Попасть в сказку и не выйти замуж?

Глава 12

Вернувшись домой в одиночестве, то бишь без сопровождения бравых конников и стрельцов, я отужинала, тщательно перед этим помыв руки, особенно левую, и пошла укладывать спать своего сынульку. Традиционно рассказала Ванюшкины любимые сказки «Колобок» и «Курочка Ряба», спела колыбельные: «Баю-баюшки-баю, баю Ванечку мою. Баю-баю-баюшки, засыпай, мой заюшка…» и «Мы красные кавалеристы, и про нас былинники речистые ведут рассказ о том, как в ночи ясные, о том, как в дни ненастные мы гордо, мы смело в бой идем…», методично тряся перину в такт песне. С младенчества, с первых дней после возвращения из роддома, Ваня быстро и сладко засыпал под стремительный ритм именно этой патриотичной песни. А меня одолевали невеселые мысли.

Да, денек выдался насыщенный! Чувствую, что моя самодеятельность просто так мне с рук не сойдет. Любомир и Тихон — мужчины серьезные, опытные. Если затаят обиду, то несладко мне придется. Только вот мириться мне с ними ну, никак не хочется. Мое изрядно потрепанное самолюбие рьяно требовало отмщения. Взяли моду, водить меня по заранее спланированному квесту в темноте, да еще и с завязанными глазами. Да, падка я на красивых мужиков, так что ж меня теперь за это наказывать? Я только в стороночке хотела постоять, да полюбоваться на них, как на произведения искусства. Хотя самой себе могу признаться, что когда-то в Москве в Пушкинском музее была у меня шальная мысль провести ладошкой по рельефной спине белокаменного Давида, и чуть ниже спины тоже. Уж больно шедевр манящий. А тут, как на подбор, все мужики шедевральные, и манят меня, манят. Но ведь устояла, аж гордость за себя берет! И не как некоторые венценосные тормоза, которые опомнились, только, когда я уже с них штаны снимала. Кстати, эти медлительные мною тоже не довольны. Но вот в этом вопросе я, вообще, расстраиваться не намерена. Супостат меня с самого начала невзлюбил. Как он там про меня орал, аки блаженный? Девка-приживалка со скудным умишком! Характеристика для местных боярышень стандартная. В любом случае нужно было поработать над повышением своего рейтинга в обществе. Почему бы и не таким творческим способом? Нет, в этих отношениях с царем я ничего не потеряла. Скорее, приобрела. Так сказать, дала диктатору себя повнимательнее рассмотреть. И, судя по определенному органу, который, кстати, и отвечает за симпатии хозяина, я была рассмотрена довольно-таки тщательно и внимательно. И увиденным супостат остался не только доволен, но и заинтересован. Вопрос: что я хочу от этой заинтересованности? Конечно, тикать нужно из этой сказки. И я сделаю все возможное для этого. Хотя остается одно большое НО. А что, если мы не сможем с Ванюшкой вернуться домой? И неважно, по каким причинам: не смогу найти колдуна, или он не снимет проклятье с Елисея. Даже если у нас все получится, и прежний вид вернется к Елисею, вдруг, царь заерепенится и не сдержит своего слова? Вдруг баба Яга что-то напутает и не сможет вернуть нас обратно? Этих «вдруг» да «если» гораздо больше, чем шансов вернуться домой. И эта неопределенность меня изрядно нервировала. Дома было все понятно и ясно: я работала, Ванюшка ходил в садик, потом в планах — школа, университет. Я наладила бы свою личную жизнь, и мы жили бы долго и счастливо. А тут, что меня ждет? Достоинствами местных боярышень я не обладаю, то есть перспективы замужества очень туманны. Вот способности к колдовству у меня вполне четкие, а точнее, абсолютно нулевые. Хотя, эта определенность ничуть не успокаивает. Перспектива пойти к кому-нибудь в найм, то бишь в работники, откровенно пугала в связи с бесправием последних. Но второй вариант нужно рассматривать обязательно, и требуется разработать добротный план действий, потому что, если сам царь-государь этого тридесятого царства желает, чтобы я осталась в этой сказке, чтоб ее! то вероятность вернуться домой тает на глазах. Хотя, буду надеяться на клятву, которую дала мне баба Яга. Но в вопросе обходных путей, по сравнению с опытом колдуний и венценосного, я — лопух, причем молодой и зеленый.

