Глава 3

Граф Уонстед раздумывал над тем, не совершил ли он ошибку, приехав в Торнвуд. Эта мысль пришла ему в голову — или ему ее навязали? — под влиянием момента. Он продолжал рассылать приглашения в соответствии со списком, составленным с помощью друзей. Это оказалось достаточно просто — Джерард получил только два отказа, потому что у людей были иные планы на Рождество. Но Дженнет и Эндрю Кэмпбеллы чрезвычайно обрадовались приглашению, равно как и Колин и Джорди Стюарты — братья и бывшие компаньоны Джерарда, ныне отошедшие от дел. Лиззи Гейнор пришла в восторг — по крайней мере так сообщила Джерарду ее весьма неуклюжая младшая сестра — и теперь собиралась приехать в Торнвуд с сестрой и овдовевшей матерью. Так что на праздник ожидалось двадцать человек гостей, не считая четверых детей.

Джерард воодушевленно строил планы, радуясь возможности неспешно обдумать вопрос, касающийся женитьбы и выбора невесты, но только до тех пор, пока не приехал в Торнвуд, где тотчас же погрузился в атмосферу мрака и уныния.

Только теперь поздно сожалеть о содеянном.

Его сиятельство поднялся затемно, проведя бессонную ночь в роскошной спальне бывшего графа. Дверь, ведущая из его гардеробной в спальню графини, была заперта — об этом сообщил ему камердинер. Он не стал спрашивать, пользуется ли графиня этой гардеробной и спальней, но мысль о том, что все еще пользуется, беспокоила его. Лежа в постели, граф не переставал думать о том, как она раздевается в соседней комнате. А еще о том, что вчера вечером использовал любую возможность, чтобы нагрубить ей. Обычно он не обращался с женщинами столь неучтиво. Даже с теми, кого недолюбливал.

Сегодня нужно вести себя вежливее, думал граф. Несмотря на утренний холод, он не приказал принести еще угля и не позвал камердинера, чтобы тот помог ему побриться и одеться. Он чувствовал себя слишком тревожно, чтобы ждать кого-либо или вообще оставаться в доме. Надев костюм для верховой езды, граф вышел на мороз, видя лишь облачка пара, вырывавшиеся изо рта, и ничего более. Но это не доставляло ему неудобства, ведь он давно привык к суровым погодным условиям. Граф прогулялся по парку, отметив, что тот содержится в полном порядке. Только вот цветочные клумбы были пусты в это время года. Миновав ряды деревьев, он направился к озеру, расположенному к востоку от дома. Оно еще не совсем замерзло, хотя ледяные узоры опоясывали его кромку и тянулись к центру, почти соприкасаясь друг с другом. Если морозы сохранятся, через неделю — как раз к Рождеству — озеро окончательно замерзнет, а лед окрепнет.

Граф вспомнил, как был жестоко избит дядей за катание на коньках без позволения. На него донес Гилберт или Родни. Хотя скорее всего Гилберт. Докладывать о проступках кузена было вполне в его духе, и дядя Джерарда всегда впадал в ярость, слыша подобное. Впрочем, ему были свойственны и вспышки неожиданной щедрости. В такие моменты дядя брал племянника на охоту и рыбалку, забывая о собственных сыновьях, и давал ему весьма внушительные суммы карманных денег. А затем снова бил его при малейшем намеке на проступок, крича на весь дом и обзывая сыном потаскухи. Жизнь в Торнвуде никогда не была размеренной и по-настоящему счастливой.

И все же поместье казалось невероятно красивым даже в это время года, даже в такое ненастное утро. И теперь оно принадлежало ему. Возможно, впервые за все время эта мысль показалась Джерарду волнующей.

Морозный воздух и пронизывающий зимний ветер пробирались под тяжелые складки пальто. И все же граф стоял на берегу озера несколько минут, облокотившись о ствол дерева. Вскоре небо на востоке посветлело, на покрытой слоем льда поверхности озера появились тусклые блики. Живя в дальних краях, Джерард научился видеть красоту в погруженной в зимнюю спячку природе.

