Последний холостяк

Глава 4

На город мягко опустилась ночь. Легкий дождь, выпавший ранним вечером, освежил воздух и обострил ароматы садов. Лондонцы распахивали окна и усаживались на террасах в плетеных креслах, чтобы полюбоваться закатом, почитать газету и поговорить о том о сем. Возле большого дома Эллингсонов на Парк-лейн царило оживление, к нему то и дело подкатывали элегантные экипажи с гостями. Господа во фраках и дамы в шикарных платьях величественно проходили в особняк и разбредались по гостиным и террасам, убранным цветами, приятно оживляющими помпезную меблировку и смягчающими ослепительный блеск паркета, зеркал, позолоты и хрусталя.

Прибыл в этот чертог и Ремингтон Карр, одетый в свой лучший костюм и готовый к схватке. Появление графа в этом доме вызвало переполох среди прекрасных дам, они провожали его восхищенными взглядами и перешептывались, пряча лица за веерами. Граф не был завсегдатаем балов и званых ужинов, и его появление там вызывало сплетни и пересуды. Не стал исключением из этого правила и прием, устроенный либерально настроенным лордом Эллингсоном. Пожимая руки мужчинам и раскланиваясь с дамами, граф втайне высматривал в толпе леди Антонию Пакстон.

Знакомство с ней, вернее, их первая словесная дуэль, стало для него малоприятным сюрпризом, граничащим с замешательством. Из того, что он слышал об этой одиозной даме, он заключил, что она даже и не женщина, а хищное звероподобное существо вроде носорога, гиены, шакала или дракона, извергающего дым и пламя, хвостатое и рогатое, старое и весьма массивное.

Увидев же вместо воображаемого чудовища стройную молодую красавицу в модном шелковом платье, он был обескуражен и удивлен. Ее соблазнительные формы и приятный звучный голос без явных признаков змеиного шипения или Угрожающего рычания лишили его предубеждения, что эта молодая особа дьявольски хитра и опасна.

Однако именно мысль о ее сатанинской сущности и подействовала на графа Ландона успокаивающе: с дьяволицами он умел обращаться, досконально изучив их коварную натуру.

О живом интересе леди Антонии к законопроекту «О правах сестер умерших жен» ему поведал его приятель сэр Альберт Эверстон, чья супруга тоже частенько посещала балкон для прессы и почетных гостей во время дебатов. Уговорить молодого Шелбурна выступить с речью и процитировать некоторые пассажи из его статьи в «Блэквудс» не составило графу никакого труда. Как он и предполагал, жертва заглотила наживку. Ремингтону Карру осталось только выждать момент и, воспользовавшись ее временным умопомрачением после испытанного унижения, ловко заманить ее на званый ужин и там публично растерзать.

Граф удовлетворенно ухмыльнулся, взял с подноса, который держал вышколенный лакей, бокал с искристым шампанским и стал смаковать этот восхитительный веселящий напиток. В том, что леди Антония пожалует сюда, он даже не сомневался, как и в том, что в конце концов овладеет ею, умело сыграв на ее задетом самолюбии и привычке всегда побеждать.

Не прошло и четверти часа, как он почувствовал чей-то пристальный взгляд и, прервав беседу с хозяином дома, резко обернулся. Дама, одетая в фиолетовое платье с черной каймой, сверлила его пронзительным взглядом. Это была она. Огнедышащий дракон в женском обличье. Она стояла рядом с хозяйкой дома. Ткань ее наряда искрилась и переливалась при свете сотен свечей, шелковистые локоны казались покрытыми сусальным золотом, короткие пышные рукава и скромный изящный вырез подчеркивали красоту ее рук и шеи, а длинные черные перчатки и бархатка с искусно выполненной резной камеей из слоновой кости придавали ей сходство с языческой жрицей. На ее надменном овальном лице с высокими скулами, прямым носиком и полными чувственными губами не дрогнул ни один мускул, но преисполненный презрения взгляд поверг лорда Ландона в оцепенение. Ему не верилось, что эта ослепительная красавица – знаменитая защитница нравственности, страж архаичной морали и блюстительница незыблемости супружеского устава. Весь ее соблазнительный облик сулил райские чувственные удовольствия. Но холодные искорки в ее зачаровывающих голубых глазах говорили о сильном характере и недюжинном уме. Столь редкостного сочетания природных достоинств ему еще встречать не доводилось. И сердце графа гулко забилось, наполнившись предчувствием восторга, который охватит его в тот восхитительный миг, когда ангелоподобная, карающая блудливых холостяков мстительница очутится в его объятиях.

– Я уже отчаялась увидеть тебя среди своих гостей, моя дорогая Антония, – беря свою старинную подругу под руку, промолвила леди Констанция. – Позволь мне сопроводить тебя в зимний сад, где вскоре начнется музыкальное представление. Не желаешь ли освежиться шампанским и закусить?

– Я хочу, чтобы ты представила мне вон того господина, – проворковала Антония, кивнув на застывшего в дверях гостиной Ремингтона Карра.

