Посредница

8

— Ты виновен в смерти Ванессы! — выпалила Эбигейл. — И ты еще спрашиваешь, почему я так к тебе отношусь?!

— В смерти Ванессы? — Лицо Итана сделалось мрачным и злым, глаза засверкали гневом. Было видно, как он с усилием берет себя в руки, — его кулак, который он сжал на столе, медленно разжался. Потом Итан уставился в стол, словно собираясь с мыслями, а когда снова поднял взгляд, то был спокоен, хотя и бледен. — Я не виноват в ее смерти, — сказал он ровным тоном. — Ты заблуждаешься, Эбби.

— О да, ты не брал в руки ружье или нож, но если бы не ты, она никогда не бросилась на машине с моста.

Его глаза широко раскрылись от изумления.

— Самоубийство? Эбби…

— Перестань называть меня так! Меня зовут Эбигейл!

— Извини, — сказал он отрывисто. — Просто с тех пор, как я узнал, кем ты была… кто ты есть… Я все время думал о тебе, как о девочке Эбби. Это кажется более… реальным.

Реальным? Спазм перехватил ее горло. Иногда она и сама испытывала ощущение, что никакой Эбигейл Кассой на самом деле не существовало, что эта красивая, по мнению окружающих, молодая женщина, которая обитает в ее теле, была самозванкой, не имеющей никакого отношения к ней, к той страстной, порывистой, ласковой девочке, которую некогда звали Эбби.

Итан, должно быть, заметил перемену в ее лице. Он слегка нахмурил брови.

— Что с тобой? — спросил он. — И почему для тебя так важно, чтобы тебя называли Эбигейл?

— Нет! — выпалила она. — Я просто не в состоянии и дальше оставаться рядом с тобой!

Какой-то мускул затрепетал у него под глазом, во всем же остальном лицо его оставалось спокойным.

— Потерпи, Эбби, поскольку я не намерен отпускать тебя, пока мы не выясним наши отношения.

С тем же успехом он мог бы помахать красной тряпкой перед мордой быка. Эбигейл схватилась за свою сумку и выпрямилась, чтобы встать с кресла. Итан приподнялся и быстрым движением прижал ее руки к полированной поверхности стола. Понизив голос, он сказал:

— Я это предвидел. Если ты хочешь сбежать, тебе придется разнести здесь все в пух и прах и бороться со мной, пока не приедет полиция. Так или иначе, но я добьюсь правды и выясню, в чем дело. — Он поднял на нее глаза, и, заглянув в их беспощадную глубину, Эбигейл поняла, что он не блефует.

Она бешено сверкнула на него глазами, чувствуя тяжелую хватку его рук, от которой кровь остановилась у нее в жилах. Их взгляды боролись несколько долгих секунд, и ни один не желал уступать.

Наконец она сказала:

— Пять минут.

Он согласно наклонил голову и снова медленно опустился на стул, освобождая ее руку. Его пальцы ласково скользнули по ее рукам, перед тем как выпустить их окончательно.

Эбигейл выразительно посмотрела на часы.

Он взял свой бокал и одним глотком осушил остаток бренди.

— Ну, хорошо, — сказал он. — Давай сначала выясним, почему ты вдруг решила, будто я стал причиной самоубийства Ванессы.

Эбигейл не ожидала, что он так решительно переведет игру на ее половину поля. Для чего он это делал? Чтобы заставить именно ее произнести те слова, которые они оба хорошо знали?

— Ванесса думала, что ты ее любил, — начала она свое обвинение. — Она готова была всем пожертвовать для тебя, а ты ее бросил. Ты завлекал ее, в то время как у тебя ничего серьезного и в мыслях не было!

Его глаза сузились, словно он хотел возразить, но сдерживался.

— На самом деле все было не так!

Она недоверчиво раскрыла глаза. Что такое он говорит?

— Ты говорил ей, что любишь ее?

Итан кивнул.

— Я действительно любил ее, Эбигейл. Ты должна понять…

— Ха-ха, я все прекрасно понимаю. Ванесса любила тебя, а ты покинул ее, когда она стала… неудобной для тебя. Бедняжка так надеялась, что ты выполнишь свои обещания. — Итан открыл было рот, чтобы возразить, но она опередила его: — Не пытайся это отрицать. Я сама видела, как ты разорвал в клочки ее последнее письмо, даже не потрудившись прочесть!