Но ему захотелось увидеть больше. Повернувшись к озеру спиной, Джерард зашагал прочь. Он пересек широкую лужайку позади дома и оказался на конюшне. Заспанный конюх оседлал для него коня. Джерард выехал за пределы парка и остановился, несмотря на то что ему ужасно хотелось увидеть все — ферму и угодья арендаторов.

Он хорошо помнил леса, окружавшие поместье со всех сторон. На холме, к северу от Торнвуда, в лесу проложили живописную тропинку. Этой самой красивой части леса Джерард всегда старался избегать. Он предпочитал проводить время глубоко в чаще, которую его богатая фантазия населяла сказочными драконами, беглыми каторжниками, контрабандистами и ведьмами. Он лазил по деревьям и устраивал себе убежища в глубоких дуплах. Он кочевал от дупла к дуплу, воображая себя храбрым разбойником. А лесники были его друзьями. Возможно, единственными друзьями. Гилберта и Родни таковыми назвать было нельзя. Несмотря на то что Джерард невольно стал любимцем дяди, настоящей душевной близости между ними не было.

Большинство деревьев стояло с голыми ветвями. Но Джерарда это не угнетало. Ведь сквозь них можно было видеть небо. Мальчишкой он частенько ложился на толстый сук и, глядя в прозрачную голубую высь, мечтал о далеких планетах и мирах. Конь направился в глубь леса по знакомой тропе, и Джерард огляделся по сторонам. Слева от себя он заметил стадо оленей. Пугливо посмотрев в его сторону, они бросились наутек.

Интересно, служит ли кто-нибудь из бывших лесников в Торнвуде и теперь? Нужно выяснить. Джерард вспомнил о хижине Пинки — его друга лесника Эйба Пинкертона. Интересно, она до сих пор стоит на прежнем месте на склоне холма, спускающегося к реке? Пинки всегда предпочитал эту хижину теплой комнате в крыле для слуг в Торнвуде. Мальчишкой Джерард провел здесь немало счастливых часов — что-то рассказывал сам, слушал рассказы Пинки или просто отдыхал в тишине.

Вскоре он понял, что пора возвращаться назад. В декабре светало поздно, и, судя по тому, что уже совсем рассвело — часы граф забыл захватить, — прогулка затянулась. Не хватало еще опоздать к завтраку.

Возвращаться не хотелось, несмотря на то что он замерз и проголодался. Кроме того, еще нужно много сделать, а он не из тех, кто отлынивает от работы. Выехав из леса и направляясь к конюшням, Джерард понял причину своего нежелания возвращаться. Его губы изогнулись в горькой усмешке, когда он понял, что не хочет заходить в собственный дом из-за проживающей там женщины.

Джерард на мгновение задумался: что произошло с девушкой, которую он когда-то знал? Ответ был очевиден. Ее изменили годы. И Гилберт, живший с ней на протяжении девяти лет. Казалось, теперь в ее жилах струился жидкий лед, а не кровь. Она напоминала мраморную статую. Уравновешенная, элегантная, красивая. А еще холодная, безрадостная, неприветливая. И совершенно непривлекательная. Но возможно, в глубине души она всегда была такой. Ведь люди не меняются кардинальным образом, не так ли?

Джерард не смог освободиться от мыслей о ней даже после прогулки верхом. Но сделать это необходимо. Или хотя бы попытаться видеть в ней лишь вдову Гилберта, женщину, помогающую ему в подготовке праздника. Джерарду была ненавистна мысль о том, что Кристина необходима ему для этой цели. Но без ее помощи действительно не обойтись. Впрочем, теперь она полностью от него зависит. Власть сосредоточилась в его руках. Нет, у него никогда не было желания подчинить ее своей власти. Но возможность хоть немного отомстить ей казалась такой привлекательной.

Спешившись, Джерард передал поводья окончательно проснувшемуся конюху, а потом зашагал к дому. К своему дому. Он заставил себя думать о Маргарет. Она прелестная, живая и дружелюбная девушка. И потом, случаи брака между кузенами не так уж редки.