– Ты имеешь в виду графа Ландона, дорогая? – удивленно переспросила Констанция. – Что ж, раз ты настаиваешь…

Она подвела свою гостью к Ремингтону и представила его, заинтригованная странной просьбой благочестивой вдовы.

– Очень приятно, леди Антония, – промолвил граф, поклонившись.

Одетый в вечерний костюм – черный фрак, белый парчовый жилет, белый шелковый галстук и узкие черные брюки, – он выглядел элегантно и внушительно. На какой-то миг ей вдруг захотелось взглянуть на него без одежды и в полной мере оценить его природные достоинства. Его темно-карие глаза светились теплотой и доброжелательностью, рука протянутая им для рукопожатия, оказалась приятной и гладкой на ощупь, а мудрая улыбка на губах говорила, что этот джентльмен знает, какой он производит эффект на дам. Именно это и вывело Антонию из временного замешательства. Она отдернула руку и с вызовом воскликнула:

– Не могу сказать, что разделяю вашу радость от нашего знакомства, сэр! Я приехала сюда, чтобы насладиться игрой музыкантов и серьезно поговорить с вами о некоторых аспектах законопроекта, обсуждаемого сейчас в парламенте. Надеюсь, вы соблаговолите меня выслушать.

– Разумеется, леди Антония! Я всегда к вашим услугам, – с иронической ухмылкой ответил граф Ландон.

Леди Антония вздернула подбородок, повернулась и вместе с хозяйкой дома направилась в зимний сад. Но лишь усевшись там на стуле среди других приглашенных и выпив бокал прохладного шампанского, она поняла, что короткая встреча с Ремингтоном Карром повергла ее в сильное волнение. Сердце колотилось в ее груди так быстро и гулко, что ей было трудно дышать, а пальцы рук, обтянутые перчатками, стали ледяными. Звук бархатистого голоса графа продолжал назойливо звучать в ее ушах, а его резко очерченное лицо стояло у нее перед глазами. Ничего подобного она еще никогда не испытывала.

Этот мужчина был наделен уникальной способностью повергать женщин в шок одной лишь своей импозантной внешностью и вытеснять из их головок все мысли, кроме глубоко интимных. Любое произнесенное им слово, каждый его жест или гримаса несли в себе колоссальный заряд мужского обаяния и чувственности, парализующий волю женщины к сопротивлению. В юности Антония повидала немало подобных донжуанов и научилась противостоять их натиску. Тем не менее аура, окружающая графа Ландона, была особенно мощной, и прежних ее навыков для победы над холеным злодеем было недостаточно. Однако сдаваться без боя она не собиралась.

Оглянувшись, она заметила Ремингтона в противоположном углу и поспешила раскрыть веер, чтобы спрятаться за ним, пока граф ее не заметил. Между тем новость о том, что Ремингтона представили Антонии, уже распространилась среди приглашенных на ужин, и они оживленно обсуждали ее, позабыв о мадам Дюпон, допевающей свою вторую арию.

В антракте леди Констанция пригласила гостей пройти в буфет и отведать изысканных закусок. Когда толпа устремилась к выходу из зимнего сада, хозяйка дома взяла Антонию под руку и прошептала:

– Ты должна раскрыть мне свой секрет, дорогая! Иначе я взорвусь от любопытства. Зачем ты попросила меня познакомить тебя с этим закоренелым холостяком, прославившимся на весь Лондон своим бесстыдством и искусством обольщения? О чем ты хочешь поговорить с ним наедине? – Успокойся, милая Констанция, – промолвила Антония, обмахиваясь веером. – Сейчас в палате общин обсуждается новый законопроект о семье и браке. И вчера после жарких дебатов, на которых я присутствовала в качестве гостя, мы с ним поспорили…

– Вернее, леди Антония попыталась оклеветать меня в присутствии нескольких членов парламента, но я не допустил этого, – закончил за нее знакомый бархатный баритон.

Обернувшись, дамы увидели стоявшего в проходе графа Ландона, выражение лица которого не оставляло никаких сомнений в том, что он слышал их доверительный разговор.

– Оказывается, вы любите подслушивать, сэр! Это не делает вам чести. Не говоря уже о вашей странной манере встревать в чужую беседу! – с негодованием воскликнула Антония, поборов оторопь.

– Простите меня, уважаемая леди Пакстон, за некоторую бесцеремонность, однако речь шла обо мне. Мое бесстыдство давно уже ни для кого не секрет, поэтому давайте не будем ссориться из-за этого пустячного недоразумения, – промолвил Ремингтон, обезоруживающе улыбаясь. – Аналогичная ситуация возникла вчера в фойе палаты общин, – добавил он, обращаясь к леди Констанции. – Случайно услышав, как кто-то обвиняет меня в гедонизме и женоненавистничестве, я не смог остаться к этому равнодушным и втянул леди Антонию в пикировку.

– Но ваши возмутительные взгляды на брак не имеют права на существование! Их следует развенчать и осудить, и вы сами это знаете, шалунишка! – игриво возразила леди Констанция и шутливо шлепнула лорда веером по руке.

