Похвала

ПРАВИЛО № 30: ДАЙ ЕЙ ВСЕ — ОНА МОЖЕТ ЭТО ПРИНЯТЬ

Эмерсон

— Я немного смущен, что мне потребовалось так много времени, — говорит Гарретт, заходя в служебный кабинет клуба, где я просматриваю цифры за вчерашний вечер.

— Чтобы сделать что? — Спрашиваю я, не поднимая глаз.

— Чтобы найти свою новую подружку в Интернете.

Что ж, это привлекает мое внимание. Я вскидываю голову, глядя на своего партнера, протягивающего мне свой телефон, на котором открыта страница Шарлотты в Instagram.

Вам даже не нужно далеко листать, чтобы найти фотографии, на которых она и Бо вместе. По понятным причинам там нет ни одной моей фотографии, но это все равно действует мне на нервы.

Я замираю, глядя на фотографии и ожидая, что он что-нибудь скажет.

Он кладет свой телефон в карман и говорит:

— Я, конечно, не из тех, кто судит.

— Это хорошо, — холодно отвечаю я.

— Почему ты мне не сказал?

Когда я замечаю обиженное выражение на его лице, я чувствую вину, которую, вероятно, должен был чувствовать две недели назад.

— Никто не должен был знать.

Он издает смешок.

— Ну, ты сам свистнул в этот свисток прошлой ночью, когда ввязался в эту торговую войну с Кейд и увез ее со сцены, как пещерного человека.

— Я в курсе, — ворчу я. — Но мне не нужно, чтобы все знали о ее связи с Бо, так что, если бы мы могли сохранить это в тайне…

— Я понял, — говорит он, поднимая руки.

Когда он проходит дальше в кабинет и садится в одно из кресел, я знаю, что он не собирается менять тему.

— Итак, я полагаю, ты не хотел, чтобы это произошло.

— Конечно, нет.

Я откидываюсь на спинку стула.

Признаюсь… приятно наконец-то рассказать об этом, по крайней мере, Гаррету. Мне не нужно, чтобы остальные знали, но мне было трудно не иметь возможности поговорить со своим лучшим другом. Особенно в последние две недели, когда мои чувства к бывшей девушке моего сына стали еще более сложными.

Вчера я многое упустил из виду. Я был в том моменте, и когда я с Шарлоттой, я чувствую, что могу сказать все, что угодно, и это опасно, потому что она внезапно заставляет меня говорить ей, что я хочу трахать ее вечно.

Она, должно быть, думает, что я сумасшедший.

Во-первых, я сказал, что это будет просто временно. Потом я начинаю появляться на мероприятиях ее семьи и умолять о встрече с ней по выходным. Даже сегодня я заставляю себя работать, чтобы удержаться от того, чтобы не написать ей.

— Итак, что случилось? — Спрашивает Гаррет.

— Они с Бо расстались. Однажды она пришла за залогом из их квартиры, которую я оформил для него, и я принял ее за одну из девушек, которых ты присылаешь.

— Уф, — говорит он с гримасой.

— Да.

Я позволяю себе на мгновение задержаться, вспоминая тот день, тот момент, когда я впервые увидел ее в своем кабинете, то, как она упала на колени, как в тот момент я понял, что она другая. Всего за пять секунд я понял, что она каким-то образом создана для меня.

— Я предложил ей эту работу. Я очень ясно дал понять, что это была всего лишь обычная работа секретарши, но потом… Я переступал каждую маленькую черту по очереди, пока мы не начали трахаться две недели назад.

— Господи.

— Я знаю…

— Я полагаю, Бо понятия не имеет.

— Он все еще по-настоящему не разговаривает со мной, но я буду честен… после того, как все началось с Шарлоттой, я не так часто ему звонила.

Он наблюдает за мной, в то время как я отвожу глаза, позволяя всему этому дерьмовому шоу снова прокручиваться у меня в голове.

Как я позволил этому случиться? Я старался быть таким осторожным. Я установил для себя строгие правила, но она заставила меня нарушить их все.

Когда я, наконец, поднимаю на него взгляд, на его лице больше сочувствия, чем осуждения.

— Что, черт возьми, со мной не так?

— Я не думаю, что с тобой что-то не так.

— Но…

— Но… — Он ерзает на своем месте.

— Я могу сказать, что она тебе действительно нравится. Может быть, больше, чем нравится?

