Похищенный жених

Глава 14

На следующее утро Фиона принесла корзинку с шитьем в гостиную. После неторопливого завтрака Джек заявил, что собирается уйти, и она испытала легкое беспокойство. Она нисколько не сомневалась, что ее столкновение с Лусиндой Федерингтон активно обсуждается в свете.

Она придвинула стул к окну, где было посветлее, вынула небольшой кусок кружева и принялась за работу.

Время шло, и, когда она посмотрела на небо, солнце было уже высоко над головой. Фиона взглянула на часы над камином. Да, уже становилось поздно! Грегор и Дугал говорили, что собирались устроить с ней прогулку на лошадях в парке, и ей хотелось провести какое-то время с братьями. Сейчас, после смерти Каллума, она жалела, что мало общалась с ними.

Вспомнив Каллума, Фиона задумчиво улыбнулась. Ему бы понравился Лондон. Он всегда хотел побывать в нем.

На Фиону накатила волна грусти, но она заставила себя сосредоточиться на кружевной шляпке, над которой трудилась, и окинула ее критическим взглядом.

– Смотрится красиво.

Вздрогнув, она обернулась и увидела Джека, прислонившегося к дверному косяку и скрестившего на груди руки. Он был одет в костюм для верховой езды: китель плотно облегал его широкие плечи, бежевые бриджи заправлены в высокие сапоги, отполированные до зеркального блеска.

По выражению его лица Фиона попыталась понять, узнал ли он что-либо о ее столкновении с Лусиндой, но лицо его было непроницаемым.

– Я не слышала, как ты вошел, – сказала она.

Он оторвался от дверного косяка и направился на середину комнаты.

– Это потому, что я прошел через заднюю дверь, со стороны конюшен.

– Понятно. – Фиона теребила рукоделие, чувствуя себя несколько смущенной.

Джек подвинул к себе стул и сел.

– Фиона, я должен задать тебе один вопрос.

Она сделала вид, что очень занята распутыванием узла на нитке.

– Да?

– Да. Я слышал одну очень интересную сплетню.

Проклятие! Она продолжала распутывать узел.

– Фиона, ты ничего не забыла рассказать мне вчера вечером?

– Забыла? Нет, я так не думаю. – Опустив голову, Фиона стала копаться в корзинке для шитья. Ей требуется голубая нитка… Ну вот. – У меня совсем закончились голубые нитки. – Она вскочила на ноги. – Я пошлю горничную за ними на рынок.

– Фиона…

Она поймала суровый взгляд Джека, вздохнула и снова села.

– Мне надо поработать над инициалами на кромке. У меня много желтых ниток…

– Фиона, – сказал Джек еще более строгим голосом, – отложи в сторону эту чертову корзину!

Вздохнув, Фиона сложила рукоделие и положила в корзинку, после чего скрестила руки на коленях.

– Я с удивлением узнал, что твое имя на устах у всех и каждого, Фиона.

Она закусила губу.

– Я полагаю, что мне следовало все рассказать тебе вчера.

– Господи, и о чем ты только думала?

– Я не думала, по крайней мере тогда.

– А ты не могла просто уйти?

Фиона ощетинилась.

– Я не собиралась устраивать сцен, но она была настроена непременно поговорить со мной.

– И что? Она не могла рассказать ничего интересного, что могло бы нас интересовать.

– Могла, и немало. Она рассказала мне… о вас двоих. Она знала также о том, что я похитила тебя и принудила жениться на себе. – Фиона устремила на Джека полный укоризны взгляд. – Было очень обидно узнать, что ты поделился этой информацией с ней.

– Я никому не рассказывал, как мы поженились. Я не знаю, откуда она об этом знает.

– Она вела себя со мной безобразно, и я нисколько не жалею, что выплеснула ей в лицо воду из вазы. – Затем Фиона мрачно добавила: – А если бы она находилась вне дома, она промокла бы гораздо сильнее.

Джек покачал головой:

– Я уже тогда подумал, что что-то случилось. Уж слишком сильным был запах сирени.

Щеки у Фионы заполыхали.

– Сейчас я сожалею, что устроила сцену. – После некоторого колебания она спросила: – Джек, а когда ты перестал с ней встречаться?

– В ту самую ночь, когда ты и я приехали в город. Это отличалось от того, что сказал Кемпбелл.

– А ты любил ее?

– О Господи, нет! – Джек нахмурился.