Допустим, мы с Ваней остаемся в сказке. Да, знаю, что даже думать об этом не хочется. НО, ДОПУСТИМ! Для прочности нашего статуса мне нужно выйти замуж. К сожалению, из незамужних дам, что пользуются здесь уважением и почитанием, я знаю только двух, это баба Яга и баба Янина. До их уровня я не тяну ни возрастом, ни колдовским талантом. Хотя, в вопросе стервозности могла бы составить достойную конкуренцию. Эх, жаль нет в тридесятом царстве должности старшей стервы, я бы вполне могла возглавить это боевое подразделение. Мы бы еще в конкурентной борьбе обошли и конников, и стрельцов в тактике ведения боя. Но чего нет, о том бесполезно и мечтать. А может, эту идею бабулькам своим подкинуть? Будет у нас свой клуб по интересам, ладно, это все лирика. За кого же мне выйти замуж? Любомир и Тихон мелковаты. Как там в сказке говорилось: «Королевство маловато, развернуться негде!». Как, пить дать, закроют меня в своих теремах, и буду я хозяйство вести под четким руководством их матушек да тетушек. Ванюшку моего отправят с глаз долой, обучаться воинскому делу, с пояснением для меня, глупой бабы: «Неча отроку у бабьего подола путаться». А оно мне надо? Я хочу жить, как сама желаю, и растить своего сына, самолично рожденного, как сама считаю правильным. А не смотреть, как он взрослеет, за забором, окружающим казармы царской дружины. Да и не хочу я, чтобы мой Ванечка выбрал для себя военную службу. Пусть, эгоистично! Но я же не посторонний человек для сынульки, а родная мама! И значит, не могу рассуждать адекватно. Война — это страшно! И я хочу, значит, могу дать своему сыну возможность выбрать мирную профессию. Но, чувствую, ни Любомир, ни Тихон этого мне сделать не дадут. Ага, значит вычеркиваем. Кто у нас тут остался? Да по ходу, только царь-батюшка. Так, давай-ка, родимый, рассмотрим тебя повнимательней. Что мы имеем? Мужчина в довольно-таки серьезном возрасте, но это скорее плюс, чем минус, учитывая, что замуж я за него собралась без особой любви, точнее сказать с особой нелюбовью. Чем меньше ему осталось, тем мне лучше. Хотя, телом он крепок, да и руки такие большие, горячие. Делаем выводы, что физически он мне не противен, это вообще шикарный подарок небес. Даже его раздражающе диктаторский характер на фоне интимной совместимости выглядит, как пикантная изюминка. Супружеские долги будем раздавать друг другу в жаркой и воинственной обстановке. Я согласная! Что мы имеем еще? Хорошая генетика: у мужика трое здоровых сыновей, и, если младшего мне охарактеризовали, как худшего из всего выводка, то я согласна рожать от супостата. Елисей оказался юношей добрым, воспитанным, образованным. Единственное, что ему не хватает, так это родительского внимания и любимого дела. А вот его любвеобильность, рассматривать, как недостаток не стоит, у самой рыльце в пуху. И буду я при должности — Царица. Мне нравится! Руки развязаны, обязанности можно придумать себе самой. Захочу, буду образованием заниматься, школы, садики, профессиональные училища открывать, захочу медициной — больницы да поликлиники строить. А чем я хуже попаданцев в прошлое, что Великую Отечественную еще в 1941 году выигрывают, а в космос летают аж при Александре Втором? У меня своя сказка, собственная. Нужно только ресурсами для развития завладеть, то бишь, замуж за царя выйти. И что мне для этого нужно сделать? Ну, первый шаг я уже совершила, провела, так сказать, активно-тактильную рекламную акцию своей персоны, а точнее, своего организма, и получила положительные отклики. Второй шаг, финал моей рекламной акции видело все ближайшее окружение царя. Теперь, как порядочный человек, он обязан на мне жениться. Иначе, в глазах бояр и воинов он бабу с малым ребенком совратил и без своей защиты оставил. Хотя, какой из царя порядочный человек? Он же царь! Супостат! Диктатор! Гарант государственности, а не девичьей чести! Так, чем я еще могу располагать? Бабуси!!! Яга и Янина передо мной в долгу, так как повелись и исполнили распоряжения зятя в попытке подложить меня, то под Тихона, то под Любомира. Судя по поведению, совесть их все еще грызет. Да и ко мне и к Ванюшке бабули очень тепло относятся. В Ванятке вообще души не чают, да и со мной как бы ни сражались в словесных перепалках, всегда были нежны. Теперь я для них Машенька. Может, удастся склонить Ягу и Янину на свою сторону в вопросе женитьбы Ждана Годиновича? Уж, лучше на мне, чем на какой-то левой боярышне с сильным и амбициозным родом. Отсутствие родственников у невесты при женитьбе царя — это скорее, плюс, чем минус. Чем я еще располагаю? Елисей! Мы с ним подружились, скажу больше из нас вышла отличная команда. Как лихо мы разыграли царственного родителя! Залюбуешься! Интересно, что диктатора больше разозлило? Речи о его свержении или то, как слаженно мы спелись с Елисеем? А это все результат нашего тесного, почти круглосуточного общения. И мой Ванька с царевичем подружились! Деревянный зоопарк почти каждый день пополняется новыми зверюшками. Да и у парня явно талант к сыскному делу. Может, ему стать сыскным воеводой и разных мошенников да воров ловить или заговоры против государя раскрывать. Будет местным Глебом Жегловым или Володей Шараповым. Достойное занятие для третьего царского сына. Старший царский сын — наследник государя, средний — военный министр, отвечающий за внешнюю политику, младший — министр внутренних дел, отвечающий за внутреннюю политику. Вроде, все складно получается. Эко, я размечталась, сына спать укладывая. Пора возвращаться к рутине, а именно к допросу молодого злодея.

Я вышла из нашей с Ванюшкой горенки как раз вовремя. За мной уже спешила баба Яга, чтобы позвать на ночное мероприятие.

— Как там внучек? Заснул касатик?

— Заснул сладко, теперь до утра не добудишься, — ответила я. — Но оставлять его одного все равно боязно, вдруг допрос надолго затянется!

— Не бойся, зайцы за ним присмотрят, — заверила меня баба Яга. — Весь день не виделись из-за этого похода в царский терем. Будь он не ладен! Маша, нам надо с тобой серьезно поговорить, — внимательно глядя мне в глаза, сообщила бабуся.

— Если нужно — поговорим, но после допроса Прохора, — согласилась я.

— Конечно, конечно, это важнее, — обрадовалась старушка.

А вот в этом утверждении я уже не была так уверена после всех моих невеселых размышлений над спящим сыном. Если ориентироваться только на второй вариант, в котором мы с Ваней остаемся здесь на веки вечные, то вербовка бабы Яги и бабы Янины на свою сторону была бы намного важнее исправления внешности Елисея. Но мы с Ванюшкой неисправимые оптимисты, и будем бороться до конца! Так подайте мне сюда этого Прохора!

