена и был свидетелем процветания дома Пристли.

Устало опустившись в старое кожаное кресло, Бланш потерла закрытые веки, стараясь избавиться от навязчивых колонок цифр, то и дело возникающих у нее перед глазами. Бланш размяла онемевшие плечи. Господи, сколько всего еще нужно сделать! Но сейчас ей больше всего на свете хотелось горячей еды и благословенной тишины. Цифры, мелькавшие у нее перед глазами, постепенно исчезли, зато вместо них стали возникать картинки аппетитных дымящихся блюд. Бланш отдала бы сейчас все, что угодно, за бифштекс или горячий пирог с мясом, или ломоть яблочного пирога, не говоря уже о ее любимом десерте с миндалем! В конце концов, девушку сморил сон, и она уснула прямо в кресле, в котором сиживал еще ее дедушка.

Но вскоре что-то растревожило сон Бланш, что-то не очень приятное. Запах чеснока. Этот неприятный запах, смешанный с «ароматом» эля, вызывал в ее мозгу только одну ассоциацию. Нет, только не это! На сегодняшний день с нее хватит приключений: сначала выходка отца, потом известие о нападении на фургон, а теперь еще этот отвратительный запах Генри Торна.

Окончательно проснувшись, Бланш увидела прямо перед собой круглое красное лицо с лоснящимся подбородком и мясистым носом. Опираясь толстыми руками о подлокотники кресла, над ней склонился Генри Торн. Его крепкие обтянутые бархатом ноги прижимались к ее коленям, лицо кривилось в плотоядной ухмылке.

— Спишь за штурвалом, Бланш Пристли? Так ты вряд ли ты продашь много товара. Женщины только одной профессии могут зарабатывать, когда они спят.

Генри засмеялся, пахнув на Бланш очередной порцией чесночного смрада. Сморщив носик, Бланш помахала перед собой рукой, отгоняя пары тяжелого дыхания.

— Тебе бы тоже не мешало прилечь после обеда.

— Только с тобой, моя лапочка. — Генри Торн опустил свою лапу на колено Бланш.

— Дай мне встать! — потребовала она. — И немедленно убери от меня свои лапы!

Генри, не переставая похотливо улыбаться, выпрямился и отступил назад ровно на столько, чтобы позволить Бланш подняться с кресла. Не успела она это сделать, как Торн схватил ее, словно в тиски, и, не давая опомниться, прильнул толстыми влажными губами к ее нежному рту.

Бланш отчаянно пыталась вырваться. Она сжала кулаки и принялась молотить по толстому телу Генри Торна. Наконец ей удалось освободиться и глотнуть немного воздуха.

— Пошел вон, негодяй! Убирайся!

Но Торн не обратил на слова Бланш никакого внимания. Он снова схватил девушку за талию и впился губами в ее шею.

— Как ты смеешь, немедленно отпусти меня…

Бланш с силой оттолкнула мужчину от себя и пятилась назад до тех пор, пока не оказалась прижатой спиной к стене между шкафом и секретером.

Торн лишь похотливо хохотнул и, желая подчеркнуть, насколько смехотворны эти усилия, буквально пригвоздил Бланш к стене. С виду Генри Торн казался несколько рыхлым, но под мясистой оболочкой этого наглеца скрывалась недюжинная сила. Несколько раз он уже предпринимал попытки «познакомиться поближе», однако Бланш давала ему резкий отпор, чем, похоже, только веселила толстяка. Оставалось надеяться, что и эта стычка закончится для него еще одним разочарованием.

В конце концов, не осмелится же Торн овладеть ею тут же, на полу кабинета, хотя сейчас он как никогда был близок к этому. Охваченный безумным желанием, Торн, не мигая, смотрел в ее необыкновенные медовые глаза. Изящно изогнутые полуоткрытые губы девушки сводили его с ума. Он плотоядно облизнулся и, не долго думая, приник ко рту Бланш. Его пропахший чесноком язык властно раздвинул ее губы. Этого Бланш выдержать уже не могла: ее просто вырвало.

Генри Торн был вполне нормальным мужчиной, с естественными мужскими потребностями, но его гастрономические пристрастия стали главной причиной, по которой утонченные женщины Согуса всячески избегали общения с ним. Бланш не была исключением. Но, откровенно говоря, не только запах чеснока стоял между Торном и предметом его вожделений.

Генри Торн принадлежал к числу тех людей, которые всего добиваются сами, не брезгуя, правда, никакими средствами в достижении цели. Он жаждал завоевать уважение высших слоев общества почти так же, как богатства и власти. Желания плоти находились у Торна не на первом месте, но присутствие Бланш действовало на них, как красное полотнище на быка. Торн хотел стать владельцем Торговой и фрахтовой компании Пристли, но еще больше он хотел обладать телом Бланш. Поскольку одно желание не исключало другого, Торн собирался приложить все усилия для достижения заветной цели. Он всегда славился своим умением доводить до конца любое начатое дело. Его терпение было поистине безграничным. Но, оказывается, и безграничное терпение однажды может лопнуть.

— Проклятье! — взревел Торн, отпрянув от Бланш.

Девушка зажала рот рукой и поспешила встать за письменный стол так, чтобы он находился между ней и Генри. Торн в этот момент испытывал невероятное унижение. Бланш даже побледнела, увидев, как он яростно ударил кулаком по стене. «Хорошо, что я не успела пообедать», — подумала девушка.

— Я пыталась предупредить тебя… что неважно себя чувствую, — пролепетала Бланш.

Торн оперся руками о крышку стола и угрожающе подался вперед.

— Ты возомнила себя королевой, Бланш Пристли. Считаешь себя самой умной? Но я думаю иначе, — с этими словами толстяк схватил со стола испещренные цифрами листы бумаги и потряс ими в воздухе: — Вот! Это подтверждение того, что женщине место в постели мужчины, а не в кабинете. Ты разорена, и, тем не менее, слишком упряма, чтобы признать это. Ваш последний фургон с товаром стал легкой добычей каких-то налетчиков, а все потому, что тебе нечем платить за охрану! В твоем магазине нет ничего стоящего…

Итак, Торн рылся в ее бумагах и разгуливал по ее магазину, прежде чем наброситься на нее. К тому же он знает о нападении на фургон. А не его ли рук это дело? Зная Торна, Бланш могла предположить, что тот не побрезгует нанять отъявленных негодяев и налетчиков, если это сулит ему выгоду.

Бланш, конечно же, не стала бездоказательно обвинять Генри, чтобы не разозлить его еще больше. Вместо этого она как можно спокойнее сказала:

— Тебя не должно волновать, как идут у меня дела и что лежит на полках моего магазина. Моя жизнь тебя не касается. А теперь уходи, мне нужно работать.

— Я сам решаю, что меня касается, а что — нет. Так вот: Торговая компания Пристли меня очень даже интересует, — Торн попытался через стол схватить Бланш за руку, но она увернулась. — Я собираюсь завладеть этой компанией. А также и тобой в придачу, нравится тебе это или нет. Еще до Рождества, моя дорогая, ты станешь миссис Торн. Я одену тебя как принцессу и заезжу как кобылу.

Глаза Торна плотоядно блеснули, и он захохотал, обдав Бланш очередной порцией чесночного смрада.

— Надеюсь, что твои мечты так и останутся мечтами.

Торн смерил девушку таким взглядом, что у нее внутри все похолодело. Похоже, Генри негласно объявил ей войну. Сумеет ли она одна противостоять ему? Бланш к ужасу своему поняла, что обречена.