Пока сияют звезды

Глава 12

Всю ночь бушевал ураган. Утром, по пути в госпиталь, Косима видела, что на улицах повсюду царит беспорядок. Сточные канавки залиты водой, которая не могла просочиться из-за скопившихся в них листьев банановых деревьев. На лужайках разбросаны обломанные ветви. Кимо Нухи наклеивал на треснувшее оконное стекло соседней с Косимой квартиры белую пластиковую ленту, что означало, что стекло должно быть заменено немедленно (хотя, закончив данную процедуру, вряд ли он сочтет это таким уж необходимым и, скорее всего, отложит замену окна на недели, а может, и на месяцы). На лужайках взъерошенные птички неуклюже выполняли утренний моцион.

У почтового ящика Косима остановилась, хотя особенно не надеялась найти там хоть что-нибудь в столь ранний час. Однако в ящике лежала копия утреннего выпуска «Бэннер». Не сложно было догадаться, кто заранее побеспокоился об Этом. Листки неприятной, желтой газетенки, так сильно полюбившейся гостям отелей, среди которых она распространялась бесплатно, кто-то аккуратно сложил так, чтобы Косима сразу наткнулась на некую статейку. Материал был подписан Клемом Келлером.

Прожженный репортер решил сочинить собственную историю, что доставило ему огромное удовольствие. Писака сделал вид, что стал свидетелем вечерних событий. Судя по намекам и предположениям, можно было сделать вывод, что это чистой воды вымысел.

Согласно Клему Келлеру, «невероятно очаровательная» Пиджин Бэннинг «ворвалась» в квартиру «златовласой фигуристой соперницы», таким образом застав своего «блудного новобрачного» на месте «любовного свидания». С отвращением просматривая статью, Косима заметила, что на самом деле ничего конкретного сказано не было. Все сопровождалось словами «предположительно», «якобы», «очевидно». За подобными оговорками терялись факты. Но как много читателей «Бэннер» поймут это?

Ничего не говорилось о том, что Пиджин со своим неуверенно стоящим на ногах супругом ушла спокойно, без скандала. Не упоминалось и о том, что именно сама «хорошенькая медсестра» вызвала такси и помогла новоиспеченной жене довести до машины ее в тот момент робкого мужа. Также не было ни слова сказано о том, что Дейл Бэннинг где-то уже «принял» хорошенько, а в доме Косимы он выпил только чашку кофе.

Косима механически сложила гладкие листы и, вздрогнув, выкинула их в ближайшую урну. Кончики ее пальцев, державшие газету, почувствовали острую боль, будто дотронулись до крапивы. Девушка уже подходила к автобусной остановке, когда заметила стоящего на лестнице, приставленной к своему окну, Нухи. Косима почувствовала невероятное желание сделать ему выговор за то, он впускает незваных посетителей в ее квартиру, но вдруг передумала.

Стоит ей только начать задавать головомойку тучному гавайцу, как она может потерять контроль над собой. А ее положение и без того неприятное, не стоит устраивать сцену для соседей. Сдержав гнев, она пошла дальше. Только она села в серебристый автобус, как ее взгляд упал на рекламный плакат, висящий напротив. Косима сразу забыла о Нухи. Прелестное подобие Марго Амброс улыбалось ей почти застенчиво, демонстрируя возможности салона красоты на Калакауа-авеню. На фоне белого имбиря, тропической листвы и мерцающего водопада красотка улыбалась той поразительной улыбкой, что благодаря мастерству фотографа превратилась в раннеапрельскую невинность. Фотограф позволил себе поэкспериментировать с настоящим цветом ее глаз, сотворив из них голубой пруд, отражающий безоблачное гавайской небо.

Пристально вглядываясь в подобие актрисы, Косима знала, что именно Марго расставила ловушку. И Пиджин, и Клем Келлер упомянули, что им позвонила женщина. И никто, кроме Перри, Марго и, естественно, Нухи, не знал, где можно найти Дейла. Мотив звонящего угадать было нетрудно.

Марго, конечно, заметила влечение двух сердец — Косимы и новоиспеченного певца. Но на Перри она поставила свое клеймо и не собиралась отступать. Марго прекрасно знала, что Косима привлекает Перри больше, чем она сама. А прошлой ночью впервые она смогла уловить ответное желание в глазах Косимы. Поэтому действовала актриса незамедлительно, причем со сногсшибательной результативностью.

