Порочный праздник

Глава 10

– Родители? – спросила Кловер. – Я так полагаю, они у тебя есть?

– Да. И они оба живее всех живых. Мама работает на почте, а папа ремонтирует крыши. Он немного притормозил в последние несколько лет, но все еще работает больше, чем нужно.

– Братья, сестры?

– Я единственный ребенок. Мои родители любят говорить, что всё поняли с первого раза.

– Хм… – Она остановилась и попыталась думать о том, что может спросить ее семья за ужином. – Концерты? – задала вопрос Кловер. – Это может всплыть в разговоре. Хантер и Лиза часто ходят на концерты. Он в совете директоров местной филармонии.

– На последнем концерте я был пару лет назад с Рути, она тогда обожала «Хайм». Отличное шоу.

– Концерты, куда бы ты хотел сходить.

– Я был на концертах Дэйва Мэтьюса раз пять, – сказал Эрик. – Но это было в старших классах.

Кловер кивнула.

– Значит, ты был стоунером в старшей школе, как я вижу.

– Хотел бы я, – ответил он. – Но нет. Мне действительно нет оправданий. Я просто любил их музыку.

Кловер спрятала улыбку за чашкой с кофе, пока Эрик продолжал грести. Погода стала почти приятной, по крайней мере, для второй половины ноября в Орегоне. Небо все еще было серым, в облаках, но дождя не было, и температура колебалась в районе шестнадцати градусов с обеда. Идеальная погода для того, чтобы покататься на лодке по озеру. Эрик настоял, что будет грести, и она не возражала, сидя в лодке и наблюдая за ним. На нем был легкий свитер с закатанными до локтя рукавами, открывая его прекрасные мускулистые руки, пока он двигал веслами. Она понимала, что надо бы насладиться пейзажем – горами, деревьями, озером, но Эрик, вне сомнения, был лучшей частью пейзажа.

– Как насчет тебя? – поинтересовался он. – Концерты? Любимые группы?

– Я играла на виолончели в старших классах и колледже. Я все еще сноб в вопросах музыки. Но мне нравится Элисон Краусс.

– Это же кантри, верно?

– Блюграсс и кантри. Мама – профессор английского языка, поэтому разговор может пойти о книгах. Любимые книги? Последняя прочитанная? – продолжила допрос Кловер.

– Последняя – «Прогулка по лесам» Билла Брайсона. Любимая? Ну, или «Прощай, оружие» или «Дом из рассвета».

– Я не читала ни одну из них.

– Рути пришлось их читать на уроке литературы. Я прочитал пару книг Хемингуэя в старших классах, но перечитал его, когда она начала читать эту книгу. И я никогда не читал «Дом из рассвета», но, вау, это чертовски классная вещь.

– Ты читаешь книги, которые Рути читает в школе?

– Почему нет? Я имею в виду, она умнее, чем я, но пока не хотелось бы, чтобы она это поняла.

– Она умна, так же, как и ее отец.

– Расскажи ей об этом.

– Расскажу. Она может назвать ритуальные целебные свойства сотни видов ладана, но я сильно сомневаюсь, что она сможет поменять кедровый настил.

– Да, но она и не подходит к кедру. Она говорит, что в нем много мужской ауры. Вероятно, его запах повышает мужественность.

– Это объясняет прошлую ночь. И сегодняшнее утро.

– И сегодняшнюю ночь и завтрашнее утро…

Она наклонилась и поцеловала его, когда он наклонился вперед во время гребли.

– Я совершенно забыл, о чем мы говорили, – признался он, снова взявшись за весла.

– Мы говорили о том, как дерево дает тебе силы.

– До этого.

– Книги и музыка, и все остальное, что знают друг о друге настоящие пары, чтобы мы могли убедить моих родителей в том, что встречаемся больше трех дней, – сказала Кловер, напрягаясь при мысли о Дне Благодарения. Два дня. Всего лишь два дня. Она хотела, чтобы это произошло сегодня, чтобы поскорее с этим покончить. Она хотела, чтобы у нее было больше времени, проведенного с Эриком.

– Откуда твоя семья? – спросил Эрик. – Где ты выросла? Мне, наверное, нужно знать о твоем прошлом. Об этом может пойти речь.

– Родилась и выросла в Редмонде. После того, как мама получила степень, они переехали в Сакраменто, и она начала работать в университете. Она вышла на пенсию в прошлом году. Я была в колледже, когда они переехали, поэтому осталась в Орегоне. Хантер – мой старший брат. Он банковский работник в Спокане. А моя сестра вышла замуж сразу после колледжа за сына застройщика из Сиэтла.