– Она сказала, что ты собирался на ней жениться.

– А лорд Федерингтон председательствовал бы на нашей свадьбе? – саркастически проговорил Джек.

Слава Богу!

– Я думаю, обо мне говорят много.

Джек коротко засмеялся.

– Да, хотя и не так, как ты полагаешь. Я получил не менее восьми приглашений сегодня, три из них – от самых строгих ревнителей светского этикета. Кажется, ты приобретаешь вес в свете.

– У женщин, в этом я уверена. Я полагаю, они не слишком любят Лусинду.

Джек хмыкнул.

– Тебе, должно быть, будет интересно узнать, что всю эту ночь дождь как из ведра безостановочно лил над домом Лусинды. Я слышал, что у нее протекла крыша и залит подвал с вином.

Фиона тщетно попыталась подавить улыбку.

– Ах, Джек, не говори мне об этом! Я и без того отвратительно чувствую себя из-за того, что вылила ей на голову целую вазу воды!

– Ну, она ведь не растаяла.

– Нет, не растаяла, но я не хочу, чтобы при этом фигурировало и твое имя.

– Дорогая, мы женаты. Камо грядеши и все такое прочее.

Их взгляды встретились. Фиона не могла дышать. Эти библейские слова были полны глубокого смысла, намекая на будущее, которое, как они знали, принадлежит не им.

Нахмурившись, Джек быстро встал, как бы спеша отмежеваться от этих слов и удалиться от нее.

– Фиона, я не имел в виду…

– Я знаю. – Она сдержанно улыбнулась. – Это всего лишь расхожее выражение.

Пробили часы, Фиона встала и забрала корзинку с рукоделием.

– Мне пора идти. Я обещала братьям встретиться с ними в парке для конной прогулки, но я до сих пор не оделась.

– Погоди. – Джек подошел к ней, поймал ее руку и поднес к губам. – Жаль, что ты торопишься.

– А что?

Наклонившись, он зашептал ей на ухо:

– Мы могли бы дать им возможность остудить себе пятки в течение нескольких минут, а? Совсем немного…

Фиона закрыла глаза, колени у нее ослабли, и она оперлась на него для поддержки.

Он забрал из ее рук корзинку и отставил в сторону, затем подтянул к себе Фиону и опустился на кресло, держа ее у себя на коленях.

Фиона обвила руку вокруг его шеи и страстно поцеловала в губы, а он тем временем стянул с себя бриджи. Обнажилось его мужское естество, и Фиона ощутила спазм в горле. Когда она обхватила пальцами толстый ствол и слегка его сжала, Джек откинул голову и застонал.

Воодушевленная подобной реакцией, Фиона провела ладонью вдоль ствола, мякотью большого пальца ощутила на кончике бусинку влаги.

– Фиона! – простонал Джек, крепко прижимая ее к себе. – Прошу тебя…

Сердце колотилось в ее груди, дыхание сделалось прерывистым, все тело дрожало. Она так же страстно хотела его, как и он ее. Джек обнял ее за затылок и притянул ее рот к своим губам, запечатлев обжигающий поцелуй.

Боже, как же она хотела его! Сейчас, сию минуту. Фиона повернулась, располагаясь в кресле над ним, и кресло заскрипело под их тяжестью. Оказавшись лицом к лицу с Джеком, она задрала юбки и оседлала его бедра.

Было что-то развратное в том, что она находится над ним, обнимая его своими ногами в чулках, и в этом была особая пикантность.

Груди у нее набухли, все тело звенело в предвкушении, когда его ствол прижался к ее самым интимным местам, и лишь тонкая материя ее рубашки разделяла их тела. Фиона прижалась к стволу и несколько раз потерлась о него.

Дыхание Джека сбилось, он не сводил взгляда с Фионы, словно она была единственной женщиной на свете. Продолжая тереться о него, она вынула шпильки из волос, и они тяжелыми волнами упали ей на плечи.

Джек впился руками в ее бедра. Внезапно она поучаствовала, что желает большего. Ей хотелось ощутить его поцелуи на своем обнаженном теле.

Фиона расстегнула платье и спустила его до талии. Еe груди, прикрытые тонкой рубашкой, оказались на одном уровне со ртом Джека. Его рот тотчас же впился поцелуем в грудь, доведя по очереди соски до твердости камешка и намочив рубашку. Фиона застонала, откинув голову назад, извиваясь от сладостных ощущений и все возрастающего желания.

