После развода. Не надо слов, не надо паники (Элен Блио) читать бесплатно онлайн полную версию книги

После развода. Не надо слов, не надо паники.

Элен Блио

Я знала о том, что он мне изменяет.

Не с самого начала, но знала.

Нет, не вычислила, не женская интуиция — вообще не об этом.

Хотя я видела, что мой Слава изменился.

Мой Слава.

Чужой.

Счастливым стал.

Улыбчивым.

В противовес мне. Мрачной, обозлённой на весь мир климактерической бабе. Это не мои слова о себе, конечно. Это меня так подруга назвала, Ленчик.

- Анют, хватит уже, что с тобой происходит? Ты всегда была нормальная? Весёлая заводная... Давай уже, прекращай!

- Что прекращать?

- Вот это всё, унылое... А то сначала сами превращаются в зануд-истеричек, а потом плачутся, что им мужья изменяют:

Я не собиралась плакаться

.Я тогда уже знала.

Мне донесли.

Вы же все в курсе, что мир не без добрых людей, да?

Вот и я... в курсе.

«Анна Андреевна, ваш муж Вячеслав Владимирович завёл любовницу».

Вот так, просто.

Завёл.

Как собачку.

Или вшей... Вши же тоже заводятся?

И она у моего мужа завелась.

Красивая, яркая, активная, популярная.

В прошлом знаменитая спортсменка, медийная личность. Бывший депутат.

Оксана Славина. И фамилия подходящая.

Славина для Славы

.Чувствую, что эту фразу они точно используют.

Или, наоборот, Слава для Славиной?

Не знаю, зачем сегодня я включила это нашумевшее ледовое шоу.

Снова пришло сообщение. Просто канал и время.

Рука сама потянулась за пультом.

Прямой эфир.

Профессиональные фигуристы и разного рода знаменитости, которым предложили попробовать себя в спорте. Идея хорошая, конечно, и шоу красивое. Правда, мне всегда казалось, что есть в этом некое обесценивание заслуг спортсменов. Если любой может встать на коньки вот так, то зачем этим заниматься с детства, гробить здоровье?

Я вот тоже когда-то мечтала стать великой спортсменкой, кататься на коньках в красивом платье. Не сложилось. Там, где я росла, не было возможности.

Шоу начинается. Номера у всех немного примитивные, но каждый с изюминкой, музыка подобрана, костюмы, образы.

Интересно.

В какой-то момент хочется выключить, но я с каким-то упрямством продолжаю смотреть.

Она на льду. Хрупкая, с огромными глазами, яркая, ослепительно улыбается.

И мой муж, который тоже выезжает на лёд на коньках и дарит ей роскошный букет цветов как одной из главных героинь проекта.

Он когда-то серьёзно занимался хоккеем, даже играл за сборную страны. Поэтому его появление ни у кого не вызывает вопросов.

Алые розы, штук сто, наверное, мои любимые.

Её, видимо, тоже.

Красиво, да.

И вроде бы все приличия соблюдены.

Больно ли мне?

Больно. Только... в другом месте болит. Совсем в другом.

Камера обращается к залу.

Смотрю на свою дочь, Лизу, которая аплодирует и смеется. Вторая дочь, Настя.

Напряжена, хмурится.

Муж целует любовнице руку.

Она кладёт букет на стол, который стоит прямо на льду. Подъезжает к моему Славе.

Звучит нежная мелодия вальса. Тоже моя любимая. Из известного фильма.

Мои любимые цветы, мой любимый вальс, мой любимый муж.

Не слишком ли много моего?

Слава предлагает ей руку, они встают в пару, начинают кружиться.

Она очень изящная, такая одухотворённая. И он так на неё смотрит.

Танцуют, хотя их движения едва ли можно назвать настоящим танцем. Но это красиво.

Потому что они оба красивые и так подходят друг другу.

Не выдерживаю и жму на кнопку.

Выключаю. Отбрасываю пульт.

Встаю, иду на кухню. Хочу приготовить ужин, но домработница уже со всем справилась. Спрашивает участливо, нужно ли мне что-то?

Нужно.

Мне нужна моя кухня. Мой дом. Мой муж. Мои дети. Моя жизнь.

А еще... мои цветы и моя музыка.

Что делать?

Наверное, просто пора заканчивать этот спектакль.

Просто уйти.

Никогда не думала, что мне этого захочется.

Просто собрать вещи и уйти в никуда. Оставить всё.

Глупо?

Раньше я читала книжки, где героини, узнав об измене, уходили в закат, еще и беременные, оставляя мужу-«изменщику» и его цаце всё, что нажито непосильным трудом. Я читала и бесилась.

Зачем они так делают?

Зачем бросают всё, оставаясь ни с чем, начиная с нуля, переживая все трудности, зато гордо — мне ничего от него не надо? К чему эта тупая гордость? Надо выжать с козла всё, по максимуму. Надо его оставить с голым задом, чтобы его пассия еще подумала, нужен ли ей такой голодранец. Благо, наши законы это позволяют.

Мне казалось правильным, что женщина борется за своё!

Сейчас я понимаю, что мне ничего не надо.

Я ничего не хочу.

То, что мне надо за деньги не купишь. Увы.

В моём случае надежда только на бога и на мою удачу.

Делаю себе кофе.

Без кофемашины. Сама. Варю в турке.

Сначала сахар и немного воды — сахар плавится, становится коричневым, насыпаю ложку молотой арабики, и заливаю воду. Вода шипит, тут же начинает пениться.

выливаю в чашку, добавляю молоко. Ставлю на стол.

И только после этого понимаю, что приготовила кофе не для себя, а для Славки.

Для мужа.

Сделала так, как любит он.

Он, а не я.

Дрожащими руками беру чашку и выливаю кофе в раковину.

Упираюсь в столешницу, стараясь сдержать слёзы.

БОЛЬНО Так.

БОЛЬНО.

Больнее от того, что я в принципе никогда не исключала такой вариант развития событий.

Всегда всем говорила, что я фаталистка.

Что я всегда готова к тому, что жизнь может повернуться совсем другой стороной.

Я не то, чтобы ждала, что муж начнёт изменять, полюбит другую женщину. Просто всегда говорила, что допускаю, это может случиться. Как может случится с нами сотня, тысяча иных событий, драм.

Люди склонны думать иначе.

Чаще всего большинство надеется, что их то или иное событие не коснётся.

Что трагедии и беды всегда случаются с кем-то другим.

Споласкиваю чашку. Насыпаю в неё молотый кофе, заливаю кипятком.

Руки всё еще дрожат.

Очень хочется плакать, но я не могу. Хочется, и не получается.

Беру чашку и иду в гостиную, которую почему-то считаю своей комнатой, сажусь в любимое кресло.

ЕГО бы я забрала.

Хотя, зачем? Разве мне нужно будет кресло?

Листаю бездумно ленту в телефоне.

Захожу в мессенджеры, смотрю «сториз».

Кто-то вечно отдыхает. Кто-то выкладывает фото еды. Работы.

Моя Лиза выкладывает фото с шоу Пары на льду. Знаменитости, с которыми удалось сделать селфи. И почти семейное фото. Отец, она, сестра и Оксана с цветами.

Милое, теплое фото. Только вот на нём вместо меня - любовница отца.

Дочь знает, что я это увижу.

Зачем тогда выкладывает?

Наверное, какой-то смысл в этом есть.

Хочет показать мне правду жизни?

Ставлю сердечки на все фотографии.

Глотаю горький, терпкий кофе, послевкусие чернослива и орехов, моё любимое.

Закрываю глаза.

В висках стучит.

Сердце пошаливает.

Не стоило пить кофе. Очень хочется слать.

Иду в спальню, переодеваю домашний костюм, натягиваю пижаму.

Уснуть не успеваю — дверь открывается.

Он не включает верхний свет. Только ночник. Двигается осторожно.

Можно притвориться спящей.

Можно даже не притворяться, просто лежать и всё.

- Я не сплю, Слав.

Он застывает.

Чуть откашливается.

Ему неудобно?

Неудобно спать на потолке.

А изменять женщине, которую двадцать лет называл любимой — наверное, это как-то иначе.

- Привет. Как ты?

- Нормально.

Это ложь, конечно, мы оба это знаем.

И я знаю чуточку больше, чем он. Самую малость.

Прекрасно понимаю, что назвать моё состояние — нормально — это одновременно смешить и бога, и дьявола.

Ничего у меня не может быть нормально.

И измена мужа тут совсем ни при чём.

Причины иные.

Несопоставимые с изменой.

Мне нужно закрыть глаза и рот.

Сделать вид, что я заснула, засыпаю, сплю.

Утро вечера мудренее.

Не стоит обсуждать то, что произошло сейчас.

Не стоит.

Но.

- Слав, я завтра соберу вещи и уйду. Подам на развод сама.

- Что? Аня, ты…

- Не надо. Всё нормально, Слав.

- Ань, это несерьёзно.

- Что?

Хочется кричать.

Что несерьёзно, что?

То, что ты уничтожил меня? Перед всей страной выставил дурой, идиоткой? То, что все знают о твоих шашнях со Славиной? То, что в кулуарах делают ставки, как быстро мы разведёмся, а вы поженитесь? Беременна она уже или нет? Родится ли наконец у нашего дорогого Славы Доронина сын? Наследник, которого не смогла подарить жена?

Что именно?

Я не кричу.

Ничего не говорю.

- Аня, давай поговорим об этом завтра, хорошо?

Мой муж умный.

Не даром он сотрудник аппарата президента. Очень умный. Да.

И он понимает, что утро вечера мудренее.

И что завтра утром будет совсем другая риторика.

Риторика — его любимое слово.

Политики его любят.

Риторика. По-русски это называется иначе.

Но я не очень люблю использовать обсценную лексику.

Но если всё же не стесняться, то мой муж попросту пиZдобол.

Ой, всё.

Стоп.

Не хочу говорить об этом завтра.

Вообще не хочу об этом говорить.

Хочу отмотать назад. Вернуться в прошлое.

Не такое давнее.

Еще счастливое.

Или вернуться на двадцать два года назад и не принимать предложение Славы Доронина встретиться с ним. Не смотреть в его сторону Думать об учёбе.

Закончить университет, строить карьеру. Не рожать детей. Жить для себя. Может, это я бы сейчас работала в аппарате президента. Может еще и более высокий пост занимала бы — почему нет? Вон, моя однокурсница Татьяна вице-премьер.

- Слав, не о чем говорить. Мы разводимся, и я ухожу.

Ухожу.

Только он не понимает, что у этих слов несколько иной смысл.

Утро ни хрена не мудренее.

Хотя бы потому, что Доронин встаёт рано и сваливает.

А как же разговор, любимый, ты забыл?

Наверное забыл.

Я не забыла.

У меня сегодня важный день, но никто об этом не знает.

Чемодан собирать, наверное, нет особенного смысла.

Набирать кучу вещей. Возьму самое необходимое.

Слабость мучает.

Дышать тяжело.

Нужно что-то поесть. Выпить воду.

Я по утрам обязательно пью тёплую воду с лимоном. Иногда через силу, понимая, что уже терпеть её не могу. Но пью.

Надо.

Говорят, полезно.

Для меня это как плацебо — я просто внушила себе, что это нужно и всё.

Иногда мой мозг сопротивляется, но я с ним борюсь.

Сказала — полезно, значит полезно!

На кухне суетится экономка и заодно повар Валя.

- Завтрак готов, Анна Андреевна, девочкам я уже подала.

Мне совсем не нравится, что завтрак в моём доме готовит и подает чужой человек.

Но нам по статусу положено.

Наплевать бы на весь этот хвалёный и лживый статус.

Я знаю, что многие плюют. У меня не получилось. Я приняла то, что мне навязали.

Но кофе я всё же делаю себе сама. И воду с лимонном.

Несу свою чашку в столовую.

Лиза с кем-то активно чатится, улыбается, при виде меня замирает, застывает. Но быстро приходит в норму.

- Доброе утро, мам.

- Доброе утро.

Делаем вид, что всё прекрасно и ничего не случилось?

Настя читает книжку. Бумажную.

Интересно, что?

- Доброе утро, - обращаюсь к ней, она хмуро кивает.

В другой раз я бы сказала, что можно нормально поздороваться с матерью, но сегодня не буду.

Сегодня мне нужны внутренние силы, слишком нужны.

Не хочу тратить эмоции на то, что в принципе этого не стоит.

Подумаешь, дочь бурчит и не реагирует как должно на спокойное, ‘доброжелательное приветствие? В конце концов, наверное, имеет право.

Я уверена, Настя винит меня в том, что отец…

Что отец связался с другой женщиной и собирается уйти к ней.

Лиза... Лиза не то, что винит меня, скорее, как персона, считающая себя более свободной и продвинутой, она думает, что это вполне нормально и в порядке вещей. Что это часть современной жизни, к которой женщинам «за», увы, приходится привыкать.

Вы имеете право на полноценную жизнь в обществе только до определённого времени. Дальше вы отправляетесь в утиль.

Старые женщины никому не нужны. Особенно, если они не стараются выглядеть как молодые и быть молодыми.

В современном мире, по мнению таких как моя дочь, нужно либо быть в тренде, либо не быть вообще.

Если у тебя лишний вес, целлюлит, морщины, тонкие губы, не идеальная грудь, не безупречная фигура — добро пожаловать за борт.

За борт достойной жизни.

Жить свою жизнь, вращаться в нормальном обществе, высказывать своё мнение имеют право только те, кто подходит по параметрам.

Только молодые, красивые, и успешные имеют право на эту жизнь.

Все остальные — бракованный материал, который не имеет никаких прав.

Им нужно самовыпилиться. Существовать не отсвечивая в своём гетто для неудачников.

Эти слова, ну или почти такие — современная библия золотой молодёжи.

Всё это я читала у дочки в «сториз».

Всё это лайкали её подружки.

Понимаю, что не она сама это сочинила, но от этого не легче.

Она в это верит! Вот что ужасно.

Она отправляет меня в утиль.

Что ж.

Я, по её мнению, ничего из себя не представляю. У меня нет карьеры. У меня нет подходящей, достойной внешности. Я старая, я надоевшая, я упустила все шансы.

Я хреновый пример для своих дочерей, хотя еще совсем недавно я думала совсем иначе.

Неважно. Всё изменилось.

Мне изменили.

Завтрак в гробовом молчании.

Хотя нет. Лиза изредка тихонько смеётся, листая ленту.

Настя читает молча. Хмуро. Ест.

Я тоже ем. Спокойно. Мне сегодня можно. И силы нужны. Много сил. Поэтому блины с семгой и сливочным сыром, авокадо туда же. Яичница — глазунья с беконом. Тост из зернового хлеба.

Лиза чуть морщится, глядя на количество поглощаемой мною пищи.

Славина столько не ест, да? У неё небось эта, кето-диета? Или не кето, просто диета. 0, я, кажется, уже стихами думаю. Тихо усмехаюсь сама себе под нос. Что ж... куда мне до Славиной.

Я вот ем.

Ем, да, совершенно спокойно. Не заботясь о фигуре. Смысл уже заботиться?

Поздно.

Упустила мужика. Да?

Что ж.

Тоже листаю ленту в телефоне. Читаю чатики. Их у меня прилично.

Самые разные. Вот старый чат из девочек, с которыми когда-то мы сидели в «Одноклассниках», да-да, а что? Все там были. По крайней мере люди моего возраста и старше.

