Последний поцелуй неба

Глава 17. Трах!

Следующие дни после того, как Анна побывала в СИЗО, текли вяло и уныло. В университет не ходила — купила в поликлинике больничный. Спала, ела, дышала. Ни о чем не жалела. Знала, что по-другому быть не могло. Она должна была выдохнуть десятилетний ком, разрывающий изнутри. И верила, что теперь, наконец, живет.

За это время Заксу продлили срок содержания под стражей, несмотря на все усилия команды адвокатов. Анна предполагала, что не обошлось без Алексея, но напрямую не спрашивала. Несколько дней она его даже не видела. Избегала. Знала, что станет просить у Власова новое разрешение на встречу. Отговаривалась от себя тем, что он обещал без нее сдохнуть. А это по-прежнему легко. Понимала, что он к ней не выйдет. Но было одно, что не давало ей покоя.

«Я не убивал Андрея. Я падаль, но его не убивал».

Он не оправдывался в том, что произошло в ее доме в Двугорском. Он не пытался объяснить своих поступков. Но настаивал на том, что не причастен к смерти Андрея. Будто для него это было важным.

«Я не убивал Андрея. Я никогда бы его не тронул. Я падаль, но его не убивал».

Долгие годы Анна позволяла себе оставаться холодной, уверенная, что движется в правильном направлении. Теперь началась горячка. Раз за разом она спрашивала себя, могла ли ошибиться.

Анна слышала его голос, когда бродила из угла в угол по квартире, которую снимала теперь за городом, когда засыпала, когда торчала в больнице.

Впервые она боялась. Анна боялась проявить слабость и пожалеть его.

Однажды вечером, в попытке избавиться от бестолковых мыслей, читала что-то про Древний Рим, обнаруженное в хозяйском книжном шкафу, когда в квартиру неуверенно постучали.

Привалившись к стене возле двери, не глядя ей в лицо, на пороге стояла Таня.

— Пустишь? — спросила она глухо.

— Зачем приперлась? — полюбопытствовала Анна, впуская ее.

Таня отлепилась от стены. Сделала шаг внутрь. И лицо ее попало в резкий свет электричества, обнажая то, что она пыталась скрыть, не поднимая головы.

— Больше некуда, — сиплым голосом ответила она.

На щеке под нижним веком красовался кровоподтек. С той же стороны на скуле счесан участок кожи. Хуже всего были глаза — абсолютно больные, будто у нее жар.

Анна закрыла за ней дверь и кивком пригласила в комнату.

— Что случилось?

— Клиент, — сделав несколько шагов, Таня стащила с себя куртку. — Я долго тебя искала. Оказывается, Питер большой. Если бы не твоя любимая кондитерка, хрен…

— Зачем искала?

— Я не знаю зачем, — выдохнула Таня и почти упала на диван, тут же скривившись от боли. — Аня… я так влипла…

Анна осталась стоять.

— Говори уже, — голос ее стал мягче.

— Мне, наверное, деньги нужны… И уехать куда-нибудь… Ты же поможешь?

— Ты что, грохнула кого? — усмехнулась Анна.

Таня вскинулась, подняла на нее взгляд и впилась глазами в ее лицо. Она была затравлена. Как дикий зверь, который чуял псов.

Смешок замер где-то у Анны в горле. Она резко замолчала и долго смотрела на подругу. Потом выговорила:

— Я помогу, если ты, наконец, объяснишь, что случилось.

— Аня, я… — прошептала Татьяна… — он меня снял у мадам… Но только на дом… Я не знаю, сколько он ей отвалил, что она на дом позволила… Он меня сперва там, в «Носороге», потом увез… Вряд ли мадам показания давала, у нас же не бордель, нам шум не нужен… Но какого хера она меня отпустила, знала же, что на дом просто так не везут!

Мадам Ламберт знала. Но клиент попался привередливый. И гонорар впечатлял. Она придирчиво рассматривала Татьяну прежде, чем «выпустить» ее к людям. За два месяца Веревкиной удалось привести себя в порядок. Во всяком случае, тело казалось подтянутым. Личный врач мадам, осмотрев девочку, сказал, что она может работать. Это можно было считать удачей. Таня вернулась на свое место.

— Он сказал, что на всю ночь, — негромко поясняла мадам. — Если понравишься, будет у тебя постоянный клиент. Согласись, в твоем случае это лучший вариант. В общем, будь умницей, сумеешь подработать.

