Глава 10

Синтия закрыла глаза, чтобы не смотреть на ненавистный белый потолок. Сколько еще ее намерены здесь продержать?

Казалось, она ответила уже на миллион вопросов, причем на некоторые – десятки раз. «Знаете ли вы?» – спрашивали ее, и следовал бесконечный ряд имен и фамилий. Кто они, все эти Лавуазье и Риго-до, Вернье и Беансон? Она и слыхом не слыхивала о них. Кто же их интересует на самом деле, вот об этом догадаться было просто невозможно, поскольку на нее лился щедрый поток информации.

Вскоре она еще раз убедилась, что находится в руках профессионалов. Все ее ответы пропускались через детектор лжи, который был вмонтирован в обеденный стол. В часы допроса из него выдвигался ящик. К тому же в пищу что-то подмешивали – она чувствовала, как постепенно теряет контроль над собой.

Удивительно то, что они следовали договоренности и не задавали тех вопросов, которые обещали не задавать. У Синтии появилась надежда, что ее выпустят, как обещали, если не произойдет что-либо непредвиденное. Случай в таком деле может сыграть решающую роль, скорее – отрицательную, чем положительную.

Да, случай – великое дело.

Она снова вспомнила давнюю погоню за торговцем наркотиками. Трижды в их «форд» едва не врезались встречные машины. Как минимум дважды они чудом не улетели в пропасть, проходя повороты на бешеной скорости по мокрому асфальту. Казалось, они нарушили все законы тяготения. А когда подошли к «шевроле», по ним открыли такой бешеный огонь, что, казалось, в кузове «форда» осталось больше дырок, чем железа. Пять пуль пробили Джеку шляпу, несколько опалили ей волосы, а одна поцарапала кожу головы. Уже после того, как они подстрелили водителя, и преследуемый «шевроле» разбился, их «форд» не вписался в поворот и они оказались зажатыми, словно в тисках, между двумя трейлерами….

Да, многое зависит от его величества случая, только бы он оказался на ее стороне, думала Карлайн, засыпая.

Джек брился, когда зазвонил телефон. Чертыхаясь, он с покрытым пеной лицом кинулся к аппарату.

– Извините, я ошиблась номером, – произнес женский голос.

– Черт ее побрал! – выругался Ритли, возвращаясь в ванную. – Побриться спокойно не дадут.

Ритли вытер насухо лицо, спрыснулся одеколоном. После похищения Синтии он стал по иному относиться к самым простым вещам. И еще он все чаще задумывался об их отношениях. Почему он не женился на Карлайн? Они чудесно провели время в те знойные дни их «медового месяца».

Он воспринял их любовь как служебное задание, где они немного переступили за рамки инструкции, не более. Рано или поздно все должно было закончиться, потому что они – агенты, а не влюбленные. Агенты… Иногда у него возникало желание побольнее уколоть этим Синтию. Может быть, он не верил, что она откажется от профессии ради него? И он не решился задать ей этот щекотливый вопрос, боясь ее насмешливого, издевательского ответа. Зачем было столько учиться, расталкивать локтями крепких парней, доказывая, что она не хуже? Ради того, чтобы в один прекрасный день все бросить, разделить постель с одним из коллег и готовить ему горячие сэндвичи в очередную командировку?

И только потеряв ее, он понял, как много она для него значила. Теперь Ритли мучительно раскаивался в своей гордыне и эгоизме. Ведь они могли, если уж не сочетаться браком, то по меньшей мере продолжить свои отношения, даже здесь, в Ницце, послав ко всем чертям инструкции! Он чувствовал, что просто не выдержит однообразной жизни служащего. Его неудержимо влекли приключения, опасности. Он отдавал себе отчет, что стал почти наркоманом – настолько сильной была зависимость от жизни, наполненной острыми ощущениями. Он не мог разобраться в себе и, похоже, никогда не понимал Синтию.

Раздался еще один звонок.

– Слушаю, – гаркнул Джек.

– Ритли, ты всегда с утра так разминаешь голосовые связки? – услышал он спокойный голос майора Периша.

– Простите, месье, неполадки с телефоном.

– У меня кое-что для вас есть. Через полчаса в офисе.

– Да, месье, через полчаса.