– Похоже, здесь дело в деньгах.

– В больших деньгах. Келли никогда не нужно было работать, поэтому у нее уже четверо детей, хотя она младше меня на восемнадцать месяцев.

– Четверо детей? В двадцать восемь?

– Близнецы Йэн и Ева. Старшая Елена. Гус еще малыш. Ему четыре. Хантер женился на Лизе, и у них трое детей – Скай, Пейдж и Зоуи. Запомнил?

Эрик глубоко выдохнул, его глаза широко открылись.

– Мне бы это записать. У тебя есть таблица или что-то такое?

– Я сделаю.

– Спасибо. И можно еще карточки. А что насчет твоего папы?

– Он тоже академик. Декан на пенсии. Это еще один вопрос нашей семьи. Я проучилась в колледже три года и бросила до окончания.

– Почему?

– Мне предложили хорошую работу в теплице, я работала неполный день. Управленческая работа, хорошая оплата и привилегии. Мне больше нравилась работа, чем учеба, поэтому и выбрала ее. А с мамой-профессором и отцом-деканом? Они не очень были рады моему выбору.

– Я понимаю, что тогда они могли быть не рады, но ты же сейчас не продаешь карандаши на улице и не спишь в канаве. Ты очень многого добилась.

– Скажи это им, – произнесла она. – Я имею в виду, не говори им это. Нам не надо спорить с семьей. Нам надо все проглотить и пройти через это без потерь. Особенно мне.

– Как скажешь. Ты уверена, что хочешь этого? А то я могу притвориться, что у меня гепатит А или что-то подобное.

– Это идея. Хорошая новость, что все дети в нашей семье замечательные. Очень милые и воспитанные. Их я действительно хочу видеть. Я могу даже сесть за детский стол. – Кловер не шутила. Она выживала на семейных обедах благодаря детям. Никто не мог расспрашивать ее о личной жизни, пока она играла с племянниками.

– Так, значит у твоих родителей семь внуков, а они до сих пор недовольны, что ты не замужем и без детей? Тебе не кажется, что они жадноваты? У моих родителей всего одна внучка. Одна. И они сказали, что этого достаточно.

– Семь. И, очевидно, этого им мало, поэтому притворись, что хочешь еще детей, даже если не хочешь. Это их утихомирит.

– Я расскажу о кедре и мужественности. «Хотите тыквенного пирога? А вы знаете, моя спермограмма очень высокого качества, поскольку я работаю с кедром». Как тебе?

– Звучит идеально. День Благодарения будет взрывным.

– Ты сказала это, глядя на вершину вулкана Худ.

– А мы на сто процентов уверены, что на этой неделе не будет извержения? – уточнила она. – Небольшое извержение будет кстати. Я даже уверена, что нас эвакуируют.

– Он не взорвется. По моей вине. Я отдал ему в жертву девственницу на этой неделе. Он успокоился, – признался Эрик.

Кловер вздохнула.

– Когда извержение вулкана действительно необходимо, его никогда не бывает.

Она посмотрела на воду и вдохнула свежий осенний воздух. Она должна была почувствовать себя умиротворенной на озере, нежно качающем алюминиевую лодку, глядя на покрытую снегом вершину вулкана Худ, вырисовывающуюся за плечами Эрика, и наблюдая за косяком канадских гусей. Она даже заметила величественного белоголового орла, притаившегося в ветвях клена, и безошибочно разгадала характерный для дятла стук по дереву. И, хотя обстановка была очень особенной и спокойной, она не могла полностью расслабиться ради Эрика.

Особенно ради Эрика. Три дня назад она сказала бы, что просит Эрика сыграть роль ее парня ради одобрения семьи. Ответственный отец-одиночка, владелец небольшого бизнеса, симпатичный, милый и веселый. Идеальный ненастоящий парень, верно? Но только ее мама считала, что Эрик не подходит Кловер по той единственной причине, что у него почти совершеннолетняя дочь, и он точно не захочет еще детей. Если уж ее мама вбила что-то себе в голову, то будет трудно ее переубедить. И если ее родители скажут что-то плохое Эрику или об Эрике… Кловер не хотела даже думать об этом. Извержение вулкана не сравнится с ее яростью, если родители нагрубят Эрику. Но, скорее всего, они так не поступят со своим средним ребенком и любимой мишенью.

– Ты очень нервничаешь из-за четверга, да? – спросил Эрик.

– Я думаю, а не броситься ли мне в озеро в надежде, что меня укусит пиранья, и мне придется несколько дней провести в больнице.

– А ты знаешь, что в озере нет пираний?

– А что насчет акул?