Я помню, как начиналось всё это. Как раз лет десять прошло после школы? Ну, примерно. Мы с одноклассниками вроде бы не терялись, но как-то общение сошло на нет со многими, даже с теми, кто, казалось, был близко-близко.

Да что там, и с институтскими как-то тоже быстро разошлись как в море корабли.

А тут- целый сайт, на котором можно найти своих!

Посмотреть, что стало с первой красавицей школы, а что с главным хулиганом. Как живут наши милые отличницы. А старшеклассники? Которые нравились? Они же тоже есть? Да! Есть.

И первая любовь моя тоже. Который был с первого по четвёртый класс. Потом я в другую школу перешла — мы переехали.

Вторая первая любовь — это уже серьёзно. Десятый класс, Лёшка Буянов. Красивый — на мой вкус. Очень спокойный. Не выпендрёжник. Внимания ни на кого не обращал. Ходил себе с другом, Вадиком Евсеевым. Я не страдала, просто любовалась издалека, представляла себе, как мы встречаемся случайно на улице, он подходит и говорит — Аня Руданова, ты мне нравишься. Ну, как-то так.

Опять усмехаюсь. Вспоминается же всё это. Так ярко.

Иногда думаю об этом и удивляюсь — реально же, кажется, это было вчера?

Мне вчера было шестнадцать. Я вчера встретила на улице Лёшу, только он был не с Вадиком, а с девицей на год младше, школьной красавицей Наташкой Ивановой и она смотрела на меня так победно, потому что я, дура, ляпнула подруге, Ленке Птицыной, что мне нравится Лёша, что он красивый и похож на американского актёра. А Ленка общалась с этой Наташей. Неужели рассказала? И Наташка поэтому с ним? Потому что я обратила на него внимание девичьей общественности?

Улыбаюсь, глядя в телефон. Сто лет не заходила в «Одноклассники», что там? Как там они? Надо заглянуть.

- Мам, у тебя всё в порядке?

Вопрос задаёт Лиза. Настя кидает на неё угрюмый взгляд. А мне хочется сказать ей — улыбайся, глупенькая, радуйся жизни, когда еще, если не в семнадцать?

Правда, кто бы мне это сказал в мои семнадцать.

Я тоже любила пострадать. Хорошо, что Лёшка быстро бросил Наташу и снова стал гулять с Вадиком. Я тогда думала — уж лучше с Вадиком!

- Мам?

- Что?

- Я вопрос задала.

Ох, как мы заговорили. И когда только успела стать такой моя Лиза?

Да, что я себя обманываю, старшая всегда была такой. Капризулей, себе на уме.

Умела быть ласковой, когда нужно, и придирчиво строгой, словно не я её мать, а наоборот, вот и сейчас.

- Какой вопрос? — решаю отвечать ей так, как считаю нужным.

В конце концов, почему нет? Я не обязана ей потакать.

- Ты издеваешься, мам? Я спросила, всё ли у тебя в порядке.

- А... хороший вопрос.

Откидываюсь на стуле, беру кофе, смотрю на неё не отрываясь, а Лиза... Лиза неожиданно теряется. Не ожидала от меня.

Привыкла, что мать... нет не терпила, просто старается сделать так, чтобы комфортно было им. И если старшей нравится привередничать и строить из себя звезду — пусть, маме не жалко. Мама может и потерпеть.

Да?

А вот нет.

Мама устала терпеть.

Нет, не так.

Маме уже не надо терпеть.

Мама может немного побыть той, которой давно пора было стать.

Самой собой.

Со своими капризами и заскоками.

- Ясно всё. — Лиза головой качает. Принцесса.

Настя смотрит на неё неожиданно зло.

- Заткнулась бы ты, овца.

- Что ты сказала? Сама овца! Мам, ты слышишь?

- Слышу. У меня две дочери овцы.

- Нормально? Мам, ты не с той ноги встала? В чем дело?

Она серьёзно?

Я могу сказать в чём дело. Только... Собственно, почему бы и нет?

- Лиза, у тебя в школе по истории, кажется, была пятёрка?

- Мам, ты чего? — такое искреннее удивление.

Актрисуля она у меня еще та.

- Если ты хорошо знаешь эту дисциплину, то должна знать и то, что в истории нашей цивилизации было довольно много примеров, когда тот или иной человек становился предателем. Предавал свою родину, народ, правителя. Ну, самый известный, наверное, Иуда...Еще Брут Мазепа.

- Мам, ты…

- Так вот. Если ты знаешь историю, то знаешь и то, как заканчивали свою жизнь предатели. Никогда, на протяжении всей истории, никогда, предателей не ценили те, ради кого они совершали предательство. Потому что, если ты предал один раз, ты предашь и второй. Единожды солгав…

Лиза молчит, насупилась, глаза сощурила. Собирается что-то сказать, но я не дам ей такой возможности.

- Браво, мам. - хладнокровно аплодирует Настя.

Кого я вырастила? И кто тут виноват?

Только я. В этом — только я.

Встаю, забирая любимую чашку. Ухожу на кухню.

Делаю себе еще кофе.

Пора собирать вещи.

- Анна Андреевна, можно вас на минуту?

Валя задает какие-то вопросы, бытовые, вроде мелочь, но я же вижу.

Валя, вы хотели о чём-то другом поговорить, да?

- Да, Анна Андреевна. Хотела.

А я вот совсем не хочу об этом говорить.

- Я вряд ли вам смогу помочь, Валя.

Она поднимает глаза, смотрит как-то странно, не с жалостью, нет, с уважением, что ли. Не подобострастно - в принципе, она так никогда и не смотрела. Сейчас же смотрит иначе, по-новому.

Валя.

На самом деле я за пять лет не привыкла к тому, что у нас есть постоянная помощница по дому.

К дому-то не особенно привыкла.

Почему-то у меня было ощущение, что это временно.

Интуиция меня не подвела.

Странная дама эта интуиция. И отношения у меня с ней странные.

Я упорно её не слушаю, если она подсказывает что-то, что мне не нравится.

Наступаю на грабли, понимаю, что она-то была права. Она делает жест рука-лицо, и снова пытается мне помочь. И снова я лезу на амбразуру, всей ступней на грабли.

Да, я в этом доме временно. Дом — постоянно. Но не в моей жизни.

Когда мы переехали Слава сразу познакомил меня с персоналом. Выбрал сам. Я тогда как-то спокойно на это отреагировала — муж у кого-то выяснил, где лучше всего подбирают прислугу. Прислугу — слово-то какое, господи. Ну; да ладно. Славе подсказали агентство, он просмотрел анкеты, договорился о собеседовании.

Меня всё устроило. Ну, не прям вот совсем всё. Одну молоденькую горничную я попросила уволить через пару дней. Увидела её интерес к моему мужу.

Слава тогда посмеялся, девочку уволил, но был польщен, что я его приревновала, долго шутил на эту тему. Дошутился.

Тогда на место охотницы за хозяином он взял даму лет сорока, спортивную такую, я её называла бодибилдершей про себя. Но с ней тоже не срослось.

А вот Валя — экономка, домоправительница скорее, не просто домработница, хотя мне проще называть её именно так — Валя прижилась сразу.

И всё равно мне было тяжело понять, что готовит теперь она, убирать помогает тоже она, бытовые вопросы решает она.

А зачем я?

- Мам, чем ты недовольна? — тогда уже фыркала Лиза, - Ходи по салонам, на фитнес, по бутикам, что, нечем заняться? В современном мире современная женщина вообще не должна тратить время на быт, для этого есть специально обученные люди, да, пап?

Да. Умная дочь у меня, не по годам.

А если я не люблю все эти салоны, бутики, безделье?

Да, с карьерой у меня не задалось, но я всё-таки работала когда-то была секретарем у руководителя, потом личным помощником, даже сама руководила небольшим отделом, занималась кадрами. Работу свою я любила. И меня там любили.

Понятно, что кода муж пошёл в гору он начал уговаривать меня стать домохозяйкой.

- Аня, давай просто реальность оценим. Да, я понимаю, ты вложила в работу столько сил, и ты успешна, но зарплата твоя слёзы, ты пашешь на няньку. Зачем?

Увольняйся, занимайся девочками, домом, найди себе хобби. Не бойся, что ты превратишься в домашнюю клушу, тебе это точно не грозит. Ты у меня — огонь.

Я тогда быстро согласилась — меня и уговаривать не надо было. Как раз Насте в первый класс, а у Лизы начался подростковый кризис.

Только вот Слава всё-таки оказался не прав. Я всё-таки видимо превратилась в клушу. И огонь погас.

Хобби я не нашла. Да, стала спортом регулярно заниматься, кулинарные курсы посетила — ничего особенного не узнала, но могу и Том Ям приготовить и роллы завернуть. Могла бы и без курсов, подумаешь, бином Ньютона.

Читать стала много.

Господи, в игрушки компьютерные играть.

Некоторые оказались реально увлекательными.

Никогда не думала, что буду проходить миссию, управляя лучниками и золотыми драконами, горгульями и вивернами, ограми и архангелами.

На самом деле, как же всё это съедает наше время!

А времени у нас, у людей, катастрофически мало. И мы им не управляем.

Нами управляет кирпич, который может свалиться на голову.

- Анна Андреевна, если чем-то нужно помочь.

- Вещи собрать?

- Анна Андреевна, я... - Валя пугливо вскидывает глаза.

- Валя, на самом деле я только на вас и могу рассчитывать. Вы знаете, где что лежит в моей гардеробной. Знаете, что мне действительно нужно, а что можно и оставить.

- Что-то можно продать, - еле шепчет она

Я не совсем понимаю, она вообще, о чём сейчас говорит?

- Зачем продавать?

- То, что вы не носите, ну, не выбрасывать же? А деньги лишними не будут.

Деньги лишними не бывают. Валя права. Только вот всё равно её слова кажутся странными.

- Я бы не хотела ничего продавать. По крайней мере пока. Давайте так. Вы соберёте актуальные вещи, их у меня не так много, думаю, трёх чемоданов должно хватить. Если нет — знаете, где есть сумки. Всё, что не столь актуально — упакуйте в коробки, пожалуйста. Коробки тоже должны быть в подсобках.

- Да-да, всё есть, и сумки, и коробки... как же это.

У неё глаза на мокром месте! Да в чём дело?

Холодею.

Неужели она.

-У меня... у меня мама... тоже... вот так вот. Раз и…

Так.

- Валентина, я не понимаю о чём вы говорите, но давайте начистоту. Я развожусь с хозяином дома и уезжаю. Без ссор, драм, шумихи. Просто собираю вещи и уже к вечеру меня тут нет. Ясно? По поводу дальнейших действий с вещами — я с вами свяжусь сама. Телефон есть.

- Анна Андреевна, да... я всё поняла, да, да... вы простите меня, я просто.

- И ещё. Я прошу вас молчать.

Она поднимает глаза, полные слёз. В них шок и удивление.

А я почему-то думаю, что она ведь тоже еще совсем не старая. Ей около пятидесяти. Фигура хорошая, сама она симпатичная и ухоженная. Зарплата у Вали более чем приличная, и живёт она у нас тут на полном пансионе, так что может все деньги, практически, откладывать.

Почему у меня такие мысли вдруг - сама не знаю.

Просто интересно вдруг стало, почему женщины соглашаются на такую вот работу?

Я ведь никогда не говорила с ней по душам. Сначала пыталась как-то немного быть ближе, но Валя сама держала дистанцию, да и Доронин мне сказал — не сбивай работников с толку, вы не подружки.

Да, не подружки.

Так что она плачет сейчас?

Зачем позвала меня на разговор?

- Анна Андреевна, да, конечно, я никому, но... если вам что-то будет нужно.

- Я вас уже попросила. Вещи. Больше, наверное, ничего.

- Может надо будет специальное питание, вы напишите, я буду готовить и отправлять с водителем, или сама привезу.

- Привезёте... что?

- Еду. Вам в палату.

Я как-то на мгновение теряюсь. И к горлу желчь подкатывает. Сглатываю еле-еле.

Только бы не тошнота. Этого не хватало.

- Валя, спасибо, конечно, но...Это лишнее. Вы... вы меня поняли.

- Я поняла. Я молчу. Если что — пишите, звоните. Сейчас вам помочь? — Валя быстро оправляется. Перестраивается. Видимо, понимая, что переборщила.

Перегнула палку.

- Сейчас я сама соберусь.

- Хорошо. Может, вам чаю заварить? На травах.

Чаю... я только что выпила кофе. Но можно и чаю.

- Да, принесите, пожалуйста:

Она выходит, а у меня стойкое желание закрыться на ключ. Лечь ничком и лежать.

Просто лежать.

Собственно, кто мне запретит?

Кто вообще в принципе сейчас на этом свете может мне что-то запретить?

Ладно, дверь пока не стану запирать, дождусь чаю.

Как я дошла вообще до жизни такой?

И была ли у меня вообще нормальная жизнь?

Была, да. Давно была.

Когда мы еще жили в квартире, купленной когда-то еще в ипотеку. Правда, мы рассчитались с кредитом примерно за год — у мужа как раз начался рост. Ту квартиру я любила. Она была чудом, удачей. Я и дизайн сама продумывала, кипу журналов перелопатила, весь интернет. Хотелось, чтобы всё было по уму и удобно.

Когда Слава сказал, что квартиру мы продаём я реально в депрессию впала.

Зачем продавать? Зачем?

- Ань, а что, мавзолей из неё сделать? Памятник нашей прошлой жизни?

Тогда мне захотелось влепить ему пощечину.

Мавзолей. Памятник.

Он серьёзно?

Это была НАША квартира! МОЯ!

Я её любила.

Каждый уголок там любила. Каждую плиточку, шторку, полочку, вазочку. Всё.

Оказалось, что это не нужно никому, кроме меня.

А сейчас и я никому не нужна.

Кроме себя.

А себе я нужна?

Валя приносит чай. Молча. За что я ей благодарна.

Запираюсь.

Времени у меня не то, чтобы много. Сейчас утро, уже почти десять. Мне нужно к двенадцати быть на месте.

Но как же не хочется вставать!

Ничего не хочется.

А жить?

Жить хочется?

Зачем?

Если я реально никому не нужна?

Муж- тут всё ясно.

Дети?

Старшей точно нет, младшая... она справится и без меня.

Родителей нет, увы.

Нет тыла.

Подруги. Да, есть подруги. Я их люблю. И я знаю, что они — те, кого я считаю самыми-самыми, не приятельницы, не знакомые, именно подруги — от слова друг —они помогут, поймут не бросят. Ноу них своя жизнь. У них свои проблемы, горести, радости.

Интересно, кто-то из них вчера смотрел ледовое шоу?

Никто мне не позвонил.

Может и к лучшему?

Так. Ладно. Хватит.

Встаю, беру чашку, делаю глоток. Чай вкусный, свежий, с пряным привкусом чабреца.

Валя хорошая домработница. Жаль будет с ней расставаться.

Удивительно, что из всего, что у меня есть в этом доме мне будет жаль расставаться только с ней.

Собираю вещи. Бельё, средства гигиены, носки, тапочки, пару футболок, майки, пара кофточек, я знаю, что сейчас это называется по-другому — лонгсливы, свитшоты, худи — разобраться бы как, да только зачем? Легинсы, спортивный костюм, велосипедки — вдруг жарко будет? Что еще? Наверное, крем для лица сыворотку. Расчёску, зубную щетку.

