Рамон сидел верхом на своем вороном коне Вьенто Прието. Конь домчал его сюда так быстро, словно действительно был ветром, несущимся сквозь ночь. Испанца сопровождали Руис Доминго, Игнасио Хуарес и еще несколько ковбоев — все, кто уцелел после налета на Льяно-Мирада. Они смотрели на Сан-Хуан-Батиста, раскинувшийся в плодородной долине у подножия гор.
— Каждый помнит, что должен делать?
— Si, дон Рамон, — дружно ответили мужчины. Они были в таком напряжении, что даже кони, ощущая его, фыркали, прядали ушами и били копытами землю.
— Руис и Игнасио пойдут со мной в тюрьму, — напомнил Рамон. — Эмилио и Эстебан будут охранять дверь, остальные займут определенные ранее позиции. Вы готовы? — Они кивнули. — Рассредоточьтесь и двигайтесь бесшумно. Не жалейте лошадей, когда люди окажутся на свободе и мы выедем из города.
Они спускались с горы, сосредоточенные и серьезные; каждый знал, что в случае неудачи их друзей повесят, а они сами тоже умрут.
В соответствии с планом они рассредоточились, въехали в город по узким улочкам и добрались до конторы шерифа, расположенной почти напротив миссии на другой стороне улицы. Рамон стиснул зубы, увидев стоящую на площади виселицу, — четыре раскачивающиеся петли были мрачным напоминанием о том, что может ожидать их всех. Двигаясь незаметно, он приблизился к массивной бревенчатой тюрьме с двумя маленькими окнами, кивнул одному из своих спутников, и тот быстро снял часового, охранявшего заднюю стену.
Удар по голове рукояткой пистолета заставил затихнуть второго охранника, прислонившегося к стене дома, в котором находилась контора шерифа. Вывеска над дверью закачалась. Рамон насторожился, опасаясь, что кто-то услышит скрип цепей. Звук стих, но никто не появился из-за двери. Еще один охранник беззвучно упал на землю — крупный ковбой придушил часового.
Никто не был убит: Рамон просил друзей избегать лишнего насилия, чтобы преследование не было слишком ожесточенным. Кроме того, он вообще избегал убивать слуг закона — это противоречило его убеждениям.
Испанец приблизился к охраннику, который стоял у входа в тюрьму с дробовиком в руках и курил толстую сигару.
— Славный вечерок, верно?
Услышав голос, тот обернулся.
— Кто вы, черт возьми? — пробормотал охранник, не вынимая сигару изо рта.
Рамон замахнулся длинноствольным ружьем и нанес ему удар в подбородок гладким деревянным прикладом. Издав сдавленный стон, часовой рухнул на землю.
Из тени вышел Игнасио:
— Шериф с двумя людьми в кабинете. В тюрьме только один охранник.
Рамон кивнул и дважды постучал в массивную дверь.
— Это ты, Уилкинс? — донесся голос изнутри.
— Впусти меня, — тихо сказал Рамон. Как только дверь распахнулась, он ударил охранника стволом ружья.
— Забери у него ключи, — распорядился Рамон, и Игнасио достал связку из кармана распростертого на полу мужчины.
— Дон Рамон!
Педро Санчес, Сантьяго Гутиерес и еще два ковбоя ухватились за прутья камеры.
Испанец улыбнулся: слава Господу, пока с ними все в порядке.
— Рад видеть вас, compadres.
— А нам еще приятнее видеть тебя, мой друг, — ответил Педро.
Игнасио повернул ключ, дверь открылась, и мужчины вышли из камеры.
— А как насчет Анхела? — спросил Педро, заметив колебания Рамона.
— Следовало бы отправить его на виселицу.
— Si, но я думаю, что ты так не поступишь.
Рамон кивнул:
— Ты прав.
Пройдя в конец коридора, он отпер дверь камеры, где сидел Анхел, потом молча вернулся к друзьям.
— Vamonos, amigos[62]. Мы и так уже задержались. — Не посмотрев, следует ли за ними Анхел, он вскочил на коня. — Мы поедем по старому руслу, которое огибает город. Когда окажемся на безопасном расстоянии, вы отделитесь от нас и направитесь в горы.