Поздний подъем по утрам всегда считался в Торнвуде пороком. Странно, но, несмотря на то что Гилберт умер полтора года назад, обитатели поместья, как и прежде, придерживались установленного им порядка. Это прочно вошло в привычку.

Кристина завтракала в компании леди Ханны и Маргарет. Сегодня утром они не стали дожидаться графа. Леди Ханна постаралась объяснить его отсутствие тем, что, возможно, долгое путешествие слишком его утомило. Завтрак уже подходил к концу, а граф так и не появился в столовой. Маргарет и леди Ханна отправились в гостиную писать письма, а Кристина, обрадованная тем, что сможет провести утро с дочерьми, поспешила в детскую.

Она совершенно забыла о том, что договорилась встретиться с графом в библиотеке, и вспомнила об этом, лишь когда он неожиданно возник на пороге спустя час после завтрака. Няня сидела в кресле-качалке возле окна и вязала шарфы и варежки, а Кристина наблюдала за дочками.

Тесс в огромном фартуке стояла перед мольбертом и сжимала в руке слишком большую для своего возраста кисть. Она наносила на лист бумаги яркие мазки. Очаровательная пухлая малышка трех лет от роду очень походила на отца. Понять, что именно она пытается изобразить, не представлялось возможным, но графиню это, похоже, ничуть не смущало. Позже Тесс научится превращать свои фантазии в картины, а пока ей разрешалось просто малевать кистью на бумаге.

Рейчел сидела за столом, погруженная в размышления. Перед ней лежал листок бумаги, испещренный примерами. Она всегда безропотно выполняла каждое задание и при этом старалась преуспеть. Таков уж был ее характер. Худенькая и очень серьезная семилетняя девочка унаследовала от матери темные волосы, карие глаза и овал лица.

Все четверо оторвались от своих занятий, когда дверь детской распахнулась.

— Так вот вы где, — произнес граф Уонстед. — Доброе утро. — Он вошел в комнату, и няня, поднявшись с кресла, присела в реверансе.

При виде графа Кристину охватило абсурдное и совершенно непреодолимое желание обнять девочек за плечи, чтобы защитить. Она вновь ощутила беспомощность, которая всю ночь заставляла ее ворочаться с боку на бок и отравляла сон кошмарами. Все они зависели теперь от этого человека, а он явно питал к ней неприязнь. Кристина поднялась со своего места и склонилась в реверансе.

— Доброе утро, милорд, — с холодной учтивостью произнесла она, а затем внезапно ощутила прилив страха. Она всегда ненавидела себя за подобную слабость, но контролировать это чувство не было никакой возможности, и иногда на то имелись веские основания. Кристина вспомнила, что должна была встретиться с графом в библиотеке, и вот теперь он вынужден разыскивать ее. И все же она не могла заставить себя раболепно опустить глаза и извиниться. Кристина сделала то, чем всегда навлекала на себя неприятности, а именно — бросила вызов.

— Вы опоздали к завтраку, и мне совершенно не улыбалась перспектива бесцельно сидеть в библиотеке.

— Опоздал? — Брови графа удивленно взметнулись вверх. — И в котором же часу подают завтрак?

— Строго в восемь часов утра, — последовал ответ.

— Строго. Понимаю. — Сложив руки за спиной, граф обошел мольберт, чтобы взглянуть на рисунок Тесс. — И кто же установил подобное правило, миледи?

— Гил… — Кристина осеклась, но не попыталась исправить своей ошибки. Это правило действительно установил Гилберт. Граф Уонстед. Бывший граф.

Нынешний граф внимательно посмотрел на нее. Он молча взирал на Кристину несколько долгих мгновений. Да ему и не нужно было говорить. Но она не склонит головы и не отведет взгляда от этих холодных глаз. Вчера вечером она не обманулась, предположив, что граф настроен враждебно.

