После развода. Не надо слов, не надо паники

Просто ты переживаешь новое рождение. А роды — это всегда боль.

- Девочки, всё в порядке, правда. Давайте... давайте еще выпьем, что ли? И пора закусить, мы заказали «Вздохи монашки», но этого мало.

Я знаю, что девчонки не будут настаивать, но будут ждать.

Поэтому делаю щедрый глоток «Апероля» и рассказываю вкратце.

Про сообщения. Про шоу. Про слова Славы. Про то, что я взяла паузу.

Про болезнь ничего.

Не хочу.

Мне хватит жалости и так.

- Блин, Аня, прости, я такая сука...- Это Ленчик. Она вспомнила. Она поняла.

- Ты не сука. Ты просто была права. Я климактеричная истеричка и он нашёл другую.

А я сегодня поеду на встречу с прошлым.

Глупая затея.

Надо всё отменить.

- Ох, девочки, я бы водки выпила... - тихо говорит Лена номер раз.

- Ни в чём себе не отказывай, детка, - усмехается Янка. — А я рассталась с любовником. Задолбал.

Ого! Эта новость тоже шокирует.

Да, Янка встречалась с женатиком. Много лет. Родила от него. Он её обеспечивал купил ей салон красоты, квартиру, машину, и... И не развёлся, хотя обещал и она ждала.

Да, да, у нас двойные стандарты. И Яну мы не осуждаем.

Потому что у неё своя история.

Любовника её осуждаем, а Яну нет.

Почему, собственно, мы должны осуждать подругу? Она наша подруга! А то, что она чью-то там семью рушит — это не наши проблемы.

Теперь скажите, у кого нет таких подруг? Да у всех есть.

И двойные стандарты тоже есть. И не надо «ля-ля»

Козёл мужик, потому что он женат. А наша Янка свободна и никому ничего не должна.

Как в песне поётся.

- Надоело всё. Надоело ждать. Жена его надоела, которая вечно мне какие-то козни строит. Наслала на мой салон проверку опять, клиенток каких-то, которые писали отзывы мерзкие. В общем... Я ему сказала, хочешь видеть сына — велкам, договаривайся с ним сам, Валерке уже восемнадцать, как-нибудь разберетесь.

- А он что?

- Что? Да как всегда. Сначала злился, строил из себя. Теперь вон ползает, прости, любимая.

-А ты?

- А на хрен он мне сдался? Секса у нас уже месяца три не было. Выслушивать его жалобы на сердце, давление, желчный? Пусть жена выслушивает! Была бы я жена — другое дело.

- Правильно, молодец. И что теперь?

- Что... сказал, что готов развестись.

-А ты?

-А я сказала, разведешься, тогда я подумаю, возвращаться к тебе или нет.

- Правильно.

- Жестко.

- Отлично! — это Ленчик. — А если разведётся?

- Не разведётся.

- А если? — Ленчик не унимается.

- Если бы да кабы. Я подумаю. И вообще, у меня новый массажист в салоне, такой лапочка.

Смеёмся.

- За это надо выпить.

Ленка зовёт официанта, мы повторяем коктейли, заказываем горячее, я иду в дамскую комнату.

Там очень милая атмосферочка — приятный баритон читает Пушкина, про того самого князя Гвидона. Может, туалет и не самое лучшее место, чтобы послушать сказку, но я зависаю.

«Кабы я была царица, третья молвила девица, я б для батюшки царя, родила богатыря...» - декламатор читает другой кусок, но я вспоминаю этот.

«Только вымолвить успела, дверь тихонько заскрипела и в светлицу входит царь»

Царь... Помню, как я шутила с Дорониным иногда, называя его моим царём любимым.

Угу... «И царицу и приплод тайно бросить в бездну вод»*

Хорошо, что у меня приплода нет.

А в бездну меня мой царь отправил.

НУ и пусть сам катится туда же.

А я…

Достаю телефон, пока не успеваю передумать набираю сообщение.

«Я в «Гвидоне». Забери меня».

Смотрю на отражение.

Я поеду из ресторана «Гвидон» в бутик-отель «Пушкин».

«Ах, Александр Сергеевич, милый, ну что же вы нам ничего не сказали...»*

Это ведь из «Последней осени»?

Хорошо, что сейчас весна. Почти лето.

Господи, как же хочется, чтобы не последнее!

Как хочется!

Выхожу из дамской комнаты и сталкиваюсь с мужем.

Черт, чёрт... его мне только не хватало!

- Аня? Что ты тут делаешь?

24.

- Очень странный вопрос, Доронин. — мне смешно, но я стараюсь сдержаться. —Конкретно тут, в дамской комнате? Или тут общее заведение? Ну, простите, я тут избавлялась от излишков «апероля», и слушала сказку Пушкина, хорошо, кстати читает, я только не помню кто.

- Аня ты... покрасилась, что ли?

- А ты заметил? Вообще-то уже давно, но сегодня освежила, да.

На самом деле было обидно, когда я поменяла причёску месяца четыре назад, цвет полностью, просто стала другая, а Слава внимания не обратил, ничего не сказал.

Дня четыре вообще ни слова, потом так растерянно пробормотал, мол, ты что-то с собой сделала?

Сделала, ага.

Как в том анекдоте с противогазом. Брови, блин, выщипала.

- Аня, я... чёрт... я тут не один, и…

- Да я тоже не одна. И я не слежу за тобой, Доронин. Просто это один из моих любимых ресторанов, и я тут с подругами. Так что…

А еще прямо сейчас за мной заедет мужчина.

- Ты не поняла, у меня деловая встреча. Но я могу потом тебя отвезти.

- Не стоит утруждаться. Меня отвезут.

- Анна, ты…

- Что?

- Ты же понимаешь, что не должна вести себя так?

Серьёзно?

Брови мои взлетают до небес, и мне очень смешно.

Я не должна себя вести как?

Не должна встречаться с подругами? Не должна жить своей жизнью? Не должна делать то, что хочу? Почему это?

- Аня, послушай, у нас не получается нормально поговорить, но я хочу до тебя донести.

- Донеси до себя, Доронин, а? И хватит уже! Не нужно строить из себя фигуру равную Черчиллю!

- Что?

- То! Кто ты такой? Что ты мнишь себя пупом земли, господом богом?

- Аня, сбавь тон!

Я не кричу. Но говорю достаточно громко.

Ресторан сейчас забит народом, но в коридоре у туалетов, к счастью, никого. К счастью Доронина, потому что мне, если честно, плевать!

Плевать, что кто-то услышит нашу перепалку, плевать, что кто-то что-то подумает.

Да, да! Удивительно! Мне, которой всегда было не всё равно на то, что кто скажет, мне, которая старалась всегда чтобы всё было «комильфо», чтобы всё было безупречно в нашей жизни — плевать.

- Послушай, Доронин, а ты не охренел часом? Иди-ка ты, знаешь куда?

- 0, девушка, он прекрасно знает! — густой незнакомый баритон заставляет меня вздрогнуть и обернуться. — Регулярно там бывает, и еще, гад, умудряется оттуда магнитики привозить. Слава, какая роскошная дама, познакомишь?

- Я бы на вашем месте поостереглась со мной знакомиться. — отвечаю не задумываясь, где-то на границе сознания горит красная лампочка, я не была такой никогда не была. Или была? Когда-то в молодости, да, я была достаточно дерзкой, потом примерила на себя роль жены политика, старалась жить по каким-то канонам и правилам. Стремилась к какому-то идеалу.

Нафига?

Оказывается, любят-то не идеальных. Не идеальными дорожат. Их холят и лелеют.

С них пылинки сдувают. Им букеты из роз дарят выкатываясь на коньках.

А идеальных отправляют в утиль.

Или нет, еще хуже.

Заставляют играть роль ширмы. И плевать, что у актрисы температура, или плохое настроение, или кто-то умер. Играй свою роль и молчи!

Как хорошо, что мне больше не нужно этого делать.

Я уволилась из этого долбанного театра.

Финита ля комедия — звучит очень в тему.

- Ого... поостеречься? Это почему?

- Потому что я жена вашего любителя пойти на…

- Жена? — баритон хмурится.

Я его, кстати, не знаю, вижу в первый раз. Колоритный такой мужик. Не красавец, но... Знаете, есть такие мужчины, на которых всегда падает глаз. У них аура силы и власти. И денег. Смотришь, и сразу понимаешь, что он может всё.

- Ян Романович, познакомьтесь, это Анна. Моя жена.

- Будущая бывшая жена, очень приятно. Я пойду, меня ждут.

- Аня! — Доронин не сдерживается, шипит резко.

- Анна, очень красивое имя. А будущая бывшая, это как?

- А это прямо вот так, - отвечаю с вызовом. — Очень просто. Будущая бывшая.

Разворачиваюсь и иду в сторону зала ресторана. Слышу реплику баритона Яна:

- Ого, какая, с характером. Интересно.

Надеюсь, у Доронина хватит ума меня не догонять.

Я, как ни странно, очень спокойна.

Когда всё решено — сразу проще.

А у меня решено.

Что касается бывшего так точно решено безвозвратно.

- Анюта, ты где? Мы тебя потеряли! Что ты там делала? — это Ленчик.

- Сказки слушала.

- Ах ты какая, и явно не одна! Я видела, как туда та-акой экземпляр прошёл! —Ленка номер раз всегда всех замечает.

- Жаль, ты моего бывшего не увидела, написала бы мне, я бы не выходила из кабинки.

- Бывшего? Это... Славку что ли?

- Пока у меня один бывший.

- Так вы что, уже реально, совсем? — это спрашивает Янка. Я вроде бы сказала про развод, но все же всё понимают? Ну кто из нас чего не говорил в запале? Та же Яна, рассказала, что выгнала любовника, но надолго ли? И первый раз что ли?

Вздыхаю.

- Пока еще не совсем, но я работаю в этом направлении.

- Правильно! — снова Янка. — Не хрен им спускать. Мы сами виноваты, распустили их так, что они думают, что им всё можно!

Тут я с ней полностью согласна.

Распустила я.

Я просто думала, что у нас любовь и семья. И что это навсегда. Незыблемо.

Увы, оказывается, так не бывает.

Телефон тренькает — включила звук, чтобы не пропустить сообщение.

«Аня, я могу тебя отвезти. Нам нужно поговорить».

Опять. Как мы там в детстве говорили? На колу мочало, начинай сначала?

В блок его кинуть? Почему бы и нет. Хотя бы на вечер.

Так и делаю.

И как-то свободнее себя чувствую.

Мы с девчонками уничтожаем горячее, каждая своё. У меня сегодня это ризотто со сморчками и сыром Пекарино. Правда, это идёт как горячая закуска, но мне захотелось. Еще французский луковый суп, тоже хорош.

Луковый суп я впервые попробовала в Париже, в какой-то очень простой забегаловке. Туда я летала с Лизой, она была еще довольно маленькой, лет семь целью был, конечно, Диснейленд. Тогда мы с Дорониным уже жили вполне прилично, средства были. Но мне хотелось, что называется вкусить Парижа, поэтому я сняла квартиру. Завтракали круассанами на площади у фонтана Невинности, гуляли, обедали тоже в каких-то простых, совсем не пафосных местах.

Луковый суп зашёл нам обеим и дома я потом его еще несколько лет готовила.

Потом как-то он ушёл из рациона. Много лет не пробовала, а тут захотелось.

Вкусно.

Тут всё вкусно, хотя порции маловаты.

Едим почти молча. Перебрасываемся короткими репликами.

Я понимаю, что девчонки пока толком не знают, что сказать.

Набрасываться на Доронина, костерить его, говорить гадости? А вдруг мы с ним помиримся, что тогда? Неловко.

Телефон снова звенит.

- Ты сегодня прямо нарасхват.

- Угу, стоило заговорить о разводе.

«Ты меня заблокировала, Аня, серьёзно?» - пишет с незнакомого номера.

Ну не идиот?

Тебе было плевать на меня, когда ты любовницу заводил, что сейчас не так?

Врубил синдром собственника и охотника?

Не стоит.

Поздно.

Игнорирую.

Снова сообщение.

«Я у входа, мне зайти?»

А это уже совсем другой абонент.

И вопрос — зайти ему или нет?

25.

«Решай сам» - мой лаконичный ответ.

И я даже не чувствую себя сукой.

Но память подкидывает флешбэки.

Всё ясно, да?

Решай.

Сам.

А если серьёзно... Зачем вообще спрашивать?

Если я сказала, где я и хочу, чтобы он забрал?

Пара минут, и я вижу заходящего в зал ресторана Алексея.

Мы с девчонками сидим таким образом, что я прекрасно вижу его.

И прекрасно вижу весь зал.

Вижу женщин в зале, которые при виде Буянова сделали стойку.

Кто-то напрягся, кто-то расслабился, кто-то оценивающе оглядывает, кто-то прячет скромно глазки, в надежде быть замеченной. Почти все посетительницы, чтобы было понятно. Все обратили внимание. И мои подруги, естественно, тоже.

- 0, майн гот... - Это Ленчик.

- Святых выноси, - очень тихо Ленка.

- Везёт кому-то, - это Яна.

И молчащая я.

Не думайте, что это что-то из рядя вон. Мы всегда так себя ведём. И потом, в нас уже по два «апероля» - свобода и раскрепощение присутствуют.

Почти слабоумие и отвага.

Или нет, до слабоумия еще два коктейля.

Я вижу зал.

И вижу, разумеется, Доронина. И Яна Романовича, который был с ним я тоже вижу.

Ян Романович смотрит на меня. Доронин — на Буянова.

А мой мозг подкидывает мне мысль — думала ли я еще дней пять назад, что окажусь в такой вот ситуации?

Я, домашняя женщина, правильная до нельзя жена, спокойная. По крайней мере достаточно просто вписавшаяся в эту схему Сама себе по жизни многое зарубившая, потому что семья, муж, дети в приоритете. А я…

А я как из того анекдота — маме ничего не надо, у мамы есть мы.

И вот я сама загнала себя на свою Голгофу.

И сейчас смотрю оттуда, сверху, на всю эту мышиную возню.

Муж, который пытается усидеть на двух стульях.

Бывший, который появился как чёрт из табакерки.

Даже совершенно новый, чужой мужчина с его внезапным интересом — господи, да я уже и не помню, когда на меня вот так оценивающе смотрели!

И мне это было совсем не нужно!

Да, реально.

Я же была «мужняя жена», зачем мне интересы чужих кобелей? И мы постоянно спорили с той же Леной, которая Ленчик, и которая постоянно мне втолковывала, что женщина должна получать внимание, женщине необходимо нравиться, излучать женскую энергию, одаривать ей мир. Ленчик у нас вообще не глупая дама. Но я с ней не соглашалась. А сейчас?

А сейчас Буянов подходит к нашему столу.

И я чувствую, как напрягаются девчонки, как вытягиваются удивлённо их лица.

- Анна? Добрый вечер, дамы.

- Добрый

- Добрый вечер.

- Здрасьте.

Оглядываю его и перевожу взгляд на Доронина. Он увлечённо что-то ест.

Проголодался, бедный. Дома-то не кормят. Жены нет.

Хотя его же не жена кормит? Домработница. Повар. Помощница.

Можно и без жены обойтись.

Интересно, а Славина ему что-то готовит? Или они питаются в ресторанах?

Я-то знаю Славу хорошо. Он любит рестораны. Но еще больше он любит домашнее. Мою стряпню любил когда-то сильно. Нахваливал.

- Анна, ты готова или мне подождать?

- Может, присоединишься к нам? Перекусишь? — сама не знаю зачем это говорю.