– А как насчет гедонизма? – поддразнил он ее, бросив выразительный взгляд в сторону Антонии. – Вам известно, что я сторонник свободной любви, бесстыдный соблазнитель женщин и неисправимый холостяк, сиречь – сластолюбивый эгоист, меняющий любовниц как перчатки. Именно так и думает обо мне леди Антония, не правда ли? Если не верите, то спросите об этом у нее сами, кажется, она знает о моих грехах больше, чем Господь Бог. Я же был настолько поражен ее осведомленностью о моих пороках, что предложил ей встретиться еще раз у вас.

Лицо Антонии стало пунцовым: как ловко он, однако, свел их спор к личным отношениям, этот бывалый интриган! Но с ней такой избитый номер не пройдет, она не позволит ему снова выставить ее полной дурой. Антония бросила на Ремингтона яростный взгляд и в следующий миг осознала, что совершила роковую ошибку. Его мудрые темные глаза впитали в себя весь ее пыл и радостно засверкали, намекая, что он готов получать удовольствие от любого проявления ее горячего темперамента, даже от гнева, негодования и злости. Разумеется, если их единственной причиной будет он сам. Судорожно вздохнув, Антония ледяным, как ей хотелось верить, тоном промолвила:

– Ваши бесчисленные грехи меня совершенно не волнуют, сэр! Я решительно осуждаю только ваши опасные социальные воззрения.

– Что? Вас беспокоят его вздорные политические идеи? – вскинув от изумления брови, переспросила Констанция.

Раздавшийся после этого громкого восклицания звонкий хохот привлек внимание некоторых гостей, они обернулись и подошли к спорившим поближе, чтобы разделить их веселье. С трудом поборов приступ смеха, хозяйка дома сказала:

– Дорогая Антония! Право же, политика настолько скучная материя, что никакой опасности она представлять для женщин не может. Не принимайте его философские рассуждения так близко к сердцу, от этого у вас испортится цвет лица. Оставьте политику мужчинам!

Ремингтон Карр улыбнулся и кивнул в знак полного согласия с этим типично женским советом, как бы говоря, что и сам он постоянно твердит всем об этом. Однако Антония придерживалась на сей счет иного мнения и молчать не собиралась. В конце концов она пришла сюда не для того, чтобы глотать горькие пилюли его язвительных шуток и высокомерных намеков на неполноценность и несовершенство слабого пола, созданного Богом исключительно для увеселения мужчин, но и никак не для того, чтобы читать ему нотации и нравоучения. Изобразив на лице любезную улыбку, Антония решительно возразила:

– Я бы не сказала, что программа лорда Карра вызывает у меня только скуку и зевоту. Нет, она показалась мне еще и абсурдной, а также пагубной для незрелых умов, продиктованной низкими побуждениями, глупой и, наконец, смешной. Он отвергает законный брак, находя его пережитком эпохи варваров, примитивной женской уловкой, ущемляющей право мужчин на свободную любовь, бесчестным способом переложить все тяготы семейной жизни на мужские плечи. – Голос ее и жестикуляция с каждым произнесенным словом становились все выразительнее. – Более того, из его статеек я заключила, что он питает ненависть ко всем женщинам и с радостью отправил бы всех нас в какую-нибудь Тмутаракань к дикарям помирать от малярии, скуки и жутких местных обычаев. Иной участи мы, погрязшие в праздности и лености женщины, на его взгляд, и не заслуживаем.

– Успокойтесь, милая леди Антония, вы уже хватили через край! – воскликнул граф Ландон с улыбкой. Судя по довольному выражению лица, эта тирада его немало позабавила. – Я никогда не предлагал отправить вас в какую-нибудь африканскую колонию на съедение или потеху людоедам. И кто вам внушил, что я ненавижу всех женщин? К вашему сведению, моя мама тоже относится к женскому полу.

Гости, окружившие споривших плотным кольцом, разразились хохотом. Ремингтон скользнул по Антонии плотоядным взглядом и хищно осклабился. Взглянув на побагровевшие от смеха и алкоголя физиономии людей, смотревших на нее с любопытством и неодобрением, она вскипела:

– Интересно, что бы подумала ваша мама, если бы узнала, что вы предлагаете оторвать женщин от их детей и принудить их работать до изнеможения в угольных шахтах, прачечных и пекарнях? На заводах и фабриках? Ведь именно это вы хотели узаконить, не так ли? Разве это не ваша идея – лишить женщин дома и выгнать их на улицу, чтобы там они зарабатывали свой хлеб? Но я не позволю вам так нас унизить, сэр!

– У меня и в мыслях не было унижать женщин, – серьезно и вполне искренне возразил он. – Я выступаю за предоставление женщинам равных с мужчинами прав во всех сферах общественной жизни, в том числе права голосовать и самим себя обеспечивать.

– А почему вы считаете, что женщины уже сейчас не зарабатывают свой хлеб непосильным трудом, лорд Карр?

