Похититель моего сердца

Глава 6

Остаток утреннего времени они провели, слушая анатомическую лекцию доктора Боуэна. Несмотря на утверждение отца, что ей не надо присутствовать на уроке, Джиллиан схватила стул, на котором до этого сидел Камерон, и уселась на него с решимостью наседки, садящейся на яйца, для надежности вцепившись пальцами в края сиденья. Камерон тут же представил, как призрак его отца говорит, что настоящий мужчина сбросил бы ее со стула и забрал стул себе, а заодно напомнил бы ей, кто хозяин положения.

И тем не менее он принес себе другой стул. На самом деле Камерон собирался мысленно повторить детали своего плана, но оказался поглощен двойным удовольствием: от лекции и от наблюдения за Джиллиан. Благодаря восторженному изложению доктора Боуэна тема увлекла его, а Джиллиан схватывала каждую крупицу информации с таким интересом, с таким явным желанием научиться, что и в него вселила такое же желание. Она напоминала ему воробья, обманчиво неприметного до тех пор, пока к нему не приблизишься настолько, чтобы заметить радужный блеск оперения, живую сообразительность, умение выбрать самое невероятное место для гнезда и твердость, с которой птичка за него держится. Внезапно Джиллиан повернулась к нему.

– Перестаньте на меня смотреть, как будто собираетесь проглотить, – тихо сказала она.

Камерон никак не ожидал, что его интерес столь заметен; он издал короткий смешок, чтобы замаскировать свою досаду.

– Прошу прощения, но я подумал… что вы очень похожи на воробья!

– На воробья? А себя вы, наверное, воображаете ястребом?

– Что? Гм… да, возможно…

– В самом деле? – Джиллиан подняла бровь. – А вот я сравнила бы вас с кукушкой – с птицей, которая захватывает чужое гнездо и уничтожает все, ради чего трудился бедный воробей. А потом она улетает. Воробью же приходится выгребать грязь, оставленную кукушкой.

– Я пока не улетаю, маленькая пташка. – Он сам не знал, хотел ли этим предостеречь ее или нечаянно проговорился и дал понять, что образ жизни Боуэнов его покорил.

В возможности изучать тайны человеческого тела Камерон находил чарующую притягательность. Ему приятно было осознавать, что это не только его тайны и что то же самое происходит у всех. В голове его даже промелькнула неосознанная и дразнящая надежда, что однажды его знаний окажется достаточно, чтобы помогать людям вылечиться. Он невольно начал понимать, как его младший брат смог легко позволить втянуть себя в дело, которое так дорого обошлось ему.

Камерон резко остановил поток мыслей. Когда-то он поклялся не оглядываться на то, чего не мог изменить, и вот теперь его разговор с Джиллиан открыл старые раны, оживил былую боль.

Услышав шум во дворе, Джиллиан повернула голову.

– Это двуколка миссис Поджетт. – Она встала. – Пойду помогу ей.

– Сидите, Мартин обо всем позаботится, – сказал Камерон.

– Мартин?

– Это мой человек – тот, который спит в конюшне, и вчера вечером занимался вашей кобылой.

– Ах да, Мартин… – Джиллиан покраснела от смущения, и Камерон забеспокоился: накануне вечером он называл это имя, но Джиллиан тогда была в каком-то лихорадочном состоянии. Она успокоилась только после того как закрыла за собой дверь и задвинула щеколду. Уж не страдает ли Джиллиан Боуэн от той же болезни, что и ее отец? Подумав об этом, Камерон с удивлением обнаружил, что ему тягостно допустить такую возможность.

Джиллиан крепко сжала спинку стула, как будто желая отстаивать свое право на это маленькое пространство, несмотря на то, что один незваный постоялец отобрал у нее дом, а другой – конюшню.

– Миссис Поджетт будет смущена неожиданными переменами. Пойду, предупрежу ее.

Отчего-то Камерону показалось подозрительным настойчивое стремление девушки лично встретить прислугу. Может быть, намек на то, что миссис Поджетт способна даже не заметить его присутствия, сделан намеренно, чтобы ввести его в заблуждение и усыпить бдительность, а тем временем Джиллиан хочет сговориться с прислугой и подстроить его арест? Но тут же ему самому стало смешно от собственных фантазий. То он сомневается в разуме Джиллиан, а то приписывает ей такие хитроумные интриги, какие одобрил бы даже его отец.