Если вдуматься, больше из этого дома мне и забирать-то нечего.

Что? Вечерние и коктейльные платья? Их не так много. И некоторые я уже точно никогда не надену. Какие-то повседневные вещи? Там тоже уже многое не годно.

Валя сказала продать?

Что ж, а это ведь разумно. Продать. Жаль, что у меня нет сейчас времени на то чтобы отсортировать то, что нужно и то.

Собственно, а что мне нужно? Провожу рукой по одежде, висящей на плечиках.

Вот это платье цвета пыльной розы, оно мне очень шло, я его любила. Красный комбинезон — очень спонтанная покупка, но на встрече с подругами я имела успех.

Темно-зеленое, бархатное — ходила в нём в театр со своей театральной подругой Наташей. Она в прошлом актриса, у неё остались связи, ей предлагают контрамарки на хорошие спектакли в несколько ведущих театров. Платье комбинация шоколадного цвета — его я надевала на день рождения Насти. Летнее льняное белое — надела один раз, почему? Сама не знаю. Блузки, кардиганы, пиджаки, брюки, юбки. Нет, на самом деле не много. Усмехаюсь, вспоминая наше извечное, женское — полный гардероб, а носить нечего.

Обидно, когда носить нечего потому, что ты уже не можешь носить то, что в этом гардеробе просто потому, что не влезаешь. Ни в бархатное, ни в то, что пыльной розы. Вот так, неожиданно, резко, раз и…

Так, стоп, Анюта, стоп. Хватит.

Пора ехать.

Захожу в ванную комнату, смотрю в зеркало.

На щеках лихорадочные алые пятна.

Ладно, перед смертью не надышишься.

Выхожу, беру сумку, оглядываю комнату.

А что, если я сюда не вернусь?

А я ведь и не хочу возвращаться. Вот в чём вопрос.

Выхожу из дома.

У меня была мысль поехать на такси, но я всё-таки решаю взять свою машину, Водить я люблю. Мне на ней удобнее.

Никто меня не провожает. Дочки, наверное, по комнатам сидят:

Валя... Вижу её лицо в окно. Она силится улыбнуться, машет рукой. Машу в ответ.

‘ажусь, завожу. Откидываю голову.

Дышать, Аня, дышать.

Всё будет хорошо. Не ты первая, не ты последняя.

Ворота открываются автоматически. Охрана на участке есть, но выехать я могу и сама, без их участия.

Подъезжаю к шлагбауму на выезде из посёлка и слышу, как на телефон упало.

Сообщение.

Слава?

Не буду смотреть. Не хочу.

Доезжаю до МКАДа очень быстро — мы буквально я нескольких минутах и дорога у нас хитрая — своя собственная, ведёт конкретно в наш поселок, поэтому свободна.

Еще одно сообщение. Посмотреть?

Длинный светофор как раз. Беру телефон.

«Анна Андреевна, доктор срочно улетел к пациенту в Новосибирск, так что можете сегодня не приезжать, всё переносится на неделю».

Неделя.

Еще одна неделя.

Получается, я могу вернуться домой?

Не хочу.

Мне надо подумать.

Нет, домой точно не стоит возвращаться. А куда?

В гостиницу?

Чёрт. На ходу, в машине, такие вещи решать я не готова.

Выбираю знакомый маршрут. Еду к уютному ресторану.

Раньше мы со Славой часто тут бывали.

Тут же я иногда встречалась с подругами. Местечко, до которого всем удобно добираться.

Время как раз удачное. Завтраки закончились, обеды еще не начались, народу внутри, я думаю, не так много.

Паркуюсь, захожу внутрь, хостес приветливо улыбается, девушка новая, я её не видела. Прошу проводить меня куда-нибудь в уголок, чтобы посидеть спокойно. Она кивает, приглашает пройти.

Меня реально размещают в уютном уголке у окна.

Тут тихо. Мило.

Прошу сразу принести мне чайник брусничного чая с тимьяном — я его люблю. Есть не хочу, но тут всегда была безумно вкусная «Павлова», заказываю.

Пока жду заказ занимаюсь тем, зачем приехала.

Открываю карты, смотрю, что есть приличного, куда бы я могла заселиться.

На окраине не хочется. Можно найти что-то уютное в центре.

Оказывается, в столице так много интересных отелей!

Хочется что-то камерное, но пристойное.

Пару раз мне попадаются гостиницы, где номера сдаются явно на одну ночь, для интимных встреч.

Интересно, Слава встречался со своей... в таких местах?

Господи, о чём я? Наверняка нет. Им ведь приходилось соблюдать инкогнито, да?

Или нет?

И где происходили их... случки?

Зажимаю рот ладонью.

Не вовремя, Аня! Не сейчас! Хоть ты и в тихом углу.

Сглатываю, поднимаю голову наверх, пытаясь закатить слёзы обратно.

Не буду.

НЕ БУДУ!

Не заслужил.

Предатель. Ни одной моей слезы не заслужил!

- Тётя, ты пвачешь?

Чёрт.

Еще раз сглатываю, моргаю, опускаю глаза, силясь улыбнуться.

Милый ребёнок стоит передо мной. Девчушка лет пяти. Маленькая, смешная, забавная. Знаете, бывают девочки красивые, как куколки. Нежные, спокойные, с огромными глазами, с аккуратными локонами. Такой была моя Лиза. А есть другие, они корчат рожицы, у них смешинка в глазах и на губах. С ними не соскучишься.

Такой была Настя, пока не стала букой.

Эта девочка однозначно второй типаж.

- Нет, я не плачу, я просто ловила глазом солнечный зайчик.

Ого, а что, так можно было?

-Уу.

Вспоминаю игру, в которую часто играла со своими девчонками. Широко открываю глаза, а потом начинаю искать ими солнечного зайчика, конечно, понарошку.

- Так... так... вот он, вот, почти поймала, о-па! — закрываю один глаз, показываю пальцем, шепчу, — Он там!

- Кто? — удивленно спрашивает девочка.

- Зайчик, солнечный.

- Правда?

- Да, хочешь покажу?

- Хочу!

- Подойди-ка поближе.

Она делает шаг я открываю глаз.

- Ой... улетели.

- Куда?

- Вон он, вон видишь, сидит на окошке.

Официантка приносит чайник с чаем, ставит чашку, улыбается, услышав голосок моей новой знакомой.

- Правда, сидит. Совнечный. Мивый. А меня научишь ловить?

- Научу. А тебя искать не будут?

- Не-а... мама там занята, а мне скучно.

- Ты всё-таки скажи маме, что ты тут, а то она тебя потеряет.

- Не потеряет. Она знает, что я не убегу.

Мне не очень ловко и спокойно. Вспоминаю, как постоянно бегала за дочками как наседка, да и Славка тоже. Он был хорошим отцом. То есть... он и есть. Хороший отец. Да.

- Тётя, ну, научи.

- НУ, смотри... открываешь глаза.

-Нюша! Нюша? Ты где? Дочка?

Улыбаясь, смотрю на девчушку.

- Видишь, а ты говорила — не будет искать.

Девочка хмурится.

- Я хочу научиться ловить зайчиков!

- Мы у твоей мамы спросим, если можно, я.

Вижу вышедшую из-за цветочной композиции девушку и слова застревают.

Вот это встреча.

Конечно, она меня узнала.

И я её.

Еще бы.

Я её и вчера хорошо разглядела. И раньше.

- Добрый день.

- Добрый.

- Мама, тётя учит меня ловить солнечных зайчиков, не мешай.

Славина вопросительно поднимает бровь.

- Нюша, я опаздываю, пойдём, ты ничего не съела.

- Мне не вкусно. То что ты даешь — не вкусно!

- Анна! Я сказала — идём!

Значит, Нюша — это Анна? Забавно. Тёзка моя, получается.

- Анна!

- Ну, мам!

Вижу, что Славина раздражается.

Не удивительно. Когда жена твоего любовника видит, как ты не можешь справиться с ребёнком — ничего хорошего.

И я могла бы подлить масла в огонь, но я молчу.

- Тётя, я хочу научиться, пожалуйста! — девочка смотрит на меня, а я не знаю, как реагировать. Мне не хочется обижать малышку. Но в то же время создавать неудобство её матери я тоже не хочу.

- Анна...У нас осталось пять минут — Славина смягчает тон, понимая, что не стоит давить.

Официантка приносит «Павлову».

- Укты__ ягодки_. квасивые такие! Мама, я тоже хочу такое с ягодами!

- Нюша, у нас нет времени.

- Ну, ма-ам.

- Пусть попробует мои, ничего страшного. — смотрю на Славину, надеясь, что она правильно поймёт мой посыл. - Давай, Анют, бери. Красивое какое имя у тебя.

- Это меня папа так назвав!

Папа.

Сердце сжимается. Нет, он же не мог, он...Через силу выдавливаю из себя улыбку и слова.

- Папа молодец. Меня тоже зовут Анна. Анюта

- Правда? Здорово! Одинаково! Мам представляешь?

Девчушка смотрит на мать, та чуть криво улыбается.

- Тёзки, значит.

- Мам, можно пирожное?

Славина смотрит на меня, сглатывает, опускает голову, кивает. Потом чуть кривовато усмехается и что-то бормочет под нос.

Да, да, только этого нам не хватало. Во всей огромной Москве больше не нашлось места, чтобы пересечься жене с любовницей!

Да просто всё дело в том, что мой муж сначала меня сюда водил, а потом, видимо, стал водить её. Место шикарное, ей понравилось. Как и мне.

И вот она уже приходит сюда без него.

Я надеюсь, что она без него.

Аня ложкой отковыривает клубнику и голубику с белоснежного безе, захватывает крем.

- М-м-м, как кусно! Мам, почему ты мне такое не покупаешь?

- Потому что тебе нельзя. — сухо отвечает ей мать.

- Надеюсь, нет аллергии? — спрашиваю, пытаясь совладать с голосом

- Нет, просто много сахара и сладкого не желательно, у нас тренировки.

- Тоже фигурное катание?

- Естественно. — хмыкает она.

- Это очень красиво.

- Да. Только это травмы, простуды, нагрузки, и куча бабла. — кривит рот, головой качая, разглядывая дочь. — А побеждает один, и не факт, что самый сильный.

- Вы же победили?

- Нам повезло, что Маури упал и уронил партнёршу.

Теперь головой киваю я — да, это было феерично.

- Я заплачу за пирожное.

- Не нужно, это мелочи.

По сравнению с тем, что ты разбила мою семью и увела любимого мужчину. Да, это мелочи.

- Закажу вам новое.

- Не стоит. Спасибо. Мне вообще тоже не полезно сладкое.

Сама не знаю зачем это говорю.

Сладкое для меня сейчас не самый страшный враг.

Наоборот. Хоть какое-то удовольствие.

- Нюш, ты закончила? Пойдём, теперь нужно умываться.

- Я хочу научиться ловить зайчиков! Тётя обещала:

- Анна! Это что за поведение? Мы с тобой только вчера говорили.

- Мам!

И снова мне хочется вмешаться, и я понимаю, что это чревато. Не стоит:

- Анна!

- Анют, маму надо слушать. А зайчиков ловить просто, широко открой глаза — какой-то, да и попадётся.

- А как я узнаю, что он попался?

- Никак. Просто закрой глаз и знай, что зайчик там есть.

- Так просто?

- Да.

- Хорошо, спасибо, красивая и мивая тётя!

Детская непосредственность. Она подходит, обвивает тонкими ручонками мою шею и целует в щеку.

Замечательная куколка, такая живая, искренняя. Обнимаю её в ответ и замечаю тяжелый, пристальный взгляд её матери.

НУ, извините, я не виновата, что ребёнок посчитал меня красивой и милой.

- Оксана, вы тут? Я же просил быстрее! — сначала я слышу мужской голос, выдыхаю, потому что это не голос моего Славы. Точнее, уже не моего. Её Славы.

Голос другой, и мужчина.

- Я не виновата, это твоя дочь

- Естественно, ты никогда не виновата. Здравствуйте.

Это он говорит мне походя, бросая быстрый взгляд и переводя его на дочь.

А я думаю, какой породистый мужик. Не удивительно, что у них такая интересная, красивая девочка.

Они совсем разные. Славина изящная блондинка, светлокожая, нежная, большеглазая. Он — смуглый шатен, с крупными чертами лица, с модной аккуратной бородкой. В идеально сидящем на мощной фигуре костюме.

- Папа! А меня тётя научила солнечных зайчиков ловить. Показать как? А еще тётя тоже Аня, как и я, здорово, правда.

- Да, здорово. — сухо отвечает он, а потом смотрит на меня внимательно. — Анюта?

10.

Буянов

Алексей Николаевич

Смешно... Какая ирония судьбы!

Моя первая любовь, Лёшка Буянов, мой первый мужчина.

Получается, он и есть тот самый тайный мужчина Славиной, от которого она родила дочь? Я читала в интернете. Не могла не полюбопытствовать. Много о ней читала.

Что у неё был короткий роман с тренером, потом она вроде собиралась замуж за своего партнёра, но он ушёл к другой. А ушёл, как оказалось, потому что Оксана ему изменила с неизвестным бизнесменом.

И скрывала роман, встречаясь с мужчиной тайно. Писали, что это потому, что мужчина женат.

Так, значит, Славина, да?

По женатикам?

Неужели нет нормальных, свободных мужиков?

Машинально смотрю на руку Лёши — кольца нет. Но это же ничего не значит, да?

У меня вот есть. А толку?

- Вы... вы знакомы?

Славина удивлена, глазами хлопает.

- Знакомы. — сухо отвечает Буянов. — Оксана, отведи Аню в машину, пожалуйста.

- Мам, пойдём.

- Я? Это твоя машина. Ты её забираешь. Пойдём вместе.

Что такое? Боится оставить своего мужика со мной наедине? Смешно.

Господи, вот это я зашла выпить чайку, да?

Понёс же чёрт.

Хотя... это даже весело. Столько всего нового узнала.

Получается, Буянов назвал дочку Аней?

- Оксана, я прошу. — он говорит очень сдержанно. Он вообще был сдержанным всегда. Он и в сексе был тогда очень сдержанным и зажатым. Ну, это понятно. Мы были друг у друга первыми, нужно было делать на это скидку.

- Мам, ну мы идём? Папа просив!

- Алексей, я не понимаю в чём проблема пойти вместе.

- Проблема в том, что ты никогда ничего не понимаешь. Взяла дочь и отвела в мою машину, быстро.

Ого!

Это он так с ней разговаривает?

Вижу, что лицо Славиной покрывается красными пятнами.

Ужасно.

Мне самой неловко, что я это увидела.

И вроде бы мне нужно, наверное, встать, попрощаться и уйти, не мешать им. Но я даже глотка чая не сделала. И не расплатилась.

Оксана берёт за руку дочь, сверкает глазами на Алексея и уходит не попрощавшись.

Я её понимаю. Неприятно. Но она сама виновата.

- Анюта... он смотрит на меня. Тоже сурово. А мне почему-то смешно.

- Меня тоже будешь «строить»?

- Что? — хмурится, как будто не понимает - А... нет. Ты...как ты?

Интересно, он знает, что у его Оксаны роман с моим мужем?

Наверняка знает.

- Я вот пришла выпить чаю, не ожидала встретить столько знакомых. Ты, значит, отец Анюты? Хорошая девочка.