Теперь дверь между Косимой и Перри была наглухо закрыта, возможно, на какое-то время. Нет, похоже, навсегда. Публичное оскорбление, какое Марго Амброс могла бы учинить, дав интервью, высмеивая обман, связанный с организацией «Совета блондинок», было ничто по сравнению со слухами о романтической связи певца с девушкой, замешанной в непривлекательных газетных историях.

Одной красочной сплетни достаточно, чтобы чиновники из кинематографического комитета по цензуре начали хмурить брови. Женские клубы могли бы втянуться в процесс запрещения фильма, где снимается подобная персона. Проповедники пустились бы в церковные рассуждения о грехе… А Феликс Гаас, скорее всего, пересмотрел бы контракт с Перри.

Косима поднималась по возвышенности, на которой «Алоха» раскинул свои купола и сады, поглощенная безрадостными мыслями. У входа в госпиталь Косима заметила Дорис Даймелинг. Ее угловатое, почти готическое лицо свидетельствовало — это было заметно только для глаз другой медсестры — о том, что она провела на дежурстве тяжелую бессонную ночь. Старшая сестра остановилась у стеклянных дверей.

— Пойду в кабинет прилягу немного, — сказала она. — Я на твоем столе оставила записку. В девятой палате лежит пациент, ему нужен особый уход.

— Он поступил ночью?

— Его привезли прямо с сампана. Эта китайская лодка встала на якорь в бухте Кеуало. Мальчишка, наполовину португалец, наполовину гаваец, восемнадцать лет. Острое отравление угарным газом. Доктор Ян на дежурстве. Это его дело.

Косиме пришлось собраться с мыслями, чтобы переключиться от проблемы с Перри.

— Угарный газ? На рыболовной лодке?

— Из-за шторма он плотно закрыл дверь кабинки и окна. Включил газовую плитку, чтобы приготовить поесть. Потом, очевидно, волны поднялись еще сильнее, лодка накренилась, пацан упал и ударился головой. Потерял сознание. Плитка тоже опрокинулась, а пламя газа погасло.

— Чудом лодка не загорелась!

— Японец, владелец сампана и работодатель мальчика, оказался на месте в 4.30 утра и нашел его. Еще чуть-чуть — и было бы поздно. Доктор Ян считает, что шансы мальчика — пятьдесят на пятьдесят.

Косима уже успела сосредоточиться.

— Что ему сейчас необходимо?

— Доктор пробует гипотермию. Мы накрыли его двумя пластичными простынями, а между ними положили одеяло со льдом. Он должен находиться под постоянным наблюдением. А холод необходимо поддерживать.

Косима кивнула и отправилась в девятую палату, на минуту остановившись у монитора над ее столом, чтобы проверить состояние остальных пациентов.

Юный рыболов лежал на кровати неподвижно. Косима сразу вспомнила отрывок из поэмы: «…рыцарь белый, как мрамор, лежал на мраморной могиле…» Мальчик был красив, как все метисы. Черты его лица можно назвать классическими. Жгучие черные волосы спутались в массу кудряшек. Несмотря на болезненную бледность, кожа отливала бронзовым оттенком. Если он и дышал, Косима вряд ли сразу могла определить это под слоем одеяла со льдом.

Однако убедившись, что юноша жив, она пододвинула к кровати стул и села рядом с жертвой ночного урагана. Девушка ощутила некое родство с ним, хотя до того, как прочитала в его карте, что зовут его Пекело Менендез, она даже имени его не знала. Предыдущая ночь одинаково жестока была к ним, она оставила их обоих разбитыми и беспомощными.

Сидя в палате, Косима пыталась вспомнить все, что слышала, или все, что читала о гипотермии, — лечении с помощью холода, или того же льда, охлажденной крови или одеяла, в которое, как куколка, был сейчас завернут юный Менендез. Прежде всего она знала, что гипотермия применяется в качестве послеоперационного лечения вслед за хирургическим вмешательством — особенно после операции на сердце или на головном мозге. Но что гипотермию используют при отравлении угарным газом, ей так и не удалось припомнить. Профессиональный интерес заставил ее задуматься о том, что же подтолкнуло молодого доктора-китайца провести такой отчаянный, даже в какой-то степени безрассудный эксперимент, если, конечно, это эксперимент. Чудеса мира врачевания, которому она посвятила себя, по-прежнему восхищали девушку. Она верила, что никогда не бросит эту работу. Как же такой человек, как Перри, обученный подобным чудесам, смог запросто повернуться к ним спиной?

