11

Куприянов появился только под конец рабочего дня. Вернее, сначала появился огромный букет роз — он вплыл в офис, где сидела Катерина Голубкова. Вслед за букетом обнаружился вице-президент: он был небрит, на удивление юн и явно расстроен. Куприянов прошагал к столу остолбеневшей Катерины, поставил корзину с розами прямо на конфиденциальные документы, потом наклонился и яростно поцеловал Катерину прямо в губы. Она благоразумно превратилась в соляной столб, а Куприянов решительно выдрал из кармана связку ключей, брякнул перед ней и погрозил пальцем.

— Я улетаю до конца недели. Когда я прилечу, мы поговорим. И только попробуй мне возражать! Убью.

С этими словами вице-президент Куприянов удалился, а Катерина почувствовала в себе стойкое отвращение к работе. Она аккуратно сложила документы в папочку, сдала их в отдел кадров, вышла из офиса и отправилась на стоянку. Почему-то именно сейчас ей казалось очень важным покормить кошек соседа Куприянова — чтобы создать о себе благоприятное впечатление. До сего момента она, скорее всего, производила впечатление расслабленной идиотки.

Если вы хотите попасть в район Марьино из центра вечером, вам лучше всего запастись горячим чаем в термосе, бутербродами… и выехать днем. Катерина выехала в начале шестого — и потому до нужного дома добралась к одиннадцати. Припарковав машину, она вышла и отправилась к единственному подъезду многоэтажной башни, неизвестно почему страшно волнуясь.

Лифт вознес ее на одиннадцатый этаж, и Катерина с некоторым трепетом вышла на лестничную площадку, сжимая связку ключей в потном кулачке.

Кошки, видимо, уже успели соскучиться по безвременно отъехавшему соседу, потому что орали на разные голоса. Катерина мельком подумала, что ей даже номер квартиры знать ни к чему — тут не перепутаешь — и приступила к открыванию дверей.

Двери не открывались. Катерина потыкала в две замочные скважины всеми ключами по очереди и в изумлении уставилась на них.

Двери в подъезде были типовыми, никаких изысков не наблюдалось, сложностей возникнуть просто не могло. Две квартиры, одинаковая обивка, одинаковые замки… Слабая и ускользающая мысль забрезжила в Катеринином мозгу. Она пристально посмотрела на соседнюю дверь. У соседа Куприянова кошки — значит, соседняя с соседом дверь принадлежит Куприянову…

Она подошла к двери квартиры Куприянова и вставила ключ в замок. Открылась дверь легко и без усилий. Катерина улыбнулась темноте коридора безумной улыбкой и вошла внутрь.


Высоко над землей Куприянов пытался уснуть в неудобном аэрофлотовском кресле. Рядом веселился, найдя новых попутчиков, похмельный Паша Колобков. Отоспавшись в квартире Шурки Либединской и похмелившись остатками водки вместе с закадычным корешком Максом, Паша пришёл в отличное расположение духа. Впереди ждала Сибирь, дом в тайге, банька и домашние наливочки под пельмешки. Жизнь была прекрасна и удивительна, а Паша Колобков был из тех людей, кто всегда готов поделиться радостью. В данный момент он делился радостью с экипажем рыболовецкого сейнера, возвращавшимся из Москвы во Владивосток с посадкой в Новосибирске. Крепкие бородатые мужики уже два часа не чаяли души в развеселом бизнесмене, гудел весь бизнес-класс, а Серега Куприянов тихонечко примостился возле иллюминатора.

Что-то кололо его в левое бедро, и Куприянов сердито заворочался. Потом полез в карман джинсов и долго пялился на извлеченные оттуда ключи. Странно, вроде бы у него был брелок…

Да нет, все правильно — вот этот от нижнего замка, а этот от среднего, верхний не запираем. Надо поставить испанскую дверь с универсальным ключом. Невозможно носить в карманах склад металлолома.

Куприянов сунул ключи, в сумку и заснул. Ему снилась Катерина Голубкова, изумленно распахнувшая свои зеленые глаза. Ее окружали кошки и розы, а еще Катерина Голубкова была практически голая…


Катерина осторожно прошлась по квартире. Типовая однушка была обставлена скудно, но стильно. На полу соломенные циновки, стены выкрашены в цвет слоновой кости, ванная поблескивает сталью кранов и снежной белизной кафеля… На кухне идеальный порядок, то, что никогда не давалось самой Катерине.