– Я пойду с вами. – Произнося эти слова, он забыл понизить голос, и тем, видимо, сбил доктора Боуэна с какой-то важной мысли.

– Куда это вы все отправляетесь? – подозрительно спросил доктор.

– На кухню, папа. А ты… Почему бы тебе пока не просмотреть свои записи? – Джиллиан выбежала из комнаты.

Камерон последовал за ней, но нагнал ее только на кухне, где она в раздумье стояла у окна.

Услышав шаги, Джиллиан напряглась и отпрыгнула, как будто угодила в осиное гнездо.

– Я уже говорил, что вам не следует бояться физических посягательств с моей стороны. – Камерон сам удивился тому, насколько его расстроило ее резкое движение.

– Я и не боюсь…

«…а просто презираю вас». Она не произнесла этих слов, но Камерону казалось, что они звучат в ней. Что ж, она не первая, у кого сложилось такое низкое мнение о нем. Впрочем, она и не последняя, если только его планы не сорвутся и его не казнят за государственную измену.

Тем временем Джиллиан открыла дверь, собираясь поздороваться с прислугой, и стояла в дверном проеме, тонкая и гибкая, предусмотрительно придав своему лицу бесстрастное выражение, а миссис Поджетт, выбравшись из запряженной пони двуколки, пустилась в спор с Мартином, который вышел ей навстречу. Внезапно она заметила Джиллиан, прервала на полуслове визгливую ругань и бросила Мартину поводья, а затем быстро пошла по мощеной дорожке к дому, что-то бормоча себе под нос.

– Странные вещи творятся сегодня, мисс Боуэн, – сказала она, едва ступив на порог. – Такой чудный прохладный день, ни мухи, ни оводы не мучают пони, зато старый Фрейли пугает меня до полусмерти и обыскивает мою коляску, заявляя, что где-то поблизости видели полумертвого от голода головореза. Обыскал мою крохотную коляску, как будто я позволю какому-то голодному разбойнику спрятаться у меня под юбками! Потом я приезжаю сюда, а этот мужчина утверждает, что он ваш новый конюший… – Миссис Поджетт повернулась, постучала о косяк двери сначала одним, потом другим носком ботинка и торопливо прошла на кухню. – Глянь-ка: три чашки, три тарелки, а все эти годы было только по две. Вы завтракали вместе с новым конюшим, мисс Боуэн? Так не годится…

Она замолчала на полуслове, увидев стоящего у окна Камерона, и вопрошающе посмотрела на Джиллиан.

– А это еще кто? – спросила миссис Поджетт, когда вновь обрела голос и поняла, что Джиллиан не собирается ей никого представлять. Она посмотрела на Камерона взглядом, к которому он давно привык: женщинам независимо от возраста нравилась его высокая, худощавая фигура, широкие плечи и узкие бедра.

Он слегка улыбнулся, и она послала ему в ответ улыбку. Что ж, это даже приятнее хмурых взглядов и шараханья Джиллиан.

– Ах, мисс Боуэн, должно быть, забыла вас предупредить о моем приезде, – сказал Камерон, заслужив тем самым еще один хмурый взгляд Джиллиан. – Меня зовут Камерон Смит, я новый ученик доктора Боуэна.

– Подумать только, мисс Боуэн забыла сказать мне, что вы приедете! Я так рада, что у доктора наконец будет помощник! Правда, для человека, который искал уединения и покоя, он и так слишком много работает…

Джиллиан занялась соскабливанием застывшего воска с подсвечника, и у Камерона сердце замерло от сострадания. Она так хорошо поработала, создавая видимость полного душевного здоровья отца, что никто не заметил ее трудов, даже прислуга.

– Конюшего я привез с собой, – сказал он, – но, боюсь, от нас обоих вам будет больше хлопот, чем помощи, миссис Поджетт. У нас, мужчин, чудовищный аппетит, а доктор Боуэн его еще больше возбудил похвалами вашей стряпне.

Миссис Поджетт смутилась, покраснела и похлопала себя по груди:

– Я очень стараюсь угодить вкусам доктора. – На ее лице появилась глуповатая самодовольная улыбка, которая тут же сменилась выражением некоторого смятения. – Боже мой! Я собралась сегодня на ужин подать вареное мясо с капустой – но слишком уж обычно. Может быть, послать мясо конюшему, а для вас попытаться приготовить что-нибудь особенное?

– Вареное мясо с капустой прекрасно подойдет всем, – язвительно заметила Джиллиан.

