Последняя осень. Буря

Глава 9. Домашнее привидение

Раньше она мало думала о смерти, но с тех пор, как маршрутное такси доставило их в затерянный лагерь, Маше все чаще мерещилась костлявая старуха с косой. Казалось, что они уже погибли, попали в кривое подобие чистилища, где бесчисленное множество раз переживали одно и то же. Чем еще можно было объяснить происходящее?

— Здесь люди дохнут, как мухи, — пробурчал Игорь.

Динара выгнала его, попутно вытолкала из спальни зевак, пробралась через редеющую толпу к Маше, участливо спросила:

— Как она?

— Без изменений.

Опухшая Эмилия схватилась за живот, тихо застонала. Ангелина смочила полотенце, вновь положила на лоб несчастной. Лицо и руки покрывали красные пятна.

— Голова… раскалывается, — прохрипела Эмилия, помассировав виски. — Все тело чешется. Не могу терпеть.

— Нельзя, тебе станет хуже, — всхлипнула Ангелина.

— Метка дьявола, — мрачно отозвался Игорь, прокравшись обратно. — Она не жилец.

— Проваливай, — крикнула Динара.

В комнате остались лишь соседки. Эмилия чихнула, шумно втянула воздух и прохрипела:

— Проклятое гадание, — она закашлялась. — Геля, если встретишь моих родителей, передай, что я их любила, позаботься о Микки.

— Перестань! — взвилась та. — Ты выздоровеешь, свозишь своего милого мопса на выставку. Вас обязательно наградят.

— Игорь прав. Духи предсказали будущее. Я уже вижу свет. Он все ближе.

Маша поежилась от смирения и обреченности в голосе, мысленно возразила: «Все было подстроено? Почему сеанс пошел не по плану? Что происходит с Эмилией?»

— Может, ты надышалась краской? — предположила Динара. — Съела что-нибудь не то?

— Н-нет. Я всегда… проверяю… пищу.

Дверь открылась, на пороге возникли Вика и Злата, затем подоспел Марк с аптечкой. Маша смутилась, вспомнив, что было перед тем, как их прервали и отвели в палату. «Надеюсь, скоро мы сможем все обсудить, — предвкушала она важный разговор. — Снова сойдемся. Теперь будет по-другому, гораздо лучше».

— Зачем меня позвали? — нахмурилась Вика. — Я не врач.

— Ты помогла Насте, когда она упала в обморок, — промямлила Ангелина, схватившись за косички. — Вот я и подумала…

Злата прервала путаные объяснения, расспросила Эмилию о самочувствии и симптомах, заключив:

— Могу ошибаться, я ведь учусь на психолога, а не на терапевта, — сказала она, откинув дреды за спину. — Похоже на аллергию.

— У меня только на арахис, — глухо проговорила Эмилия. — Других нет.

— Точно? — усомнилась Вика и, когда та кивнула, потерла подбородок. — Может, ты спутала арахис с чем-то другим или случайно проглотила?

Эмилия отнекивалась, твердила, что всегда скрупулезно следит за питанием, внимательно изучает составы продуктов.

— Небесная мелодия. Я слышу, как поют ангелы, — печально улыбнулась она. — Скоро все завершится: и страдания, и радости.

— Нет! — воскликнула Ангелина, мягко похлопав ее по щекам. — Не засыпай, пожалуйста.

— Это Юра, — вздрогнула Динара. — Сегодня он послал нам с Машей знак.

— Гимн пионеров? — усомнилась та, подумав: «Вряд ли в раю играет советская музыка».

Злата выясняла у больной, где лежат ее таблетки, но та упрямилась, прогоняла спасателей, плакала, принимая неизбежное. Марк сосредоточенно рылся в ящике с медикаментами.

— Нашла, — просияла Злата.

— Держите ее, — воскликнула Вика.

Динара и Ангелина схватили запястья, Маша и Марк — лодыжки, будущая психологиня — голову, а Вика заставила умирающую проглотить лекарство, причем действовала настолько хладнокровно, будто проделывала такое каждый день.

Эмилия обиженно повернулась на бок. Маша уставилась на ее спину.

— Скоро полегчает, — сказала Вика. — Если что-то случится, мы неподалеку. Зря не будите, ладно?

Они со Златой покинули импровизированный лазарет. Маша, проигнорировав удивленный взгляд подруги, направилась за Марком. В коридоре он взял ее за руку. Было нечто особенное в том, чтобы идти бок о бок, прикасаться к нему, болтать о мелочах. В неотремонтированном крыле пришлось ступать друг за другом, но даже тогда парень не отпустил ее ладонь. Рядом с ним страхи исчезли.

Очутившись в комнате, Маша сняла куртку, разулась и легла вместе с Марком, устроила голову на крепком плече, посмотрела в его лицо, нежно провела по скуле.

— Это значит «да»? — спросил Марк, повернув голову.

Их взгляды встретились, кончики носов почти соприкоснулись.

— Точно, — улыбнулась Маша и, замявшись, проговорила: — Хотя первые дни ты вел себя как придурок, а после реакции на поцелуй я решила, что тебе на меня плевать.

— Прости. Я, как дурак, запутался и, чего скрывать, испугался, что снова испорчу тебе жизнь.

— Зря. В прошлом я обещала, что приму тебя любым, не врала и не приукрашивала. Всегда есть и будут плохие периоды, главное — преодолевать их. Ты ведь хочешь этого?

Марк ответил утвердительно, мягко поцеловал и обнял ее, прошептав:

— Я очень по тебе скучал, — смутившись, он продолжил: — Некому было отправлять мемы.

Маша усмехнулась:

— И песни. Только почистила плейлист, теперь снова придется добавлять.

— Как раз альбом вышел.

Марк увлеченно рассказывал о любимом рэпере, включал понравившиеся треки. Маша слушала с интересом, и хотя по коже не пробегал электрический разряд, в животе не трепыхались бабочки, а сердце билось спокойно, она чувствовала невероятное тепло, будто этот человек был для нее уютным домом, целым миром и одновременно простым парнем, всегда знавшим, как ее развеселить и поддержать.

