Полюби дважды

12

Миссис Розмари Уайльд искренне считала, что танцы — развлечение исключительно для молодежи. Для людей ее возраста они были лишь напоминанием о минувших годах, о том, что прошлое уже позади, что юность не вернуть. Казалось, только вчера она могла танцевать всю ночь напролет и приходила в отчаяние, если ей доводилось пропустить хотя бы один танец. Теперь же танцы наводили грусть… Ей осталась только роль дамы, которая выводит юную девушку в свет. Куда ушло время?..

Она чувствовала себя несчастной и покинутой, несмотря на то, что была трезвомыслящей, уважаемой всеми женщиной. Весь вечер она провела в заботах о других — о Лукасе, Элли и Джессике, и только последние несколько минут думала о себе. Она знала, что если сама не подумает о себе, никто другой этого не сделает. Среди шумной толпы Розмари Уайльд чувствовала себя одинокой.

Она полагала, что Лукас, ненавидящий балы, вместе с друзьями проводит время где-то в укромном месте, скорее всего в бильярдной. Выполнив свой долг, он мог уйти от шума и суеты. Элли со своими друзьями отправилась любоваться розами в оранжерее. Джессика в бальной зале танцевала вальс с каким-то молодым человеком. Даже Анна покинула Розмари. Сейчас она была со своим мужем, с которым они составляли прекрасную пару. И хотя они были к ней очень добры и приглашали ее пойти вместе с ними, Розмари не хотелось быть для них обузой.

Взгляд Розмари упал на ее собственное отражение в одном из огромных зеркал, занимавших всю поверхность стен между высокими окнами. За ней никто не наблюдал, и Розмари неторопливым шагом приблизилась к зеркалу, чтобы повнимательнее рассмотреть себя. Когда молодость уходит, никто больше не посмотрит на женщину с вожделением. Розмари хотела посмотреть на себя беспристрастным взглядом.

Непрошеная мысль мелькнула в голове, прежде чем Розмари успела отбросить ее прочь. Интересно, что подумал бы про нее Мэт, если бы имел возможность увидеть ее сейчас?.. Пятнадцать лет — большой срок. Она покачала головой и тяжело вздохнула. Воспоминание о Мэтью Пейдже было главной причиной ее сегодняшнего самоанализа.

Анна Ренкин, сама того не ведая, стала для Розмари источником информации. Миссис Уайльд однажды ненароком упомянула при Анне, что видела сэра Мэтью, как тот выходил из городской библиотеки на Уотерсайд-стрит, и ответ Анны буквально ошеломил ее.

— Траур кончился, уже прошел год со смерти Оливии, и теперь, наверное, мы чаще будем видеть его, — сказала Анна. — Всем известно, что бедняжка Оливия предпочитала жить в Лондоне, но сейчас уже ничто не держит сэра Мэтью в столице. Он несомненно переедет в Метчинг. Он всегда любил этот дом, не говоря уж о том, что это самое величественное здание во всем графстве. Я всегда считала, что оставлять такой дом пустовать полгода — почти преступление.

Из слов Анны Розмари узнала, что срочные дела заставили сэра Мэтью на время вернуться в Лондон, в противном случае он непременно присутствовал бы на балу у Беллы.

— Глупая старая женщина, — пожурила она свое отражение в зеркале. — Ты столько времени потратила, чтобы привести себя в приличный вид, — и зачем?

Мэтью все равно не было в Хэйг-хаусе, а даже если бы и был, то вряд ли обратил бы на нее внимание. Его любовница раза в два ее моложе.

«Ты уже стара, Розмари Уайльд, и тебе лучше смириться с этим», — думала Розмари, смотря на себя в зеркало.

Вдруг рядом с ее отражением возникло другое, и сердце замерло у нее в груди.

Мэт! Он стоял позади нее и, увидев женщину, двинулся к ней.

— Розмари?.. — услышала она его полный удивления голос.

Она повернулас к нему, уже справившись с волнением.

— Розмари… — сказал он. — Я не ошибся — это ты. Рози… — тихо произнес он, наслаждаясь звуком имени, которым только он называл ее. — Пятнадцать лет — это так много, но мне кажется, что все было вчера.