Баба Яга проводила меня в подвальное помещение своего терема. Но выражение «подвальное помещение» совершенно не подходило этому месту. Это был настоящий склеп, как в фильмах-ужасах про вампиров. Высокие потолки, колонны из гранита, стены с кровожадными рисунками и непонятными мне надписями. Посередине помещения находился огромный алтарь из кроваво-красного гранита, на стенах, потолках и колоннах — крюки, перекладины, металлические петли, перекрещенные отполированные доски для фиксации жертв. У стен стояли шкафчики с открытыми стеллажами, в которых лежали палки, плетки, стояли пузырьки с подозрительной жидкостью, банки с разноцветными порошками, веревками, ремнями и много всего, отчего глаза просто разбегались, причем, от осознания их назначения увеличивались в размерах. Место, куда я попала, производило впечатление грандиозной пыточной с царским размахом.

— А у государя Ждана Годиновича в тереме тоже такая комнатка есть? — задала я вопрос сиплым голосом. И как-то замуж мне уже расхотелось. Представила я себе первую брачную ночь вот в таком антураже, и смелости у меня поубавилось. Хотя диктатор производил впечатление адекватного мужика, но ведь само понятие нормы является относительным. И относительно этой пыточной, я никаких дел с царем-батюшкой иметь не хочу.

— Да что ты! Разве он своим скудным умишком до такого додумается? Максимум на что он горазд, это выпороть негодяя на конюшне, — горделиво пояснила Янина.

— Это мы для колдовских ритуалов измыслили. Нарядно получилось, правда? — хвастливо спросила баба Яга.

Бабуси раскрылись передо мной совершенно с другой — темной стороны. Внятно ответить не удалось, из моего горла доносилось только сиплое мычание, поэтому я лишь кивнула. По моему скромному знакомству с БДСМ-сообществом, коснувшемуся только прочтения любовных романов об определенных «оттенках» и просмотра снятых на их основе художественных фильмов, в этот интерьер легко бы вписались господин в кожаных штанах и сабмиссив в ошейнике с теннисным мячиком в зубах, а не две худенькие старушки и подвешенный за руки под потолком на большом крюке молодой и очень даже симпатичный человек. Он был раздет по пояс, руки связаны веревками, плечи вывернуты в неудобной позе, явно доставляя жертве дискомфорт. Прохор стоял на полу на кончиках пальцев, и, не отрывая своего взгляда, зло, смотрел на Елисея. Кажется, нас он совершенно не замечал. Царевич утверждал, что они чуть ли не лучшими друзьями были. К чему же сейчас столько ненависти? Внешне, Прохор Вакулович был писанным красавцем: вьющаяся блондинистая шевелюра обрамляла красивое, я бы даже сказала, смазливое лицо с большущими голубыми глазами и ровным носом. Все портила усмешка, исказившая эту симпатичную мордашку в гримасу ненависти. И откуда у него столько негативных эмоций к царенку? Парень-то наш абсолютно безобиден.

— Ну, здравствуй, Прохор Вакулович, — обратилась к узнику баба Янина. — Добро пожаловать к нам в терем.

— Да, я как-то к вам в гости не напрашивался, — хорохорился парень, — и очень удивлен тому, что здесь очутился.

— Ну, как лучшего друга любимого внучка и не приветить? — продолжала свою партию Янина. — Как тебе наше гостеприимство?

Красавчик от таких расспросов аж закашлялся.

— Признаться, не ожидал столь радушного приема, — кривя губы в усмешке, ответил Прошка.

— Ну, мы для тебя много шутеек приготовили, — отзеркалила усмешку храбрецу баба Яга. — Никто боле не удостоит тебя такой чести.

Парень рассмеялся такому заявлению опытной колдуньи.

— Готов отказаться быть удостоенным такой высокой «чести», зачем же из-за меня так утруждаться? — изощрялся в реверансах боярич.

Я откровенно устала от их расшаркиваний и присела на стул для пыток, предварительно осмотрев и простучав его со всех сторон, на предмет разных неожиданностей. Свою главную роль на сегодня я виртуозно, по моему непрофессиональному мнению, отыграла в паре с супостатом, и сейчас с удовольствием передала партию первой скрипке бабе Янине и бабе Яге. Тем более, они пацана и его семью лучше знают, поэтому, решила понаблюдать со стороны. А мальчонка нам попался крепенький, сразу понял, за что его сюда определили. И противников своих — бабулек и Елисея, оценил правильно. Меня тоже пытался рассмотреть, но его мои старушки активно отвлекали, не давая сосредоточиться. Что еще можно про него сказать? Хитер, целеустремлен, спокоен, расчетлив. Ой-ой-ой! И как же тебя колоть? Ведь, если ты признаешься, что Марфа через тебя те заколдованные иголки Елисею подложила, это же, в лучшем случае, покушение на здоровье младшего царевича. Но Прохор точно понимал, что так легко не отделается, и вменят ему попытку убийства, а, возможно, и измену государству. А это смертная казнь! Значит, на допросе ты будешь вертеться, как уж на сковородке. Стратегия все отрицать не пройдет, а вот спихнуть свою вину на другого, прикинувшись невинной жертвой оговоров, может сработать. И кого же ты, ясный сокол, нам сдашь?

— Теперь понятно, почему тебе Малаша отказала, хлипок ты для нее! — зычный голос Яги раскатом прошелся по пафосному склепу.

Я от неожиданности даже подскочила на выбранном мною стульчике. Прохор же дернулся, как от удара.

— А при чем тут Малаша? — прохрипел боярич. С него как ветром сдуло злую веселость, оставляя на лице только собранность и сосредоточенность.