— Может быть, — звучащая в голосе графа вежливость никак не соответствовала выражению его глаз, — вы представите меня своим дочерям?

Его сиятельство одобрил творение Тесс и выбор ярких красок. В ответ на похвалу девочка просияла. Затем он заглянул в тетрадку Рейчел и похвалил ее аккуратность и правильные ответы.

— Ты допустила лишь одну ошибку, — произнес граф. — Интересно, отыщешь ли ты ее самостоятельно. Скажу лишь, что она во втором столбце.

Ничуть не обидевшись, Рейчел склонилась над тетрадью, наморщила лоб и принялась сосредоточенно искать неверный ответ.

Кристина негодовала. Вмешательство графа взбесило ее, хотя на то не имелось никаких причин. Он не сказал и не сделал ничего дурного. Но Кристина отчетливо осознавала, что хоть его еще никто не назвал опекуном девочек и что все знакомые видели в этой роли лишь ее, по закону она, женщина, не могла нести ответственность за собственных дочерей. И это делало его…

— Не могли бы вы оставить девочек на попечение няни? — спросил граф. — И присоединиться ко мне в библиотеке? — Он предложил Кристине руку.

Обернувшись, чтобы дать няне и девочкам совершенно ненужные указания, графиня прошла вперед, сделав вид, что не заметила протянутой ей руки. Мысль о том, чтобы прикоснуться к этому человеку, казалась непереносимой.

Как глупо! Спустя десять лет — целую жизнь, целую вечность — она боялась к нему прикоснуться.

Сегодня утром графиня вновь была одета в черное, начиная с кружевного чепца и заканчивая туфлями. Это обстоятельство раздражало Джерарда, хотя он и не мог объяснить почему. Ему казалось чрезмерным столь нарочито носить траур по человеку, умершему более года назад, пусть даже мужу. В остальном же графиня никак не выказывала своего безутешного горя. Она держалась гордо и даже надменно. Прямая спина, вздернутый подбородок. Но, войдя в услужливо распахнутые лакеем двери библиотеки вслед за графиней, Джерард вдруг подумал, что ему нет никакого дела ни до того, почему она предпочла носить траур столь долго, ни до глубины ее чувств. Она всего лишь вдова Гилберта. Не более того.

И все же Джерард ощущал растущее в груди раздражение.

— Присаживайтесь, — произнес он, указывая на одно из кресел рядом с камином. Сам же он сел не сразу. Облокотившись о каминную полку, он сверху вниз взирал на графиню.

— Благодарю вас, — ответила ее сиятельство, опускаясь в кресло. При этом ее спина не коснулась спинки. Вчера вечером она сидела точно так же и в гостиной, и в столовой. Должно быть, подобная поза ужасно неудобна. Но Джерарду не было дела и до этого. Графиня вопросительно посмотрела на его сиятельство.

— Итак, миледи, — не удержался Джерард, хотя и не собирался говорить ничего подобного, — вам не кажется, что в сложившейся ситуации имеет место некоторая ирония?

Кристина не стала делать вид, будто не понимает, о чем речь.

— У вас есть все основания так считать, — согласилась она.

— Вы предпочли выйти замуж за деньги, — произнес граф, — а теперь выясняется, что вы целиком и полностью зависите от человека, которого когда-то ради этих самых денег отвергли. И теперь этому человеку принадлежит здесь все.

Если он пытался привести Кристину в замешательство, ему это не удалось.

— Джентльмен, — произнесла она, — не стал бы напоминать леди о ее зависимом положении, милорд.

А он напомнил. И это непростительно. Но Джерард не хотел говорить ничего подобного. Более того, он намеревался вести себя сегодня благопристойно. И все же с желанием хоть как-то уязвить Кристину или просто позлорадствовать оказалось не так просто совладать.

— Джентльмен. — Джерард тихо засмеялся. — Но в Торнвуде всегда бытовало единодушное мнение о том, что я таковым не являюсь. — Его отец влюбился в оперную певицу. Сначала сделал ее своей любовницей, а потом женился менее чем за восемь месяцев до появления на свет Джерарда — своего единственного сына. — Уверен, вам сообщили об этом еще до того, как это подтвердило и мое занятие торговлей.

