— Вставайте, одевайтесь — доктор сняла перчатки и отошла к раковине вымыть руки.
Катя сползла с кресла и, прихватив пеленку, направилась к стулу, на котором лежало её белье.
— Ну что я могу сказать, — врач что-то быстро писала в её амбулаторной карте. — Срок еще совсем небольшой, 5–6 недель.
— Но как такое возможно?! — Одевшись, Катерина присела на краешек стоявшего рядом с докторским столом стула. — Я ведь была осторожна. Таблетки пила. Очень хорошие…
— Милочка, — врач посмотрела на неё поверх очков, — никакие, повторяю — никакие контрацептивы не дают стопроцентную гарантию. Запомните это раз и навсегда. Самое большое — девяносто процентов. Риск попасть в оставшиеся десять очень велик. Особенно в молодом возрасте и при активной половой жизни. Хотите полностью обезопасить себя? Спите одна в таком случае. Ну, так что? Будете сохранять или мне сразу выписывать направление.
— Какое направление? Куда? — насторожилась девушка.
— Что значит куда? На аборт, куда же еще. Судя по вашей реакции — беременность незапланированная.
— Да, незапланированная. Но это совсем не значит, что я собираюсь её прерывать! — До глубины души возмутилась Катя.
— Вы замужем?
— Эээ… да.
— Муж в курсе вашего положения?
— Нет. Я сама только догадывалась. Когда тест показал положительный результат — сразу же к вам пришла.
— Прекрасно. Значит так. Сейчас я вам выпишу направления на анализы. Их вам придется сдать в любом случае. Вне зависимости от принятого вами решения. Пока они делаются, вы поговорите с супругом и придете ко мне. Потому что решать вопрос о сохранении или прерывании беременности вам придется вместе. Раз вы состоите в законном браке.
— Доктор, когда нужно сдать анализы?
— А что?
— Дело в том, что мы сегодня улетаем в отпуск. На неделю.
— Неделя, особой роли не сыграет. Летите в своей отпуск, разбирайтесь с супругом, а потом будем решать, что делать.
— Ничего я решать не буду! Аборт я не стану делать в любом случае.
— Дело ваше. Но мужа все равно следует поставить в известность. Чтобы потом не было скандалов и недопонимания. — Докторица протянула ей выписанные бланки. — Вот, возьмите. Я жду вас с результатами анализов.
— До свидания. — Катя взяла бумажки и положила их в небольшой кармашек своей сумки.
— Всего доброго. — Донеслось ей вслед, когда Катя на ватных ногах буквально выпала в коридор.
Она сидела на узкой скамеечке неподалеку от консультации, откуда только что вышла, пытаясь собраться с мыслями. Несмотря на июнь, небо было сплошь затянуто хмурыми тучами, и моросил противный дождик.
— Ну как такое могло случиться? — С отчаянием думала она. — Мы ведь были осторожными…
«Ну да, — ехидно прокомментировал внутренний голос, — в особенности вы осторожничали в приснопамятный понедельник. Когда едва дверь не снесли, так нуждались друг в друге. Тогда ты даже не думала об этом. И вот результат!..»
— Господи! — Катя схватилась за голову. — Что ж теперь делать-то? Малыш — это прекрасно! Но что я скажу Игорю?
Пойти к доктору её заставила даже не трехнедельная задержка (такое периодически случалось), а совершенно ниоткуда взявшиеся слабость, недомогание и полная непереносимость любимого кофе по утрам. Два теста, сделанные тайком тоже дали положительный результат. Пришлось срочно бежать к врачу. И вот вам — пожалуйста. Катя не знала радоваться ей или злиться на собственную безалаберность. Неизвестно как Гоша отнесется к подобному известию, но что-то ей подсказывало, что радости оно ему не доставит и что теперь будет вообще, она не имела, ни малейшего представления.