- Да, отец... Слушай, Ань, у меня сейчас нет времени, я спешу, мне нужно дочь закинуть к матери и ехать на встречу, завал полный, но...я бы хотел с тобой как-то встретиться, пообщаться, ну, просто поговорить. Оставь мне, пожалуйста, свой телефон, я с тобой свяжусь потом, хорошо?

- Нет, Буянов.

- Что? — удивлённо так глазами хлопает:

- Телефон я тебе не оставлю. Извини. И встречаться нам не зачем. И говорить не о чем. Вот так.

- Так, да? — усмехается. Вспоминает, наверное, какой я была раньше? Да, вот такой и была. Категоричной. — Ясно. Что ж.. Ничего не меняется. Хорошо, Анна Андреевна, я вас понял. Всего хорошего.

- Прощай, Алексей Николаевич. Не поминай лихом.

Не уходит. Смотрит на меня.

НУ, смотри. Какая я стала.

До Славиной мне, конечно, далеко. Она красавица. И умница. И талантливая.

Пробивная, деятельная. Яркая.

А я домашняя клуша.

Мне всего сорок два. Как и тебе сейчас, Лёш... или тебе сорок три уже? Да, день рождения же у тебя в январе, я помню.

Мне сорок два, выгляжу я сейчас не важно. Плохо выгляжу. Увы.

Говорят все болезни от нервов, только сифилис от любви. Так вот, у меня не он Наверное, слава богу?

Я тоже не думала, что в сорок два буду выглядеть вот так, стану такой...Ну, видимо, я это заслужила.

Стоит и не уходит.

- Ты сказал, что ты спешишь, Леш.

Усмехается.

- Надо же... Анюта. Снова ты. Опять ты. Мы встретимся и поговорим. Так что, до свидания, Аня Руданова

- Я Доронина.

- Я в курсе.

Поворачивается и уходит.

В курсе.

Значит знает.

Что ж.

Встретимся, поговорим.

Человек предполагает, а бог располагает, Леш.

Так что поспеши.

Наливаю чай. Хорошо, что чайник стоит на специальной подставке со свечкой, он не остыл.

Отпиваю.

А потом... потом начинаю смеяться.

Не очень громко. Но в голос. Хохотать.

11.

Подходит официантка.

- Может быть вам еще одно пирожное?

- Да, принесите. А вообще, у вас очень вкусные феттучини с лососем, давайте и их.

Проголодалась.

Руки дрожат.

Нервы ни к чёрту.

Почему именно Буянов?

Что за дурацкая ирония судьбы?

Хотя, почему меня это должно касаться теперь? Плевать.

Мне нет никакого дела до Славиной, до её романов, до её мужиков. И до моего мужа.

Мне есть дело только для себя.

Почему я себя хороню?

Почему превратила себя в старуху?

Я жить хочу!

Хочу и будут.

Накручиваю на вилку нежно зеленые феттучини — они со шпинатом, отправляю в рот.

Какое наслаждение!

Как хорошо жить!

Я буду жить. И даже не всем назло. Просто для себя.

Что там с гостиницами?

Жаль, нельзя заказать выпить, я же за рулём. Ну, я могу потом. Мне можно Бокал Апероля. Или просекко.

Или коньяк.

Возвращаюсь к просмотру.

Да, гостиниц много, все интересные. Есть подешевле, есть подороже.

Не думаю, что Доронин настолько опустится, что заблокирует мне карты. Ну, даже если и так, у меня есть своя карта, которую он тронуть точно не сможет. И денег на ней, ну, не то, чтобы много, но на неделю в гостинице хватит.

Так, а что потом?

Вопрос задаю сама себе, и сама себя ставлю им в тупик.

Я не знаю, что потом.

Я об этом не думаю.

Мне страшно об этом думать. Я поставила блок.

Потом — буду думать потом.

В конце концов есть еще одно место, куда я могу поехать. Собственно, только туда и могу. И я об этом думала.

Но не сейчас, точно.

Сейчас у меня не хватит сил, духу не хватит:

Особенно после встречи с Буяновым.

Так.

«Four Seasons Зеазопз» я, естественно, не потяну. Семьдесят две тысячи за ночь. Нет, я, конечно, супруга довольно богатого человека, но... То есть, уже не супруга. Почти.

Когда мы куда-то выбирались со Славой и с девочками, это были, конечно, очень приличные места. Раньше — отели. Потом мы бронировали виллы. Потом купили дом в Испании и виллу на Кипре. Потом…

Не важно. Потом суп с котом.

Потом Слава стал много работать. Очень много.

А я... Я я…

Я просто потерялась и всё.

Надо найтись.

Надо вернуть себя.

Телефон пугает неожиданной громкой трелью.

Слава.

Неужели ему уже сообщили, что я гуляю?

- Да.

- Аня, ты где?

Усмехаюсь. Вот же.

- Ты же знаешь где я, Слав, зачем спрашиваешь?

Пауза.

- Почему ты уехала из дома?

- В смысле? Я что, под домашним арестом?

- Мы хотели поговорить.

- Утром, Слав. Мы хотели поговорить утром, но ты уехал.

- Ты знаешь, что я работаю. И где я работаю.

- Знаю. И что?

Снова пауза.

Обдумывает слова? Ему не привыкать.

- Аня, пожалуйста, возвращайся домой.

- Слава, я хочу отдохнуть. — не придумываю ничего лучше.

- В смысле? Отдохнуть от чего?

- От всего. От дома. От семьи. От тебя. От себя.

Сейчас красиво было бы закурить. Но я не курю. Поэтому просто отпиваю чай.

- Анна.

- Слав, давай так. Я девочка взрослая. Ничего со мной не случится. И не надо меня искать. Я просто хочу побыть одна.

- Нам нужно поговорить, ты понимаешь? Ты... ты понимаешь в какое положение ты меня ставишь?

- Нет Не понимаю. Ты чего переполошился-то, Доронин? Всё же хорошо? Я даю тебе развод. Я не собираюсь устраивать скандалы, трясти грязным бельём.

Выносить сор из избы тоже не собираюсь. Я буду идеальной бывшей. Мне даже ничего от тебя не надо, Слав.

- Анна.

Нечего сказать. Когда Доронину нечего сказать он делает многозначительные паузы и называет меня по имени. Вот так строго и обречённо.

Анна.

- Да, знаешь, у твоей будущей жены чудная дочка, моя тёзка, а я и не знала, кстати — действительно, только сейчас думаю о том, что имя дочери Славиной как-то прошло мимо меня. Может, потому что она называла её Нюша?

Дурацкое прозвище — Нюша. Анюта — куда красивее.

- Аня, приезжай домой, пожалуйста. Я очень тебя прошу. Ради всего, что у нас было, Ань. Я же... я любил тебя.

Любил.

Это как гвоздь в крышку гроба.

Это больно.

Любил.

А если я и сейчас люблю? Люблю так, что разрывается сердце? Что мне хочется выть, расцарапать себе лицо до крови, тело, которое перестало его устраивать, душу, которая перестала греть.

Любил.

- Слава, если ты меня любил, пожалуйста, ради этой любви, оставь меня сейчас в покое, ладно?

Прерываю звонок. Отбрасываю телефон на диванчик.

Запрокидываю голову

Я не плачу.

Я ловлю солнечных зайчиков.

Господи, дай ты мне просто спокойно умереть.

12.

На самом деле всё не так.

Всё гораздо хуже.

Размышляю, садясь за руль, еду к моему временному пристанищу.

Это не гостиница. Я решила, что моё пребывание в гостинице может привлечь ненужное внимание. Нет, я не думаю, что меня будут преследовать папарацци, но всё-таки выбрала другой вариант.

Я сняла квартиру. В центре. На Арбате.

Всегда мечтала жить в центре, но мне так и не удалось. С родителями мы жили в тихом районе недалеко от Щукинской и Серебряного бора. С мужем сначала снимали халупу на окраине, потом переехали в квартиру его бабушки, потом купили свою первую, в элитном комплексе на Рублёвском шоссе, но далековато даже от Садового кольца. Потом была та, моя родная, наша квартира. Тоже элитный комплекс, уже ближе к цивилизации, но всё-таки далеко от Бульварного. Причём я всегда сама искренне считала, что жить в центре тяжеловато. Проблемы со школами, с садами -— да, да, в то время я еще задумывалась о таких проблемах.

Мой Доронин не сразу стал Дорониным, тем, каким его знают сейчас. Он шёл к этому не один год, ну и я вместе с ним. Мы.

Когда-то были мы.

Теперь только я.

И я на самом деле в шоке от самой себя.

Потому что…

Потому что я не думала, что мне будет настолько всё равно.

Всё равно на его измену. Не очень по-русски звучит, наверное, зато очень точно передаёт смысл.

Мне было всё равно, что муж мне изменил.

Не потому, что я не любила мужа.

Любила. Очень сильно.

И он меня. Я так думала. Я в это верила. Надеялась.

Он любил.

И дети у нас рождены в любви. И даже собаку с котом мы тоже по любви взяли.

И жили хорошо.

Наверное.

Ведь если бы всё было замечательно, он не стал бы меня предавать?

Не было замечательно.

Не было.

Что может быть замечательного, когда в сорок два ты вдруг резко за месяц набираешь десять килограммов?

Руки опускаются, сделать ничего не можешь, идёшь по врачам.

И врачи не простые. Элитная клиника, пафос, милые улыбки.

- НУ, что вы хотите, Анна Андреевна, это климакс.

Климакс.

В сорок два.

Когда у других он дай бог в пятьдесят два!

И я не чувствую ничего такого. Ни приливов, ни потливости. Только вес.

Эндокринолог, продолжая мило улыбаться выписывает кучу анализов.

А Инга, администратор моего фитнес-клуба, с которой я дружу много лет головой качает.

- Слушай, Анют, есть шикарная тётка в нашей поликлинике, в обычной. Гинеколог-эндокринолог. Вот такая баба, - палец вверх и брови тоже, - Запишись к ней.

Принеси ей там, что-нибудь, только не в конверте и не конфеты. Не знаю. Я вот покупаю фруктики, орешки, так, символически, скажешь, что ты от меня. Мало того, что анализы те же можно бесплатно сдать, так она еще и специалист шикарный!

Лучше всяких этих ваших хваленых медцентров!

У нас нет материальных проблем от слова совсем. Это понятно.

Мой муж, на минуточку, работает в аппарате президента:

И иду я в обычную поликлинику не потому, что денег жалко, а потому что эндокринолог в платной по ДМС доверия мне не внушила.

Врач в поликлинике меня слушает внимательно, смотрит, задаёт вопросы. Всё быстро, потому что времени на пациента даётся всего двенадцать минут. Но за эти двенадцать минут я узнаю о своей проблеме и способах её решения больше, чем у платной за сорок пять, которые она со мной любезно провела.

- Анна Андреевна, только вот диспансеризацию нужно будет пройти, иначе я вас не смогу отправить, например, к кардиологу, а это нужно, да и чтобы всю линейку анализов сдать.

- Диспансеризация?

Я не готова, и времени жалко, и вообще.

- Это быстро. Сейчас подниметесь на четвёртый этаж.

Да, на самом деле всё прошло быстро, только нужно было сдать кровь и записаться на маммографию и УЗИ щитовидной железы — это уже от эндокринолога, не в амках диспансеризации.

Инга за меня порадовалась

- И хорошо, а что? Маммографию надо раз в год точно делать, ты когда делала?

- Не помню, года три назад.

- Вот И УЗИ щитовидки, кстати, хорошо! Почему тебе в твоей платной ничего не сказали — странно.

Да, очень странно, наверное.

Но я настолько всегда была далека от врачей, клиник, и прочего — я не из тех, кто любит лечиться.

Вовремя всегда только стоматолога посещала.

Болею довольно редко. Врача последний раз вызывала, наверное, в ковид, и то, муж настоял. Такой кипиш поднял! А у меня было всего тридцать восемь, ну, запахи пропали, да. Перенесла легко, к счастью.

Перед маммографией меня почему-то трясёт.

Сразу вспоминаются все эти страшные истории про то, как отрезают грудь и прочее.

И, конечно, мысли, а будет ли меня любить муж, когда мне... то есть, если мне.

Не хочу думать о плохом. Но видимо это дурацкое свойство нашей психики.

Чем больше гонишь дурные мысли, тем сильнее они преследуют.

Будет ли меня любить муж?

Странно.

Он меня уже не любит, так какая разница?

Ведь когда я иду на это исследование я уже знаю.

Всё знаю.

Пальцы дрожат, когда я открываю очередное сообщение «доброжелателя»

Нет, не подумайте, я сразу отправила номер в чёрный список.

Но мне написали снова, с другого номера. Потом с третьего.

Как раз после третьего я перестала блокировать моего корреспондента.

Пусть человек пишет, раз ему так нравится приносить дурные вести.

Или уже не дурные?

Дурные вести — они совсем другое.

Дурные вести, это когда ты идёшь с маммографии довольная, потому что у тебя слава богу там всё хорошо, а потом совершенно спокойная ложишься на кушетку в кабинете УЗИ и слышишь.

- Мне не нравится этот узел. Давайте я вам дам направление к онкологу.

13.

Я никому не сказала.

Просто не смогла.

Отупела как-то что ли.

Закрылась в раковину.

Нет, внешне, наверное, всё было по-старому.

Утром просыпалась в постели с мужчиной, который меня не любит. Шла в ванную.

Делала обычные процедуры. Потом завтрак. Сухой поцелуй в щёку, когда он уходил.

Скажете, почему я продолжала с ним в одну постель ложиться?

Как вам сказать.

Дура, потому что, скажете?

А попробуйте сами. Нет, не представляйте, что вам муж изменил, и как вы в гневе выбрасываете его шмотки из окна, и его самого туда же.

Представить легко.

И думать, что будет именно так тоже легко.

А по факту.

По факту ты сидишь, получив сообщение об измене мужа, с фото, и даже с видео, смотришь в одну точку, и не веришь.

Не веришь.

А потом... потом всё-таки понимаешь, что это правда, но что делать не знаешь.

Что делать?

Когда параллельно в то же время в твоей жизни возникает результат УЗИ?

И запись к врачу онкологу, к которому нужно попасть срочно.

И ты думаешь, как поступить?

Всю свою жизнь перевернуть, скандал устроить, мужа выгнать, самой уйти, тратить свои нервы на вот это вот всё, не имеющее никакого смысла?

Или просто забить на то, что делает там твой муж и заниматься собой?

Я выбрала второе.

Мне нужно было спокойствие. И силы.

Хотя бы немного, ненадолго.

Секс... А с сексом всё то же как-то самой собой решилось, я сказала, что у меня проблемы по-женски, я лечусь и доктор прописала половой покой.

Слава сделал вид, что переживает, спросил, в чём дело.

Боялся, что что-то подцепил и меня заразил? Не думаю.

Но наверняка ему, как человеку образованному известно, что женская микрофлора — вещь хрупкая, и может рассыпаться даже без какой-то там страшной инфекции.

Просто твой муж занимается любовью с другой, а потом приходит к тебе, и тебя тоже... И ты сама еще ничего не знаешь, и не чувствуешь — а тело чувствует. Твоя слизистая — чувствует. На клеточном уровне считывает измену и начинает бунтовать.

Да, да... это бывает. Многие женщины не отдают себе в этом отчёта. А оно бывает.

Секса не было. Никаких касаний, поцелуев — ничего.