Его бедра двигались под ней, затем он запустил руки ей под юбки. Он отодвинул в сторону ее рубашку, и его пальцы погрузились в жаркое и влажное лоно. Фиона ухватилась за его рубашку и застонала. Пальцы Джека задвигались внутри ее энергичнее, быстрее. При каждом его движении она ощущала, что все ближе момент ее бурного освобождения. Она покачивала бедрами, насаживаясь на его пальцы до тех пор, пока не почувствовала, что волны сладострастия нахлынули на нее, затопив всю целиком, и она, обнимая Джека за шею, в полузабытьи повторяет его имя.

Фиона ощутила настойчивое давление тугого мужского ствола, и, хотя у нее еще не затихли сладостные спазмы, ей захотелось ощутить его внутри себя.

Джек тихонько застонал, когда она вобрала в свое лоно его жезл, пульс у него резко участился. Никогда в жизни ему не доводилось видеть более впечатляющего зрелища, нежели выражение величайшего удовольствия на ее лице, и ему захотелось продлить этот момент. Она была такой страстной, такой желанной, такой родной. Он прижался ртом к ее грудям, его дыхание сделалось шумным и прерывистым.

Фиона медленно качнулась вперед, затем назад, после чего стала ритмично над ним раскачиваться. Джек испытывал сладостную муку от этих движений, его тело сосредоточилось на той точке, где они соединялись в одно целое, на чувственных ощущениях, которые создавали ее башмачки, соприкасающиеся с его бедром.

Господи, он так любил эти башмачки, хотя и не в такой степени, как ее самое, когда она, влажная и жаркая, извивалась и двигалась над ним.

Джек снова застонал, не в силах перевести дыхание. Он излился в нее, и его стоны слились с ее стонами, когда обоих затопило наслаждение.

Содрогнувшись в последний раз, Фиона упала на Джека. Сердце его гулко колотилось: никогда он еще не обладал более эротичной и чувственной женщиной.

Фиона спрятала лицо на шее Джека. Какая головокружительная, потрясающая, заставляющая обо всем забыть любовная схватка! Ее тело все еще не могло окончательно успокоиться.

Судорожно втянув в себя воздух, она выпрямилась. На лице Джека появилась улыбка удовлетворения.

Внезапно до нее дошло, что эпизод с Лусиндой доказал одну вещь: если она не примет меры, ее эмоции способны выйти из-под контроля. С этим мужчиной не нужно было вызывать гром. Он рокотал в ней всякий раз, стоило ей только посмотреть на него.

И как только у нее появится ребенок, Джек уйдет.

Она сползла с его колен.

Джек попытался удержать ее.

– Не спеши.

– Я бы осталась, если бы могла, но я должна вымыться и переодеться. Ты ведь знаешь, что мои братья не умеют терпеливо ждать. Если я не встречусь с ними в самое ближайшее время, они приедут за мной. Я не думаю, что ты жаждешь их видеть.

– Нет. Мне достаточно одного злющего шотландца Хэмиша.

Фиона улыбнулась.

– После того как я повидаюсь с братьями, я намерена навестить Бонд-стрит и поискать там ленту для шляпки, которую я шью.

Джек развел руки.

– Ты свободна, словно птица, любовь.

Она свободна, ничто их не связывало. Казалось, сам дьявол подстрекнул ее к тому, чтобы небрежно сказать:

– Да, конечно, свободна. Я еще не решила, куда я пойду развлекаться сегодня ночью. Возможно, в игорный зал. Так что не жди меня!

Джек вскочил на ноги.

– Ты не пойдешь в игорный зал.

Фиона только вскинула брови.

– Ты не понимаешь, насколько они могут быть опасными. Они переполнены негодяями, ворами и…

– Мужчинами вроде тебя. Если для тебя это достаточно хорошо, то и для меня тоже. Джек, я знаю, что ты ценишь свою свободу больше всего на свете. Когда мы только появились в Лондоне, ты дал мне понять, что будешь делать то, что ты хочешь, и не ожидаешь никаких жалоб с моей стороны.

Джек сунул руки в карманы, пытаясь скрыть от Фионы, насколько он расстроен.

– Фиона, я просто…

– Больше нечего обсуждать, Джек. Ты можешь делать что тебе нравится, и я не буду жаловаться.