А ведь дома её дожидался ещё не до конца собранный раскрытый чемодан — вечером они улетали во Францию. Париж… Катя мечтательно прикрыла глаза, освежая подзабытые за три года картинки нежно любимого и почти родного вкупе с Питером города: крылья Мулен Руж унесли из её из феерии Нувель Ревю прямиком на островок Сите. Крутанули над вереницами химер и крышей Собора. Где-то в районе Елисейских полей, у набережной, волной качнуло баржу, и на палубе показалась добродушная физиономия папаши Ришара. Потом, снова взлетели пёстрые, сбегающие уступами и лесенками, склоны Монмартра. А с них её утянуло к стеклу и геометрии небоскрёбов Дефанс…
Виртуальный полёт над «городом любви», и десяток вдохов-выдохов, все же помог ей справиться с внутренним голосом, гудевшим в ней, как ветер у тринадцатого столба тоннеля Альма над местом гибели Доди и Ди и требовавшим немедленно пойти к Игорю и все ему рассказать.
В конце концов, настроение ему она всегда успеет испортить, а вот насладиться красотами Парижа вдвоем с любимым — такой возможности может больше и не представиться. К тому же неделя, все равно ничего не решит.
Тяжело вздохнув, Катя, убрала направления в накладной кармашек своей сумочки и направилась к метро.
…Оказавшись в номере, Катя прошла в комнату и без сил опустилась в кресло. Гоша вошел следом, небрежным жестом свалил пакеты на пол и повернулся к жене.
Откинувшись на спинку кресла, Катя с улыбкой наблюдала за ним.
— Устала? — спросил он, опускаясь перед ней на корточки.
— Безумно! — с чувством ответила она, запрокинув голову и прикрыв глаза.
Расстегнув замысловатые застежки он снял туфельки с её ног.
— Ну, вот, — притворно нахмурился он, — а кто требовал прогулку по вечернему Парижу?
Вздохнув с облегчением, Катя зажмурилась от удовольствия и пошевелила пальчиками.
— Я же не думала, что ты превратишь её в шоппинг, — насмешливо произнесла она. — Обычно это прерогатива жен — изводить мужей посещениями разного рода бутиков.
— Получается, что я неправильный муж? — обиженно произнес Гоша, смешно выпятив подбородок.
— Ты самый лучший в мире муж, — выдохнула Катя и вдруг замерла, испугавшись, что в её словах прозвучала слишком много чувства.
Здесь в Париже между ними установилось негласное правило, не обсуждать будущее или прошлое. Они просто жили сегодняшним днем, наслаждаясь установившимися между ними легкими отношениями и полной гармонией в постели. Ни один из них не хотел рисковать этим хрупким равновесием, предпочитая просто наслаждаться жизнью. Пока это получалось, хотя оба понимали — долго так продолжаться не может.
— Я иду в душ, — преодолев неловкость, Катя улыбнулась Гоше и попыталась встать, однако он не двинулся с места, внимательно изучая её лицо.
— Не поцеловав на прощание мужа? — строго спросил он, однако едва заметные морщинки, собравшиеся в уголках глаза, выдали его с головой. Через мгновение губы его дрогнули, и он рассмеялся, легко чмокнув Катерину в носик. Она в ответ ласково провела рукой по его колючей из-за отросшей за день щетины, щеке.
— Беги, пока я не решил составить тебе компанию, — пробормотал он, ткнувшись губами в её ладошку.
Катя, смущённо охнув, легко вскочила с кресла и исчезла в ванной.
Посмотрев с минуту на закрывшуюся за ней дверь, Игорь вздохнул и, сбросив ботинки, со всего размаху плюхнулся в кресло.
Он просто не узнавал себя. Настоятельная потребность видеть Катю рядом с собой, в своей постели, в своих объятиях даже немного пугала. В конце концов, он смирился с тем, что влип. Влюбился по уши. Хотя, нет. Уже не влюбился — полюбил. Но вот что делать с этим чувством, пока не решил. Отдавал себе отчёт в том, что это не самая лучшая позиция, но ничего поделать с собой не мог. Поэтому праздновал труса и радовался тому, что Катя тоже не поднимала вопрос об их будущем. Хотя и она не могла не понимать, что их отношения изменились коренным образом.
Он только что накупил Кате гору одежды, несмотря на отчаянное сопротивление с её стороны.
Из — за тонкой стенки сквозь шум льющейся воды доносилось негромкое Катино пение. А он, предвкушал момент, когда она выйдет из ванной, разрумянившаяся, с ещё влажными после душа волосами и улыбнется ему той открытой, полной обожания улыбкой, которая каждый раз сводит его с ума…
…Телефонный звонок незваным гостем ворвался в гостиничный номер. Звонила Светлана Олеговна, справиться как они там.