То, что Веревкина нуждалась в деньгах, в «Носороге» знали. Об оставленном ребенке принято было молчать. Таня молчала тоже. Никто не спрашивал, так оказалось проще делать вид, что вернулась, что душа не вывернулась наизнанку. Что не думаешь о том, сколько бабок может понадобиться на то, чтобы вытащить девочку. Хотя кому какое до того дело? Это был чужой ребенок. За эти месяцы Таня ни разу не ходила в больницу. Потому что было бы больнее. И все равно продолжала думать о том, что нужны деньги. Может быть, по привычке.

Таня вышла к клиенту в гостиную. Он по-прежнему ждал у бара, где она оставила его после прелюдии в ее комнате. Механизм тоже был интересен. Клиент снял ее здесь же, среди всех. «Опробовал». А потом отправился к мадам с личной просьбой. Это было круче предложения руки и сердца.

— Между прочим, я готова, — усмехнулась Таня, проведя ладонью по его плечу.

— Ну поехали, если готова, — он соскочил с высокого стула и, крепко ухватив ее за локоть, поволок за собой.

Ехали недолго. Он вел машину рвано, будто был нетрезв. А когда доехали, местом развлечения выбрал гостиную: просторную, богато уставленную, с настоящим камином.

Развалился на огромном мягком диване и грубо приказал:

— Показывай, что еще можешь.

— У тебя музыка где-нибудь включается? — проворковала она.

— Включается, — насмешливо протянул мужчина и кинул ей с тумбочки пульт.

Поймала. На ее губах появилась улыбка, которую можно было бы считать соблазняющей. Если бы не липкий ужас, прокатывающийся у нее по спине. Она не знала его причины. Ей было все равно, откуда было взяться этому чувству. Но оно было.

Таня нажала кнопку. Из колонок заорало что-то на английском. Она рассмеялась грудным смехом, сделала громче. Бросила пульт в сторону и, ритмично двигая бедрами, стала раздеваться. Скользила руками по своему телу. Распускала шнуровку корсета на груди. Откидывала голову, извиваясь подобно змее в танце. А потом, когда корсет был на полу, а она осталась в короткой красной юбке и черных чулках в сетку, рухнула на пол, к его ногам. И медленно, так же по-змеиному, поползла к нему. Вцепилась ногтями в брюки. Стала приподниматься по его телу. Лаская щиколотки, икры, колени. Легла грудью на его бедра. Потянулась к ширинке. Шумно дышала, отчего казалось, что стонет. И глаз не поднимала — облизывая губы и отстраненно улыбаясь.

Он больно схватил ее за волосы, захватив всей пятерней, заставил посмотреть себе в лицо. Сам ее видел смутно. Знал, что блондинка, потому и выбрал. Лицо казалось размытым пятном.

— Не тупи, работай! — зло выдохнул он и снова дернул рукой.

Она тихо охнула и тут же прикрыла испуг тихим смехом. Потянула вниз собачку ширинки, расстегнула пуговицу, спустила трусы. Коснулась теплого тела. И терпкий мужской запах ударил ей в голову. Внизу живота растекалось тепло, от которого сладко ныли мышцы. Опустила лицо еще ниже, высунула кончик языка и прошлась им по члену от головки до яиц. И стала дергать вниз его брюки, стаскивая их и одновременно поглаживая его бедра и ягодицы.

Он чуть приподнялся, сдернул с себя одежду и резко толкнулся ей в рот. Коснулся головкой горла, судорога прошла по его телу. Он хрипло вскрикнул. Быстро нажимал на ее голову, подвывая в такт своим движениям. А она задыхалась — ей некогда было вздохнуть. Даже стонать не могла, чувствуя только, как раз за разом он бьется в нее. Пока из глаз не брызнули слезы. Отчаянно хотелось сжать зубы, чтобы остановить то, что происходило. И все же между бедер чувствовала предательскую влагу — шлюху и так можно драть. Все равно возбудится.

— Да что ты как дохлая! — гаркнул мужчина и с силой оттолкнул ее от себя. — По-собачьи умеешь?

Таня сглотнула и утерла ладонью губы, чувствуя, как те пульсируют, и как саднит горло.

— Как хочешь, так и умею, — проговорила она, улыбаясь. И стала на полу на четвереньки, повернувшись к нему задом.

В следующее мгновение он натянул ее на себя. И принялся равномерно, глубоко всаживаться, беспрепятственно скользя в ее влажном влагалище. Одной рукой заставил ее упереться лицом в пол, не позволяя поднять голову. Его методичные толчки длились целую вечность. Он чувствовал, как она содрогнулась, мышцы ее сжались, она попыталась сползти, но он не позволил и продолжал врезаться в нее, намотав волосы на кулак. С каждым толчком громко выдыхал, будто в тренажерном зале, и трахал, трахал, трахал. Знал, что не кончит. Под коксом он никогда не мог кончить.