— Итак, — сказал он очень спокойно, точно подводя некий итог, — ты думаешь, что я обвел Ванессу вокруг пальца, а потом бросил ее. А когда мы встретились с тобой в Таиланде, ты решила сделать то же самое со мной?

— Я думала, тебе пойдет на пользу испытать нечто подобное и на собственной шкуре.

— Месть, — покачал он головой. — Жестокая месть.

— Однако с тебя все как с гуся вода.

— Ты так думаешь? — бросил он.

— Не похоже, чтобы ты сел в машину и попытался проломить ограждение моста.

— Ты и вправду уверена, что Ванесса сделала это? — Он недоверчиво поднял брови. — Я понимаю, как ты любила свою сводную сестру, но… — Тут он сделал паузу. — В тринадцать лет ты едва ли могла понять, какими поверхностными по отношению ко мне были ее чувства.

На какой-то миг гнев лишил ее дара речи. Но едва он снова начал говорить, как она тут же оборвала его, задыхаясь от возмущения:

— Ее чувства были поверхностными? Как ты можешь говорить так о Ванессе?

— Неверное, потому, что это правда.

— Это ложь! Ты виновен в ее смерти! — закричала Эбигейл. — Думаешь, раз она мертва, тебе позволено чернить ее имя и болтать о ней такое…

— Боже мой, Эбби, да ведь ты была в то время ребенком! Что ты могла знать о настоящих, сильных чувствах? Ведь на самом-то деле ты и понятия не имела, что происходит…

— Я отлично понимала, что происходит, но думала, будто ты в действительности о ней заботишься! Мы обе заблуждались на этот счет — Ванесса и я.

— А что она тебе говорила? — поинтересовался Итан. Он выглядел слегка ошарашенным. — Ведь ты должна была понимать, что еще слишком юна, чтобы быть ее наперсницей.

— Ванесса так не думала.

Ее заявление обескуражило Итана, заметила Эбигейл. Он-то полагал, что никто не знает об их отношениях с Ванессой. — Пусть мне было не так уж много лет, но она доверяла мне. И кому еще она могла довериться?

— Значит, она передала тебе свою версию событий, и ты приняла это за чистую монету?

— Не хочешь ли ты сказать, что Ванесса лгала? — Несмотря на все попытки сдерживаться, голос ее звучал гневно и с вызовом, а щеки пылали. — Ну, конечно, она уже не сумеет защитить себя, а потому ты можешь рассказывать все, что заблагорассудится.

— Я не пытаюсь бросить тень на ее имя, только…

— Да тебе это и не удастся! — заявила Эбигейл решительно. — Она была самой обаятельной, великодушной, доверчивой из всех, кого я знала. А то, что ты сделал с ней, было подло…

Протестующим движением руки Итан прервал ее.

— Мне нечем гордиться, но, поверь, не я был причиной…

— А почему я должна тебе верить — ведь ты лжец!

— Но на каком основании, — вставил он, — ты бросаешь мне в лицо такие страшные обвинения?!

— Я была там! — Она наклонилась через стол, как бы подчеркивая сказанное. — Помнишь? Я была не таким уж несмышленышем, чтобы не знать, что вы с Ванессой были любовниками.

Его дыхание участилось.

— Так она говорила тебе это? Тебе, тринадцатилетней девочке?!

— Ей не нужно было ничего говорить — я бы и сама догадалась. Однажды я даже видела вас… — Вспомнив это, Эбигейл остановилась, залившись румянцем.

— Видела меня? Видела… нас? — Его глаза помрачнели.

— В дюнах, на берегу, — пробормотала она. — Я за вами не шпионила, но ведь вы были не очень осмотрительны, не так ли?

Последовала долгая пауза. Он не сводил глаз с лица Эбигейл, но взгляд его изменился. Итан смотрел исподлобья, и она заметила, с каким трудом ему удается сохранять спокойствие.

— Да, — выдохнул Итан наконец. — Не всегда. И ты права, некоторое время мы действительно были… близки.

Время это было недолгим — всего одно лето. Но оно совершенно изменило ее жизнь, а бедную Ванессу заставило покончить с собой. Хотя Итан едва ли был очень опечален. Он ушел, не оглянувшись, в то время как всех остальных ее гибель потрясла. Даже Мел, всегда такой сдержанный и невозмутимый, был убит горем на похоронах своей молодой жены. Его обычно прямые плечи поникли, а щеки ввалились, впервые обнаружив его подлинный возраст.