– Я сужу по тем дамам, с которыми я знаком, милейшая леди Антония! – Граф прищурился и подошел к ней поближе. – Так вот, все они окружены вниманием и заботой своих мужей и поклонников, а потому ведут праздный образ жизни. В доме за них работают лакеи и служанки, горничные и гувернантки присматривают за их чадами, повара готовят им пищу, управляющий следит за порядком в усадьбе, адвокат контролирует их финансовые дела, белошвейки шьют им белье, учителя учат их избалованных отпрысков. А трудятся до седьмого пота и думают за них мужчины, скованные цепями супружества.

Он умолк и окинул притихших слушателей интригующим взглядом.

– Пожалуй, самая тяжелая работа, остающаяся дамам, – это помешивание ложечкой в чашечке с шоколадом по утрам. – Он довольно-таки артистично изобразил эту сценку, помешав указательным пальцем в воображаемой чашке. – И решение дилеммы: какую шляпку им лучше сегодня надеть – желтую или голубую?

Всеобщий одобрительный хохот, которым была встречена такая убедительная характеристика женского труда, разъярил Антонию. Но она сдержала гнев, понимая, что сейчас лучше не подливать масла в огонь и не давать волю чувствам. Хитрый граф умело облек свое презрение к женщинам в форму шутки, тем самым выставив ее прямолинейной, недалекой и занудливой пуританкой. Это был воистину дьявольский ход, и, отдавая должное уму и опыту этого интригана, Антония злорадно подумала, что ей будет вдвойне приятно заставить его встать перед ней на колени.

– В таком случае, дорогой граф, вам следует расширить круг своих знакомых женского пола. Видимо, ваш опыт общения с дамами весьма ограничен, – промолвила она ангельским голоском. – Впрочем, при таком враждебном отношении к ним и к супружеству в целом вам это вряд ли удастся.

Леди Антония обворожительно улыбнулась и приблизилась к Ремингтону.

– Те женщины, которых знаю я, – сверкнув глазами, продолжила она, – трудятся наравне со своими мужьями. Лишь у некоторых из них есть служанка, помогающая им выполнять работу самого разного рода, либо престарелая супружеская пара, дворецкий и экономка, считающиеся домочадцами. Позволить же себе нанять для своего младенца няню могут единицы и только на месяц-другой. Все мои знакомые ведут хозяйство самостоятельно и сами воспитывают своих детей. Поэтому им просто некогда размышлять о фасоне или цвете шляпки, не говоря уже о том, что шоколад по утрам они вообще не пьют, экономя средства.

– Вы говорите это серьезно, леди Антония? – спросил с нарочитой озабоченностью граф Ландон, расправляя плечи и прищуриваясь. – Если да, то с кем же вы водите дружбу? Среди дам моего окружения нет ни одной, которая стала бы сама вытирать своему чаду нос либо что-то штопать. А если бы кому-то из них предложили пожать грязную потную лапу торговца, бедняжка наверняка лишилась бы чувств. Уверяю вас, что те восхитительные дамы, с которыми общаюсь я, предпочитают нежиться на диване, тратить деньги с непозволительным безрассудством, будто бы они падают с неба, как капли дождя, и постоянно сетовать, что их мужья проводят чересчур много времени в клубе. Вот почему, на мой взгляд, им было бы полезно покинуть на какое-то время свои роскошные апартаменты и поближе познакомиться с суровой действительностью окружающего мира.

Такая неслыханная самоуверенность вывела Антонию из себя. Не совладав с эмоциями, она, задыхаясь от негодования, воскликнула:

– Вам, милорд, тоже не помешало бы расширить свои познания о женщинах. Далеко не все они купаются в роскоши и швыряются банкнотами, в большинстве же своем женщины терпят нужду и влачат жалкое существование. Знай вы действительное положение вещей, вы бы не стали нести несусветную чушь о месте и роли женщины в Британской империи, тем более во всеуслышание. Вы редкий наглец и невежда, сэр!

Среди присутствующих послышались смешки, недоуменные восклицания и неодобрительное перешептывание.

Граф пронзил Антонию испытующим взглядом, саркастично осклабился и насмешливо произнес:

– Неужели? Что ж, я готов расширить свои познания о прекрасном поле. Может быть, вы порекомендуете мне опытную наставницу? С удовольствием возьму у нее несколько уроков.

– Я готова лично просветить вас в этой сфере, – сказала леди Антония, изо всех сил стараясь не выдать своего ликования. Лорд Ландон шел прямо в раскинутые ею сети!

– Вы лично, миледи? – Граф изумленно вытаращил глаза и огляделся по сторонам, чем вызвал новые смешки и пересуды среди мужчин. Затем он скользнул по Антонии внимательным взглядом, от которого ее бросило в жар, и сказал: – Замечательное предложение! Однако я не смогу его принять, мадам. Я давно вырос из коротких штанишек школяра и не горю желанием отведать розог от столь строгой учительницы, как вы. И уж конечно, мне совершенно не хочется подвергаться более суровым наказаниям, за которыми, как я понимаю, тоже дело не станет.

– Уверяю вас, милорд, что я не буду мучить вас нудными лекциями и наказывать розгами за тугодумие. Я предлагаю вам заключить пари, сыграть в своеобразную забавную игру. Ведь вы любите рисковать, не так ли?