– Все будет хорошо, – уверил ее Эрик, поворачивая лодку от плавающего дерева. – Все закончится быстрее, чем ты поймешь. Они приедут, ты всем меня представишь, мы прижмемся друг к другу, мы поедим, выпьем пару бокалов вина, попробуем десерт, а потом мы принесем кофе, чтобы народ понимал, что пора по домам. И затем, обещаю, они уедут.

– Вот поэтому на вечеринках несут кофе? Чтобы выпроводить гостей?

Эрик кивнул.

– Лучший вариант из возможных. Это скрытый способ сказать: проснитесь и уходите.

– Кофе. Хорошая идея.

– О чем ты так беспокоишься? Что может случиться?

Кловер пожала плечами и покачала головой.

– Я думаю, они будут плохо с тобой обращаться.

Эрик рассмеялся, и смех пронесся эхом над водой и деревьями.

– Плохо со мной? Ты волнуешься, что они будут плохо со мной обращаться? Например, ударят меня по лицу и назовут коротышкой? Запрут в шкафчике и отберут деньги на обед? Я взрослый человек, Кловер. Что они могут мне сделать? Натянут трусы на голову? Я и через худшее проходил.

– Ну, нет. Я не это имею в виду. Они иногда бывают снобами.

– А. Я зарабатываю на жизнь физическим трудом. Но ведь и ты тоже.

– Да. И они грубят мне по этому поводу.

– Что они тебе говорят?

– Мама говорит, я могу повредить спину, потому что так много работаю, и мне будет тяжело поднимать детей.

– У тебя нет детей.

– Еще нет, но она их уже планирует. Она говорит, мне следует получить степень магистра делового администрирования, потому что я настроена на бизнес. Я могла бы преподавать вместо того, чтобы разрушать тело тяжелым трудом.

– Я видел твое тело. Если так выглядит разрушенное тело, то что обо мне говорить.

– Тем временем, Келли говорит, что моя жизнь намного легче, чем ее, потому что ей приходится заботиться о детях, а если мои растения погибнут, никто не будет переживать. А папа без конца повторяет, что мне надо было стать ботаником.

– Это плохо? Предполагать, что тебе надо было стать ботаником?

– Плохо, когда это сопровождается словами «вместо того, чтобы заниматься розничной торговлей».

– Розничная торговля? Черт, вот так они думают?

– Я иногда звоню покупателям, когда они покупают цветы у меня в теплице. Поэтому, розничная торговля. А то, что я владелица бизнеса, папа, наверное, не принимает в расчет.

– Вау. Твоя семья сущие снобы, так?

– Самое ужасное, что они даже не понимают, что делают. Поэтому их нельзя упрекать, потому что это не сработает. Я однажды сказала сестре: «Пожалуйста, не веди себя так, будто моя работа не важна только потому, что тебе наплевать на цветы”. Она сказала: «О, Кловер, не будь смешной. Я думаю, твоя работа – это очень весело.»

– Весело. А не важно.

– Они слышат то, что хотят слышать. И я ничего не могу поделать, кроме как улыбаться и терпеть, а потом возвращаться к своей счастливой и занятой жизни до следующего праздника, когда мне снова нужно будет улыбаться и терпеть. Вот почему мой любимый период года – с апреля по сентябрь – в это время я всегда очень занята, и нет больших праздников.

– Может быть, Рути и я украдем тебя на Рождество, чтобы у тебя была возможность не встречаться с семьей.

– Это будет рождественским чудом. – Она мечтательно вздохнула, радостно представляя, как Рути и Эрик тащат ее с вечеринки в белый фургон.

– Мы придумаем, как это можно устроить. Вообще-то Рути умирала от желания совершить другое преступление до восемнадцатилетия. Похитить тебя звучит классно. Я мог бы привязать тебя к кровати большой красной лентой.

– Наконец-то я с нетерпением могу ждать праздников.

– Ты знаешь, твоя семья может вести себя со мной так плохо, как им хочется. Они не моя семья. Мне неважно, что они скажут. Мне все равно.

– Мои брат и сестра не так плохи, но родители найдут способ раздражать тебя. Поверь мне.

– Они могут попробовать. Я невосприимчив к раздражению. У меня дочь-подросток. Когда у тебя такая же умная дочь-подросток, как у меня, ты становишься толстокожим.

– Рути плохо с тобой обращается?

– Ужасно. Она сказала, я недостаточно хорош для тебя.

– Что? – Кловер чуть не упала с лодки.

– Если ты когда-либо интересовалась, почему я зову ее Рутлес… то вот почему. Потому что она такая.

– Конечно же, она не это имела в виду.