А вот и твое слабое место, дружок, будем брать тепленьким. Пока баба Яга вела душевные беседы с красавчиком, я отозвала Янину за колонну для дачи, так сказать, ценных указаний. После того, как бабуся выслушала мое поручение, она изумленными глазами осмотрела меня с ног до головы и шепотом проговорила:

— А я думала, что мы с Ягой самые страшные и ужасные в тридесятом царстве?!

— Ну, конечно, вы самые страшные и ужасные, и не будем нарушать эту официальную версию, — как могла, успокаивала я старушку, испугавшуюся за свою репутацию.

Та, быстро придя в себя, метнулась на выход, исполнять мое поручение. Я же подмигнула Елисею, все это время стоящему за дальней колонной, чтоб не тушевался, а присоединялся к нашему празднику жизни, или точнее празднику пыток.

— Ну, чего застеснялся? — шепнула я царенку.

— Не стесняюсь я, опечалился, — тихонько прогундосил косенький. — Думал, он мне длуг, а вот что оказывается!

— Так ведь это только его беда, что он другом твоим прикидывался, а в душе ревность и зависть таил, — успокаивала я расстроенного парня. — В итоге, Прохор у разбитого корыта и остался, и без любимой и без друга.

— А почему только его беда? — засомневался царенок, причем бровки на его лице сошлись на переносице, собирая в кучку косенькие глазки.

— Он ведь мог, как друг, заранее дать понять, хотя бы, тебе, а в идеале всему честному народу, что имеет желание посвататься к Малаше, а этот трус все в тайне держал, боялся отказа, — растолковывала я кривенькому.

Елисей серьезно задумался над моими словами и закивал головой, соглашаясь.

— А с Марфой ты знаком? — продолжала допрос Яга.

— Это подружка дочерей боярина Ротмира Родановича, — ища потерянное равновесие, отвечал уже не такой спокойный красавчик. Вопрос о Малаше явно выбил его из колеи.

Нет, держался он молодцом, его немного выдавали незначительные детали. Взгляд стал чуть напряженнее, отвечал чуть медленнее, мышцы плеч застыли. Боярич понял, что прокололся, причем фатально, и усиленно искал выход из ситуации. Главное, не дать ему возможности собраться.

— А давно ты служишь в царских хоромах? — подключилась я к допросу.

Так как я сидела справа от Прохора, ему пришлось немного повернуть голову в мою сторону, что сделало его позу еще неудобнее. Умеют же создать седые затейницы обстановку для допроса!

— Я там не служу, отец посылал пару раз с поручениями, записки передать, — хрипло, давя на мою жалость, ответил боярич.

Где это он только в моем чудном организме это качество разглядел? Вот у меня, например, это так до сих пор и не получилось! Ах, ты ж льстец!

— А не обидно тебе посыльным в царские палаты бегать? Уж не малец! Взрослый муж! — вот тебе мое «алаверды» на тему лести в совокупности со шпилькой.

— Нет ничего зазорного отцу по службе помочь, — с достоинством, на которое только был способен, учитывая его неудобную позу и обнаженный торс, ответил подозреваемый.

Ага, значит, косим под примерного сына! Только вот выдает тебя взгляд, полный ненависти, направленный на Елисея, хоть ты ее и пытаешься скрыть.

— А как отнесся боярин Вакул к твоим ухаживаниям за Малашей? — опять я вернулась к слабому месту допрашиваемого. При этом встала со стульчика и прошла по дуге за спиной касатика на левую сторону.

У Прохора сжались кулаки, но он быстро взял себя в руки и опять расслабился. Чтобы потянуть время с ответом, он начал медленно ко мне разворачиваться.

— Отец предупреждал меня, что родители Малаши будут против нашей свадьбы, — почти равнодушно ответил Прохор.

— Неужто, род ваш так плох? — пыталась я расшатать спокойствие парня, опять перейдя на правую сторону.

— Род мой не плох, но Ротмир Роданович боярин знатный, пользуется уважением государя, — ровно ответил юноша.

— Да родовит боярин Ротмир, не чета вашему! — сыпанула немного соли с приправами на гордость Прохора баба Яга. — А Елисей мой твою Малашу у тебя отбил, — припечатала Яга.

Глаза у пацана зло сверкнули, руки от напряжения аж побелели, я уже напугалась, что этот культурист веревки порвет, и нам всем придет большой и пушистый песец. Но веревки выдержали, и боярич вновь принял вид скромника.

— Да у кого тут отбивать-то было, — насмехаясь над бывшим другом, бахвалился царенок, — Я ее только пальцем поманил за оголоды, она и побежала.

Писаный красавец опять дернулся и яростно зарычал.

— Не могла она побежать, это ты ей обещаний щедрых посулил, а сам обманул, — оправдывал любимую девушку наш допрашиваемый.

— В том-то и дело, что ничегошеньки я ей и не обещал, окломя плогулок за оголодами, да звездочек на небосводе! — продолжал топтать остатки гордости соперника наш косенький.

Разъяренный блондин вновь попытался освободиться от веревок, чем нас с Ягой сильно нервировал.

— Значит, согласился ты, касатик ясноглазый, с отцом своим Вакулой, и Малашу свою Елисею уступил? — продолжала давить на больную точку Яга.

А неплохо баба Яга с Елисейкой дуэтом допрос навострились вести! Задорно так, с огоньком! Я прямо чувствую себя лишней. Хотя, в нашем нервозатратном деле, главное, чтобы этот огонек веревки не подпалил, и культурист с крюка не сорвался!

— Так Елисей ее бросил! После Малаши царевич с ее сестрой, Варварой, гулял, потом с Марфой. А до Малаши водил за огороды соседок их, — сдавал всю подноготную своего бывшего друга Прохор.

— И откуда ты так осведомлен о встречах мово внучка? — допытывалась старушка.