— Гилберт никогда не упоминал вашего имени, — холодно заметила Кристина.

Джерард улыбнулся и посмотрел на мерцающие в камине угли. А ведь она тоже не прочь его уязвить. Почему? Жалеет о своем решении? Или просто возмущается тем, как все сложилось?

— Стоило ли оно того, Кристина?' — спросил граф. — Замужество ради денег?

— Да, — ответила женщина. — Стоило.

Так. А какого ответа он, собственно, ожидал? Какое признание хотел услышать? Что она совершила ошибку? Что следовало отдать предпочтение любви? Но если бы она сказала это, Джерард стал бы презирать ее еще больше, чем теперь. Впрочем, он позвал ее сюда не для того, чтобы излить горечь, которую ощутил в полной мере только здесь, в Торнвуде, и не затем, чтобы ворошить прошлое.

— Ваша младшая дочь совсем малышка, — произнес граф. — А сколько лет старшей?

— Семь, — был ответ.

— У девочек есть няня, — продолжал граф, — а учительница?

— Учительницы нет. Я сама с ними занимаюсь. Каждое утро.

— И сегодня я вам помешал, — сказал граф. — Почему вы не наняли учительницу?

Кристина поджала губы и уставилась на свои руки, сложенные на коленях.

— Чтобы нанять учительницу, нужны деньги, милорд, — ответила она.

— А поместье не может позволить себе таких расходов? — последовал вопрос.

Кристина подняла на него свои темные, ничего не выражающие глаза. И все же Джерарду удалось прочитать ее мысли. Он понял, что она хотела сказать, хотя не произнесла ни слова. И это его разозлило.

— Вы не станете просить, не так ли? — нахмурившись, спросил он. — Слишком горды для этого, миледи? Монк без лишних вопросов выделил бы вам деньги.

— Мистер Монк, — произнесла графиня, — не имеет права действовать по своему усмотрению. Он всего лишь управляющий.

— А вы боялись, что если он спросит у меня, я отвечу отказом, не так ли? — произнес граф. — Должно быть, вы считаете, что я преисполнен жажды мщения. Или просто наслаждаетесь своей ролью мученицы, отвергаемой человеком, когда-то отвергнутым вами. Недавно я наделил Монка гораздо более широкими полномочиями. Насколько я понял, Гилберт держал его в ежовых рукавицах. Меня такое положение не устраивает, тем более когда вскоре нас снова будет разделять Атлантический океан. Вы можете просить его о чем угодно, и любая ваша просьба будет удовлетворена. Ведь скорее всего я об этом даже не узнаю.

Кристина не ответила.

— После Рождества, — продолжал граф, — вы наймете учительницу, которую выберете сами. В будущем вы будете нанимать учителей музыки, рисования, танцев. Словом, будете делать все, что необходимо для образования ваших детей. Я дам Монку соответствующие указания. Уверен, это меня не разорит.

— Благодарю вас, — произнесла Кристина столь холодно, что Джерард не услышал в ее словах благодарности. Но ему и не нужна была ее благодарность.

Внезапно Джерард все понял. Понял то, чего не обнаружил в гроссбухах, привезенных в Лондон Монком и досконально им изученных. Но ведь он и не искал эту информацию.

— Сколько карманных денег вы получали от Гилберта? — спросил граф. — Их все еще выплачивают вам?

Кристина вновь принялась изучать лежащие на коленях руки, несмотря на то что ее подбородок был по-прежнему упрямо вздернут.

— Гилберт оплачивал все мои счета, — произнесла она.

Потрясенный Джерард осознал смысл сказанного. Дело, оказывается, не в том, что Кристина перестала получать карманные деньги после смерти мужа и была слишком горда, чтобы попросить денег у Джерарда. Судя по всему, покойный граф держал в ежовых рукавицах не только Монка.