Она вежливо приветствовала его, сохраняя хладнокровие, хотя сердце болезненно стучало в груди. Больше слов она не находила. Она чувствовала себя как юная девушка на встрече со своим первым поклонником. Ох, как это глупо! Она давно перестала быть юной девушкой и теперь с содроганием думала о том, сколь сильно измелили ее минувшие годы.

К нему они оказалась более снисходительными. Появившиеся на лице морщины вовсе не старили его, а немногочисленные серебряные нити в черных волосах лишь придавали ему мужественности. Он всегда был слишком миловидным, теперь же этот недостаток исчез. Он оказался выше ростом, чем помнила Розмари, но глаза его — голубые и блестящие, обрамленные густыми черными ресницами, — ничуть не изменились.

— Ты не против прогуляться? — спросил он, предлагая ей руку.

Она без слов приняла предложение и позволила увести себя из залы. Он заговорил о том, что Руперт проделал огромную работу в саду, она невнятно отвечала ему. Все ее мысли были о прошлом. Она вспоминала их первую встречу. Мэтью был их новым соседом и с первого взгляда понравился ей. Они впервые повидали друг друга во время верховой прогулки, а сблизил их и укрепил дружбу факт, что оба оказались товарищами по несчастью. Падение с лошади стало роковым для супруги Мэтью — она сломала позвоночник и на всю жизнь оказалась прикованной к инвалидной коляске. Нечто подобное случилось и с мужем Розмари — разбитый параличом, он не поднимался с кровати. Никто лучше самих Мэтью и Розмари не понимал их одиночества и отчаяния, об этом они решались говорить лишь друг с другом, только друг другу могли излить душу. Со временем что-то странное стало твориться с Розмари. Когда она встречала устремленный на нее взгляд Мэтью, на душе у нее становилось легко и спокойно. Настроение у нее улучшалось, когда он входил в комнату. Они полюбили друг друга задолго до того, как осознали это.

Теперь, спускаясь по ступенькам с террасы, они не разговаривали. Была глубокая ночь, но сад ярко освещали многочисленные лампионы. По обоюдному молчаливому согласию они выбрали дорожку, ведущую вдоль крутого обрыва. Светская беседа не подходила к данному случаю, а Розмари не решалась произнести вслух слова, которые давно обдумала и заготовила.

— Рози, — внезапно отозвался Мэтью, — я намерен разрушить все запреты, которые нас разделяют. Я много думал о том, как сказать тебе об этом.

Серьезность, с которой сэр Мэтью произнес эти слова, испугала Розмари.

— Какие запреты, Мэт? — спросила она, пытаясь сохранить спокойствие.

— Теперь, когда истек срок траура, я собираюсь вести более открытый образ жизни, — объяснил он после минутной паузы, — выезжать в свет и появляться на приемах, на которых надеюсь встречать и тебя. Мне бы хотелось видеться с тобой почаще. Только так мы сможем забыть прошлое и восстановить былое доверие друг к другу.

Розмари судорожно сглотнула, полагая, что таким образом сможет избавиться от кома в горле, который мешал ей дышать. Ей казалось, что она поняла, к чему клонил Мэтью. У него не было детей, и он решил повторно жениться, чтобы молодая жена могла подарить ему наследника. Он станет вести светский образ жизни, чтобы подыскать себе подходящую невесту. Встретив сегодня на балу ее, Розмари, он решил поговорить с ней из вежливости, но они давно ничего уже не значили друг для друга, поэтому в этой беседе не было никакой необходимости.

— Я поняла, — тихо промолвила она.

— Что ты поняла? — спросил Мэтью, пристально глядя на свою спутницу.

— Человек в твоем положении должен жениться, чтобы иметь наследника, — пояснила она.

— У меня есть наследник, Роди. Это мой младший брат, — сообщил он. — Когда-то я действительно хотел иметь детей, но теперь уже нет. Я собираюсь сделать кое-что другое. — Он неожиданно остановился и повернулся лицом к Розмари. — Ты все еще презираешь меня, Роди?

— Я никогда не презирала тебя, Мэт, — ответила женщина, глядя ему в глаза.

— Правда? — Напряжение в его голосе вдруг исчезло.

— Конечно. Просто мы больше не могли оставаться друзьями, — с грустью промолвила она.