— Так об этом многие знали, на базаре продавцы сказывали, и в царском тереме — прислуга, да и сам царевич особо не скрывал, — глядя прямо в глаза Елисея, вещал касатик.

— Влешь ты все, никто о моих плогулках под звездами не тлепался, — подскочив к Прохору, противно так закричал кривенький, обильно покрывая противника брызгами своей слюны.

Прошка, обрадованный тем, что ненавистный объект находится в зоне досягаемости нанесения повреждений, отвесил царенку впечатляющий пинок туда, куда достал. Кривенький с писком отскочил от меткого соперника, неуклюже потирая копчик. Яга укоризненно посмотрела на Елисея, и тот тут же спрятался за колонну. Мол, нужно быть проворнее, внучек.

— Это тебе в глаза говорить не будут, опасаясь государя нашего, а за глаза чего только не мелют, — с удовольствием пояснил Прохор.

— И для чего водил Елисей Малашу за огороды, тебе на базаре не сказывали? — продолжая «светскую беседу», спрашивала Яга.

— Так зачем я чужие сплетни рассказывать буду, вы лучше у Елисея своего и спросите, — хорохорился красавчик, косясь на колонну, за которой скрылся оболтус.

— А ты мне не указывай, что делать, молод ешо! Говори, что тебе на базаре сказывали! — шлепнув молодого боярича ремнем по попе, вопрошала престарелая воительница.

Прохор громко ойкнул, но держался достойно.

— Говорили, что байки про звезды травит, короче в уши заливает разные глупости, — вывернув шею и косясь на кожаный ремень, ответил юнец. — А эти дурехи уши-то и развесили.

Ответил, кстати, правильно, только в конце промелькнула маленькая, едва заметная обида в голосе. Ну-ну, ты бы тоже с удовольствием Малаше какие-нибудь глупости в уши подул, да только она перед тобой свои ушки не развешивала. Вот ты тут у нас весь в обидах и висишь.

Со стороны входа донеслись топот ног и какая-то возня. Высокие двери открылись, и Любомир с Тихоном под руководством бабы Янины внесли связанный большой куль и положили его на каменный пол. Куль ойкнул женским голосом.

— Что это? — спросила я у Янины.

— Так виновную в деле проклятия Елисея для допроса с пытками принесли, — деловито ответил Любомир. — Куда прикажете ее привязать?

— А кто хоть это такая? — решила уточнить я.

Тихон подошел к шевелящемуся кулю и снял с его головы мешок. Виновной оказалась перепуганная и зареванная Малаша с кляпом во рту. Волосы ее были растрепаны, сарафан грязный, лицо перепачкано в земле напополам со слезами, взгляд испуганный, можно сказать, затравленный.

Прохор изменился в лице, от скромного паренька не осталась и следа. На Малашу смотрел взрослый мужчина, желающий убить всех ее обидчиков. Да, хороший мой, рассмотри ее повнимательней, это мы только начали.

— А почему она такая грязная? — немного растерялась я.

— Так в огороде между грядками с капустой и морковкой пряталась, а как мы ее заприметили, то бежать пыталась, с забора упала, чуть со страху шею не сломала, — вещал Тихон. — Еле успели спеленать, а то бы с обрыва в речку кинулась.

От его доклада боярич побледнел, на лбу выступил пот, он начал дергаться, пытаясь освободиться.

— Ну, если она у вас такая шустрая, положите ее на алтарь и привяжите к нему за руки и за ноги, — равнодушно командовала я. — Не забудьте застегнуть на ее лебединой шейке ошейник.

Прохор не сводил с меня убийственного взгляда, его уже трясло от злости и беспомощности.

— Да, если ты ее хоть пальцем тронешь..! — начал угрожать мне неразумный парнишка.

— Ну, и что ты мне сейчас сможешь сделать? — тихим голосом и нарочито медленно спросила я, пристально глядя в глаза Прохору.

Он начал затравленно озираться, ища выход из сложившейся ситуации, понимая, что угрозами ничего не добьется.

— Отпусти ее, что она царевичу сделала? — срочно поменял тактику с самоуверенной на жалостливую касатик. — Елисей, где же ты, царевич? Посмотри, что это ведьма с Малашей делает?

То есть, своей вины мы никак не хотим признавать, максимум, что можешь себе позволить — это указать нам на несостоятельность наших обвинений? Ой, не видел ты наших сериалов про ментов или братков! Ща я тебе все доходчиво покажу, так сказать, на личном примере. А за ведьму отдельное спасибо, мой статус от девки приблудной до целой ведьмы дорос. Можно сказать, этот симпатичный охальник поставил меня в один ряд с моими многоуважаемыми бабуськами, самыми могущественными колдуньями тридесятого царства, на минуточку!

Елисей же выглянул из-за колонны, равнодушно пожал плечами, мол: «Эта ведьма здесь за старшую, ей и решать. А я тут просто мимо проходил», — и снова спрятался за колонну.

— Возможно, она и ничего не сделала. Да только царь ваш, Ждан Годинович, назначил меня старшей по расследованию дела Елисея. И если я ему не предоставлю хоть одного обвиняемого, в нашем случае, обвиняемую, то больно будет конкретно мне, — как бы извиняясь, я развела в стороны руки. — Но ты же понимаешь, своя шкурка дороже, да и сам посуди: Малаша за огороды ходила? Про звездочки байки слушала? Чем ни железный повод для наказания?

Боярич взвыл на весь склеп, нарушая интимность обстановки. Баба Яга охолонула окаянного, чувствительно шлепнув по его молодой попе ремнем, от этого действия Прохор мгновенно пришел в себя и успокоился.

— Зачем вы ей кляп в рот пихнули? — продолжала я разбираться с Малашей.