Заверив мать, что у них всё в полном порядке, Гоша отключил телефон и, взяв пакеты с покупками, отнес в спальню. Пристраивая их на пуфике у туалетного столика, он случайно задел Катину сумочку, которая незамедлительно свалилась на пол.
Содержимое рассыпалось по всему полу, и Гоша, чертыхнувшись, опустился на корточки, чтобы собрать раскатившиеся по полу монетки, косметику и много чего ещё, что волшебным образом умещается в крохотном женском ридикюльчике. Подняв очередной предмет, он собрался запихнуть его в сумочку, как вдруг его внимание привлекла знакомая этикетка. Коробочку он опознал сразу же, точно такие же принимала Марго, чтобы обезопасить себя. Он медленно поднялся с колен и, не глядя, опустился на стоявшее тут же кресло.
Почему-то к подобному сюрпризу, он оказался совершенно не готов.
Приняв душ, Катя тщательно расчесала волосы, заплела их в свободную косу, потуже затянула на талии поясок гостиничного халата и вышла из ванной.
Тишина в номере напоминала затишье перед бурей, когда внезапно поднявшийся ветер волнами гуляет в траве, вздымает в воздух тучи пыли, а первый расчерчивающий небо всполох молнии сменяется раскатистым громом.
Быстро миновав гостиную, она осторожно открыла дверь в спальню и замерла на пороге.
— Игорь… — Выдохнула еле слышно, сама не понимая, от чего так бешено забилось сердце.
С того места, где стояла Катя, ей не удавалось рассмотреть выражение лица мужа — ночник давал слишком мало света. Однако она явно ощущала исходившую от него напряженность. Неподвижно сидя в кресле, Наумов казался сжатой пружиной, готовой распрямиться в любой момент…
Нервно кутаясь в халат, Катя поискала взглядом выключатель, чтобы зажечь свет.
— Что-то случилось? — тихо спросила она, волнуясь и отчего-то чувствуя себя провинившейся школьницей. Спросила, прекрасно понимая, что вряд ли за прошедшие полчаса могло случиться что-то из ряда вон выходящее.
— А что по твоему могло случиться? Все так, как всегда, разве нет?
Гоша говорил лишенным всякого выражения голосом, и это напугало Катерину ещё больше. Уж лучше бы он кричал и хлопал дверями. Или посмотрел своим странным взглядом, от которого по её телу бежали мурашки, а потом крепко обнял и начал целовать, целовать, целовать…
Однако к поцелуям Игорь явно не был расположен. Он всё также продолжал сидеть в кресле, не делая попыток продолжить разговор или встать, словно вознамерился просидеть на выбранном месте всю ночь. Или просто ждал, пока заговорит она.
Нервничая, Катя никак не решалась войти в комнату, переминаясь на пороге и держась рукой за дверь так, словно верила, что эта ненадежная преграда, ежели вдруг что, спасёт её, хотя неоднократно убеждалась — двери Наумову не помеха.
Ей с каждой минутой становилось все больше не по себе. Странное чувство, сродни страху, проникало в сердце, отзываясь в нем тупой болью, и наполняло душу беспросветной тоской…
..Гоша долго пытался решить, с чего начать разговор. Он до сих пор чувствовал себя не в своей тарелке. В голове был полный сумбур, в душе — разброд и шатание.
Казалось бы, ничего страшного во всём этом не было, но он чувствовал себя обманутым.
Обделенным.
Это было сложно выразить и ещё сложнее осмыслить, особенно потому, что он не ожидал, что это так его заденет.
Он чувствовал обиду. Сильную. Жгучую.
Катя замерла в дверях, настороженно глядя на него и этот её легко угадывающийся страх, выводил его из себя. Поколебавшись, он решил задать ей давно мучавший его вопрос.
— Кать, тебе хорошо со мной?
— Д-да… конечно… Почему ты спрашиваешь?
Пристально вглядываясь в её лицо, Игорь заметил, что Катя ещё больше напряглась.
— Да так… — он замялся, тщетно борясь с рвущимися наружу эмоциями.
Как там говорят — рвать и метать? Вот это именно то, что ему сейчас хотелось делать.
Рвать и метать. Чтобы потом разгребать последствия, в виде оскорбленной в лучших чувствах супруги.