— А теперь? Мы можем стать ими снова? — с надеждой спросил он.

— Что ты имеешь в виду? — насторожилась Розмари.

— Мне кажется, нам обоим было бы приятно встречаться иногда, чтобы… поговорить, как сейчас, — неуверенно предложил он.

Как она ни старалась сохранять равнодушный вид, перспектива встреч с Мэтью потрясла ее до глубины души.

— Ты хочешь, чтобы мы опять стали друзьями? — спросила она. — Это невозможно, Мэт, но дружеские отношения мы поддерживать можем.

— А почему не можем быть друзьями? Потому что твой сын все еще ненавидит меня? — допытывался он.

— Мы никогда не говорили с Лукасом о тебе, — поспешно ответила она.

— Роди, ты никогда не чувствовала себя одинокой? — упавшим голосом спросил сэр Мэтью.

Она не ожидала такого вопроса, он застал ее врасплох. И тем не менее она ответила:

— Нет, я никогда не чувствовала себя одинокой. Жизнь была добра ко мне. У меня есть семья и друзья, на которых я могу положиться.

— А ты не хочешь узнать, был ли я одинок? — спросил он после продолжительной паузы.

Спрашивать об этом она не считала нужным, она давно знала ответ. Мэтью оставался с женой, но изменял ей. У него всегда были любовницы, но в последнее время, уже после ее смерти, он буквально купался удовольствиях, несмотря на траур и приличия.

— Мне известно, что ты не был одинок, Мэт, — стараясь говорить равнодушным тоном, — ответила она. Ей было неловко и больно раскрывать то, что на самом деле она думала о нем. — У людей длинные языки, а у меня есть уши. Кроме того, ты никогда не испытывал недостатка в женском внимании. Твоя последняя любовница… — Розмари вдруг осеклась и замолчала.

Мэтью изучающе посмотрел на нее.

— Ты знаешь о Мадлен? — скорее констатировал, чем спросил он.

Мадлен Картье была оперной певицей и ведущей актрисой королевского театра. Она была моложе сына Розмари.

— Мэт, — сказала Розмари, уязвленная тоном его вопроса, — о ней знают все. Ты же не скрываешь своих любовных похождений.

Он грустно улыбнулся.

— А зачем мне что-либо скрывать? — с иронией заметил он. — У меня нет ни жены, ни детей, никого, кому моя нескромность причинила бы боль. Честно говоря, Роди, никому до меня дела нет. Я всем безразличен, вот и все.

К горлу опять подступил ком, и это ужаснуло Розмари. Когда-то они были любовниками, но потом он стал ей чужим. Мягко улыбаясь и глядя ему прямо в глаза, Розмари сказала:

— Не нужно ничего объяснять, Мэт. Прошу. В этом нет необходимости. А теперь мне, пожалуй, следует вернуться в дом. Моя подопечная, наверное, удивляется, куда я исчезла. Нет, меня не надо провожать. Мне лучше уйти одной…

Ей хотелось броситься прочь от него, но она сдержала себя. Подходя к террасе, Розмари замедлила шаги. У балюстрады стояла Джессика в обществе молодого человека, с которым недавно танцевала. Им, разумеется, меньше всего хотелось встречаться с дамой, сопровождавшей девушку на балу. Заглядывать в оранжерею тоже не стоило — там была Элли со своими друзьями, и они вряд ли восторженно встретят ее. Куда же деваться женщине, ищущей уединения? Мужчинам в этом смысле намного легче. Они всегда могут ретироваться в бильярдную или заняться игрой в карты. Где же найти женщине укромный уголок, чтобы привести в порядок сумбурный поток мыслей?

Ах да, ведь есть еще женская комната!

Улыбнувшись Джессике и помахав ей рукой, Розмари пересекла террасу и через огромную стеклянную дверь вошла в ярко освещенную бальную залу.

Джессика проводила мать Лукаса задумчивым взглядом. Ее встревожила неестественная улыбка на лице миссис Уайльд. Девушке показалось, что ее наставница чем-то сильно обеспокоена. Она шла сквозь толпу, расталкивая гостей, направлявшихся к выходу из бальной залы, чтобы посмотреть в саду фейерверк, которым должен был завершиться бал. Переведя взгляд на тропинку, по которой только что прошла миссис Уайльд, Джессика ощутила странное беспокойство. Из-за чего — она не поняла, но оно медленно поднималось из глубин ее сознания.