Четверка оседланных лошадей ждала узников, и те быстро последовали за Рамоном, поскакавшим к высохшему руслу реки.
«Я не успею!» Эта мысль терзала Кэрли, когда она мчалась на лошади по площади перед миссией. Неподалеку от дверей церкви она остановила кобылу и соскочила с нее, но, потеряв равновесие, упала и подвернула ногу.
По-мужски выругавшись, девушка подобрала платье и быстро заковыляла к лестнице, ведущей на хоры и к колоколам campanario — церковной колокольни. Она заметила Рамона в тот момент, когда он выезжал из города. Не успев остановить мужа, Кэрли могла лишь предупредить его об опасности.
Она сознавала, что ее дерзкий план подвергнет Рамона еще большей опасности, но иного выхода не было.
Кэрли взмолилась о том, чтобы муж понял, что означает ее предупреждение.
Морщась от боли при каждом шаге, она поднялась по лестнице, посмотрела на три колокола, схватила ремень, соединенный с языком верхнего, и начала звонить.
Громкий звон наполнил церковную площадь и разнесся по улицам, разбудив удивленных горожан. В такой час колокола обычно безмолвствовали, значит, случилось что-то из ряда вон выходящее.
Услышав звон уже на окраине города, Рамон выругался. Через несколько секунд весь город узнает о побеге. Шериф и его люди бросятся в погоню. Испанец нахмурился. Странно. Почему о тревоге извещают звоном колокола? Какая ирония судьбы! Сначала этот звон погубил Андреаса, теперь, похоже, пришел его черед.
Сердце Рамона сжалось от недоброго предчувствия. А ведь русло реки уже близко! Еще несколько секунд, и они скрылись бы из виду!
— Стойте! — вдруг крикнул он и поднял руку. — Мы поедем другой дорогой, через площадь, вниз к реке. Скорее!
Никто не потребовал объяснений. Все полагались на интуицию Эль Дракона, не раз выручавшую их. Значит, и сейчас она указала им путь к спасению.
Мужчины повернули коней, пришпорили их бока, и те понеслись во весь опор. Прогремел ружейный выстрел, потом второй, третий. Стреляли не в городе, а где-то за спинами беглецов. Оглянувшись, Рамон увидел отряд всадников, мчавшихся от русла к городу. Его люди открыли ответный огонь, не сбавляя скорости. Один ковбой упал, другому пуля угодила в плечо, но он продолжал скакать.
Рамон выхватил пистолет, обернулся и выстрелил, срезав одного всадника. Игнасио ранил другого. Они промчались мимо церкви. Те, кто скакал впереди Рамона, уже начали спускаться к реке. Но испанец не последовал за ними. Скрывшись от преследователей, он повернул Вьенто, прильнул к его шее, понесся влево и вскоре оказался в тылу миссии.
Приближаясь к высокой колокольне, он увидел то, что и предполагал. Его жена, хромая, спешила к своей светло-гнедой лошади.
— Рамон! — крикнула она, увидев его. Он спешился, подбежал к ней и подсадил в седло прежде, чем она успела снова раскрыть рот.
— Скачи, Кэрли, вдоль высохшего русла. Там уже никого нет, я поеду за тобой.
Она послушно устремилась вперед. Выстрелы все еще гремели с разных сторон, хотя и реже. Беглецы рассеялись, их преследователям пришлось поступить так же.
Рамон торжествующе улыбнулся. Его ковбои — лучшие в мире наездники! Он не сомневался, что в скачке, где ставкой была жизнь, калифорнийцы одержат победу.
Взглянув вперед, испанец увидел, как жена, пригнувшись к шее лошади, несется во весь опор по руслу. Темно-фиолетовое платье развевалось на ветру. Кэрли сидела в седле гордо и уверенно. Несмотря на тревогу за жену, Рамон улыбнулся, радуясь ее успехам, сократил дистанцию между ними и прикрыл Кэрли от возможного преследователя.
Поворот, ведущий из города в безопасное место, остался позади, когда они услышали топот копыт. Прогремел выстрел, пуля просвистела возле головы Рамона. Тут же последовали другие выстрелы.