По хорошему, следовало немедленно прекратить этот глупый, совершенно ненужный разговор и жить как раньше, не создавая себе и Кате дополнительных проблем.
— Тогда почему ты до сих пор все время вздрагиваешь от моих прикосновений. Сжимаешься, когда я наклоняюсь к тебе, чтобы поцеловать, словно ждёшь от меня удара, а не ласки. Черт возьми, порою я чувствую себя насильником!.. Можно подумать, я силой или шантажом заставил тебя выполнять супружеский долг!
Гоша чувствовал, что говорит слишком громко, понимал, что того и гляди, сорвется на крик, видел изумление в Катиных глазах, но «Остапа», что называется, несло. С каждым произнесенным словом обида сильнее жгла сердце, и становилось все пакостнее на душе. Если бы Катя что-то сказала, возмутилась или просто выгнала его из комнаты, он, может быть и успокоился бы, однако она стояла, не двигаясь, и во все глаза смотрела на него.
И во взгляде её явственно читалось чувство вины, от которого Гоша окончательно взбесился.
— Если я тебе противен, если так неприятен, тогда почему ты пустила меня в свою постель?!
Катя лишь вздрогнула от его слов, но продолжала молчать. Как казалось Наумову, из чистого упрямства, из банальной женской вредности, той самой, из-за которой представительницы прекрасного пола стоически молчат, изображая из себя великомучениц, вместо того, чтобы объяснить суть проблемы.
О том, что сейчас суть проблемы необходимо объяснять ему, Игорь как-то совсем забыл. Зато помнил всё, что когда-либо казалось ему обидным в поведении Катерины.
— А может, ты меня просто жалеешь? В силу своего характера не можешь допустить, чтобы кто-то, пусть даже косвенно, но по твоей вине пострадал? И даже готова для этого пожертвовать собой?!
В кресле было уже не усидеть. Вскочив на ноги, он неимоверным усилием воли, заставил себя стоять на месте, хотя ему хотелось метаться по комнате, круша все вокруг. Он говорил, уже не вслушиваясь в смысл произносимых им самим слов, оживленно жестикулируя и не отводя взгляда от почти невозмутимого, с оттенком беспокойства, лица девушки, в надежде на хоть какую-то реакцию. Но она молчала, а когда он все-таки сделал несколько шагов к ней, попятилась.
Он понял, что теперь она действительно испугалась. Испугалась его. И это привело его в чувство, и в тоже время довело до критической точки.
— Мне, пожалуй, лучше уйти, — с трудом контролируя голос и тяжело дыша, произнес Гоша.
Но Катя не сдвинулась с места, загородив собою дверь.
— Игорь, я не понимаю…
Ему действительно лучше было уйти. Это стало бы самым разумным выходом в данной ситуации. Он бы сходил прогуляться минут на двадцать, успокоился, и они спокойно поговорили бы позже. Но она его остановила.
Катя и сама не смогла бы объяснить, почему ей жизненно важно было, чтобы Игорь сейчас не ушел. Не ушел в таком состоянии, с таким настроем.
А настрой у него был самый воинственный.
— Чего ты не можешь понять? Не понимаешь, как быть со мной? Кто я тебе? Не думал, что это настолько сложно для понимания! Так я рискну объяснить! Я люблю тебя! Это так называется, если ты не знала! А вот ты? Что ты чувствуешь?!
Всю фразу Гоша выпалил на одном дыхании, слова возникали в мозгу помимо его воли, он говорил, словно это последний шанс высказаться, а потом возможности уже не будет.
— Я-а…
Катя умолкла, не потому, что раздумывала над его вопросами, а потому, что до неё дошел смысл его слов.
«Я тебя люблю.»
Так просто, так буднично, словно это нечто само собой разумеющееся…
Когда-то Катерина думала, что, услышав от Игоря эту фразу, она вмиг станет самым счастливым человеком на свете, кинется ему на шею, чтобы прошептать на ухо «Я тоже тебя люблю», а потом спрячет своё лицо у него на груди, и будет тихо млеть в кольце его сильных рук…
И вот, услышала. И нет ни восторга, ни желания кинуться супругу на шею, ни даже сил ему улыбнуться. Слишком уж странно прозвучала сейчас эта фраза.
«Я тебя люблю.»
А дальше — почти как обвинение — «Что ты ко мне чувствуешь?». А чувствует она сейчас одно — желание защититься от него и его слов…
— А это так важно?