Итан глубоко вздохнул.

— Суть в том, — сказал он, тщательно подбирая слова, — что все было не так значительно, как это могло показаться.

Эбигейл вспыхнула от возмущения.

— Конечно — но только для тебя!

— Нет, прежде всего для Ванессы.

— О да, разумеется, ведь ее чувства были так мелки и поверхностны, что на них не стоило и внимания обращать. Так?

— Я не говорил…

— Но ты явно подразумевал это.

Итан набрал полную грудь воздуха. Казалось, он готов был что-то возразить, но сдержал себя и промолчал. Его нахмуренный лоб стал еще мрачнее, он явно колебался.

— Извини, если мое представление о ней не совпадает с теми воспоминаниями, которые ты лелеешь.

— Твое представление о ней — то, которое ты мне навязываешь, не совпадает прежде всего с фактами. Неужто ты всерьез хочешь меня убедить, будто Ванесса нарушила супружескую верность ради мимолетного увлечения? Что она вовсе не была в тебя влюблена?

— В действительности истинно только одно… — Он внезапно остановился, его глаза жгли и без того пылающее лицо Эбигейл. — А впрочем, считай, что я ничего тебе не говорил.

Эбигейл, конечно, не могла так считать. Она сидела, поджав губы, и ждала, что он продолжит.

— Так ты в самом деле думаешь, будто я преследовал ее и заставил нарушить клятву верности? — помолчав, спросил он. — Это было не совсем так. — Покачав головой, он добавил — Для тебя она была ангелом во плоти. Ты тосковала по своей матери, тебе было одиноко и грустно, ты нуждалась в любви, и, естественно, наделила сестру всеми возможными достоинствами. Во многом она и была такой, это точно. Хорошенькая, пылкая, жизнерадостная — во многих отношениях, Ванесса могла заменить тебе мать…

— Она была чудесной! — прервала его Эбигейл, не выдержав. Он вернул ей живое воспоминание о сестре, о ее светлых волосах, вьющихся вокруг совершенного овала лица с мягким, очень женственным ртом, о ее ясных голубых глазах, заразительной улыбке. Эта улыбка, всегда готовая превратиться в смех, не сходила с ее губ, за исключением того времени, когда сердце ее уже было разбито. Тогда губы ее дрожали, а глаза застилали слезы. Неожиданно представив, во что превратилась вся эта красота в искореженном автомобиле, Эбигейл почувствовала, как слезы подступают и к ее собственным глазам.

— Нет ничего совершенного, Эбби… Эбигейл, — поправился Итан, желая, видимо, утешить ее.

— Знаю. Ванесса была слишком любвеобильной. Будь она менее щедрой, меньше бы отдавала себя…

Какое-то странное выражение промелькнуло на его лице: в течение секунды или двух оно казалось совершенно потерянным.

— Может быть, — сказал он уклончиво. — Не имеешь ли ты в виду, что знаешь о некоторых ее… склонностях?

— Склонностях? — уставилась на него Эбигейл. — Что ты хочешь сказать?

Он облизнул пересохшие губы. Лицо его было печальным.

— Не имеет значения. Я просто… как бы подумал вслух.

— Нет, ты задал мне вопрос. Что он означает? Не могу же я на него ответить, не понимая, о чем ты говоришь?

— В сущности, ты уже ответила.

— Ответила? Не понимая вопроса? Может, ты объяснишься наконец?

Он, казалось, обдумывал ее предложение, но в конце концов решительно покачал головой.

— Нет. Добра от этого все равно не будет, во всяком случае, ты не поверишь мне.

— Вполне возможно, — сказала она и взглянула на часы. — Ну вот, кончились твои пять минут. — Эбигейл не видела смысла продолжать разговор. — Спасибо за угощение. — Она поднялась.

— Подожди. — Итан тоже вышел из-за стола. — Я надеялся… Я заказал столик в ресторане.

— Не спросив у меня? Извини, но тебе остается только отменить свой заказ. У меня дела.

Он шел за ней, пока она пробиралась между столиками, точно надеясь еще удержать. Бар был переполнен, некоторые посетители придвигали стулья, чтобы хватило места для всей компании, и это затрудняло ее движение. Итан больше не придерживал ее за руку, но она чувствовала его молчаливое присутствие у себя за спиной. Вдвоем они вышли в вестибюль.