В комнате единственным предметом мебели была кровать. Приземистая, широкая, застеленная золотистым пледом. В стене, видимо, скрывались встроенные шкафы, но Катерина не рискнула выяснять. Она стояла и по-собачьи принюхивалась к запахам…

Пахло чистым постельным бельем, хорошим зеленым чаем и дорогим мужским парфюмом. Пахло свежим воздухом — дверь балкона была приоткрыта. Никаких фотографий на стенах, никаких полочек и стульчиков. Девственно чистая прихожая. Куприянов, судя по всему, был фанатом встроенных шкафов. Ни единой пары обуви не валялось на полу, никаких вешалок и тумбочек в прихожей.

Катерина вошла в кухню и села на единственный табурет. Сумбур в голове улегся, и она решила мыслить логически.

Куприянов перепутал ключи — и теперь она целую неделю может запросто шастать по его квартире. Удручает только одно: порученные ей кошки находятся в заточении за стеной. Катерина потянулась к холодильнику и открыла его. Пусто.

Ну, правильно. Корм у кошек дома. И туда не попасть. Кошки сдохнут за неделю, и Куприянов на Катерину обидится, хотя она здесь совершенно ни при чем.

Она вздохнула и поднялась с табурета. Для начала надо купить корм, а там видно будет.


В ночном гастрономе нашелся «Китикет», Катерина закупила его на неделю вперед, а заодно купила себе пошлых пельменей, пару пицц и майонез со сливками. Смысл купленного дошел до нее только в подъезде — она невольно воспринимала квартиру Куприянова своей. Холодильник же пустой?

Она поставила воду на газ, пошуровала по шкафчикам, нашла какие-то приправы и высыпала их в кастрюлю. Убавила огонь и отправилась на балкон.

Беглое изучение устройства соседского балкона принесло неутешительные, но обнадеживающие результаты: балконная дверь соседа была закрыта, но форточку он оставил приоткрытой. Кошки почуяли Катерину и орали уже на кухне, требуя еды и внимания. Катерина глянула вниз — и зажмурилась. Одиннадцатый этаж — это серьезно.

Она вернулась на кухню и бросила пельмени в кипяток. Мозг трудился на пределе возможностей. Надо каким-то образом попасть на балкон соседа и пропихнуть еду в форточку. Это единственный способ спасти животных от голодной смерти и выполнить свои обязательства перед Куприяновым.

Прыжок исключается, нужны леса. До соседского балкона было метра два с половиной, так что Катерине требовались доски. Для начала она решила поесть — и от нервов смолотила полную пачку пельменей. Потом сняла офисные туфли, разыскала в шкафчике стоптанные кроссовки Куприянова и отправилась вниз. У нее в центре строительные материалы для лесов водились на любой помойке.

К часу ночи Катерина Голубкова натерла ногу и перезнакомилась со всеми бомжами пятнадцатого микрорайона Марьино. Все окрестные помойки были исследованы на предмет подходящих досок, и искомые нашлись только на задворках уже знакомого фитнес-центра. Под покровом ночи сотрудница корпорации «Кохинур Индастриз» бодро таскала доски челночным методом, для придания же процессу бодрости напевала под нос популярные мотивы.

В два часа ночи стройматериалы были перенесены в квартиру Сергея Куприянова и сложены на балконе. Катерина попила чаю и принялась строить леса. Несколько досок пришлось отбраковать — они оказались коротковаты — и к трем часам ночи Катерина с сомнением уставилась на шаткий мостик из трех досок, соединявший два соседних балкона.

Страшнее ей не было никогда. Доски пружинили, как самый настоящий батут: вниз смотреть было страшно, а больше никуда не получалось. Скуля и подвывая от ужаса, Катерина по миллиметру преодолевала шаткий помост, стараясь не думать о том, что случится с нею, если хоть одна из досок соскользнет или треснет…

Оказавшись на балконе соседа, Катерина сплясала праздничный танец и принялась пропихивать еду в форточку. Кошки прыгали по подоконнику с другой стороны и радовались ничуть не меньше.

К четырем часам отважная спасительница трех кошачьих жизней вернулась в квартиру своего начальника, доела холодные пельмени и повалилась на кровать Куприянова прямо в одежде. Возможно, согласно народной мудрости, на новом месте ей и должен был присниться жених, но исторической правды ради отметим, что спала она мертвым черным сном без сновидений.