Совсем он тут не нужен.

- Я не голоден, спасибо. Я могу просто подождать.

- Нет, не нужно ждать. Девчонки, извините.

- А ты нас даже не познакомишь? — это, конечно, Ленчик, кто ж еще? Она у нас самая... бойкая.

- Алексей, мой старинный друг.

- Старинный? М-м-м.

- Да, встретились случайно, решили возобновить знакомство. Так что, извините. Вы заплатите, пожалуйста, скиньте потом сколько, я переведу.

- Не надо ничего переводить, я оплачу ваш счёт сейчас. — Буянов говорит и идёт к стойке.

Девочки в ауте.

- Ну ты, Доронина, тихушница.

- Такого мужика прятала.

- Аня, колись, где такие экземпляры ходят?

- Случайно встречаются. ха-ха! — многозначительно Ленчик.

Вот же козы! И хоть бы одна сказала что-то типа — не надо за меня платить! Ах-ах.

Нет, мои девочки правильные. Дают — бери!

- Где ходят, там уже таких нет. Не волнуйтесь, я попользуюсь и могу поделиться.

Успеваю договорить до того, как он возвращается.

- Дамы, счёт закрыт, если захотите еще что-то заказать, я оставил депозит, пользуйтесь.

- Депозит? И сколько? — нагло вопрошает Ленка, от неё, почему-то не ожидала.

- Я посмотрел меню, подумал, что оставленной суммы вам хватит, если не хватит —со мной свяжутся. Надеюсь, вы не сможете съесть столько, что мне придётся продавать почку. И да, я узнал, ресторан не продаётся. — Он говорит это всё очень серьёзно. Мне нравится, что он не говорит сколько именно денег оставил. Это вообще как-то неожиданно. И странно. И, наверное, приятно.

Нет мы все, в общем, девочки с достатком. Можем себе позволить ужин в «Гвидоне», пусть не каждый день, но тем не менее.

Такой поступок Алексея сразу за него говорит. Поднимает его ценник в глазах девчонок. Или не ценник. Статус. В общем, что-то поднимает, хотя казалось бы —куда еще? Он и просто внешне им очень зашёл.

Кидаю мимолётный взгляд на Доронина.

Демонстративно не смотрит в мою сторону. А этот Романович что-то спрашивает и кивает на меня.

А я смотрю на него нахально, усмехаюсь, бровь поднимая. Что?

Ну вот что?

Да, я ухожу с другим мужчиной. Но я ведь, кажется, объявила, что я будущая бывшая жена? Какие вопросы?

Чутка гулящая будущая бывшая. Так что, думайте, Ян Романович, стоит ли вам с такой дамой связываться!

- Анюта, ты готова?

- Да, идём. Пока, девочки.

Мы расцеловываемся, договариваемся увидеться недельки через две.

Я с готовностью соглашаюсь.

Только на выходе вспоминая, что у меня недельки через две могут не состояться

Или я проведу это время в клинике. А может меня раньше выпустят Кто знает.

Мы выходим на улицу.

Дождь собирается. То-то у меня такая тяжелая голова.

- Сейчас водитель подъедет.

- Ты с водителем?

- Не всегда. Сегодня - да.

- Ясно.

В принципе, мне всё равно.

- Они не знают, да?

Я понимаю о чём он. Не удостаиваю ответом. Разве не очевидно?

- Доронин не знает, подруги не знают... Ты вообще никому не сказала?

- Кстати, а как ты понял, что Слава не знает?

- Странный вопрос.

Он рассматривает меня как диковинную зверушку, голову наклоняет, скулы такие острые, сжатые челюсти. Что у него в голове? О чём он думает? Зачем я вообще всё это затеяла?

- Почему странный?

- Если бы он знал, не вёл бы себя так.

- А может он так себя ведёт как раз потому, что знает?

- Знает, что жена больна, и…

- Тише. Пожалуйста.

Не знаю, чего я боюсь.

Мимо проходят какие-то люди. Мало ли.

- Пойдём, машина подъехала.

Алексей открывает мне дверь, помогает сесть. Сам обходит автомобиль, садится.

Машина шикарная. Но для меня не в диковинку на таких кататься.

- Если бы я знал, что моя жена в таком состоянии... - Алексей продолжает то, что я не дала ему договорить.

Усмехаюсь.

- Нелюбимая жена, Леш. Жена, которой изменяют.

- И что?

- Ты изменял жене. Сам рассказал, что был женат, когда родилась Анюта.

- Я не любил жену, и она это знала.

- Божечки мои, по расчёту женился что ли?

- По залёту. — он такой хмурый, что мне даже страшновато. Мы точно сексом заниматься едем?

- То есть ты многодетный отец?

- Нет, она не родила того ребёнка

Молчу.

В моей подлой душонке расцветает мысль, что Буянова настигла карма. Наш с ним малыш погиб, и тот малыш, которого он ждал позже — тоже погиб. Может быть он его хотел! Готовился к отцовству сознательно.

- Я не хотел этого ребёнка

- Тоже не хотел? — ляпаю, не подумав. А он поворачивается и смотрит.

- Нашего с тобой я хотел. Сильно. И мне было больно, когда ты сказала, что сделала аборт.

- Ты сказал «решай сама». — я говорю спокойно.

- Я знаю. Я посчитал, что это неправильно заставлять тебя рожать малыша, зная, что я не смогу вернуться в ближайший год точно. Я тогда думал, что не вернусь.

- Ясно. Ладно, Леш, это всё... прошлое, давай не будем.

- Не будем. Мы приехали.

Да, как удивительно близко, быстро.

Слишком быстро.

Я не готова.

Сердце сжимается.

Я не то, чтобы боюсь, чего мне бояться? Я могу в любой момент сказать «нет», встать и уйти. Он не будет держать меня силой. Просто…

Просто я сама не понимаю, как я оказалась в этом месте, с этим человеком.

Зачем?

Закрыть гештальт?

Мы сразу проходим к лестнице минуя ресепшен. У двери номера Алексей достаёт ключ-карту, открывает, пропуская меня. Заранее зарегистрировался? Уже был тут сегодня?

Вставляет карту в специальный порт. Зажигаются бра.

Номер большой, но при этом какой-то очень уютный, интимный, я бы сказала.

Может, виной всему приглушенный свет? Темные тона отделки и мебели?

- Может ты хочешь что-то выпить?

- Нет, не уверена. Я... я хочу в душ

- Аня, подожди.

Он тормозит меня, хватает за плечи, прижимает к стене, нависая.

- Аня…

И тут я полностью рассыпаюсь.

Вся так тщательно мною выстроенная модель поведения рушится. Деталь за деталью. Позвонок за позвонком. Мысль за мыслью. Преграда за преградой. Щит за щитом.

Я утыкаюсь в его грудь и реву.

26.

- Аня... Аня... Анюта... девочка моя... тихо, тихо... ну всё...Рудый, рыжик, тише.

Его слова прошибают, в самое сердце.

Рудый.

Это от Руданова.

И еще... В нашем детстве, конечно, все смотрели кино «Четыре танкиста и собака» еще шутили — «четыре поляка, грузин и собака», так вот там танк носил имя Рыжий, Рудый по-польски. А Я... я в то время красила волосы хной в ярко рыжий цвет. И вот Лёшка придумал мне два прозвища сразу, Рудый, и Рыжий.

Я уже забыла об этом.

О многом забыла. А сейчас вспоминаю.

Вспоминаю как он меня любил.

А что, если это и была самая настоящая любовь?

Что если вот это было самое искреннее, верное, единственное?

Слава... Любил ли меня Слава?

Любил, наверное.

Просто сейчас всё это завалено такими тоннами боли и обиды, что любви не прорваться. Даже если была когда-то — вспоминать не хочется.

Там даже не пустыня — в пустыне есть жизнь, пустыня великая!

Это не пустыня:

Это пепелище.

Пепел, который ничто.

- Анюта.

Мне уютно на его груди, тепло.

Он приятно пахнет.

И я.

Я словно проваливаюсь во временную воронку, в кротовую нору, на машине времени по краю горизонта событий пробираюсь туда.

В свои восемнадцать.

К мальчику, в чьих глазах я тонула.

В чьих руках я горела.

Хотела гореть.

К тому, кому я отдавала всю себя без остатка с тем пылом, который бывает только в восемнадцать.

Леша... Лешка мой.

Мой Буян, Буянчик... Лянчик-буянчик... Мой хороший. Родной мой мальчик.

Да, он тоже причинил боль.

Много боли.

Но…

Это было давно и неправда — моя любимая присказка.

- Леша... Лешка... Леш.

Я шепчу, шепчу не разбирая. И прячу все свои боли и страдания на его широкой груди.

Он уже не мальчик совсем, конечно, не мальчик, а муж... Мужчина.

БОЛЬШОЙ, СИЛЬНЫЙ.

Такой, за которым можно спрятаться. Хоть раз.

Мне сейчас очень нужно за кем-то спрятаться.

От всего.

И от себя.

От своего нежелания жить.

От того, что хочется закончить эту жизнь и начать новую.

- Леша.

- Аня, всё хорошо будет, всё будет хорошо.

- Ты узнавал?

- Я знаю.

Это тоже была наша старая присказка. Про всё будет хорошо, и ты узнавал.

И его ответ - я знаю.

Я точно в прошлом. Еще счастливом. Еще без трагедий.

Может только с предчувствием беды.

Да, я вспоминаю это сейчас отчётливо. Тогда я, несмотря на любовь сильную и веру в будущее всё-таки подспудно ждала чего-то нехорошего. Какой-то трагедии.

Интуиция?

Или правы современные учёные и никакой интуиции нет и в помине? Есть просто анализ, которые проводит наше подсознание, выдавая предполагаемую картину будущего?

Не знаю.

О чём я вообще думаю? Зачем?

Я не хочу думать.

Не хочу.

Я устала.

- Аня.

Он поднимает мою голову, держит лицо в ладонях, и…

Целует.

Целует меня жадно. Страстно. Так голодно. Дорвался.

А дальше…

Дальше всё очень быстро. И так... по-настоящему.

Как должно быть.

Свет приглушенный, которые не ранит и скрывает, который показывает только то, что хочешь видеть.

Я его хочу, Мне интересно. Но я не хочу, чтобы он видел меня. Мне страшно.

Понимаю, что надо себя отпустить.

Просто отпустить.

Расслабиться.

Позволить этому случиться.

Я так и делаю.

Забываю, что мне не восемнадцать.

Что у меня жизнь летит в пропасть.

Пусть летит.

Эта - куда угодно.

Хочу другую.

И прямо сейчас я её получаю.

С другим.

Боже, какие у него широкие плечи! Таких точно не было тогда. И бицепсов. Нет, фигура у него была классная, спортивная, подтянутая и с кубиками. Но он был достаточно худым, сухощавым. Сейчас Буянов мощный. Крепкий. И кубики не так отчётливо видны. И грудь стала такой волосатой — и мне это неожиданно так сильно нравится! Всё нравится. И поцелуи сладкие. И его вкус. И руки, которые находят мои самые чувствительные точки. И губы, которые следуют за руками.

Всё, мне нравится всё.

Я хочу быть любимой.

Хочу, чтобы у нас получилось. У него получилось.

- Сладкая вся такая... Нежная... вкусная.

Да, да, это именно те слова.

То, что хочется слышать от мужчины.

- Такая отзывчивая.

Да, я готова, всё очень быстро происходит.

И правильно.

Да, всё время в голове мысль, что это правильно.

Правильно здесь и сейчас.

А что будет завтра…

А может не будет его, этого завтра? Почему мы всё время оглядываемся на какое-то завтра? Когда мы не можем просчитать свою судьбу даже на сутки? Потому что как говорил великий мы «внезапно смертны». Да, да... Ты рассчитываешь завтра начать новую жизнь, а сегодня тебе кирпич на голову. Тот самый пресловутый кирпич, который отнимает у нас право на планирование и вечную жизнь. Условный кирпич, который может быть чем угодно. Аварией, болезнью, ошибкой врача, несчастным случаем, костью в горле, рукой убийцы и прочими неприятностями.

Не хочу про завтра.

Хочу про сейчас.

Жить свою жизнь сейчас.

Новую.

Вот такую.

Я не понимаю, как мы уже так быстро оказываемся голыми на кровати и его голова между моих ног.

Он не отпустил меня в душ, но я не чувствую никакого стеснения. И я тоже готова его целовать везде.

Боже, как хорошо! Это всегда было так хорошо? Или я уже забыла, как это бывает?

Забыла.

Просто хочется всё забыть и наслаждаться.

Выключить голову.

Это я и делаю.

Просто представляю нас в юности, в молодости.

Он всё тот же влюблённый мальчишка, неожиданно для меня сильно влюблённый.

Да, да, я тогда реально не думала, что Лёшка настолько в меня влип. Он, наверное, и сам не думал. Он ведь дышал мной! А я им... И он меня боготворил. Как умел.

Умел неумело, да, уж простите за тавтологию.

Но старался.

Любил.

И сейчас тоже любит.

Да, сейчас делает всё как надо. Правильно.

Просто отпускаю себя.

Позволяю быть свободной, раскрепощенной, отдавать и брать.

Отдаюсь.

Принимаю.

Погружаю в себя.

Захватываю.

Глаза в глаза.

- Аня... Анюта…

Целуемся, срываемся, зубами сталкиваемся, двигаемся очень быстро, на пределе.

Словно заставляем друг друга получить это удовольствие.

Взрываемся.

Очень быстро.

И невероятно высоко.

Вылетаем.

Летим.

Падаем.

Обнимаемся и лежим сплетённые в одно целое.

Что я натворила?

Что мы натворили?

Как это было прекрасно.

Хочу еще.

Поцелуй медленный, ленивый, двигаться тяжело.

Говорить не нужно.

Снова?

Он готов.

Он и не переставал быть готовым.

Еще хочу. Да.

Устала, опустошена, выжата, но хочу еще.

Да, заполняй меня, да, двигайся, да, делай с моим телом всё, что хочешь.

Он шепчет нежности, целует, ласкает.

Я растворяюсь в его неспешности, в его силе. Чувствую себя жрицей любви, гейшей, которая дарует наслаждение, позволяя себя любить.

Я позволяю всё.

И мне всё нравится.

Я не буду сравнивать, но сейчас мне кажется, что такого со мной еще не было.

Я купаюсь в его удовольствии. Оно так зримо!

И это кайф нереальный знать, что именно ты, твоё тело, твоё присутствие тут, твой отклик делают другого человека таким счастливым.

Действительно есть разница, заниматься этим с тем, кто любит.

А он любит?

Не обманываюсь я?

Нет.

Не важно.

Пусть даже обманываюсь.

Любит.

Это так очевидно. Явно.

По-настоящему.

- Анечка... - шепот его горячечный, движения глубокие, он такой большой, его такмного, мне это так нравится!

Я таю в его руках, плавлюсь, кайфую, наслаждаюсь.

Мне плевать на всё.

На сегодня, на завтра, на вчера.

Я хочу жить сейчас.

В моменте.

И живу.

И снова взлетаю. Одна, сама, так легко и ярко, так остро.

А потом еще раз вместе с ним.

До потери сознания.

Я на самом деле отключаюсь, так мне хорошо.

Так никогда не было точно.

Я знаю.

Прихожу в себя от того, что он целует меня в висок, прижимая к своему боку.

Нужно встать и уйти.

Так будет правильно.

Мы закрыли гештальт.

И я не хочу навязывать свои проблемы этому красивому, молодому еще, сильному мужчине, у которого всё впереди.