Сон прервался из-за ломоты в теле. Маша покосилась на мирно спящего парня. Его ресницы трепетали, лицо было расслабленным и милым. Поняв, что таращится, как чудачка, она осторожно подвигала затекшей рукой и, выбравшись из-под одеяла, встала на пол, натянула ботинки. За окном сиял погожий зимний день. Она не удержалась, чмокнула Марка в щеку. Тот открыл глаза.

— Привет, — улыбнулся он.

— Доброе утро. Точнее, уже полдень, — сказала Маша, глянув в телефон. — Не помню, как задремала.

— Я тоже, — проговорил он и невесело вздохнул: — К вечеру должна приехать бригада.

«Жаль. Опять какое-то время не будем видеться», — погрустнела Маша и, постаравшись скрыть грусть, произнесла:

— Наконец-то свобода. А ты? Останешься здесь?

— Нет, надоело. Найду что-нибудь нормальное. Все равно мне уже заплатили за прошлые смены.

Маша одобрила идею и, немного поболтав на отвлеченные темы, поспешила к себе, чтобы собрать вещи. Проходя мимо холла, она заметила шокированную Динару. Другие студенты перекидывались словами, завтракали или, учитывая совсем не ранний час, обедали. Подруга нагнала ее через пару минут, искоса глянула на сопящую Эмилию, гневно прошептала:

— Вы что, помирились? Как? Почему? Теперь мне нельзя называть его лохом? — добавила она и ругнулась на башкирском языке. — Лучше бы ты столкнула его с лестницы.

— И села в тюрьму?

— Нет, тебя бы оправдали из женской солидарности. Судья бы ознакомилась с характеристикой Бортникова и вынесла бы справедливый приговор. Не могу поверить, что ты снова ввязалась в болото.

— У Марка есть хорошие стороны.

— На солнце тоже бывают пятна, но оно не темнеет.

— И что это значит?

— Картину оценивают целиком, а не по деталям, — скривилась Динара.

— Мудро, — ответила Маша, расстегнув дорожную сумку. — Видишь, как Марк вдохновляет?

— М-да, тяжелый случай. Ладно, не буду переубеждать, поступай по-своему. Если этот полуфабрикат еще что-нибудь выкинет, бросай его и звони мне. Потом подготовим достойную месть.

— Отличный совет, — усмехнулась она и замолчала, услышав шевеление.

Эмилия села, потянулась и, когда ее спросили о самочувствии, покраснела.

— Зуд прошел, тошнота тоже. Мне очень стыдно. Почему я сразу не распознала симптомы? Запаниковала, наговорила всякой чепухи.

— У страха глаза велики, — тактично возразила Динара.

«У нее сегодня пятница цитат?» — ухмыльнулась Маша, встряла в диалог:

— Как считаешь, тебе нужно в больницу? Неизвестно, во сколько заявятся строители.

— Думаю, пока продержусь, но осмотр все равно не помешает. Сейчас, кроме слабости, все в порядке. И как только я умудрилась съесть арахис?

— Да уж, странно, — согласилась Динара, затем предложила: — Ты, наверное, голодна? Хочешь, мы принесем что-нибудь?

Та вежливо отказалась, пояснив, что желудок скрутило даже при мысли о еде. В спальню прошагала Ангелина, нагруженная бутылками с водой. Опустив груз возле бедняжки, она выудила из рюкзака пачку сушек, передала Эмилии, затем растерянно пошарила в вещах, пробормотав:

— Мистика. Не могу найти снотворное. Пакетик просто исчез.

— Может, ты приняла его и забыла? — сказала Маша.

— Не-а. Точно помню, как в понедельник пересчитывала запасы и корила себя, что взяла слишком мало.

Вскоре она прекратила поиски. Маша, упаковав одежду и другие предметы, привезенные из дома, решила перекусить, поплелась в общий зал и остолбенела возле злополучного стола. Ладони вспотели, в голове пронеслись страшные мгновения, когда кто-то, затаившись в полумраке, проследил за ней, оттолкнул и умчался вниз, сгинул в грозной вьюге. «Может, мне привиделось?» — подумала она. Ссадины на левой ладони и страницы в кармане штанов свидетельствовали об обратном. Она вынула смятые, сложенные вчетверо листы, разгладила и прочла:

«…Мой дед насиловал и убивал мальчиков в возрасте от семи до одиннадцати лет. Я нашел записи о пятерых жертвах. Возможно, их было куда больше. Однажды его вызвали на допрос, однако следователь не посчитал Волгина причастным из-за положительной характеристики, спортивных заслуг, наличия жены и детей. Родственники, знакомые, коллеги отзывались об Анатолии как о прекрасном отце, замечательном друге, выдающемся футболисте. Бабушка, когда мы были на людях, всегда с уважением говорила о Толе, но втайне презирала его. Мне запрещали появляться у них в гостях, отец избегал вопросов о дедушке, который постоянно болел, пропускал праздники и сильно выпивал. Меня не удивляло пьянство. Наверное, у всех в семье был или есть старый алкаш. Более необычным казалось то, что на похоронах родители и бабушка выдохнули. Не знаю, как объяснить поточнее. Я просто осознал, что они ненавидели, даже боялись Анатолия, либо правда исказила мое восприятие прошлого. После поминок мне захотелось выяснить больше о человеке, с которым общался лишь по телефону. Так я открыл ящик Пандоры. Иногда секреты не стоит раскапывать…»

Раздался голос Леонида:

— Что это?

Маша вздрогнула, изумленно посмотрела на парня, не сразу вернувшись в реальность.

— Черновик Глеба, — кашлянув, ответила она. — Видимо, он писал статью, книгу или сценарий для ролика.

— Он не был похож на автора, — сказал Леонид, отряхиваясь. — Кстати, где ты нашла эти бумаги?

