Похвала

ПРАВИЛО № 14: КОГДА СОМНЕВАЕШЬСЯ, ТАНЦУЙ

Шарли

Эмерсон: Я заеду за тобой в восемь.

Шарли: Звучит заманчиво. Спасибо.

Я собралась слишком рано. Может быть, я была просто взволнована, или нетерпелива, или что-то в этом роде, но я стою перед домом своей матери в мерцающем сапфирово-золотом платье до пола с семи сорока пяти.

Мы с мамой вместе сделали маникюр, и Софи помогла мне завить волосы. Я не помню, когда в последний раз так наряжалась, и я не понимаю, почему в моем животе порхают бабочки.

Но когда подъезжает его машина, окна слишком тонированные, чтобы разглядеть его лицо. Я немного удивлена, что он за рулем. Я думала, что владельцев бизнеса-миллионеров возят лысые, накачанные водители в черных костюмах, или, может быть, я прочитала слишком много книг Софи.

Когда дверь открывается, и он выходит, обходя машину, чтобы открыть мне дверцу, у меня чуть не перехватывает дыхание. Эмерсон всегда выглядит красивым, но в этом атласном синем костюме он выглядит так хорошо, что у меня болят глаза. Его темно-каштановые волосы зачесаны назад, а борода подстрижена до совершенства.

Я все время забываю, что он достаточно взрослый, чтобы годиться мне в отцы, особенно когда он так хорошо выглядит.

Его взгляд, кажется, задерживается на мне так же долго, как мой — на нем.

— Шарлотта, — тихо говорит он, приближаясь ко мне.

— Привет, — неловко бормочу я.

— Ты выглядишь… восхитительно.

Есть что-то в его тоне, в том, как он спотыкается о свои слова и добавляет так, как будто говоря, что я просто выгляжу восхитительно, недостаточно. Это говорит мне о том, что он расточает комплименты не просто из вежливости. Он выглядит почти потрясенным, когда его взгляд скользит по моему телу.

— Спасибо, — бормочу я.

Затем его взгляд поднимается к моему дому и обратно возвращается ко мне.

— Моя мама сегодня работает в ночную смену, а Софи на вечеринке с ночевкой, иначе я бы познакомила тебя со своей семьей.

— У тебя хороший дом, — отвечает он, и я хихикаю над ним.

Это двухэтажный дом тридцатилетней давности. Траву нужно подстричь, и отсюда я вижу запотевшие окна. Тем не менее, приятно слышать, что он называет это прекрасным, потому что это прекрасно для меня. Хотя это и близко не так модно, как у него.

— Вообще-то, я живу в гостевом домике сзади.

Я указываю на боковые ворота, которыми пользуюсь, чтобы попасть в дом рядом с бассейном. Это было большое дело, когда мы купили дом, и я почти уверена, что мой отец считал себя крутым парнем, потому что в его доме был бассейн.

— Готова? — Он открывает передо мной пассажирскую дверь и приглашает внутрь.

Как только мы остаемся одни в машине, я чувствую запах его одеколона, более сильный, чем его обычный аромат.

Он кажется напряженным, пока мы едем, костяшки его пальцев на руле побелели.

— Нервничаешь? — Спрашиваю я.

Эмерсон на удивление хорошо справляется со стрессом. Последние несколько недель он был занят, но не выказал ни капли беспокойства по поводу открытия клуба.

— По поводу открытия?

— Не совсем. У меня отличная команда. Они хорошо со всем справились.

— Ты хорошо умеешь делегировать, — отвечаю я, и этот комплимент, кажется, немного успокаивает его нервы.

Но если он не беспокоится об открытии, то в чем его проблема?

Мы болтаем о пустяках всю оставшуюся дорогу, и когда мы подъезжаем к входу, снаружи нет ни души, кроме двух парковщиков, ожидающих нас.

Один из них открывает мне дверь, и я жду, пока Эмерсон обойдет машину и встанет рядом со мной. Он выставляет локоть, и я нервно смотрю на него, прежде чем взять его под руку.

— Не волнуйся, я тебя защищу, — говорю я.

— Защитишь меня? — Морщинка между его бровями вернулась, но и улыбка тоже.

— О, да. Это то, для чего я здесь, помнишь?

— О, это верно. Я забыл. — Затем он наклоняется, пока его губы не касаются мочки моего уха.

— Я думал, ты здесь как моя пара.

Мои губы приоткрываются, и я снова смотрю на него.