- Даже не думай сбежать, Ань.

27.

Самоуверенный.

У меня нет сил двигаться. Куда бежать?

Даже если надо.

- И не думай, что это была разовая акция.

Чуть дёргаю уголком губ.

- Аня.

- М-м-м.

Мычу бессвязно, потому что так хочется просто провалиться в сон! И не думать.

Что я и делаю.

Прихожу в себя, понимая, что уже поздно.

Мы приехали в отель уже был вечер, сейчас, видимо, ночь. В постели я одна.

Вижу свет, пробивающийся из ванной комнаты.

Слышу голос. Тихий. Жёсткий.

Кого-то отчитывает.

Я не хочу подслушивать. А вот в туалет очень даже хочу.

Встаю. Оглядываясь, в надежде, что мне не придётся надевать моё платье. Может, какой-то халат есть? Или покрывало?

Халат действительно есть, небрежно брошен на кресло.

Заворачиваюсь в него, уютный, мягкий, махровый.

Иду к ванной, дверь которой чуть приоткрыта, постучать не успеваю, потому что слышу.

- Не лечи меня, Слав, тебе что-то не нравится? Ты прекрасно знаешь, что я готов её забрать. Хватит ставить условия. И не звони мне в такое время. Это тебя Доронин натравил, да?

Вот же.

Стучу. Как приличная.

Мало ли, что он там делает во время разговора!

Алексей открывает сразу. Телефон у уха. Он напряжён.

- Всё, Слав, отбой.

Выключает телефон, бросает его на тумбу у раковины.

Смотрит на меня, желваками играет.

- Ты её Славой называешь?

- Её все Славой называют.

- Вот как. Интересно, кто все?

На самом деле мне не интересно.

Да, мне на удивление плевать. Пусть зовут хоть Славой, хоть Васей, пусть их там целая дивизия. Весь аппарат президента. И сам.

- Ты хотела в душ?

- Нет, в туалет. Слишком много «Апероля»

- Понял, ухожу. Да, ты хочешь что-то? Я бы заказал ужин.

Головой качаю.

Я сыта.

По горло.

Всем.

Закрываю дверь. Смотрю в зеркало.

А я реально сегодня очень неплохо выгляжу.

Или это просто оргазм-фильтры?

Получила удовольствие, и ты сразу на пару лет моложе. Но эффект длится не очень долго. Особенно если больше удовольствия не предвидится.

Кстати, почему нет?

До пятницы я совершенно свободен.

В душ всё-таки иду.

Чувствую, как липко между ног - Лёша не пользовался презервативом.

Он спрашивал, я помню. И я ответила, что можно. Беременности я не боюсь, мне давно уже поставили диагноз, еще лет десять назад, когда была последняя попытка родить Славе сына. Сейчас, когда пошла по врачам всё подтвердилось, нет, теоретически родить я могу, но это в какой-то слишком оптимистичной теории. В принципе, мне это жить не мешало и не мешает.

Сексом заниматься тоже.

Стою под струями тёплой воды, касаясь себя руками. Так странно понимать, что тут не так давно были руки чужого по сути мужчины.

Он не чувствовался чужим, кстати.

Как странно.

Слышу шорох, поворачиваюсь.

Вот нахал!

- Прости, не смог удержаться.

Хочется его отчитать, но язык вовремя прикусываю.

Он не мальчишка.

Я не мамаша.

Я женщина, к которой он захотел прийти в душ.

Что в этом плохого?

Тело у него шикарное, конечно.

Вспоминаю дурацкий анекдот, который Ленчик вчера рассказала. Про Виталика, перед которым неудобно.

Усмехаюсь.

- Что?

- Да, так...Ты хорош, красавчик. Держишь форму. Не то что…

- Неужели Доронин прячет пивное брюшко? — Леша ухмыляется, а глаза серьёзные.

Он залезает в душевую кабину. Я отстраняюсь. Мы стоим, душ льётся где-то сбоку.

- При чём тут Доронин? Я о себе.

- Ты прекрасна.

- Ой, Буянов... я всё знаю про себя.

- Ничего ты не знаешь. Я смотрю на тебя и у меня просто мозг отказывается верить.

- Верить?

- Да, в то, что это ты. Что это реально ты, Анюта...Моя Анюта.

Он смотрит, а мне вдруг кажется, что он видит не меня.

Он видит ту рыженькую девочку, закомплексованную, неловкую... Свою Рудую, Рыжулю.

А я другая совсем. Я взрослая. Выросла. Мне сорок два. Я вешу на десять кило больше, даже на пятнадцать. У меня грудь выросла, не обвисла, к счастью, бедра раздались, руки пополнели, я волосы постригла, покрасилась.

Я не та.

Не та.

- Леш. Я другая совсем. Я не та, что была двадцать с лишним лет назад.

- Это не важно. Я тоже не тот, если ты заметила.

- Заметила. Ты тоже немножко вырос. Циничный стал. Злой.

- Злой?

- Ну да... как ты разговариваешь с матерью своей дочери?

- Как она заслуживает. Давай не будем. Пожалуйста. Не сейчас. Сейчас о другом.

Он касается меня. Осторожно. Проводит по коже.

Меня дрожь бьёт.

Это всё правда, что было между нами? Мне не приснилось?

Он красивый мужчина, слишком красивый.

Помню, соседка наша говорила, давно еще, что для жизни красивый мужчина — это очень плохо. Постоянно думать о том, что его могут увести, ревновать, мучиться, страдать, болеть. Куда лучше — плохонький, но свой.

Я не была согласна с ней. Зачем мне плохонький? И потом, почему если красивый, то обязательно уведут, он что, телок на привязи? И если захочет уйти — скатертью дорога, значит не любил и не ценил.

Соседка смеялась, говорила, что я еще молодая, не понимаю.

А потом у неё плохонького увели. Вот так.

- Аня.

Я оказываюсь прижатой к стене. Его красивым, сильным телом.

Почему я всё время думаю о том, что он красивый?

Почему переживаю, что не дотягиваю до него?

Я же переживаю.

Вру себе, что нет, но где-то в подсознании.

Просто опустила себя донельзя. Снова загрузилась всеми комплексами.

Вес, возраст, несовершенства.

Кому всё это надо?

Жить надо! Вот что реально надо!

Жить и плевать на всё!

И я буду!

Хотя бы неделю, оставшиеся пять дней.

На всю катушку.

А потом…

Да, плевать на потом!

Надо вот так.

В моменте.

Стону... меня всегда бесил это глагол, такой... неправильный что ли романов категории «Б».

Но я именно это делаю!

Длинно так, надсадно, чувственно, нагло.

Сообщая ему, что всё, что он делает — правильно.

Мне вот так надо!

И так.

Так надо любить такую женщину как я.

Женщину с прошлым и без будущего.

Женщину настоящего.

Женщину сейчас.

Раскрепощаюсь. Расслабляюсь.

Утягиваю его за собой в эту воронку чувственность и наслаждений.

Да, я так хочу и могу.

Мне можно.

Сегодня можно всё, потому что завтра может не быть.

А знаете, в чём истина?

Что это не только у меня так. Не только потому, что на шее гадость узлом завязалась и портит мне жизнь!

Так у всех.

Любой может не проснуться завтра.

Любой!

Мы не можем знать свою судьбу.

Так почему же все мы живём так, словно нас сто лет отмеряно? Откладывает, откладываем, откладываем! Всё что-то храним до лучших времён... как сервизы складываем, из которых никогда не будем есть. Потому что это же новый! Крутой!

Его беречь надо!

Для кого?

Для внуков, которые выкинут на помойку?

Нет! Это не внуки!

Это мы сами нашу жизнь выкидываем на помойку.

Каждый день.

Хватит.

Хочу остановиться.

Хочу жить!

Жить хочу!

Целую его жадно, обнимая за плечи, широкие такие, мощные, ногами торс обхватываю, буквально принуждая…

- Аня…

- Молчи, просто молчи…

- Анька…

Мы двигаемся быстро. Самозабвенно трахаемся в душе. Совсем чужие друг другу

люди и невероятно близкие. Соединённые в одно целое.

Нет, не трахаемся. Занимаемся любовью.

Именно так!

Любовью!

А тот поганый глагол я из лексикона выпилю. Не хочу его.

Любить хочу.

Себя. Его. Жизнь.

Сегодня.

Потому что существует только сегодня. Другого не дано.

Всё…

А завтра... завтра будет новое сегодня. И снова я буду пробовать жить по новым законам.

- Аня, я хочу, чтобы ты осталась здесь.

28.

Я ухожу.

Потому, что это правильно.

Потому что мне нужно побыть одной.

Это моё время.

Время, которое я оставила для себя.

- Леш, я хочу, чтобы ты понял.

- Я понял.

- Лёш…

- Понял, что с тобой легко не будет, Ань… Я к этому готов. Просто... Просто я знаю, что в твоей голове.

- И что в моей голове?

- Одноразовая акция.

- Что?

Переспрашиваю, глядя на него, хотя прекрасно понимаю, о чём он.

- Ты считаешь, что это одноразовая акция. Или еще как это называют? Гештальт, который закрыт теперь, да?

Усмехаюсь…

Странно так. Гештальт. Акция.

- А если я скажу, что это было просто секс?

- Что?

- НУ, вы, мужчины, всегда думаете, что мы, женщины, слишком глубоко копаем, что-то там пытаемся придумать, приплести. Гештальты незакрытые, да? Акции..А если я просто хотела заняться с тобой сексом? Не по акции, понимаешь? И не потому, что что-то там в прошлом не закрыла. Я всё закрыла, Лёш. Это другое. Это просто мне захотелось заняться сексом.

- Со мной?

Задумываюсь.

С ним?

А с кем еще?

Нет, если бы попался кто-то другой…

Почему-то вспоминается Ян Романович, который был вчера с Дорониным в ресторане. Властный мужик с шикарным голосом, от которого буквально несло

деньгами и силой.

Могла бы я с ним?

Почему я вообще об этом думаю?

- Я не знаю, Леш. Да, видимо с тобой.

- Больше не было вариантов? — он усмехается. — Прости, что-то я не то говорю.

- Всё ты правильно говоришь. Только зачем?

- Что зачем?

- Зачем вообще о чём-то говорить, а?

- Потому что ты собираешься уйти. И не хочешь больше меня к себе подпускать.

Тебе же понравилось?

- Буянов, ты сейчас такой примитивный как в семнадцать. Я думала повзрослел.

- Нет. Видимо. Извини.

- То, что я хочу уйти не касается тебя лично. Я бы ушла в любом случае.

- От любого мужчины?

- Не знаю. Наверное.

Задумываюсь.

Интересно, а был бы мужчина, от которого я бы не ушла? Который взял бы и остановил?

И я бы взяла и осталась?

Но мне ведь нужно побыть одной. Самой.

Я же хотела это время оставить именно для себя!

А он бы мне помешал.

Или... или он был бы таким, что я реально не захотела бы одна?

А с Алексеем…

Если я останусь с Алексеем?

- Я прошу тебя остаться тут, потому что тут комфортно. И тут хорошая охрана.

Никто не будет тебя тревожить. В том числе я, если ты не захочешь.

- Леш, я понимаю. Но не хочу.

- Хочешь вернуться на арендованную квартиру?

- Да. Мечтала жить в Арбатских переулках.

- Хорошо. Я утром тебя отвезу.

- Договорились.

- Иди ко мне.

Я устала, хочу спать. Но он меня обнимает и... Просто обнимает, просто прижимает к своей груди. И мне хорошо.

Засыпаю с мыслью — когда мне было так спокойно и хорошо?

И когда меня в последний раз вот так обнимал муж?

Видимо, в прошлой жизни.

И почему я допустила всё это?

Зачем?

За что?

За что сама у себя украла жизнь? Ведь это только я виновата, больше никто.

Только я одна.

Утром меня будят нежные ласки. И мне кажется, что мне реально снова восемнадцать.

Только это те восемнадцать, которые были в мечтах.

В реальности мы с Лёшкой не так часто проводили вместе ночи. И просыпались с

утра вдвоём от силы, может, раз десять, или двадцать.

А как? Мы были студентами. Жили с родителями. Меня на ночёвки никто особенно никуда не отпускал, врать я не сильно любила.

Потом уже, почти перед самым его отъездом поговорила с мамой. Конечно, она понимала, что я уже не девочка и у нас всё было. Не ругалась. Но в то время, в наше время всё равно была иная мораль. Считалось, что секс должен быть после свадьбы. Так считали наши родители. Хотя сами они в своей молодости тоже не особенно до свадьбы ждали. По крайней мере мои так точно, я это знаю. Я родилась через семь месяцев после бракосочетания. Доношенная.

Родители Алексея иногда уезжали на дачу, тогда я могла оставаться у него. Это были такие сладкие утра.

Вот и сейчас.

Сладкое утро.

Его руки, губы... Шепот.

- Ты не устала?

- М-м-м... хорошо.

Даю ему добро. В голове мысль — а вдруг это последний раз?

Не думать, Аня.

Только не так!

Это еще будет!

Еще будут счастливые, нежные утра! И много.

Если я захочу.

Если я буду жить.

Если я захочу жить.

После я иду в душ, Леша заказывает завтрак в номер.

Получаю сообщение от дочерей.

От обеих. Надо же!

Волнуются…

Нет, они у меня хорошие девочки. Лизка избалованная. Но кто виноват? Настя другая, с характером, ей, может быть, будет не так просто в жизни, как Лизе. А может и нет.

Отвечаю, что у меня всё хорошо, я отдыхаю. И выключаю телефон

Моё право.

Булатов везёт меня на Арбат. Вернее, его водитель везет, Лёша сидит со мной вместе сзади, обнимает меня и что-то пишет в телефоне.

- Ты Анюту только по выходным забираешь?

- Стараюсь, да, иногда не получается, а что?

- Просто... я бы с ней пообщалась.

- Значит, пообщаемся, - он улыбается. Она у меня замечательная. Сам не ожидал.

- Почему?

- Я же говорил, что не хотел детей.

- И Аню тоже.

- Да.

- Почему?

- Потому что у меня с Оксаной была обычная, ни к чему не обязывающая связь.

- Даже так?

Он молчит, морщится, потом спокойно так говорит.

- Мы просто пару раз встретились, да секс был яркий, жаркий, но не более. Ничего выдающегося. Женщина она интересная. Тоже яркая и жаркая. Но не настолько, чтобы захотеть от неё ребенка. Чтобы я захотел.

- А что нужно, чтобы ты захотел? — спрашиваю, не думая особенно зачем. И о последствиях не думая.

- Ты нужна.

Ого...И ведь он не врёт.

- Даже так?

- Даже так, Руданова. Как оказалось. Я и сам не ожидал, честно говоря.

Я молчу, мне ответить нечем.

Я прекрасно жила без него и даже не вспоминала. Много лет не вспоминала Алексея Буянова.

- А как получилось, что она…

- Получилось. Сама знаешь, сто процентной защиты нет.

Знаю, да. У нас же так и получилось. Мы всегда предохранялись, использовали презервативы. Ну вот... как-то так.

- Ты не отправлял её на аборт? — опять вопрос, который не стоило задавать, я знаю, что он бы так не сделал.

Алексей поворачивается, смотрит внимательно на меня.

- Знаешь, мне иногда хочется убить твоего Доронина. Нет, не иногда. Всегда.

- При чём тут…

- За то, что он сделал тебя такой.

- Какой? — мне даже обидно.

- Задающей такие вопросы.

- При чём тут Доронин?

- При том.