– Именно это. Но не потому, что считает меня плохим. Она тебя считает слишком хорошей для кого бы то ни было.

– Очень мило с ее стороны. Даже когда она придирается, она все равно милая. Что является полной противоположностью моих родителей, которые, стараясь быть милыми, придираются.

– Рути не пассивно-агрессивна. Она агрессивно-агрессивна.

– А я пассивно-пассивна. Вот почему Рути и я так ладим. Пока я не увижу, как она тебя оскорбляет. Вот тогда я покажу, какой плохой могу быть.

– Ты имеешь в виду, совсем не плохой.

– Да, я зануда.

– Ты не зануда. Для того, чтобы так терпеть свою семью и не срываться, нужно быть очень сильной личностью. Я думаю, ты можешь сорваться, но так бы сделал я.

– Пожалуйста, не надо. Ты чудесный мужчина, и я знаю, что ты хочешь защитить меня, когда они будут говорить всякую чепуху – а они будут – но, пожалуйста, не защищай. Я никогда не услышу конец их замечаниям. Я говорила тебе, что бросила колледж и устроилась на хорошую работу. Это произошло девять лет назад. Девять лет. А знаешь, как они до сих пор меня называют? Я их «маленькая, бросившая учебу, девочка». Я готова поспорить на деньги, что они назовут меня так в твоем присутствии.

– Ты уверена, что мне не стоит на них срываться?

– Я уверена. Я так думаю.

– Ты уверена, что уверена?

– Я уверена, что уверена, Эрик. Ты мне нравишься.

– О, прекрати. – Он захлопал ресницами.

– Ты прекрати. Я имею в виду, ты мне действительно нравишься. Я бы хотела встречаться с тобой, если это возможно. Если хочешь. Если тебе нравится эта идея. Я не давлю.

– Кловер, я потратил последние три дня на лучший секс в своей жизни с самой красивой женщиной, которую встречал. Я думаю, безопасно сказать, что мне нравится идея встречаться даже после Дня Благодарения.

– Хорошо, – сказала она. – Я рада это слышать. Но я совершенно серьезно – если ты сорвешься на моей семье, они будут избегать тебя. У меня есть кузен, с которым мама не говорила три года, потому что он сказал их любимому зятю, Майку, застройщику, что он приносит городу больше вреда, чем пользы своими проектами. Если ты и я, может быть, станем встречаться…

– Не может быть. Определенно, не может быть.

Она улыбнулась.

– Так как мы собираемся встречаться, я бы хотела, чтобы мы были с ними приветливыми. Это все. Нам нужно пережить День Благодарения, не срываясь на них. В противном случае, я до конца жизни буду это выслушивать. И для меня это слишком. Понимаешь?

– Понимаю. Мне это не нравится, но я понимаю.

– Спасибо. А теперь давай займемся чем-то другим.

– Это убийственно.

– Прости. Что ты имеешь в виду?

– Тебя.

– Хочешь поговорить обо мне?

– Я хотел бы поговорить о тебе. Я хотел бы поговорить о тебе в постели.

– Мы в лодке. Кровати тут нет, а домик вон там. – Она указала на крошечную точку вдалеке. Эрик повез их через все озеро. Теперь им нужно плыть обратно.

– Я могу вмиг отвезти нас обратно.

– Мы сюда добрались два часа.

– Так вдохнови меня.

– Хмм… а как насчет этого? Как только мы вернемся, я сделаю то, что ты предлагал мне вчера, пока я делала тебе минет.

– Я не помню, что говорил. У меня был секс-транс.

– Тогда давай вернемся, и я расскажу. А потом мы это сделаем.

– У вас твердая рука, мисс. И поэтому я уже тверд.

– Начинайте грести, мистер.

Эрик довез их до середины озера и остановился.

– В чем дело? – спросила Кловер.

– Кое-что вспомнил, – ответил он.

– Что?

– Я стар.

– Так отдохни. Я буду грести, – предложила она, забирая у него весла.

– Мы могли бы трахнуться в лодке.

– Ну, нет, я не стану ложиться голой попой на дно алюминиевой лодки, – отказалась она. – На улице слишком холодно для секса.

– Даже для орального?

– Там на берегу рыбачит мужчина с двумя сыновьями.

– Значит, не будет лодочного орального?

– Не будет.

– Тогда отдай весла, – попросил он.

Кловер отказалась и начала грести к домику. Она не была такой же быстрой, как Эрик, но тише едешь, дальше будешь, а секс был ее наградой, поэтому она продолжала грести, уверенная в своей победе.