– Глупости! Сегодня этот молодой человек здесь первый день. С вашей стороны очень несерьезно, что вы меня заранее не предупредили. – Миссис Поджетт нахмурилась, показывая Джиллиан свое недовольство, и направилась в кладовку.

– Похоже, вы очень собой довольны, – резюмировала Джиллиан. Громкие звуки из кладовой почти заглушили ее голос: миссис Поджетт с шумом ворочала там мешки и двигала по полкам горшки. – Я не ожидала, что вы опуститесь до флирта со старой женщиной ради того, чтобы добиться ее одобрения.

– С ней это сработало. Может быть, немного флирта поможет мне завоевать и вас, Джиллиан?

Задавая свой вопрос, Камерон надеялся перейти к более мирным отношениям взамен того раздора, который опять возник между ними; однако высказанная вслух мысль прозвучала совсем иначе. Завоевать Джиллиан. Завоевать право распустить тугой узел волос, целовать ее до тех пор, пока губы не покраснеют и не набухнут, как розовые бутоны, и великолепные светло-карие глаза не станут томными от желания, а не враждебными.

На самом же деле ее глаза превратились в наполненные мукой омуты.

– Нельзя быть таким жестоким, мистер Смит, – прошептала она. – Вселиться в мой дом, вторгнуться в мою жизнь и без того достаточно низко и подло. А притязать на меня было бы и вовсе жестоко. – Джиллиан расправила плечи и быстро пробежалась пальцами вверх и вниз по застегнутым пуговицам на вороте платья, плотно закрывающем шею, как будто хотела убедиться, что надежно защищена от расслабляющего действия его дразнящих слов и благодарной улыбки.

Она то и дело сбивала его с толку. Иногда казалось, что Джиллиан рада его искреннему мужскому интересу, но вдруг что-то моментально менялось, ей в голову приходила какая-то новая мысль, и Джиллиан шарахалась от него, как будто он собирался ее ударить.

Впрочем, Камерон винил в этом только себя. Он сам предупредил ее о том, что ему нельзя доверять. Отец, вероятно, смеется в преисподней над его неуместным рыцарством.

– Мы с вашим отцом скоро поедем в деревню, – небрежно сообщил он.

– Зачем?

– Мне надо встретиться с Робертом.

Боже праведный, как легко он поддался соблазну разговаривать с ней как с соучастником, добровольно преследующим те же цели!

– Я не могу этого позволить.

Она была слишком смелая, и в этой неуместной храбрости Камерон тоже винил только себя. Ему не следовало посвящать ее в свои планы, но он позволил себе поддаться очарованию ее ума и надеялся, что она отдаст свою силу его делу, а не потратит на борьбу против него. Он относился к ней скорее как к ценному союзнику, чем как к заложнику, и теперь ему следовало действовать жестко, даже если это еще больше отдалит их друг от друга. В конце концов, степень отчуждения не имела значения: у Джона Камерона Делакорта, до недавнего времени владельца Бенингтон-Мэнора, и Джиллиан Боуэн, дочери уважаемого врача доктора Уилтона Боуэна, не было общего будущего. Когда он осознал это, у него сжалось сердце.

– Вы что-то путаете, Джиллиан, – произнес он с угрожающей мягкостью, – я не нуждаюсь в вашем одобрении.

Она вздрогнула, как от удара, и он сразу почувствовал себя головорезом в темном переулке.

– Отец побоится ехать один.

– Он будет не один, Джиллиан, он будет со мной.

– Вы обещали не выдавать тайну его болезни.

– Я и не собираюсь этого делать.

– Я вам не доверяю.

– Вы можете поехать с нами.

– Благодарю вас, король Камерон Смит. – В глазах Джиллиан промелькнул сарказм. – Как мило с вашей стороны пригласить меня проехаться в моем фургоне рядом с моим отцом.

Ему не удалось запугать ее, как он надеялся, а значит, следовало поменять планы и использовать ее внутреннюю силу. Упрямая и отважная Джиллиан могла бы оказаться полезнее, чем слабая раболепная женщина. К тому же в таком качестве с ней приятнее иметь дело.

– Король Камерон. Мне нравится, как это звучит. – Он с трудом сдержал улыбку. – Мы выезжаем, как только ваш отец будет готов.