С тех пор, как пару недель назад мы растерли ноги, между нами больше не было никаких инцидентов, и я признаю, это было мучительно. Каждый день я прихожу на работу в надежде, что он коснется рукой моей поясницы или наклонится достаточно близко, читая через мое плечо, чтобы я могла почувствовать его дыхание на своей шее. Мое легкое любопытство и едва уловимая влюбленность превратились в полномасштабное увлечение, и я с нетерпением ждала сегодняшнего вечера в течение нескольких недель.

Я сжимаю его руку, когда мы направляемся к двери. Как раз перед тем, как протянуть руку, чтобы открыть его, он добавляет с лукавой улыбкой:

— Кроме того, в этом платье ты будешь той, кого нужно защищать.

На моих щеках появляется румянец, и я крепче сжимаю его руку.

Снаружи так тихо, но в ту секунду, когда мы проходим через парадные двери, все меняется.

В вестибюле темно, над стойкой регистрации горят тусклые красные лампочки, а громкая музыка эхом разносится по всему зданию. Люди толпятся по краям зала, все одеты в вечерние платья и смокинги. Участники вечеринки замолкают, узнав Эмерсона, и я прижимаюсь к нему еще теснее, как будто действительно могу защитить его от любого, кто может захотеть его украсть.

Он кивает женщине за стойкой, и она тепло приветствует его:

— Добрый вечер, мистер Грант.

Я улыбаюсь ей, когда мы проходим мимо.

Тяжелая черная занавеска отделяет вестибюль от главной комнаты, и Эмерсон придерживает ее для меня. Здесь не так многолюдно, как я ожидала, но, думаю, это то, чего мне следовало ожидать в таком эксклюзивном клубе.

— О Боже мой, Эмерсон… Это потрясающе, — говорю я, поднося руку к губам.

Вокруг бара толпа людей, а в передней части зала на сцене играет ди-джей. Танцоры кружатся вокруг шестов, и довольно много людей танцуют в центре танцпола. Все отдельные комнаты открыты, и это заставляет меня задуматься, действительно ли люди будут заниматься там сексом сегодня вечером. Это вообще законно?

Я имею в веду… это ничем не отличается от гостиничного номера, верно?

В задней части находится коридор, где я нашла тронный зал, но у двери стоит вышибал, а красная веревка не пускает людей. Это зловеще, без вывески, сообщающей людям, что находится дальше по коридору, хотя я знаю: комнаты с окнами и множеством возможностей воплотить в жизнь свои самые смелые фантазии.

— Эмерсон! — раздается голос из бара.

Мы оба оборачиваемся и видим Гаррета, направляющегося в нашу сторону. Когда его взгляд падает на меня, он делает двойной дубль. Даже пожимая руку Эмерсону, он продолжает смотреть на меня. Затем, он указывая на меня и говорит:

— Шарлотта?

— Неужели я настолько неузнаваема в платье?

— Ты прекрасно выглядишь, — говорит он, беря мою руку в свою и поднося к губам.

— Хватит, — рявкает Эмерсон, отстраняя меня. Мы с Гарретом смеемся в унисон.

— Хочешь выпить? — Спрашивает Гаррет, когда мимо проходит официант с бокалами шампанского.

Он хватает три и вручает по одному каждому из нас. Пока я потягиваю шампанское, мужчины болтают об открытии. Я отключаюсь от них, позволяя своим глазам просканировать темную комнату. Сначала все выглядело нормально, но по мере того, как мои глаза привыкают, я замечаю определенные вещи.

Как женщина, держащая поводок, который привязан к шее мужчины без рубашки рядом с ней.

Люди просматривают открытые залы так, как будто выбирают свои любимые.

И группа очень богатых на вид мужчин, сидящих за одним из столов, пока кто-то раздает карты.

Мой взгляд также зацепляется за девушку, стоящую на коленях рядом с одним из мужчин, играющих в азартные игры. Он гладит ее по волосам, глядя на карты в своей руке. Она выглядит такой довольной, на ее лице застыла ленивая улыбка, когда она прижимается щекой к его ноге.

Я не могу оторвать от нее глаз, думая о том дне в кабинете Эмерсона, когда он сказал мне встать на колени.

Это то, что он делает со своими девушками? Гладит ли он их по головам, как собак?

Почему это вызывает у меня отвращение в теории? Но, видя, как он с любовью гладит ее по голове… это кажется почти романтичным.

Мой взгляд натыкается на пару темных, зловещих глаз, наблюдающих за мной с другого конца комнаты, отвлекая мои мысли от женщины, стоящей на коленях. Это пожилой мужчина, вероятно, ему под пятьдесят, и в нем есть что-то странно знакомое, но не в том смысле, в каком моя память может его припомнить.