Я не собираюсь отвечать на этот вопрос. Если я облеку эту мысль в слова, я очень многим рискую. Позволяю себе поверить, что наши отношения с Шарлоттой — это нечто большее, чем спутанные эмоции и горячий, как грех, секс, и все становится намного серьезнее, чем я предполагал.

Я провожу рукой по лбу.

— Она мне действительно нравится. Я имею в виду… ты же видел ее.

Он кивает, невысказанные слова отчетливо слетают с его губ.

— Что означает этот взгляд?

После минутного раздумья он вздыхает и наклоняется вперед.

— Эмерсон, я знаю тебя больше десяти лет. Я видел тебя со многими девушками. Все они были прекрасны. Это совсем другое дело.

— Я знаю, что это так, но я ничего не могу с этим поделать.

Кажется, я не могу скрыть легкое разочарование в своем голосе. Он указывает на очевидное, но не видит проблемы. Это не так просто, как просто признать, что у меня серьезные чувства к Шарлотте, потому что, несмотря ни на что, я не могу заполучить ее.

— Почему нет?

Я должен дать своему другу минутку передышки, потому что он еще не отец, поэтому понятия не имеет, каково это.

Это мучение — бороться с мыслью о том, что я навсегда потеряю своего сына.

— Потому что, что бы я ни делал, я потеряю одного из них. Каким бы я был отцом, если бы выбрал…

Остальная часть предложения повисает у меня на губах, когда я издаю разочарованный звук, и у моего друга нет ответа.

Мы сидим в напряженной тишине еще мгновение, прежде чем он говорит:

— Это просто мое мнение, так что принимай его или нет…

Он поднимает руки вверх и продолжает:

— Но Бо взрослый человек, Эмерсон. Он больше не ребенок. Он может быть зол на тебя, но это не то, с чем ты не смог бы разобраться, если бы он действительно заговорил с тобой. Я думаю, ты отличный отец, раз хочешь дать ему так много, но, похоже, ты действительно счастлив с этой девушкой, и мне бы не хотелось видеть, как ты этим пренебрегаешь.

Он прав. Я знаю это, но это не так просто.

— И чем дольше ты будешь хранить этот секрет, тем труднее тебе будет рассказать ему.

— Я знаю.

— Но не принимай от меня слишком много советов. У меня нет ни девушки, ни ребенка, так что я мог бы быть самым большим идиотом в мире, но я действительно знаю тебя. И ты нравишься мне намного больше с тех пор, как она появилась в твоей жизни.

Я издаю тихий смешок.

— Спасибо, — бормочу я, когда он встает и хлопает меня по плечу.

— Что бы ты ни выбрал, я здесь.

Я киваю ему, грызущий комок беспокойства в моем животе становится еще больше от этого разговора.

—

— Как прошло шоу? — Спрашиваю я, когда Шарлотта сворачивается калачиком у меня на груди на диване наверху. На заднем плане тихо играет какое-то настоящее криминальное шоу.

— Это был настоящий взрыв. Софи была на седьмом небе от счастья.

— Хорошо, — отвечаю я, целуя ее в щеку.

— Ты голодна? — Спрашиваю я.

— Не совсем. Мы захватили перекусить после закрытия. Чем ты занимался весь день?

— Скучал по тебе.

Внутренне я вздрагиваю. Я действительно должен держать подобное дерьмо при себе.

— Я тоже по тебе скучала, — отвечает она, не глядя на меня.

Между нами растет напряженность. Этот невысказанный спор о Бо и нашем будущем продолжает разрастаться, отодвигая в сторону весь тот восторг, который мы испытывали неделю назад, когда все это было ново и весело. Теперь, боюсь, все это слишком реально. И я хочу всего этого слишком сильно.

Как только она пришла сюда, мы вместе забрались на диван. Обычно мы уже кончали, она выкрикивала мое имя, пока я трахал ее на разных поверхностях моего дома, но ни один из нас не потянулся к одежде другого. Еще.

— Ты хорошо ладишь со своей сестрой, — бормочу я, целуя ее в висок.

Мне нравится, как она обнимает меня и как уютно прижимается к моей груди. Мне нравится, что независимо от того, что мы чувствуем, ей удобно прикасаться ко мне первой, вместо того чтобы ждать, пока я сделаю первый шаг.

— Она хороший ребенок.

