4. Открытия

Хакс проверяет время. Рабочий день начался уже как двадцать пять минут назад, но Рена все еще нет.

Какой приятный сюрприз.

Он допивает свой кофе и выбрасывает стакан. Интересно, куда подевался этот меланхоличный?

Ему бы порадоваться, но внезапно работа не идет. Взгляд то и дело возвращается к пустующему столу, на котором разбросаны ручки, карандаши, клочки исписанной бумаги, пара смятых оберток от мятных леденцов, и в окружении этого царапающего душу хаоса лежит черный обтянутый тканью блокнот, чуть приоткрывающий свое таинственное нутро из-за заложенной посреди страниц ручки.

Невольно Хакс задерживается глазами на этом загадочном артефакте Реновской души. Тот так много времени проводит, что-то записывая на его страницах и выдирая неудавшиеся заметки, что интерес начинает будоражить воображение Хакса.

Это точно не дневник, иначе Рен не метался бы так, делая записи в нем.

Должно быть, это что-то по-настоящему важное.

Сноук не взял бы Рена, если бы тот не был действительно недосягаемо талантлив в том, что он делает. Возможно, записи в нем напрямую касаются будущего компании. Возможно, они его определяют.

Черная обложка притягивает взгляд, а выглядывающие из-под нее желтоватые страницы будто дразнят.

Хакс оглядывается на дверь. В коридоре тихо, но Рен может появиться с минуту на минуту. От лифта до их двери не больше тридцати метров. Хотя его тяжелые шаги сразу же будут слышны в коридоре.

Хакс поднимается, легким шагом скользит к чужому столу и нависает над беззащитным бумажным изделием.

Что ж, Рен, пора делиться секретами.

Он не берет блокнот в руки, а лишь приоткрывает его на том месте, где заложена ручка.

Там нет никаких цифр или формул. Даже графиков. Страница исписана убористым и, на удивление, каллиграфическим почерком. Хакс всматривается в текст, и его взгляд тут же окунается в его содержание.

* * *

— Эй! Кто-нибудь! Здесь лифт застрял! Мы тут!

Рей кричит что есть мочи и отчаянно колотит по дверям. У нее сердце сейчас просто пешком выйдет, лишь бы выбраться из этой ужасающе нелепой (или уж нелепо-ужасающей) ситуации, где она заперта один на один в тесной кабине лифта с самым ненавистным ей человеком в здании.

Затем она подскакивает к панели с кнопками и начинает жать на все подряд, не попадая по той единственной, необходимой кнопке вызова работника, обслуживающего лифты.

Она вздрагивает, когда позади нее вырастает, закрывая и без того тусклый свет, высокая темная фигура. Кайло оттирает ее к стенке, медленно нажимая на нужную кнопку.

— Мы в лифте застряли. Вторая шахта, между третьим и четвертым этажом, — спокойно сообщает он.

В ответ раздается треск и шипение, за которыми невозможно разобрать слов.

— Ждите! — Это единственное, что удается вычленить Рей из потока едва ли человеческой речи.

Она на всякий случай пробует разомкнуть двери руками, что оказывается дурной, бесполезной затеей.

На Кайло Рей старается не обращать внимания, что невероятно тяжело, потому что ей буквально некуда деться, чтобы не натыкаться на него или хотя бы не смотреть в его сторону.

В конце концов она решает, что неплохо бы поделить это крошечное пространство поровну, и прислоняется спиной к одной стенке, ожидая, что тот в свою очередь прислонится так же к противоположной — тогда между ними останется аж два с половиной метра почтительного расстояния.

Но вместо этого Рен продолжает возвышаться посреди кабинки, будто для него не существует понятия личного пространства — ему и так нормально.

— Ты что, боишься меня? — спрашивает он, сунув руки в карманы брюк. Он стоит прямо, и брошенный на нее сверху вниз взгляд кажется Рей высокомерным.

— Нет, — буркает она в ответ и отводит глаза в сторону, проклиная свои стремительно розовеющие щеки.

Еще один неприятный долгий взгляд, который Рей ощущает всей своей повернутой в сторону головой: от виска до основания шеи. Она складывает руки на груди, будто защищаясь, в то время как ее ноги напротив чуть вытягиваются вперед.

— Нас скоро вытащат, — сообщает Кайло, не двигаясь с места. — Я — Кайло.

Рей поворачивает голову прямо и с удивлением обнаруживает протянутую к ней руку, хотя взгляд его черных глаз по-прежнему остается в лучшем случае снисходительным.

— Я знаю, — произносит она холодно и не отвечает на рукопожатие.

Кайло опускает руку, но не затыкается.

— А ты Рей, — он не спрашивает. — Новенькая из отдела разработок.

— А ты следишь за мной? — с подозрительным прищуром интересуется она.