Маша колебалась, подбирая слова. В помещение вошел Марк.

— Ты выпал из окна? — спросил он, оглядев парня и застегнув пальто.

— Чего? — буркнул тот.

— Откуда снег?

— С улицы. Ходил проверить, сильно ли засыпало наши труды. Стремно, что вчера напрасно надрывались.

Марк опешил, предположив:

— Ты взломал дверь?

— Зачем? — удивился Леонид. — Там не заперто.

Бортников заволновался, достал ключ, помрачнел, недоуменно произнес:

— Точно? Ты не путаешь?

У Маши пересохло в горле. В мыслях зародились подозрения и ужасные догадки: «Помимо нас, в здании кто-то есть. По ночам шумел не плохой ремонт, а реальный человек. Как он тут оказался? Что ему нужно?» Она в деталях поведала о столкновении с неизведанным. Парни бросились вниз, немного погодя подоспели со скверными новостями.

— Замок не взломали, даже не поцарапали, — сказал Леонид. — У чудилы, который бродит и кошмарит нас, есть отмычка или дубликат.

— Когда он объявился? Где прячется? — пробормотал Марк. — Мы бы с мужиками точно заметили, что здесь посторонний.

— Поймаем его и спросим, — заявил Леонид.

Вскоре к троице присоединились практически все студенты, кроме Эмилии и еще шестерых ребят. В толпе гуляли тревожные шепотки. Игорь качался на стуле, твердил про жестокого Юру и час расплаты, Яна и Динара соглашались с ним, призывали задобрить призрака. Ангелина верещала о безумном маньяке-шизофренике, который сверлил крохотные отверстия в стенах и шпионил за жертвами, сооружал ловушки, подавлял их волю. Злата спорила с ее доводами, требовала не стигматизировать психическое расстройство. Вика выступала за жесткие меры, предлагала вооружиться, схватить и проучить сталкера. Семен горел идеей создать взрывчатую смесь, выманить неизвестного грохотом и разрушениями. Михаил резко критиковал затею. Настя кричала, чтобы над убийцей Глеба провели самосуд. Женя рыскал в пакетах, ища, чем бы наполнить опустевшую флягу.

Кирилл стукнул по столу, чтобы привлечь внимание толпы, и, добившись тишины, объявил:

— Сперва мы должны понять, где скрывается «невидимка». Четвертый этаж точно завален? — менторским тоном произнес он и, когда Марк подтвердил, нахмурился: — Уверен? Не ври. Или вы с ним заодно?

— Сдурел? — выпалил Марк. — Если не веришь, иди. Там все заставлено мешками, перегородки сломаны, окна заколочены, постоянные сквозняки. Обвинение — полный бред. Я здесь чуть дольше вашего. Меня знакомили только со строителями. Скорее всего, они тоже не в курсе.

— Допустим, — насторожился Кирилл, словно надеялся на иной ответ. — Внизу слишком холодно для нормального проживания, остаются второй и третий этажи. Давайте разделимся.

— Все фильмы ужасов начинаются так же, — воскликнула Ангелина.

Вика прервала ее, сказав:

— Сталкер, кем бы он ни был, отлично затаился, выучил все ходы. Вряд ли он сдастся добровольно, вероятно, будет бегать по корпусу, в момент опасности удерет в лес. Как обмануть того, кто прекрасно ориентируется на территории? Застать врасплох, перехитрить, разрушить ожидания.

— Глупцы, примите неизбежное, — мрачно усмехнулся Игорь, вновь качнувшись. — Провалиться мне на этом месте, если я не прав.

Стул опрокинулся. Парень рухнул на пол, вскочил и замолк, сложив руки на груди.

— Чисто теоретически, где он оборудовал укрытие? — встрял Семен.

Все повернулись к Марку.

— Наверное, на третьем, — рассуждал вслух он. — Хотя там постоянно что-то ремонтируют, красят, а в комнатах пусто.

Маша представила планировку, вспомнила, как они бродили в темноте, подсвечивая дорогу фонариками на телефонах, выслеживали источник грохота, никого не обнаружив. «Что было необычным? — напряженно размышляла она. — Какая-нибудь приметная деталь, броский предмет…»

— Шкаф, — воскликнула она, — в пятой спальне.

— Ты о чем? — спросил Леонид.

— Туда легко залезет человек.

— Внутри пусто, — возразил Леонид. — Конечно, мы не обстукивали панели. Я не заметил зазоров и швов.

Ангелина воскликнула:

— В одном фильме был антикварный шифоньер. Из него убирали пару досок и находили потайной ход.

— Ты про «Хроники Нарнии»? — ухмыльнулся Женя. — Мы тоже попадем в волшебную страну?

Ангелина обиженно поджала губы. Леонид почесал подбородок, неожиданно поддержал и развил версию Маши, обосновав тем, что выкуривать непрошеного гостя из укрытия было проще, чем слоняться по зданию. Его доводы поддержали. Кирилл отнекивался до последнего, велел разбиться на отряды и обойти каждый угол, однако сдался под общим напором.

Парни сгребли сковородки, ножи, стеклянные бутылки, кастрюли, будто отправились готовить ужин, а не ловить незаконного жильца. Настя воинственно рвалась с ними, норовя прикончить убийцу, нервничала так сильно, что едва не упала в обморок. Вика снова предприняла необходимые меры, привела Лебедеву в чувства. Маша забеспокоилась о Марке и друзьях. Наступила тревожная неизвестность.

— Он крался, пока мы спали, — прошептала Ангелина, взъерошив волосы. — Вдруг аноним склонялся над нами, совершал всякие непристойности?

— Боже, ну у тебя и фантазия, — хмыкнула Вика. — Еще скажи, что он или она — вампир.

— Это многое объясняет, — ахнула та, поправив очки. — Бесшумно перемещается, становится невидимым, насылает негативные эмоции.