– Не могли бы вы пояснить свое предложение? – хмыкнув, сказал граф Ландон, обескураженный таким поворотом беседы. – Каковы условия пари?

– Вы ставите две недели своего драгоценного времени против двух недель моего, – стараясь не расхохотаться, ответила Антония. Ее сбитая с толку жертва все ближе подходила к силкам, не чувствуя подвоха.

– И чем же мне придется заниматься? – спросил Ремингтон, заинтригованный необычным соблазном.

– Женской работой, милорд! – выпалила Антония.

Граф от растерянности заморгал и раскрыл рот. Все затаили дыхание. Он сглотнул ком, застрявший в горле, и громко расхохотался.

– Уж не хотите ли вы заставить меня две недели пролежать на диване, попивая шоколад и отдавая указания прислуге? – отдышавшись, спросил он, чем вызвал смех у присутствующих и даже улыбку на лице леди Антонии.

– Вы меня неверно поняли, милорд! – повторила она. – Я предлагаю вам не отлеживать бока, объедаясь заморским кушаньем, а выполнять обыкновенную женскую работу. И в том случае, если к концу этого срока ваше мнение о роли женщины в доме изменится и вы поймете, насколько трудоемкую работу ей приходится делать ежедневно, вы объявите об этом публично и поддержите билль о браке.

– А вдруг я останусь при своем мнении? – спросил граф Ландон, скрестив на груди руки.

– Тогда я две недели буду выполнять мужскую работу! – ответила Антония.

Все слышавшие это разразились хохотом, а Ремингтон с лукавой улыбкой спросил:

– А какие имеются у вас основания полагать, что вы на это способны, мадам?

Антония была готова к такому вопросу и ответила не задумываясь:

– Мне представляется, что мужскую работу делать не так уж сложно. Разве трудно ходить в присутствие к десяти часам утра, покидать его в два пополудни и проводить остаток дня на скачках? А по вечерам посещать клуб, играть в карты, пьянствовать и болтать с друзьями. Правда, мне будет нелегко привыкнуть к курению сигар. Да и передвигать фишки по игровому столу, то и дело прикладываясь к бокалу с виски, тоже весьма утомительно.

На сей раз прозвучал исключительно женский смех, джентльмены словно бы воды в рот набрали: язвительные рассуждения леди Антонии были не так уж и далеки от истины, а потешаться над собой, как известно, не в привычках мужчин. Лицо лорда Карра окаменело, застыв в надменной позе, он сосредоточенно обдумывал ответ на брошенный ему вызов.

Его длинные гибкие пальцы непроизвольно поглаживали волевой подбородок и нижнюю губу. Случайно обратив на это внимание, Антония вдруг ощутила страстное волнение. В самбм ритмичном движении пальцев по гладкой розоватой поверхности губы заключалось нечто завораживающее и возбуждающее. Антония почувствовала себя неуютно и передернула плечами. И в тот же миг лицо графа потеплело, он улыбнулся и промолвил:

– Я согласен на ваши условия спора, мадам! В течение двух недель я буду старательно исполнять обычные женские домашние обязанности. И докажу вам, что я прав.

Он подался вперед и вперил в нее испытующий взгляд, словно бы норовя заглянуть ей в душу. Наконец его губы растянулись в улыбке, от которой по спине ее пробежали мурашки, и он изрек:

– Боюсь, мадам, что вы затеяли рискованное пари. Мои взгляды на женщин и их роль в семье сложились в результате долгих наблюдений и размышлений, так что вам будет нелегко переубедить меня.

– Но я и не надеялась на легкую победу, милорд! – парировала она. – Тем не менее идти на попятную я не собираюсь. Хочу предупредить вас сразу, что я трудный противник и не упущу своего шанса.

В наступившей после таких слов тишине их пламенные взгляды скрестились, и окружающая атмосфера моментально накалилась от этой безмолвной стычки двух сильных характеров. Затаив дыхание, гости с интересом наблюдали поразительное противостояние скандально известного холостяка и молодой красивой вдовы, посвятившей себя борьбе за права обездоленных женщин и сохранение священного института брака. Казалось, что достаточно будет одной искры, чтобы образовавшаяся гремучая смесь вспыхнула и взорвалась.

– Господа, прошу вас не доводить ваш спор до скандала! – воскликнула леди Констанция, багровая от возбуждения, и встала между спорящими. – Вам пора освежиться в буфете! Я беру вас под свою опеку! – Она подхватила обоих возмутителей спокойствия под руки и увлекла к столу с яствами и напитками. – Что за бес в тебя вселился, Антония? Устроила в моем доме пари, как портовая девка в таверне. И вы, милорд, тоже хороши! Вам бы стоило задуматься, какими последствиями чревато такое безрассудство. Боже, что обо мне теперь скажут люди! Мой музыкальный салон прослывет отныне притоном! Какой позор!