— Скачи быстрее! — крикнул Рамон Кэрли, вытаскивая свой пистолет. Он выпустил в преследователя три пули — раненный в плечо мужчина, сделав ответный выстрел, упал с лошади.
Рамон застонал от боли: пуля угодила ему в спину и вышла через грудь. Он едва не вылетел из седла.
— Рамон! — в ужасе закричала Кэрли и, повернув лошадь, помчалась к мужу.
— Надо ехать дальше, — с трудом проговорил он. — Мы еще не скоро будем в безопасности.
— Но ты ранен!
— Мы остановимся, как только окажемся в безопасном месте.
— Но тебе нужен доктор!
— Мы должны ехать, querida. Другого выхода нет.
— Ты выдержишь?
Он мрачно улыбнулся, стараясь преодолеть головокружение:
— Не бойся, Кэрли. Мне есть ради чего жить. Я выдержу.
Они не останавливались, пока не въехали в горы. Понимая, что этому времени ковбои уже рассеялись, Рамон направился в Лас-Алмас.
Страдая от мучительной боли в спине и груди, испанец бросил взгляд на жену, скакавшую рядом с ним. Ее лицо было напряженным и встревоженным. Остин и его люди устроили засаду. Еще несколько секунд, и ковбои угодили бы в нее. Если бы Кэрли не зазвонила в колокол, они все погибли бы. Подумав об этом, испанец упал с коня.
— Рамон!
Натянув поводья, Кэрли спрыгнула с лошади и . опустилась на колени перед мужем. Он был еще в дознании, но оно явно покидало его. Пошевелившись, Рамон застонал:
— Господи!..
— Не двигайся, — сказала Кэрли, сдерживая слезы и стараясь не выдать страха. — Лежи так, я постараюсь унять кровотечение.
Он с трудом откинулся на спину и лежал, тяжело дыша. Кэрли дрожащими руками расстегнула его рубашку. О Боже, сколько крови! Выше сердца — темнело пулевое отверстие, по спине тоже струилась кровь. Это опасное ранение угрожало жизни Рамона, однако Кэрли отогнала ужасную мысль. Они проделали слишком длинный путь, слишком много страдали! Господь, которого она так любила, должен проявить милосердие.
— Отдохни, дорогой, — тихо произнесла девушка. — Все будет хорошо.
Дрожащими руками она задрала подол платья и начала торопливо рвать на полосы нижнюю юбку. Сделав подушечку из одной полосы, Кэрли прижала ее к выходному отверстию на груди. Рамон снова застонал.
— Пуля прошла… навылет, — сказала Кэрли, видя, как страдает муж и едва сдерживая слезы. — Хорошо, если нам удастся остановить кровотечение.
Слово «если» внушает ужас, когда любимому угрожает смерть.
«Господи, — взмолилась она, — я сделай все что угодно, но только не дай Рамону умереть!»
— Мне надо чуть передвинуть тебя. Постараюсь не причинить тебе боли.
Она бережно повернула — его на бок, прижала тампон к входному отверстию на спине и закрепила временную повязку полосой ткани, обмотав ее вокруг широкой груди Рамона. Руки ее дрожали так сильно, что она с трудом завязала узел. Рамон обхватил ее запястье:
— Не бойся, querida. Мы выстояли до этого момента, выдержим и дальше. Преодолеем все… пока мы вместе.
— Я не говорила им. Не знаю, кто это сделал. Только не я, клянусь.
Он посмотрел Кэрли в глаза:
— Я ни на мгновение не усомнился в этом. Ты никогда меня не предавала. Из нас двоих только я совершил предательство.
Она отвела глаза. Сердце ее ныло от боли.
— Я должна кое-что сказать тебе, хотя это следовало сделать гораздо раньше. — Она посмотрела Рамону в глаза. — Я не та, за кого ты меня принимаешь. Моя семья не была богатой… как говорит всем дядя. Я родилась в Пенсильвании в семье бедного шахтера. У меня нет родословной де ла Герра.
— Я думал, когда ты признаешься мне в этом.