— Ты хочешь когда-нибудь иметь детей? — Спрашиваю я, потому что…

Я не знаю. Возможно, самосаботаж. Потому что тот разговор с Гарреттом ранее заставил меня почувствовать, что я мог бы закончить его еще до того, как он начался. И что может быть лучше для этого?

— Я не знаю, — небрежно отвечает она. — Я могла бы представить свою жизнь с ними или без них.

Не совсем тот ответ, которого я ожидал.

— А как насчет тебя? — Добавляет она.

— Ты бы когда-нибудь хотел вновь стать отцом?

Я стискиваю зубы.

— Много лет назад мне сделали вазэктомию.

Она напрягается.

— Ой.

В воздухе повисает облако разочарования. И по какой-то причине мне просто хочется забить этот гвоздь в гроб.

— Учитывая, что мой единственный ребенок не хочет со мной разговаривать, я бы сказал, что это к лучшему.

Она поднимает голову и пристально смотрит на меня.

— Прекрати это. Я вижу, как сильно ты о нем заботишься. Ты хороший отец.

— Да, такой хороший, что я трахаюсь с его бывшей девушкой.

Она отвечает не сразу, но смотрит на меня скептически. Она может сказать, что что-то происходит, и, похоже, справляется со своими собственными чувствами.

— Это было немного грубо, — тихо бормочет она.

— Мне жаль.

Убирая волосы с ее лица, я целую ее в лоб.

Вместо того чтобы снова положить голову мне на грудь, она принимает сидячее положение и теребит край своей рубашки, лежащей у нее на коленях.

— Ты не возражаешь, если я спрошу, что произошло? Почему Бо так зол на тебя?

— Он не злится на меня. Я вызываю у него отвращение.

Ее взгляд устремлен в мою сторону.

— Из-за клуба?

Я киваю.

— Большую часть своей жизни я проработал в различных сферах развлечений. Когда я начал непристойничать с Гарреттом и остальными, я сказал ему, что это служба знакомств. Затем он превратился в танцевальный клуб. Внезапно ему исполнилось двадцать один год, и он узнал, что я лгал ему всю его жизнь и что танцевальный клуб на самом деле был клубом извращенцев. Что-то, с чем он просто не мог смириться.

Она сглатывает. От разговора с ней о моем сыне у меня по спине пробегает холодная дрожь, потому что она знает его так хорошо, возможно, даже лучше, чем я. И прямо сейчас я вижу, какие мысли зреют в ее глазах. Я одновременно умираю от желания услышать, о чем она думает, и боюсь этого.

— Что это? — Спрашиваю я, беря ее за руку.

— Я просто… Я думаю, Бо не прав, осуждая тебя так строго. Но это просто то, кто он есть. Он отвергает то, чего не понимает, и быстро осуждает других…

— Шарлотта, прекрати.

Она быстро смыкает губы. Ее брови приподняты, и на лице появляется извиняющееся выражение, которое убивает меня. Но я не могу слушать, как она так о нем говорит. У него есть свои недостатки — я буду нести бремя этих недостатков, и он может злиться на меня столько, сколько захочет.

— Я думаю, ему просто нужно побыть одному, чтобы прийти в себя…

Я снова бросаю на нее взгляд. Мне кажется, я знаю, на что она намекает.

Взяв ее руку в свою, я прикасаюсь костяшками ее пальцев к своим губам, желая поцелуем прогнать подкрадывающуюся грусть. Это потому, что я трус, и у меня не хватает духу убить надежду, о которой, я знаю, она умоляет меня. Поэтому вместо этого я выбираю тишину.

Но это Шарлотта… или, скорее, Шарли, и мне нравится все ее юное упрямство и неспособность пускать все на самотек.

— Чем скорее мы ему скажем, тем скорее он придет в себя.

— Шарлотта.

— Мы должны хотя бы попытаться. Если он узнает об этом позже, лучше от этого не станет.

— Я не могу, — возражаю я, но она не останавливается.

— Что произойдет, когда он узнает об этом до того, как ты ему расскажешь? Это сделает все только хуже.

— Шарли, остановись.

Мой голос звучит как низкий лающий приказ, и она таращится на меня, мои слова повисают в воздухе. Я не могу больше ни минуты выносить ее обиженное выражение лица, поэтому вскакиваю с дивана и в отчаянии расхаживаю по комнате.

Я назвал ее Шарли. И, наверное, от этого ей больнее, чем от всего остального. Как будто я только что лишил ее имени.