Антонию мнение общественности о ее затее сейчас совершенно не волновало. Она лихорадочно соображала, какой подвох уготовил ей Ремингтон, столь быстро и легко согласившись сотрудничать с ней в деле его публичного разоблачения и развенчания. Между тем граф взял с подноса бокал с шампанским и с любезной улыбкой протянул его ей. Оглядевшись по сторонам, Антония увидела, что хозяйка дома, ее супруг и несколько гостей ждут, как она отреагирует на эффектный жест графа.

– Предлагаю вам незамедлительно начать перенимать наши привычки, мадам! – вкрадчиво произнес он. – У нас, мужчин, принято закреплять пари совместной выпивкой. Грех нарушать добрую традицию! Антония взяла бокал и спросила:

– А как у вас принято отмечать проигранный спор?

– Это зависит от его условий. Как правило, его участники встречаются в каком-то заранее обговоренном месте в удобное для победителя время и устраивают общую попойку.

– Раз уж вы всерьез решили довести вашу безумную затею до конца, – сказала леди Констанция, – можете встретиться у меня. Через две недели, в субботу, на следующем вечере. Тогда и объявите победителя своего пари.

– Согласна, – ответила Антония, уверенная, что победа будет за ней. – Итак, через две недели мы подведем итог сегодняшнего спора. А пока я предлагаю поднять бокалы за начало испытаний.

Граф кивнул, и она, выпив шампанское, расстегнула застежку на запястье, достала из перчатки свою визитную карточку и вручила ее ему со словами:

– Будьте по этому адресу в понедельник, лорд Карр, чтобы приступить к исполнению своих новых обязанностей.

Внезапно Ремингтон схватил ее за руку и, повернув ладонью вверх, стал с интересом разглядывать ее запястье, согревая его своим горячим дыханием. Антония оцепенела. Он усмехнулся и вкрадчиво сказал:

– Мне захотелось узнать, что еще вы прячете под перчаткой. И куда же именно вы меня приглашаете?

Она облизнула пересохшие от волнения губы и хрипло ответила, потупив взор:

– В свой дом на Пиккадилли. Констанция, спасибо за чудесный вечер, – добавила она уже увереннее, когда он разжал наконец пальцы и отпустил ее руку. – Но я вынуждена уехать, на сегодняшний вечер у меня намечено еще одно важное дело. Желаю тебе спокойной ночи!

Коротко кивнув растерявшейся хозяйке дома, Антония поспешила покинуть гостиную. В прихожей лакей накинул ей на плечи пелерину, она поблагодарила его и направилась к выходу. Уже возле самых дверей до нее донеслись отголоски поднявшегося в гостиной гвалта, свидетельствовавшего, что скандал пусть и с небольшой задержкой, но разразился. Значит, уже завтра весь город будет знать, что она не только спровоцировала лорда Карра на небывалое пари, но и пригласила его на две недели в свой дом. Ей самой не верилось, что она совершила такой невероятный поступок.

В карету наемного экипажа она уселась уже обмякшей и дрожащей от перевозбуждения. Сердце стучало в груди так, словно она пробежала наперегонки четверть мили. Мысли путались, в глазах прыгали черные точки. Но как ни велика была ее радость в связи с одержанной победой, где-то в глубине души копошился противный червячок сомнения. Покладистость графа Ландона казалась ей немного подозрительной. Уж не готовит ли он собственный коварный план в ответ на ее козни? Не нанесет ли этот опытнейший интриган ей контрудар? Иначе зачем ему подвергать себя опасности стать опозоренным женщиной? Ведь глупцом его не назовешь, рассуждала Антония, пытаясь определить истинные намерения своего противника. И он должен отдавать себе отчет в том, что игра будет вестись без всяких правил. Сомнительно, что он принял ее вызов, лишь опасаясь утратить свою репутацию бесстрашного фрондера и дуэлянта. Нет, у него должны быть на то какие-то иные причины, а не одно лишь желание сохранить свое лицо. Только вот какие?

Ломая голову над этой загадкой, Антония слегка вспотела, а потому скинула с плеч пелерину и сняла перчатки: в карете было душновато. Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, она потерла кончиками пальцев свои горячие виски, и тут ее осенило: этот ненасытный ловелас задумал овладеть ею. Словно бы наяву вспомнился ей ласковый взгляд его темных глаз, устремленный на ее ладонь, жар, исходивший от его цепких пальцев, стиснувших ее хрупкое запястье. Антонию бросило в дрожь: все сходилось. Несомненно, он затеял искусную, изнурительную охоту, желая побаловать себя редкостным трофеем, – такая забава была излюбленным развлечением большинства мужчин из его окружения. Она разбудила его охотничий инстинкт, оскорбив и высмеяв его публично, и он задумал ей отомстить, изощренным образом овладев ею. Притворившись, что он готов опуститься до унизительных домашних хлопот, граф намеревался стать властелином ее слабой женской плоти, а потом и хозяином ее дум и чаяний.

Естественно, он уповал на силу своего мужского обаяния, пожалуй, она бы и могла пасть жертвой его обходительности, если бы не знала, с кем имеет дело. Но ей доводилось уже встречать подобных хитрецов и прежде, в пору своих горьких ошибок и досадных заблуждений. И она давно зареклась впредь позволять этим бессовестным эгоистам использовать ее как доступную кокетку.