Утро следующего дня началось для Катерины часов в двенадцать, так что на работе она оказалась в два. Соседки по офису с подозрением косились на босые Катеринины ноги — колготки она порвала вчера на досках — но сказать ничего не решились. Катерина поработала часика два и сбежала, чтобы заехать домой и переодеться.

В джинсах было гораздо удобнее, и Катерина повеселела. Рассматривая свое невыспавшееся лицо, она вдруг подумала, что совершенно ни к чему мотаться туда-обратно каждый день, лучше взять с собой запасную одежду и пожить в квартире Куприянова до его возвращения. Даже необязательно его дожидаться — в субботу она в последний раз покормит кошек и уедет…

С этой благочестивой мыслью Катерина отправилась собирать сумку.

Эта неделя вместила в себя очень много событий — и вместе с тем была на редкость тихой и мирной.

Катерина Голубкова преспокойно обитала в квартире своего начальника и совершенствовалась в искусстве перелезания по доскам на чужой балкон. Кошки привыкли к ней и радостно приветствовали сквозь стекло. Перед сном Катерина готовила что-нибудь в микроволновке, а потом долго сидела на балконе и смотрела в бархатное ночное небо, мечтая о Куприянове.

Куприянов в свою очередь почти не имел свободного времени для мечтаний о Катерине. Гостеприимство Паши Колобкова не знало границ, и Куприянов с трудом отличал день от ночи — в бане окошки небольшие, поди пойми, что там на улице…

Наталья Зотова в срочном порядке оформляла через знакомых визу в Англию. Молчаливый Фрэнк каждый вечер встречал ее после работы, и они гуляли по улицам Москвы.

Шурка Либединская набрала за неделю четыре килограмма. Дело в том, что Макс окончательно обосновался у нее в квартире и каждый вечер баловал Шурочку оладушками, блинчиками и пирожками с капустой. Душевные раны Макса потихоньку затягивались, а Шурка с некоторым изумлением выяснила, что приходить с работы домой, где тебя ждет мужик в тренировочных штанах и фартуке, а из кухни пахнет едой, очень даже приятно.

Корпорация «Кохинур Индастриз» работала без сбоев.

Анюта Куприянова ровно в девять вечера желала своей маме Марине спокойной ночи и забиралась с головой под одеяло. Примерно до двенадцати она болтала по телефону с мальчиком Ваней, и ни слова про секс в этих разговорах не было.

Но время неумолимо, и суббота, тем не менее, настала.


Ранним утром в субботу невыспавшийся и небритый Сергей Куприянов стоял перед дверью своей квартиры и в недоумении таращился на связку ключей, которые ничего не открывали. Вроде бы все было правильно — и дверь его, и ключи похожи, но открыть никак не получалось. Куприянов тяжело вздохнул и поклялся самому себе в дальнейшем вести переговоры с Колобковым только по телефону, после чего предпринял последнюю попытку открыть дверь. В результате замок щелкнул. и открылся, Куприянов не удержал равновесие и шагнул внутрь чуть более поспешно, чем планировал…

И машинально заключил в объятия растрепанное видение, одетое в застиранную футболку и его собственные тапочки. Видение громко завизжало, Куприянов отпрянул — и узнал женщину своей мечты. Катерина Голубкова стояла перед ним, да еще в том самом виде, в котором он даже боялся себе ее представить. Куприянов открыл рот, чтобы хоть что-нибудь сказать — и молча сгреб Катерину в объятия. Дверь медленно закрылась за ними, свято оберегая частную жизнь двух измучившихся в разлуке влюбленных.


Он раздевал ее медленно, потому что хотел наслаждаться этим прекрасным телом не спеша, никуда не торопясь. Он целовал ее плечи и руки, медленно скользил пальцами по гладким стройным ногам, то прижимал ее к себе, то отстранялся, чтобы увидеть, рассмотреть, запомнить навсегда, каково это — впервые увидеть свою женщину обнаженной…

Катерина обмирала в его объятиях, жмурилась и мурлыкала, словно все соседские кошки разом, цеплялась за Куприянова, не в силах отпустить его, втягивала ноздрями запах его волос, его сильного, желанного тела…

В какой-то момент он ужаснулся тому, что он весь грязный и потный, после многочасового перелета из Сибири, и стал торопливо пятиться в сторону ванной, но отважная Катерина его не отпустила, и потому под душ они встали вдвоем, едва не забыв раздеться.