Джек быстро оделся. Лучше не спеша пройтись по улице, чем маяться в номере. Через десять минут он уже подходил к небольшому особнячку, снятому на время операции французскими коллегами.

– Не знаю, что у нас получится, – пожав ему руку, без предисловия приступил к делу майор. – Но случилось невероятное.

«Судя по слову «нас», майор поверил в успех», – подумал Ритли.

– Прокурор дал санкцию на обыск замка Сен-Кам.

– Отлично! Когда мы отправляемся в замок?

– Катер пойдет на остров завтра ранним утром. О том, что в замке будет обыск, помимо нас с вами знают прокурор и капитан Бернье.

Все довольно странно, размышлял Периш, когда за Ритли закрылась дверь. Он и не надеялся, что прокурор даст санкцию на обыск. Прокурор был из тех людей, которые предпочитают перестраховываться, когда дело касалось богатых и знатных фамилий. Периш ожидал услышать категорический отказ, но неожиданно легко получил согласие. Обычно, даже имея веские и неоспоримые доказательства вины, Перишу не всегда удавалось склонить на свою сторону Берчеллини без вмешательства вышестоящего начальства.

Чем больше майор размышлял над происшедшим, тем яснее вырисовывалась картина. Похоже, кое-кому на вершине пирамиды власти не терпится доставить неприятности семейству Карно. Поэтому появилась то дурацкое письмо, этим же объясняется болтливость якобы случайно подвернувшегося Джеку Ритли капитана яхты, вышедшего в ту ночь подышать свежим воздухом. В эту игру вовлечены влиятельные силы. Он же, Макс Периш, пешка в этой игре, которая слетит с доски первой. Он не знал, что его ждет впереди – повышение по службе, или одни сплошные огорчения.

Рене, конечно же, оказался рядом с Ларисой.

– Тебе нравится? – спросил он.

Музыканты исполняли старинную песню. Ларисе послышалось что-то знакомое в грустной мелодии. Ах да, похоже на грузинскую песню. Светлая печаль разливалась по темным залам и комнатам замка, освещенным сегодня по-старинному светом факелов.

– Да, – кивнула Лариса. Ей и в самом деле нравилось загадочное звучание корсиканской мелодии, ей казалось, что она перенеслась в глубь веков. В руках у музыкантов были странные незнакомые инструменты. – На чем они играют?

– Это наша волынка, называется карамуза, – показал Рене. – А вот тот инструмент, напоминающий гитару, – честера. На ней восемь парных струн. Рожок пиола мастерится из рога козы, причем, даже сделанные из двух рогов одной и той же козы, пиолы будут звучать совершенно по-разному. – Послышалась новая песня. – Это очень известная колыбельная, – сказал Рене. – У нас совсем немного лирических песен. Большинство о свободе, о родной земле.

То, без чего корсиканец не может жить.

Рене наблюдал за отсветами пламени, пляшущими в ее глазах, и не мог отвести взгляда. Девушка думала о чем-то своем, глубоко личном, слушая незнакомые песни, и доступа в ее мысли не было никому. Может, она вспоминала свой дом, свою заснеженную Россию… Рене вдруг понял, что ничего не знает о ее родине, кроме того, что это очень большая страна, и зимой там снежно и холодно… «Ей трудно будет забыть свою страну, но придется, как придется забыть мужчину, которого любила. В ее сердце буду жить я, и только я. Но что нужно сделать, чтобы завоевать ее любовь?»

Они больше не проронили ни слова, пока звучала старинная музыка.

Провожая ее после концерта, Рене предложил:

– Позволь я расскажу тебе одну старинную красивую историю о любви, которую услышал еще в детстве от бабушки. – Приняв молчание девушки за согласие, он продолжил: – Это произошло более ста лет назад. Его звали Эмиль, а ее Луиза Морсини. Молодые люди познакомились случайно на улицах Аяччо. Любовь с первого взгляда. Каждый раз обманом и хитростями им приходилось добиваться новой встречи. Они поняли, что им не жить друг без друга и поклялись в вечной любви, хотя хорошо понимали, что их семьи никогда не согласятся на их брак, и решили бежать в другую страну. Все было готово к побегу. Но на одном из последних свиданий Морсини выследили Эмиля и застрелили. Несколько дней и ночей Луиза оплакивала возлюбленного, отказываясь от еды и питья. А когда домашние на некоторое время выпустили ее из виду, она сбежала из дома. Поднявшись на отвесную скалу, девушка бросилась в бушующее море. Говорят, и теперь пастухи видят на скалах хрупкую фигурку в белом платье – ей даже не разрешали носить траур, – но, постояв минутку, она исчезает, словно снова бросается в пучину.