Мы ложились, каждый занят своим, он что-то листал на планшете, я или читала книгу или листала ленту, чатики в мессенджерах, новости.

Потом выключала свет.

И хотелось выть в подушку.

Потому что меня словно выдернули из моей счастливой вселенной и забросили в какую-то жуткую параллельную реальность, где я ничего не узнавала. Где я оказалась в каком-то вакууме.

Где я умирала.

На самом деле.

Врач сделал УЗИ повторно. Потом назначили пункцию.

Потом был консилиум.

Я сидела, глядя на таких умных, красивых, интересных людей в белых халатах, которые с серьёзным видом обсуждали такую простую штуку. Будет ли жить Анна Доронина, в девичестве Руданова или не будет.

Прогнозы у них были хорошие.

Но лица при этом такие.

Как будто хороший прогноз это то, на какой стороне кладбища я буду лежать. Там где посуше или там, где потише.

Мне страшно было.

Очень.

Хотелось им сказать — господи, да вы что, не видите, как мне страшно? Как я хочу жить. Как мне рано умирать.

Я молодая еще, да, да, молодость продлили! И плевать, что муж изменил, пошёл он к чёрту! На всё плевать.

Только жить.

А потом, в какой-то момент и это сломалось.

И стало тоже всё равно.

Зачем мне жить?

Ради чего?

Кому я нужна?

Мужу? Ха-ха, три раза.

Дочкам?

Нет, я знала, что они меня любят, так, как надо любить маму. И, конечно, помнят, что я их мама, помнят, сколько я делала для них в детстве, и готова сделать и дальше. Но во мне нет необходимости. Без меня они вполне себе смогут. И может где-то даже будет проще — нет контроля, нет маминого глаза, нет необходимости кому-то давать отчёт. С папой же по-другому, с папой можно договориться. И потом…

До них ли сейчас папе.

Кому еще я могла быть нужна?

Подругам?

Я их любила. Очень. Каждой из них я помогла бы во всём. И в личном участии, и в финансовом. И выслушала бы, и поработала бы жилеткой, и денег бы дала. Да, именно так.

Но никому из них я не позвонила.

Никому не сказала, что у меня рак.

Никому не сообщила, что мне предстоит операция.

Ни-ко-му.

Почему?

Я не знаю.

Наверное потому, что я не хотела, чтобы меня жалели.

Не хотела видеть их испуганные глаза. Их беспомощность.

Их горе.

Да, потому что я знаю, что они бы горевали.

Они бы поддержали меня, да. Они бы старались.

Но у них тоже у каждой своя жизнь. Мужья, любимые мужчины, дети, работа.

Зачем усложнять им жизнь?

Правда в том, что в этот момент я поняла — я не получу поддержки от того человека, от которого бы больше всего на свете хотела её получить.

Я не получу поддержки от мужчины, которого люблю.

И я уже совсем не была уверена, люблю ли я его.

Всё утекло, как песок сквозь пальцы.

Всё растворилось.

Только в какой-то момент я поняла, что хочу пройти всё это сама.

Одна.

«Я себя сделала сама, я никому ничего не должна».

14.

Квартира, в которую я заселяюсь очень уютная. Милая. Да, есть некоторые проблемы, но мне на них, если честно, плевать.

Интересно, как же мы быстро привыкаем к комфорту, к достатку, к положению в обществе.

Как быстро забываем, что всё это тщетно. Что потерять всё это можно в одну секунду.

Вообще всё потерять.

Дорожим какими-то мелочами. Ерундой.

Забываем о главном.

О жизни.

О близких.

О любимых.

Доронин, кажется, услышал меня.

Не звонит.

Первый вечер провожу одна, очень спокойно. Иду гулять по Арбату, слушаю музыкантов, заглядываю в парочку ресторанчиков, выбираю место для ужина.

Потом захожу в магазин, покупаю воду, фрукты, то, что хочется, на что упал глаз, как говорила моя мама.

Возвращаюсь.

Пропущенные вызовы от дочерей.

Наверное, это неправильно им не ответить. Но я сегодня хочу тишины.

Настя присылает сообщение.

«Мама, я понимаю, что ты обиделась, но почему ты не отвечаешь? Я волнуюсь».

От Лизы тишина. Но я и не рассчитывала.

Сажусь у телевизора с чашкой чая и грильяжем.

Да, да, знаю, что вредно, жить вообще вредно, как оказалось, от этого умирают.

Переключаю каналы бездумно.

Сама ли я виновата в том, что дочь такая?

Возможно.

Это же я её воспитала? Значит я.

НУ, что поделать? Ничего уже не поправишь.

А муж?

В какой момент я его упустила?

И можно ли так говорить?

И можно ли было что-то исправить?

Не знаю.

Думать не хочу.

Непроизвольно кладу руку на шею, чуть ниже.

Узел.

Где-то там этот узел, который вовсе и не узел, а нечто чужеродное, что поселилось во мне и готовится меня уничтожить.

Нет, я знаю, знаю, что всё не так страшно, и вообще, это не самая агрессивная форма, и вовремя увидели, это лечится. Операция, потом наблюдение, возможно, химия, потом гормональная терапия.

Это не приговор.

Я всё это понимаю.

Всё понимаю.

Но это не помогает.

Мне страшно.

Я не хочу.

Я боюсь.

Я оглядываюсь на жизнь, которую прожила и на то, что имею сейчас и прекрасно понимаю почему именно мне страшно.

Неужели это всё?

ВОТ это вот всё, на что я способна?

Всё, чего я заслужила?

Это больно и обидно.

И я так не хочу.

Мне нужны силы, чтобы бороться.

И чтобы начать сначала.

Ночь проходит беспокойно.

Не могу уснуть.

Вспоминаю.

Сегодняшний день вспоминаю.

Неожиданные встречи.

Сколько раз я думала о том, что случайности неслучайны?

Почему Лёша Буянов должен был появиться прямо сейчас и вот так?

Как чёрт из табакерки.

Я его любила.

Той самой настоящей первой любовью, когда тебе кажется, что она единственная, что она будет навсегда, что тебе нужен только этот человек и никакой другой, и что без него ты умрёшь, не сможешь жить, не будешь жить, потому что без него не зачем.

У нас всё началось на подготовке к школьному выпускному. Ну, как началось.

Просто оказались в одной компании. Я, как самая активистка, собрала народ, чтобы подготовить капустник, Лёша там оказался из-за Вадика, который был влюблён в мою подругу Ирку Я предложила ему поучаствовать, он пожал плечами согласился, но сказал, что петь и танцевать точно не готов.

- Будут сценки смешные.

- А что мне за это будет? — он спросил так спокойно, не нагло, чуть усмехаясь,

- А что ты хочешь? — я понимала, что краснею.

- Я подумаю.

Сценки мы придумывали с девчонками — про учителей, про одноклассников, переделывали песни, частушки какие-то сочиняли, весело было.

После репетиций шли гулять. Продолжали что-то придумывать, хохотали.

В один вечер загулялись, провожали всех, как-то так незаметно остались вчетвером, я с Иркой, и Буянов с Евсеевым. Ира с Вадимом шли, держась за руки, а мы так, просто рядом. Но дом Ирки оказался ближе, чем мой, Вадик остался, мы пошли дальше. Остановились у подъезда, стояли молча, просто рядом. Мне тогда казалось, что я не дышу. Я же была влюблена. А он нет, я это знала.

- Спасибо, что проводил. Я пойду. Надо к сочинению готовится.

- Иди.

Но я не шла. Мне хотелось еще вот так постоять с ним рядом.

- Иди.

- Пока.

- Пока. — он усмехнулся.

Как всё это было давно.

Мне казалось, я забыла уже подробности. Нет.

Лежу, смотрю в потолок. За окном шумит Арбат, поют, гуляют, веселятся.

Хорошо.

Мне тоже хорошо. Я вспоминаю юность. Счастье.

Следующий вечер после репетиции мы снова гуляли. И снова Ирка с Вадиком отвалились раньше, а мы.

- Пойдём вдоль канала погуляем? — это он предложил, неожиданно.

- Мне собаку нужно выгулять.

- Так давай, бери её и пошли.

Мне было немного стыдно, пёс у нас — двортерьер, непослушный, убегал постоянно, ну и в тот вечер тоже. Только я на этот раз на своего Блока совсем не обижалась, ловили-то мы его вместе с Лешкой. Долго.

И у подъезда снова стояли молча.

Еще через день Лёшка меня взял за руку. И мы опять пошли на канал, уже без собаки. Он что-то рассказывал, я. Гуляли.

А на выпускном он меня поцеловал.

Засыпаю, думая об этом.

Как же в то время всё было просто!

Казалось, что сложно, а на самом деле... ерунда.

Утром просыпаюсь неожиданно счастливой.

Мне хорошо.

Мне спокойно.

Наливаю воду с лимоном и... выливаю в раковину. Не хочу!

И завтрак готовить не хочу.

Иду завтракать в кафе.

Беру капучино, апельсиновый фреш, шакшуку и сырники. Многовато, сырники забираю с собой.

Прогуливаюсь по Арбату. Народу немного. Утро такое спокойное, приятное.

Тёплое.

Подхожу к подъезду дома, в котором остановилась и издалека замечаю знакомую фигуру

- Аня, доброе утро.

Не такое уж и доброе.

15.

- Что ты хочешь?

- Почему ты сразу в штыки? Нам нужно нормально поговорить.

Слав, мы говорили по телефону? Говорили. Я попросила оставить меня в покое?

- Анна.

- Хватит. Хва-тит Доронин. Я не твоя фигуристка, чтобы ты так со мной разговаривал.

- Ты моя жена!

- Госуслуги в помощь. Не ты ли хвастался, как у нас там всё чётко работает, спасибо нашему правительству? Ни в одной стране мира такого цифрового рая нет, да? Так вот, зайди туда и напиши заявление на развод.

- Анют.

- Будь мужчиной, Слав, в конце концов!

- Что?

Он вскидывает глаза, кажется, охреневает от моей, как он думает, наглости. А это не наглость. Это правда.

Если ты хочешь заниматься любовью не с женой, а с другой женщиной, найди в себе мужество разорвать отношения с первой, и создать со второй.

Пусть не брак, пусть просто сожительство.

Но не такой вот гнусный, подлый, неравносторонний любовный треугольник.

Я не хочу быть ни тупым углом, ни острым.

Вообще хочу удалиться из этой проклятой геометрической фигуры.

- Аня, пожалуйста, выслушай меня.

- Что мне слушать, Слав? Что ты можешь мне сказать? Что это мимолётное увлечение? Что было один раз? Почему же мне тогда регулярно сообщают о ваших встречах?

- Что? — вижу, как он сурово хмурит брови. Будет выяснять, кто стоит за анонимными сообщениями? Что ж, Бог в помощь. Мне, на самом деле всё равно, по большому счёту, но в принципе я не против и узнать, что это за добрый самаритянин такой.

- Что, Слав, ты не знал?

- Аня, давай где-то в спокойном месте поговорим, а? Ты тут живёшь? Можно к тебе подняться?

- Нет.

- Ань.

- Тут кафе, давай туда сядем.

- Чтобы сегодня же это во всех газетах было?

- А то, что мы тут стоим, как "три тополя на Плющихе" тебя не смущает?

- Смущает. Поэтому и прошу тебя — давай зайдем в дом.

- Я не хочу, чтобы ты заходил в этот дом. Так ясно?

- Аня.

Разворачиваюсь, шагаю к крохотному кафе на углу. Там тихо, народу никого. Я так понимаю, все в основном берут на вынос. Но можно и сесть. Что я и делаю, занимаю местечко подальше от входа.

Доронин идёт за мной.

В чёрных очках и кепке.

Великий конспиратор, блин!

Садится. Вижу, что недоволен.

Мне плевать. Я тоже недовольна.

- Что?

- Это я у тебя хочу спросить, что, Ань. Почему ты хочешь развода?

Капитан Очевидность, блин...Неужели не ясно?

- Ты всё сам прекрасно понимаешь, Доронин. Ты мне изменяешь. У тебя другая женщина, давно и серьёзно, иначе ты не выперся бы в прямой эфир с букетом.

- Слушай, Ань.

- Не перебивай. Скажи просто, какой смысл мне с тобой жить?

- Что? — поднимает голову, опускает очки, смотрит недоумённо. — У нас, вообще-то семья.

- Ты об этом подумал, когда пихал свой член в другую бабу?

- Анна, что за слова?

- Слава, а что за дела? Тебе не нравится, как это звучит, так не делай!

- Ясно всё. Конструктивного диалога не получилось.

- А ты рассчитывал на конструктивный диалог? Какой? Если ты не считаешь, что совершил что-то... что-то подлое?

- Подлое? То есть, я виноват?

Господи, как же с ним тяжело!

Как я понимаю тех политиков и бизнесменов, которым приходится вести диалог с властью!

Это не просто нереально!

Смотрит на тебя, с таким превосходством, а сам при этом как тот кот, который гадит тебе в тапки.

Как я с ним жила столько лет? Господи.

Нет, я понимаю, как я жила.

Я любила. Я реально его любила, и была уверена в его любви. Даже несмотря на его усталость, отсутствие нежности, близости, времени на меня — я была уверена, что Славка, мой Славка меня любит.

А он.

- Ты не виноват, Слав. Никто не виноват. Просто так получилось. Давай разведёмся.

Тихо, мирно, спокойно. Дом мне не нужен. Деньги — тоже не особенно. У меня есть квартира родителей, она пустая, сделаю ремонт и буду жить. Или продам и куплю что-то другое.

- Аня, ты понимаешь, что это несерьёзно всё?

- Понимаю, Слав. Я очень хорошо понимаю, что серьёзно. Поверь.

Встаю, и в этот момент раздаётся звук колокольчика, дверь открывается, и я слышу знакомое до боли детское щебетание.

- Папочка, ты же знаешь, я тут обязательно должна купить рогалик с маком и какао!

- Хорошо, только давай активнее, Анют.

- Я активная, пап. ОЙ! Тётя с солнечными зайчиками! Привет! Помнишь тётю, пап?

Он помнит Хорошо помнит.

Господи, ну почему Москва такая крохотная?

16.

- Привет, солнечная тётя Аня!

- Привет, мой солнечный зайчик, как твои дела?

Анечка непосредственная, тянет руки для обнимашек, я не против, у меня нет к ней негатива, да и почему он должен быть? На самом деле, у меня и к её матери нет негатива. Она не давала мне никаких обещаний, она мне никто. Это мой муж меня обманул и предал, так что.

Или моя нежность к девочке связана с тем, что это дочь Буянова?

- Доброе утро. - Алексей подходит.

Слава оглядывает его.

Знает?

Конечно знает. Не может не знать.

Знает, что Буянов бывший его Оксаны и отец её дочери.

Но знает ли он, что этот тот самый «мой» Буянов?

Да, конечно, мой муж был в курсе, что я имела отношения до него. Я не скрывала.

Да и вообще, считала, что очень странно было бы притворяться девственницей.

Правда, подробностей про свою первую любовь я ему не рассказывала.

Была любовь, да сплыла.

НУ, Славу тогда подробности не особенно интересовали, а потом и подавно — зачем ворошить прошлое?

- Доброе утро. — смотрю на Буянова, потом на Славу.

Вижу, что муж недоволен. Изучила его хорошо. Со стороны и не заметишь, но выражение его лица изменилось, скулы заострились, глаза чуть прищурены.

- Здравствуйте.