Теплый ветерок коснулся ее кожи, и девушка подняла голову, всматриваясь в темноту и прислушиваясь. Ей вдруг почудилось, что ветер легким дуновением хотел ей что-то сообщить. Но вокруг все было спокойно, и сообщать было нечего. Слуги сновали туда и обратно, собирая посуду и унося столы и стулья после великолепного ужина, который состоялся в саду. Стенки шатра хлопали на ветру. Лампионы свешивались с веток деревьев и, покачиваясь, мерцали, как маленькие звезды. В саду звучал смех и говор многочисленных гостей. Издали донеслось ржание лошади, обеспокоенной шумом, а может, уставшей ждать хозяина.

Мельком взглянув на своего спутника, Джессика увидела, что губы его шевелятся. Мистер Стоун что-то говорил ей, и девушка, несколько раз моргнув, постепенно пришла в себя.

— … Прогулка на свежем воздухе может оказаться неразумным поступком, — услышала она голос молодого человека.

Джессика тотчас почувствовала раскаяние. Она совершенно забыла про мистера Стоуна. Совсем недавно они танцевали вальс, но он, приложив руку ко лбу, неожиданно споткнулся. Жалуясь на нестерпимую духоту, он попросил ее выйти с ним на террасу подышать свежим воздухом. Но как только Джессика попала на террасу, все ее мысли обратились к другому вальсу, другому мужчине и к тому, что она испытала, оказавшись в его объятиях. А ведь ей следовало думать о мистере Стоуне…

Он действительно выглядел разгоряченным. Рыжеватые волосы упали на лоб, румянец на щеках подчеркивал юный возраст. Одет был молодой человек изысканно и по последней моде. Сюртук переливчато-синего шелка так сильно обтягивал его плечи, что можно было только удивляться, как ему удавалось танцевать и двигаться в таком панцире. Джессика подумала, что тесная одежда вполне могла стать причиной внезапного недомогания.

Слушая его прерывистое дыхание, она с беспокойством спросила:

— Мистер Стоун, может, вам следует сесть?

Он достал из кармана большой платок и вытер вспотевший лоб.

— Ох, не стоит беспокоиться. Это все из-за жары. Здесь значительно прохладнее. Вы не против прогуляться?

Не предлагая ей руки, он быстрым шагом устремился вперед, видимо, считая, что она последует за ним. Собственно, Джессика и не возражала. От своих наставниц она узнала, что иногда вместо приглашения к танцу джентльмен может предложить даме прогуляться или побеседовать с ним. Кроме того, она не могла покинуть мистера Стоуна, зная, что он чувствует себя неважно.

Они спустились с террасы и направились к подъездной аллее, где в ожидании хозяев стояли экипажи. Мистер Стоун все время что-то говорил, но Джессика не могла оторвать глаз от темной полосы кустарника, подступавшего к самой дороге. Она опять что-то почувствовала, что-то тревожное, пока неосознанное. Она остановилась и посмотрела назад. Дом скрылся за поворотом. Даже экипажи остались позади. Джессика не представляла, как далеко они ушли от дома.

— Думаю, нам пора возвращаться, — сказала она, делая шаг назад.

Ответ молодого человека потонул в грохоте фейерверка. В ночном небе вспыхнул яркий свет, распавшийся на тысячи маленьких звездочек.

— … В моем экипаже, — услышала она последние слова мистера Стоуна.

Джессика удивленно посмотрела на него.

— Мисс Хэйворд, вы не слушали меня? Я отвезу вас домой в своем экипаже, — предложил молодой человек.