– Красивая история, – кивнула Лариса.

– Это единственный случай, когда молодые люди из враждующих семей любили друг друга.

У Шекспира такая трагедия примирила семьи Капулетти и Монтекки, у нас же, увы, только разожгла ненависть. Сейчас все говорят, что на Корсике больше не осталось вендетты. Но это только половина правды. Да, вендетты в том виде, когда охотились друг за другом со стилетами и ружьями, когда подстерегали врагов на узких улочках городов и поселений, давно не существует. Старинные правила запрещали убивать женщин и детей, но для нас все изменилось лишь в худшую сторону. Если большинство вендетт затухло, то наша с Морсини только разгорелась до такой войны, которая не щадит ни детей ни женщин.

Ты не знаешь еще и десятой доли хроники этой войны, не знаешь о коварстве и низости нашего врага. Ты обиделась за испытание, которое мы устроили, но представь на мгновение, что ты специально была оставлена на берегу, чтобы мы забрали тебя в замок. На первый взгляд, это кажется невероятным, но твое чудесное спасение при падении еще более удивительно.

Лариса уставилась на Рене. Неужели он допускал мысль, что она шпионка Морсини! Заметив недовольство на ее лице, Рене быстро произнес:

– Я ни в чем тебя не подозреваю, Боже упаси. Тем не менее Морсини способны на самые низменные хитрости, чтобы добиться своего, и мы всегда должны быть настороже. Клянусь, больше ничего подобного этому испытанию с тобой не произойдет.

– И на том спасибо, – холодно поблагодарила Лариса, подумав: «Похоже, здесь все просто помешались на этой вендетте». – Мы дойдем сегодня до моей комнаты?

– Я хотел с тобой поговорить, – произнес Рене.

– Я уже простила тебя. Ты это хотел услышать? – Лариса протянула ему руку, и он пылко припал к ней.

«Приятно, когда тебя обожают, – призналась себе Чарская. – Только чем я буду расплачиваться за такое обожание?»

«Неужели опоздала?» – тревожилась она, спеша по коридорам замка. Но яхта покачивалась у причала, на палубе беседовали Жан и Рене, а Катрин еще не видно. Лариса пошла спокойно, и вскоре ее догнала подружка, которая на ходу причесывала длинные волосы. Ловко убрав их в пучок, она весело призналась:

– Проспала!

– Отплываем! – крикнул Рене, как только обе пассажирки оказались на палубе.

Легкий ветер погнал яхту в море. Лариса ловила соленые брызги, стоя у борта.

Через полчаса они бросили якорь. Рене помог ей надеть гидрокостюм и показал, как пользоваться аквалангом.

– Там, на глубине, холодно, – предупредил он, – но ты этого не почувствуешь. Главное, не уплывай далеко от меня.

Лариса кивнула.

Рене надел на нее акваланг и покрепче затянул на поясе ремень.

– А что за знаки на твоих баллонах? – спросила Лариса.

– Это я придумала, – с гордостью заявила Катрин. – У каждого есть свои акваланги – подводное плавание весьма увлекательное занятие, хотя оно вряд ли сравнится с ресторанами и ночными клубами Ниццы, где так весело, так много нарядных людей, – мечтательно вздохнула девушка. – Вот я и раскрасила каждому его акваланг, чтобы было веселее.

«Особенно она постаралась над своим, где изобразила три красные розы среди буйства ярких красок», – подумала Лариса и перевела взгляд на акваланг Рене.

– А это что за птицы? – спросила она.

– Нравится? – радостно засияла девушка. – Я изобразила альбатроса.

– Ты любишь рисовать?

– В детстве очень любила. Но у меня нет учителя, а рисовать без школы – одно баловство.

Что изображено на акваланге Жана Лариса не успела разглядеть. Рене уже надел маску, и она поспешила последовать его примеру.