— Понимаю, — произнес Джерард. — Возможно, подобные отношения вполне устраивают супругов, но мне они кажутся недопустимыми. Я не собираюсь настраивать вас против себя еще больше, вынуждая каждый раз бегать ко мне за деньгами. Раз в три месяца вы будете получать сумму, достаточную для удовлетворения ваших нужд и потребностей ваших детей. С тетей и Маргарет дела обстоят так же?

— Насколько мне известно, милорд, покойный супруг оставил тетушке Ханне небольшое наследство, — произнесла Кристина. — Но я не знаю, хватает ли ей этих денег. Она никогда не жаловалась.

— Скажите, — произнес Джерард, меняя тему разговора, — почему у Маргарет не было дебюта? Ей двадцать лет. Большинство девушек в этом возрасте уже выходит замуж. Гилберт умер, когда ей было девятнадцать. Это трагическое событие случилось летом, но почему она не вышла в свет весной? Или годом раньше, когда ей исполнилось восемнадцать? Или вы не сочли нужным убедить мужа в необходимости вывозить золовку в город?

Кристина взглянула на графа со странной полуулыбкой на губах.

— Хорошо, вы как настоящая эгоистка предпочли сидеть у себя в деревне с детьми. — Джерард нахмурился. — Но Маргарет — разве она не пыталась поговорить об этом с братом?

— Если такой разговор и имел место, — произнесла Кристина, — то закончился не в ее пользу.

— Слишком дорого? — спросил Джерард, в душе которого зародились подозрения. Всегда ли Гилберт отличался прижимистостью? Ведь в детстве он был настоящим воришкой. Внезапно эта мысль показалась Джерарду забавной.

— Отчасти, — подтвердила его догадку Кристина.

— И какова же другая причина?

— Жизнь в городе, — ответила графиня. — Она слишком легкомысленна, слишком неправедна.

— Это мнение Гилберта? — нахмурившись, спросил Джерард. — Или ваше?

— Наши с мужем мнения совпадали, — натянуто ответила Кристина, но Джерард заметил, что при этом она не решилась посмотреть ему в глаза.

— Легкомысленна? — повторил Джерард. — Дорога? Неправедна? Неправедна, миледи? Гилберт, которого я знал, никогда не был набожным. Насколько я помню, каждое воскресенье поутру он мучился мигренью и болями в желудке.

— Люди меняются, милорд, — заметила Кристина.

Святые небеса! Джерард с отвращением посмотрел на сидящую перед ним женщину. Не этим ли объясняется мрачное одеяние, прямая спина, отсутствие улыбок и железная дисциплина? Как она дошла до этого? Неужели добровольно? В таком случае он никогда не знал ее по-настоящему.

— Значит, — произнес он, — в Торнвуде никогда не было ни балов, ни званых обедов, ни смеха, ни развлечений?

— Ничего безнравственного, — с раздражением отрезала Кристина.

— Бедняжка Маргарет, — тихо произнес Джерард. — Но ее хотя бы обучили танцам?

— Контрдансу — да, — ответила графиня. — Это входит в программу обучения каждой молодой леди.

— Только скорее всего ей нечасто выпадала возможность продемонстрировать свои умения. Полагаю, даже упоминание о вальсе вызывает у вас негодование, — язвительно заметил Джерард.

— Я ни разу не видела этого танца, милорд, — чопорно ответила графиня. — Но я о нем слышала и поэтому не испытываю ни малейшего желания его увидеть.

— А придется. На балу. На следующий день после Рождества. — Кристина раздражала его все больше.

— Надеюсь, вы передумаете, милорд, — не сдавалась графиня, — и позволите своим гостям лишь контрданс. Разумеется, я сама не стану танцевать. Я ношу траур, если вы успели заметить, и…

— Значит ли это, что вы так сильно любили его? — спросил Джерард. Ему не было никакого дела до того, любила ли она Гилберта. Теперь ему казалось, что они стоили друг друга.

— Он был моим мужем, — ответила графиня.