Ответить — не смогла. Спросила сама и плотнее стянула отвороты халата — непроизвольным защитным жестом.
Игорь в недоумении смотрел на её спокойное лицо.
— Что именно?
Катя нервно улыбнулась, скользя взглядом по комнате, не рискуя смотреть ему в глаза.
— То, что испытываю я. Мне казалось, тебя все устраивало… до сих пор. Меньше слов, меньше проблем и сожалений.
Укор и даже горечь в её голосе, ударили сильнее, чем он был готов. Не привыкший анализировать и извиняться, Наумов тут же ринулся в атаку:
— Ничего подобного! С самого первого дня нашего брака Я никогда не скрывал своих чувств! Я не шарахался!.. Не пытался отстраниться! Не дергался от случайных прикосновений!
А ты, стоит тебе лишь забыться на несколько минут, тут же вспоминаешь — при каких условиях мы оказались женаты!
— Можно подумать, это в мою голову пришла мысль о фиктивном браке! — в запале выкрикнула Катя и тут же осеклась, когда Игорь медленно двинулся в её сторону.
— Зато, тебе, Катенька, я смотрю, много чего другого приходит в голову, — медленно с затаенной угрозой, произнес он, приближаясь к девушке.
Она заставила себя стоять на месте, хотя, в данный момент ей как никогда хотелось с визгом убежать прочь.
— Ты очень предусмотрительна, не так ли? — продолжал между тем Наумов. — Делаешь всё, чтобы ни в коем случае не осложнить себе жизнь.
Сунув руку в карман, Гоша достал оттуда коробочку, которую Катя узнала с первого взгляда.
Вспыхнув, она с трудом справилась со смущением.
— Ты рылся в моей сумке?!
— Нигде я не рылся! Она нечаянно упала, когда я ставил пакеты на пуфик, и вот это выпало вместе с мелочью.
Игорь уже стоял в непосредственной близости от Катерины, прожигая её взглядом.
— А, собственно, что тебя так удивило? — Катерина знала, что лучший способ защиты — нападение и решила им воспользоваться. — Неужели мама не говорила тебе, что после занятий… сексом бывают дети? — спросила она. Её голос дрогнул только раз, когда нужно было дать название тому, чем они занимались в постели, и она все же сказала «секс», предпочитая не упоминать слово «любовь» даже в таком контексте.
Катя, казалось, чего-то ждала от него. Каких-то слов или действий, а он мог только злиться на неё, такую спокойную, исполненную чувства собственного достоинства и уверенности в своей правоте. Почему она так спокойна, так сдержанна, словно в броню закована? Не отступит, не откроется, ни словечка о себе не скажет. Закрыта для него, а ведь он думал, что может читать её, как открытую книгу.
Гошу просто вывели из себя Катины судорожно сжимающие ткань пальцы.
— Почему же? Я очень даже хорошо все знаю. — Сделав шаг вперед, он скользнул взглядом по её лицу, отмечая, как она напряглась и насторожилась. — А меня ты спросить не хочешь? Нужно ли мне это? Неужели ты думаешь, что я не смог бы позаботиться о подобных вещах сам?! Ты мне настолько не доверяешь? — Подняв руку, коснулся её щеки, скользнул подушечками пальцев по шее и потянул за ворот халата. Затем резко притянул к себе, сминая губы весьма далеким от нежности поцелуем, провел руками по спине, дернул завязанный на талии пояс, ожидая её реакции, ожидая отпора или страсти — чего угодно, только не спокойного безразличия, но Катя не двигалась, покорно принимая его ласки.
Она только крепче сжала отвороты и отвернулась, не сопротивляясь, но и не делая ни единого движения навстречу ему.
Хуже уже просто быть не могло.
— Ой, прости! Забылся. Тебе, видимо, нужно сначала принять вот это, а то всякое может случиться! — Отстранившись от девушки, Гоша швырнул на кровать таблетки, сам не зная, что он вытворит в следующее мгновение. Сорвет с неё этот чертов халат и зацелует до смерти или пойдет биться головой об стену от безысходности.
