Ночью прошел дождь, прибил пыль, а я пошла в лавку Петерсона, которая открывалась на рассвете. Мистер Петерсон продавал самый лучший колониальный кофе, я покупала у него большие пачки для гостей. Когда я вошла в его лавку, то мистер Петерсон презрительно скривился и произнес, не давая мне и слова сказать:
— Уходи отсюда, Джина Охайр. Мой магазин не для потаскух.
— Я не потаскуха, как вы можете так говорить! — вспыхнула я.
Мистер Петерсон завел глаза к потолку.
— А то я ночью не видел, как твой жених со двора вылетел от твоего любовника.
— Мой жених прижил дитя от любовницы, а потаскуха я? — вспыхнула я.
Ну вот начинается.
— Я не видел ни дитя, ни любовницу, но я слышал, как он кричал «Позор», — важно ответил мистер Петерсон. — И весь город слышал. А миссис Линкастер видела этого мужчину без рубашки, и ты была рядом.
Отлично, теперь мне вообще от этого не отмыться. Я вздохнула, положила несколько монеток на блюдце у кассы и сказала:
— Этот мужчина драконий генерал Бриндан Валдер. Он снял у меня комнату на все лето, если вы не хотите, чтоб он сжег весь город, лучше дайте мне самого хорошего кофе.
Мистер Петерсон решил не проверять, беру я его на пушку или нет. Он прошел к витрине, выбрал пачку кофе и бросил ее на прилавок передо мной.
— Да, я продам тебе кофе, Джина Охайр, — сказал он. — Но я это делаю без уважения и без удовольствия.
— Тьфу сто раз на ваше уважение и удовольствие, — ответила я, забрала кофе и вышла из лавки.
Началось. Теперь весь городок будет меня срамить. А в чем я виновата? Да ни в чем. Я не изменяла жениху, это он мне изменил, но кто станет слушать? Пабло так громко орал «Позор», что весь Пелингар был в курсе.
А Бриндан Валдер еще и заступился за меня. Выкинул крикуна за ворота. Вот с чего бы ему быть на моей стороне, если он не мой любовник и вообще в первый раз меня видит?
Ладно, буду все валить на него. Драконий генерал велел да драконий генерал приказал, и дайте сюда все, что потребуется, да поживее. Бриндан не будет ничего жечь, зачем бы ему, но тут нет смельчаков, чтобы в этом убедиться.
Возле аптеки я увидела миссис Форестер с дочерьми, она была еще одной городской сплетницей, и мистера Брауна, портного. Время было раннее, но они выглядели бодрыми и оживленными. Увидев меня, миссис Форестер встала руки в боки и сказала:
— Не ожидали мы от тебя такого, Джина Охайр! Весь город считал тебя приличной девушкой, достойной, мы ставили тебя в пример дочерям, что ты тихо и спокойно ждешь жениха, а тут вот что!
Я хотела было сделать вид, что ничего не слышу, но потом решила не молчать. Я ни в чем не виновата, в конце-то концов.
— Он опорочил мое честное имя, чтобы разрушить помолвку. Все ругают меня, а про него никто и слова не говорит, — сказала я.
Миссис Форестер даже руки к небу подняла.
— И ты еще лаешься! — воскликнула она. — Нет бы смирением да скромностью восстановить репутацию, а ты споришь!
— Собаки лают, — парировала я, — а вы тут все защищаете изменника. Да я до короля дойду!
Нет, это и правда переходило все границы. Мне так скоро дом подожгут.
— Так прямо король и захотел с тобой говорить, — ответил мистер Браун и плюнул на дорогу. — Платья тебе я больше не шью, Джина Охайр! И не подходи к моей мастерской!
— Вы и раньше не шили, — сказала я. От злости даже голова заболела. — Я и так к вам не пойду, вы шьете криво.
Горожане дружно ахнули и на все лады принялись бранить мою гордыню, заносчивость и блудливость. Я не стала ни слушать, ни спорить, взяла пакет с кофе в другую руку и пошла к дому.
Ничего, прорвемся. Как-нибудь все наладится, вот только знать бы, как.