Поездка в Брамбер была мучительной, и Джиллиан подумала, нет ли у Камерона тайного списка испытаний, которым он собирался ее подвергнуть. Может быть, он заглядывает в этот список, когда она поворачивается к нему спиной? Ее последнее язвительное высказывание в адрес Камерона все еще звучало у нее в ушах, когда она сердито вырвала поводья у него из рук, – нахал уселся на место кучера, но она толкала его до тех пор, пока он, насупившись, не передвинулся на середину скамьи. Джиллиан не знала, почему не могла позволить ему править ее лошадью. Она говорила и вела себя как настоящая мегера. Одна часть ее рассудка утверждала, что она имеет полное право наброситься на него в наказание за его деспотизм, другая осуждала за потерю самообладания.

Она молча правила фургоном и мучилась, не понимая, что с ней происходит, почему ей хочется одновременно и извиниться перед ним, и заставить испытать такое же разочарование, такую же бессильную ярость, какую испытывала сама. Тем не менее, всякий раз, когда ее колкости достигали цели, и на гордом лице Камерона появлялось замешательство, ей хотелось, чтобы оно исчезло.

Как она могла прожить столько лет, не подозревая, что в ней дремлют такие сугубо женские желания?

В довершение всего ее отец сохранял бодрость, и Джиллиан приходилось признать, что причиной этого стал Камерон Смит. К ней вновь вернулись подозрения, что, несмотря на долгие часы, которые отец посвятил дочери, передавая ей тайны врачебного искусства, он предпочел бы потратить это время на обучение сына. Видя, как в присутствии Камерона к отцу возвращается разум, она понимала, что ее подозрения обоснованны, и приплюсовывала их к другим нанесенным ей обидам.

Джиллиан всегда считала себя практичной серьезной женщиной, способной при любых обстоятельствах сохранять хладнокровие; однако с появлением Камерона она постоянно пребывала в смятении, охваченная сомнениями и страхами. Он заставил ее сомневаться в смысле собственного существования, в оправдании той жизни, которую она так тщательно выстроила. Он заставил ее понять, что стены, которые она возвела якобы для того, чтобы защитить себя, на самом деле просто огораживали огромное пустое пространство.

Деревенский торговец, поздоровавшись с ними, вывел Джиллиан из задумчивости. Ее мысли витали настолько далеко, что она даже не заметила, как они прибыли на место. В этот раз, покидая дом, Джиллиан не ощутила ни малейшего беспокойства; видимо, беспокойство по поводу того, переживет ли она вторжение Камерона Смита, вытеснило из ее души все прежние страхи.

– Кому сегодня понадобилась наша помощь? – полюбопытствовал Уилтон, пока Джиллиан погоняла Куинни в сторону приятного тенистого места.

– Никому, сэр, – ответил Камерон, – мы приехали в Брамбер, чтобы вы могли меня представить вашим знакомым.

– Представить вас моим знакомым? Прекрасная мысль!

Камерон и доктор Боуэн выбрались из фургона, и Камерон протянул руку, предлагая ей свою помощь.

– Идемте с нами, Джиллиан!

Но она лишь покачала головой и отвернулась.

Ей доставляло удовольствие отказывать ему. Откуда ему знать, что она избегала бывать в людных местах; скорее всего он приписывал ее отказ лишь нежеланию находиться в его обществе.

Камерон не настаивал, он даже не стал напоминать, что у нее нет выбора. Он просто опустил руку и пошел прочь, как будто она для него значила не больше, чем муха, жужжащая вокруг морды Куинни.

Джиллиан сидела по-прежнему прямо, устремив взгляд на облезлую вывеску, раскачивающуюся над дверью постоялого двора «Лоза и сноп». Дверь была закрыта, никто не входил и не выходил, и Джиллиан могла сколько угодно изучать неудачно нарисованные виноградную лозу и колосок.

Поскольку смотреть ей было не на что, она стала наблюдать за тем, как Камерон и ее отец идут по пыльной деревенской тропинке. Она по-прежнему оставалась в фургоне, одинокая и забытая, щеки ее пылали от унижения, но она не могла отвести взгляд от двух удаляющихся фигур.

Из своих лавок вышли пекарь, свечник и портной. Несколько любопытных домохозяек и служанок появились из боковых улочек, чтобы посмотреть, как идет ее отец. Если бы она пошла с ними, ее сейчас охватила бы паника, которая усиливалась бы от ощущения, что она окружена и не сможет пробиться к дому.