Руки ни один из них другому не протягивает.

- Заказ готов! — звонко рапортует бариста и Алексей возвращается к стойке.

Эх, надо было заселиться в «Метрополь», но где гарантия, что мы и так бы не встретились?

- Тётя Аня, а ты тут откуда? Я тебя раньше не видела. Ты тут живёшь рядом? Или тоже любишь рогалики? Тут вкусные рогалики с маком, и пирожные с малиной. —оттараторив, малышка переходит на шёпот, - только мама не знает, что папа мне покупает.

Маму обманывать не хорошо, конечно, но иногда можно. И почти все папы иногда это делают.

Я помню, как Лизе ограничили сладкое — у неё началась аллергия и долго не могли понять на что, анализы не показывали. Я соблюдала её диету, старалась, а у неё всё равно по всему телу были прыщики, крапивница, она еще их раздирала до крови. Я была на грани, плакала даже, что не могу своему ребёнку помочь, а потом узнала, что всё это время Славка давал ей конфеты! «Ну, она же просила...» А он даже не вникал, почему я ей сладкое не даю. Нет, я ему рассказывала про аллергию, про наши мучения, про то, что не можем понять причину, исключили все возможные аллергены. Оказалось — не все.

- Ох уж эти папы! — улыбаюсь ей, потом поднимаю взгляд на подошедшего с подносом Буянова. — Разве так можно?

- Анют, пойдём за столик, если ты не хочешь опоздать на занятия.

-А можно я тут, пап, можно?

- Это надо спросить у тех, кто сидит за столом, твоя знакомая не одна, она может быть занята.

- ОЙ... - малышка смотрит на моего мужа, явно он ей незнаком. Это хороший знак.

То есть... Господи, какая разница? Славина не знакомила моего мужа с дочкой.

Почему? И снова одёргиваю себя мысленно — какое мне дело? — Простите. Тётя Аня, можно мне с вами?

Я киваю, и помогаю ей устроиться рядом со мной.

Столик на четверых. Мы все помещаемся. Я не могу отказать, да и смысл? Пока они не уйдут разговора у нас с Дорониным не получится.

- Анна, что тебе взять? Кофе? Чай? Пирожное? — Слава встаёт.

- Спроси, есть ли у них фреш, если есть — то апельсиновый. Больше ничего, спасибо.

Доронин идёт к стойке, за которой стоит бариста, Алексей ставит перед Анюткой поднос и садится напротив, взяв свой стаканчик с кофе.

Я не смотрю на него — зачем?

А он смотрит я чувствую.

- Какими судьбами ты здесь? — спрашивает тихо.

Случайно, - отвечаю и поворачиваю голову.

- Тётя Аня, а мы сюда заходим каждую субботу. У меня тут занятия. Знаешь где?

- Где?

- В Доме Актёра. Знаешь такой?

- Знаю.

Малышка щебечет, рассказывает, отвечаю машинально.

Случайности неслучайны. Снова эта фраза зудит где-то у виска, там же начинает закручиваться гвоздь. Кажется, мигрень начинается. Еще не хватало.

Хочу домой. В свою спальню. Лечь, укрыться с головой. Тишины хочу.

Или нет... слишком много в последнее время в моей жизни тишины.

Дожила до того, что стала никому не нужна.

И дома у меня нет. И спальня эта не моя.

А скоро всё вообще может закончиться.

Я знаю, что прогнозы отличные, это излечимо, хирург, который будет делать операцию — профессионал, лучший в своём роде.

И всё это еще ни о чём не говорит.

Бывает, что выживают те, кому врачи не давали шанса и умирают те, у которых не было причин волноваться.

Почему так?

Может потому, что первые хотели жить?

- Я отведу Анюту на занятия и вернусь. Подожди меня, пожалуйста.

Качаю головой.

Нет.

Я сказала вчера Буянов, нет. Зачем?

Что мы можем сказать друг другу?

Когда-то мы любили. Потом... разлюбили. Выходит, вот так. И всё. Пути разошлись, давно своя жизнь, и…

Случайности неслучайны.

Может быть, поэтому я встречаю человека, которого не видела двадцать лет второй раз? Может, нужно закрыть все долги?

- Твой фреш. Я выйду на улицу. — Доронин ставит передо мной высокий, красивый бокал с трубочкой.

Какой симпатичный, это сок? Папа, а мне можно сок?

- Малыш, мы опоздаем.

- Эх, ладно, в другой раз. Спасибо, тётя Аня, а я показывала папе как ловить солнечных зайчиков, он тоже научился, пап, покажи?

Он медленно закрывает один глаз, потом быстро второй. Без улыбки. Очень серьёзно.

- Поймал, пап?

- Нет... не успел.

Странно. Он всегда их хорошо ловил.

Это же он научил меня ловить солнечных зайчиков.

17.

Они уходят. Анютка обнимает меня на прощание. Алексей просто кивает.

Я знаю, что он не будет умолять,

Хотя то, что он попросил — разве не проявление... нет, не слабости, скорее силы:

Наверное так.

Как только они выходят возвращается Слава.

- Просто... какая-то эпидерсия!

Хочется закатить глаза — сказал бы уж по-русски, право слово! Пусть непечатно, зато в точку и искренне.

Слава опускается на стул напротив, кладёт руки на стол, смотрит на меня.

Не могу сказать, что у него взгляд побитой собаки.

Как раз наоборот.

Смотрит уверенно.

- Аня, вернись домой, пожалуйста. Давай не будем сейчас давать повод для разговоров.

Хм, интересно. Это что-то новенькое.

Весело.

- Разве это я даю повод? Вы устроили шоу на шоу, извини за тавтологию, а я даю повод?

- Анна, это шоу. Просто шоу, понимаешь? Для всех это реально был элемент шоу.

Знаменитая спортсменка, бывший, а может и будущий депутат, тесно связана с политикой. Я — лицо приближенное сама знаешь к кому. Для всех мы просто медийные лица, которые играют свои роли.

- Для всех? - я прекрасно понимаю, что он хочет сказать, и всё равно переспрашиваю.

- Для всех, Аня. И в кулуарах обсуждают не мою связь с Оксаной, а её связь с совсем другим человеком.

Он что же, намекает.

Господи, быть этого не... Хотя, почему? Но…

- Но её любовник не он, а ты?

- Аня.

Да, конечно. Если бы это было не так.

Доронин бы никогда не пошёл на эту игру с букетом и с вальсом.

Или бы признался мне заранее.

Ине было бы сообщений.

Ничего бы не было.

- Анют, мне нужно, чтобы ты вернулась домой. По крайней мере пока.

- Пока что?

- Нужно немного времени.

Прекрасно.

Качаю головой.

Просто нет слов.

Мой муж просит прикрыть его задницу, изображая счастливое семейство, пока он будет разруливать какие-то там неведомы проблемы.

А потом он так же со спокойной душой скажет — Аня, спасибо, до свидания.

Мавр сделал своё дело, мавр может уходить.

Как же тошно.

Мерзко.

Как я до этого дошла?

Как я пришла к тому, что из любимой женщины, матери детей превратилась в ширму?

- Слава... ты сам понимаешь, что ты несёшь?

- Анна, мы с тобой столько лет вместе, мы... мы уже давно с тобой близкие люди, родственники. Я прошу, помоги!

- Я не вернусь.

- Аня!

- Я не вернусь, Доронин. И я в шоке, что ты сейчас мне вот это предложил. Я... я вообще от всего в шоке.

- Потому что живёшь в каком-то своём придуманном мире! Как... как... фея, блин.

- Что ты сказал?

Хорошо, что я не успела допить сок.

Я давно уже забыла, какой импульсивной была когда-то.

Доронин в шоке, хватает салфетку, пытаясь вытереть лицо.

- Тебе идёт оранжевый цвет. Подарю тебе оранжевый галстук на свадьбу.

- Анна! — он почти рычит зло, встает.

Я тоже встаю.

- Можешь называть меня феей, если тебе так удобнее. Провожать не стоит.

- Анна, стой.

- Если ты не вернёшься, я... я...Я буду вынужден:

- Давай-давай, скажи, что в психушку меня упрячешь. Умно. Только вот... я не боюсь, Слав. Совсем.

Это не страшно.

Я знаю, увы. Знаю вещи и пострашнее.

- Надеешься, что тебе поможет Буянов? Откуда ты его знаешь? Как вы познакомились?

- Крутили роман за твоей спиной. Пока, Доронин. Сходи умойся.

Выхожу из кафе, общее состояние на несколько градусов выше того что было.

Внутри всё клокочет.

От несправедливости, он брезгливости, от боли, он недоумения, от презрения.

От всего.

«Нужно немного времени». Ему нужно.

А у меня времени нет.

Но рассказывать ему об этом, тем более сейчас?

Нет.

Не хочу. Не буду.

Хотела, когда узнала диагноз, конечно, хотела поделиться с самым близким, любимым, единственным!

Но.

«Анна Андреевна, ваш муж вам изменяет...»

Увы.

Нет его. Близкого, любимого, единственного. Нет.

Иду к подъезду дома, в котором снимаю квартиру. У двери торможу.

Алексей. Я хотела его дождаться.

Но возвращаться в кафе смысла не вижу, да и тут стоять.

Что там говорила Анютка? Она занимается в Доме Актёра? Это же где-то совсем рядом, я вот только утром проходила мимо.

Иду по переулку в сторону самого Арбата, вижу серое здание, тяжелая дверь, с трудом получается открыть, а дальше сразу крутая лестница. Ничего себе! И сидит охрана — мужчина в форме, а рядом вахтёрша из советских времён. Убойное сочетание.

Интересно, и что мне сказать? Кто я? К кому я?

Поднимаюсь, и только собираюсь открыть рот как слышу:

- Аня? Пропустите, это со мной.

Я с ним.

Интересно.

18.

- Ну, привет еще раз. — он разглядывает меня пока мы ждём лифт.

Лифтв здании старый. Собственно, тут всё старое.

Такая экскурсия в эпоху Советского Союза. Паркет Деревянные двери. Стены отделаны деревом. На полу пыльные ковры — дорожки. Старые окна.

Старые шторы на окнах, кажется, такие называют французскими.

Мы молча поднимаемся на шестой этаж, идём по коридору.

- Мы куда?

- Анюта тут занимается, сейчас с ней няня, мы... мы просто посидим, тут есть укромный уголок. Правда, нет никакого буфета, или кафе.

- Я позавтракала.

Да я, в общем-то тоже. От кофе бы не отказался. Но выходить на улицу как-то не хочется.

- Это точно.

Мы оказываемся в небольшом холле, тут стоят старые диванчики, кресла. Народу никого.

Такое загадочное место, необычное.

- Сядем?

Пожимаю плечами, ну, сядем.

Присаживаюсь, оглядываюсь. Реально ощущение, что я на съемках фильма про какого-нибудь советского актёра, или министра культуры.

- Хорошо выглядишь, Анна.

Почему-то этот в общем-то дежурный комплимент навевает тоску.

Я же умею смотреться в зеркало, и зеркала вокруг меня не уничтожены.

Выгляжу я средне. Да и не стараюсь. Зачем?

Нет, я понимаю, что надо для себя.

Умом понимаю.

Но физически пока не могу.

И морально.

Не получается.

Морально хочется просто быть такой, какая я есть. Без прикрас.

Без попыток кому-то понравиться, чему-то соответствовать.

Просто быть.

Разглядываю его, ищу в этом элегантном мужчине того интересного парня.

Он ведь где-то есть, да?

Там же, где должна быть та девчонка, неуверенная в себе, но пытающаяся быть уверенной и без комплексов. Почти.

- Ты вот точно выглядишь шикарно, Лёш. Жизнь удалась?

- Как сказать.

- Скажи как хочешь, это была твоя идея поговорить.

- А ты со мной совсем не хочешь общаться? — взгляд у него тяжелый.

Опять пожимаю плечами.

Мой любимый жест.

ЕГО можно трактовать по-разному.

От «прости, не понимаю о чём ты», до «отвали, моя черешня».

- Я же пришла?

- Сбежала от мужа?

Сбежала? Усмехаюсь.

- Нет, не сбежала. Просто ушла.

- Совсем? Вы... разводитесь?

- Я развожусь. А его мнение меня мало интересует.

- Он тебя так просто не отпустит.

- Меня не надо отпускать. Я сама по себе.

- Я помню.

И опять я усмехаюсь.

Помнит.

Я тоже помню.

И солнечных зайчиков. И первое лето. И первую осень. И первую ночь.

Я ждала чего-то волшебного. А всё было как-то очень обычно.

ЕГО родители уехали на дачу, я сказала маме, что ночую у Ирки.

Мне было не очень больно, скорее страшно, что мама узнает.

Мы же взрослели еще в то время, когда потеря невинности не была чем-то тривиальным.

Нас воспитывали на каких-то идеалах. Девушка должна была блюсти честь, хранить себя для мужа и только в первую брачную ночь, после ЗАГСа или храма дарить своё тело любимому мужчине.

Я сама думала так же пафосно.

Только с мужем. Только с тем, с кем буду навсегда.

Я в это верила.

Да и в навсегда с мужем, пусть он был и не первым я верила.

Вообще, я, наверное, сейчас отрабатываю карму.

Расплачиваюсь за грехи молодости.

За то, что обманывала маму, которая мне верила, папу, который меня обожал.

Себя обманывала.

Тогда мне казалось, что это правда. Истина.

Что Лешка мой единственный. Он меня любит Он будет моим мужем. Мы не обсуждали свадьбу, но это считалось как бы само собой разумеющимся.

Я так думала.

Мне казалось и он

- Леш, а ты вообще тогда хотел на мне жениться?

- Что? — он смотрит удивлённо, словно я Америку открыла, доказала теорему Ферма.

- Тогда. Ты же признавался в любви.

- Да.

Он опускает голову.

- Я не должен был уезжать

Тогда я оправдывала его. Это же такой шанс. Возможности. Будущее. Это изменит его жизнь. Нашу жизнь.

Изменило.

- Да, ты не должен был уезжать.

19.

Странно, что мы сейчас говорим об этом.

Надо ли?

Стоит ли?

Всё в прошлом, далеко.

Смысл вспоминать?

- Аня... Тебе нужна моя помощь?

- Что? — смотрю на него удивлённо. Не совсем понимаю, о чём он и зачем предлагает. — Помощь в чём?

- Всё равно. Любая помощь. Я хочу, чтобы ты знала, что я сделаю всё. Для тебя я сделаю всё.

- Поздно уже, Лёш.

Поздно.

Мы такие чужие.

Мы словно пришельцы из другой вселенной сейчас. Которые попали во временную дыру.

- Аня, я знаю, что ты больна.

Вот как?

Вскидываю на него глаза.

Как это интересно. И откуда? Получается, муж ничего не знает, а Алексей Буянов в курсе? Или..

Меня вдруг поражает догадка. А что, если и мой Доронин тоже в курсе?

Знает всё.

НУ, собственно, я не то, чтобы скрывала. Он знал про поход в частную клинику точно. Спрашивал, что и как. Про то, что я собралась в обычную поликлинику тоже знал и был сильно удивлён, что это меня вдруг переклинило и почему. О результатах похода, правда, не расспрашивал. Удовлетворился моим ответом, что, всё нормально, нужно пить витамины, спортом заниматься и питанием. Как будто я много ела и только лежала!

Славе было плевать.

Это я чётко поняла.