— Ты знал? Но откуда?
— Ты говорила об этом в бреду в Льяно-Мирада. Тогда это не имело значения. Не имеет и сейчас.
— Но…
Он прижал палец к ее губам. Провел рукой по волосам жены. Привлек Кэрли к себе и нежно поцеловал в губы.
— Те quiero, mi corazon, — прошептал Рамон. — Те quiero como jamas he querido. Я люблю тебя, мое сердце. Люблю, как не любил никогда.
Кэрли заплакала. Горячие слезы катились по её щекам и падали на перевязанную грудь Рамона. Она так любила его! Ей не вынести смерти Рамона.
Он через силу улыбнулся и поднял ее подбородок:
— Сейчас не время для слез. Поплачешь с моей матерью, когда мы благополучно вернемся домой.
Кэрли встрепенулась:
— Ты собираешься ехать верхом?
— Si, иначе нам не попасть в Лас-Алмас.
— Но ты потерял столько крови, и…
Кэрли вдруг заметила, что толстая тряпичная повязка помогла. Кровь, хлеставшая из раны, начала останавливаться. Если они доберутся до Лас-Алмас, мать и тетка Рамона помогут ей вылечить его. Они поставят его на ноги.
— Ты можешь дойти до коня?
— Si. Ради тебя, querida, я способен на все.
Опираясь на Кэрли, он с трудом поднялся, и они медленно пошли к лошадям. Кэрли помогла Рамону вставить сапог в стремя и сесть в седло. Она отвязала свою лошадь, зная, что та последует за ними. Потом девушка села позади Рамона. Обхватив мужа руками, она повернула коня к Лас-Алмас, молясь о том, чтобы ей удалось справиться с горячим вороным конем.
Сколько раз ей казалось, что они не доберутся до дома! А если и доберутся, то слишком поздно. От верховой езды кровотечение усилилось, Рамон стонал от боли при каждом резком движении коня. Несколько раз он погружался в беспамятство, и только крепкие объятия Кэрли удерживали его в седле.
Все время пути она молила Господа и Святую Деву помочь им вернуться домой.
Ночь казалась бесконечной. Темнота вставала стеной перед ними, и лишь узкий месяц слабо освещал путь. Из мрака доносились уханье совы, вой волков, где-то впереди зарычал медведь.
Кэрли вздрогнула, подумав, что, если какой-нибудь хищник нападет на них или испугает коня, она не удержится в седле. Они двигались по заброшенной тропе, заросшей травой, стараясь не сбиться с пути.
Но в тот момент когда она уже решила, что они заблудились, жеребец поднялся на холм перед ранчо и Кэрли увидела в долине маленькую асиенду.
— Слава Богу! — ликуя, прошептала она, и надежда окрылила ее. Пришпорив коня, Кэрли направила его в долину. Встревоженный Мариано бросился им навстречу. Из темноты вынырнул Два Орла. Баджито залился радостным лаем. Из дома выбежали мать и тетка Рамона.
— Santa Maria! — прошептала Тереза.
— Рамон ранен, тетя, и, боюсь, серьезно.
Сказав это, Кэрли снова ощутила страх, который ей едва удалось сдерживать в пути.
Мариано и Два Орла отнесли Рамона в дом.
— Дон Рамон сильный, — сказал мальчик, ободряюще улыбнувшись Кэрли. — Дома он поправится, сеньора…
В спальне Кэрли и ее свекровь сняли с Рамона окровавленную одежду. Тереза отправилась на кухню вскипятить воду для обработки раны.
— Все не так страшно, как вам кажется, — сказал Рамон слабым голосом. — Со мной случались вещи и похуже.
Дома он чувствовал себя немного бодрее, хотя по-прежнему был бледным и осунувшимся. Рамон нежно улыбнулся Кэрли и сжал ее руку:
— Я не умру, но, пожалуй, мне следовало бы прикинуться умирающим, чтобы вернуть тебя домой.
Ее сердце дрогнуло.
— Я дома, Рамон, и никогда не покину тебя.
Тетка и мать, молча переглянувшись, вышли из комнаты.