Тугие струи били по разгоряченной коже, и Куприянов захлебывался поцелуями Катерины, счастливо улыбаясь и постанывая от невозможности пережить это огромное облегчение — она была здесь, с ним, она принадлежала ему одному, и больше не нужно было мучиться и подыскивать слова, которые все равно оставались бы только словами…

А потом он подхватил ее на руки и понес в комнату, и они вместе рухнули в разобранную и еще теплую кровать, а солнце, смеясь, затопило комнату и позолотило кожу Катерины, отразилось в изумрудных глазах, изумленно распахнутых и счастливых, бесстыжих и святых…

Ни он, ни она не заметили того мгновения, когда их тела стали едины. Это было слишком естественно для них — любить друг друга, и потому они просто сделали то, что и следовало сделать уже давно: стали едины…

Прерывистое дыхание женщины становилось все громче. Иногда сквозь бессвязные шепоты прорывался блаженный стон, и тогда Сергею хотелось умереть от счастья, улететь прямо в бирюзовое марьинское небо и раствориться в солнечном золоте.

Раскаленный шелк простыни был грубее дерюги, ибо под пальцами мужчины переливался атлас кожи женщины, и он зарывался лицом в разметавшуюся по подушке бурю ее волос.

А потом комната взорвалась и стала Бесконечностью, и солнце разбрызгалось миллионами сверхновых звезд, а среди шепотов и криков Вечности родились всхлипывающие и смеющиеся, нежные и смелые слова:

Я так люблю тебя, я не могу без тебя дышать, не отпускай меня никогда!

Всему на свете суждено закончиться, со временем станут песком города, пылью — золото, памятью — песни, но ты все-таки не отпускай меня никогда, слышишь?

Я буду там, где не останется ничего, кроме последнего рубежа, там, где небо потеряет отличие от земли, где в шуршании ветра будет шепот Вечности. Я буду там. Я возьму тебя за руку и поведу в небеса — потому что я люблю тебя.


Они лежали, обнявшись, обессиленные и счастливые, и не было сил даже на то, чтобы пойти попить водички и сказать хоть слово. Куприянов лениво перебирал кольца волос Катерины, рассыпавшиеся у него по груди, а Катерина осторожно трогала губами его плечо, ужасаясь и восхищаясь тому, что она наделала.

Она лежит голая, в одной постели с мужчиной, который ей совершенно не подходит. У их романа нет продолжения — и все-таки ей так хорошо, как не было хорошо никогда и ни с кем, и почему-то где-то внутри живет ощущение, что все будет хорошо, и они будут вместе всегда, каждую минуту…

Телефон разорвал ленивую полуденную тишину противной трелью. Куприянов вздрогнул и сел, нашаривая проклятый аппарат под кроватью. Катерина вздохнула и перевернулась на другой бок. Она не может этому помещать, но уж смотреть на это она не обязана!

Голос Марины вибрировал в трубке, слышимость была просто отличная.

— Купер, это хамство! Ты же обещал Анюте, что выходные проведешь с ней вместе? Она не спала всю ночь, ждала тебя, я утром позвонила в аэропорт, и мне сказали, что самолет приземлился в семь! А сейчас половина второго! Где ты шляешься?

Куприянов откашлялся и сказал противным интеллигентным голосом:

— Марин, я не понимаю, что за истерика? Я прилетел, устал, как собака, я почти всю неделю не спал. Вполне естественно, что я заехал к себе на квартиру, принял душ…

— Мы сейчас приедем за тобой.

— Марин, я хочу отдохнуть в тишине, потом я приеду…

Катерина испустила душераздирающий вздох. В тридцать четыре года пора бы научиться смотреть на вещи реалистично. Не бывает никаких «навсегда». Юные любовники месяцами не вылезают из постелей только в сочинениях Сандры Мэй. Жизнь, как известно, жестче, да и любовники они с Куприяновым далеко не юные.

Катерина сползла с кровати и пошла одеваться. Сзади заерзал Куприянов, пытающийся удержать ее и не дать Марине понять, что он не один. Катерина и ухом не повела. Закрылась в ванной и молча, с остервенением стала одеваться. Джинсы мокрые, будь оно все неладно…

Когда она вышла, Куприянов сидел на кухне и мрачно смотрел в окно. На нем были старые джинсы, и выглядел он в них потрясающе. Катерина кашлянула. Сергей обернулся и посмотрел на нее глазами побитой собаки.