Но она здесь не для того, чтобы думать о Перри. Она будет думать только о работе.

Было уже далеко за полдень, когда Косиму сменила другая медсестра, вызванная мисс Даймелинг. Покидая девятую палату, Косиме показалось, что юный Менендез стал дышать чуть глубже. Она даже заметила, как дернулось его веко со спутанными ресницами. Но в остальном ничто не говорило об успешности подобного лечения. Доктор Ян дважды заходил проведать юного пациента. Его лицо, обычно непроницаемое, выражало обеспокоенность. Косима дала сменившей ее медсестре рекомендации по уходу за больным и пошла перекусить. Она проходила центральный пост и на своем столе заметила записку от Тима Неирна, написанную им самим:

Итак, она поняла, что Неирн тоже прочел статью Клема Келлера в утреннем выпуске «Бэннер». Открывая дверь офиса шефа, девушке пришлось приказать своей руке не дрожать. Но ее подбородок был поднят высоко. Косима приготовилась к сражению.

— Я нашла вашу записку, сэр. Хотели меня видеть?

Голова с седовласой львиной шевелюрой повернулась в ее сторону, выглядывая из-за огромного стола. Взгляд Тима Неирна был печален. У Санта-Клауса никогда прежде не было такого отсутствующего, рассеянного выражения лица.

— Я видел это, Косима.

— Я предполагала, мистер Неирн. — Она смотрела на него в упор, не мигая. — Похоже, я стала самой известной разрушительницей семей, не так ли?

— Это оскорбление. Мы подадим в суд на эту грязную газетенку. — Шеф даже немного раскраснелся.

Ба, да его очевидный гнев был направлен вовсе не на нее! Он полагал, что дурная слава навлечена не на его офис и, таким образом, не на его важного клиента. Он считал, что всю эту грязь вылили на того, с кем он работал и кого уважал. Голос Неирна дрожал от возмущения, когда он заорал:

— Мы доберемся до истины. Я вызову Келлера и его редактора на ковер к концу дня. Отвратительные, безответственные термиты! Я слышал, будто Келлера однажды уволили, причем за дело, из настоящей газеты.

Подбородок Косимы неожиданно дрогнул. События, произошедшие прошлой ночью и сегодняшним утром, сильно повлияли на ее спокойствие.

— Я… я не… то есть… все, что он пишет, — неправда.

— Вы не должны мне ничего доказывать. Я знаю, что представляет собой человек, с которым работаю. Просто я хотел, чтобы вы не беспокоились. Я позабочусь об этом.

Косима, пообедав, вернулась на свой пост уже в лучшем расположении духа, нежели полчаса назад. Зазвонил телефон. Хриплый, полный притворности голос потребовал Тима Неирна, затем, будто сильно удивившись, голос зазвучал иначе.

— О, это ты, Косима, дорогая? Я так рада, что ты на работе! После всей этой суматохи… Могу я поговорить с нашим боссом, милая?

Косима, не говоря ни слова, соединила ее с шефом. Но потом сделала то, что прежде, с тех пор как Уальдо Дженсен назначил ее помощником Тима Неирна, она никогда не делала. Косима оставила свой коммутатор включенным. Голос Марго тут же лишился очарования, с каким она болтала с ней; теперь он звучал по-деловому оживленно.

— Мистер Неирн, я звоню по поводу компании «Перри Хилтон, инкорпорейтед». То есть по поводу защиты имиджа компании в глазах публики.

— Я и не знал, что «имидж» Перри под угрозой, — громко произнес Неирн.

— Вероятно, вы читали в сегодняшнем «Бэннер» о мисс Арнольд?

— Я прочел кучу лжи и ерунды. И ни слова о Перри.

Голос Марго стал резковатым.

— Как же ни слова? Вы знали, что именно Перри поколотил блудного молодожена?

— В доме Косимы? Я даже не знал, что он к ней заходил.

— Он хотел сделать ей сюрприз. Рассказать о Гаасе и Голливуде.

— А зачем вы мне все это говорите, мисс Амброс?

Марго знала, как подать то, чего добивалась.