Мы подъезжаем к нужному дому. Алексей смотрит внимательно.

- Хороший дом, кстати.

- Да, и в хорошем месте.

Он помогает мне выйти.

- Провожу до квартиры?

- Не стоит, Лёш, я сама.

- У тебя есть там еда какая-то? Ты как-то мало на завтрак съела.

- Не хотела, спасибо, всё есть.

- А деньги?

- Лёш!

Я не то, чтобы возмущаюсь. Хотя мне приятно почему-то, что он спросил.

- Аня, в детский сад не будем играть, хорошо? И придумывать плату за секс.

- Буянов, ты…

- Гандон, знаю. Просто хочу, чтобы у тебя не было хотя бы этих проблем.

- У меня нет проблем, Лёш. Ни таких, ни других. У меня просто рак и я жду операцию. Вот и всё. И хочу дни до операции побыть одна, сама с собой.

Подходим к двери подъезда. Я вспоминаю.

- Я бы хотела встретиться с твоей Анюткой, но... когда? Если ты с ней только по выходным?

- Я могу забрать её в среду, вечером, устроит?

- Да. И... спасибо тебе большое, Алексей Буянов.

Он усмехается как-то... горько что ли.

- Меня еще никто так за ночь не благодарил.

-А я не за ночь. Я за то, что ты…

Просто за то, что ты.

Это тоже были наши с ним слова.

Открываю дверь арендованной квартиры. Странно, что в совсем чужом доме мне вдруг так хорошо. Спокойно.

Принимаю душ еще раз, ложусь, с желанием что-то почитать, но засыпаю.

И просыпаюсь, понимая, что уже вечер. Довольно поздний вечер.

И в квартире я не одна.

29.

Вздрагиваю.

- Тише. Это я

- Буянов? Ты с ума сошёл? Что ты тут делаешь? Что творишь вообще?

- Ты не отвечала на звонки. Я весь день пытался дозвониться. Испугался, что что-то случилось.

Случилось.

Здоровый сон после ночи секса.

Или... не здоровый? И что теперь делать ночью?

Вздыхаю, сажусь на кровати, прикрываясь пледом.

- Как ты сюда проник? Хозяина подкупил?

- Типа того. — Он усмехается.

- Я на него в суд подам.

- Твоё право. Как ты себя чувствуешь?

- Выспалась.

Протягиваю руку к телефону.

Я не просто звук выключила, я авиарежим нажала.

Да уж, Анюта, это насколько тебе опостылело твоё окружение, что ты вот так отделяешься от мира... И кто виноват?

Смотрю список пропущенных. Звонили и писали все. Буянов, дочки, Ленки, Янка, еще знакомые.

Доронин.

Тоже звонил. И писал. Причём сообщения такие... Без ругани, без злобы, нежные даже. Какая муха его укусила? Славина, что ли ему напела, что надо с женой дружить? Или служба безопасности? Мол, развод сейчас не вписывается в регламент?

Смешно.

- Голодная? — Лешка смотрит изучающе, сканируя

Как он всё-таки в квартиру пробрался? Сообщений от хозяина нет.

- Не знаю, наверное.

- Пойдем, поедим, я тоже как волк.

- Куда? Может, закажем?

- Тебе надо подвигаться.

- Откуда ты знаешь, что мне надо, Буянов?

- От верблюда. Одевайся.

- Мне нужно в душ, потом волосы уложить, это время... Давай закажем, посидим тут.

Он задумывается, вижу, что ему хочется остаться.

А я что творю вообще? Я же не собиралась... На самом деле плевать. Раз уж он тут!

- Заманчиво. Но лучше всё-таки выйдем.

- Ну жди! — почти психую.

На самом деле причёска моя новая меня радует, никакая укладка не нужна, голову я не мою, просто освежаю тело. Волосы расчёсываю, чуть взбиваю. Шарман, как говорит французская бабушка одного приятеля моего мужа.

Моего мужа…

Уже не моего.

Хм…

Почему-то в голове стабильно фраза — и слава богу. К чему бы это?

Собираюсь я минут за двадцать.

С макияжем у меня никогда проблем нет, использую сыворотку, легкие светлые тени и тушь — пять минут Вещи удобные, которые не нужно выглаживать. Дольше стою и оценивающе смотрю на себя.

Хороша.

На самом деле сама себе сейчас нравлюсь.

Как будто я получаю компенсацию за то время, когда была собой недовольна.

А может…

Может это карма? Возненавидела себя и получила…

- Я готова.

- Шикарно выглядишь.

- Спасибо.

Он усмехается.

Да, да, надо просто благодарить за комплимент. А не устраивать цирк, начиная отнекиваться и протестовать.

Мужчина сказал — шикарно выглядишь, значит, шикарно выглядишь. Если он солгал — это его проблемы.

- Куда мы?

- Тут есть хороший ресторан, владелец мой знакомый.

- Прекрасно.

Я не думаю о том, что могут сказать по поводу моего выхода в свет с Буяновым. Мне плевать. Даже если нас кто-то заметит.

Даже если все папарацци столицы сбегутся.

Плевать.

Я свободная женщина.

Если мой муж считает нормальным на всю страну показывать отношения с другой, почему я не могу пойти в ресторан с бывшим одноклассником?

Мы идём пешком, реально не очень далеко. Вот плюс от жизни на Арбате. Красота.

Столик Алексей уже успел заказать.

Вспоминаю вчерашнюю встречу с Дорониным. Хорошо бы сегодня без сюрпризов.

Мне везёт. Мы просто едим. Вкусно. Итальянская кухня, моя любимая. Паста с лососем, капрезе, закуски — пармская ветчина, сыр, оливки, вяленые томаты, фокачча. И на десерт знаменитый итальянский торт с клубникой.

После ужина Алексей провожает меня до квартиры.

- Останешься?

- А ты пустишь?

- Почему нет?

Он усмехается.

- Ты...- что-то хочет сказать, но язык прикусывает. — ладно, останусь.

- А что, ты не хотел?

- Я не уверен, что ты хочешь.

- Мы можем просто лечь рядом.

Вот в этом я точно не уверен.

- Неужели?

- Просто лежать рядом с тобой я не умею.

Как звучит.

Приятно.

- Только мне придётся очень рано встать, как это сделать, чтобы не разбудить тебя?

- Можешь будить, я всё равно потом могу полдня проспать опять.

- Мне нужно будет уехать на два дня. Знал бы — заранее отменил. Сейчас не могу. И с собой тебя взять не могу.

- Какой самонадеянный, я, может, еще и не поехала бы.

- Не поехала?

Он притягивает меня к себе, смотрит в глаза.

- Нет, Лёш. Я правда должна побыть одна.

- Так может мне уйти.

- Нет. Останься.

Мы проводим вместе очень уютный вечер. И ночь.

Нежную, ласковую, страстную.

Я чувствую себя живой.

Женщиной.

Любимой женщиной.

Это неожиданно приятно и... больно.

Больно понимать, куда и к чему я пришла в семейной жизни.

Когда я перестала быть любимой и значимой?

Когда я позволила себе стать тенью себя?

Функцией?

Просто жена.

Просто мать.

Просто спутница.

Просто функция.

Когда я перестала быть собой?

-Анька, ты много думаешь.

- Это я компенсирую годы жизни без мыслей и анализа.

- Да? А что, нужен анализ?

- Ну, как выясняется... Если не хочешь остаться у разбитого корыта.

- Кстати, если уж так, по чесноку... Она ведь не у разбитого корыта осталась?

Старуха? Она осталась со своим стариком. Не в этом ли смысл?

- Я так глубоко не задумывалась. Но... может быть и так?

Его пальцы на моей коже.

Он постоянно меня касается. Проводит, гладит, целует.

Ноги мои целует! Пальцы...оказывается это так чувственно, так эротично.

Я и забыла, что это бывает вот так

Мне столько нужно вспомнить!

Столько нужно сделать.

Успеть за эти несколько дней.

Успеть.

- Аня... почему ты такая…

- Какая?

- Родная... Я с тобой дышу.

- Ты прям поэт... романтик.

- Это плохо? Мужчина не может быть романтиком?

- Роняешь образ властного героя и мачо.

- Ну, извини... не хочу быть как твой муж.

Пауза.

Мы оба понимаем, что сказали не то.

- Извини…

- Мне нравится то, что ты так говоришь. Плевать на образ властного героя. Хочу слушать тебя.

- Я правда эти два дня живу реально. Чувствую.

- До этого не жил и не чувствовал?

- Нет. Существовал. По инерции. Просто, потому что надо.

- Я тоже.

Это действительно так. Да, я тоже.

По инерции.

- Аня, я хочу увидеть тебя, когда вернусь.

- Я, наверное, буду уже в клинике.

- Я могу тебя навестить?

Плечами пожимаю. Почему нет?

Расстаёмся рано утром. Он уезжает в шесть.

Мне не спится. Хочется кофе с круассанами. В Париже.

Эх, жаль, что нельзя как раньше быстро слетать.

Но можно подождать и спуститься на завтрак. Что я и делаю.

Сижу в кафе, смотрю в окно на спешащий куда-то Новый Арбат Старый тоже суетный. И они такие разные.

Люблю Москву. Понимаю, что не смогла бы жить в другом городе.

А в центре жизнь это прям моё!

- Аня, я купил эту квартиру. Для тебя.

- Что? — то, что говорит Буянов на прощание меня просто убивает!

- Ты слышала. Связался с хозяином и купил. Ну, то есть сделка совершается.

Квартира будет твоей.

- Нет, Лёш, не надо. Я не хочу.

- Аня, давай ты захочешь, а? По крайней мере пока живи тут. Если тебе тут удобно.

Или переезжай в отель, любой, я оплачу.

- Я пока еще не у тебя на содержании.

- При чём тут это? Я хочу, чтобы тебе было комфортно.

- А я хочу сама решать, где жить.

- Аня…

- Алексей Николаевич, давайте вы не будете на меня давить, а? Ничего хорошего из этого не выйдет.

Молчит, головой качает.

С другой стороны, чего я упираюсь?

Мужчина хочет решать мои проблемы? Пусть.

Главную он всё равно не решит. Увы.

- Аня, я не буду давить. Но я буду рядом и буду помогать. И хрен ты от меня отвяжешься.

- Какой категоричный. Ладно.

- Я буду в Эмиратах, что тебе привезти? Дубайский шоколад?

Эмираты? Ах-ах! Я как раз об этом думала!

- Верблюжье молоко привези. Никогда не пробовала. И финики. И шоколад

- А себя привезти?

- Ох, Буянов, напрашиваешься на грубость снова.

- Может я кайфую, когда ты грубишь мне?

- Неужели? Ты что этот... как его... нижний?

Он смеётся, обнимает меня.

- Я просто твой.

Вот так, да?

Что ж…

Допиваю кофе, покупаю еще свежевыжатый апельсиновый сок с собой, выхожу.

Хочется пройтись по Новому Арбату. Иду медленно. Спешить мне не куда. Смотрю на витрины. Сколько стало всяких новых кафе, ресторанов. Ого, тут есть даже музей эротики? Интересно. От нечего делать захожу.

Смешно и бессмысленно.

Домой возвращаюсь часа через полтора и жалею, что вернулась, потому что у подъезда меня ждут незваные гости.

- Анна? Извините, что я вот так, без звонка. Нам нужно поговорить,

- Вам нужно?

Смотрю на Славину и понимаю, что у меня никакого желания говорить с ней нет.

И почему я должна?

- Анна, вы должны меня выслушать.

- Я вам ничего не должна.

Подхожу к подъезду.

- Анна, вы доверяете Алексею? Очень зря. Это... Это он просил меня начать роман с вашим мужем.

30.

Как же это смешно.

И пошло.

И мне даже не важно правда это или нет.

Мне плевать.

Смешно.

И я смеюсь.

- Оксана, вы такая забавная... Ничего, что я вот так, по имени? Отчество не помню.

Поймите, мне всё равно.

- Алексей хотел разрушить вашу жизнь.

- Неужели?

- Вижу, я зря пришла. Хотела, как лучше.

- Получилось, как всегда. Да, вы зря пришли. Знаете, по большому счёту... мне плевать на всю вашу гоп-компанию.

- Что?

- Плевать. На вас, на Доронина, на Алексея. Пле-вать. Понимаете? Оставьте меня в покое.

- Вы же спали с Алексеем?

- И что? А вы спите с моим мужем. Дальше что? Все с кем-то спят.

- Он вас использует.

- А я использую его. Логично?

- Что? Но…

- Ну, сами посудите. Одна ночь секса и квартира на Арбате. Не слабо, да? У вас были такие истории?

- Квартира? Какая?

Вот эта самая. Я, кстати, не смотрела даже сколько она стоит. Но учитывая, что это центр, Арбатский переулок, думаю, миллионов двадцать пять, тридцать?

Славина смотрит на меня, на лице растерянность.

Интересно, чего она ждала?

Что я буду покорной овцой, которая умеет только страдать и плакать? Или клушей, не имеющей личного мнения и личности в принципе? Безликой тенью статусного мужчины, которая и нужна ему лишь для статуса?

Явно, она ждала другой реакции.

Но я не намерена доставлять ей удовольствие.

- Оксана, оставьте меня в покое. Следите за собой и своими мужчинами. Это бесплатный совет. Но такой дорогого стоит, поверьте.

Поворачиваюсь к двери, а вслед мне летит обидное.

- Он вас снова бросит.

Интересно, зачем мне эта ценная информация?

- Это не звучит как моя проблема!

Забавная фраза, которую я вычитала в каком-то паблике.

Захожу в подъезд, поднимаюсь на лифте. Дом не такой уж старый. Такие, по-моему, строили в семидесятых или восьмидесятых годах прошлого века. Кирпичный. Где-то я читала, что эти дома были для партийной элиты и для ХЛАМа — так обычно называют творческую интеллигенцию. Художники, литераторы, артисты, музыканты.

— ХЛАМ. Забавно.

Тут толстые стены, высокие потолки, в некоторых квартирах есть даже комната для прислуги и гардеробная!

Что ни говори, а советские партийные бонзы жить умели. И люди искусства, приближённые к кормушке тоже.

Обхожу квартиру.

Честно, еще не совсем понимаю, неужели Алексей её реально купил?

Нет, конечно, такой подарок я не приму, это бред. Но всё-таки...Это странным образом меня будоражит.

Пытаюсь связаться с хозяином. Оказывается, тот человек, с кем я связывалась — не владелец квартиры, он всего лишь менеджер небольшого агентства, которое занимается сдачей квартир в центре посуточно. И, да, он связался с собственниками и узнал, что данная жилплощадь продаётся, сделка уже состоялась.

Больше мне ничего узнать не удаётся. Ни кто купил, ни за сколько.

- Но жить-то тут я могу? Я же её сняла?

- Да, это было одним из условий, что живущая в квартире женщина остаётся.

Да. Буянов. Да.

В своём репертуаре.

Неожиданные поступки.

В юности был таким же. Любил иногда вытворить что-то эдакое.

Как-то я заболела, лежала дома с температурой, он принёс мне киви. Вычитал, что там полно витамина С, причем в то время киви были экзотикой, стоили как самолёт.

Или уже не так дорого? Всё смешалось в голове. Было кисло, не вкусно, но я ему, конечно, этого не сказала.

Еще помню, как он решился залезть на арку моста. Был у нас такого мост у Серебряного бора, он и сейчас, по-моему, есть. На эти арки любили забираться подростки и парни постарше, да и девчонки тоже. Что говорить — я тоже потом залезла, да, да — слабоумие и отвага это называется.