Они по очереди прыгали за борт. Вслед за Ларисой – Рене. Он догнал ее под водой, и девушка увидела его улыбку, слегка искаженную водой и маской. Девушка старалась дышать, как учил Рене, делая редкие и глубокие вдохи. «Все в порядке?» – жестом спросил он. Лариса подняла вверх большой палец. Рене, работая ластами, устремился в морские глубины, Лариса – за ним. Неподалеку держались Жан и Катрин.

Все четверо медленно погружались в царство темно-красных кораллов, которые словно соперничали между собой в причудливости и изысканности форм. Опутавшие их водоросли извивались и колыхались в струях морских течений, подобно спутанным гривам лошадей.

Лариса взглянула на Рене. Его глаза за маской показались неправдоподобно большими. Он ободряюще тронул ее за плечо. Стайка пестрых рыбок окружила их, пока они не спугнули их резкими движениями. Рене показал рукой вперед, и аквалангисты поплыли над самым дном моря. Лариса обернулась и заметила, как прямо на них надвигается что-то большое и плоское, похожее на камбалу… Девушка испуганно схватила Рене за ногу. Он обернулся и сделал успокаивающий жест. «Надо будет спросить, что это за чудовище», – подумала Лариса, когда рыба бесшумно исчезла в темных глубинах.

Теперь Жан с Катрин оказались впереди, а они их догоняли. Вскоре Лариса увидела темнеющую впереди стену, а в ней – несколько входов в пещеры, над которыми нависали низкие уступы. В тусклом голубоватом свете узкие проходы выглядели жутковато и вызывали мистический страх. Но, очевидно, не только у нее, потому что Жан зажег фонарь и направился в одну из пещер. Все последовали за ним и оказались в узкой, но довольно длинной нише. Рене держался вблизи от Ларисы, всем своим видом показывая, что бояться нечего. Луч фонаря выхватывал фрагменты стен, и они начинали сиять необычным хрустальным светом. Зрелище было захватывающим, и девушка постаралась сосредоточиться на красоте этого фантастического подводного мира, отгоняя дурные предчувствия. Но вскоре предчувствия оправдались. Ей почему-то стало тяжело дышать, словно не хватало кислорода! Она, задыхаясь, судорожным движением вцепилась в Рене. Он оглянулся на нее с восторженно-сияющими глазами, очевидно, думая, что она хочет поделиться своей радостью от увиденного. Но вместо ее восторга, увидел, как Лариса, закатив глаза, судорожно пытается глотнуть воздуха. Или у нее кончался кислород, или зажало шланг! Рене быстро осмотрел снаряжение девушки: нет, все в порядке. Значит, кончился запас кислорода в баллонах, что казалось совершенно невероятным. Он сорвал с себя и с нее маски, свою дыхательную трубку поднес к ее рту. Она сделала несколько жадных вдохов.

Жан, осветив их фонарем, бросился на помощь. Рене жестом показал, чтобы Лариса зажала рот и передала ему трубку. Он тоже сделал три вдоха и снова передал ее Ларисе. Жан начал освобождать девушку от ненужного акваланга. Рене потянул ее из пещеры, постоянно передавая свою трубку, но как все происходило, Лариса понимала будто сквозь сон. Выбравшись из пещеры, она попыталась резко всплыть верх, но Рене остановил ее, заставив подниматься медленно. Он крепко держал ее в руках, и подъем показался ей вечностью.

Наконец она глотнула воздух полной грудью. Он был таким сладким, таким божественно-пьянящим, будто самое прекрасное вино.

– Ты спас меня! – прошептала она.

Рене смотрел на нее с тревогой и любовью. Услышав ее слова, улыбнулся и замахал рукой, чтобы привлечь внимание Марка на яхте:

– Сюда, сюда! – крикнул он Галини, который, заметив Рене и Ларису, начал быстро выбирать якорную цепь. Вскоре все четверо ныряльщиков были на борту. Зубы Ларисы выбивали нервную дрожь, она отчаянно мерзла.

– У тебя есть чем согреться? – обратилась девушка к Марку, и тот бросился в каюту. Он принес полный стакан с какой-то жидкостью. Лариса выпила его залпом, закашлялась, но приятное тепло быстро разлилось по телу.