— Так она орала, как оглашенная, на всю столицу, — жаловался на служебные трудности Любомир.

— Вытащите кляп, — менторским тоном приказала я.

— А, может, не надо? Она же опять голосить начнет, — равнодушно предупредил нас Любомир.

Я подошла к кроваво-красному алтарю, который находился за спиной Прохора и, нагнувшись над лицом Малаши, спокойно, почти ласково, спросила:

— Ты же не будешь кричать?

Девушка замотала головой и жалобно замычала.

— Вот и хорошо, вот и молодец, — вытаскивая изо рта боярышни чистый носовой платок с изящной вышивкой, продолжала угрожать: — А если ты перестанешь слушаться и начнешь орать, мы будем вынуждены сделать тебе больно, очень больно. Ты меня поняла?

Малаша преданно глядя мне в глаза, быстро закивала головой и ответила тихим голосом:

— Да, да, я все поняла. Я буду молчать.

Прохор смотрел на нас, неестественно выгнувшись дугой. Баба Яга, будто только сейчас это заметив, вновь с явным удовольствием шлепнула его пониже пояса. А из бабульки выйдет очень даже способная «госпожа», ей только нужно колдонуть кожаный бюстгальтер с шортиками и, обязательно, плеточку. Тьфу ты, куда это меня понесло!

От очередного шлепка боярич дернулся, как ошпаренный: — Не трогайте ее, она тут не при чем! — заорал доходящий до нужной кондиции касатик.

— А кто тогда при чем? — ловя его на слове, спросила я.

— Я не знаю! Но не она! — орал, как оглашенный, наш крепкий орешек.

Любомир с Тихоном споро привязывали Малашу к гранитной плите. Ее заметно трясло от страха, и она чуток подвывала.

Баба Янина выбрала тонкий упругий прут и взмахнула им перед Прохором. Молодая хорошо вымоченная розга изогнулась дугой и вновь выпрямилась с характерным свистом, старушка довольно улыбнулась своему выбору орудия труда, пардонте, пыток.

— Ну что ж, Малаша, рассказывай, как прокляла царевича Елисея? — задала вопрос Янина и хлестнула девушку по ногам. Та взвыла тоненьким противным голосом, чуть подвывая.

— Не я это, не проклинала, он же мне как брат, — причитала боярышня.

— Ну вот, а обещала не кричать, — капризно дула я губу, — нет тебе веры, дочь боярина Ротмира Родановича.

Малаша, почти до крови закусила нижнюю губу, подавляя рыдания. Прохор пытался развернуться к девушке лицом или хотя бы одним глазом, но «госпожа» Яга была на страже. И допрашиваемый красавец мог только догадываться, что творится за его спиной. И, судя по бугрящимся мышцам, в кровь истертым кистям рук и каплям пота, скатывающимся по вискам, воображение упертого орешка работало на полную мощность.

И вновь послышался свист прута, Малаша жалобно и протяжно заскулила.

— Марфа — твоя подруга, зачем ты познакомила ее с Елисеем? Чужими руками хотела проклятье навести? — продолжала допрос с пристрастием Янина, подкрепив свои вопросы новым ударом по молодым конечностям.

Сквозь собственный вой девушка ответила: — Елисей сам ее на базарной площади увидел и за огороды потащил. Не хотела я его проклинать! Зачем мне это!

— Это ты все из-за левности, не плостила, что я тебя на Малфу поменял, и хотела меня убить! — вступил в допрос Елисей.

Прохор увидел выглянувшего из-за колонны царевича, и его прорвало. В нем как будто силы прибавилось от ярости. С утроенным усилием он рванул руки, и веревки, что держали тело боярича в подвешенном состоянии на крюке, вбитом в потолок, порвались. Прохор кулем повалился на пол, тело от неудобного положения затекло и не слушалось хозяина. Любомир и Тихон вовремя подскочили к разбушевавшемуся удальцу и снова его спеленали. Но, и тогда боярич, ослепленный своей яростью, не отказался от попытки добраться до царенка. Словно гусеница или червяк, он изгибался всем телом, но упрямо полз по направлению к Елисею, несмотря на практически сидевших на нем верхом старшего стрельца и конника.

— Это из-за тебя Малаша от меня отвернулась! Это из-за тебя она за огородами не со мной прогуливалась, а к тебе бегала! Это из-за тебя мне пришлось рискнуть честью рода! Это из-за тебя я связался с этой малахольной! — почти в бреду хрипел Прохор.

В склепе стояла гробовая тишина, прошу прощения за тавтологию. Мы все, включая меня и бабу Янину, склонились над красавчиком, боясь пропустить хоть одно слово. Я жестом попросила слезть с парня Тихона, сидевшего практически на его груди, перекрывая подачу кислорода в легкие юного ревнивца.

— И как честь вашего рода пострадала? — шепотом спросила я.

— Недостойно боярину обращаться к ведуньям за помощью, а вот я не побрезговал, и про достоинство свое забыл, — бредил задыхающийся Прохор. — Лишь бы ты, Малаша, ко мне вернулась. Он ведь с тобой две недели погулял и бросил. Да только ты на меня после тех прогулок и смотреть-то не захотела. А я для тебя на все был готов.

Я вопросительно посмотрела на бабу Янину и Ягу. Те лишь пожали худенькими плечиками, мол «знать не знаем, ведать не ведаем никаких ведуний на вверенной нам территории». Я переадресовала тот же вопрос Любомиру и Тихону, контролирующим действия буйно помешенного на любви к Малаше боярича, и получила тот же ответ.

— А как зовут ту ведунью, от которой род твой пострадал? — шептала я на ухо Прохору.

— Збара! — почти выл от безнадеги влюбленный юнец.

— Сам догадался к ней обратиться или кто надоумил? — продолжала я допрос.