– Рути будет мной гордиться, потому что я разрешил тебе грести, – сказал он. – Мужчины должны соглашаться отдавать бразды правления. Я думаю, весла это хорошо символизируют.

– Значит, в наших отношениях бразды правления у меня?

– Определенно. Твое желание для меня закон. Приказывай.

– Вот тебе серьезный приказ. Мне нужно решить, что делать с теплицей, поэтому я приказываю тебе мне помочь.

– А что нужно сделать? – спросил он. – В чем проблема? Мне казалось, вы справлялись.

– Так и есть. Вот в чем проблема. «ПНВ Гарден Сапплай» хочет нас купить.

– За сколько?

– Пять?

– Пять сотен тысяч?

– Пять миллионов?

Глаза Эрика широко открылись, а упавшим подбородком он чуть не пробил дно лодки. Именно на такую реакцию она и рассчитывала.

– Черт возьми.

– Да, именно так я и сказала. Но мы получили большую прибыль за последние два года. Я все их инвестировала в компанию, оставив часть на пенсию. Пять миллионов – хорошее предложение, но разумное с точки зрения заработка двух моих точек.

– Слишком разумное? Ты хочешь, чтобы они подняли предложение?

– Они уже подняли его с четырех с половиной. Цена хорошая. Я не собираюсь торговаться. Что труднее всего – это решить продавать или нет вообще?

– Это трудное решение, но что бы ты ни решила, это невероятно. Я горжусь тобой. Я бы дал тебе пять, но мои ладони кровоточат.

Левое весло выпало из руки Кловер, и она чуть не опрокинула лодку, пока доставала его.

– Дерьмо, прости, – извинилась она, вытаскивая весло из воды.

– Эй, ты в порядке? – поинтересовался Эрик, затягивая ее в лодку. Она намочила рукава, но это была лишь малая степень ущерба. – Кловер? Детка, в чем дело?

Она сглотнула и улыбнулась ему, чувствуя себя невероятно жалкой и счастливой одновременно.

– Ничего, – пробормотала она тихо. – Все нормально.

– Ты плачешь. Что-то не так. Ты грустишь из-за возможной продажи бизнеса? Ты много в него вложила. Это в каком-то роде твой ребенок, только такой ребенок, которого ты легально можешь продать.

– Это не так. Нет. Я могу начать новый бизнес. Просто…

– Что?

– Ты первый, кто так сказал мне о моей теплице.

– Сказал что?

– Что гордишься мной. – Горячие слезы побежали у нее по щекам. Она поспешно их вытерла.

– Кловер… Я не хотел, чтобы ты плакала. Это отцовская тема – я горжусь тобой. Не смог удержаться.

– Отцовская тема. Но папа никогда мне этого не говорил. Ты сказал. Парень, с которым я встречаюсь три дня, а не мои родители, которые знают меня тридцать лет. Ни разу. Никогда. «Ух, ты знаешь, Кловер, мы были разочарованы тем, что ты бросила школу, но ты доказала, что мы были не правы. Мы гордимся твоим успехом. Молодец». Твои слова много значат для меня.

– Я горжусь тобой. Ты начала этот бизнес только пять лет назад, и тебе уже предлагают пятимиллионный выкуп? Есть, чем гордиться.

– Да. Действительно. Я просто хотела, чтобы они… понимаешь, беспокоились о чем-то другом, кроме мой личной жизни. Как будто их волнует только то, замужем я или размножаюсь. И если я не замужем и не размножаюсь, то, по крайней мере, могла бы заниматься чем-то более уважительным, например, преподаванием. Что-то, что не подразумевает грязь, червей и волдыри.

– Тебе не нужно, чтобы родители говорили тебе, что гордятся тобой. Знаешь, почему?

– Потому что ты гордишься мной?

– Потому что ты гордишься собой.

– Ну…

– А разве нет, Кловер? Я бы гордился. Я бы уже всем позвонил и кричал об этом. Тебе можно гордиться собой.

– Я горжусь собой.

– Да, черт возьми.

Он вытянул руку, чтобы дать ей пять, и она увидела, что он не шутил про кровоточащие ладони. У него на руке лопнула мозоль.

– О, Боже, Эрик. У тебя мозоли.

– Все в порядке. Одна мозоль. Немного спирта, пластырь, и со мной все будет хорошо.

– А другая рука?

– Не смотри. Пожалуйста. Я тут пытаюсь потрахаться.

– Ты все еще собираешься трахаться. То, что ты мне предложил прошлой ночью, не подразумевает использование рук. Твои руки будут привязаны к кровати.

– Греби быстрее, Кловер. Греби как ветер.

Кловер никогда в жизни не гребла так быстро.