Вика перебила ее, проговорив:

— Злата, ты не могла выбрать тему для курсача? Вот, пожалуйста: «Творчество — патология или дар?»

— Неэтично разбрасываться диагнозами и медицинскими терминами, — осудила затею та, тряхнув дредами.

Притихшая Динара воспользовалась паузой и твердо произнесла:

— То, что вы приняли за сталкера, не из плоти и крови.

— Я тоже так считаю, — кивнула Яна, стиснув в ладонях шарфик. — Все мои близкие верят в паранормальное. Где бог, там и сатана. Жаль, наши ребята не справятся с полтергейстом.

— Если они погибнут, — отстраненно пролепетала Настя, — по кому вы будете скучать?

— В смысле? — удивилась Динара.

— Ну кто вам нравится? Есть такая игра «Поцеловать — жениться — убить», там нужно выбрать, что сделаешь с загаданными парнями. Давайте попробуем? Снимем негативную энергию.

— Подходящий момент, — усмехнулась Динара. — Они корчатся в муках, а мы составляем рейтинг.

Настя перепутала сарказм с искренним мнением, повеселела:

— Супер. Ты первая, — на пару секунд она задумалась, по-детски приложив палец ко рту, затем воскликнула: — Марк, Кирилл, Игорь. Повторяться запрещено.

— Я не буду в этом участвовать.

— Настя права, мы еще успеем порыдать, — с азартом сказала Вика.

Динара подарила Маше извиняющийся взгляд, без колебаний ответила:

— Бортникова прирежу, причем с особой жестокостью. За Гробаря выйду замуж: он стремный, но при деньгах и связях в прокуратуре. Кирилла, эм, — она скривилась, будто озвучивала что-то мерзкое, — поцелую. Фу, как же противно.

— Почему? — удивилась Настя. — Он симпатичный и умный, играет на гитаре.

— Ага, когда не разносит гадости, — ядовито процедила Динара и обратилась к Вике: — Твоя очередь. Рыжий, Миша, Леонид.

— Самое сложное решение в моей жизни, — хмыкнула та. — Женьку поцелую. Он, кстати, в этом хорош. Хм, колхозник или менеджер? Ладно, на роль мужа выберу Мишу. Он, когда не пьет, тихий и послушный. Леню придется убить. Маш, тебе достались Марк, Кирилл и деревенщина.

— Они уже были, — запротестовала Настя.

— Какая разница? — отмахнулась Вика. — Так интереснее.

— Я пас, — сказала Маша.

— Ой, не смущайся, — подначивала Вика, едко улыбаясь. — Мы просто развлекаемся.

«Они с Волгиным были идеальной парой. Две гадюки, — вздохнула та и задумалась. — Что сказать? Леонид добрый, заботливый, хоть и нудноватый. Кирилл надежный, целеустремленный, но бывает отвратительным. В какой-нибудь параллельной вселенной я бы, наверное, даже встречалась с ними, а в этой, — она улыбнулась, — мне нужен только Марк: неидеальный, романтичный, искренний».

— Ты что, судьбу мира определяешь? — фыркнула Вика.

С лестницы донесся гомон. Девушки притихли, боязливо переглянулись. Беспечная атмосфера исчезла. Маша сцепила пальцы в замок, напряглась, предвкушая разгадку или нечто страшное. Адреналин, учащенное сердцебиение, рискованные ситуации в прошлом настолько влились в будни, что за период без происшествий она истосковалась по бедам. Мысль оглушила, встряхнула, заставила осознать: она не притягивала проблемы, а бросалась в них, как в омут. Бездна опасностей, в которые она всматривалась слишком долго, начала просачиваться в разум. «Буря», как джинн, исполнила ее желание, подкинула убийство Волгина, позволила вновь проверить себя на прочность, вскрыла душевные раны. «Неужели это никогда не закончится?» — озябла Маша, покосившись в дверной проем. Стук шагов нарастал.

В зал высыпали озадаченные парни. Леонид, словно конвоир, вел тощее, сутулое нечто с густой бородой, спутанными волосами, грязной кожей и лохмотьями вместо одежды. От незнакомца чудовищно воняло. Он дергался, как одичавшее животное, пойманное людьми.

— С ума сойти, — ахнула Ангелина.

Маша затаилась, ожидая, что человек нападет, но тот лишь покорно сел на стул в отдалении. Леонид стоял рядом.

— Дернешься, пожалеешь, — проговорил он, выставив нож. — Советую отвечать честно.

Мужчина оскалил желтые зубы.

— Или что? — прохрипел он отрывистым, лающим голосом. — Убьешь меня на глазах у друзей?

— Да.

В его тоне сквозила жуткая решимость.

— Малец не промах, — сипло рассмеялся незнакомец и закашлялся. — Умру — и ладно. Меня все равно отсюда попрут. Пусть лучше прирежут, чем сдохну на морозе.

Леонид, если и удивился, то не подал вида. Кирилл посуровел, пригрозил сроком за смерть Волгина, но мужчина равнодушно пожал плечами. Вика невозмутимо вынула из пакета яблоко, покатала по столу. Маша заметила, каким жадным взглядом оборванец проследил за фруктом.

— Проголодались? — вежливо спросила Вика. — У нас остался омлет. Хотите?

Тот шумно сглотнул. Протянул грязные руки, почти рванул, но Леонид прижал лезвие к его горлу.

— Угостим, если все расскажите, — проворковала Вика. — Даже разогреем. Вы давно не ели горячую пищу, верно?

— Ага.

— Сначала информация, — продолжила та. — Кто вы? Как вас зовут? Почему здесь оказались?

