Потанцуй со мной

31. Константин

Она сидит прямо, отвернувшись к окну и вцепившись одной рукой в ремень безопасности, другой ковыряя кожаную обивку кресла. Прощаю ей эту шалость, потому что знаю, что нервничает. Боится. Черт, да я сейчас сам самого себя боюсь. Не знаю, на что способен этот разбушевавшийся внутри меня демон, до этого спящий годами.

Я всегда предельно четко осознавал, что собираюсь сказать или сделать, но не сейчас, когда втапливаю педаль газа практически в пол. Всегда собранный и умеющий контролировать ситуацию, я поддаюсь внутренней истерике, с которой не в силах справиться. Она — моя истерика и наказание.

Если эта девчонка не понимает по-хорошему, я умею объяснять по-плохому. Я объясню ей так, что потом она меня возненавидит, а вот мне скорее всего понравится, и это пугает даже меня.

Паркую машину прямо напротив входа в отель, чтобы она отчетливо осозновала, куда я ее привез. Унизительно? Да.

Мы оба молчим.

Приоткрываю окна, чтобы впустить московский удушающий смог. Я бы сейчас с превеликим удовольствием закурил, но вспоминаю, что бросил это дело 15 лет назад, когда родилась Маргарита.

— Ты ведь понимаешь, что будет, если мы туда войдем? — нарушаю тишину, отчего ее плечи вздрагивают. Надеюсь, она осознает, что в гостиничном номере я ей не стихи Есенина зачитывать буду.

Девчонка поворачивает голову ко мне и смотрит глазами, в которых волнуется паника, желание, страх и азарт. Но Сурикова Юлия Владимировна такая непредсказуемая, что хер ее знает, что победит.

— Понимаю, — задирает подбородок, пытаясь выглядеть увереннее, но я хоть и не Станиславский, но тоже не верю.

— Я надеюсь на это. Ты же взрослая девочка? — какой постоянно хочешь казаться.

Кивает.

Хорошо.

— Ты ведь понимаешь, что потом… — намеренно замолкаю, — … потом ничего между нами не изменится?

Молчит.

Вот это оно и есть. Потому что потом она будет считать, что у нас отношения, а я поступлю с ней, как последняя тварь.

Но я хочу сразу дать понять, на что ей рассчитывать не стоит, прежде, чем согласиться выйти из машины.

— Это для вас не изменится, — отворачивается к окну.

— Юля, — беру ее за руку, которой она уже успела вытащить нитку из кресла. Девчонка тут же оборачивается и переплетает наши пальцы. Вот черт, что я хотел сказать? Когда она вот так смотрит, а кожа чувствует ее прикосновение, думать рационально, хрен, у меня получится. — Отношения — не для меня. Они мне не нужны. Мне 37 лет, а тебе 20. Задумайся. Всё, что я могу тебе предложить, — киваю на вход отеля, — пойти туда и переспать.

Стойко выдерживает мою чертову правду, но юлить и романтизировать я не умею. Только правда, какая бы больная она не была. Потому что скрывать — сделать больнее.

— Мне подходит, — шепчет и сильнее сжимает мою ладонь.

Пффф…выдыхаю. Ну что за дура малолетняя, а? Сама же потом будет страдать.

— Юль, ты…

— Перестаньте. Хватит, — взрывается девчонка, выдергивая ладонь. — Вы врете самому себе. Неужели вы не видите то, что между нами происходит? — она хмурит брови и выжидающе смотрит.

— Вижу. И не отрицаю. Это называется похоть. Именно поэтому я предлагаю пойти в отель и сделать так, чтобы это чертово притяжение развеялось.

— Это не похоть, — кричит она. — Это другое!

— Юль, не романтизируй и не усложняй. Я даю тебе две минуты. Подумай, как следует. Либо я отвожу тебя домой, и мы больше не пересекаемся, либо выходим из машины и идем в номер.

— А потом?

— Потом я отвожу тебя домой, и мы больше не пересекаемся.

— То есть, исход в любом случае будет один? — невесело хмыкает.

— Да. Но в первом случае, мы оба получим удовольствие, а во втором — у тебя останется твоя гордость и самоуважение.

— Считаете меня бесхребетной?

— Я надеюсь на твоя благоразумие.

— Такой взрослый и умный, но такой дурак, — качает головой и остервенело отстегивает ремень. — Хорошо, — выбирается из машины и яростно хлопает дверью.

Согласен.

Дурак, раз глушу мотор, лезу в бардачок за защитой и выбираюсь следом.

Зараза, в гневе я хочу ее больше.

Я вижу, что для нее это впервые — таскаться по отелям для разового перепихона. Сейчас я ей верю. Пока девушка — администратор оформляет нам номер, Цыганка жмется в стороне и заламывает кисти.

Черт, да для меня это тоже не частое мероприятие. С Катериной мы встречались у нее дома, а когда в последний раз я снимал номер, чтобы потрах***, я и вспомнить не смогу. Тем более сейчас. Когда мое нутро плавится и горит желанием.