– Неразбавленный виски, – заметил Марк и подал Ларисе полотенце. Переодевались и остальные. Катрин, едва сбросив акваланг, подбежала к ней. Она была напугана и взволнована.

– Успокойся, – улыбнулась Лариса. – Все в порядке.

– Я так испугалась! – призналась Катрин. – Ты едва не погибла!

– Да, если бы не Рене, я на тебя сейчас смотрела бы с неба. – Лариса улыбнулась своему спасителю.

Рене хмурился, ему вся эта история не нравилась. Поймав ее взгляд, он подошел к ней и порывисто обнял, крепко-крепко прижав к себе, точно все еще боялся за ее жизнь. Она покорно спрятала лицо у него на груди: ей было так плохо, так хотелось тепла и нежности… Если бы они были вдвоем, то трудно предугадать, как бы далеко они зашли, но от взглядов Жана и Катрин на яхте не спрятаться. Рене неохотно отпустил ее:

– Извини.

Лариса, обессиленная случившимся, растроганная своим очередным чудесным воскресением, была на редкость мягка и податлива, но Рене не почувствовал этого.

– Ты действовал поразительно хладнокровно. – Лариса готова была расточать ему комплименты.

– Я не мог оставить тебя внизу. Ты мне нужна здесь.

– Хватит, брат, – поморщился Жан, словно от зубной боли. – Наворкуетесь в ее комнате, оставшись наедине. Неужели вам мало ночи?!

– Жан, ну зачем ты? – упрекнула Катрин, которой стало неловко за брата. К тому же она увидела, как напряглись желваки на лице Рене, и испугалась крупной ссоры.

– Противно смотреть! – бросил Жан, сплюнул и спустился вниз.

Рене не сомневался, что кто-то пытался убить русскую девушку, причем этот человек знал, какие баллоны предназначены Ларисе и заранее выпустил воздух, оставив ровно столько, чтобы хватило на погружение, но не осталось на возвращение.

«Мари, больше некому», – мелькнуло у него в голове. Неужели она не оставила безумной идеи покончить с соперницей? Но способна ли она на такой изощренный и продуманный ход? Судя по всему, у нее был помощник.

Рене невольно подумал про Жана.

Вечером Рене пригласил Ларису к себе на ужин. Верхом неприличия было отказать своему герою. Он спасает ее во второй раз.

Она должна сделать выбор: брак с нелюбимым или смерть. У нее не было никакого желания бросаться с башни только ради того, чтобы избежать близости с Рене. Это хоть и романтично и достойно пера великих писателей, но ужасно глупо.

Что же остается? Отдаться во власть Рене и стать ему верной и любящей женой, матерью пяти или десяти детишек? И на всю оставшуюся жизнь заточить себя в замке на острове, стоящем посреди бескрайнего моря. Впрочем, когда родишь третьего или четвертого, тебя будут отпускать на «большую землю» прогуляться, все равно детей уже не бросишь. В свой «Двадцатник» она, разумеется, еще не знала, что такое материнская привязанность, но дети были у ее родителей, были родители, и у подруг тоже. Появятся дети – и она навсегда будет прикована к каменному мешку Сен-Кам. Замысел Филиппа Карно до гениальности прост. А потом принудят ее заниматься вместе с ними темными делишками.

Лариса оказалась в ловушке всемогущего Филиппа Карно. Оставалось только одно – бежать. Она еще не знала, как это сделать, а у нее очень мало времени. Сегодня встреча с Рене, а чем она закончится…

– Сколько не стой у окна – ничего, кроме моря, не увидишь, – вздохнула Лариса и села в кресло.

«Счастливая звезда». Ей, кажется, грех жаловаться. Она умудрилась уцелеть в таких жутких передрягах, что просто голова кругом! Но, с другой стороны, почему именно на нее свалились все эти приключения?!

Она вспомнила древнегреческий миф из жизни великих олимпийцев, когда крепко повздорили два Бога на Олимпе. Наверное, власть не поделили, больше нечего! И поспорили Зевс – самый главный Бог – и кто-то из тех, считавших себя не хуже Зевса. Один сказал, что люди не выдержат серьезного испытания, а второй доказывал обратное. И вот один Бог начал чинить земному герою – то ли Гераклу, то ли Персею – разные жуткие пакости и подлости, а второй поддерживал своего «протеже», стараясь помочь во всех испытаниях. И помнится, земной герой всего добился, вышел целым и невредимым из всех передряг и женился на своей любимой.