Мужчина колебался несколько минут, затем поведал:

— Я Василий. Родился и вырос в соседнем поселке. Осенью меня выперли с работы за… — он почесал бороду, — досуг. У нас делать нечего, только квасить. Вот и пристрастился. Пока выпивал с товарищами, Светка, моя жена, склочная баба, сменила замки. Каждый раз, как приходил, гнала веником, а под конец завела хахаля, он мне навалял. И вот я телепался по проулкам: ни денег, ни родных. Приятели тоже бросили. Я поскитался по улицам, решил до заморозков засесть в лагере. Ездил сюда, когда был школяром, в СССР хорошо жилось, мороженое стоило десять копеек, везде продавались натуральные продукты, сметану делали такой, что ложка стояла. А сейчас что? Сплошной мусор. Пендосы травят, мы и рады.

— Конкретнее, — прервал поток ностальгии Леонид.

— Ох, ну ты и злой, — тяжело вздохнул Василий. — Не торопи, давно я ни с кем не балакал, уже отвык. На чем мы остановились?

— На «Буре», — сказала Маша.

— Точно-точно, — повеселел Василий. — Места тут дикие. Народ верит, будто лагерь проклят. Я крещеный, не боюсь нечисти, сколько Бог отмерил, столько и промаюсь. До того как мегера меня выперла, ходил сюда за грибами, ягодами, рыбой. Река здесь славная, только успевай удочку закидывать, окунь или щука сами на крючок плывут. Так, значится, возвращался я как-то с уловом, вижу, молодежь к корпусу семенит. Окликнул их, они меня за охранника приняли, сунули деньги, чтобы побродить по окрестностям. Кому копейка не нужна? Ну я и стал водить экскурсии, разместил объявление в интернете, каждый корпус, тропинку назубок выучил, даже пару дат запомнил. За приплату разрешал спереть что-нибудь на память, можно сказать, культурно просвещал подрастающее поколение, приносил пользу. Как меня из квартиры турнули, потопал сюда, питался чем придется. Через пару дней прикатили строители и выставили меня, мол, это частная собственность. Я мужик честный, предложил наняться охранником, а те, жеваный крот, пальцы загнули: «Без диплома и стажа не берем». Дураки. На кой сторожу корочка? От мародеров отбиваться? Табуретку подпирать? Меня за ворота выставили, а я пробрался через дырку в заборе, проник в этот корпус — его еще не начали ремонтировать — оборудовал себе лежанку. В клетушке, видать, советские архитекторы что-то неверно рассчитали, сделали нишу, прикрыли шкафом. Я сдвинул громадину, позаимствовал инструмент, проделал лаз, навострился быстро залазить. По-тихому тырил припасы и клины, когда ко мне на этаж кто-нибудь наведывался, совал под дверь деревяшку и убегал. Потом умыкнул ключ, зазубрил график рабочих. Так поднаторел, что смогу кого угодно запереть, не издав ни звука.

— Зачем вы закрыли нас? — разозлилась Маша. — Еще и поиздевались.

— Чтоб не пронюхали. Звиняй, дочка. Я когда услыхал, что бригада умотает, порадовался: «Вот праздник-то! Поем и попью вдоволь». Наутро гляжу, вы объявились: молодые, шутливые, малехо дерганые. Я как Штирлиц, бесшумный, выведал, что вы легенду про пионера знаете, еще и без старшего остаетесь, решил, как сейчас дети гутарят, приколоться, потопал, книжки попинал, чтоб стянуть провизию, пока вы трясетесь в кроватях. Мне все ночи фартило, только в одну сплоховал, перестарался и случайно разбил окно.

— Вот куда девались продукты, — сказал Леонид. — Ты объедал нас.

— Не кривись. Побудь в моей шкуре, парень, не так замараешься. Девчоночки-красавицы, — улыбнулся Василий, глянув на Машу с Динарой, — не вовремя пришли. Я уже сталкивался с казашкой, повезло, что она не смекнула, а то бы сразу шум подняла. Гм, о чем мы? Да, с песней перегнул. Не утерпел, разыграл, будто Юрка-покойник голосит, а вы смешно заверещали. Ради бога, простите старика. Меня бес попутал.

— Это было отвратительно, — гневно буркнула Маша.

— Он врет! — воскликнула Динара. — Во-первых, я из Башкирии. Во-вторых, видела бесплотную тень, окруженную сиянием.

— Там в конце коридора окно, — сказал Леонид. — Наверное, тебе показалось из-за освещения.

— Нет! Я уверена…

— Сколько здесь шатаюсь, ни разу не видал духов, — встрял Василий. — Или мой запашок их отгоняет?

— Людей со здоровым обонянием он тоже отталкивает, — сморщила нос Яна. — Мерзость! Вы вообще моетесь?

— У бомжа тяжкая доля, — погрустнел Василий. — Вода как манна небесная.

— Поэтому на третьем этаже воняет? — вклинился Кирилл. — Это от вашего убежища, а не из-за канализации?

— Справляю нужду там или в сортире, — ответил Василий, проведя пятерней с грязными ногтями по патлам. — Иначе отыщут и шуганут.

— Зачем бродяжничать? — встрял Игорь. — Устройся на работу, купи или арендуй жилье.

— Кто ж меня примет на службу? Чтоб приодеться и причесаться, нужны деньги, а чтоб их скопить — работа. Поганые капиталисты, перекрыли кислород рядовым трудягам!

«Как низко может пасть человек, — ужаснулась Маша. — Он ведь на самом дне и даже не волнуется об этом. Очень страшно. Его фотки нужно показывать школьникам, чтобы дети старательнее учились».

— Ты убил Глеба Волгина? — сердито спросил Леонид.

Кирилл, держась на расстоянии, как от прокаженного, продемонстрировал Василию с телефона снимок покойного.

— О, знаю его, часто приходил, — оживился тот. — Хорошо платил, баловал чаевыми. Шустрый малый, далеко пойдет.

— Уже поедет, причем вперед ногами, — сказал Леонид. — Зачем ты столкнул Волгина? Спалился перед ним, испугался, что выкинут на мороз, и убрал помеху?

— Я? Убил? Никогда и никому не причиню зла. Да, воровал, да, барыжил пионерскими «сувенирами», да, скрывался, но в остальном чист и перед законом, и перед Богом.