— Кать, подожди… Я понимаю, что ты злишься, но ты хотя бы выслушай…

— Я не злюсь. Я просто реально смотрю на вещи. Все нормально, Сереж. В конце концов, мы оба получили, чего хотели. Даже странно, что хватило времени.

— Кать… Я действительно обещал Аньке, что мы проведем выходные за городом. Давно обещал, еще до тебя. Я ее брат. А Марина — ее мать. Я не могу просто игнорировать их.

Катерина набрала воздуха в грудь.

— Ты — брат Анюты, верно подмечено. Ты не ее отец. И ты не муж Марины. Ты не сделал ничего такого, за что мог бы чувствовать себя виноватым. Наоборот, ты поступил так, как взрослые мальчики поступают крайне редко. Крайне! И я уважаю тебя за это, Сережа.

— Кать, ты когда так разговариваешь, я тебя боюсь…

— Не меня. Ты боишься самому себе признаться в том, что ты взрослый человек со своей собственной судьбой и своими собственными пристрастиями в жизни. Если ты хочешь спать с какой-то определенной женщиной, хочешь жить с ней, хочешь строить отношения с ней, ты должен делать это, а не думать, как к этому отнесется Марина и не расстроит ли это Анюту. Ты позволил им сесть тебе на шею, и они с удовольствием на этой шее ездят.

— Кать, но ведь мы…

— Я что тебе сказала с самого начала? У нас ничего не получится. Ничего, понимаешь? У тебя всегда будет на первом месте долг перед Анютой и Мариной, а на втором — твои личные дела. Но я так не могу, Сереж. Я больше не выдержу. На моем пути встречалось слишком много мужиков, которые предоставляли принимать решения МНЕ. С тех пор я ненавижу это делать. Как ты думаешь, почему выпускница истфака МГУ сидит у тебя на фирме в роли девочки для перекладывания бумаг? Да потому что я ненавижу строить карьеру и принимать судьбоносные решения. Я хочу просто любить человека, который любит меня. Он будет носить меня на руках, баловать, защищать, добывать пищу — и за это я отплачу ему самой верной, самой преданной любовью, но становиться полноправным партнером — дудки! Все, Куприянов. Я ухожу. Кошек сегодня покормишь сам. И если ты подойдешь ко мне на работе — я уволюсь.

Катерина повернулась и опрометью бросилась вон из квартиры. Куприянов некоторое время тупо смотрел ей вслед, а потом недрогнувшей рукой достал из шкафчика забытые полбутылки водки.


Через полчаса приехала Марина. Одна, без Анюты.

Куприянов мрачно посмотрел на нее и отвернулся. Марина поджала пухлые губки и процедила:

— Ну, и почему ты еще не готов?

Куприянов вскинул голову и внимательно посмотрел на женщину, которую когда-то хотел сделать своей женой. И произнес медленно и с расстановкой:

— Я всю жизнь копил обиду на отца. Не мог ему простить, что он тебя увел. А ведь по-хорошему мне надо спасибо ему сказать. Если бы не мама, конечно…

— Что?! Ты пьяный?

— Нет. Я протрезвел. Марин, ты знаешь, что… ты уезжай. Живите с Анькой в доме, сами ведите хозяйство. Ты мне больше не звони. Я сам с Анютой буду разговаривать и встречаться.

— Купер, ты сбрендил?

— Нет, в себя пришел. Привели меня в себя, понимаешь?

— Бабу нашел себе? Неужели эту толстую Катерину?

— Я женюсь, Марин. И искренне желаю тебе тоже найти себе хорошего человека. Нельзя же всю жизнь ходить одновременно и вдовой, и невестой? Надо определяться.

— Но, Сереж…

— Все, Марин. Ты больше не звони, договорились? И не лезь ко мне. У меня теперь своя жизнь.

Марина замолчала. Некоторое время она просто смотрела на Куприянова, потом повернулась и пошла. Вот это денек, устало подумал Куприянов. Вторая женщина за утро уходит от меня навсегда. Правда, с первым вариантом предстоит еще поработать…

Прошло около двух недель. Лето душило столицу нашей Родины в жарких объятиях, поголовно все мечтали об отпуске, и только Катерина Голубкова остервенело трудилась на своем рабочем месте от звонка до звонка.