Лешка залез туда и прокричал мне «Я тебя люблю».

Было страшно.

И очень приятно.

Мы гуляли компанией большой, собрались с одноклассниками. Прошёл уже целый год после школы. Многие были удивлены что у нас с Буяновым отношения, всё серьёзно. Не все в это верили почему-то.

После этой Лёшкиной выходки поверили.

Подхожу к окну. Смотрю на переулок.

Честно говоря, не очень понимаю, что мне делать.

Чем заняться?

Почитать?

Побеседовать с приятельницами в чатах?

Кино посмотреть?

Телефон оживает, и я вижу входящий от дочери.

Настя.

Мне вдруг становится мучительно стыдно за то, что я, по сути, бросила своих детей.

Отвечаю.

- Привет, моя хорошая, как дела?

- Мама... мам... я... можно я к тебе приеду? Пожалуйста?

- Конечно можно, приезжай. Я напишу адрес. А Лиза?

- Лиза она... Она в институте... Наверное. Я не знаю. Мы с ней не общаемся.

- Совсем?

- Нет, просто... не совпадаем. Тебе что-то привезти?

- Нет, ничего, спасибо, приезжай сама. Что-то приготовить?

Спрашиваю, понимая, что вряд ли успею.

- Нет, не хочу ничего, спасибо.

А я вспоминаю как она любила раньше простую пиццу Маргариту и греческий салат.

Салат любит до сих пор.

Открываю холодильник - я что-то покупала вчера, но ничего подходящего нет.

Через десять минут я уже в магазине. Я всегда думала, что рядом с Арбатом обычных продуктовых нет, может, раньше так и было. Сейчас есть.

Покупаю всё, что нужно для салата, еще беру эклеры и меренговый рулет. По дороге еще и пиццу заказываю - сто лет этого не делала! Рекламу нашла прямо в магазине, обещают привезти за двадцать минут.

Быстро сооружаю салат — сбрызгиваю бальзамическим уксусом и пахучим, нерафинированным подсолнечным маслом. Я сама люблю именно такое. Настя тоже.

У меня всё готово. И пиццу привезли. Через десять минут слышу звонок в дверь

- Мам, привет.

- Привет, заходи.

Дочь не с пустыми руками, у неё коробка с пирогами.

- Это Валя приготовила утром. Я сказала, что собираюсь к тебе.

- Спасибо. Я пиццу заказала.

- Ого! Ты? Пиццу?

- А что такого?

- НУ... это же не полезно?

- Всё полезно, что в рот полезло.

- ОЙ, также бабушка Надя говорила?

- Она, да.

Моя бабушка. Их прабабушка. Она умерла, когда Насте было лет шесть.

Мы проходим на кухню, где я накрыла. Там довольно уютно.

Настя оглядывает всё.

- Ты тут живешь?

- Нет. Просто снимаю. Посуточно.

- В смысле? А зачем? — дочь хлопает глазами.

Странный вопрос.

- Мам, вы же с папой разводитесь?

- Да.

Не знаю, что сказал ей Доронин, но я говорю правду.

Разводимся.

Слава может думать всё, что угодно, но это так.

Я подаю на развод.

- А почему ты его не выставила? Это ведь он… Он виноват да?

Кто виноват...Какая разница, кто виноват?

- Ты понимаешь, что ты не права, мам?

- В смысле?

- Мам! Ну... какой пример ты даже нам подаешь? Ты же не терпила? Узнала о его измене, собрала манатки и выкинула! Это твой дом! А он потерял право там жить.

Вот пусть и катится! Или ты готова спокойно смотреть, как в нашем доме будет жить эта... эта... проститутка?

- Настя, давай без подобных слов. Эту женщину выбрал твой отец.

Хотя после её утреннего заявления я бы поспорила. Кто кого выбрал.

- Ма-ам? Серьёзно?

- Насть, я не хочу ругаться. И спорить не хочу. А дом...Я там жить не смогу.

- Ты? А мы?

Дочка хлопает глазами, я вижу её растерянность.

Она же еще ребёнок совсем.

Это не Лиза, у которой на всё своё мнение, часто не самое правильное.

- Настюш, я понимаю всё, понимаю твои чувства.

- Нет, ты не понимаешь. У меня всё разрушилось, понимаешь? Всё развалилось.

Вся моя жизнь разрушена! А я..я, получается, никому не нужна, да?

Она вскакивает, бежит в коридор, я иду за ней. Смотрю как она пытается натянуть свои «конверсы». Вот и поговорили, да?

Я ужасная мать.

- Настя, подожди, пожалуйста.

- Отвали. На хрен... Мне тоже тогда никто не нужен, ясно? Все! Все оставьте меня.

Вы все живёте эту свою «свою жизнь» да? Вот и я буду жить свою! Как хочу. Где хочу. И с кем! Ясно! Всё!

-У меня рак.

31.

Я не хотела говорить. Не хотела в принципе.

Это было моё решение, и я считала его разумным. Может, другие считают, что это не так, но я своего мнения не изменю.

Я НЕ ХОТЕЛА, чтобы узнали.

Муж. Дочки.

Не хотела.

И сейчас не хотела рассказывать - только не так.

Увы, мне показалось, что иначе нельзя.

Просто почувствовала свою беспомощность.

Чем еще я могла её остановить?

Я не хотела, чтобы Настя уходила так. Нельзя было её в таком состоянии отпускать. И вообще.

Нам надо поговорить.

Дочь зависает, роняя свой кед.

Кед? Или Кеду? Как правильно?

Черт, не важно!

С вами тоже так бывает, когда в самый драматичный момент в голову лезут глупые мысли?

- Мам? Ты... серьёзно сейчас?

Киваю, обнимая себя руками

Кед или кеду?

Серьёзнее некуда.

- Мама... мам... ма-ам!

Она кричит, бросаясь на меня, обнимает, слезы градом.

Она ревёт, словно ей не семнадцать, а четыре.

А я стараюсь её успокоить.

Мне надо быть спокойной. Сильной.

Не потому, что я больна.

Потому что сейчас я мама.

И мой ребенок боится!

Это как в детстве, когда малыш падает — если мама начинает причитать, охать, пугаться, то и у крохи неизбежно будет истерика. А если мама спокойна, помогает встать, ручки отряхивает, то и дитё понимает — ничего страшного, дело житейское.

Дело житейское.

Рак.

Наверное.

Он ведь операбельный. И процент выздоровевших отличный. И по смертности не критично.

Да, я боюсь. Да, я в панике.

Но дочке об этом знать не обязательно.

Вспоминаю, что было со мной, когда умер отец... Потом мама…

Мне так хотелось быть ребенком, которого пожалеют, обнимут, возьмут на ручки!

Увы, моему мужу в тот момент было не до меня. Предвыборная кампания, потом какой-то экономический форум.

Это конечно важнее чем жизнь и смерть близких.

Это то, что сохранит его имя в вечности.

В учебниках истории может даже напишут. Вячеслав Доронин сделал то-то и то-то, сказал то-то и то-то... А потом самый главный еще может улыбаясь добавить, что не знает, что этот там такое говорит.

Мой муж жил свою жизнь.

А у меня своей не было.

Вернее была, просто она никому не была важна и интересна. Мне пришлось самой заниматься похоронами. Хорошо еще дочери тогда меня как-то поддержали, были сплоченнее.

Я знаю, что такое терять самых близких. Мать и отца.

Я помню свой страх, когда я уже понимала, что маме осталось совсем недолго.

Свою беспомощность.

Поэтому я понимаю, что чувствуешь дочь.

- Ну что ты, ну? Успокойся. Не плачь. Всё будет хорошо. Всё нормально.

- Мама... я не хочу... пожалуйста.

- Что ты не хочешь?

- Что бы ты умирала.

- Я тоже не хочу.

Не хочу. Да.

Но постоянно думаю.

Загнала себя.

А ведь это в корне не верно!

Наоборот, я должна быть оптимисткой. Я должна верить в лучшее.

Должна хотеть жить.

Угу.

Особенно оптимизму добавляет то, что муж изменил. И всё его поведение

И поведение дочерей тоже.

- Настя, пойдём поедим, а? Очень есть хочется, пока ждала тебя ничего не трогала.

А такой аромат по квартире.

- Поедим? Ты... ты хочешь кушать?

- Да, представляешь? — улыбаюсь, изо всех сил стараясь показать, что всё хорошо.

— Пойдём, чаю еще очень хочу. Тут меренговый рулет в кафе отпадный.

- Мам...Ты…

- Давай сядем, и я всё расскажу, хорошо?

Я действительно всё рассказываю. Ну, то есть то, что можно рассказать. В общих чертах.

Да, прошла обследование, да, неожиданный узелок на щитовидке, консультация онколога, пункция, анализы, неутешительный диагноз.

- Почему ты сразу не сказала?

- Мне было очень страшно. И я... просто закрылась, что ли?

- А папа знает?

Качаю головой.

- Нет. И не должен узнать. Я тебе доверяю.

- Я не скажу, но... ты уверена, что он…

- У папы другая женщина, ты ведь в курсе этого? Я не хочу.

Не хочу, чтобы он вернулся из жалости.

Не хочу, чтобы он оказался таким козлом, который не вернётся из жалости.

Ничего от него не хочу.

- И Лизе, пожалуйста, тоже не рассказывай.

- Ну, ма-ам!

- Настя, я прошу! Я не хочу пожалеть о том, что тебе призналась.

-И... как ты лечишься?

Тут я вспоминаю про клинику. Они должны были мне написать. Или еще рано?

Продолжаю рассказ, говорю об операции, клинике, докторе.

Настя тут же хватает телефон и лезет в интернет.

- Ого! Он такой... симпатичный!

Да, доктор молодой, ему лет тридцать пять, и он хорош собой, почти как новый глава Роскосмоса. (Гуглите — не пожалеете! Хотя жене его не завидую).

- Мам, тут пишут, что он прям бомба, лучше, чем в Израиле.

- Разумеется, лучше. У нас в стране вообще много хорошего и ты, как дочь своего отца должна это знать.

- Мам, ну хватит!

Кажется, моя малышка немного отошла от шока.

Пицца очень вкусная. И салат удался. Ну а рулет…

- Мам, а я бы сказала папе. Везде бы раструбила! Пусть бы сидел около тебя и всё.

- Может я не хочу, чтобы он сидел около меня?

- Почему?

- Ну... может потому, что не хочу навязываться?

- Мам, это не так называется!

- Дочь, я себя не на помойке нашла, знаешь? Если твой отец предпочитает знаменитых чемпионок — чем я могу ему помешать? И вообще... Он поступил подло. Со мной. С вами. Это так называется, понимаешь? Подлость. И если он сделал так один раз, где гарантия, что не сделает второй? И потом... мы с ним разговаривали. Буквально вчера.

- И что?

Он своей вины не чувствует Ему хорошо. И мне без него тоже, очень.

Снова звонят в дверь, подрываюсь, удивляясь — кто это мог бы быть? Только бы не Лиза и не Валя! И не Доронин. О, господи, и не его «мадам тройной аксель».

Может, и не ходить к двери? Типа меня нет.

- Мам, откроешь?

Приходится идти.

Бегу в прихожую, спотыкаясь о кед.

Или кеду? Да... к чёрту! Просто о брошенный «конверс»

К счастью, там не дочь, не муж, не любовница мужа.

Там букет.

Роскошный.

Нежные розовые пионы. Раскрытые. Одуряюще пахнущие — голова точно разболится, но это не главное.

Главная интрига — кто прислал. Хотя уверена, что сюрприза не будет.

«Рыжий, держись, всё будет хорошо. Наслаждайся жизнью. И помни, что я твой».

Что ж... я помню.

Мне не дают забыть.

32.

- Ого…

Дочь очень точно выражает и мои мысли тоже.

- Это не от папы, да?

Вздыхаю. И что тут скажешь?

Качаю головой.

- Не от папы.

- Ну вы…

- Что?

- Ну вы даёте.

Она не осуждает? Кажется нет.

Для меня это важно. Понимаю, что я к осуждению отнеслась бы спокойно сейчас, это не мои проблемы. Попыталась бы объяснить свою позицию. И даже если бы дочь всё равно не поняла — пожала бы плечами.

Это моя жизнь.

Моя.

Перед кем я должна отчитываться?

И всё равно то, что дочь скорее просто удивлена и изнемогает от любопытства, а не разочарована во мне и обижена, меня радует. Даёт силы.

- Пойдём дальше пить чай.

- И ты расскажешь?

- И я расскажу. Только цветы в вазу поставлю.

- Они охрененные.

- Именно.

- Эх…

- Что?

- А мне Даниэль тоже дарил пионы.

- Даниэль? — тут уже я торможу. Что за Даниэль? Почему я не знаю? Она вроде дружила с Антоном? Антон мне не очень нравился, но я держала мнение при себе.

А про Даниэля впервые слышу.

- Он новенький, мам, я тебе не рассказывала. Он... пару месяцев назад пришёл к нам в класс. Они раньше жили в Сирии, потом в Эмиратах. У него родители русские, просто работали там, кажется в какой-то нефтяной компании нашей.

- Ясно. И что Даниэль? Подарил тебе пионы?

- Да. Просто так. Ну... то есть...Нет... мы... типа встречаемся.

- Типа?

- Сначала ты расскажи! Откуда твои пионы! Потом я.

Улыбаюсь.

Почему-то мне так легко сейчас.

Легко, потому что моя дочь со мной. Она именно со мной. Моя. Не в протесте. Не в своей раковине. Не хмурится. Не обижается.

Она моя малышка. Любимая.

И Лиза тоже.

Несмотря ни на что.

Даже если Лизе сейчас ближе Славина, и папина связь для неё не является чем-то из ряда вон. Это не важно.

Она моя дочь. И я всегда приду к ней на помощь.

Навязываться не буду.

Ценное мнение своё высказывать — тоже.

Поняла, что это всегда лишнее.

Высказывать нужно только тогда, когда спрашивают.

По крайней мере я лично не очень люблю тех, кто подкатывает ко мне со своим ценным.

- Мам, так от кого цветы? Это новый мужчина?

- Не совсем новый.

- Ого? Как так-то? — дочь глаза снова округляет от удивления.

Что ж…

Начинаю рассказывать.

Школа. Одиннадцатый класс. Первая любовь. Выпускной. «Провожалки» с держанием за руку. Моё непонимание того, что между нами.

Дочка мечтательно вздыхает, слушает, голову кулачком подпирая.

- Мам, почему ты никогда не рассказывала, а?

Пожимаю плечами.

Почему? Сама не знаю. Может... может потому, что для меня это всё так некрасиво и драматично закончилось?

Надо ли знать об этом Насте? Наверное нет.

- А почему вы расстались? Ты в папу влюбилась?

Вздыхаю.

- Не совсем. Лёшка уехал, ему предложили поучиться за границей, а я…

- А ты осталась?

Даже сейчас, через столько лет, это болезненное воспоминание.

И у меня глаза на мокром месте. И тоска.

А что было бы, если бы он не уехал?

Не было бы вот этой славной девочки сейчас со мной. Она была бы. Но другая. А конкретно вот этой не было бы.

Может быть в этом и смысл? Судьба.

Как там говорят на востоке? Мактуб.

- Мам... ты его любила?

- Любила, да.

- А сейчас... сейчас любишь?

Сейчас всё слишком запутано.

Я не знаю.

Нет. Не люблю, наверное.

Но не потому, что Лёшка плохой, не потому, что недостоин.

Мне не до любви.

Вернее…

Я не могу никого любить, пока не научусь любить себя.

Вот что я поняла.