— Кристина. — Джерард сел наконец в кресло напротив нее и вздохнул. Все пошло не так, как он запланировал. Он собирался обсуждать только дела. — На следующей неделе ко мне приедут гости. Они хотят весело отпраздновать Рождество. Я намерен приложить все силы к тому, чтобы достойно подготовиться к их приему. Несмотря на то что большая часть работы ляжет на плечи слуг. Уверен, у нас с ними все получится. И все же будет проще, если роль хозяйки праздника возьмете на себя вы. Я мог бы возложить эту обязанность на плечи тетушки, но она, насколько я помню, всегда сильно смущается при большом скоплении народа. Маргарет слишком молода. Кроме того, если я выберу кого-то из них, то получится, что я пренебрег вами. А я не желаю этого. Так вы мне поможете? Станете гостеприимной хозяйкой, а не мрачным духом и скорбящей вдовой?

— Я сделаю все, что вы прикажете мне, милорд, — был ответ.

И он несказанно разозлил Джерарда. Граф попытался заключить перемирие, а в ответ получил лишь холодное отчуждение.

— Я бы посоветовал вам, миледи, не испытывать моего терпения, — произнес граф, прищурившись.

Кристина беззвучно открыла и закрыла рот. Ее глаза расширились, и Джерард успел прочитать в них… что? Страх? Графиня ничего не ответила. И не отвела глаз. Неужели он ошибся? Скорее всего.

Джерард вновь вздохнул.

— Все было бы гораздо проще, если бы мы вообще не встречались до вчерашнего дня, не так ли? — произнес он. — Но случилось так, что мы встретились и полюбили друг друга. Вы вышли замуж за Гилберта, а я уехал в Канаду. Теперь наши судьбы вновь пересеклись, как я полагаю — навсегда. Хотя скорее всего мы вновь благополучно забудем об этом после праздников. Я вернусь в Канаду, вы останетесь здесь. Так можем ли мы принять наше нынешнее существование как данность и двигаться дальше? Думаю, мы оба должны согласиться, что юношеская любовь глупа и недолговечна и что Гилберт оказал нам обоим услугу, приехав в город много лет назад. Вы поможете мне сделать Рождество веселым и незабываемым для всех тех людей, что приедут в Торнвуд?

— Да, — ответила Кристина.

— И вы снимете это черное платье? — Джерард неприязненно оглядел наряд графини.

Кристина облизнула губы. Правильно ли он понял ее замешательство? Но Джерард не собирался вновь давать волю раздражению.

— Есть ли в деревне портниха? — спросил он, и когда Кристина кивнула, продолжал: — Воспользуйтесь ее услугами, а я велю Монку оплатить счет.

Впервые за все время пребывания графа в поместье Кристина покраснела.

— Я становлюсь для вас слишком тяжелой обузой, — произнесла она.

Но Джерард пропустил язвительное замечание мимо ушей.

— Что вы знаете об организации домашних торжеств? — спросил он.

— Не много, — призналась графиня.

Джерарду не приходило в голову, что на протяжении тех десяти лет, что Кристина провела в Торнвуде, ей ни разу не приходилось принимать у себя гостей. Выходило, что они с Гилбертом — а заодно и бедняжка Маргарет — вели спокойное, скучное пуританское существование. Они имели на это полное право, но Джерард не позволит, чтобы от этого страдала его юная кузина.

— Так, может быть, нам стоит сесть за стол, взять перо и бумагу и попытаться изложить на ней свои скудные познания в столь непростом деле?

На губах Кристины появилась все та же странная полуулыбка, но на этот раз в ней угадывался проблеск оживления.

— По крайней мере, — произнесла она, — мы точно знаем, что необходимо разослать приглашения. Мэг вызвалась их написать.

Впервые в голосе графини прозвучали дружелюбные нотки. Лиха беда начало? Джерард надеялся, что в последующие дни им удастся сохранить хотя бы деловые отношения.

В противном случае это будет самое ужасное Рождество в его жизни.


Загрузка...