— Я возьму для тебя такси, — предложил он.

— Спасибо, я поеду на автобусе.

— Пожалуйста, Эбигейл, позволь мне взять для тебя такси. Я заплачу.

Она обернулась, готовая снова отказать, но мысль идти на автобусную остановку и ждать там в темноте как-то ей не улыбалась.

— Ну что ж, возьми, — согласилась она, — только заплачу я.

Он хотел было спорить, но сдержал свое раздражение и, распахнув двери, вышел на улицу.

Поймав такси и усадив в нее Эбигейл, Итан назвал водителю ее адрес и, сделав прощальный взмах рукой, отступил в сторону.

Он запомнил адрес, подумалось ей с легкой дрожью, когда машина уже отъехала от отеля. Он не обманывал ее, когда говорил, что знает, где она живет.

Она боялась, что Итан снова появится в магазине в субботу утром, и ей стало легче, когда в двенадцать закрыли двери, а он так и не пришел. В промежутках между обслуживанием посетителей Элиза развлекала ее рассказом о вчерашнем спектакле и, казалось, не замечала, что подруга находится в состоянии нервного напряжения.

После полудня, по возвращении домой, Эбигейл обычно занималась уборкой. Она заполнила уже стиральную машину и пылесосила ковер, когда зазвонил телефон; она подняла трубку, выключив пылесос ногой.

— Эбигейл? — звучно произнес Итан, когда шум мотора умолк.

У нее возникло искушение бросить трубку, но она подавила этот ребяческий импульс и сказала:

— Да.

— У тебя все в порядке?

Вздрогнув от этого вопроса, она ответила:

— А почему бы и нет?

— Я думал… ты была такой расстроенной вчера вечером.

— Если это и так, неужели ты думал, что твой звонок может поправить дело?

— Пожалуй, нет. — Его голос прозвучал как-то сдавленно. — Но мне нужно было знать.

— Ваша озабоченность принята во внимание.

К ее удивлению, он рассмеялся.

— Ты выражаешься как политик.

Его смех, такой теплый и интимный, сразу вызвал в ее памяти его лицо, и она точно наяву увидела крохотные складки в углах его рта и веселый блеск карих глаз. Ее рука сжала трубку.

— Когда я смогу увидеть тебя снова? — неожиданно спросил Итан и быстро добавил — Не вешай трубку, пожалуйста.

Эбигейл колебалась.

— Мне кажется, ответ был заранее ясен. Я не хочу…

— Я отказываюсь верить, — возразил он с ноткой нетерпения в голосе, — что ты все время играла роль. Никто не смог бы так искренне сыграть, никакая актриса.

— Ты и понятия не имеешь, какая я хорошая актриса. Или, быть может, тебе невыносима мысль, что тебе отплатили той же монетой?

Последовало долгое молчание, как если бы он обдумывал ее слова. Затем он сказал:

— Тебе и в самом деле доставило удовольствие ломать передо мной комедию?

Это не доставило ей никакого удовольствия. Она чувствовала себя разбитой, испуганной и виноватой, и это чувство ни на миг не оставляло ее, хотя она была убеждена, что он заслуживал того, что получил, и даже больше.

— Да, — решительно сказала она.

К ее удивлению, он опять рассмеялся негромким вибрирующим смехом.

— Ненавидишь меня, не так ли?

— Да, — снова сказала она.

— И еще не утолила своей ненависти, все еще кипишь от гнева, который ослепляет тебя? Тебе хотелось бы еще больше покарать меня, не так ли?

— То, что я хотела бы с тобой сделать, будь на то моя воля, — сказала Эбигейл, — идет вразрез с законом.

— Только это тебя и останавливает?

— Мне не очень хочется провести лет десять в тюрьме из-за такого гадкого типа, как ты.

— Предположим, я дам тебе шанс.

Убить его? Все внутри у нее помертвело от этой мысли. Но он, конечно, не мог иметь этого в виду.

— О чем ты говоришь?

— Я предлагаю себя в качестве козла отпущения или мальчика для битья, если тебе так хочется.

Это нелепое предложение поразило ее.

— Что за безвкусная шутка, — холодно процедила она.

— Я чертовски серьезен.