Легенда очень напоминала ее похождения. Препятствия появлялись одно за другим, но всегда возникало одно спасительное обстоятельство, благодаря которому она оставалась жива.

Она взглянула на часы. Не нужно заставлять героя ждать слишком долго…

Рене не скрывал своей радости, да и не смог бы скрыть при всем желании.

– Я угощу тебе совсем необычным блюдом, которое ты, уверен, никогда не пробовала. Жареные каштаны! Наше национальное блюдо. У вас в Москве каштаны не растут, но у нас из них чего только не готовят, даже хлеб пекут.

– Хлеб?

– Каштаны долго сушат, потом изготовляют муку…

В это время Катрин внесла в столовую большую тарелку, от каштанов шел пар.

– Осторожно, они горячие, – предупредил Рене. – Но их едят, пока не остыли.

– У нас так едят картошку, сваренную «в мундире», – объяснила Лариса, сдирая с каштана шкурку.

– Выпьем за твое спасение! – Рене поднял бокал с вином.

– Очередное спасение, – рассмеялась Лариса. Рене улыбнулся, ему нечего было добавить к ее словам.

– Настоящее корсиканское, – гордо пояснил он, когда они осушили свои бокалы. – Выстаивается в специальных бочках.

«А он опасается меня», – поняла Лариса, внимательно наблюдавшая за взволнованным, напряженным лицом Рене.

Но корсиканское вино придало ему смелости.

– Если есть на свете женщина, которая способна пленить любого мужчину, то это ты, – серьезно глядя Ларисе в глаза, сказал Рене. – Ничего удивительного, что я без ума от тебя. Ты – как пантера, самое красивое животное Чересчур напыщенные признания Рене раздражали Ларису, ей хотелось, чтобы атмосфера их вечера была более непринужденной.

– Значит, я хищница? – Лариса оторвала виноградинку и отправила в рот.

– Нет, но ты такая же грациозная и гибкая.

– И ты меня не боишься?

– Я боюсь не тебя. Я боюсь, что ты не согласишься стать моей, и только моей! – Рене взял ее за руку. Лариса продолжила опасную игру.

– Неужели такой красивый, сильный, мужественный и богатый мужчина может сомневаться в себе?

– До встречи с тобой я никогда не испытывал сомнений…

– А много у тебя было женщин? Рене ответил не сразу.

– Мне кажется, до тебя я никого не знал. Я их не помню, потому что не любил.

– Рене, тебе же «кажется», – Лариса подчеркнула это слово. – А завтра тебе может показаться, что ты не любил меня, и тебе покажется, что ты любишь другую… Я тебе наскучу, и что тогда?

– Не говори так. Ничего мне не кажется, я знаю совершенно точно: то, что было до тебя, нельзя даже сравнивать… – Рене подвинулся к ней вплотную. Она чувствовала на своей щеке его обжигающее дыхание. Его страсть невольно передалась Ларисе. Игра была опасной, и ей уже не хотелось защищаться от неизбежного.

Лариса не могла понять – то ли от ощущения опасности, то ли от его близости – она испытывала такое возбуждение. Рене ждал, что она уступит сама, и боясь потерять над собой контроль, напрягся так, что капельки пота выступили на лбу. Он не говорил, но древний зов страсти в его глазах был таким влекущим, таким сладостным…

Лариса с трудом нарушила пьянящую, фантастически волнующую тишину:

– Рене, ты меня очень мало знаешь. Вдруг твоя любовь – просто обман, наваждение, сон?

Рене вздрогнул от ее слов. Лицо его потемнело. Он понял, что женщина нарочно нарушила прелесть момента, ее трезвые слова все убили. Лариса в ту же минуту встала, подошла к шкафу, где стояли книги и гравюры. Совершенно спокойным голосом, словно ничего не произошло, спросила:

– Я давно хотела узнать, что это за гравюры? Наверное, очень ценные?