Экипаж тряхнуло на колдобине, и Антония негромко охнула, подпрыгнув на сиденье, взглянула сквозь мутное стекло на темную улочку и почувствовала легкий озноб. Она застегнула пелерину и забилась в угол кареты, пытаясь укрыться от возникшего в ее воображении образа ухмыляющегося лорда Карра.

Наконец экипаж подъехал к дому и остановился. Поджидавший в дверях дворецкий Хоскинс выбежал с лампой в руке на улицу, помог ей выбраться из кареты и расплатился с кучером. Леди Антония взбежала по ступенькам, вошла в прихожую, скинула пелерину с плеч на стол и направилась прямиком в гостиную, залитую ярким светом множества зажженных свечей.

В мраморном камине тихо потрескивали малиновые угольки. С полдюжины кошек довольно урчали, греясь на изразцовых плитах, покрывавших пол возле камина. Им вторило мерное постукивание вязальных спиц, мелькающих в умелых руках сидящих на диванчиках и креслах женщин преклонного возраста. Завидев леди Антонию, они оживились и повскакивали с мест, чтобы поприветствовать свою благодетельницу. Тетушка Гермиона устремилась ей навстречу, торопясь узнать новости.

– Антония, деточка моя! Ну как все прошло? Мы изнываем от нетерпения услышать подробности! – воскликнула она, потирая ладони.

– Вы с ним разговаривали? – Пожилая дородная дама с любопытством посмотрела на Антонию.

– Вы танцевали? – приложив к уху руку, сложенную в трубочку, поинтересовалась скрипучим голосом другая почтенная дама.

Антония взглянула в их взволнованные лица и прочла в их горящих глазах уверенность в полном поражении Ремингтона Карра. Этих женщин ему провести не удастся, они принудят его капитулировать. Нужно быть каменным истуканом , чтобы противостоять их общему натиску. А женская интуиция подсказывала ей, что граф сделан вовсе не из гранита.

– Хоскинс! – крикнула, обернувшись, Антония. – Подай нам шампанского! Мы должны отметить нашу первую маленькую победу. – Она снова повернулась лицом к своим подругам и единомышленницам и добавила: – Он будет здесь утром в понедельник. И остановится в этом доме на две недели – выполняя всю домашнюю работу. За это стоит выпить!

Но не одна Антония веселилась и пила шампанское.

В этот вечер ликовал по поводу своего успеха и Ремингтон Карр. Покинув особняк Эллингсонов вскоре после ее отъезда, он нанял экипаж и отправился на Сент-Джеймс-стрит, пребывая в отличном расположении духа в связи с победой над огнедышащим драконом в женском обличье. Откинувшись на мягкую спинку сиденья и положив руки на золотой набалдашник трости, он тихо посмеивался, вспоминая события на званом ужине.

Как ловко, однако, он обернул коварное предложение леди Антонии в свою пользу! И как тонко он построил разговор с этой фурией: позволил ей излить свой гнев и бросить ему дерзкий вызов, а потом, абсолютно неожиданно для нее, согласиться на выдвинутые ею нелепые условия, не преминув сдобрить свое согласие едким сарказмом. Удивительно, как легко она клюнула на его приманку! Но еще более поразительным было то, что она пригласила его на две недели в свой дом. Граф извлек из кармана визитную карточку леди Пакстон и поднес ее к носу: она пахла розами. Улыбнувшись, он блаженно зажмурился, представляя разнообразные возможности для искушения, которые таила в себе сложившаяся пикантная ситуация.

Образ обольстительной вдовушки тотчас же возник в его воображении, по чреслам расползлось приятное томление, а кровь так забурлила в жилах, что Ремингтон даже заерзал на сиденье. Ему нарисовалась голая Антония, лежавшая в своей кровати с разметавшимися по подушкам золотистыми локонами, алыми чувственными губами, жаждущими поцелуев, и потемневшими от вожделения голубыми глазами…

Он встряхнул головой и озабоченно наморщил лоб, отгоняя пагубные видения. Что за блажь прокралась в его мысли? К чему ему вдруг причудились ее соблазнительные губки и лукавые васильковые глазки? От подобных иллюзий один шаг до непоправимой беды! Нет, нельзя поддаваться дьявольскому наваждению, когда имеешь дело с коварной и многоопытной особой. Уж слишком много в ней прыти! Далеко не всякая молодая женщина сумеет заставить жениться избалованного богатого холостяка. Нужно постоянно помнить о возложенной на него друзьями священной миссии и не отвлекаться на фантазии о сомнительных плотских удовольствиях.

Ремингтон решил применить в качестве орудия мести ту же схему, к которой не раз прибегала и сама леди Антония. По иронии судьбы она же и подготовила для себя капкан, так что пенять ей придется потом только на себя. Право же, с ухмылкой подумал граф, это вносит в игру дополнительную изюминку.