У Славы вторая молодость. Любовь. Страсть. Он горит, он живёт.

А я умираю. И ему всё равно.

Я уверена, что он не в курсе.

А если знает?

Знает и…

Можно было бы, конечно, повесить на него всё это, заставить мучиться чувством вины, терроризировать его, шантажировать своим здоровьем, своими болячками.

Только смысл?

Заставить его меня ненавидеть?

Испортить ему жизнь?

Тут, скорее, я переоценила бы себя.

Ничего бы я ему не испортила, а себе бы сделала хуже.

- Откуда ты знаешь, Лёш? Досье собрал?

- Собрал.

- Зачем?

- Хотел узнать, как ты живешь.

- Хм… успел за половину суток? Или ты сделал это раньше?

- Всё можно сделать быстро. — отвечает он уклончиво.

Да, с возможностями моего мужа — буквально за несколько минут.

Вероятно, у Алексея возможности не хуже.

- Так зачем собирал-то?

- Странный вопрос. А так непонятно?

- Извини, но нет.

Он качает головой, усмехаясь.

- Не хочешь мне помогать, да?

Пожимаю плечами. Зачем мне это?

- Ладно. Я хотел узнать, как ты живёшь, потому что ты мне не безразлична, мне интересно знать о тебе всё.

- Мог бы спросить. А не копаться в моей жизни тайно.

- И ты бы сказала?

Мой черёд молчать.

Конечно, не сказала бы.

- Мужу не сообщила, а бывшему... то есть…

- Чужому, Лёш. Так будет правильно. Чужому. И ты прав. Не сказала бы ничего. Но это не повод копаться всё-таки.

- Значит, чужому.

- Это был твоя выбор.

- Ты же знаешь, что нет!

ЕГО выдержка даёт сбой. Он выходит из себя. Повышает голос, пусть на йоту, но повышает. И я вижу всё — сжатые кулаки, дергающиеся желваки, челюсти, вздутые вены.

- Алексей Николаевич...Давай не будем ворошить прошлое?

- А давай будем? Тогда ты мне не дала шанса.

- У тебя был шанс, Леш. Сотня, тысяча шансов.

Когда я вернулся ты замуж собралась.

- Собралась. Но не вышла же еще?

Он поднимает на меня взгляд и выражение его лица не поддаётся описанию.

Да, Буянов, да, вот так. А ты как хотел? Чтобы всё просто? Жертву хотел изобразить? Вернулся, к любимой, а она замуж вышла? Какая нехорошая девочка, да?

- Это был день твоей свадьбы

- И что тебе помешало увести меня из-под венца?

- Ты серьезно сейчас, Ань? И ты... ты бы ушла?

- НУ, сейчас нам никто не скажет, как бы мы поступили. Как бы я поступила. Это мы можем узнать только в параллельной вселенной, если верить теории, что наши миры множатся. Помнишь, мы с тобой читали такой рассказ? Там была пара, которая в своём мире рассталась, а в параллельном была вместе?

- Аня, я серьезно.

- Леш, брось. Как это может быть серьёзно сейчас? Столько лет прошло. Вся жизнь.

- Я любил тебя. Я вернулся к тебе.

- Поздно, да? Я просила вернуться чуть раньше. Когда я узнала, что беременна, когда я была в ужасе, в панике, я не знала, что делать. Когда подруга мне пообещала помочь с абортом. Что ты сказал?

- Аня.

- Ты сказал — решать тебе, так?

-Я…

- Ты не захотел брать ответственность.

- Я тогда не мог вернуться, и я... я не знал, как поступить.

- И я не знала. Мне было девятнадцать, и я тоже не знала. — говорю спокойно, более чем спокойно, я уже давно всё это прожила. Не забыла, нет. Отболело давно.

Всё это было в другой жизни. - Надо было поступить как мужчина, Леш. Тогда всё было бы правильно. Я надеялась, что ты так и сделаешь.

- Ты не представляешь, как я сожалею. Всю жизнь. Всю свою грёбанную жизнь.

- Не представляю. И... мне это не интересно, Лёш.

- Аня, я любил тебя и... я больше никого так не любил как тебя.

- Бывает.

Наверное, я должна сказать, что мне очень жаль, да? Но мне не жаль.

Я думала, что помню только хорошее, но это ложь. Плохое я тоже помню.

Страх, ужас, боль, непонимание, неверие, одиночество.

И решение, которое приняла я сама.

- Я сожалею, что тебе пришлось через это пройти, я понимаю, что это.

Операция, аборт, и... всё остальное.

- Я не делала аборт, Леш.

20.

Глаза закрываю, откидываюсь на спинку кресла, в котором сижу.

Не хочу вспоминать. Больно.

Болбно потому, что Я Хотела. Хотела ребёнка от Лёши. И аборт тоже хотела.

Да, да, вот так.

Двояко.

А вы себя вспомните в девятнадцать?

И в то время. В девяностые.

Когда жить было мега сложно, и мы это понимали.

Даже мы, дети совсем еще, маленькие взрослые. Мы понимали, разумеется. Мы же всё видели!

И пустые полки в магазинах. И деньги обесценивающиеся, и то, что надо полностью перестраивать жизнь, если хочешь выжить.

Мы видели своих родителей. Отцов, которые либо спивались и на дно опускались, либо становились беспомощными, либо клали большой болт на гордость и шли торговать, охранять, строить, плитку класть, мебель делать. Матерей, которые носились по магазинам, пытаясь хоть что-то купить, чтобы семью накормить, одеть, обуть, тоже бросали всё и начинали «челночить», или меняли род деятельности.

Моя мама, химик, работавший в НИИ, стала шить, хоть какое-то подспорье. Папа занялся ремонтом.

Мы, молодые, конечно, были беспечны.

Нам хотелось любить. Хотелось быть счастливыми.

Но как-то у меня в то время любовь и счастье не было связано с ранним материнством.

Я хотела ребёнка от Лёшки, да, конечно, но в перспективе. Через пару лет.

Когда мы отучимся, поженимся, начнём работать.

И он будет рядом. А не за десятки тысяч километров, в другой стране.

Мне было страшно. Очень.

Я не понимала, что будет, если я оставлю малыша.

На что я буду его содержать?

Сидеть на шее у родителей?

Нет, если бы Лёшка тогда сказал мне — рожай, я буду помогать, я женюсь на тебе, мы будем вместе, когда я смогу вернуться — я бы родила без вопросов.

Но он сказал — решай сама.

Сама!

У моей однокурсницы, Сашки Филипповой тётка работала в гинекологической клинике. Она сказала, что может с ней договориться. Меня приведут к нужному доктору и всё сделают. Бесплатно. И лежать там не надо будет. Утром приду, после обеда домой отправят.

Я до сих пор помню то своё состояние.

Ужаса, боли, и ступора.

Пустоты.

Вакуума.

Я ходила в институт, потом возвращалась, ложилась на кровать и лежала.

Маме говорила, что устала просто.

Хотя маме было особо не до меня — она тогда строчила по полночи, шила, ушивала, перешивала.

Тот день помню плохо. Холода наступили. Ранние заморозки, гололед. Я замерзла дико на остановке. Потом упала, поскользнулась, растянулась перед зданием института, еле смогла встать. А после третьей пары у меня открылось кровотечение.

- Аня, ты... ты же сама сказала...- Буянов версии две тысячи двадцать пять смотрит на меня потрясённо.

Сказала. Да.

Просто тогда мне было уже плевать. На него. На мою мечту о счастливой жизни с красивым мальчиком, в которого я влюбилась.

Мечту о том, как мы вместе будем учить нашего малыша ловить глазами солнечных зайчиков.

Вздыхаю. Собираюсь подняться

- Я пойду. Надеюсь, Доронин уже ушёл, аппарат президента ждать не будет.

- Аня, постой, подожди.

- Чего ждать, Лёш? Ну, правда? Столько лет прошло. На самом деле, я не держу на тебя зла, всё забылось уже. Всё это было давно и неправда.

- Неправда?

Вижу, как он сжимает челюсти, лоб хмурит, такое выражение лица, словно он переживает, страдает.

- Буянов, двадцать лет. Не делай вид, что ты все двадцать лет страдал.

-А если да?

- Ну, наверное, тогда могу сказать, что ты дурак. Прости.

- Если ты не делала аборт, то…

- У меня был выкидыш. Всё? Или допрос продолжишь?

- Извини... Аня... Правда, прости меня, я…

- Да я простила уже, Лёш. Давным-давно.

Простила, отпустила, дверь закрыла, ключ выбросила.

Первая любовь редко бывает единственной и последней. Что называется —проверено электроникой.

Да, я проверила. Это, конечно, прекрасно, когда первая любовь есть, была.

Воспоминания остаются, всё-таки хорошие, нежные. И я вспоминала об этом, если вспоминала, скорее именно с нежностью.

Стараясь не возвращаться мысленно к истории с не родившимся малышом, к расставанию.

Случилось то, что случилось, не я первая, не я последняя, что ж теперь?

Мне повезло встретить другого мужчину. Вторую большую любовь. Выйти замуж, родить прекрасных дочерей.

Я думала, что повезло.

Но и эта история заканчивается не красиво.

Что ж? Может, проблема во мне?

Может именно я даю мужчинам повод считать, что меня можно предать, бросить?

Причинить мне боль?

Больно было.

Очень больно.

Тогда, двадцать с лишним лет назад.

Было очень больно.

И когда на меня тогда ругались врачи и сёстры в клинике, после чистки. Когда соседка по палате, потерявшая малыша и почему-то решившая, что я сама спровоцировала выкидыш, обзывала меня последними словами.

И когда мама приехала, и первое, что сделала, отругала меня за то, что я молчала.

Она хотела идти к Лёшкиным родителям, разбираться в том, почему их сын обидел её любимую девочку.

Хорошо, что она этого не сделала.

Прекрасно помню, как ночью я выла в подушку, мне казалось, моя жизнь кончена и ничего хорошего уже не будет никогда. И та же соседка по палате плакала со мной, просила прощения, и уверяла, что всё будет хорошо, а мужики все козлы и я найду себе лучше.

Не получилось лучше.

- Аня, ты можешь полететь в Израиль, или в Германию. Будут лучшие врачи, реабилитация.

О чём говорит Буянов я не сразу понимаю.

Я еще в том дне, когда я потеряла нашего ребёнка.

С трудом выныриваю обратно.

- Анют.

-Лёш, мне ничего не нужно. У меня прекрасный врач. Уникальный специалист. Твой Израиль и Германия к нему приезжают учиться. И больница наша вполне пристойная, я оплатила отдельную палату. Всё будет хорошо.

- Обещай, что если нужна будет помощь, ты обратишься ко мне.

- Нет, Лёш. Этого я не буду обещать. И я не обращусь.

- Аня!

- Не надо. Буянов, хватит, а? Хватит строить из себя супермена. Поздно.

- Чёрт... Аня! Я... я понимаю, что поздно, но я…

Встаю, перекидываю ремешок сумки через голову.

- Лёш, стоп. Всё. Брейк. Ничего мне ни от кого не надо. Оставьте меня в покое.

Дайте мне жить мою жизнь.

Делаю пару шагов к выходу, но уйти так просто мне не дают.

Сильные руки ловят, вжимают в не менее сильное тело.

- Анька, я не могу так, Ань... столько лет, я до сих пор твой запах чувствую, голос помню, звуки, стоны, вкус. Не хочу больше без тебя, слышишь? Как мне без тебя жить?

- Пусти меня, Буянов.

- Аня... пожалуйста!

Зажмуриваюсь, задерживаю дыхание.

Мне бы его ударить, толкнуть, прогнать. Но я внезапно говорю совсем другое.

21.

- Давай переспим, Леш.

- Что? — он явно шокирован предложением. Как и я.

- Гештальт закроем. Ты же хочешь?

-А ты?

- Не надо вот этого, вопросом на вопрос. Я первая спросила.

- Хочу. — набычился как обиженный телок.

Господи, ему лет до хрена, виски сединой тронуты, морщинки есть, а копнуть глубже — всё тот же парень, скрывающий комплексы за внешним безразличием.

Всегда таким был.

Когда только начали встречаться, я вообще не очень понимала зачем я ему.

Казалось, он на меня и не смотрит. Тогда почти всё время просто гуляли. Не обнимались, не целовались. Мне казалось, что Буянов меня стесняется. Я даже хотела с ним расстаться. Обидно было за себя.

Сказала ему как-то, мол, Лёш, не надо меня встречать, и вообще, я гулять больше не хочу.

- Почему? — он упрямо спрашивал, а я не знала, что сказать.

- Просто... зачем это всё?

- В смысле, Ань?

- Ну что мы с тобой просто так ходим? Нам и поговорить особо не о чем. — это было только частично правдой, но всё равно.

- Мне кажется, нормально говорим. И... гуляем. Я сейчас начну зарабатывать, можно будет ходить иногда в кафе

В кафе! Да не в этом же дело!

- Дело не в кафе.

- А в чём?

- Я не знаю... просто... поцелуй меня.

Попросила и сама дико смутилась. Что за глупость. Зачем я ему навязываюсь?

Мы уже целовались на выпускном, а потом почему-то почти не повторяли.

Тогда он поцеловал. Сначала нежно, потом жадно, прижал к стенке, чтобы я почувствовала. Ого! Как я почувствовала!

- Леш, ты…

- Я хочу с тобой встречаться, Ань, ты мне очень нравишься. — выпалил задыхаясь. —Скажи, почему ты меня хочешь бросить?

- Бросить? Я? Ты сума сошёл?

- Ты сама сказала, не будем гулять.

- Я думала, что ты... что тебе это не интересно, гулять со мной.

- Мне интересно, очень.

- И целоваться?

- Да. Мне очень нравится тебя целовать.

- Почему?

- Может, потому что я тебя люблю, Ань?

Я верила.

Тогда.

Это было правдой, я знаю.

Но жизнь вот такая. Подкинула нам проверочку, которую мы не прошли.

И зачем-то столкнула через двадцать лет.

- Аня я не буду с тобой спать из жалости.

- Что? — а вот это было неприятно.

- То есть... потому что ты меня жалеешь. Не я тебя.

- Неужели. А зря, Буянов. Второго раза не будет.

- Аня!

- В смысле, я больше не предложу.

- Ясно. Понял. — усмехается, головой качает — Хорошо, поехали.

- Прямо сейчас? А твоя дочь?

- Чёрт...Да, Анютка.

- Анютка.

- Ты поняла, да?

- Что твоя дочь — моя тезка? Сложно не понять.

- Анна, красивое имя, всегда мне нравилось. И — да, я назвал дочь в честь тебя.

- Оксана была не против?

Он снова усмехнулся, на этот раз как-то недобро.

- Кто бы её спрашивал.

- Почему ты на ней не женился?

- Потому что был женат.

Буянов смотрит прямо, не увиливает.

Был женат.

То есть Славина по «женатикам», да?

Я ведь ничего не знаю о его жизни. Почти ничего.

Он приезжал после того как... Вернулся в Россию.

Мы в то время уже не общались. После его предложения мне решить самой. После того как я сообщила, что ребёнка нет. Нет, не так. Я сказала — проблемы нет. Он спросил про аборт. Я ответила. И больше не отвечала. Хотя он писал и звонил.

Смысл?

Моя любовь умерла там, в аудитории, когда из меня кусками выходил наш малыш.

Звучит ужасно, да? В реальности это в тысячу раз ужаснее чем звучит.