Пропускаю Смутьянку вперед и задерживаюсь на маленькой заднице. Она одета в простые джинсы и однотонную футболку — ничего соблазнительного, но, блть, мне достаточно ее волос и понимания того, что это именно она, чтобы возбудиться до болезненного состояния.

Бросаю ключи на стол, на кровать — пачку презервативов. Если мы сегодня решили перешагнуть за черту спасателя и его катастрофы, то я воспользуюсь всем, что она способна мне дать.

Прохожу в туалетную комнату и мою руки. Смотрю на себя в зеркало и пытаюсь найти в себе признаки слабоумия. Черт, я реально собираюсь ее трах… блть, это слово… терпеть не могу это слово. И у меня начинает жечь язык, когда хочу произнести его в случае с ней.

В комнате противно светло. Солнечный свет, нагло бьющий в окно, не вовремя напоминает, что сейчас обеденное время. И раз уж мне не удалось нормально пожрать, я восполню калории вот этой сладкой засранкой, подпирающей стену.

Темные блэкаут отлично справляются, погружая комнату в возбуждающий полумрак. Но мне ее видно, каждую черточку, каждую меняющуюся хаотично эмоцию.

— Раздевайся, — киваю на футболку. — Волосы в хвост собери.

Ее глаза вспыхивают и мне кажется, что сейчас она развернется и сбежит. Не знаю, что хочу больше: чтобы осталась или ушла. Эта амбивалентность сводит с ума, но я как загипнотизированный слежу за ее рукой, стягивающей с запястья селиконовую резинку и завязывающую высокий хвост.

Черт.

Эта шея…

Она манит к себе прикоснуться руками, губами, языком…

Сглатываю.

Я помню, как она умеет соблазнять, как изящны ее руки и грациозна осанка. Она тоже умеет играть. Со мной.

Наша партия будет единственной, но очень жаркой, это я обещаю. А вот кто выйдет победителем, а кто проигравшим — узнаем чуть позже.

Медленно снимает футболку, оставаясь в белом гладком бюстгальтере. Но я на него не смотрю. Даже если на ней бы было надето самое развратное и пошлое белье на свете, мне, клянусь, плевать. Я смотрю на миниатюрную девчачью грудь и сгораю. Мне хочется сорвать эту тряпку, потому что она прячет то, что должно быть в моих ладонях.

Меня возвращает тогда, когда в лицо прилетает ее футболка.

Поднимаю брови.

Дерзко, мать твою.

Сжимаю в кулаке и прикладываю к носу. Не сводя с нее глаз, вдыхаю пьянящий аромат дикой черники.

Не обнимает себя руками, не стесняется — она знает, что обладает прекрасным телом. — Джинсы? — спрашивает, облизнув губы.

— Я сам.

— Что дальше?

Дальше? А дальше беги! Просто, блть, беги, иначе я тебя съем: до каждой косточки, каждое перышко и волосок.

— Ложись.

Сбрасывает кроссовки, подходит к кровати и присаживается на уголок.

Твою мать! Ну ты еще руки на коленках сложи, как прилежная ученица, я и так чувствую себя чертовым извращенцем.

Сама невинность, что б тебя!

— Ложись, — повторяю грубее.

— Я тоже хочу, — снизу-вверх смотрит своими карими омутами.

— Что именно? — вопросительно выгибаю бровь.

— Раздеть вас.

Вас… Гребанный насос! Дожил. Женщина, с которой я собираюсь заняться сексом, обращается ко мне на «вы». Но дело в том, что меня это адски заводит. Как игра в преподавателя и его дерзкую студентку.

— Ну раздевай, — посмеиваюсь.

Это жесткий стеб судьбы. Эта девчонка спрашивает у меня разрешения, чтобы раздеть. Охренеть.

Встает и подходит несмело. Ее глаза мечутся по моему телу растерянно и беспорядочно, словно девчонка не знает, с чего нужно начать. Удивляюсь, потому что выглядит она озадаченно и пугливо.

— Я хочу снять футболку, — оповещает. Спасибо, блть, что предупредила. Мы каждое действие будем оглашать? У меня скоро брюки порвутся, ведь трусы уже давно в хлам, а она демагогию разводит.

— Снимай, — и быстрее, желательно!

Ее маленькие пальчики робко касаются кромки футболки и тянут наверх. Поднимаю руки, чтобы помочь и сдвинуть нашу прелюдию с места.

Теперь моя футболка остается в ее руках, так же, как ее в моих. Возвращает мое же действия, поднося вещицу к своему носу и нарочито медленно и шумно вдыхает мой запах. Это сносит башку. К чертям собачьим и всем чертям мира.

Под вскрик, хватаю девчонку под ягодицы, заставляя обернуть мои бедра ногами. Наша стыковка выглядит идеально, по всем параметрам и ощущениям: ее обнаженный живот и мой голый торс касаются и прошибают разрядами тело.