Между тем Камерон и ее отец шли свободно, смеялись и совсем не беспокоились о том, что кто-то их задержит и не даст вернуться домой.

Казалось, никто не заметил, что ее не было рядом с отцом, когда он снова и снова представлял Камерона Смита попадавшимся им навстречу людям, причем делал это с такой гордостью, как будто тот был его сыном, а не плетущим интриги роялистом.

Хорошо, что ее отсутствия никто не заметил, подумала Джиллиан. Короткий период просветления поддержит иллюзию полной вменяемости отца. Может быть… может быть, Камерон затеял поездку именно с этой целью?

«Вы будете мне доверять, хотите вы того или нет».

Перестанет ли она когда-нибудь надеяться, что за его действиями кроются добрые намерения? Камерон Смит придумал фальшивую прогулку ради собственных целей. Если она послужила на пользу ее отцу, то это лишь случайность. Значит, ей вовсе не следует испытывать к Камерону чувство благодарности за то, что, осуществляя свои планы, он ненароком подкрепил ее обман.

Джиллиан с невольным любопытством смотрела, как они идут: один высокий, гибкий, грациозный, другой слегка сутулый из-за долгих часов, проведенных над книгами за научными занятиями. Время от времени отец дружески хлопал своего спутника по спине. Один раз Камерон подхватил Уилтона под локоть, когда тот споткнулся на ухабистой дороге. Джиллиан сомневалась, что смогла бы удержать отца от этого падения, но Камерон без труда поддерживал его, пока старик не восстановил равновесие.

Затем Джиллиан услышала тихий смех Камерона, мягкий и заразительный, совсем не похожий на едкую саркастическую насмешку, адресованную ей. Встречающиеся им крестьянки приседали в реверансе, крестьяне приглаживали волосы или решительно протягивали руку для пожатия. Ничего подобного не было ни разу за все годы, когда рядом с отцом была Джиллиан.

Невольно ее пронзила ревность, холодная и острая, как сосулька. Джиллиан вдруг почувствовала себя незащищенной и уязвимой в своем фургоне. Ей бы следовало придумать способ освободиться от участия в подлых планах Камерона Смита, а не сидеть здесь, сражаясь с сомнениями и страхами, которые она считала давно похороненными, но ее словно поразил столбняк.

Неподалеку от постоялого двора на окне дома миссис Хокинг шевельнулась кружевная занавеска. Хотя Джиллиан вынуждена была держаться на расстоянии от других женщин, она невольно чувствовала в этой молчаливой затворнице родственную душу.

Миссис Хокинг была знакома с матерью Джиллиан и очень помогла им с отцом, посоветовав обратить внимание на это тихое, спокойное место, когда Джиллиан написала ей о своем желании подыскать новый дом. Сама она также сбежала в эту деревушку из Лондона.

О миссис Хокинг никто ничего не знал, и никто никогда не видел загадочного мистера Хокинга. А вот с Джиллиан миссис Хокинг держалась не столь настороженно, и вскоре женщины стали больше чем просто знакомыми, хотя и меньше чем настоящими подругами.

Джиллиан выбралась из фургона и, изобразив радостную улыбку, помчалась к дому миссис Хокинг.

Когда дверь распахнулась, горничная миссис Хокинг приветствовала ее реверансом.

– Добрый день, Роза. Миссис Хокинг дома?

– Мисс Боуэн! О, миссис Хокинг будет так рада, что вы навестили ее! – Горничная провела Джиллиан в гостиную и доложила о ее приходе.

Лицо миссис Хокинг засветилось радушием, едва Джиллиан вошла в комнату, собираясь поболтать с ней несколько минут, однако стоило гостье переступить порог, горничная тут же закрыла за ней дверь, и Джиллиан как будто пересекла невидимую границу. Комфорт здесь был иным, чем в ее собственном доме: он действовал благотворно.

Глаза Джиллиан наполнились слезами, губы ее подергивались от сдерживаемых рыданий; к своему ужасу, она вдруг почувствовала, что может только стоять и дрожать.

– Что случилось, мисс Боуэн? – спросила почтенная женщина, подводя Джиллиан к креслу.

Обстановка дома миссис Хокинг была не чужда роскоши: мебель выглядела более красивой, чем у Джиллиан, но шелк и атлас обивки, а также всевозможные заграничные вещи наводили на мысль, что в жизни хозяйки, как и в жизни Джиллиан, произошли потрясения.