Когда я вспомню что значит любить саму себя, вот такую себя, с недостатками, с лишним весом, которого, к счастью, всё меньше, с морщинками, с дряблостью шеи, которая тоже, к счастью, не так заметна, с трудным характером, с максимализмом, с моей ироничностью, с возрастом, с болезнью, которая дико пугает — когда я вспомню, что значит любить себя, тогда я, надеюсь, захочу любить кого-то еще.

- Ну, теперь ты рассказывай.

- О чём, мам?

- О Даниэле? Какой красивое имя.

- Да? А мне не нравится. Девчачье.

- А по-моему совсем нет, наоборот такое... французское, что ли? Представляется такой красивый мальчик... утончённый.

- 0, мам! Это вообще не о нём, он... Подожди…

Настя краснеет, достаёт телефон, открывает галерею.

- Только не ругайся!

- Не буду.

- Обещаешь?

- Зуб даю.

- Ма-ам!

- Обещаю.

- Ну... вот…

Она протягивает телефон так, чтобы я видела экран, но в руки не даёт.

Ого... вот это... Даниэль…

- Какой у него рост?

- Метр девяносто.

- И плечи…

- Он занимался плаваньем и борьбой.

- Это видно, это хорошо. Красивый парень.

- Да?

- Да.

Он действительно симпатичный, даже очень. Но... не сладкой такой красотой, на которую падки девочки в юном возрасте. Сейчас девчонки помешаны на корейских дорамах, и корейских группах, в которых поют красивые, сладкие мальчики. Этот совсем не сладкий. Он... мужественный такой. Серьёзный. По-мужски серьёзный.

Они обнимаются. Этот бугай — ну да, он такой, держит мою крошку так, словно она его собственность.

Не знаю, как реагировать. Может, как мать я бы должна возмутиться — что еще за собственнические инстинкты? Но как женщина считываю, что именно это правильное.

У меня такое было с Дорониным. В самом начале.

Он так очерчивал границы. Сразу давая понять всем самцам вокруг — моя. Моя и даже не смотрите в сторону этой девочки!

Это было приятно.

С Алексеем, кстати, я именно такого не чувствовала. Там было по-другому.

Или мне тогда это было не важно.

Не знаю.

- Мам, он мне нравится, но я... я боюсь.

- Чего? Он... он требует от тебя чего-то?

Сразу думаю о том, что моей девочке в семнадцать еще рано.

- Нет. Как раз нет. Он готов подождать и всё такое.

Готов подождать! Бо-ожечки мои!

Мне и смешно и напрягает.

Дочка выросла! Совсем!

Если с взрослением Лизы я смирилась, примерно, с её четырнадцати — она была уже тогда слишком своенравной. Хотя и рассудительной. И вела себя всегда очень грамотно, с мальчиками в том числе. И до сих пор ведёт.

Тут я задумываюсь.

Вспоминаю, как Лиза рассказала мне про свой первый опыт, и я была немного шокирована.

Ей просто хотелось попробовать. То есть не найти любимого человека, которому подарить свою невинность, свой первый раз, чтобы это было по обоюдной любви, чтобы были чувства.

Нет, увы, Лиза просто нашла более-менее интересного молодого человека, который, по её словам, умел это делать.

- Умел делать что, Лиз?

- Ну мам... сексом заниматься. Не новичок, понимаешь? Ну, зачем мне девственник? Какая польза от девственника? Они же ничего не умеют?

Этот разговор у нас состоялся, когда дочь соизволила поделиться. Причём, я поняла, что после самого акта лишения невинности прошло уже достаточно много времени, хорошо, что она была совершеннолетней уже!

Тогда я как раз вспомнила своего Буянова.

Да, он не умел! Но он любил меня. Я вспоминала, как он на меня смотрел. На тело моё... Как боготворил.

Может я, конечно, старая калоша, прошлый век, ничего в жизни не понимаю, ничего о жизни не знаю, но для меня это гораздо важнее каких-то там мифических умений партнёра.

Лиза, кстати, осталась недовольна. Ей не понравилось.

- Ничего особенного.

- Потому что ты ничего не чувствовала.

- Мам, при чём тут чувства? Это просто секс!

Просто секс.

Да уж... Тогда я подумала и сейчас думаю... Где я ошиблась? Где просчиталась?

Я всегда думала, что ошибки наших детей — это наши ошибки.

А может, я не права?

Это ведь её жизнь. И она уже не ребёнок.

И Настя тоже не ребёнок, хотя ей еще нет восемнадцати.

- Так чего ты боишься, Настюш?

- Мам... ну, я же понимаю, что он взрослый парень? И ему... ну, ему уже надо! А я…

Если он не делает этого со мной, значит... Значит делает с кем-то другим?

В её глазах столько неуверенности.

Она боится измены.

- Мам, или... ну если он любит меня, а там...без любви... Может, это не измена?

- А ты сама как думаешь?

- Я... я не знаю. Мне кажется... Я не хочу, чтобы он был с кем-то. Не хочу, чтобы кого-то трогал, целовал, я…

- Подожди, почему ты уверена, что у него есть секс? Просто потому, что он парень?

Знаешь, многие мужчины готовы ждать. Если любят.

- Да?

- Да.

Я говорю уверенно, потому что Буянов ждал. И Слава... Доронин, он тоже когда-то ждал. И любил меня.

Что ж... Соломон говорил — все проходит, пройдет и это.

Надо просто принять эту философию.

Всё пройдёт:

Мы с Настей сидим обнявшись, решили посмотреть «Гарри Поттера». Потом она остаётся у меня на ночь. Сообщает отцу, где она.

Я надеюсь, ему не придёт в голову утром притащиться. Нам везёт.

Настя уезжает. Я остаюсь.

Несколько дней живу одна. В своё удовольствие.

Алексей каждый день присылает подарки. Букеты. Фрукты и ягоды.

Мне приятно.

Я живу какой-то киношной жизнью. Питаюсь в кафе, заказываю на дом. Или просто не готовлю, перекусываю вкусняшками.

Смотрю фильмы, которые давно мечтала посмотреть.

Читаю книги.

Выбралась в театр Вахтангова, благо рядом — перейти Арбат, фактически.

Контрамарку мне достала Ленчик, я сидела как королева в директорской ложе.

Была потрясена актёрскими работами. Настолько тонко, настольно мощно.

Настолько... по-настоящему! Я вообще всегда любила Чехова, но больше рассказы пьесы как-то казались скучными что ли. Особенно после того, как мы изучали «Вишнёвый сад» в школе, и нам рассказывали про трагическую фигуру забытого Фирса, а потом мы смотрели ужасный спектакль в одном известном театре, где всё было насквозь фальшиво...Громко, претенциозно, надуманно... Тогда еще мне показалось, что Чехова у нас не понимают. До сих пор не понимают. Не знают, как надо.

Сейчас, глядя на постановку «Дяди Вани» я вдруг с какой-то ясностью осознала о чём даже не говорит, кричит Чехов!

О том, что надо жить свою жизнь. Свою! Такую, которую хочешь прожить.

Делать то, что хочешь.

И если ты хочешь поехать в Москву, надо купить билет и поехать! Если ты хочешь замуж за любимого мужчину — значит надо выходить за любимого, а если он тебя не любит — не надо выбирать кого попало! И если ты свою жизнь, свой талант зарываешь в землю, потому что кто-то рядом говорит, что ты не так талантлив как твой сосед, надо плюнуть на того, кто сказал и делать то, что хочешь.

Это ведь удивительно просто. Жить свою жизнь

После спектакля иду домой. Да, да, уже называю домом эту арендованную квартиру, в которой прожила всего несколько дней.

Странные мы люди, странные.

Дом, который построил мой муж домом так и не стал. А эта квартира…

Подхожу к подъезду и слышу ироничное:

- Верблюжье молоко заказывали?

33.

Оно солёное. И пахнет... ну, наверное, немного верблюдом. Вкус непривычный. Но ничего сверхъестественного.

И всё-таки хорошо, что у нас коровы.

Морщусь, и вижу усмешку Буянова.

- ВкуснО ли тебе, девица, вкуснО ли тебе, красная, - смеётся, переиначивая цитату из старого фильма.

- Да ты что, дед, с ума что ль сошёл? — дразнюсь, повторяя интонацию Марфушки и тоже смеюсь. — Необычно.

- Сама просила.

- Это чтобы загадать желание.

- Какое?

- Ну, когда пробуешь что-то в первый раз в жизни надо загадать желание и оно… ой…

- Что?

- Я забыла.

Смотрю на него, глупо улыбаясь.

Да, я забыла загадать желание. Ну что я за балда.. Эх. верблюжье молоко выпито зря. Зря мучилась.

- Это только молока касается?

- Нет, не только, любая еда.

- Тогда у тебя есть вторая попытка.

- Неужели?

- Да, я сегодня джин из Алладина. Не думаю, что ты пробовала дубайский шоколад.

- Не пробовала, да. Но...- опять усмехаюсь, теперь хитро. — Там было три желания!

- Уверен, что пахлаву с золотом, которую подают на сто пятьдесят втором этаже Бурдж Халифа на высоте пятьсот восемьдесят пять метров, ты тоже не пробовала.

- Да ты не джин, Буянов, ты просто шейх арабский, дразнишь меня.

- Дразню, да. В следующий раз полетим туда вместе.

- Куда?

- В Эмираты, в Дубай, на Бурдж Халифа. Одному было одиноко.

- А тебе больше не с кем? — не знаю, зачем спрашиваю. Словно льва дразню.

- Нарываешься, Руданова.

- Ах-ах.. давай свой шоколад и пахлаву, загадаю.. Чтобы тебе было с кем полететь.

- Загадай. Только загадай, чтобы я полетел с кем, с кем хочу я.

- Загадаю. Подожди, чаю заварю, к шоколаду.

Мы, разумеется, давно уже поднялись в квартиру. И я как-то очень спокойно воспринимаю то, что Алексей, с дороги, сразу приехал ко мне. Он с чемоданом.

Вероятно, не против остаться у меня. То есть... правильнее будет сказать у себя?

Он же купил эту квартиру?

Ставлю чайник, достаю заварку — не пакетики, к которым, кстати, вполне нормально раньше относилась. Это домработница отучила меня ими пользоваться.

Заварочный чайник ополаскиваю. Вспоминаю, как когда-то меня учили правильно заваривать чай на какой-то модной чайной церемонии.

Неожиданно чувствую руку на своей талии, обвивает, притягивая спиной к груди.

- Так шикарно смотришься...На кухне, что-то делаешь. Просто... мечты сбываются.

- А помнишь…

У меня горло перехватывает, когда я произношу это. «А помнишь»

Вспоминаю, как первый раз готовила у него дома. Мы отмечали вместе его день рождения. Только вдвоём. Лёшкина мама оставила полуфабрикаты. Отварные овощи и яйца для салатов, отбивные, которые нужно было пожарить, картошку.

Лешка чистил сам. Я резала оливье, сделала селёдку под шубой.

Мы о чём-то болтали, смеялись, баловались, в какой-то момент я почувствовала себя так... странно. Мы были как семья.

Я представила, что мы — семья!

Это наша квартира. Наша кухня. Мы готовим праздничный ужин. Потом вместе сядем за стол...потом пойдём в постель.

Мы тогда еще не были близки, ну то есть мы пару раз спали вместе, мы друг друга трогали, но без проникновения. Мне хотелось, но было страшновато. Но хотелось.

Лёшка был готов ждать, но я знала, что ему тоже хочется.

Он так же обнял меня тогда. Подошел сзади. Прижал к себе.

Я была уверена, что он думает также, как я.

О семье.

О собственном доме.

О том, что после ужина мы займёмся любовью.

Так и произошло тогда.

Но семьей мы не стали.

Увы?

- Аня…

- Давай чаю попьём.

- Скажи, что ты хочешь жить, а?

- Что?

Его вопрос бьёт больно.

- Скажи, что ты хочешь жить. Хочешь, чтобы операция прошла успешно, чтобы всё это осталось в прошлом, хочешь двигаться вперед, любить, мир посмотреть, родить еще ребёнка.

- Нет. Родить точно нет.

- Хорошо, можно найти суррогатную.

- Что? — перебиваю, - Нет Лёш, нет! Детей я точно не готова рожать и воспитывать.

Мне хватило.

- То есть, от меня детей не хочешь?

Он поворачивает меня к себе, улыбается как-то криво, в глазах такая тоска.

От него.

Детей.

Больно сейчас.

Тогда хотела. Тогда казалось, мир раскололся. Тогда умирала.

Сейчас…

Чуть отстраняюсь, выставляя между нами ладони.

- Я хочу жить, Леш. Но я хочу по своим правилам, понимаешь?

- Нет.

- Так пойми. Хочу сама решать, куда мне ехать, в Эмираты или на Камчатку. Хочу побыть с собой. Понять, кто я такая. Знаешь, когда-то я знала кто я. Была уверена, что знаю это твёрдо. А сейчас….

Я говорю это искренне.

Это было.

Я была целеустремленной девушкой. Я хотела учиться. Потом работать. Семью хотела. Детей. Хотела быть женой и матерью. Стала. Позиционировала себя именно так. Я — человек семьи. Я мать. Я жена. Я живу для того, чтобы моей семье было хорошо.

Почему-то постепенно всё изменилось. Очень болезненно изменилось.

Из личности я превратилась в функцию.

Сейчас я пытаюсь понять, проанализировать. Что я сделала не так?

Сама виновата?

Или виноваты мои близкие, которые стали принимать мою любовь к ним, мои старания, мою поддержку как должное?

Или никто не виноват, а просто жизнь такова?

- Анют, я не собираюсь давить. Я хочу поддержать, помочь…

- Леш, помнишь, был такой старый фильм, кажется, мы его даже с тобой смотрели... «В моей смерти прошу винить Клаву К»?

Он чуть хмурится.

- Не важно. Там герой очень любил героиню, они еще школьники были, и вот он постоянно был рядом, постоянно был с ней... Как сказать…

- Давил? — усмехается Лёша.

- Там была одна фраза, которую героиня сказала ему, когда стала общаться с другим мальчиком. «Ты все время дарил мне себя, а он подарил мне меня».

Буянов снова сводит брови.

Значит, я должен подарить тебе тебя?

- Нет. Ты ничего не должен. Просто... не дави на меня. Я хочу сама найти себя, понимаешь? Мне сорок два, а ощущение, что опять девятнадцать и я стою перед выбором.

- Перед выбором?

- Что делать. Как жить.

- Тогда ты... ты в твои девятнадцать, что выбрала?

- Я выбрала жить. Жить дальше. Мне было очень больно, но я выстояла. Сейчас мне тоже очень больно. И я опять хочу выстоять, понимаешь?

- Ты сможешь без помощи?

- Я не знаю.

Пожимаю плечами.

Любимый жест.

Снова включаю чайник. Заливаю кипятком заварку. Пахнет вкусно. Цейлонский чай.

Лучший.

Разливаю кипяток по чашкам.

Внезапно меня осеняет.

- Ты голодный?

- Честно?

- Поняла тебя.

Лезу в холодильник. У меня там есть небольшая заначка закусок — красная рыба, чёрная икра — да, да, решила шикануть напоследок. То есть…

Просто шикануть.

Деньги у меня есть.

Оливки, балык, пармская ветчина, сыр мягкий, блины, хлеб.

- Как ты смотришь на то, чтобы поесть блинов с рыбой и с икрой?

- Из твоих рук — всё, что угодно.

- Ох, Буянов, смотри! Привыкну к подхалимажу!

- Это искренне.