Аккуратно опускаюсь вместе с ней на постель. Ее дыхание становится частым, а мое настолько горячим, что обжигаю им нас обоих. Темный янтарь глаз испуганно мечется по моему лицу, а тело подо мной напряженно сжимается.

Что такое, Цыганка?

Испугалась?

Хочешь сбежать?

Не прокатит. У тебя было время сделать это раньше, сейчас же… затыкаю ее страх поцелуем: голодным, алчным, обещающим. Обещающим, как охрененно нам будет. Собираю с ее губ поцелуи до тех пор, пока тело не обмякает и не расслабляется в моих руках. И только тогда отстраняюсь, и смотрю в дурманные желанием глаза.

Она видит мое. Видит и чувствует сквозь неплотную ткань трико.

Целую глупышку в нос, сидя на ней сверху, но перенеся вес в колени, берусь за пуговицу ее джинсов.

Вздрагивает. Грудь ходуном ходит. Так нервничает? Да у меня у самого частит, как у юнца.

Растегиваю и тяну раздражающую тряпку вниз. Помогает, поочередно выдёргивая из джинсов стройные ножки. Бросаю на пол и мысленно готовлюсь к встрече.

Моя дерзкая Смутьянка стыдливо сводит ножки вместе, сжимая в кулачках покрывало. Да что ж ты, мать твою, такая зажатая и смущенная, точно впервые?

С упором, встречая сопротивление, выпрямляю гладкие ноги и … рассматриваю улыбающееся мне авокадо на ее трусах.

Провожу рукой по волосам и нервно смеюсь. Жестко. Жестко судьба меня нагибает.

Смутьянка обидчиво подбирается и садится в кровати, обнимая себя руками за тонкие щиколотки. Утыкает нос в колени, смущённо прячется.

Дура. Ну такая дура.

Эта девчонка не понимает, что, блть, эти полудетские трусы с авокадо меня возбуждают покруче тонкого кружева.

— Иди сюда, — протягиваю ей руку.

Упрямо отрицательно крутит головой, не показывая своего носа.

Окей. Подползаю ближе и сгребаю ее всю, усаживая к себе на коленки. Идеально. И тут идеально. Ее сладкая попка в хлопковых трусах так идеально помещается в моем паху, что даже пугает.

Обнимает меня за плечи, утыкаясь между шеей и плечом, и выпускает на волю чертовы фриссоны.

Беру ее за нежный подбородок двумя пальцами и вновь целую. Задыхается, и я делюсь с ней своим воздухом. Оглаживает мои плечи, касается живота, отчего последний вздрагивает, сокращаясь. Не представляю, что со мной будет, когда окажусь внутри, если ее воздушные касания взрывают такие фейерверки.

— Потанцуем? — моя очередь спрашивать. Мне плевать на ее ответ, каким бы он не был, я перетанцую с ней сегодня все танцы народов мира.

— Вы же не танцуете маленьких, глупых девочек, — насмешливо выгибает бровь и смотрит на мои губы.

— Не танцую, — опускаю тоненькую лямку бюстгальтера с изящного плечика. — Маленьких, глупых девочек, — наклоняюсь и целую обнаженную грудь. — А одну… — веду языком от одной точно к другой, — конкретную… — целую вторую, втягивая горошинку в рот, под тихий мурлычущий стон, — … танцую с большим… — прикладываю ее ладошку к своему паху, пусть сама узнает, насколько большим, — … очень большим желанием.

Цыганка охает и взволновано смотрит испуганными глазами. Да что ж это такое? Какая ранимая у меня любовница… Усмехаюсь.

Она со мной такая или с бывшим своим наркоманом тоже, вот так скромничала? Не вовремя этот говнюк забрался в мои мысли, потому что, от понимания, как этот мразота ее касался, трогал руками и был в ней, я хочу придушить сиреневолосую гадину.

Легко замечает мои изменения в лице. Отстраняется и не смело касается подушечками пальцев щеки. Проводит вдоль скул, очерчивает подбородок, прикасается к закрытым глазам. Эта непринуждённая ласка расслабляет, но нежничать я не собираюсь. Хватаю за руку, переворачиваю и укладываю на спину.

Быстро снимаю трико вместе с трусами, не отпуская ее взгляда. Опираюсь коленом в кровать и сам, блть, пугаюсь. Опускаю глаза в пах и смотрю, что она могла увидеть там такого, отчего ее глаза увеличились в размерах? У меня вырос второй член?

Ее реакция непонятна: либо она поражена и восхищается увиденным, либо расстраивается, что не сумел оправдать ожидания. Тут черт ногу сломит, а не поймет.

— Нравится? — спрашиваю, растягивая защиту.

— Ну такое… — поджимает губы.

В смысле такое?

Вот сейчас не понял.

Хулиганка начинает покатываться со смеху, кружась в кровати. Такие шутки с возрастным мужиком — как битой по мужскому достоинству. Тут и так чувствуешь разницу, когда у тебя седой волос на жопе, а у нее трусы с авокадо и носки с желтыми тыквами, а она масло в огонь подливает, гадюка.