Это было хорошо. Она даст ему свободу, позволит жить своей жизнью, это именно то, что он постоянно хотел. Он нахмурился:

– А ты?

– Естественно, я тоже буду ходить туда, куда пожелаю. Мне эта идея современного брака кажется удивительно привлекательной. – Фиона взялась за ручку двери. – А теперь извини меня, я должна идти, иначе будет поздно.

Долго после того, как дверь за Фионой захлопнулась, Джек оставался на одном и том же месте, и в его мозгу бушевали противоречивые мысли. Вероятно, он только что выиграл спор, однако он не чувствовал себя победителем.

Он провел рукой по волосам и невидящим взором посмотрел в окно. Фиона постоянно приводила его в смятение и ставила в тупик. Даже тогда, когда он считал, что хорошо знает ее, она удивляла его. Взять хотя бы эту ее стычку с Лусиндой, которая была отнюдь не робкого десятка. Под покровом фальшивой беспомощности Лусинда на самом деле была нервной и жесткой. Поначалу он находил ее бессердечность забавной, но со временем она ему приелась.

Фиона изменила все. Она предоставила ему свободу, но он не был уверен в том, что не потерял чего-нибудь взамен. Он понимал лишь то, что, поскольку она стала ожидать от него большего, он стал осознавать, что, возможно, его идеальная жизнь была не столь уж идеальной. Были вещи, которые ему следовало бы сделать и следовало делать. Во многих случаях до женитьбы на Фионе он позволял всему идти своим чередом. Теперь этого было уже недостаточно.

– Милорд?

Джек обернулся и увидел в дверях Девонсгейта с бутылкой бренди в руке.

– Я пришел, чтобы наполнить графин бренди. Я не помешаю вам?

– Нет-нет. Действуй.

Дворецкий поклонился и подошел к столику у окна. Джек наблюдал затем, как Девонсгейт наполнил графин, затем протер бокалы и поднос.

– Девонсгейт, как ты думаешь, я хороший хозяин?

Лицо дворецкого приобрело комическое выражение, когда он вскинул брови, что подчеркнуло округлость его головы.

– Милорд?

– Ты слышал меня. Ты считаешь меня хорошим хозяином? И не изрекай банальностей. Я требую правды.

Девонсгейт молча подошел к двери и плотно притворил ее.

– Милорд, это очень трудный вопрос. Вы хороший хозяин… и в то же время не очень хороший.

– Что ты имеешь в виду?

Дворецкий осторожно посмотрел на Джека:

– Ну, вы определенно щедры в смысле платы за работу. Я никогда не слышал, чтобы вы жаловались, будто платите больше, чем кто-то того стоит.

Это происходило потому, что Джек не имел понятия, сколько платили его слугам.

– Далее, – задумчиво проговорил Девонсгейт, – вы редко вмешиваетесь в ведение хозяйства. – Дворецкий поймал мрачный взгляд Джека и поспешил добавить: – Уверяю вас, слуги ценят это качество в хозяине.

– Я не вмешиваюсь в дела своих слуг, потому что не замечаю, что они делают. Вряд ли это хорошее качество. Девонсгейт, сколько у нас лакеев?

– Двенадцать.

– Так много?

– Да, милорд.

– А я не имел понятия! Они все носят ливреи, выглядят настолько похожими друг на друга, что я… – Джек покачал головой. – Я не жалуюсь, потому что не имею понятия, кто они такие. Однако кто об этом заботится?

– Прежде это был мистер Траутмеи, милорд.

– Мой управляющий? Он обычно приходит сюда дважды в неделю, надоедает мне разной болтовней. Я не видел его в последнее время.

– Это потому, что вы прогнали его, милорд.

Джек нахмурился:

– Когда я это сделал?

– Два месяца назад, милорд. Вы сказали, что устали от того, что он всегда хочет, чтобы вы что-то подписывали. Вы велели одному из лакеев выпроводить его.

Джек снова провел ладонью по волосам. Фиона оказалась права, позволив ему идти куда он хочет. Она никогда не останется с таким безответственным человеком.

Он подошел к окну и выглянул на улицу. Ему никогда не приходилось беспокоиться о своем состоянии, поскольку большая часть его была вложена в инвестиции, ему нужно было лишь тратить прибыль. Вплоть до последнего момента он был вполне счастлив, что ничего об этом не знает.

– Девонсгейт, я намерен все изменить. Я понимаю, что во многом был не прав.