Оглядываясь на нее на диване, я наблюдаю, как она прикусывает нижнюю губу. Это не та девушка, которую я нашел на полу своего офиса два месяца назад. Неужели я создал ее только для того, чтобы сломать? Почему я так сильно все испортил?

Два месяца. Вот сколько времени потребовалось одной девушке, чтобы войти и заморочить мне голову так сильно, что я даже сам себя больше не узнаю. Трудно вспомнить время до Шарлотты. И мне больно думать о том, что будет после нее.

— Я бы хотел, чтобы ты просто сказала мне, о чем ты думаешь, — говорю я, глядя на нее через всю комнату. — Ненавижу видеть, как ты сдерживаешься.

Ее глаза наполняются слезами, когда она делает глубокий, успокаивающий вдох.

— Я не хочу этого делать.

— Почему?

— Потому что… Я просто хочу сделать тебя счастливым.

Мне больно сглатывать ком в горле.

— Сейчас я тебе не сэр. Не пытайся угодить мне, Шарлотта. Просто будь честна.

Она встает и подходит ко мне, останавливаясь всего в футе от меня. Сделав еще один глубокий вдох, она расправляет плечи, и я не могу не восхищаться ею с этого ракурса.

Упрямая, жесткая, красивая девушка, которая отказывается верить, что она абсолютно идеальна.

— Ты думаешь, что, позволив Бо узнать о нас, ты станешь плохим отцом, но, Эмерсон, ты уже спишь со мной. Ты уже сделал это, но это не делает тебя плохим отцом. Это делает тебя человеком. Никто из нас не ожидал, что это произойдет, но это произошло. И это намного серьезнее, чем кто-либо из нас ожидал. Ты думаешь, что ты плохой отец, раз хочешь меня, но это не так. На самом деле ты добр к недостаткам, потому что готов пожертвовать собственным счастьем, чтобы избавить своего сына от оскорбленных чувств, но ты должен позволить ему справиться с трудностями самостоятельно. Он переживет это, но… Я не знаю, переживу ли я когда-нибудь.

— Не говори так. Конечно, ты это сделаешь.

Мое израненное, ноющее сердце жаждет хоть какого-то облегчения, которое я мог бы ей предложить.

— Тебе всего двадцать один, Шарлотта.

— Я не буду, — возражает она, и эти угрожающие слезы наконец-то проливаются.

Вот уже две ночи подряд я вижу, как она плачет, и я не могу этого вынести. Мои руки находят ее талию, притягивая ближе, как будто одно мое прикосновение могло решить любую из этих проблем.

— Мне сорок, детка, — нежно шепчу я ей в волосы. — У тебя нет будущего со мной.

— Мне все равно, сколько тебе лет. Для меня это не имеет значения.

Теперь она всхлипывает всерьез у меня на груди. Прежняя ноющая тревога в моем животе превратилась в зияющую, кровоточащую рану, но так лучше.

Выплеснуть чувства. Никаких секретов. И мы пройдем мимо них.

Я поднимаю ее лицо так, чтобы она могла видеть мои глаза.

— Ты же понимаешь, это не потому, что я тебя не хочу. Ты ведь знаешь это, верно?

— Тогда скажи мне, что ты хочешь меня, — кричит она.

— Я хочу тебя. Конечно, я хочу тебя.

Она протягивает руку, отыскивая мои губы для отчаянного поцелуя, и я знаю, что не должен, но целую ее в ответ.

Я думаю, мы установили, что я не принимаю мудрых решений там, где замешана эта девушка, и я не хочу этого делать.

Она обвивает руками мою шею, и я притягиваю ее к себе за бедра, позволяя ей обхватить меня ногами.

Я закончил разговор. Все, что мы установили, — это то, что мы оба не можем получить то, чего хотим, но, по крайней мере, у нас может быть это. В этом доме, где больше никого нет, есть только мы.

Она и я, и эта необъяснимая связь.

Мне повезло иметь что-то подобное хотя бы раз в жизни, так что, если этот краткая, горячая фаза моей жизни — это все, что я получу, то я собираюсь выжать из нее все до последней капли.

Я несу ее к дивану и опускаю на подушки.

— Ты нужен мне, — кричит она, вцепляясь в мою рубашку.