— Тогда ты рехнулся.

— Очень может быть. Я не говорю, что спокойно проглочу все, что ты соблаговолишь со мной сделать, но обещаю, что физического возмездия не будет.

— Что именно ты имеешь в виду? — Она презирала себя за то, что спрашивает, но любопытство и какое-то смешанное чувство волнения и тревоги взяло верх.

— Давай сегодня поужинаем вместе и обсудим это.

— Обсудим что?

— Наши отношения.

— У нас нет никаких отношений!

— Они есть, нравится это тебе или нет. Вспомни то время, когда ты была хилой маленькой девочкой, а я — неоперившимся мечтателем-романтиком.

Хилой! Неужели она казалась ему такой? В тринадцать лет она была худой и долговязой, с длинными развевающимися волосами, и закомплексованной из-за своих чересчур выпиравших передних зубов, которые пыталась скрыть, улыбаясь как можно реже. Итан рисовался ей воплощенной мечтой девочки-подростка. Уверенный в себе, красивый и в высшей степени мужественный, с улыбкой, за которую можно умереть. А что касается романтики…

— Мне не хочется говорить о том времени, — сказала она.

— Что ж, прекрасно, мы и не будем этого делать, — с легкостью согласился он. — Поговорим о Таиланде? Ты слышала о ком-нибудь из нашей туристической группы?

— Келси прислала мне письмо. — Перемена темы вернула ей душевное равновесие. — Келси подумывает о том, чтобы провести следующий отпуск в Австралии.

— Угу. Мне понравилась Келси. Душевная женщина, по-моему.

Женщина, которая считала, что Эбигейл совершает большую ошибку, бросая Итана. А что, если она что-нибудь передала Итану? — с подозрением подумала Эбигейл.

— Ты могла бы рассказать мне о ней во время ужина, — предложил он.

— Я еще не решила, смогу ли принять ее.

— Да, — прервал он ее. — Но я прошу… пожалуйста, Эбигейл.

Эбигейл почувствовала, что ему хочется назвать ее Эбби (это слово точно вертелось у него на кончике языка), но он уважал ее желания, и по какой-то непонятной причине ей стало грустно от этого.

Она колебалась, а он шутливо настаивал на своем:

— Смотри на это как на часть тех репараций, которые я тебе должен за свои прошлые… прегрешения. Ты можешь заказать любые, самые дорогие блюда из меню, я заплачу без единого звука.

Он мог, разумеется, позволить себе это. Дела у его компании, очевидно, шли успешно.

— Это подкуп? — спросила она, вспомнив, как он подкупил Джоан дорогим ужином в Бангкоке. Он мог решить, что она так же податлива.

— Я заеду за тобой в семь, — сказал он. — Мы пойдем в лучший ресторан в городе.

Ей следовало ответить: «Нет, я никуда не пойду», но вместо этого она молчала, прикусив нижнюю губу, пока в трубке не послышались гудки.

Даже когда Эбигейл приняла душ, вымыла волосы и уложила их, а потом надела свое любимое зеленое платье с глубоким вырезом и обулась в туфли на высоких каблуках, она все еще кляла себя на все лады, повторяя мысленно те слова, которыми должна была послать Итана куда подальше. Подкрашивая губы розовой помадой, она увидела, что щеки ее горят и не нуждаются в румянах, а блеск в глазах интенсивнее обыкновенного. Она лишь слегка навела тени на веках и немножко подкрасила тушью ресницы. Руки у нее дрожали; выругавшись про себя, она достала из ящика платок, чтобы стереть темно-синие разводы туши с щеки.

Проклятый Итан! Он был единственным мужчиной из тех, что она знала, которому удавалось доводить ее до подобного состояния.

Она была готова, когда он позвонил в дверь, но все же дождалась второго звонка, прежде чем пойти открывать. Ей нужно было время, чтобы сделать несколько глубоких, успокаивающих вздохов и, примерив к своему лицу маску безразличия, без спешки собрать вечернюю сумочку, проверить ее содержимое.

Когда она открыла дверь, Итан стоял, держась одной рукой за косяк, и нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Он был совершенно неотразим в своем элегантном черном костюме с ярким галстуком поверх белой рубашки.

— Извини, что заставила ждать, — сказала она небрежно.

— Ну что же, — ответил он, окинув ее долгим взглядом, — ожидание того стоило.