– Вы слишком строги по отношению к себе. Большинство деталей по ведению хозяйства в доме ложится на хозяйку дома, а ее до недавнего времени не было.

Джек в задумчивости выпрямился.

– Это верно. Осмелюсь предположить, что я управляю домом вполне приемлемо для холостяка.

Девонсгейт ничего не сказал. Повернувшись, Джек посмотрел на него. Дворецкий, как бы извиняясь, улыбнулся:

– А, да! Вполне.

Джек прищурился.

– Ты работал на графа Беркшира до его женитьбы. Он знал, сколько у него лакеев в услужении?

Девонсгейт заколебался. Сердце Джека упало.

– Он, конечно, знал, не правда ли?

– Да, милорд.

– И Беркшир знал, сколько они получают?

– Да, милорд. Он сам и его управляющий очень следили за этим.

– Мне никогда не нравился этот Беркшир. Смею предположить, что этот негодяй знал имена всех своих слуг.

– Он внимательно следил за хозяйством. Он был щедрый человек, дарил подарки на день рождения. Для камердинеров, обслуживающих хозяев, он даже устраивал дополнительный праздник на Рождество.

– Черт бы побрал этого образцового хозяина! – Джек вздохнул. – Девонсгейт, настало время привести в порядок мой дом. Пожалуйста, проинформируй мистера Траутмена, что я хотел бы видеть его завтра после обеда и обещаю не выпроваживать его из дома.

– Да, милорд, – откликнулся просветлевший Девонсгейт.

– Хорошо. А когда это сделаешь, принеси мне счета к оплате и список слуг с описанием каждого из них.

– С описанием?

– Да. Рост, цвет волос, глаз и все такое прочее. Я собираюсь выучить их имена. Мне понадобится помощь в этом.

– Да, милорд. Я прослежу за этим. – Девонсгейт откашлялся. – Милорд, это очень мудрый шаг. Ее светлость будет очень довольна.

Джек нахмурился:

– Я собираюсь это сделать не ради нее. – Он делает это потому, что это необходимо сделать, и никаких других причин не существует.

Девонсгейт поклонился:

– Разумеется. Я не имел в виду предположить что…

– Когда будешь выходить, распорядись, чтобы лошадь леди Кинкейд подали к дверям.

– Она выезжает на прогулку сегодня?

– Да, со своими братьями. Они скоро приедут.

– Я сейчас же прослежу за этим. – Дворецкий повернулся, чтобы уйти, но затем остановился. – Да, вот еще что. Повар спрашивал, будете ли вы и ее светлость обедать здесь до отъезда вечером, или же вы отобедаете где-то в другом месте.

Гм… Фиона преподнесла ему свободу на блюдечке. Все, что он должен был делать, – это заказать карету и ехать в те места, где он мог пить сколько ему вздумается, сорить деньгами и флиртовать с женщинами, у которых было больше волос, чем мозгов.

Однако эта победа не вызывала ничего, кроме разочарования. После конфронтации с Лусиндой, возможно, неплохой идеей было побыть подальше от сплетен и злых языков. Оставшись дома, он, возможно, найдет убедительные аргументы для того, чтобы отговорить Фиону от шатаний по злачным местам без него.

Джек кивнул дворецкому:

– Скажи повару, что леди Кинкейд и я будем обедать сегодня здесь.

– Да, сэр. Какие-нибудь еще приказания?

– Нет, больше никаких.

Возможно, ему следует сделать этот вечер каким-нибудь особенным. Он может нарвать цветов из сада. Сделать какой-нибудь подарок. Фиона не будет женой, которую он выбрал, но она должна стать матерью его ребенка. Это определенно заслуживает некоторого признания.

Его взгляд упал на кресло, которое они только что освободили. Он улыбнулся. Может, купить ей новую рубашку, сделанную из такого тонкого батиста, что сквозь него будет все просвечивать?

Конечно, такая рубашка требует осторожного обращения и может легко порваться. При мысли о том, что он срывает рубашку с Фионы и приникает к ней, он испытал дрожь. Возможно, он сумеет уговорить Фиону надеть одну из ее новых рубашек, а также пару башмачков.

Джек взглянул на часы. Если он хочет доехать до магазинов и вернуться раньше Фионы, то должен отправляться прямо сейчас.

Ухмыльнувшись, он потянулся за шнурком звонка. Это будет ночь, которая запомнится надолго.