Потом ему надоело.

— Стой так! — велел он и звонко шлепнул ее по ягодице. — Я сейчас вернусь.

Вернулся действительно быстро. С огромным кобелем дога.

— Моя собачка тоже тебя хочет, — рассмеялся он.

— Это не смешно, — тихо хихикнула Таня и замерла с открытым ртом. Гигантское черное животное глухо рычало и смотрело в упор на нее. Но сидело у ног хозяина, будто бы ожидало команды. Она поняла, что команда будет. И в какую-то секунду ясно представила себя под кобелем.

Таня в ужасе посмотрела на клиента.

Тот наклонился к собаке, негромко приказал, и пес подошел к девушке.

— Ты что? Больной? — взвизгнула шлюха и, вскочив с пола, кинулась на другой конец комнаты.

— Ты, бл*дь, куда рванула? — он в два шага оказался рядом с ней. Кобель ткнулся носом ей в бедро.

— Тебе лечиться надо! — заорала она, пытаясь отпихнуть животное. — Извращенец, кончить не можешь!

Пес угрожающе зарычал. Клиент заржал.

— Я за тебя денег заплатил х*еву тучу. Будешь делать, что я прикажу.

— Да иди ты!

— Я сказал: будешь! — зло выкрикнул он и ударил Таню по лицу. Удар был сильный, почти до искр из глаз.

Пес гавкнул, будто в подтверждение слов хозяина. Едва она очутилась на полу, снова раздался голос мужчины: «Трах!»

Таня только успела взвизгнуть, когда кобель навалился на нее сверху. Попыталась встать, но было бесполезно. Опершись передними лапами на ее плечи, пес вцепился ей в шею. И она точно знала, что останутся шрамы. Снова заорала, но в ответ почувствовала спиной, как вибрирует его тело от тихого грудного рычания. И в этот момент перестала соображать — ее вот-вот оттрахает кобель, и она ничего не сможет с этим сделать.

— Ну же, Мальчик, — засмеялся клиент. Смех был обычный. Так смеются люди при просмотре хорошей комедии. Она только всхлипнула, разводя в стороны ноги. Сама. Это она делала сама.

Мужчина подошел к ним сзади и стал надрачивать псиный член, выпуская его из препуция. Тот вывалился почти сразу и был размером с мужской палец. Нежный и розовый. Ее едва не вырвало от этой возни. Пес снова постарался вскочить на нее, тыкаясь гениталиями ей в половые губы, но не попадая. Таня закрыла глаза. Смотреть и видеть мир вокруг себя было невыносимо.

— Зад подними!

— Зачем?

— Подними!

Она послушалась. Потом поняла зачем — он направил член в нее. Тот вошел сразу, одним движением. Легко. Таня уткнулась лицом в пол, чувствуя, как он разбухает внутри, заполняя ее собой. Тихонько заскулила. Будто в ответ по груди зашарили мужские руки. Пощипывали, царапали, мяли. Но на это было плевать. Все ощущения сосредоточились во влагалище.

Пес захрипел и стал долбить ее тело с такой скоростью, что ее лицо несколько раз, как тряпка, проехалось по полу, отчего пылала кожа. Попыталась стать поудобнее, опершись руками, но ее голову тут же прижали к ковру. Пес снова сжал клыками шею. Выдохнула от боли. Но терпела. Ей казалось, он достает до горла. Чувствовала, как по шее и груди потекла собачья слюна, а по ногам — его соки, смешавшиеся с ее. Чувствовала, как его мех касается ее спины. Чувствовала, как стенки влагалища плотно обхватывают кобелиный орган и растягиваются по мере его роста. Внутри нарастал отвратительный ком, который она не знала, как удержать. Она чувствовала все, каждую секунду. И одновременно существовала вне всего.

Подняла глаза. Мужчина переместился на диван. И энергично дрочил, не сводя глаз с нее. Поняла, что он вот-вот кончит. Не знала, сколько времени все это длилось. Тело ее сотрясалось от каждого удара, дрожало крупной дрожью. И ей казалось, что она сошла с ума. Потому что теперь пыталась насаживаться на него. Он лишь сжал клыки чуть сильнее. И Таня захрипела, переставая быть человеческой женщиной и превращаясь в суку.

Неожиданно кобель замер, не выходя из нее, но и прекратив ритмичные движения.