Рассматривая окружающую ее обстановку, Джиллиан спрашивала себя, получает ли миссис Хокинг то же утешение, что и она, стремясь сохранить вещи, напоминающие ей о счастливом прошлом.

Миссис Хокинг позвонила в маленький звонок, и горничная моментально просунула голову в дверь.

– Принеси нам воды с лимоном, Роза, – попросила миссис Хокинг.

Неожиданно в ее речи Джиллиан узнала то же тщательно отработанное произношение, которое слышала у Камерона. Ожидание напитка позволило ей немного взять себя в руки, но, когда горничная ушла, она вдруг стала не в меру болтливой.

– Мне… о, миссис Хокинг, я не знаю, что мне сделали, но это ужасно!

– Пожалуйста, продолжайте, дитя мое. – Миссис Хокинг села напротив, прямая и грациозная, как молодая девушка. – Полагаю, ваше отчаяние как-то связано с мужчиной, который стоит на улице с вашим отцом.

Джиллиан кивнула.

– Он приехал вчера ночью и не собирается уезжать.

Сказав это, Джиллиан поняла, что слова не могут передать глубину изменений, внесенных в ее жизнь приездом Камерона Смита. И тут вдруг ей захотелось быть настолько близкой с миссис Хокинг, чтобы называть ее по имени, броситься в ее объятия и выплакать свое отчаяние. До приезда Камерона она никогда не осознавала, насколько была одинока как по собственной воле, так и в силу необходимости; теперь же Джиллиан от возбуждения не могла усидеть на месте. Она встала, подошла к окну и отодвинула занавеску.

Уилтон и Камерон стояли посреди дороги, их окружали несколько мужчин. Все смеялись. При виде этого ее охватил ужас, но, поняв, что отцу никто не причиняет зла, она постепенно успокоилась. Во всяком случае, Уилтон Боуэн казался чрезвычайно довольным.

Миссис Хокинг тоже подошла к окну, и они долго стояли молча. Джиллиан было интересно, очарована ли пожилая женщина так же, как и она, тем, что Камерон Смит на голову выше окружающих и настолько неотразим, что обычно осторожные крестьяне собрались вокруг него, как колибри собираются вокруг особенно ярких цветов.

– Кто он?

– Не знаю. Он назвался, но это не настоящее имя.

– Чего он от вас хочет?

– Я кое о чем догадываюсь, но он почти ничего не подтверждает.

Ей казалось унизительным сознаваться в этом, однако, слава Богу, миссис Хокинг не стала ей выговаривать. Она, кажется, даже не удивилась тому, как мужчина может настолько воздействовать на женщину, что та отступает и позволяет ему распоряжаться ее жизнью.

– Он разговаривает с Робертом Линдсеем, – заметила миссис Хокинг. – Это человек лорда Харрингтона. Я редко вижу его в деревне.

Джиллиан нашла взглядом неприметного парня, который топтался рядом с Камероном, и внезапно узнала в нем человека, который прятался у стены прошлой ночью.

– Значит, Камерон не солгал – Роберт действительно служит у лорда Харрингтона. Вы точно это знаете?

– Угу, – рассеянно подтвердила миссис Хокинг. – Как думаете, что у этих двоих может быть общего, мисс Боуэн?

Джиллиан колебалась. Она не настолько хорошо знала миссис Хокинг, чтобы судить о ее политических взглядах, а строить догадки в такое время было слишком опасно. Она допустила ошибку, придя сюда. Стоит ей рассказать, что Камерон Смит собирается вовлечь Боуэнов в роялистский заговор, и миссис Хокинг может ее выдать.

В этот момент миссис Хокинг сжала ее руку с таким теплом и участием, что Джиллиан опять готова была разразиться слезами.

– Вы можете доверять мне, дитя мое.

– Я и доверяю, – прошептала в ответ Джиллиан, – по крайней мере, теперь я понимаю, что всегда доверяла, иначе не пришла бы сюда в таком состоянии.

– Вы еще сама полностью не сознаете этого. Удивительно, что вы смогли сейчас обратиться ко мне.

В словах миссис Хокинг Джиллиан не почувствовала ни насмешки, ни обиды. Для нее было внове то, что, какая бы сильная она ни была, иногда у нее тоже могла возникнуть потребность в других людях.

– Я поймала себя на том, что смотрю на него и хочу ему верить, и такое было со мной уже раз десять. Камерон предупреждал меня, что я буду ему доверять…

– Большинство мужчин на его месте обманули бы. Как благородно было с его стороны предупредить вас.