Однако не слишком ли гладко все получается? Ремингтон поскреб подбородок и снова обдумал обстоятельства столкновения с коварной вдовой в палате общин и в доме Эллингсонов. А вдруг он что-то упустил из виду? Может, у леди Антонии тоже припасен для него сюрприз? Но ведь в дом лорда Эллингсона она пришла, чтобы продолжить их начатый спор и просветить его в женском вопросе. Но зачем она вдруг предложила ему пари и заманила в свой дом? Какой здесь кроется подвох?

Лорд Карр хищно осклабился, пронзенный жуткой догадкой: леди Антония, вне всякого сомнения, избрала его своей следующей жертвой! А все разговоры о роли женщин в обществе – только отвлекающий маневр, дымовая завеса, призванная затуманить ему мозги и лишить его бдительности.

– Проклятие! – воскликнул граф, тотчас же взбодрившись.

Получалось, что над ним нависла реальная угроза утраты холостяцкой свободы! Эта златокудрая бестия действительно чрезвычайно опасна. Она умна, решительна и дьявольски обольстительна! С такой следует постоянно быть начеку.

– Хватит распускать нюни, это тебе не к лицу, – сказал себе Ремингтон, убирая в карман визитную карточку. – И нельзя вспоминать ее лживые голубые глаза, длинные ноги и прочие соблазнительные части тела. Но что за странная у нее причуда – носить шелковые перчатки с двадцатью пуговицами? И облегающее платье с корсетом? Ее сверстницы предпочитают облачаться в наряды совсем иного фасона, ведь нынче в моде фижмы и кринолин! Уж мне ли этого не знать! Мало, что ли, я оплатил счетов от галантерейщиков за купленные ими перчатки, сумочки, шарфы, платочки, кошелечки, нижние юбки, чулочки и ленточки!

Нахлынувшие малоприятные воспоминания о капризах своих бывших пассий и связанных с ними непомерных расходах вызвал и. у графа изжогу и оскомину. Но к тому моменту, когда он добрался до клуба и вошел в бар, его переполняла уверенность в своей победе над леди Антонией. Пусть думает, что она сумела сбить его с толку, и продолжает осуществлять свой дьявольский замысел. Чем дольше она будет пребывать в заблуждении на его счет, тем слаще станет грядущий миг победы над ней.

Шестеро жертв Антонии сидели за тем же угловым столиком. Едва лишь граф Ландон приблизился к ним, они забросали его вопросами, даже не дав ему сесть:

– Она была там?

– Как все происходило?

– Вы с ней договорились встретиться снова?

– Господа, не надо торопить события! – прервал их Ремингтон, сардонически ухмыльнувшись, и грузно опустился на принесенный для него стул. Окинув своих приятелей интригующим взглядом, он достал из кармана жилета визитную карточку леди Пакстон, помахал ею в воздухе и самодовольно изрек: – Я приглашен в ее дом на Пиккадилли на две недели. За этот срок я обязан победить злого дракона и предъявить вам сердце этого чудовища.

Спустя два часа из парадных дверей аристократического мужского клуба «Уайтс» вывалилась изрядно захмелевшая компания, состоящая из шестерых джентльменов. Их громкие голоса заставили странного субъекта, скрывавшегося от дождя под козырьком служебного входа, спрятаться за парапет и навострить уши. Подвыпившие приятели стали звать извозчика, хохоча и обмениваясь сальными шутками.

Руперт Фитч, затаившийся на крыльце черного хода, осторожно выглянул из укрытия и, убедившись, что его не заметили, стал подкрадываться к шумной компании. Он следовал за Ремингтоном Карром от самого дома лорда Эллингсона, надеясь что-нибудь разузнать о подозрительных отношениях графа с леди Антонией Пакстон. Ведь не случайно же она покинула гостеприимных хозяев так рано, а следом вышел из особняка граф, нанял экипаж и отправился кутить в клуб «Уайтс».

– Вы обставили все просто гениально, Ландон! – раздался голос одного из приятелей, с трудом державшегося на ногах. – Все выглядит очень правдоподобно. Она сама предложила вам заключить с ней пари и пригласила вас погостить у нее пару недель… Ну кто бы мог представить себе такое, а? Настоящие чудеса!

Наконец приятели забрались в экипаж и укатили, оставив затаившегося во мгле шпиона под дождем. Граф, однако, в наемную карету не сел, а пошел домой пешком, подняв воротник пальто и натянув на лоб шляпу. Выждав, пока Ремингтон удалится на безопасное расстояние, репортер последовал за ним, стараясь держаться в тени домов и деревьев. Из обрывков подслушанного разговора он понял, что речь шла о леди Антонии. Что же замышляют друзья графа, какую интригу они затевают? И зачем она пригласила его в свой дом на две недели?

Дождь усилился, холодные капли, проникавшие журналисту за ворот рубахи, мешали ему собраться с мыслями. Он изрядно продрог, просидев два часа в засаде, и теперь, скользя бесшумной тенью от одного подъезда к другому, проклинал свою сомнительную авантюру. Но бурчание в пустом животе вынуждало его продолжать слежку. Он поднял воротник пальто, засунул в карманы озябшие руки и пробормотал:

– Не дай вам Бог, ваше сиятельство, обмануть меня в моих ожиданиях. Это дорого вам обойдется…