Если бы он сам мог себя понять…
А как тут поймешь, если рассудок и здравый смысл говорят одно, а сердце или что там ещё, что отвечает за чувства, совсем другое. Плюс ко всему, голову кружит бешеное желание целовать, прижимая к себе, до тех пор, пока она не откликнется, не сбросит свою маску. И как можно рассуждать, когда она так близко, такая мягкая, пахнущая чем-то сладким, и в тоже время бесконечно далекая…
— Я доверяю, — едва слышно проговорила Катя, — но я не думаю, что ты хотел бы быть обременённым не только женой, но ещё и ребенком.
Игорь постарался не показать, как его задели её слова. Отвернувшись и глядя в сторону, Катя по-прежнему не пыталась высвободиться из его объятий.
Не желая признаваться себе, что по-настоящему уязвлен, Гоша разжал руки.
Мысленно застонав, он представил, что она сейчас о нем думает. Будь у него хоть капля здравого смысла, он бы уже стоял на коленях перед ней и молил о прощении, но рассудительностью он никогда не мог похвастаться.
— К вопросу о детях, — добавил он, скользя взглядом по её телу, — я столько раз видел — как они умирают, что дать жизнь хотя бы одному я совсем не против… — он внезапно умолк, чувствуя, что опять перестает себя контролировать и что сарказм, к которому он прибег, как к защите, стремительно улетучивается. — И знаешь — что мне сказала умирающая Алсу? Что ты скоро подаришь мне дочь. Видимо она ошибалась… Хотя, к чему я все это тебе говорю, — он обреченно взмахнул рукой. — Прости, что так себя вел. Этого больше не повторится. Можешь и дальше пить свои таблетки…
Не дав Катерине сказать ни слова, Наумов схватил с кресла пиджак и ринулся вон из комнаты.
Она не знала, в какой момент Гошиной истерики, пришло к ней именно это решение. Но чувствовала, что поступает правильно. Тщательно одевшись и прихватив сумочку, она пошла на поиски своего бестолкового, взбалмошного, непредсказуемого и такого любимого сокровища.
Впрочем, искать долго не пришлось. Гоша обнаружился за стойкой гостиничного бара со стаканом виски в руке.
— Игорь, — позвала она, подходя.
— Что? — Он даже не обернулся.
— Вернись пожалуйста в номер. Мне нужно тебе что-то сказать.
— Мы разве еще не все выяснили? Не нужно ничего говорить, Кать. Я все и так прекрасно понял.
— Пожалуста…
— Хорошо, — он легко спрыгнул с высокого стула и направился к лифту, даже не взглянув на жену.
«Ну почему с ним все всегда так сложно?» — мысленно спросила себя Катя, семеня следом.
«Потому что сама дура, — ответила она себе. — Нечего было из себя Зою Космодемьянскую строить. Призналась бы ему во всем еще в Москве, не было бы сейчас этого скандала… Хотя… Парижа бы, возможно тоже не было».
В лифте они ехали молча.
Открыв номер магнитной картой, Гоша пропустил её вперед и войдя следом, закрыл дверь, оперся о неё спиной и сложив руки на груди вопросительно уставился на неё.
Не сводя с него глаз, так же молча, Катя открыла кармашек сумки и, достав оттуда направление, протянула ему.
Игорь взял бумажку и пробежал её глазами. Затем вчитался внимательней.
— Что это? — Он никак не мог вникнуть в смысл написанного. — Катя, ЧТО ЭТО? — Он вытаращился на неё круглыми как блюдца глазами.
— Судя по словам покойной Алсу, земля ей пухом, — это твоя дочь. — Спокойно произнесла Катя. — Хотя может быть и сын. Я не уверена. Слишком рано судить об этом. И еще хочу ответить на твой вопрос. Да! Я тоже тебя люблю. Хотя до сих пор не могу понять, как меня угораздило влюбиться в такую бестолочь.
Она даже понять ничего не успела как оказалась кольце сильных рук.
— Катька! — Прошептал — выдохнул, зарывшись лицом в её волосы. — Почему ты молчала? Почему сразу не сказала?
— Я боялась. Что ты…будешь разочарован… — пробормотала она, свозь его лихорадочные поцелуи, которыми он покрывал её лицо.
— Господи, Катька, — он взял её лицо в ладони и посмотрел в глаза, но Кате отчего-то показалось, что он заглянул ей прямо в душу, — Какая же ты все-таки дура! — И без перехода. — Давай обвенчаемся, а?