- К искреннему подхалимажу тоже можно привыкнуть.

Садись за стол, не маячь, мешаешь.

- А мне нравится тебе мешать.

- Тогда останешься голодный.

- Я своё возьму.

Снова меня притягивает. И его «возьму», конечно, не про еду…

- Лёш…

- Я никуда сегодня не уеду.

- Я тебя и не гоню. Сядь, покормлю тебя, давай.

Ухмыляется так нахально и довольно. А я…

А мне всегда нравилось это — кормить мужчину.

Наверное, эта функция у всех женщин предустановлена.

Быстро грею блинчики — чуть-чуть. Смазываю творожным кремом, раскладываю рыбку, чуть укропчика, сворачиваю, ставлю на стол.

- Налетай!

Беру багет, масло, икру, прикидываю, что и сама не прочь съесть бутербродик. И вес мой меня уже не так парит — ночью потренируюсь и сброшу. Сколько там калорий сжигает секс?

Мы ужинаем. Расспрашиваю Алексея про Эмираты. Я там, кстати, была, но давно, еще до того, как это стало мейнстримом, как говорится. Еще до этой огромной башни, только-только Пальма Джумейра появилась. Тогда мне в голову не пришло пробовать верблюжье молоко, а шоколад появился вообще два года назад.

- Стой! Ты опять не загадала?

- Загадала.

Я не лгу.

Очень простое желание.

Что бы он был счастлив.

(Прим. автора

Еще до того, как это стало мейнстримом — фраза из культового мультфильма

«Футурама»)

34.

Капельница медленно отсчитывает время.

Кап-кап-кап…

Белый потолок, белые стены... Почему в больницах всё белое? Никогда не задумывалась.

Дешевая краска? Чистота?

Или на белом легко заметить грязь и плесень? Читала, что какую-то больницу почти достроили, а потом увидели, что бетонные стены уже жрёт чёрная плесень. А вывести её никак. Здание забросили.

Может и не правда, кто знает.

Но плесень штука опасная…

Мне кажется, что моя душа покрыта плесенью и я только-только начинаю её отмывать, очищать. Очищаться.

Операция прошла успешно.

Эти слова должны меня обрадовать, но я как-то странно безразлична.

Успешно.

Господи, а я ведь надеялась, что…

Это очень плохо. Это ужасно по отношению к самой себе прежде всего.

Но я рассчитывала на то, что операция пройдёт не так хорошо.

Да. Я искренне думала, что хорошо бы мне не отойти от наркоза. Или чтобы сердце остановилось там, на столе. Бывает же? Не выдержало. Никто не мог этого предугадать.

И все.

И всё так красиво…

Меня бы оплакивал Лёшка Буянов. Носил бы на кладбище алые и белые розы.

Памятник бы поставил. Мужу бы не позволил даже близко к этому делу подойти. Я уверена — смог бы! Несмотря на то, что мой супруг и сам крутой. Не пальцем деланный. Но за Буянова говорили бы его чувства ко мне. И ненависть к моему мужу, который бросил меня в такой момент.

Хотя он же не бросил, да? Я сама ушла…

Кап-кап-кап... Медленно капает, спокойно так.

А ведь Славина не обманула. Буянов реально предложил ей трахнуть моего мужа.

Я его спросила.

После пахлавы с золотом и второго желания, которое загадала.

- Я примерно представлял, что она тебе скажет.

- Ты натравил её на моего Доронина?

Вспоминаю разговор, снова погружаясь в тот вечер.

Буянов смотрел прищурившись. Лгать не будет, я знала. Не его метод.

- Да. Показал ей его и сказал — вот, шикарный кандидат для тебя.

- Ты знал, что это мой муж.

- Знал.

- И зачем?

- Может, хотел, чтобы ты свободна была?

- А серьёзно?

- Серьёзно? Я был уверен, что он её пошлёт. Зубы обломает. — Лёшка криво ухмыльнулся, - кто ж знал…

- Мне собирался признаться? — я спросила именно так, собирался ли он, Алексей Буянов, рассказать мне о том, что сломал мою семейную жизнь.

- Собирался.

- Неужели?

- Да.

- Ясно.

Я топа тоже усмехнулась.

Вот так и живём.

Но я понимала, что не Буянов виноват в том, что Оксана Славина стала Славина.

Что мой муж сделал её своей любовницей. Что собирается с ней серьёзно...Не будет мариновать в ранге любовницы, как Буянов и компания.

Виноват мой Доронин.

Он нарушил клятву.

Он предал меня.

Нашу любовь.

Интересно, плакал бы он на моей могиле?

Плакал бы, конечно.

Это же такой контент.

Жена умирает. Он страдает, рыдает, делает всё, чтобы достойно проводить, а потом, через слёзы и боль, через тернии, женится на другой.

Чёрный юмор.

Я такой люблю.

Да, я планировала умереть.

Но что-то пошло не так.

Слишком хороший доктор.

Слишком ответственный Ангел Хранитель.

Своенравный, зараза. Ой, простите, про них так, наверное, нельзя?

Я жива.

Я живу.

Дышу.

Думаю.

Думаю, что мне очень хочется на море... лежать на белоснежном песочке, чтобы водичка омывала пяточки, пальчиками перебирать, любуясь на свой маникюр.

Красный. Огненный.

В палату заходит доктор. Смотрит на капельницу, меняет пакет с препаратом.

Задаёт вопросы.

Деловой, собранный такой, профи.

Он мне нравится.

И бесит.

Зачем вы такой крутой, доктор, а?

- Анна Андреевна, давайте-ка, прекращайте.

- Что? — удивляюсь и не удивляюсь. Недовольство у меня явно на лице написано.

- Костлявой я вас пока точно не отдам. Рановато. И вообще, не портите мне статистику.

- Значит, смерть для вас статистика?

- Нет. Статистика — жизнь, а смерть — неприятность. Досадная. Так что... будем жить?

Киваю — что нам остается?

Он выходит.

Закрываю глаза.

С Буяновым я общалась вчера. Он привёз меня в клинику. Ходил к руководству —это я знаю.

Настя тоже приезжала, до Алексея. Не плакала, держалась. Не сказала никому.

Лиза писала, звонила. Не в курсе, но волнуется.

- Мам, когда ты вернёшься?

Я не сказала — никогда. Просто... отморозилась, как мы говорили раньше. Сказала, что хочу в отпуск. На каникулы. На отдых.

Вернусь как-нибудь.

Потом.

Доронин заблокирован. Пытался связаться с разных номеров.

- Слав, ты вынуждаешь меня поменять телефон? Что тебе надо?

- Поговорить.

- О разводе?

- Нет.

- До свидания, Доронин.

Кстати, дочь Буянова, Анютка, тёзка моя, передала привет. Видео записали. С мыльными пузырями и солнечными зайчиками, которых они вместе ловили.

Пообещала ей, что мы увидимся.

Я тогда была уверена, что нет.

Что ж…

Капельница пуста. Нажимаю вызов сестры.

Она приходит, ловко вытаскивает трубочку из бабочки, увозит стойку, спрашивает, не хочу ли я чего-нибудь.

Я бы смузи выпила, у меня стоит в холодильнике. Не знаю, можно-ли?

Холодную точно нет. Обещаю, что подожду, пока согреется.

В дверь стучат.

Сначала заходит большой букет роз. Нежно розовых. Пионовидных.

А потом.

- Здравствуйте, Анна, как вы?

- Здравствуйте, Ян Романович.

35.

Мы встретились случайно.

Хотя, кто больше всего любит фразу — случайности не случайны? Ах-ах, именно я.

Я прогуливалась по больничному парку ожидая приёма. Ян Романович Измайлов —это он потом представился полностью — вёз пожилую даму в инвалидном кресле.

Это была его мама.

Оказалось, что она много лет сама проработала в этой больнице, и вот, проходила тут курс реабилитации в своём же родном отделении. Еще выяснилось, что мой лечащий врач — доктор Малинин — её ученик.

- Способный был парень всегда. Такой хваткий, наглый.

- Мама!

- А что? Я люблю наглых. Врач должен быть наглым, иначе Костлявую не победить.

Усмехаюсь.

- Что, детка? Я права?

- Он её тоже так называет.

- Кого?

- Смерть. Костлявая.

- Правильно делает. Только так. Смерти нет, а эта — Костлявая, не стоит уважения.

Интересная позиция. Но я не спорю.

- Анна, удивительная у нас с вами встреча.

Ян Романович передал маму медбрату, а сам вернулся ко мне. Я не то, чтобы слишком хотела пообщаться, но отказываться было как-то глупо что ли.

Что я, боюсь, в самом деле? Нет.

И даже любопытно.

- Значит, вы тут не в качестве посетителя, а как пациентка?

Киваю.

Его мама как-то очень легко вытянула из меня мою историю. Есть люди, которые буквально имеют дар развязывать другим язык.

- Только я попросила бы вас... Не знаю, какие у вас отношения с моим бывшим мужем.

- Бывшим? Вы разве успели развестись?

- Нет. Но он именно бывший.

Я смело смотрела Яну Романовичу в глаза.

- Я вас понял. Могила.

- Что? — вот тут я не поняла.

- Я - могила! То есть — молчу!

Вспоминаю наше детское выражение. Да, кажется, из какого-то фильма старого, то ли «Кортик», то ли «Неуловимые»... А может я ошибаюсь.

Да разве это важно?

- Мне уже пора. Не хочу, чтобы меня искали. Хочется уже закончить с формальностями, и…

- Когда операция?

- Завтра.

- Я могу вас навестить потом?

Я пожала плечами.

Я же не думала, что будет это «потом»?

Измайлов тогда усмехнулся. Видимо понял это.

То, что я не думаю о «потом».

И вот он явился с букетом.

- Не знал, можно ли вам сладости, пока ограничусь цветами.

- Пока?

Мужчина пропускает реплику мимо ушей.

- От мамы вам сердечный привет, сетует, что сама не может навестить.

АХ, да, конечно, он тут только по велению мамы!

«Не корысти ради, а токмо волею пославшей мя жены...» - усмехаюсь, вспоминая фразу из Ильфа и Петрова.

- Что?

- Аиде Яновне сердечный привет. Может, я сама смогу навестить её, или встретимся на прогулке.

- Было бы прекрасно. Правда, она тут же примется за сватовство.

- Что? — мой черед вопросы задавать, опешивши.

А Ян чуть наклоняется, пародируя голос и манеру матери.

- Янчик, дорогой, эта Аннушка прекрасная женщина, такая воспитанная, стильная, умная. Не теряй времени даром.

- Ясно, - улыбаюсь. — И Янчик не теряет?

- Янчик вообще не привык терять время.

Смотрит на меня с улыбкой.

А я думаю, что я лежу на больничной койке, бледная, с кругами под глазами, с катетером в руке. С мыслями о том, что хотела совсем другого исхода.

Дура.

Кому бы было от этого легче?

Детям, которых бы оставила?

Мужу, которому бы дала свободу?

ЕГО любовнице, которая получила бы всё и сразу?

Моему любовнику, который... который не знаю, что, не поняла еще. Но точно не гештальт закрывал. Не гештальт.

- Анна, чего бы вам хотелось?

- В смысле? Из еды?

- Нет, вообще. Глобально. Ну, и из еды тоже можно. — его губы улыбаются, глаза тоже пытаются, но им сложнее.

Чего бы мне хотелось?

Задумываюсь.

Философский вопрос.

И как ответить на него…

Океан!

Вот чего бы мне хотелось.

Океан, белый песок, звездное небо.

Но озвучить Яну Романовичу Измайлову океан я, конечно, не могу.

Да и зачем?

В принципе, океан я себе могу позволить.

- Молчите? Стесняетесь признаться?

- Нет, не стесняюсь. Просто не считаю нужным говорить.

- Но желания есть?

Хмыкаю.

- У какой женщины их нет, желаний?

- У той, которая жить не хочет. Но если они есть…

- Вы психолог?

- Несостоявшийся. Как и врач. Мама очень хотела, чтобы я им стал.

-А вы?

- А я хотел денег. На тот момент

когда я учился, врач была не самая высокооплачиваемая профессия. И без особенных перспектив. Так что...Бросил медицинский и пошёл на бирже торговать.

- Успешно?

- Чуть не убили.

Он улыбается, глядя на него тоже хочется улыбаться.

А еще хочется быть свободной. От всего. Просто жить.

Жить?

Мне хочется жить?

- А знаете, чего я хочу?

- Не представляю.

- Сидеть с вами где-нибудь в крохотном кафе на Сицилии, пить кофе, есть канноли или Фрутта Марторана.

- Это что за зверь?

- Марципан в виде фруктов, вкусно. Любите марципан?

- Не знаю... не помню.

- А я люблю... Сидеть, пить кофе, наслаждаться видами, пастой, осьминогами, морскими ежами, дышать морским воздухом, ловить легкий бриз, а потом…

- Потом?

- Потом ехать на виллу на горе и продолжать наслаждение в спальне.

Он говорит серьёзно. И глаза у него горят.

А я никогда не считала себя роковой женщиной, героиней любовницей.

Боже…

- Это…

- Что, Анна?

- Смело.

- Не привык быть трусом. Вот, озвучиваю вам свои желания.

Качаю головой.

- Мне нечего сказать.

- Подумайте. Не самое плохое желание, если разделить его на двоих.

Возможно, он прав.

Если двое хоть сколько знают друг друга.

Думаю об этом его желании. Представляю себя там, в Италии. Море не то, не океан... И...я не вижу лица мужчины, который рядом со мной.

Кто он, этот мужчина?

Да и есть ли он?

Нужен ли мне?

В дверь стучат.

Еще посетители?

- Анна?

36.

Надо было попросить никого ко мне не пускать.

Но поздно.

- Алексей, это Ян Романович Измайлов.

Смотрят друг на друга не так, чтобы очень добро. Особенно, конечно, Буянов.

Желваками играет.

- Алексей Николаевич Буянов.

- Очень приятно, Алексей Николаевич, кажется, мы знакомы?

- Кажется.

Буянов явно не настроен на позитив. Я его понимаю. Но…

- Мальчики, что-то я устала, всё-таки, после операции. Давайте вы в коридоре друг на друга порычите.

Лешка смотрит на меня так…

- Аня, я хотел узнать, как ты, и…

- Я хреново. Я устала. Я хочу покоя и одиночества. Поэтому, уйдите, пожалуйста.

Оба.

Уходят.

Слушаются.

Как интересно!

Когда с мужиками ласково, когда распинаешься, на цырлах бегаешь, как моя мама говорила, они становятся капризными, вредными, противными, изводят своими жалобами. На шею, проще говоря, садятся, ножки свесив в чистых носках, которые ты им и предоставила.

Как только сменяешь милость на гнев, рявкаешь, тоном совсем не дружелюбным и не терпящим возражений — сразу как шёлковые становятся!

Но ведь мы, женщины, не хотим всё время рявкать!

Мы сначала хотим по-хорошему, по-доброму, мило и нежно. А они... Поэтому женщины и превращаются в мегер.

Кто виноват, мальчики?

Сами виноваты!

Так что... нечего потом обижаться и жаловаться.

Остаюсь одна.

Откидываюсь на подушку.

Погружаюсь в себя. В своё состояние.

Немного болит.

Это ясно.

С телом проводили какие-то манипуляции, очевидно, что оно должно болеть.

Вообще, когда не болит, это же значит, что ты уже умер, да?

Да уж…

А умирать-то, оказывается, совсем не хочется!

Хочется океан.

Достаю телефон, открываю приложение.