Рамон посмотрел на жену:
— Тебе нельзя оставаться здесь сегодня ночью, Кэрли, иначе твой дядя заподозрит, что мы имеем отношение к случившемуся. И тогда все наши усилия окажутся напрасными.
— Но я не могу покинуть тебя — ты ранен! Я должна остаться здесь и ухаживать за тобой.
Он поцеловал ее руку:
— Ты знаешь, что со мной все будет в порядке.
— Дядя вернется только завтра. До этого времени я останусь.
— Думаешь, я хочу, чтобы ты ушла? Если бы не рана, я затащил бы тебя в постель. Но, к сожалению, мне приходится отправить тебя в дель Роблес.
Кэрли умоляюще посмотрела на мужа:
— Позволь мне остаться!
— Это слишком опасно. Женщины позаботятся обо мне, не тревожься. Мариано проводит тебя до ранчо. Я буду с нетерпением ждать той минуты, когда мы снова увидимся.
Сказав это, Рамон потерял сознание: усталость и потеря крови сделали свое дело.
Он может умереть этой ночью, а ее не будет возле него!
Он может умереть, и она никогда больше не увидит его!
Но предположим, он выживет. Допустим, дядя заметит, что ее нет, — это, несомненно, насторожит его. Тогда Рамона казнят.
Кэрли склонилась над Рамоном, поцеловала его и, обернувшись, увидела в дверях Терезу и свекровь.
— Мы позаботимся о нем, — пообещала Тереза.
— Si, — подтвердила свекровь, — но лучшим лекарством для моего сына станет возвращение жены.
— Я ухожу не по своей воле: мне приходится думать о его безопасности. — Тереза кивнула. — Я вернусь, как только смогу.
Женщины проводили Кэрли. Два Орла и Ма-риано уже ждали ее. Ковбой подсадил девушку на высокого гнедого мерина, вскочил на своего коня и привязал поводья Подсолнечника к луке своего седла.
Они ехали молча, не делясь опасениями за Рамона. Но каждый из них думал и о том, что Флетчер Остин, возможно, уже вернулся на ранчо и заметил отсутствие племянницы. Что она скажет ему в таком случае? Сумеет ли обмануть его?
На вершине холма перед ранчо Кэрли с помощью Мариано пересела на Подсолнечника и направилась вниз, молясь о том, чтобы никто ее не заметил.
Добравшись до конюшни, она соскользнула с лошади и, морщась от боли в ноге, начала расседлывать Подсолнечника.
— Я сделаю это, сеньора.
Кэрли вздрогнула:
— Хосе! Господи, вы напугали меня до смерти!
— Простите. Я не хотел. — Ковбой расстегнул подпругу. — Идите в дом и не беспокойтесь — я никому не скажу о том, что вы уезжали.
Кэрли облизнула губы:
— Спасибо, Хосе.
Кэрли медленно направилась к дому. Канделария ждала свою госпожу в спальне.
Многие могли выдать Кэрли, но она почему-то верила, что все будут молчать.
— Поторопитесь, сеньора. Сеньор Остин может вернуться в любую минуту.
— Он сказал, что вернется завтра, — возразила Кэрли.
— Он будет с минуты на минуту. Один из его спутников уже вернулся и сказал, что вашего дядю ранили в Сан-Хуане.
— Что?
— Кроме этого, мне ничего не известно.
— Этот человек знает, что меня не было?
— Нет. Я убедила его, что вы спите, и обещала сообщить вам о ранении сеньора Остина и о том, что его везут домой.
— Спасибо, Канделария.
Девушка пожала плечами:
— Мы подруги… а вы — жена дона Рамона.
Надев ночную рубашку и розовый атласный халат, Кэрли пошла в спальню дяди проверить, все ли там в порядке.
— Разбуди Риту, — попросила она Канделарию. — Пусть вскипятит воду и достанет все необходимое для обработки раны.
— Si, сеньора.
«Надеюсь, он ранен легко», — подумала Кэрли, представляя себе дядю таким, каким видела его всегда, — отдающим приказы и кричащим на людей. Тяжелое ранение получил Рамон. С ним ей и следовало остаться, а она покинула его.