Джессика посмотрела на экипажей, на который показывал. Обыкновенная двуколка стояла несколько в стороне…

Без всякого предупреждения темная волна враждебности хлынула на Джессику. В ушах вдруг зашумело, она почувствовала, что задыхается, но голова оставалась ясной, ум — острым, проницательным. Это состояние не имело никакого отношения ни к мистеру Стоуну, ни к незаметному экипажу, стоявшему чуть в стороне от подъездной аллеи…

Он хотел, чтобы она села в экипажей. И предлагал это вовсе не мистер Стоун. Этого хотел ее Голос. Он требовал, чтобы она села в этот экипажей. Скоро он будет с ней, он уже в пути… Ему было безразлично, он выдает свои мысли. Его требования были слишком настойчивыми, слишком яростными. Одна из мыслей была особенно отчетливой и яркой: он собирался сделать что-то такое, что помогло бы ему избавиться от Джессики.

Мистер Стоун взял ее за руку.

— Не отворачивайтесь от меня, — прошептал он, — я весь вечер хотел поцеловать вас.

Он пытался успокоить ее тревогу, а вовсе не собирался целовать ее. Он хотел, чтобы она села в экипажей.

— Не надо, прошу вас, — сказала Джессика и отстранилась. — Мне пора вернуться. Мои друзья будут беспокоиться обо мне.

Она старалась высвободить руку из его ладони, но пальцы Стоуна лишь сильнее сжали ее запястье.

— Еще секунду назад вы не думали о своих друзьях. Подарите мне один поцелуй, пожалуйста. Это все, о чем я прошу вас. Потом вы сядете в один экипажей, и я отвезу вас домой, — настаивал молодой человек.

Усилием воли подавив панику, Джессика старалась трезво размышлять. Ей вспомнились слова Джозефа, которыми старик провожал ее на бал: «Будь настороже». Это было предупреждение. Так почему она не уделила ему должного внимания?

— Не знаю, что со мной, — тихо ответила она. — Я не очень хорошо чувствую себя.

— Позвольте мне помочь вам, — рука, сжимавшая ее ладонь, ослабила хватку. — Во всем виновата духота в бальной зале. Садитесь в экипаж…

Джессика решила внезапно атаковать. Она прогнулась назад и изо всей силы ударила его коленом в пах. Стоун дико взвизгнул и упал на колени.

— Держи ее! — закричал он кучеру, пытаясь встать на ноги.

Но Джессика уже бросилась в ближайшие кусты. Острые колючки царапали ей лицо, рвали тонкую ткань платья. Она упала, то тут же вскочила на ноги, не обращая внимания на боль в ушибленном колене. Она слышала шаги мужчин и, сбросив неудобные бальные туфельки, помчалась вперед.

Высоко в небе раздался второй хлопок, и новый фейерверк превратил ночь в день. Джессика испугалась, что ее преследователи увидят ее в этом ярком свете, и помчалась к дому. Слава Богу, до Хэйг-хауса было недалеко.

Тени кустов и деревьев сливались и колебались. С неба на землю сыпался водопад ярких звездочек. Впереди уже были видимы освещенные окна дома Беллы, и Джессика вздохнула с облегчением, как вдруг земля разверзлась у нее под ногами и девушка полетела вниз. Вытянув руки вперед, она смягчила падение, но одна нога у нее подвернулась, и Джессика тяжело рухнула на бок. Если бы не ужас, она закричала бы от страшной боли, пронзившей все ее Тело. Но она боялась обнаружить себя, и крик замер у нее в горле. Весь вечер Джессика предчувствовала беду, подсознательно готовилась противостоять ей.

Она застыла неподвижно, боясь пошевелиться. Острая боль при каждом вдохе пронизывала грудь, сильно болела левая рука. По щекам покатились слезы, но плакала Джессика не от боли, а от отчаяния и бессилия. Бежать она уже не могла и в любой момент ожидала, что сильные мужские руки схватят ее за плечи, встряхнут и поставят на ноги. Потом она различила голос Стоуна. Это был зловещий шепот. Он доносился откуда-то из темноты и звал ее по имени.

Фейерверк давно погас, и только слабый свет луны просачивался сквозь ветки кустов и деревьев. Ярко сияющие в ночи окна дома казались недосягаемо далекими.

Где-то поблизости хрустнула ветка. Джессика с отчаянием всматривалась в темноту. Впереди она различила большое черное пятно — валун или куст. Сжав зубы, чтобы не застонать от боли, она медленно поползла туда, где надеялась найти укрытие. Она все время молилась про себя и беззвучно взывала: «Лукас! О Лукас! Помоги мне!»