Кайло в ответ молчит, но уже не кажется таким непоколебимо уверенным в себе.

— Так. Слухи ходят, — выдает он глухим голосом после затянувшейся паузы.

— О тебе тоже, — заверяет она тоном, не оставляющих сомнений: она все о нем знает.

На это Кайло лишь ухмыляется, но как-то невесело, отводит взгляд и все-таки делает шаг назад, приваливаясь спиной к противоположной стенке лифта.

Дышать становится будто легче, когда он вот так не нависает над ней.

Теперь, когда он от нее отстал, Рей против воли, но потворствуя своему упрямому любопытству, украдкой косится на Кайло. Она его, конечно, часто встречала, но по-настоящему никогда не рассматривала.

Его необычное лицо притягивает взгляд. Хочется рассмотреть все детали и разгадать загадку совершенства, кроющегося в несовершенстве форм.

У него темные, непроницаемые глаза, высокие скулы, крупный нос с благородной горбинкой и… мягкие губы.

Она стремительно отводит взгляд, чтобы не быть пойманной на своем наблюдении, и если прежде Рей не знала, какой она находит его внешность, то сейчас осознает: если отвлечься от того, что она про него слышала, и посмотреть на Кайло непредвзятым взглядом, то ей нравится то, что она видит.

Перед ней действительно симпатичный мужчина.

Совершив это открытие, Рей тут же оказывается в какой-то нелепой ловушке, потому что выкинуть факт его привлекательности из уравнения неприязни к нему не получается, как ни крути. Все, что она скажет и сделает, тут же приобретет двойной смысл и дополнительный оттенок — вести себя естественно уже не получится.

Рей начинает злиться на саму себя. Неужели ее смущает его привлекательность? Не такая уж она и дуреха. Ей каждый день приходится иметь дело с красавцем По, но она же не теряет рассудок, когда остается с ним один на один в его кабинете.

«Просто лифт слишком тесный», — решает она про себя и крепче сжимает руки на груди.

* * *

«Кто слышал плеск темнеющей волны,

Тот знает, как слепящ последний луч за кромкой океана.

Ты — тот же луч, мои глаза к огню обращены,

И я ослеп, в твоей сияющей красе не нахожу изъяна.

То пожираем я бушующим огнем,

То тлеющие угли жару в сердце не дают угаснуть.

Темнейшей ночью ли, светлейшим днем

Гореть тобой не избегаю я соблазна.

Смотри же на невольный след, оставленный на мне,

Ты — повод радости моей, причина всех моих несчастий.

Все в мире о тебе — вдвойне, втройне,

И в этом чувстве я — сухая ветвь, покорная пожара власти.

И будь я проклят, если не любовь оно.

Мое нутро уже все сожжено».

Хакс медленно переваривает прочитанное, но у него есть сомнения на счет того, сможет ли его мозг усвоить полученную информацию.

Сонет.

Сонет в блокноте Рена.

Сонет в блокноте Рена, написанный Реновской рукой.

Он читает надпись внизу страницы. Там стоит дата и приписка «Моей мусорщице».

Нахер.

Хакс отдергивает пальцы. Он только что вляпался в интимное Реновское. А он не хочет иметь ничего общего с его темными и, очевидно, невероятно извращенными глубинами души.

Но потом он все же берет блокнот в руки и пролистывает его от первой страницы до той самой записи, которую только что прочитал. Тот исписан стихами почти на треть, если не считать уймы вырванных страниц.

С одной стороны, это разочаровывающее открытие. Хакс серьезно был настроен, что узнает нечто по-настоящему важное и ценное.

С другой… приоткрытая завеса тайн Рена, который застрял, словно кость в Хаксовом горле, с того самого момента, как был официально трудоустроен в «Сноук Энтерпрайзис», — это повод как минимум изучить эти тайны получше.

Хакс тянется к своему столу за смартфоном, а затем, настороженно поглядывая на дверь и прислушиваясь к каждому шороху в коридоре, начинает методично фотографировать страницу за страницей.

В конце концов, сонеты неплохи. Будет интересно почитать на досуге.

* * *

В напряженной, практически осязаемой легким зудом на коже тишине проходит минут десять-пятнадцать.

Кайло больше не заговаривает с ней, застыв на своей половине и даже не шевелясь, но теперь Рей чувствует, что вот-вот не удержится и ляпнет что-то вроде: «Зачем ты так со своей семьей?» или «Тебе не жалко своего отца?», или еще более нелепую версию: «Разве ты не любишь свою маму?».

Если бы у Рей была такая мама, как Лея, она бы любила ее всей душой. Да даже такого дядю, как Люк, любила бы.

Но только ее рот открывается, а в легкие набирается воздух, как лифт вздрагивает и продолжает свое неспешное движение вверх.

Загрузка...