Итан не двигался, а она не могла выйти, пока он загораживал дверь. Его взгляд, которым он неторопливо и внимательно осмотрел ее, вызвал в душе противоречивые чувства — от возмущения столь откровенно выраженным в нем мужским интересом до невольного желания погреться в лучах этого очевидного восхищения ее внешностью. Она выглядела отлично и знала это сама, но подтверждение со стороны было все же приятно.

Наконец он выпрямился и сделал шаг назад.

— Пойдем?

Закрыв дверь, Эбигейл прошла мимо него, и ее шуршащая юбка коснулась его брюк. Вблизи она уловила исходящий от него свежий запах душистого крема, которым он, видимо, пользовался после бритья, и подумала, что и он, в свою очередь, должен почувствовать тонкий, слегка дразнящий аромат ее любимых духов.

Он усадил ее в машину и, сев за руль, заметил, что она долго возится с ремнем безопасности. Пальцы у нее сильно дрожали.

— Вот так. — Итан наклонился и помог девушке. При этом он даже не прикоснулся к ней, и все же она почувствовала себя словно бы окутанной сильной мужской аурой, исходящей от него. Инстинктивно она вжалась спиной в кресло.

Он окинул ее удивленным взглядом, но ничего не сказал, а только пристегнул свой ремень и завел машину.

Эбигейл не спрашивала, куда именно они едут, но минут через пятнадцать они оказались у самого роскошного отеля, и пока швейцар в униформе припарковывал их машину, вошли внутрь.

Ресторан находился на верхнем этаже здания и выходил окнами на залив. Итан заказал место у окна, и Эбигейл порадовалась, поскольку так легче было избежать его взглядов. Можно было любоваться яркими огнями, которыми была усыпана набережная, и спокойной водной гладью, быстро менявшей оттенки от голубого до свинцово-серого и черного, по мере того как ночь вступала в свои права.

Она не стала заказывать самые дорогие блюда, но и не очень ограничивала себя в выборе блюд. Вино, которое он заказал, было не из дешевых, отметила Эбигейл. В этом она оставила выбор за ним.

Ему же она предоставила выбрать и тему для разговора в ожидании, пока им принесут заказанные блюда, отвечая по возможности холодно и безлично. Никто не мог бы обвинить ее в невежливости — напротив, ее манера граничила с демонстративной вежливостью.

Итан бросил на нее пару долгих, изучающих взглядов, но в конце концов сосредоточился на бифштексе, который официант поставил перед ним. Эбигейл с облегчением взяла вилку и принялась за стерлядь в белом вине. Поначалу она ощущала себя слишком на взводе, чтобы чувствовать голод, но превосходно приготовленная, изысканно-нежная рыба пробудила в ней аппетит.

Во всяком случае, еда давала ей хороший повод, чтобы не говорить. Но когда их тарелки были убраны и официант вновь наполнил бокалы, Итан сделал новую попытку завязать разговор.

— Помнишь нашу первую совместную трапезу в Бангкоке?

— Я вовсе не собиралась ужинать с тобой в тот вечер, — возразила она. — Я случайно спустилась в ресторан и застала там тебя.

Итан наклонил голову, губы его слегка изогнулись.

— Понимаю. Но так же случайно я «нашел» тебя на следующий день на набережной. Я следовал за тобой до отеля.

— Следовал за мной?

— А ты не догадалась? Неужто тебе непонятно, что я последую за тобой на край земли и даже к вратам ада, если понадобится?

Это могло быть просто красивыми словами, если бы не нотка решимости в его голосе, которая заставила ее глаза расшириться, а сердце учащенно забиться.

— Почему?

Он посмотрел на нее долгим пристальным взглядом, а затем медленно покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Ты не слышишь от меня этих слов… не услышишь, пока не будешь готова ответить мне тем же.

— Но ты никогда не услышишь от меня ничего подобного, — предупредила она. — Никогда.

В тот момент, когда она говорила это, ей было яснее ясного, что она сейчас же должна отвергнуть его, оттолкнуть навсегда, ни за что не должна позволить, чтобы затасканная, избитая и способная исковеркать всю ее жизнь фраза «Я люблю тебя» сорвалась когда-нибудь с ее губ.

Но Итан определенно был не единственным из них двоих, кто попал в ловушку, которую она так тщательно расставляла.