После расставания с Куприяновым у него в квартире Катерина очень изменилась. Во-первых, она похудела, во-вторых, стала ходить в спортзал. Ну, или наоборот — сначала стала ходить в спортзал…

Кроме того, в ее облике появилось нечто, наповал сшибающее мужиков с катушек. Теперь ей не требовалось посещать бары и баскетбольные матчи — симпатичные и успешные коллеги, приличные молодые люди в ресторанах и даже просто прохожие так и вились вокруг нее, наперебой приглашая Катерину на свидание.

На все эти предложения она отвечала яростными фырканьями и после работы отправлялась домой. Или в спортзал.

Пару дней назад она встретила Шурку и почти равнодушно выслушала сообщение о том, что Наталья Зотова неожиданно для всех уехала в Англию. Шурка поведала об этом с ностальгической печалью в голосе, потом помолчала и вдруг брякнула:

— А меня Максимка замуж зовет!

Катерина пожала плечами.

— Хорошо. Выходи.

— Да я, вроде…

— Что «вроде», Шура? Вроде — это у бабки в огороде, не то тыква, не то дедок без порток!

— Голубкова, у тебя очень образная речь. Я теряюсь.

— Раньше ты не терялась. И вот что я тебе скажу, Шура. Все наши поиски приличного богатого и интеллигентного бизнесмена — это бред сивой кобылы в лунную ночь. Нам — тем, которым за — нужен Макс с оладушками и отсутствием абстрактного мышления. Да, он не обременен интеллектом, зато надежен, как бетонный столб.

— Ну, знаешь…

— И ничего плохого в этом определении нет! Зато он здоров физически, не мается экзистенциальными вопросами — потому что не знает, что это такое — и сможет научить вашего будущего сына кататься на велосипеде и драться, как полагается!

Шурка выглядела по-настоящему испуганной.

— Кать, ты чего разошлась-то? Я ведь просто хотела посоветоваться…

— И советоваться нечего! Тебе сорок скоро, а ты все советуешься. Решай сама. Человек вообще все должен решать сам.

— На свадьбу придешь?

— А как же! И только попробуй промахнуться в меня букетом!


Свадьбу Шурки и Макса сыграли в конце августа. Катерина пришла в гордом одиночестве, но была весела и очаровательна, так что кавалеры начали роиться вокруг нее с самого утра. Однако за столиком в ресторане рядом с ней никто не сел. Катерина немножко удивилась, но тут по рядам пронеслось, что невеста будет бросать букет…


В небольшой комнатке отдыха разгоряченный Макс учил красную и вспотевшую Шурку бросать букет через плечо. Комната уже напоминала цветочную палатку, разнесенную прямым попаданием артиллерийского снаряда…

— Макс, я в жизни в нее не попаду, и она меня убьет.

— Шурочка, это же очень просто, ты навесиком, навесиком…

— Макс, ты бросишь за меня.

— Это ж не положено…

— Хочешь остаться вдовцом в первую брачную ночь — так и скажи.

— Шур, ну я не знаю…

— Я тебя загорожу фатой, никто и не увидит. Делай что хочешь, но Катька должна поймать букет!


И были крики «горько», были тосты и песни, был громадный копченый осетр, присланный Пашкой Колобковым — только вот с Катериной Голубковой рядом так и осталось одно незанятое место. Наконец настал торжественный момент. Шурка с Максом забрались на стул и повернулись спиной к гостям. Шурка размахнулась — почему-то пустой рукой — и букет из мелких кремовых роз, перевязанный шелковой ленточкой, вылетел совершенно с другой стороны. Катерина еще успела подумать: как же так, женихи разве бросают букеты?..

…Как вдруг рядом с ней из пустоты высунулась мускулистая загорелая мужская рука, ловко поймала букет и вручила Катерине. Она вскинула глаза — и задохнулась от радости.

Сергей Куприянов стоял перед ней и невозмутимо улыбался своей сногсшибательной улыбкой. Потом он поднял руку, и все вокруг притихли. Куприянов кашлянул и громко поинтересовался:

— Катерина, ты выйдешь за меня замуж?

И Катерина так и не поняла, кто ее дернул за язык сказать «Да!».

Загрузка...