Благородно? Джиллиан прижала руку к губам: ей хотелось отрицать это, но она не могла. Она вспомнила, как он сделал вид, что разминает спину, когда ему пришлось бороться с естественным желанием поклониться. А еще его твердая сильная рука удержала ее отца от падения.

– Он сказал, что всему – и плохому, и хорошему – научился от рыцаря.

– Рыцари! Когда я была девочкой, мы мечтали о рыцаре, скачущем нам на помощь. – Миссис Хокинг отодвинула занавеску. – Так что, возможно, этот господин приехал на поиски приключений. Я думаю, он роялист, стремящийся помочь Карлу Стюарту вернуть королевский престол. О, не пугайтесь, дитя мое! Я догадалась бы об этом уже потому, что он так заинтересованно беседует с Робертом Линдсеем…

Роберт Линдсей был человеком лорда Харрингтона, и Камерон упоминал, что имеет влияние на этого лорда. Боже правый! Вся деревня поддерживает роялистов, а Джиллиан, сжавшись в своей скорлупе, об этом не имела понятия.

– Кроме того, – сказала миссис Хокинг, – его волосы.

– Волосы?

Губы миссис Хокинг изогнулись в лукавой улыбке, а Джиллиан не могла оторвать взгляд от волос Камерона: собранные сзади в хвост, они ярко отсвечивали золотом на солнце.

– Он не подстрижен, как круглоголовый.[1] Еще один признак рыцаря. Полагаю, он обладает и другими признаками.

– Он говорит и двигается как человек, воспитанный в благородной семье.

И еще он чрезвычайно вежливый. У него бывают редкие всплески шутливости, и тогда она, несмотря на свою ярость, не может удержаться от улыбки. Но Джиллиан не стала докучать миссис Хокинг такими мелочами.

– Он всегда деликатен. Он обращается со мной как с леди… – Голос ее замер.

Боже милостивый, она перечислила столько достоинств, что Камерона Смита, с ее слов, можно было принять за средоточие благородства и рыцарства. Она еще сильнее задрожала, когда новый порыв доверия заставил ее открыться миссис Хокинг:

– Я сознаю, что… что он полностью завладел моими чувствами, и, к моему стыду, я не оказывала ему достаточно решительного сопротивления.

– Мне известны такие мужчины. – Глаза миссис Хокинг как будто всматривались в прошлое, и Джиллиан подумала: не вспоминает ли она долгое время отсутствовавшего мистера Хокинга? Впервые у нее мелькнула мысль: не была ли безнадежная любовь причиной того, что такая утонченная женщина живет затворницей в глухой деревушке? – Вам может понадобиться немалая храбрость, мисс Боуэн.

– Из-за него на нас в любую минуту могут наброситься люди Кромвеля…

– О! Думаю, вы правы. – При этом миссис Хокинг была настолько удивлена, что Джиллиан поняла: ее предостережение касалось чего-то совсем другого. – Более того, детка, ваш рыцарь не похож на большинство мужчин. Женщина, которая окажется связана с таким мужчиной, должна будет призвать все свои внутренние возможности, чтобы держаться с ним на равных. Есть ли в вас столько силы?

– Я вовсе не хочу быть с ним связанной! – К своему ужасу, Джиллиан почувствовала, что глаза ее опять наполняются слезами, а тело охватывает дрожь. – Я хочу только, чтобы он ушел.

– В самом деле? – Казалось, это заявление еще больше удивило миссис Хокинг.

Глядя на Камерона Смита, Джиллиан подумала, что, когда он уедет, деревня покажется ей еще тише, а жизнь станет еще более пустой, чем прежде. До сих пор она не понимала, что считала скучной свою спокойную, уединенную жизнь.

В самом ли деле она хотела, чтобы он ушел? Миссис Хокинг невозмутимо стояла и смотрела в окно, так что вопрос, звенящий у Джиллиан в ушах, раздававшийся у нее в голове, повис в воздухе, хотя на него и следовало ответить.

Джиллиан с такой силой вцепилась в подоконник, что ее пальцы пронзила боль. Может быть, эта мимолетная боль не позволила ей просто сказать «да».

Увидев, как молодая горничная покраснела и втянула живот, когда Камерон случайно задержал на ней взгляд, Джиллиан почувствовала острый приступ такой ревности, какой никогда до этого не испытывала.