Садясь, я быстро стаскиваю с себя рубашку и занимаюсь своими штанами, срывая их, пока она вылезает из своих. Как только мы обнажаемся, я накрываю ее своим телом, опустошая ртом ее драгоценную, бледную кожу, покусывая и целуя каждый квадратный дюйм. Когда я достигаю вершины ее бедер, она извивается подо мной, постанывая и пощипывая свои соски.

Этого недостаточно. Отрывая свой рот от ее идеальных розовых складочек, я хватаю ее за талию и переворачиваю нас, так что я ложусь, а она сверху. Затем я хватаю ее сзади за шею, притягивая к себе для страстного поцелуя, и шепчу:

— Я хочу, чтобы ты была у меня на лице.

Ее глаза расширяются, и я вижу, что она собирается запротестовать, но я не даю ей шанса. Приподнимая ее за бедра, я располагаю ее лицом к себе и тяну вниз, пока ее киска не оказывается у меня во рту.

Она вскрикивает от восторга, когда мой язык скользит глубоко в нее. И я смотрю на нее снизу вверх, пока она находит свое удовольствие, прижимаясь к моим губам.

Глядя на нее снизу вверх, поглощая ее, чувствуя себя полностью поглощенным ею, я на мгновение задумываюсь, не делает ли это меня монстром. Развращать эту идеальную молодую девушку, делая ее своей и гублю ее, чтобы она никогда не смогла испытывать подобных чувств к другому мужчине.

Но мне все равно. Если я монстр, значит, я монстр. Я могу с этим смириться.

Она сильнее прижимается ко мне, отказываясь от парения и, наконец, перенося свой вес на мой рот. Я жадно посасываю ее клитор, и она вскрикивает, костяшки ее пальцев белеют, когда она вцепляется в диван.

— О Боже мой, Эмерсон. Не останавливайся, не останавливайся, не останавливайся.

Ее позвоночник изгибается внутрь, когда она кончает, ее киска пульсирует у моих губ, а ее бедра сжимаются вокруг моей головы. Я впитываю каждую прекрасную каплю, как будто это последний раз, когда я могу пожирать ее таким образом.

Я отказываюсь в это верить. Даже если нам не суждено быть вместе вечно, я еще не закончил с ней.

Как только ее мышцы расслабляются и она падает, я снова поднимаю ее. Мой член жаждет ее. Принимая сидячее положение на диване, я направляю ее влажную сердцевину к своему члену, наблюдая за ее лицом, когда она скользит вниз по мне.

— Черт возьми, Шарлотта, — стону я, хватая ее за волосы и притягивая ее губы к своим. Она стонет от нашего поцелуя, пробуя себя на вкус у меня на языке.

— Оседлай меня.

Устремив на меня свои завораживающие карие глаза, она держит меня сзади за шею и насаживается на мой член жесткими, глубокими толчками. Она трахает меня так же, как я трахаю ее.

Наблюдая за ней, я понимаю… что люблю ее.

Если это не то, на что похожа любовь, тогда ее не должно быть.

Это не значит, что я могу дать Шарлотте все, чего она хочет, — все, чего хочу я. Это ничуть не облегчает мой выбор, но я чувствую себя свободнее, когда могу признаться в этом самому себе. После двадцати лет ожидания это то, что окончательно разрушило веру в то, что я никогда этого не найду. Никогда не найду свою любовь. Но у меня есть… из-за нее.

И я так сильно хочу сказать ей об этом прямо сейчас, но не могу. Я отказываюсь больше давать этой девушке какие-либо обещания, которые я не могу выполнить. Если я скажу ей, что люблю ее, это только укрепит ее надежду еще больше, а я и так уже сокрушаю ее.

Крепко схватив ее за бедра, я прижимаю ее к себе еще сильнее, и она откидывает голову назад, наполняя комнату восхитительно звучащими стонами экстаза.

— Я хочу кончить в тебя. Я хочу, чтобы ты взял это, — стону я.

— Дай это мне.

Требуется всего два толчка на моем члене, прежде чем я издаю стон облегчения, мой член входит в нее. Она висит у меня на руках, измученная и прекрасная. Поэтому я притягиваю ее тело к своим губам, целуя то место, где колотится ее сердце в груди.

Она задыхается больше обычного, ее сердце колотится от напряжения. На ее спине блестят капельки пота.

— Я была хорошей девочкой? — Шепчет она, ее губы в нескольких дюймах от моих.

Улыбка расползается по моему лицу когда я заключаю ее в объятия.

— Ты всегда была хорошей девочкой.