Рене не скрывал своего разочарования. В глазах застыла откровенная обида, он подошел, встал близко-близко у нее за спиной, начал рассказывать историю коллекции. Равнодушно, без всякого выражения. Но его горячее дыхание снова обжигало ей затылок, и ноги начали предательски дрожать. Он словно невзначай положил руку ей на плечо. Мужчина говорил спокойно, но внешнее спокойствие давалось ему с большим трудом. Рене стоял теперь совсем близко, касаясь ее бедра. У Ларисы кружилась голова. Он повернул ее к себе, приник губами к ее губам лихорадочным, торопливым поцелуем.

Дрожь желания пробежала по ее телу, и мужчина почувствовал это. Он стиснул ее в объятиях так крепко, что она невольно вскрикнула.

«Нет, – сказала себе Лариса, – нужно уйти, иначе…»

Она осторожно высвободилась из его рук.

– Ты слишком торопишься. Неспелыми ягодами можно отравиться, – сказала она, машинально поправив прическу. – Я сегодня уже просто устала от приключений. Да, кстати, – она отодвинулась и посмотрела в его смущенные глаза смеющимся взглядом, – ты уже узнал, почему именно в моем акваланге оказалось так мало кислорода?

Рене вздрогнул, точно от выстрела пистолета.

Она добилась своего, она испортила ему вечер. Но ощущение ее гибкого тела в своих объятиях Рене не мог забыть. Его воля была парализована всепоглощающим желанием.

С рассветом полицейский катер покинул Марсельский порт. На борту вместе с Ритли и капитаном Бернье находилась небольшая команда судна и чертова дюжина парней спецгруппы. С моря дул легкий бриз. Безоблачное небо обещало ясный тихий день. Разговаривали вполголоса, стараясь не разбудить обитателей дорогих яхт. Они отплывали из Марселя, а не из Ниццы, чтобы никто не успел предупредить хозяев Сен-Кама.

Проплыв милю на малом ходу, судно, развив максимальную скорость, устремилось к острову. По расчетам, они должны были прибыть к месту ранним утром. Ритли очень рассчитывал на внезапность. Джек прошел на нос судна и закурил. Он не заметил, как рядом появился Бернье.

– Нервничаешь? – обратился он к Джеку. Тот кивнул. Невозмутимый Бернье сразу расположил его к себе, теперь их отношения были гораздо менее натянутыми. – Чему тут удивляться. Вы с Синтией работали вместе пять лет.

– Шесть, – уточнил Ритли.

– За это время партнер либо должен надоесть до чертиков, либо стать твоим вторым «я». Мне приходилось бывать в подобных переделках. И знаешь, я пришел к простому выводу: ничего нельзя предугадать заранее. Тщательно продуманные операции летят к черту из-за внезапной смены погоды, не предсказанной синоптиками. А шанс, который кажется меньше муравья, вдруг приносит крупный успех.

– У нас муравей?

Бернье не стал кривить душой:

– Вероятность удачи невелика. Трудно поверить в то, что ребята с острова работали так чисто, что мы ни разу не сели им на хвост. Похоже, этот Карно перешел кому-то дорожку, с ним решили свести счеты.

– Значит, шансы невелики.

– Да, не следует обольщаться. Говорю тебе с тем, чтобы ты в замке не горячился. Если наша версия ошибочна, мы повергнем представителей сего почтенного старинного семейства в шок.

– А кто они, эти Карно?

– Корсиканцы, – бросил Бернье и замолчал, очевидно, считая эту характеристику исчерпывающей. Но увидев, что ответ не удовлетворил американца, продолжил: – Карно живут в замке без малого двести лет. Когда-то их предок, потеряв семью в вендетте, переселился на уединенный остров. Вендетта осталась лишь в легендах, но корсиканцы так горды и обидчивы, что каждый может схватиться за нож, если сочтет себя оскорбленным.

– Учту ваши предостережения, – буркнул недовольно Джек.

– Да, лучше не злить их без повода. А главное – нужно быть спокойным и хладнокровным, поэтому советую вздремнуть. До острова еще далеко.

– Пожалуй, воспользуюсь вашим советом. Вот докурю и пойду в каюту.

Он дождался восхода солнца и спустился вниз. Нет, он даже не надеялся уснуть. Для этого ему потребовалась бы целая пачка снотворного. И все-таки он задремал с мыслями о Карлайн.

Загрузка...