Глаза у Прохора прояснились, и, судя по бледности лица и выражению глаз, на него накатило осознание происходящего. А именно, то, что он признался в содеянном и отпираться уже не было никого смысла.

— Как-то я пришел с отцовым поручением в царский терем и подслушал разговор, мол, есть надежное средство для того, чтобы приворожить любимую или любимого. Нужно только достать три иголки и приколоть их к одежде любимого, и иголки можно достать у местной ведуньи Збары, шептались, что средство верное, проверенное, — Прохор покосился в сторону алтаря, к которому была пристегнута заплаканная Малаша. — Я хотел сначала те иголки к одежде Малаши прикрепить, чтобы приворожить ее к себе, но она избегала любых встреч со мной, я не мог ее даже увидеть, не то что подойти, и потерял всякую надежду. И однажды, я увидел заплаканную Марфу, выходящую из терема боярина Родмира. От Марфы-то я и узнал, что Елисей ее тоже бросил, а она его очень любила и хотела за него замуж. Вот и решил наказать царевича. Пусть, его Марфа приворожит и женит на себе, чтоб больше он вокруг моей Малаши не крутился. И рассказал Марфе, где купить те иголочки. Кто ж знал, что оно так получится, и Елисей окосеет и окривеет? — тоскливо спросил Прохор, не отводя глаз от бледной Малаши.

— А ты видел говорящих в царском тереме о тех иголках? — уточняла я.

— Нет, к сожалению, дверь была закрыта на запор, но неплотно. Я только голоса слышал, — обреченно признавался бывший друг царевича.

— А что это были за голоса? Вспоминай: мужские, женские, детские, молодые, старые? Может с дефектом речи, заикались, запинались, буквы не выговаривали?

Прохор надолго задумался, вспоминая. Мы затаили дыхание, ожидая ответа, казалось, даже забыли, как дышать.

— Один голос точно был женский, уверенный, властный. А второй, сложно сказать, мужской был или женский, взрослый или детский, — ответил юноша.

— Это как? — растерялась я.

— Да его слышно было плохо, приходилось вслушиваться, чтобы слова разобрать, — пояснил Прохор.

— А к Збаре ты ходил? — спросила баба Янина.

— Нет, мне без надобности было, как я теперь понимаю, к счастью, — голос Прохора был полон раскаяния. Видимо, молодой влюбленный представил себе, как бы перекосило и скрючило красавицу Малашу от этих швейных принадлежностей.

— А женский голос, тот, что уверенный и властный, не показался тебе знакомым? — спросила Янина.

— Да, — почти обрадовался Прохор и быстро затараторил, совсем, как Малаша, — действительно знакомый, я его уже где-то слышал, вот только где?

— Может, в доме у Збары?

— Нет, у Збары хриплый голос, заискивающий, а тут был звонкий, — Прохор понял, что сболтнул лишнее, и последние слова уже говорил почти шепотом.

— Значит к Збаре, ты ходил сам, и иголочки те приобрел лично, но применить их к Малаше, действительно, не смог, — после моих слов со стороны алтаря послышался сдавленный вскрик.

— Ты Марфе проклятые иголки передал для Елисея? — в упор спросила я.

Видимо, поняв, что отпираться бесполезно, боярич обреченно признался: — Да, я передал!

— Знал, что после применения иголок у царевича сильно изменится внешний вид?

— Не знал, он должен был влюбиться в Марфу под действием наговоренной ворожбы, — уже почти плача признавался спелёнутый красавчик.

Я посмотрела на колдовских экспертов, Елисея и боевую поддержку и молча уточнила о наличии еще каких-либо вопросов, и также молча получила отрицательные ответы. Посчитав, что допрос окончен, баба Яга махнула Любомиру и Тихону, и те без особых усилий подняли горемычного боярича с холодного пола и поволокли куда-то за колонны.

— Это куда они его? — решила я для себя уточнить.

— Не волнуйся, тут у нас есть отдельные горницы для особо провинившихся, пусть в одиночестве посидит, подумает о содеянном. Можа, совесть проснется.

Так у нас тут и своя мини-тюрьма имеется? Удобненько!

Мы дружно подошли к Малаше, девушка была бледна. Надежно пристегнутая кожаными ремнями к алтарю, боярышня выглядела хрупкой и напуганной: волосы спутаны, глаза красные от слез, нос распух, губы дрожали. Хорошо над ней баба Янина поработала, аж озноб пробрал. И этому человеку я доверяю своего ребенка?! Дождавшись, когда за мужчинами закроется дверь, мы начали освобождать девчонку от ремней и от ошейника.

— Как у вас тут интересненько! — восторженно взвизгнула девчушка, спрыгивая с кроваво-красной гранитной плиты. Тут же у нее из-под подола вывалился большой кожаный фартук. Малаша вертела во все стороны головой, рассматривая интерьер склепа, слегка растирая запястья.

— Малаша, выношу тебе благодарность за помощь в государственном деле! Если бы не ты, мы бы долго кололи этого хитреца! — торжественно произнесла я.

Девушка засмущалась, но была крайне довольна моими словами.

— Ну что вы, я всегда рада помочь Елисею, он же мне как брат, — лепетала девчушка. — Только вот Прохора жалко.

— А неча его жалеть, — припечатала Яга, — если бы все по его задуманному пошло, это ты бы косая, кривая, да шепелявящая аки старушка к смерти готовилась.

От этой информации Малаша покачнулась и привалилась к алтарю, хорошо, Елисей вовремя поддержал.

— Елисею смерть грозит? — перепугалась красавица.