И женщины, которые через это проходили меня поймут.

Еще ужаснее было то, что я, теряя его или её тогда понимала, что я ведь и не хотела рожать. Я готова была избавиться. Сама.

А когда потеряла — думала умру от боли. Не физической.

Другой.

Когда обнаженную душу кислотой поливают.

Когда теряешь ребёнка от любимого мужчины.

Лёша приехал, когда у меня вовсю был роман со Славой.

С Вячеславом Дорониным. Красивым, умным, серьёзным. Целеустремлённым. С тем, кто знал, чего хочет.

- Будешь моей женой, родишь мне дочь. Лучше двух.

- Ого, так сразу?

- Можно не сразу. Но обязательно.

Это он на первом свидании сказал. В ЗАГС меня уже через неделю хотел утащить, но я сказала, что не готова так торопиться. А через месяц уже была готова. И счастлива. Мне было с ним безумно хорошо. И ему со мной. Он на меня смотрел как на богиню. Никого больше не видел. На руках носил. Обещал луну с неба достать.

Один раз достал. В ночном клубе «Небо».

Луна там висела над танцполом. Славка попросил друзей его поднять, снял луну, подарил мне, пришлось я его от охраны отмазывать.

Потом поехали к нему на его старой убитой «копейке». И занимались любовью всю ночь. Мой первый оргазм с мужчиной во время секса. Понимание того, насколько крутым может быть этот самый секс.

И мужчина, который любит.

Лёшка приехал накануне моей свадьбы со Славкой.

После нашего последнего разговора несколько месяцев прошло.

Я бросала трубку, услышав его голос. Он перестал звонить.

И в этот раз не позвонил. Пришёл.

Видел, как Доронин меня провожает домой. Как мы целуемся в машине видел.

Когда звонок в дверь услышала, была уверена — Слава вернулся. Не потому, что что-то забыл, просто хотел еще раз меня поцеловать. Такое у нас было и не раз.

Оторваться друг от друга не могли.

Открыла дверь, а там…

- Привет, Аня.

- Привет.

Протянул пакет большой.

- Это... это тебе.

- Спасибо, не нужно.

- Возьми, пожалуйста.

- Нет. Я не могу.

- Аня, я хотел... Знаешь, мне родители квартиру купили, и я

- Поздравляю. А я замуж выхожу.

- Когда?

- Завтра.

- Аня.

- Прощай, Лёш. Возвращайся в свою Америку. Пусть у тебя всё будет хорошо.

- Аня, я люблю тебя.

- А я тебя нет.

Это был последний разговор.

Потом я слышала что-то от Ирки, которая давным-давно рассталась с Вадиком, но как-то продолжала с ним общаться. Называла это общение секс по дружбе.

- Буянов такой прям серьёзный. Бизнес у него. Финансы.

- Я за него рада

- Тебе совсем не интересно, Ань?

Я плечами пожимала — почему мне должно быть интересно? Хотя было интересно.

На самом деле.

- Женился вроде.

- Сочувствую его жене.

- Почему?

- Да потому что он в сексе бревно полное.

- 0Й, Руданова, какие откровения!

- Я давно Доронина.

-Да? А Доронин твой как? Рекомендуешь? — она смеялась, а я тогда представила, что Славка мне изменяет с такой, типа Ирки, легкой, беззаботной, не брезгующей ничем... Больше с Иркой мы особо тоже не общались.

Закончилась юность.

Началась взрослая, серьёзная жизнь. Не до «первых любовей».

И вот прошло двадцать лет, да?

Ирония судьбы.

Я, совсем не похожая на себя прежнюю.

Уставшая, больная, разбитая, нудная развалина.

И шикарный Буянов, который готов со мной переспать. Не из жалости.

- Можем встретиться вечером, отвезёшь дочь домой, приезжай.

- Куда?

- Я скажу адрес. Или нет, лучше сними гостиницу, и скажи, куда приехать мне.

- Хорошо.

- Значит, договорились?

- Да. Договорились.

- Тогда до вечера.

- Аня, подожди... ты куда?

- Пойду домой.

- Пойдём вместе, у Анютки как раз сейчас закончатся занятия. Может... пообедаем вместе? Она...Она тебя вспоминала. Ты ей понравилась.

- Извини, Лёш, но нет. У меня сегодня передоз общения. Хочу побыть одна. Хотя бы несколько часов.

Надеюсь, получится.

22.

Возвращаюсь в квартиру, которая почему-то уже не кажется такой милой и приятной.

Хочу принять ванну. Знаю, что горячую слишком мне нельзя. Но очень хочется.

Почему нельзя, собственно? Не всё равно ли? Может, имеет смысл вообще пуститься во все тяжкие? Забить на лечение. Поехать в путешествие. Развлекаться.

Попробовать то, что никогда в жизни не пробовала. Нет, не экстрим какой-то, конечно.

Не запрещённые препараты и не извращения, просто... что-то необычное.

Как дуриан в Таиланде.

Или верблюжье молоко.

Или рыбу-фугу.

Поплавать в океане с мантами.

Покататься на слоне. Погладить тигра.

Спрыгнуть с парашютом. Полететь на параплане.

Поехать в пустыню. Или на яхте по океану, так, чтобы в команде, и самой ставить паруса и управлять.

В Африке сафари и Килиманджаро. Подъем я, конечно, не осилю, но хотя бы посмотреть на его белую вершину.

Да, еще Сахалин! И Камчатка. Северное сияние в Териберке.

Столько всего незнакомого, неизведанного.

Ия всё это могу уже никогда-никогда не увидеть.

Хорошо, что я купила баночку игристого.

Вы знали, что шампанское теперь можно купить в баночке, как пиво или «колу»?

ВОТ и я не знала, пока не увидела. Шикарно, я считаю. Особенно для девочек, которые не умеют открывать бутылку.

Я не умею.

Ни разу не пробовала.

Страшно.

Кстати — научиться открывать шампанское!

Это тоже можно внести как обязательный пункт моей программы.

Наполняю бокал.

Хорошо!

Выкладываю на тарелочку ягоды.

Красота!

Лежу в ванной.

Наслаждаюсь брютом и клубникой.

Листаю чатики.

Девочки-красавицы. Мои подружки.

Что-то совсем давно мы не переписывались и не встречались. Почему бы не увидеться?

Сегодня?

А как же Буянов?

А Буянов подождёт.

Я ведь не собираюсь с ним всерьёз?

Или собираюсь?

«Я не буду спать с тобой из жалости»

Ах, какие мы нежные!

Так да? Или нет?

Не знаю. Я отмерила себе неделю жизни.

Неделю, пока нет доктора.

Почему он уехал? Зачем дал мне это время, которое мне не нужно?

Или нужно?

Телефон в руке неожиданно вибрирует и чуть не падает в пышную пену.

Ругаюсь, матерюсь и тут же смеюсь.

Сколько лет я запрещала себе использовать крепкие словечки!

А теперь... Теперь хочется!

Просто хочется так смачно!

Ля-а-ать.

Ах-ах... Положительная Анна Руданова-Доронина матерится!

Едва не забываю посмотреть, почему проснулся мой гаджет:

Сообщение. Номер незнакомый. И... знакомый.

Потому что на аватарке Барт Симпсон.

Сразу всё ясно.

У Лёшки версии 1995 была футболка с Симпсоном. Такая забавная. Я когда увидела первый раз еще не знала, что это за персонаж. Он мне объяснил, показал мультик, я — честно — не поняла фишки, не оценила юмор.

Симпсон, значит. Явно знак для меня.

«Девять вечера. Бутик отель «Пушкин». За тобой приедет машина».

Пушкин?

Почему не «Подушкин»?

Во мне уже полтора бокала брюта. Я смелая.

Отправляю сообщение.

Получаю ответ.

«Откуда ты знаешь про «Подушкин?»

И удивленный смайлик!

Господи ты боже мой!

Алексей Буянов пользуется смайликами?

«От верблюда».

«Если тебе нужен «Подушкин» я могу перебронировать».

Ах-ах.

Ничего мне не нужно.

Я вообще не хочу из дома выходить.

Или... выйти?

Пишу подругам.

Заказываю столик в «Гвидоне».

Записываюсь в салон красоты.

Времени у меня вагон. Но нужно еще купить бельё и наряд. Или... Зачем покупать?

Набираю знакомый номер.

- Алло, Валя? Добрый день, да, я, у меня всё хорошо, нет еще не в клинике.

Погодите, Валя, послушайте, мне нужна помощь. Нет, не еда... Мне нужно кое-что из одежды.

Договариваюсь, что Валя всё упакует и отправит доставкой. Как хорошо жить в Москве, где столько возможностей.

Через час я в салоне.

Через три, с новой причёской и макияжем стою перед зеркалом в арендованной квартире.

Еще через полчаса я в ресторане, сижу за столиком, жду моих красоток.

Ленка, Ленка и Янка.

Да, да, женщин по имени Лена в моём поколении полно. Почему оно было таким модным? Не знаю, но везде и всегда среди моих ровесниц на одну Таню, Аню, Олю или Наташу приходилось по две Лены!

Что ж... я своих «Ленок» очень люблю.

- Анька! Ты просто роскошная! Новый цвет! Причёска! Атас! И постройнела!

Да, я реально постройнела со всеми этими проблемами.

Ленка всегда говорит «постройнела», считая, что слово «худеть» несёт негативную энергетику, а зачем нам негатив?

Расцеловываемся, садимся ждать остальных.

Ленка рассматривает меня чуть щурясь.

Я действительно изменилась. Нет блонд у меня уже был, но в салоне мне его довольно быстро и качественно обновили. Длинное каре стало более коротким и объемным. В салоне со мной поработал визажист Мне понравилось, как он выделил мои глаза, они стали еще больше, глубже. Загадочнее.

Теперь я уже не кажусь себе старой и уставшей.

Наоборот.

- Анька, колись, ты влюбилась что ли?

23.

Влюбилась?

Как это странно звучит, когда тебе сорок два.

Весело.

Влюбилась... Почему бы и нет?

Прячу лицо за бокалом оранжевого «Апероль шпритца».

Что я собираюсь делать? Всерьёз переспать с Буяновым? Зачем?

С другой стороны — а почему нет?

Тогда двадцать с лишним лет назад мне с ним было не сказать, чтобы очень

хорошо. Просто мы оба оказались неопытными, да и у кого было учиться? И как?

Порно смотреть? Очень сомнительная, на мой взгляд учёба.

Нет, вру я, вру, что не хорошо было. Было хорошо, но иначе. Пусть я ни разу с ним не дошла до вершины, но мне нравилось его тело, его аромат, его вкус, и то, как он относился к моему телу. Он боготворил его. Да, не совсем умело, но всё-таки.

И мне интересно какой он сейчас.

И я хочу заняться с ним любовью.

Зачем?

Может быть, через неделю меня не станет? Или мне станет не до этого?

Да, можно тысячу раз говорить, что операция не такая уж сложная, что это не самый агрессивный вид рака, и что прогнозы отличные.

Но мне еще ни разу не делали в принципе никаких операций. Чистку после выкидыша я не считаю. Мне не делали наркоз. А у меня иногда давление скачет, сердечко пошаливает, так что…

Так что — да, я боюсь.

Я имею право бояться!

Я в ужасе от перспективы сдохнуть в сорок два!

Господи... и мне хочется хоть чего-то... Вот такого, сумасшедшего сейчас.

- Влюбилась?

- Да, влюбилась... Наверное.

- Вау, а... Доронин? Прости.

Ответить не успеваю, в ресторан буквально вваливаются Ленка номер два и Янка. Ленка номер два, или Ленчик, как мы её называем, та самая Ленчик, которая назвала меня климактерической бабой и высказалась про то, что сначала жены начинают истерить, а потом плачутся из-за измены.

Ленчик была права тогда. Конечно. Она просто не знала.

Но это был мой выбор — не говорить.

И сейчас это мой выбор.

Не плакаться.

- Вау! Доронина, ты красотка! Во-от! Узнаю нашу Энни! Какая де-евочка, какой секс!

Улыбаюсь, смеюсь, мне приятно. И я знаю, что всё, что говорит Ленчик — правда. Потому что Ленчик не умеет врать. Даже когда очень хочет. Она знает, что правда ранит. Но не всегда может молчать.

- Вот скажи, что надо было тебя встряхнуть тогда, скажи? Я тебе дала пинка под зад и смотри, как ты сразу засуетилась. Доронин, поди, слюнями изошёл, охрану приставил, а?

- Ленч! — одергивает её Лена номер раз.

- Что? Что я не то опять сказала? Я же права?

- Заткнись, а? Права. Просто заткнись.

- В смысле? — Ленчик не понимает Ленку, потому что не понимает.

- Сели! Взяли «Апероль», давайте, быстренько, так, стоп! Фото, сначала фото! Ага только бокалы. Шик, теперь селфи, улыбаемся и машем! Да? Там! Теперь губки уточкой, быстренько... Отлично! Молодцы, а теперь чокнулись. Девочки, за нас! За самых лучших, шикарных, невероятных, красивых, любимых, самых-самых!

Звон бокалов, мы смеёмся, радуемся встрече, пьём.

- Так, надо выложить, кидаю в наш чатик и себе в «сториз». Вот так! Да? Ну, что выпили?

- Лен, ты чё такая активная?

- Ниче... Ань, рассказывай?

Капец.

Этого я и боялась.

- Что рассказывать? — опять прячусь за бокалом. Отпиваю, перекатываю горьковатую ледяную жидкость.

- Нормально всё? Ну... прости, мне просто рассказали про шоу, и я посмотрела.

Это... Это то, о чём все говорят?

Все? Интересное кино.

- И о чём все говорят?

- О том, что твой муж работает ширмочкой для кого-то важного, а Славина замахнулась на... - Ленка делает страшные глаза и закатывает их, глядя вверх видимо изображая кого-то недосягаемого.

Вспоминаю, что Доронин сегодня на это намекал.

Да.

Но нет.

Он не прикрытие и не ширма.

Он изменяет мне с Оксаной Славиной. Это данность.

Потому что…

НУ, потому что будь это не так было бы не так. И Славка вёл бы себя совсем по- другому.

- Я развожусь с Дорониным.

- Так.

Тишина падает на наш весёленький девичий междусобойчик заставляя вспомнить, что мы давно не девочки, и вся вот эта мишура — фоточки, селфи, аперольчик, сторизы — она вообще не для нас.

Мы уже из этого давным-давно выросли. У нас другие приоритеты в жизни. По крайней мере должны быть. И разговаривать мы должны о детях, а может уже и о внуках.

Хотя нет, о внуках нам рановато.

Да и вообще, кто это сказал, что девчачьи забавы и приколы не для нас? Я сказала? Ну, я не права! Мы еще молодые! Мы не тётеньки и не женщины! Мы девушки! И вообще, молодость продлили до скольких-то там! У нас еще есть куча времени, и…

- Ань, ты в порядке?

Поднимаю глаза, понимая, что что-то не так.

А. ясно. Я просто плачу.

Беззвучно.

Просто слёзы текут, смывая с лица идеальный лёгкий тон. Хорошо бы тушь осталась, вроде бы она водостойкая.

Беру телефон, переключаю камеру на фронталку, смотрю на себя. Нет, тушь не потекла, и макияж не поплыл. Я по-прежнему красотка. Улыбаюсь себе.

Всё прекрасно, Аня, всё шикарно