Можно взять с собой Настю. Она у меня девочка, в принципе, спокойная. Будет лежать рядом, книжки читать.

Или не рядом.

Располземся на разные края острова.

Хотя там такие острова — особенно не расползёшься. Всё равно будешь где-то рядом.

И океан вокруг.

Океан.

Засыпаю. Просыпаюсь уже вечером.

Доктор заходит. Травит байки, смотрит на меня с интересом.

Оказывается, к нему заходил Ян Романович. И Буянов тоже заходил.

- Приятно, когда в отделении такая женщина.

- Какая?

- Интересная. Необычная.

- Почему вы решили, что я необычная? Я самая обыкновенная. Домохозяйка, еще и на грани развода.

- Ну, про развод понятно почему. — он усмехается, явно думая, что причиной стали мои кавалеры.

- Мне муж изменяет. Вот поэтому.

- Вам? Изменяет муж? Это... который из них был муж?

- Ни тот, ни другой. Муж меня не навещал. Он не знает.

- Муж не знает а... Ваши друзья знают?

- Не совсем друзья. С Яном Романовичем мы, можно сказать, тут познакомились.

- Его мама мой самый строгий учитель.

- Да, она мне рассказала.

- Уникальная личность. Прекрасный диагност. Она смотрела на человека и могла сказать, где у него нужно искать опухоль. Или, где она, возможно будет. Говорила с людьми и так спасала их от рака. Знаете, мы, врачи, наверное, все в той или иной степени фаталисты, да? Но Аида Яновна считала, что предопределение предопределением, но всё-таки в наших силах что-то изменить. И пыталась всеми силами это сделать. Говорила, что даже от рака можно вылечить совсем не лекарствами.

- Это как, интересно?

- Словами, поступками, желаниями.

Океаном.

- Ну, конечно, это больше философия, и всё же... Женщинам она особенно любила помогать нестандартно. Считала, что многие наши болезни от того, что мы копим в себе. Именно для женщин это крайне опасно. Мы, мужчины, другие. Для нас норма не плакать, не выражать эмоции. А вы, женщины... у вас это всё в заводских настройках.

- Истерики, - усмехаюсь я.

- Именно. Истерики, как раз, важны. Надо выплескивать эмоции. Аида Яновна любила рассказывать про свою сестру. Сдержанную. Безэмоциональную.

Спокойную. У которой сначала нашли камни в почках, потом... в общем, опухоли тоже были. И Аида заставила её начать орать.

- В смысле?

- НУ, сначала именно заставила. Отвезла на дачу, поставила на участке какие-то банки, потребовала их разбить. Потом сарай приказала сломать.

- Сломать?

- Ну, я так понял, там всё равно всё было под снос. Но вот они крушили эту сараюшку и орали матом. Соседей, слава богу, не было.

- Это... выплеск эмоций?

-Негатива. Именно. Этого часто не хватает многим. Человек начинает болеть не зная, почему. А потому. Потому, что слишком многое в себе. Внутри. Многое мы прячем. Еще раз повторюсь — женщины. Мы, мужики, соберёмся в гараже с пивом, или пойдём на хоккей, там поорём.

- Не представляю вас в гараже с пивом.

- А зря. У меня хобби, я собираю старые машины. Советские «Победы», ГАЗ М-20, «Волги», ГАЗ-21, другие...Вот сейчас на севере столицы сломали гаражи, огромная площадь там была, мне удалось договориться с хозяевами трёх авто.

Представляете? Они стояли лет тридцать-сорок там, точно!

- Ого, интересно... Но вы же там делом занимаетесь, без пива?

- Иногда и с пивом, ну и... с эмоциями точно.

- Значит, эмоции нужны?

- Поорать иногда нужно, просто поорать. Вот вы, наверняка не кричите на мужа?

Пожимаю плечами, головой качаю.

Не кричала. А зачем на него кричать? Смысл?

- А хотелось?

Я задумываюсь.

Хотелось ли?

Вспоминаю наш разговор о новом доме, о домработнице.

- Хотелось.

Да, тогда именно хотелось.

- Но вы не стали.

- Нет. Посчитала, что нет смысла.

- Да, для вашего мужа смысла, наверное, не было. А для вас был. Вот этот ваш не самый красивый узелочек, который мы удалили — вот это и есть смысл.

- То есть, если бы я на мужа орала, то его бы не было?

- Скорее всего нет. Не могу утверждать, но…

- Рекомендуете орать?

- Особенно на Измайлова. На Яна Романовича иногда надо наорать женщине.

Слишком он…

- Самонадеянный.

- Именно. Но он отличный мужик. Спонсирует нашу клинику, кстати. Тут же много платных услуг и не все могут оплатить. Помощь оказывает неоценимую.

- Это здорово, что есть такие люди.

- Да и второй ваш... знакомый... Явно напрашивается на то, чтобы вы на него поорали.

- Что? Он что-то натворил? Лёша вам что-то сказал?

- Леша денег предлагал, за врачебную тайну и прочее. И за то, чтобы у вас тут всё было как на курорте.

Усмехаюсь. Лешка мог.

- И за что мне на него орать?

- Просто так. Чтобы он почувствовал, что он ваш.

- Что?

- Ну... есть такая связь. В нашей мужской голове. Если любимая женщина кричит, злится, возмущается, считает, что имеет право орать — это хорошо.

- Почему? — я реально не понимаю.

- Видимо по Фрейду. — он тоже смеётся. - Образ матери, все дела. Как будто женщина тем самым допускает в ближний круг. Не знаю, хорошо ли я объяснил, но уж как смог.

- Да, я поняла. Если я кричу на мужчину, значит он мой?

- Ну, не всякий рандомный мужчина…

- Какой?

- Рандомный, ну, то есть случайный, левый.

- Поняла. Если кричу на того мужчину, с которым у меня отношения.

- В точку.

- А он не свалит в закат после крика? — смеюсь.

- Ну, это смотря как кричать, почему, и что будет после крика. Хорошо бы сразу его в постель... - доктор тоже смеётся.

Интересные у нас разговоры.

Но так ведь часто бывает. Мы не можем говорить с близкими, зато так легко откровенничаем с чужими.

Доктор, кстати, в разводе.

И, кажется, в поиске.

Но... слишком молодой для меня. Мне так кажется.

- Доктор, а сколько вам лет?

- Тридцать семь.

Я удивлена.

- Что? Думали моложе? Мне редко дают мой возраст. Раньше вообще до смешного доходило, когда пациенты бегали к заведующему, просили убрать практиканта и дать нормального взрослого врача.

- Неужели? И что говорил заведующий?

- Я сам был заведующий. Они сначала с моей помощницей разговаривали. А потом выходил я и грозным голосом говорил — кто к вам отправил практиканта?

Он показывает в красках, очень смешно.

Мне даже жаль его отпускать, но…

- Завтра сложная операция.

- Как моя?

- Ваша простая, на самом деле, простите, но, ерундовая. Больше страхов и разговоров. Так что, подумайте над тем, что я сказал.

- Про крик?

- Про эмоции. Не держите в себе. Живите.

Жить... Как будто это просто!

На самом деле…

- Жить, просто, деточка, жить просто. Надо просто жить... вот умирать... умирать сложно. Это ты еще не совсем понимаешь, хотя собиралась помереть, собиралась же? — Аида Яновна попадает в цель.

Мы гуляем в больничном парке, погода прекрасная. Меня уже завтра отпустят, и я…

Я в растерянности.

До операции у меня была одна проблема — собственно, операция, рак. А сейчас…

- Да, да, понимаю. Знаешь, как говорят, когда ты здоров у тебя миллион проблем, когда болен — проблема одна. Ты со своей одной справилась, снова навалился миллион. Но зато он есть, этот миллион. И ты живешь. А когда ты уже умираешь… Обидно, что ты вспоминаешь о том, что упустил. И вспоминаешь слова тех, кто был вокруг, кто говорил — смотри, потом будешь жалеть, а будет поздно.

- Вы о чём-то жалеете?

- Да. Жалею. О том, что с любовью не сложилось. Любила отца моего Яна, он в сорок лет молодуху встретил, а я, дура, решила, ну, раз у него там любовь, пусть уходит. Не боролась. Эта любовь его за год до инфаркта довела. Он вернуться хотел, я тогда тоже... уперлась рогом, мол, сам выбрал, иди, любись. Кретинка. Ну, долюбился. Инфаркт, инсульт. Она его ко мне в клинику привезла, мол, лечите, это ваше. А я онколог, я в сердечно-сосудистых ни бэ, ни мэ, ни кукареку... Ну, нет, конечно, понимала, в общих чертах.

- И что потом?

- Потом я пять лет его выхаживала. Он у меня встал. Вернулся к работе. Ко мне.

Второй медовый месяц... Именно месяц. Потом снова инфаркт и всё. Надо было делать шунтирование, но это была тогда редкая и дорогая операция. Если бы я сразу забила тревогу, пошла бы по своим связям... я же и с Бокерия была знакома, и с Чазовым. Но... Как-то было совестно что ли за себя просить. Это за других я вечно на баррикадах с пеной у рта, а за своих.

- Он умер?

- Да. Ему было всего сорок. Яну десять, он у нас как тогда говорили поздний.

Прости, Анечка, загрузила тебя. Но я к чему это говорю. Мне сейчас семьдесят пять. Вроде бы еще жить можно, да? Но... может уже и пора. И вот, сижу тут, смотрю на цветы, на листья молоденькие, зеленые и думаю о том, что упустила.

- Но ведь много есть такого, что сделали? С чем справились?

- Сына достойного вырастила, это главное. Еще бы внуков.

- А у вас нет?

- У Яна есть сын, но он где-то там, с непутёвой мамашей. Об этом тоже думаю. Как выходит так, что лучшие мужики вечно связываются с... как закон подлости, или природы. Тебе, кстати, рожать еще не поздно. Даже двоих успеешь. Так что...благословляю.

- Спасибо, но…

- Ну, не обязательно Яну, не настолько я свихнулась. А про жизнь — думай. Живи. Живу.

Вызываю клининг в квартиру родителей. Там, конечно, жить пока нельзя. И не уверена, смогу ли. Что-то менять — пока мне тяжело. Для меня это память. Эти стены, эти фотографии, эти мелочи, безделушки, книги, мебель, мамины любимые кастрюли. Но решать что-то надо.

- Аня, ты где? — это Алексей.

В родительскую квартиру приехала, привожу в порядок.

- Почему не на Арбат? Что значит, в порядок? Тебе нельзя... ты... Я сейчас приеду.

- Успокойся, убирает клининг я руковожу.

- Там пыль, это опасно.

- Не опаснее чем нервотрёпка.

- Прости.

- Я скоро буду.

- Хорошо.

Спускаюсь во двор. Удивлённо смотрю на машину Доронина и на его самого.

- Здравствуй, Анна. Почему ты мне ничего не сказала?

37.

Смешно.

Ни слова о том, что было. Ни звука о том, как было.

Ни намека на то, что ему интересно, что со мной.

Или важно — как я себя чувствую.

Я стою напротив и рассматриваю его как зверушку в клетке.

Чудной такой.

Смотрит так строго. Сурово.

-Желваки играют.

Он любил меня? Хоть когда-нибудь любил?

Когда это всё исчезло?

Когда мы стали другими?

Он ведь любил! Я помню! Я не могла настолько ошибаться!

Но если любовь прошла, должно же было хоть что-то остаться?

Уважение, например?

Я согласна на уважение! Мне было бы достаточно!

Да, хорошо, нет любви. это я могу понять.

Он мужчина в самом соку. Хорош. Красив!

А я… да, с нами, женщинами природа жестока.

Слишком она намудрила.

У мужчин расцвет сексуальности — двадцать два, двадцать четыре. Пик. Когда они могут всё. много, часто, долго, активно.

У женщин расцвет после тридцати, даже говорят от тридцати пяти до сорока пяти.

Женщина еще красива, уже знает себе цену, уже умеет всё, понимает, что ей нужно для того, чтобы получить удовольствие, и как сделать так, чтобы и мужчина его получил, а главное — дал ей.

То есть, для достижения гармонии надо соединить молодого парня и зрелую женщину.

У некоторых это получается, хотя лично я не верю в союзы десять и более плюс, когда дама старше.

Ну, не верю. Потому что женщины, увы, стареют быстрее мужчин. И если мужчина в шестьдесят еще может быть огурцом, то женщина, чаще всего — нет.

Если они сошлись, когда ей было тридцать пять, ему двадцать два, то через десять лет ей сорок пять, ладно, еще куда ни шло, но ему-то всего тридцать два! А потом ей пятьдесят пять, а ему сорок два. Он еще вполне себе ничего, а она…

Нехорошие у меня мысли, понимаю. Совсем не хорошие.

НО вот я смотрю на мужа. Он чуть старше меня. И он шикарно выглядит.

Поставь с ним даже ровесницу нашей Лизы, и они будут гармонично смотреться.

А я…

Особенно та я, несколько месяцев назад. Отекшая, опухшая, прибавившая лишних десяток кило, раздраженная из-за этого, ненавидящая своё отражение.

Конечно, было отчего разлюбить такую женщину.

Только вот... видимо разлюбил он гораздо раньше. Потому что, если бы любил бы такой не стала.

Почему-то сейчас я очень чётко в этом уверена. Если бы любил всё было бы иначе.

И мы бы вместе справились и с лишними килограммами, и с отёками, и с опухолью.

Да и была бы она, эта опухоль, если бы меня любил мой муж? Я же хорошо помню слова Аиды Яновны и моего доктора. Всё в голове. Всё от нашего желания спрятать внутри, скрыть то, что надо выплеснуть. О чём надо прокричать миру, а не молчать в тряпочку.

А я молчала.

Молчала о том, что он не любит.

Слава тоже разглядывает меня с интересом.

Сейчас я другая.

Новая причёска. Вес ушёл. Вся как-то подтянулась даже.

Это несмотря на болезнь и то, что я собралась на тот свет на полном серьёзе.

Такая я могла бы быть достойной спутницей Вячеслава Доронина.

Но он предпочёл меня заменить.

Он предпочёл меня не замечать.

Он предпочёл наплевать на женщину, которая отдала ему молодость и жизнь.

Что ж…

- Здравствуй, Слава.

- Анна... Я могу подняться в квартиру?

- Нет. Там уборка.

- Ты... Ты куда-то идёшь? Я хотел поговорить.

Да, за мной сейчас приедут.

- Нам надо поговорить, Аня.

- Кому «нам» Слав? Нас уже давно нет. Есть ты. И твои желания. И я. Отдельно.

Мне пока говорить с тобой не хочется. Хотя…

- Аня, я серьёзно. Хватит Твои демарши, они…

Мои демарши! Как красиво звучит.

- Доронин, ты зачем приехал? Отчитывать меня? Ругать меня за то, что я не сказала тебе о том, что у меня рак? Что мне предстоит операция? Что, возможно, потом потребуется еще лечение, восстановление, что могут быть метастазы и тогда... тогда всё еще серьёзнее. Да?

- Аня, я хотел... Хочу помочь.

- Помочь? Интересно. Как?

- Аня, я готов оплатить лечение, всё, что нужно. Я хочу быть в курсе всего. Я хочу знать, какие шансы и вообще... Я хочу, чтобы ты вернулась домой, там ты будешь под присмотром.

- Под чем я буду?

- Аня, пожалуйста. Мне... мне не так просто.

- А... это тебе не просто? Умираю я, а не просто тебе. Что ж.. красиво выкрутился.

Можно только поздравить нашего гаранта, ты виртуозно умеешь выкручиваться.