— Потому что, если ему улыбнется удача и он станет сниматься в картине, мы, директора, не хотим, чтобы наш мальчик подвергал риску свое увлечение из-за некоторых блондинок. Я хочу сказать, что газетчики сразу отреагируют на это. И моралисты тоже.

На этот раз «замурлыкал» Тим Неирн:

— Еще одна угроза, мисс Амброс?

— Какое неприятное слово. Но, полагаю, можно и так назвать. Дело в том, что я намереваюсь уехать в Калифорнию вместе с Хилтоном, мистер Неирн. Этого шанса я ждала очень долго. Меня снова заметят, а Перри поспособствует. — Теперь ее голос зазвучал совсем иначе, а очаровывающая нотка испарилась вовсе. — Мистер Неирн, я не хочу, чтобы перед отъездом он с ней виделся. Даже случайно. А если вдруг он заскочит в госпиталь, я предложу на ее место другую кандидатуру. И никаких но, мистер Неирн. Иначе моя совесть заставит меня выступить публично.

Косима бросила трубку. Ее затрясло. Как выразилась Марго, никаких но. У актрисы в руках был кнут, которым она могла воспользоваться в случае, если ее директива останется без внимания. Если понадобится испортить новую карьеру Перри, дважды она думать не будет. Ее интересует она сама.

Во время двух последующих встреч с Косимой, на которых обсуждались вопросы по рекламе, Тим Неирн так и не упомянул о телефонном разговоре. И в конце рабочего дня он даже пальцем не пошевельнул ради того, чтобы выполнить нахальное требование Марго. Зная Неирна, Косима не боялась потерять работу. Вопрос о ее увольнении находился под защитой протеже Уальдо Дженсена. Но, должна ли она оставаться в «Алоха» — другой вопрос.

Слишком многое произошло с ней за последнее время. Открывая дверь своей квартиры, Косима поняла, что очень боится. Так много неприятных сюрпризов случилось здесь в последние дни, что рука девушки невольно задрожала.

Но на этот раз комната была пуста — веселая, просторная, без претензий, которую она с большим удовольствием обставляла в первые недели после приезда на острова. Единственный чужой предмет — цветочный ящик на кофейном столике, куда Кимо Нухи складывал полученные на ее имя пакеты и свертки. Сейчас в нем лежал один сверток. Косима посмотрела на него, будто в нем находилась бомба.

Девушка развернула ленточку, подняла крышку, и перед ней засверкал шикарный разноцветный имбирь — пушистый желтый имбирь, кремовый, как будто с крылышками мотылька, белый имбирь и ярко-розовый, бросающийся в глаза. Его аромат поплыл по комнате. Косима взяла квадратную белую карточку.

Пытаясь прочесть между строк, Косима пристально вглядывалась в слова. Очевидно, когда Перри сочинял эту записку, он еще не знал о Келлере и о статье. Если бы лживая история попалась ему на глаза, он не смог бы ее проигнорировать. Только не Перри. Он бы обязательно заступился за Косиму. Попытался бы отвести от нее вину.

Косима представила, как все, должно быть, произошло на самом деле. Он проспал все утро, так как теперь ранние рабочие часы в госпитале заменили вечерние выступления в «Цветочной комнате». И, вероятно, он вообще никогда в своей жизни не читал ориентированную на туриста «Бэннер». И наверняка никто не процитировал ему эту статью. Но, рано или поздно, он все равно узнает. Что тогда?

Она слишком хорошо знала, что он тогда сделает. Он протянет руку помощи — отчаянно, безрассудно, бескорыстно — страдающей леди. А Марго поймет, что возможность использовать его в своих целях рушится. И тогда интриганка смешает с грязью его имя. И люди, много людей, возможно, даже сам Феликс Гаас, будут судить о Перри по лживым слухам.

Ни в коем случае этого нельзя допустить. Она не станет камнем преткновения в карьере Перри. Девушка знала, что надо делать. Ради Перри она сделает это прямо сейчас. Сегодня же вечером. Косима взяла лист бумаги и ручку.

«Очень мило с твоей стороны послать эти цветы, Перри. Но не стоило этого делать. Дейл может неправильно истолковать такой прекрасный подарок, когда зайдет ко мне. А заходит он достаточно часто. Видишь ли, он знает и всегда знал, что здесь его всегда рады видеть».