«Узел, бл*!» — успела подумать Таня, прежде чем пес стал кончать, накачивая ее спермой. Основание его члена стало надуваться, растягивая стенки у входа во влагалище. Горячо. Больно. Невыносимо. Он был весь в ней. Полностью. Разрывал ее изнутри. И не прекращал расти. Теперь уже ее язык показался изо рта. Ее слюна стала медленно стекать на пол. Ее глаза закатывались. Но кричать она не могла. Она могла только принимать в себя кобелиный член. До тех пор, пока не почувствовала дикую пульсацию, захватившую ее всю, полностью. От пальцев ног до висков. И средоточие этой пульсации было там, где пес сомкнулся с ней в вязке. И казалось, что длится это уже вечность.

От второго оргазма, накатившего на нее бешеной волной при мысли, что она кончила с кобелем, Таня все-таки закричала и отключилась.

Когда пришла в себя, пса не было. Валялась на полу в луже спермы. Слышала псиную вонь. И больше ничего не чувствовала. Ни страха, ни боли, ни раскаяния, ни отвращения. Клиент спал на диване, в той же позе, что она выхватила глазами во время случки. Сколько он сидел здесь, глядя на нее, валяющуюся возле камина, пока не уснул?

Таня встала. Подошла к креслу, на котором бросила вещи. Вытерла, насколько могла, ноги о портьеру. Оделась. Потом подошла к мужчине. Смотрела на него. Она не знала, сколько и зачем смотрит. Просто запоминала его черты. Наверное, его можно было назвать красивым. Слишком красивым. Таня даже склонилась к его лицу. Если бы он спал не так крепко, почувствовал бы на коже ее дыхание.

Потом она вздрогнула. Крупно, всем телом. Стала озираться по комнате. На небольшом столике у камина стояло несколько бутылок и графинов со спиртным на любой вкус. Клиент был не столько эстетом, сколько всеядным. Целый ликеро-водочный завод. И заодно винокурня.

Следующие несколько минут она тихонько ходила по комнате, щедро поливая ее спиртным.

Когда она покидала дом, поеживаясь от прохладного февральского воздуха, то уже отчетливо слышала запах гари. И все равно ничего не чувствовала. Самое сильное, что можно было испытать, она испытала, обслуживая пса.

Анна протянула Тане бокал, в который до этого налила водки.

— Пей! — сердито велела подруге. — Хуже не будет. Он сгорел?

Таня послушно отхлебнула — слишком много, чтобы не закашляться. Тело ее выворачивало от этого кашля. Потом отставила водку на стол и ответила:

— Да. По телеку говорили, что сгорел. Я тогда еще у себя была. Потом испугалась, ушла.

— По телеку? — нахмурилась Анна. — Имя называли?

— Не помню… наверное… — Таня мотнула головой и по-идиотски хихикнула: — Как думаешь, пес тоже поджарился?

— Не знаю, наверное, если двери были закрыты. А мог в окно выскочить, — она подошла ближе. — Тань… ты совсем не помнишь, как его звали?

— Нннет… только имя… Он, когда меня еще только в «Носороге» снял, сказал называть его Виктором. Фамилия немецкая какая-то была.

Анна приложилась к горлышку бутылки и несколько раз хлебнула. Потом упала на диван и заставила себя думать. Первая липкая мысль была отброшена. Это не мог быть Закс. Он сидит. И кажется, она впервые искренне, а не по привычке порадовалась, что сама же его туда и упекла.

— А где его дом… был… помнишь?

— Не помню… Ни хрена не помню. Только лицо. У него очки такие дурацкие были — кругленькие… А ему шли. Ты представляешь, он даже трахался в очках.

— Когда это было, дура? — закричала Анна.

От крика Таня вздрогнула и потянулась за бокалом. Передумала. Посмотрела на подругу.

— В прошлый вторник.

Анна всхлипнула.

— Вот же дура! — сказала в никуда и, не глядя на Таню, спросила: — Говоришь, уехать тебе надо?

— Наверное, надо… Аня, мне страшно.

— Чего боишься?

— Не только собак, — хохотнула Таня. — Тебя когда-нибудь пес е*ал?

— Нет. Тебе в милицию надо.

— Зачем?

— Рассказать, как все было.

Таня тихо рассмеялась. А потом все-таки допила водку из бокала. Потерла лоб. И проговорила:

— Я у тебя пока останусь, хорошо? Хотя бы сегодня.

— Оставайся, — сказала Анна и кивнула на бутылку. — Еще будешь?

— Нет… я посплю. Я не сплю почти. Я устала.