Леонид, Кирилл, Вика и Динара наперебой выпытывали признание. Василий все отрицал, клялся, что не был причастен к гибели Волгина, а в ночь с понедельника на вторник спускался в зал, чтобы раздобыть еды, потом отсиживался в каморке.

— Вчера, точнее, уже сегодня вы на меня напали. В этой комнате, — возразила Маша. — Хотели прикончить, как и Глеба?

— М-да, виноват, — потупился Василий. — Услыхал, что кто-то чапает, шмыгнул под стол, дернул скатерть пониже, схоронился. А ты, кулема, зачем-то сунула свой нос, куда не просили. Я струхнул, вскочил, бросился на улицу. Прости, случайно толкнул. Ты бы на моем месте как поступила?

— Рассказала бы правду, — слукавила Маша.

— На трусливого и уж — змея, — философски изрек тот и прищурился: — Вы не просто студентики? Учитесь на оперов? Не зря же про улики болтали.

Ребята промолчали.

— Предлагаю, эм, выгодный обмен, — по-деловому проговорил Василий. — Вы даете мне жаркое, а взамен получаете неоценимые сведения.

— Какие? — заинтересовался Кирилл.

Мужчина попробовал поторговаться, но будущие юристы осадили его пыл. Кряхтя, Василий достал из подобия телогрейки спрятанный мешок, порылся в недрах, затем, будто фокусник в цирке, продемонстрировал обрывок листа, пояснил:

— Во. Нашел на третьем во вторник или среду. Кто-то из ваших обронил.

Динара выудила файлик, передала Кириллу, велела заразному бомжу не прикасаться к пластиковым полосам. Когда биологически опасный объект был изолирован, она опрыскала пакет для документов антисептиком и тщательно протерла салфетками. Маша встала на цыпочки, затем обогнула толпу, подошла с другого края, но все равно не разглядела содержимого.

— Что там? — буркнул Игорь.

Кирилл прочел вслух: «Встретимся в четыре утра. В холле. Не опаздывай. А то все пропустишь. Скобочка».

— Автор — девушка, — твердо сказал Гробарь.

— Почему? — удивился Семен. — Я тоже ставлю скобочки, люблю стикеры.

— Нормальные люди пишут с точками, — проворчал Игорь.

— Нет! Это пассивная агрессия, — воскликнула Настя.

Игорь неразборчиво ответил, Василий повторил условия сделки, намекнул, чтобы поторопились с ужином. Яна потребовала убрать смердящего бездомного. Завязался спор о том, куда пристроить мужчину. В итоге его отвели в необжитое крыло, предоставив воду, стул и фрукты, заперли в спальне, предварительно вынесли оттуда стройматериалы, возле двери поставили надзирателей.

— Не слишком жестоко? — пролепетала Ангелина. — Он ведь не совершил никакого преступления, а пострадал от нищеты.

— Убийца Глебушки! — воскликнула Настя. — Его нельзя выпускать.

Кирилл, словно профессор, разразился заумной лекцией о праве частной собственности.

— Почему мы раньше не заметили? — проговорил Марк, когда поучения стихли. — Взрослые мужики не смогли выследить фроггера. Вот унижение.

Маша погладила его по плечу в знак поддержки. Игорь посетовал, что у бродяги не было телефона или сим-карты «Мобифокита», чтобы связаться с внешним миром. Леонид, сходив в ванную, позволил Динаре попшикать на руки антисептиком, нарезал мясо и, включив конфорку, стал жарить на растительном масле. Общий зал понемногу пустел. Кроме команды импровизированных детективов, задержалась лишь Настя.

— Маш, — прошептала она, поманив девушку в сторону. — У вас, эм, все нормально?

— В смысле?

— Ну, — промямлила Лебедева, побледнев. — Бомж… мистика… проблемы…

— Не понимаю.

— Ладно, забей, — погрустнела она и поплелась в коридор.

«Что с ней случилось? — подумала Маша. — Перенервничала?» В душе тоже царил раздрай. Появление Васи, новая записка, воссоединение с Марком вызывали слишком противоречивые эмоции. Если бы не внутренний стержень, она бы не вынесла шквала переживаний и лопнула, как воздушный шарик.

— Скорее всего, это предназначалось Волгину, — сказал Кирилл. — Он пересекся с тем, кто составил записку, а через полчаса погиб. Похоже, мы напали на действительно стоящий след.

Леонид, помешав румяные кусочки, буркнул:

— Ты же вопил про несчастный случай и совпадение. Уже переобулся?

— Не нуди, — прервал Кирилл. — Давайте сравним почерк с бланками для универа. Плохо, что бумага размокла и запылилась, но вдруг нам повезет?

Маша покосилась на оторванный край листа, прикусила щеку, поразмыслив над внезапной догадкой: «Я ошибаюсь. Нет реальных причин для подозрений, — она запнулась. — Или все наоборот? Барбариски, неуместные фразы, пропажа снотворного… Неужели?» По коже пробежала дрожь, некоторые моменты открылись в новом свете. Она едва не вырвала из рук Динары, которая одолжила у Эмилии документы, экземпляры соседок и Златы, для удобства запечатлела оригинал на телефон и занялась экспертизой.

«Встретимся в четыре утра. В холле. Не опаздывай. А то все пропустишь» было выведено с нетипичной аккуратностью для тех, кто привык печатать в гаджетах. Наклон букв и отрывистые линии выдавали спешку, в конце строчка взбегала вверх, будто человек был в приподнятом настроении. Завиток в прописной «л» мог свидетельствовать о том, что автор рисовал или увлекался каллиграфией. Линия, соединявшая правую и левую половинки заглавной «А», напоминала морскую волну. Отложив смартфон, Маша стиснула лист, уставилась в графу с фамилией, именем, отчеством учащейся, побарабанила пальцами по столешнице и заявила, сунув страницу в самый низ стопки:

— У меня ничего.