— Грозит, но не так скоро. Куда ж мы от нее родимой денемся?!! — философствовала Янина. — Просто, Марфа решила полностью на колдовство не полагаться, и использовала только одну иголку. От нее у Елисея изменилась только внешность и речь, а вот твоему Прохору нужен был стопроцентный результат, и на первой иголочке он бы не остановился.

Слова бабы Янины медленно доходили до сознания Малаши, она сползла по стенке алтаря и уже сидела на полу, обхватив руками колени.

— Никто даже бы не понял, что с тобой, девонька, случилась, и помочь бы не успели, — добивала боярышню Яга. — У нас сил не хватает, чтобы снять проклятье одной иголки, что уж говорить сразу про три!

По щекам боярышни текли крупные слезы, только сейчас она поняла, как близко смерть рядом прошла и лишь случайно ее не задела.

Любомир и Тихон сопровождали Малашу наверх в горницу, где ее дожидался обеспокоенный отец. Увидев свое растрепанное и заплаканное чадо, Ротмир Роданович начал тихо звереть.

— Большое спасибо, что согласились отпустить к нам Малашу, — бодро благодарила я разгневанного боярина.

— Тогда потрудитесь объяснить, что с лицом и одеждой моей дочери? — пока еще только спрашивал встревоженный отец.

— Ой, да ничего с ней не случилось! — успокоила его Яга, — Просто, чтобы этот поганец Прошка правду заговорил, твоей Малаше пришлось пореветь, поголосить и на гранитной плите связанной полежать. Но ты не волнуйся, девонька у тебя выросла смышлёная, со всем справилась!

От таких откровений боярин аж растерялся, и, хлопая глазами, перевел свой взор на бабу Янину.

— Ну, что ты нас глазищами сверлишь? — вмешалась баба Янина. — Сейчас мы Малашу умоем, сарафан ее почистим, и можете домой отправляться. Время уже позднее, спать пора.

Бабульки довольно быстро выпроводили Малашу с отцом из своего терема, доходчиво объяснив, что не нужно распространяться о событиях сегодняшней ночи. Боярышня уже привычно покивала и ляпнула прямо при отце: «Если вам понадобится еще помощь при допросе, зовите, с удовольствием помогу». Боярин Ротмир от данного заявления начал заикаться, как отец Акакий.

А вся наша честная компания уселась за стол совет держать. А так как мы предпочитали советоваться за чаем с наивкуснейшими пирогами, то беседа у нас вышла очень душевная.

— Что со знахаркой делать будем? Сейчас арестовывать или до утра подождем? — первым спросил Любомир. Прямо с языка снял.

Старушки задумались, решение действительно не простое. Ждать — себе дороже, можем упустить преступницу, уж она-то о проклятьях поболе этих влюбленных оболтусов должна знать, какой-никакой, а волшебный дар имеет. Конечно, возможно Збара была не осведомлена, кому, конкретно предназначались те иголочки, а вот знать, что человек, к которому их прицепят, должен был умереть, в этом сомневаться не приходилось.

— Думаю, нужно брать, а то она, как Марфа, пропадет, и ниточка к злодею оборвется, — высказала свое мнение Яга. Я кивнула и повернулась к Янине, готовая выслушать ее экспертное мнение.

— Сомневаюсь что-то я, — медленно проговорила баба Янина. — А если с ней ключница Ирина связана? Тогда, узнав, что мы Збару на допрос уволокли, сбежит.

— Да куда от нас денется? — рассмеялся Тихон. — Сын ее, Святояр, в столице, да и ума у бабы не хватит.

Тут мы с моими старушками переглянулись.

— А вот на этом месте, пожалуйста, поподробнее, — попросила я Тихона Игнатьевича.

— Ну, неужто, она решила Елисея сгубить? Она ж его с малолетства знает, — высказал свои сомнения Любомир.

— Елисей у ее единственного сына невесту увел, на все царство опозорил, да за такое можно и с землей сровнять, — пояснила свою точку зрения баба Янина.

— Да и больно хитро для бабы придумано, чужими руками Елисею иголки-то подкинуть, — высказал свои сомнения Тихон.

— Но ведь один из голосов был женский, и Прохору он показался знакомым, — аргументировала я.

— Да, Прошка часто возле царского терема крутился, а уж в нем баб прислуживает видимо-невидимо, может чей-то голос и показался ему знакомым, — убеждал нас Любомир.

— А я думаю, это все замыслил ее сынок, Святояр. Уж больно он хитер, — высказал свои подозрения Тихон.

— Допрашивали мы Святояра, не он Елисею иголки те подложил, — парировала баба Яга.

— Конечно, иголки подложил через Марфу Прошка, а вот Прошку надоумить очень даже мог воевода, и от себя подозрения отвести, и дело сделать, — согласился с Тихоном Любомир.

— Что-то я сомневаюсь, что это дело рук воеводы, — зевая, сказала я.

— Да хоть бы и так, ключница из царского терема никуда не денется, там охраны, что пчел в улье, — разулыбался Тихон.

— А если денется? — передразнивала старшего стрельца баба Яга.

— Так мы за ней присмотрим, — шутя, ответил Любомир.

Честно говоря, день у меня выдался очень долгим и богатым на события. Спать хотелось нещадно, глаза закрывались, а туловище непроизвольно искало опору, к которой можно бы было прислониться.

— Нужно знахарку срочно допрашивать, она и расскажет, кто ей те иголочки дал, — подытожила наш диспут баба Янина.

— Вот вы этим, красны молодцы, и займетесь, — улыбаясь, пропела баба Яга. — А ты, Машенька, иди ложись спать, а то совсем носом клюешь.

Меня не нужно было уговаривать. Пожелав всем спокойной ночи, я отправилась к Ванюшке, чтобы хоть под утро немного поспать. Завтра будет еще один и, подозреваю, тоже очень насыщенный день.