Легкий страх охватывает меня при мысли, что он может быть кем-то из моей обычной жизни…

— Можно мне пригласить тебя на этот танец? — Шепчет Эмерсон, обнимая меня за талию и крадя мои мысли.

Я едва заметила, что музыка сменилась из знойного, на медленный танцевальный ритм. Пары, разбросанные по полу, прижимаются друг к другу, и я сглатываю, глядя на Эмерсона.

Должно быть, он чувствует мое беспокойство, потому что наклоняется и добавляет:

— Это не электрическая горка, но я думаю, ты справишься с этим.

С моих губ срывается смешок. Черт, шампанское уже подействовало. Я такая легковесная.

Следующее, что я запоминаю, это то, что я наэлектризованно, просовываю свою руку в его и позволяю ему затащить меня на танцпол. На мгновение я задумываюсь, не смотрят ли люди на нас и не думают ли, что он слишком стар для меня.

Затем я понимаю, что в этом месте на самом деле нет ничего слишком запретного или неприемлемого. Неудивительно, что люди чувствуют себя здесь комфортно. Это освобождает.

— Расслабься, Шарлотта, — бормочет он, его глубокий голос проникает в мою кровь и заставляет меня мгновенно растаять в его объятиях.

Его широкие руки обхватывают меня, когда его рука скользит по моей заднице, притягивая меня так близко, что я чувствую биение его сердца в груди. Такое чувство, что Эмерсон оберегает меня, прижимая к своему телу, и хотя меня не от чего защищаться, мне нравится, что я при этом чувствую.

Наши тела двигаются вместе в такт музыке. Каждый раз, когда я поднимаю на него глаза, наши лица так близко, что мы почти целуемся, но как бы мне ни хотелось ощутить губы Эмерсона на своих, я не уверена, что это действительно то, что он хочет со мной сделать, поэтому я продолжаю смотреть в разные места в комнате, где я снова ловлю себя на том, что смотрю на женщину, стоящую на коленях.

— На что ты смотришь? — Шепчет он мне на ухо, и я прикусываю губу и отворачиваюсь.

— Ничего, — бормочу я.

— Лгунья, — поддразнивает он.

— Хорошо. — Я поднимаю на него глаза.

— Это то, что ты делаешь с другими своими секретаршами? Гладишь их, пока они стоят на коленях у твоих ног?

Мой взгляд скользит по коленопреклоненной женщине, и я вижу, как Эмерсон бросает взгляд в ее сторону. Нежная улыбка приподнимает уголки его губ.

Он не колеблется.

— Иногда.

Дрожь возбуждения пробегает по моим венам.

Так странно представлять Эмерсона в этой роли. Мне невыносимо представлять другую женщину у его ног, поэтому я представляю, каково это — вот так смотреть на него снизу вверх. Чувствовать, как он касается моей головы таким любящим жестом.

Думать о нем таким образом, играющим такую доминирующую, командирскую роль… которая, как он утверждает, не является сексуальной по своей сути — это все еще возбуждает меня.

Мгновение мы пристально смотрим друг на друга, пока я обдумываю, как сформулировать следующий вопрос.

— Ты бы хотел, чтобы у тебя сейчас была такая секретарша?

Я не могу прямо спросить: — Ты хочешь, чтобы я была такой для тебя? Потому что мы уже установили, что это неуместно и не может быть и речи — каким бы любопытной я ни была.

Но я немного беспокоюсь, что он предпочел бы мне такую девушку. Что я… недостаточна для него.

Эта мысль действительно причиняет мне боль.

Он наклоняется, и мне приходится закрыть глаза, потому что я ошеломлена тем, насколько он близок к тому, чтобы поцеловать меня.

Он действительно пытается убить меня?

— Ты же знаешь, что на самом деле они не были моими секретаршами, верно? Или, по крайней мере, они были не очень хорошими. Не так хороши, как ты.

Я выдавливаю из себя тихий смешок, пытаясь сохранить самообладание из-за его близости.

— Жаль, что нельзя получить лучшее из обоих миров. — Я смеряю его взглядом, который говорит о многом. — Хорошая секретарша, которая является и хорошей сабай.

Его улыбка исчезает, когда он смотрит в ответ, его взгляд скользит вниз от моих глаз к моему рту. Когда его рука скользит по моей пояснице, он притягивает меня к своему твердому телу еще ближе.

— Да…очень жаль.