Ложь обожгла язык, но она даже не поморщилась, гадая: «Зачем? Какой у нее мотив? Боже, я точно напутала. Это неправда». Милая девушка не могла хладнокровно расправиться с Глебом. Или мягкий характер, оптимизм были лишь маской? Сославшись на мигрень, Маша поплелась в комнату. Шагать было трудно, но жажда ответов упрямо вела вперед.

Переступив порог, она постаралась успокоиться. Мозг лихорадочно соображал, пока ладони шарили по кровати, будто что-то искали.

— У вас случайно нет альбома или тетрадки? — с напускной бодростью воскликнула она, молясь, чтобы прозвучало не фальшиво. — Хочу сделать пожелания от друзей. Формально же «Буря» — детский лагерь. Я как-то отдыхала в таком, мы под конец смены обменивались приятными словами, поздравлениями, потом вспоминали, эм, с теплотой.

Соседки молчали. «Динара так рассказывала? Или я спалилась?» — запаниковала Маша, добавив:

— Понимаю, неделя была ужасной, зато мы познакомились и пообщались. Хочется увезти что-нибудь хорошее.

— Извини, я не взяла канцелярию, — сказала Эмилия.

— У меня как раз завалялся скетчбук, — улыбнулась Ангелина. — Отличная идея. Что тебе написать?

У Маши по спине скатилась капля пота. Она будто взирала на свое отражение: лгунью, способную пойти по головам ради свободы.

— Что-нибудь приятное, — спохватившись, ответила она. — Только укажи от кого. Лучше имя и фамилию, вроде бы среди девчонок с филфака есть твоя тезка.

— Без проблем, — прощебетала Ангелина.

Завозившись, она достала из сумки для ноутбука блокнот и пачку фломастеров, взяла фиолетовый цвет, через пару мгновений озвучила послание:

— «Красавице с самыми зелеными глазами от Ангелины Логиновой. Будь такой же классной!» Я еще нарисовала собачку. Хотя больше похоже на волчицу.

— Спасибо, мне очень приятно, — выпалила Маша. — Эмилия, поучаствуешь?

— Конечно, — кивнула та.

Позаимствовав красный маркер, она быстро справилась с задачей, передала листок. Маша произнесла:

— Самой доброй Машеньке на свете от Эмилии, — она запнулась. — Авдеевой.

Сердце остановилось. Буквы «л» и «А» будто скопировали с зацепки, найденной Василием. Маша пристально всмотрелась в миндалевидные глаза, но девушка не отвернулась.

— Геля, если нетрудно, принеси мне яичницу, — попросила Эмилия. — Я очень проголодалась.

— Правильно, — просияла та. — Поешь и наберешься сил.

Пообещав приготовить самую вкусную глазунью, она ушла. Эмилия собрала волосы в хвост, поправила подушку и сказала:

— Ты никогда не была в детском лагере.

— Хорошая память. Жаль, почерк приметный. Зачем ты убила Глеба?

Эмилия кашлянула, затем отчеканила:

— Вы же не специалисты. Могли что-нибудь перепутать.

— Есть и другие доказательства, — пробормотала Маша, собрав наблюдения воедино. — Когда я увидела, что у записки оторван край, сразу вспомнила, как после отъезда Захара ты принесла бланки и Ангелина заметила, что один порван. Тогда я поверила, будто студент накосячил, но тем же вечером мы сыграли в «Правду или действие», тебя спросили про парня и про ложь. Ты призналась, что соврала в тот же день. Значит, на самом деле именно ты испортила документ, написала время встречи Глебу, с которым состояла в отношениях.

— Притянуто за уши, — возразила Эмилия. — Не нужно корчить из себя полицейского, Маш. Я ни в чем не виновата.

— Первый факт: у Волгина была «полненькая», по мнению Насти, любовница. Скорее всего, она имела в виду не лишний вес, а формы, просто завидовала. У тебя шикарная фигура и, судя по игре, все-таки есть парень, но его нужно скрывать. Почему? Вероятно, он несвободен. Второй факт: до «Бури» ты уже дружила с Ангелиной, в любой момент могла попросить у нее снотворное, а потом подсыпать в напиток Глеба, ведь больше никто не смешивал коктейли.

— Вообще-то, Вика подала ему кружку.

— Тогда бы средство подействовало раньше. Вика ненавидит барбариски, она бы точно не взяла на свидание карамельку. Тебя часто угощает Ангелина, — добавила она и сменила гнев на милость: — Понимаю, это очень страшно. Ребята не в курсе, я пришла сюда, чтобы мы обсудили без посторонних. Расскажи, что произошло на самом деле.

Эмилия поджала губы, буркнув:

— Уходи.

— Не злись. Ты не сможешь вечно обманывать. Рано или поздно они догадаются…

— Проваливай! — прошипела Эмилия, кинув в нее подушкой.

Маша, увернувшись, судорожно перебрала слова, но не нашла подходящих, поэтому, понадеявшись на удачу, выпалила:

— Он ударил тебя?

Эмилия вздрогнула, опустила руку с расческой, которую собиралась бросить, закрыла лицо ладонями и зарыдала. Маша осторожно приблизилась, протянула салфетки, позаимствованные с постели Динары. Повисла тишина, нарушаемая лишь всхлипами.

— С-скажу, — хрипло прошептала Эмилия, высморкавшись. — Я… Мы…

— Не против, если я буду задавать вопросы?

Та кивнула, промокнув глаза и вытерев щеки.

— Когда вы начали встречаться? — мягко спросила Маша. — Как познакомились?

— В октябре, — шмыгнула носом та. — Мы посещали кружок по сторителлингу, однажды разговорились. Глеб сказал, что втайне ото всех пишет книгу и хочет, чтобы я была редактором. Мне это польстило. Сначала мы виделись в универе или в кафе, потом у него в квартире, пока Настя была на учебе. Все как-то закрутилось. Он твердил, что у Лебедевой ментальные проблемы, что истеричка не переживет расставания, поэтому закручивал гайки, чтобы она бросила его. Меня бесили глупые оправдания, но он красиво ухаживал, дарил дорогие подарки, делился идеями, даже самой страшной тайной. Его дед был маньяком-педофилом. Глеб создавал биографию серийника, разбирался в мотивах и прочем, подробно описывал преступления, жертв. Бедные мальчики.

— Поэтому вы спустились на первый этаж? Искали улики?

— Ага. Он хотел, чтобы все убедились, и семья не смогла опровергнуть. Однажды заявил, что продаст права на экранизацию зарубежному стримингу, заработает миллионы, как американец, который выяснил, что его отец был Зодиаком. Глеб — невероятный мечтатель, — ласково улыбнулась Эмилия, затем поникла: — Был. Да, я подкинула записку, но потом попыталась его образумить, настояла, что внизу темно и холодно, куда логичнее идти днем. Он как параноик заладил про плагиат, конкурентов, убытки. Пришлось уступить. На лестнице Глеб начал флиртовать, мы…

Она замялась, заправила прядь волос за ухо.

— В каком-то смысле экстремалы. Обожаем все необычное. Во время прелюдии я выпалила: «Скажи, что любишь меня». Алкоголь ударил в голову, развязал язык. Глеб проигнорировал, продолжил целовать и трогать. Я разозлилась, закричала на эмоциях, чтобы он немедленно бросил Настю. Глеб ругнулся, зажал мне рот, шикнул: «Заткнись». Мне стало до чертиков страшно. Укусила его ладонь, он отскочил, замахнулся… я… оттолкнула. Перед глазами поплыло. Он покачнулся, шагнул к ступеням… потом раздался ужасный грохот… Глеб распластался внизу, пополз, ну я и убежала, затаилась в левом крыле. Все ждала, пока он зайдет в вожатскую, боялась, что убьет меня. Потом чуть не окоченела, побрела в спальню, убрала вещи, которые накидала, чтобы вы решили, будто дремлю, залезла, еле уснула, а утром, — она горько заплакала. — Н-не знаю, почему Глеб свалился. У него с выпивкой всегда было отлично, а тут… как подменили…

«Когда я проснулась, Эмилии не было в комнате, — подытожила Маша. — Мне показалось, что она накрыла голову, а в реальности это был муляж. Хитро придумано».

— Ненавижу себя, — сипло прошептала Эмилия. — Я ведь его любила…

— Ты не знала, что Глеб упадет, — уверенно сказала Маша, будто объясняла не только ей, но и себе.

— В-врала, надеялась, что все примут за несчастный случай, поэтому избавилась от записки и страниц рукописи.

Маша предъявила черновик, обнаруженный на крыльце. Эмилия подтвердила, что выбросила на третьем этаже листы с текстом, который должна была исправить. Икнув, она разгневалась:

— Дурацкая угроза. Если бы не Игорь, вы бы не начали расследование. Когда прочла каракули, сразу вспомнила, что у Гробаря похожие закорючки, решила его подставить.

— Как? — опешила Маша.

— Поболтала с Ангелиной, но ни ты, ни Динара не сообразили. Пришлось разыграть неуклюжую дуру, уронить бланки. Я специально положила вниз экземпляр Игоря и отдала в конце, чтобы ты заметила.

— Очень коварно.

— Н-не хочу в тюрьму, — сокрушалась Эмилия. — Пожалуйста, не говори об этом. Родители заплатят, сколько потребуешь, у них есть деньги. Прошу. Умоляю!

Машу затрясло. Перед взором пронеслось прошлое, когда она впервые рыдала над содеянным, с ужасом представляла срок в обвинительном приговоре. «Кто я такая, чтобы судить? — с горечью мелькнуло в мыслях. — Сама не лучше. Злая ирония. У нас почти одинаковые случаи».

— Зачем ты подсыпала Глебу снотворное? — спросила она, ухватившись за пробел в показаниях.

— Я этого не делала, клянусь! Геля кому-нибудь одолжила пакетик или просчиталась. У нее туго с математикой.

— Как Волгин потерял равновесие? Все уверяют, что он почти не пьянел, — вцепилась в несостыковку Маша. — Ты врешь, прикидываешься аллергиком, чтобы нас разжалобить.

— Про арахис и снотворное правда, — прохрипела Эмилия, давясь слезами. — Когда появились симптомы, я запаниковала, вообразила, будто духи покарали меня за убийство, обрекли на безвременную и мучительную смерть, поэтому сопротивлялась, не глотала таблетку… С Глебом… случайно… вышло… Не выдавай меня! Маша! Машенька!

Дверь открылась.

— Обед, — пропела Ангелина. — Ой, что такое?

Эмилия свалила все на болезнь, закуталась в плед и притворилась задремавшей. Ангелина, будто няня капризного ребенка, окружила ее заботой. Маша погрузилась в тягостные размышления.

С семинаров по уголовному праву она помнила, что наказание выполняло роль возмездия. Много веков назад древние люди практиковали кровную месть, отнимали жизнь за жизнь, отвечали злом на зло. В современном мире все усложнилось, однако в человеке сохранилась жажда справедливости. Фактически и Эмилия, и Маша преступили закон, стали опасными для общества. Намеревались ли они прикончить Глеба и Артема? Нет. Раскаялись? Определенно. Если бы одна преступница выдала другую, искупило бы это ее вину? Вопросы будто затягивали в пучину отчаяния. Сокрыть преступление значило бы навсегда уничтожить ту часть себя, которая стремилась помогать и защищать. Но стоило сообщить правду — испортилась бы судьба девушки, совершившей то же, что и сама Маша.

Повеяло холодом. На пороге возникла ошарашенная Вика, схватила Машу за руку и поволокла за собой, выпалив:

— Настька совсем рехнулась.

— Что произошло?

— Наглоталась таблеток. Зовет тебя, больше никого не подпускает. Сделай что-нибудь!